Текст книги "Учитель Истории (СИ)"

Автор книги: Артур Гафуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 34 страниц)

Завыли сирены: к месту действа прибыла полиция.

– Что здесь происходит? – громко спросил я у попавшейся мне навстречу молодой компании. – Откуда вдруг столько народу?

– Там ад, – коротко бросила девушка.

– Уходите отсюда, – добавила другая.

– Быстрее, – подытожил бывший с ними парень.

Лица у всех взволнованные, если не сказать испуганные.

– Здесь все по приглашениям, – объяснил мне услышавший мой вопрос мужчина. – Я с женой пришел… Где она теперь… Вы не видели?

Неожиданно перед нами сквозь толпу протолкался полный дяденька средних лет. Куртка на нем была разорвана, руки не то в грязи, не то в саже, под глазом светился свежий малиновый синяк.

– Это чья-то провокация! – завопил он. – Там жгут тряпье, бьют бутылки! Да что бутылки – там людей бьют! Всюду флаги этих нелюдей и сами они, в масках… Это настоящий шабаш! У самых стен храма Божьего!

– Ты кого здесь нелюдью назвал, жирный? – рядом с толстяком непонятно откуда образовались два дюжих молодца в черных шапках натянутых на лицо, так, что видны были только глаза. – Ты свой народ нелюдью назвал? Русских людей назвал нелюдью?!

– Помогите!

Но поздно: никто не успел даже ахнуть, как его уволокли в самую гущу толпы, туда, где царили им же описанные страсти. Я замер беспомощным истуканом: версия о народных гуляниях растворилась, как щепотка сахару в кипящем паровозном котле.

И это было только начало. Скоро послышались выстрелы. Объятые паникой люди бросились врассыпную: меня буквально захлестнул человеческий поток. Кто-то спешил к монастырским стенам, кто-то наоборот ломился прочь, дальше от людской массы, дальше от страшного, непонятного. Но как бежать от чего-то, если частью этого являешься ты сам? Бестолковые метания, ор, проклятия: кого-то прижали, кого-то повалили, кого-то уже топтали. Трудно даже представить, что же происходило там внизу, у монастыря, но даже здесь, в относительной отдаленности от эпицентра событий, хватало ужасов. Откуда-то появились молодчики в масках, вооруженные кто битами, а кто и огнестрельным оружием. Их было немного, но они тут же принялись деловито шнырять в редеющей толпе, хватая всех подряд и сея еще больший хаос. Один умник весело палил в воздух из ракетницы, попутно раздавая оплеухи всем оказавшимся поблизости, не разбирая, мужчина перед ним или женщина. Второй тащил куда-то упиравшегося и громко вопящего паренька с намотанной на голову курткой. Третий ухнул на асфальт целую канистру бензина, после чего с радостной ухмылкой указал первому, который с ракетницей, на новую мишень. Яркая вспышка, пламя взметнулось на несколько метров, в ноздри шибанул тошнотворный запах горелых волос.

– Что же творится…

– Полиция, где полиция?

– Помогите… Прижали… Нечем дышать…

Меня сшибли с ног и едва не затоптали, но я смог подняться и поспешил укрыться в боковой улочке, состоявшей из старых трехэтажных домов. Здесь уже было тесно от людей. Кто-то плакал, кто-то кричал, кто-то звал своих близких, с кем был разлучен бушующим людским водоворотом. Некоторые особо ошалелые лезли в окна первого этажа, но не пускали перепуганные хозяева. Впрочем, где-то хозяев не оказалось, и скоро к окружающим меня звукам добавился звон разбиваемых стекол. Откуда-то справа донесся протяжный вой…

– Волки! Волки пришли!

Я был растерян, потерян, дезориентирован: ничего не понимал и не соображал. Нужно было действовать, как-то прекратить все это безумие… Но как? Бессмысленно. Значит, нужно бежать. Люди в масках были уже и здесь. Всего в двух шагах от меня какой-то щуплый поц с фиолетовой тряпкой на морде схватил за воротник молодую девушку, по виду, еще школьницу – она, как и многие вокруг, спешила укрыться от подобных ему. Сильный рывок сзади пережал ей горло и повалил на утрамбованный снег. Окрыленный удачей подонок радостно кинулся развивать успех, но в ту же секунду беспомощно рухнул вслед за свой жертвой. Так тебе, ниндзя недоделанный!

От грохота выстрела, а также от вида дымящегося пистолета у меня в руках толпа прянула в стороны, оставив вокруг вашего покорного слуги пару метров пустого пространства.

– Ты в порядке? – я помог девушке подняться и потянул ее за собой. – Бежим!

Подстреленный беспредельщик схватился за раненое колено и что было мочи заголосил:

– Братаны, помогите! Братва, у него ствол! Братва!

Ну все, теперь точно пора линять. Не придумав ничего оригинальнее, я поспешил вслед за остальными в слепой надежде, что куда-нибудь мы таки выйдем. Девушка послушно следовала за мной. Так, держа ее за руку (травмат пока пришлось спрятать в карман), мы и проделали вместе весь путь к спасению. Переулки и дворы сменяли друг друга, людей вокруг становилось все меньше и меньше. Нас не преследовали – это радовало. Но останавливаться рано – где-то за спиной время от времени раздавался пронзительный вой, так похожий на волчий. Пока есть хотя бы искра подозрения, что мы не в безопасности, надо идти вперед.

Наконец между домами и огороженными участками показался просвет. Дорога пошла под уклон. Мы вышли, буквально вывалились на речной откос. Перед глазами развернулась панорама Волги, которая в этих краях только начинала свой долгий бег к морю.

Нас оставалось не больше десятка.

– Кажется, здесь тихо, – успокоил я свою спутницу да и сам себя заодно.

– Смотри! – девушка вдруг подпрыгнула, как от удара током. – Что это?!

В километре от нас за речной излучиной, открытый, как на ладони, стоял древний монастырь. Мы видели, как возле его стен суетятся люди, видели столпившиеся на мосту машины и, опять же, бегущих людей. Видели редкие вспышки выстрелов, их отголоски долетали до нас обрывочными хлопками. Но не это привлекло наше внимание. Совсем не это.

– Дым, – чуть слышно прошептал я, сам не веря, что увиденное можно описать данным словом.

– Боже мой, – спасенная девушка испуганно поднесла ладони к лицу, словно в молитвенном жесте. – Разве это дым?

– Либо это разверзлись врата преисподней, – сказал кто-то.

– Такой густой…

– То, что сейчас было – и есть преисподняя.

– А это?

– Я такого еще не видел…

В полусотне метров над землей, прямо над монастырем расползалось густое антрацитово-черное облако. Оно уже накрыло собой церковные постройки и продолжало расширяться – не прошло и минуты, как правый край его распростерся над рекой. От земли к облаку тянулась узкая, но отчетливо различимая полоска дыма – очевидно, он и питал это эфемерное чудовище, росшее буквально на глазах. Люди замерли, не в силах пошевелиться. Кто-то тихо ругался, кто-то вдруг начал молиться. Я же молчал, весь обратившись в зрение. Такое можно увидеть только раз в жизни.

Похоже, захватившие центр города беспредельщики задумали нечто особенное. Задумали – и воплотили в жизнь. Грозное знамение… Что за вещество могло дать столько дыма да еще и такого плотного и устойчивого? А в воздухе ни ветринки, и никакой возможности разогнать наваждение. Как удачно выбран момент… Похоже, те, кто затеял бесовское представление, были прекрасно осведомлены насчет погоды.

Облако не поднималось выше, но, подпитываясь от своего источника, оно становилось все шире и шире, постепенно закрывая собой небо. Казалось, вот-вот – и само солнце спрячется за его непроницаемым покровом, и наступит тьма. Какое ужасное и одновременно завораживающее зрелище… Растекающееся чернильное пятно на белоснежном холсте безупречного зимнего пейзажа.

Почему бездействует полиция? Почему не зальют костер, вокруг которого пляшут и ликуют, как выяснилось, истинные хозяева города? Хозяева. Они все там, на виду, радуются победе на глазах у побежденных. На наших глазах. Вот уж не ожидал, что со мной в Младове вообще что-нибудь произойдет, и тем более – такое…

Полнейшая тишина воцарилась над старым русским городом. Постепенно ослабли а затем и вовсе замерли людские крики, еще раньше перестали гудеть автомобильные клаксоны. Даже полицейские сирены, и те замолчали. Казалось, все жители в едином онемении лицезреют невиданное – наступающую посреди ясного дня ночь. Край облака уже нависал над нами – а ведь мы находились в нескольких сотнях метров от очага! Я с силой втянул в себя воздух, ожидая почувствовать резкий химический запах… Но ничего подобного. Только дым, только следующая за ним по пятам темнота. Непроницаемая тень накрыла нашу небольшую группу, и тут же наступили сумерки. Я почувствовал почти первобытный ужас: лед сковал мои члены, хотелось упасть на землю и закрыть голову руками, признавая свое бессилие перед явлением, природа которого была неподвластна человеческому разуму.

И вдруг эта мертвая пронзительная тишина взорвалась. Точнее, не так. Она не взорвалась – она была взорвана. Взорвана, растоптана и брошена в небытие. Стоявшая рядом со мной женщина бессильно рухнула на колени. Воздух буквально завибрировал в неистовом порыве, когда над окрестностями разнесся неземной голос – голос самой Вечности.

– Колокола, – одними губами промолвил я.

– Колокола, – хором (шепотом!) подтвердили все.

Я вдруг понял, что прилагаю немалые усилия, чтобы не поддаться наваждению и остаться стоять на ногах.

Бронзовые переливы колокольного звона разнеслись над Волгой. Тягучие, тяжелые – словно отголоски шагов богатыря Святогора. С каждым гулким ударом страх в лицах людей сменялся… нет, даже пока еще не надеждой, чем-то иным. Но это что-то было живым, обратимым вспять. Только смерть по природе своей необратима – но смерть уходила прочь. Я был там, я видел своими глазами. Рядом со мной и ниже, у воды, и на балконах близлежащих домов, и даже на противоположном берегу – везде стояли люди. Обычные люди, точно такие же, как я. И все они слушали пение вековых колоколов, что проникало в человеческие души и согревало их изнутри своим невидимым простому взгляду светом.

Люди ждали.

Сначала я не поверил. Подумал, это какое-то самовнушение. Мало ли что может почудиться в столь волнующий момент. Но вслед за осязанием настал через глаз убеждаться, что все происходит на самом деле. Молодая сосновая поросль, раскинувшаяся над речным откосом, чуть заметно заколыхалась. Сначала едва-едва, одними лишь кончиками веток, а потом все сильнее, ощутимее…

– Ветер… Господи, ветер…

В лицо пахнуло холодом. Еще не забитый черным дымом западный участок неба стремительно заволакивали темно-розовые тучи. Холодные, зимние… Неумолимые. Ветер крепчал, с каждой секундой становясь все сильнее, злее. Полетел снег, из-под ног взметнулась поземка. Подняв глаза вверх, я сквозь прищуренные веки увидел, что черное облако, уже нещадно терзаемое налетающими порывами, изогнулось под напором ледяного воздуха: от краев его отрывались большие плотные сгустки и таяли, таяли без остатка в голубом небе. Плотная горячая масса пыталась противиться неожиданному напору, но длилось это недолго: бой уже был проигран. Не прошло и минуты с начала «сражения», как облако съежилось почти вдвое, а затем и вовсе распалось на части: ветер сносил останки поверженного врага в сторону, за реку, по пути добивая и рассеивая его безо всякой жалости.

Начиналась самая настоящая метель.

Глава IX: Люди в белых халатах

– У меня в почтовом ящике было такое приглашение, – на стол передо мной лег ярко раскрашенный картонный прямоугольник. – И у всех наших соседей тоже. На народные гуляния. Я так понимаю, многие его получили. Потому и пришли. Эти нелюди даже какой-то славянский праздник придумали… И время-то, время: час дня! Как раз когда дети учебу заканчивают. И их хотели заманить. Повезло, я еще с вечера затемпературила, не проверяла утром почту. А Яну друзья звали, но она не пошла. И хорошо, что не пошла! Иначе даже страшно подумать…

– Да, – согласился я. – Иногда болезнь и праздность могут принести больше пользы, чем здоровье и активный образ жизни.

– Ты сейчас буквально процитировал моего отца… Он любил повторять, что лучше хорошо сидеть, чем плохо идти.

– А сейчас? – слово «любил», произнесенное в прошедшем времени, заставило насторожиться.

– А сейчас он развелся со второй женой, продал квартиру в Москве, купил себе домик в Александрии и переехал туда на ПМЖ.

– В египетской Александрии?

– В виргинской.

– Ух ты…

Несмотря на свою, как она сама выразилась, «заразность», Елена без лишних разговоров впустила меня к себе в квартиру. Еще бы, ведь ей так не терпелось обсудить вчерашнее происшествие с непосредственным свидетелем! Ее нисколько не смущал факт, что свидетелей и без того набиралась добрая половина города, и многие из них видели (а некоторые еще и почувствовали на себе) гораздо больше, чем я. Последние сутки все только и говорили, что о субботе. Выясняли судьбу пострадавших, делились впечатлениями, спорили, строили гипотезы. На общем фоне мне и выделиться особо было нечем: слишком быстро ушел, слишком далеко стоял, когда появилось облако. Вся «мякоть» творилась ближе к монастырю, до которого я, по счастью, не добрался.

– Так и не выяснили, кто все это затеял? – рядом с приглашением появились чашка горячего чая и вазочка со сладостями.

– Пока нет, – ответил я, выбирая себе печенюшку, когда на глаза попалась утренняя газета с заголовком ««Бесовская» суббота: черный ужас в Младове». – Метель уже сутки не успокаивается. Полиция покопалась малость да и забросила это дело. Ждут, когда распогодится. Но, вроде как, говорили, что пострадавших не так и много: с дюжину побитых да пятеро подстреленных.

– «Не так и много», – Елена поморщилась, как от зубной боли. – Сказали бы они такое где-нибудь в нормальной стране, посмотрела бы я на реакцию общественности. А наши, как всегда: утрутся и забудут. Понятно же, что многие просто не заявляли о побоях. У нас народ такой: не принято жаловаться, если нос расквасили. Лучше в уголочке капустным листом полечиться, но не дай бог узнают, что в больницу пошел. Засмеют. Потому и пострадавших так «мало».

– Тем не менее, – я бросил быстрый взгляд в сторону Яны: та сидела по правую руку от матери и внимательно слушала взрослых. – Уровень профессионализма наших внутренних органов меня просто поражает. Я, конечно, и так знаком с ними не понаслышке, но это… На протяжении почти целого часа в центре города бесчинствовал отряд вооруженных людей. Полицейские прибыли к месту событий почти сразу же – я сам их там видел! – но ничего не сделали. Ничегошеньки! Ни одного задержанного, ни одной улики, ни одного мало-мальски внятного объяснения! И это на фоне пристального внимания федеральных СМИ в связи с пропажей коллекции Юрьевских! Ей-богу, даже самый закоренелый оптимист начнет думать, что мы зря платим налоги.

– Или что полиции кто-то проплатил их невмешательство, – процедила Елена.

– Немало пришлось платить бы… – возразил я.

– Для тех, у кого есть деньги – не так уж и много.

– Но зачем?

– Уверена, причина всегда есть. Просто мы ее не знаем. Или пока не знаем.

Ее доводы трудно было опровергнуть, но и подтвердить их было нечем, а потому я предпочел сменить тему.

– У вас из знакомых никто не пострадал?

– Да, вроде, никто, слава богу… – женщина перекрестилась и строго посмотрела на Яну: та без видимой охоты последовала примеру матери. – Только родные замучили малость. За день раз десять позвонили. Даже отец объявился, представляешь? Я о нем уже два года ничего не слышала. Говорит, волнуется, как мы тут.

– Хорошо, что волнуется, – я вспомнил вчерашний разговор с Верой и мысленно поежился: стоило немалых трудов убедить ее, что меня произошедшее никоим образом не коснулось. – Было бы хуже, если бы никто не волновался.

– А что толку от волнений? Нам от них спокойнее жить не станет.

– Эмм… Я бы не сказал…

– А ты что думаешь? – Елена вдруг повернулась к дочери.

– Я? – девочка растерянно посмотрела на меня. – О чем думаю? О родных?

– Нет. О вчерашнем.

– Ааа… – она как-то нервно провела рукой по волосам. – Я и не думаю особо. Понятия не имею. Пусть полиция работает, потом по телевизору расскажут, нашли там кого или нет. Тогда уж и подумаем. Так ведь, Филипп Анатольевич?

– Если захотят, найдут, – кивнул я. – Ведь у них есть все шансы найти. Пусть даже не по горячим следам.

– Как это? – заинтересовалась Елена. – Ты что-то знаешь?

– Да что тут знать, – я покрутил в руках приглашение на «праздник»: яркое, красочное, глянцевое. – Хотя бы через типографию. Нужно просто отследить заказ. Или опросить свидетелей. Город маленький, наверняка кто-то кого-то узнал, пусть даже не по лицам. Или… Или…

– Или? – в один голос повторили мама с дочкой.

– Или… – я осекся на полуслове. – Ух ты… Слушайте, а у вас случайно нет знакомых врачей?

– Мозг заклинило? – сочувственно поинтересовалась Яна.

– Держи при себе свои остроты, – шикнула на нее Елена. – В чем дело, Филипп? Плохо себя чувствуешь?

– Есть немного, – не хотелось врать, но и тратить время на досужие поиски тоже не хотелось. – Мне ведь малость досталось вчера. Бок беспокоит. Думаю завтра сходить, записаться к терапевту.

– Сильно досталось? – в голосе женщины читалось настолько искреннее беспокойство, что даже я устыдился выдуманной болячки. – Может, вызвать скорую?

– Нет, нет, что вы! – я поспешно замахал руками. – Не нужно отвлекать врачей: у них и так сегодня дел невпроворот. Но завтра определенно стоит наведаться… В местное медучреждение. У вас там нет знакомых? Жаль… Ладно, придется через регистратуру.

Яна вышла вместе со мной: мы договорились, что я довезу ее до магазина, а потом подброшу обратно. Вечер уже, темно, на улице метет. Да и вообще после вчерашнего страшно отпускать ребенка одного.

Сейчас всем страшно.

– А ты вправду частными расследованиями занимался? – девушка вальяжно плюхнулась на переднее сиденье, проигнорировав ремень безопасности.

В отсутствие других взрослых она сразу же перешла на «ты».

– Было дело, – перед тем, как сесть, я в сотый раз с грустью провел пальцем по длинной, протянувшейся через обе левых двери царапине: по счастью, это был единственный след, оставленный на моей многострадальной машине вчерашними беспорядками. – Ты бы пристегнулась, нет?

– Зачем? У тебя же подушки безопасности.

– Без ремня, без фиксации тела, – начал объяснять я, параллельно настраивая видео регистратор. – От подушек больше вреда, чем пользы. Но разработчики этой тачки не дураки, поэтому, если не пристегнуться, в случае аварии они попросту не сработают. Чтобы не убить тебя ненароком.

С удовольствием отметил, что ее челка удивленно поползла вверх.

– Да ладно? Гонишь! Я не знала…

Но пристегиваться все равно не стала. Как хочешь, мое дело предупредить.

– А почему ты спросила про частные расследования? – поинтересовался я, пока мы осторожно лавировали меж припаркованных автомобилей и снежных заносов, выбираясь со двора. Ветер бил прямо в лобовое стекло, видимость почти нулевая. «Дворники» не спасали.

– Да так, – лениво протянула Яна. – Подумала, что ты и этим делом захочешь заняться. Или ты за бесплатно не работаешь? Бляха муха! Мама забыла дать деньги на краску для волос. Вернемся?

– Черта с два.

– Это ты про краску или про розыск?

– И про первое, и про второе. Почему ты вообще решила, что мне будет это интересно?

– Женская интуиция.

– Ну-ну…

– Просто у тебя на лице написано, что ты с виду весь такой тихий и мирный, а внутри тот еще прохиндей. Главное, помни, что я говорила насчет громобоев: их опасно трогать. Но вообще думай сам.

– Так это были громобои?

– Как вы догадались, Холмс?! – Яна залилась неприятным саркастическим смехом, не отвлекаясь, впрочем, от поисков отсутствующих денег. – Ты же сам говорил, громила в маске что-то там балакал про великий русский народ. На этом у нас только громобои выезжают. У них все, кто против них – не русские. Делай выводы.

– Может, он просто так сказал. Из патриотических побуждений.

– Дурак? – Яна перестала копаться в сумочке и посмотрела на меня. – Это была чистой воды демонстрация. Демонстрация силы, если ты не понял. Позавчера они украли реликвию, которая нужна им. А вчера показали, что не боятся ответственности за это.

– Зачем?

– Затем… Чтобы все знали. И не рыпались. Ты не одолжишь мне сто двадцать рублей?

– Одолжу. А тебе не кажется, что в стремлении продемонстрировать свою самодостаточность они немного перестарались? Репортажи идут по центральным каналам, куча видео в интернете, и вообще реакция получилась довольно бурной. Что само по себе даже не удивительно. Не исключено, что уже завтра в Младов заявится ФСБ.

– А я, – возразила девушка. – Более чем уверена, что полицейские так никого и не найдут. И не накажут. Разве что уволят пару рядовых милиционеров. А через неделю все предпочтут думать, что ничего этого вообще не было. И будут жить дальше.

– Посмотрим, – скептически хмыкнул я.

– Вот увидишь. Так всегда и происходит.

Но ждать целую неделю для того, чтобы или опровергнуть слова Яны или убедиться в ее правоте, мне не захотелось, поэтому уже на следующий день я поперся в городскую поликлинику. Только не в регистратуру, как было озвучено на кухне у Елены, а в приемное отделение.

– Здрасте! Не подскажете, у вас ли я могу найти раненых в позавчерашних беспорядках? Меня интересуют те, кто получил огнестрельные ранения.

– А вы что, из полиции? – инфернального вида женщина окинула меня взглядом, которому позавидовал бы сам Люцифер.

– Эээ… – тут же запнулся я. – Нет, не из полиции. Но у меня…

– Тогда справок не даем, – отрезала она, а в ответ на мои попытки добиться ее благосклонности безапелляционным тоном заявила: – Будешь здесь шляться – настоящую полицию позову. Или санитаров.

Фиаско, однако.

Попытка прорваться через регистратуру тоже закончилась ничем, ибо меня послали обратно в «приемник». Гиблое дело. Пошел искать сам, слепо надеясь на удачу. Однако помыкавшись с полчаса по этажам да по лестницам и так ничего и не найдя, я совсем приуныл. Какой толк бродить здесь, по этим вековым коридорам с вековой давности ремонтом? Ясное дело, что нужные мне люди находятся в стационаре, куда меня никто не пустит.

Смирившись с поражением, я начал уже искать лестницу, которая привела бы меня к выходу, когда, минуя одну из приоткрытых дверей, услышал доносившийся из-за нее хрипловатый женский голос:

– Лев Александрович, Сазонову отпускаем?

– Нет, подожди немного, – отозвался тот, кого назвали Львом Александровичем. – Я с ней еще переговорю.

«Да пусть я облысею в тридцать лет, если в таком крошечном городишке мне встретится второй человек по имени Лев!» – мысленно возликовал я, после чего смело распахнул дверь и шагнул за порог:

– Лев Александрович?

– Вон!!!

– Ааааа!

Я успел увидеть обнаженную до пояса женщину, бородатого мужчину в халате и летящую в мою сторону небольшую дамскую сумочку… После чего в дело вступила реакция, и дверь запахнулась одновременно с глухим звуком удара с обратной стороны. Вопли тут же стали приглушеннее.

– Ты что, офонарел?! – секунду спустя дверь снова распахнулась, и дюжая рука железными клешнями вцепилась мне в плечо. – Читать не умеешь? Что здесь написано?

– «Маммолог», – машинально прочитал я, мысленно уже готовясь к немедленной смерти.

– Правильно, маммолог. А чего ты поперся тогда?! Больной, да? Тебе тоже сиськи проверить?

– Не… Не надо, – разозленный доктор выглядел достаточно угрожающе, чтобы отмести всякие сомнения относительно серьезности его предложения. – Я просто поговорить хотел.

– Со мной, что ли?

– Ну… – я быстро осмотрел его: высокий, мордатый, с короткой бородой без усов и копной медных волос на голове; на лацкане халата потертый бейдж с фото и надписью «Лев Александрович Еремицкий. Врач-маммолог». – Кажется, да.

– А, тогда ладно, – в ту же секунду железная хватка ослабла, а обозленное выражение на лице Льва Александровича сменилось любопытством. – Жди сиди, я осмотр закончу.

Перемена настроения была столь разительной, что я даже заподозрил неладное. Похоже, он такой же чудик, как и его друг-историк. Один учит людей, второй их лечит. И оба такие «приветливые»… В смысле, с приветом оба.

Ждать пришлось недолго, и вот я совершенно официально допущен в маммологический кабинет, женское представительство в котором сократилось до одной персоны – медсестры, которая, к счастью, была одета и молча перебирала какие-то медицинские штуки, разложенные на столе.

– Я тебя вспомнил, – Лев Александрович жестом указал на видавший виды кожаный диван и, дождавшись, когда я сяду, примостился на стул напротив. – Ты тот чудик с речки, что коленочку ушиб. Хорошо, что так, а то я просто послал бы тебя куда подальше, и дело с концом. Чтобы пациентов мне не пугал. Как коленочка, кстати? Не беспокоит?

«Чудик твой друг… Да и ты, походу, тоже слегка того», мысленно возразил я, но вслух спорить не стал, а вместо этого сразу перешел к делу.

– Как раз насчет пациентов я бы и хотел поговорить. Только не знаю, с чего начать…

– Если хочешь сказать мне слово, попытайся использовать рот. Что не так с моими пациентами?

– С твоими – все в порядке. Но мне нужно найти других.

– Каких еще других?

– Которых… Мы не могли бы поговорить наедине?

– Мне от Наташи скрывать нечего, – недовольно протянул доктор. – И обсуждать что-то такое, что потом пришлось бы скрывать, я тоже не хочу.

– Ладно, – смирился я. – Меня интересуют пациенты, которые поступили позавчера. А именно те, что с огнестрелами. Таких же всего пятеро, так?

– Понятия не имею, – на лице врача не промелькнула и тени эмоций: как будто к нему каждый день подкатывают с подобными просьбами. – Не мой профиль. Тебе-то какое дело до них? Друзья, что ли?

– Нет, не друзья. Возможно, одного из них подстрелил я.

– Да ну? – Еремицкий дернул головой, выдав некое удивление. – Как же так вышло?

– Я стрелял в одного из тех, кто был в масках. Он приставал к девушке.

«Которую потом пришлось сдать на руки отцу, а отец этот еще и с кулаками полез… Скотина неблагодарная».

– И куда попал? – спросил доктор.

– В ногу. Точнее, в бедро. Кажется, в правое.

– Думаешь, он у нас в больнице?

– А где ему еще быть? Не дома же лечиться. Он вполне мог снять маску и прикинуться точно таким же пострадавшим, как и все прочие.

– Логично… – Еремицкий встал со своего стула, я тоже поднялся. – Нет, ты сиди. Я схожу в приемник, уточню…

Мы остались наедине с медсестрой. Во время нашего короткого разговора с доктором она перебирала какие-то медицинские инструменты и всем своим видом показывала, что ей совершенно не интересно, о чем мы там болтаем. Теперь же она оторвалась от своего рутинного занятия и смотрела прямо на меня. Молодая, но какая-то осунувшаяся, бледная, с жидкими светлыми волосами – словно она безвылазно жила в этой больнице и давным-давно не видела солнечного света. Каменное лицо, на котором не мелькнуло даже отблеска улыбки, делало ее еще менее привлекательной. Возможно, она осуждала меня за мой поступок. А может, у нее просто были свои планы на свободное время Льва Александровича. Я отвел взгляд и принялся увлеченно рассматривать узор из трещин на ближайшей ко мне стене. Они напоминали очертания Северной Америки, только без Флориды. Не ахти какое открытие, но уж лучше потренироваться в парейдолии, чем просто сидеть под этим холодным, пронизывающим взглядом. Поняв, что заговаривать с ней я не собираюсь, медсестра снова вернулась к своему занятию.

Время тянулось медленно. Я успел еще раз все обмозговать, после чего тут же усомнился в правильности своего решения довериться первому встречному. Вдруг Еремицкий сочувствует громобоям, и на выходе меня уже поджидает небольшая толпа с битами и кастетами? Даже не толпа – для такого задохлика, как я, достаточно будет всего двоих. Или одного, если им окажется сам Еремицкий. А еще доктор может случайно проболтаться коллегам, тем самым выдав своего информатора. Или довериться своему чокнутому дружку, чего бы я уж точно не хотел бы. И зачем я вообще в это ввязался? Меня ведь даже никто не просил. Важный суд на носу и к пятничному уроку надо готовиться, а я уже занимаюсь всякой ерундой, не имеющей никакого отношения ни ко мне, ни к моей профессиональной сфере. Какова цель? Раскрыть, кто стоит за дебошем? Так и так все знают. Найти пропавшие предметы из коллекции Юрьевских? Едва ли это возможно в нынешних условиях, когда кругом царит перманентный бардак, приправленный беззаконием. Меня сметут, как пешку с доски, стоит только заикнуться о своем участии в партии. Ладно, хватит красочных аллегорий. Мне просто нужно выяснить, есть ли среди раненых мой «клиент» и, если его там нет – забыть про это дело и вернуться к насущным заботам. А преступников пусть ловит полиция.

Скрипнула дверь, появился Еремицкий. Я сразу отметил, что видок у него был достаточно мрачный, и потихоньку начал морально готовиться к скорой встрече с битами и кастетами.

– Выйдем, – негромко бросил он. – Наташа, я ненадолго.

– Выйдем, – согласился я, опасливо покосившись в сторону так и не проронившей ни единого слова Наташи.

Едва мы отошли от кабинета на несколько шагов (чтобы не слышали дамы, стоявшие в очереди), он шепотом произнес:

– Ты был прав. Есть у нас в стационаре Артем Бабушкин, шестнадцать лет, огнестрельная рана правого бедра с проникновением, повреждение мягких тканей. Травматика. Он самый?

– Возможно… Мне надо посмотреть.

– Тогда пойдем.

И тут я запаниковал.

– Куда? Прямо к нему?

– А ты как хотел? – Еремицкий остановился. – Чтобы узнать вкус воды, нужно начать пить.

– Это откуда такая мудрость?

– Из песни. Пойдем, говорю.

– Никогда не доверял цитатам из песен.

– Это я тебе говорю. Или ты уже обсикался?

– Ничего я не… – я осекся, сообразив, что уже начал оправдываться.

– Тогда хватит попусту тратить мое время. Видел очередь? Они меня ждут.

– Да, я понимаю, но…

– Господи ты, боже мой! – Лев начал терять терпение. – Да чего ты боишься? Он вдвое младше тебя! И раненый!

– Ладно, уговорил, – поразмыслив, стоит ли делиться с доктором, что боюсь я не самого Бабушкина, а его подельников, буде он меня опознает, я решил, что доктор такого доверия пока что не заслужил. – Пойдем.

– Так бы сразу, – пробурчал Лев. – Все равно пошел бы. Но нет, надо ломаться, как девочка у гинеколога…

Мы заглянули в процедурку, где я разжился белым халатом и бейджем на имя Егорова Ивана Егоровича. Теперь, если молчать, не забывать делать умное лицо и не думать о том, что, согласно легенде, моего отца зовут Егор Егоров, я вполне сойду за врача.

– Готово.

– Отлично, – одобрил мой «подельник». – Тебе он как раз в пору.

Мы зашли в лифт, который перевез нас с четвертого этажа на первый.

– А кто такой Иван Егорович, – спросил я где-то в районе четвертого этажа.

– Доктор, – ответил Еремицкий и на третьем и, после недолгого раздумья, добавил на втором: – Он умер на пошлой неделе.

– Что?! – возмутился было я, но был бесцеремонно перебит.