Текст книги "Учитель Истории (СИ)"

Автор книги: Артур Гафуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 34 страниц)

Я последовал к выходу, когда уже у самых ворот столкнулся с небольшой группой школьников, заходящих с улицы. На вид – пятиклассники, может, чуть постарше. Завидев митингующих, они возбужденно заголосили и наперегонки побежали к ним, радостно вопя во всю глотку:

– Шизик тут!

– Шизик с вами!

– Шизик, выходи!

Один из пацанов, поскользнулся и полетел на землю, но на него никто не обратил внимания. Тут же подскочив, словно резиновый мячик, он, как ни в чем не бывало, припустил следом за товарищами, горланя громче прежнего:

– Шизик, шизик!

Шизик, шизик… Что еще за шизик? Заинтересованный их поведением, я задержался у ворот, но издалека так и не смог разглядеть, к кому именно обращались дети. Не иначе к кому-то из стоявших в добровольном оцеплении.

Появились монахи и начали успокаивать собравшийся народ: завидев людей в рясах, оравшие про шизика детишки кинулись врассыпную, ловко уворачиваясь от тянувшихся к ним рук и вереща, как резаные поросята.

Похоже, еще одна привычная для местных забава, решил я про себя и отправился восвояси.

Глава IV: Снова в школу

– Уважаемые коллеги, позвольте представить вам Филиппа Анатольевича Лазарева. Филипп Анатольевич любезно согласился на время влиться в наши ряды, дабы поделиться с учениками своими знаниями основ юриспур… юрипрус…

– Юриспруденции, – я вежливо кивнул Елене, а вслед за тем дружелюбно улыбнулся остальным собравшимся в учительской педагогам. – Очень приятно. Надеюсь на плодотворное сотрудничество.

В ответ лишь несколько вялых улыбок да пара небрежных кивков. Вот так прием. Даже не верится. Я метался взглядом от лица к лицу и все больше разочаровывался, то ли в них, то ли в себе. Судя по физиономиям, товарищам вообще глубоко пофиг, новый ли я их коллега или восковая фигура последнего. Абсолютное торжество равнодушия. Да нет, даже не равнодушия, а какой-то смеси брезгливости и разочарования. Что я сделал не так? Только в глазах двух молодых учительниц заметна хоть какая-то симпатия, но, как я сразу заподозрил, это связано исключительно с моей гендерной принадлежностью. Мужчин и вправду маловато: пожилой преподаватель музыки (ровесник безвременно почившего Ростроповича) да алкаш-трудовик, который прославился спаиванием учеников в дни государственных праздников. Все прочие – дамы, причем, большинство уже в хорошем возрасте. Их я не заинтересовал даже как мужчина. Мда, веселая работка ожидается…

Директриса – особа, вроде бы, и не старая, но какая-то вся обрюзгшая, оплывшая и запущенная – лениво посмотрела в мою сторону, поморщилась и уткнулась в экран своего телефона. Тоже мне жюри. Странно, что меня вообще взяли без предварительного согласования и собеседования с ней. Или она так доверяет своему заму?

Елена, завидев реакцию собратьев по цеху (видимо, сама она ожидала чего-то иного), густо покраснела и спешно свернула церемонию.

– Ну, вот и познакомились! Филипп Анатольевич приступает к работе в пятницу, сегодня просто зашел поздороваться.

– Да, да, – поспешил согласиться я. – Был очень рад. Надеюсь, в пятницу получится…

– Да, в пятницу познакомимся поближе!

Странно, но при этих словах на некоторых лицах возникло кое-какое движение. Еще не до конца осознав, в чем здесь суть, я осторожно продолжил.

– Несомненно. Думаю, после уроков можно будет устроить небольшой…

Лица обретали краски, в них пробуждалась жизнь. Но я уже и так все понял. Они ждали стола. «Поляны», если по-простому. И решили, что раз новенький даже тортика с собой не принес, значит, он жмот, жлоб и вообще нехороший человек. Что ж, одной загадкой меньше. Будет вам банкет, дамы и господа, будет, не переживайте.

– Ждем вас в пятницу, – подмигнула мне молодая, не очень красивая учительница с короткими светлыми волосами.

– Хорошо, хорошо, я все понял. А теперь я, пожалуй, не буду тратить ваше время и пойду…

– Простите, я опоздал! Ничего не пропустил?

Я обернулся. В дверях стоял запыхавшийся молодой парень в сером костюме. Сперва мне показалось, что это какой-то заблудившийся одиннадцатиклассник: выглядит соответственно, да и голос какой-то мальчишеский, – но директриса, снова оторвавшись от своего телефона, укоризненно бросила в его сторону:

– Сизов, ну сколько можно? Каждый день одно и то же.

– А что? – вновь прибывший посмотрел на часы. – Еще только двадцать шесть минут девятого. До начала урока целых четыре минуты!

Тут он заметил меня и так широко и радостно улыбнулся, словно я был его старинным другом, которого он не видел много-много лет. Я невольно отступил на полшага назад: показалось, что парень вот-вот кинется обниматься. Но он лишь переложил портфель из руки в руку, освободившейся пятерней пригладил свои короткие растрепавшиеся волосы и поправил лацкан пиджака, под которым вместо рубашки обнаружилась серая, под цвет костюма, водолазка.

– Привет, – осторожно поздоровался я, краем глаза косясь на Елену: не подаст ли сигнал к бегству?

– Привет, привет! – воскликнул он, не прекращая своих манипуляций с пиджаком. – Ты у нас тот самый новенький, который юрист из Москвы? Здорово! А я Женя… То есть Евгений Валерьевич. Историю преподаю.

– Потом познакомитесь, – перебила его директриса. – Все, прошу всех разойтись по кабинетам. Дети ждут. И мне пора…

Через минуту учительская была пуста. Остались только мы с Еленой да молодая светловолосая учительница – та, что подмигнула мне.

– Сонечка, тебе чего? – обратилась к ней Елена.

– Ничего, – ответила та, занимая освободившийся диван. – Просто у меня урока нет.

– Ааа… Ну ладно. Филипп Анатольевич, пройдемте в мой класс? На пару слов.

– Да, конечно…

– Идем, – она всем видом показала, что хочет поговорить со мной тет-а-тет, и так некстати оставшаяся свободной Сонечка немного мешается.

Прозвенел звонок.

– Почему ваш историк так мне обрадовался? – спросил я, пока мы пробирались сквозь стремительно редеющие потоки учеников, спешивших в классы. – Словно я ему денег задолжал, а теперь сообщил, что возвращаю.

– Не обращай внимания, – отмахнулась Елена. – Женя вообще у нас чудак, каких редко встретишь. Это сегодня он в костюме – редкое явление. Бывало, что и в домашних тапочках приходил.

– Да ладно! – не поверил я.

– Я правду говорю. Он безобидный, конечно, но странный. По-настоящему странный.

– В каком смысле странный?

– Ну… Не совсем здоровый, что ли… Ему бы у врача провериться, если по-хорошему.

– Как же такому разрешили в школе работать?

– Я же говорила тебе! С кадрами сейчас беда. Да и предмет свой он знает назубок, лучше него в городе не найти. Другой вопрос, как эти знания он доносит до детей…

Мы зашли в кабинет, где преподавала Елена. Сейчас он пустовал, но судя по всему, это ненадолго – до начала следующей сорокапятиминутки. Обстановка недвусмысленно указывала, что здесь в ходу русский язык и литература. Сразу вспомнилось, что позавчера моя нанимательница упоминала ученицу – призера областной олимпиады. Как раз по русскому языку. Значит, Елена Ильинична не привирала, говоря, что она одна из немногих, кому не наплевать на школу. Судя по обстановке, царящей в учительской, так оно и есть…

– О чем вы хотели со мной поговорить? – я уселся на первую парту – прямо на столешницу.

Моя нанимательница тут же меня одернула.

– Сядь на стул. Ты… Вы, все-таки, теперь учитель. Вдруг кто-нибудь зайдет?

– Да, простите… – я поспешно пересел.

Хозяйка класса расположилась за своим столом.

– Документы о вашем временном трудоустройстве будут готовы завтра.

– Хорошо.

– Я буду очень рада, если перед первым уроком мы обсудим твой учебный план. Чтобы не было эксцессов. Но это желательно сделать уже завтра, иначе может не хватить времени на правку.

– Разумеется.

– План составили?

– Почти. Сегодня будет готов.

– Это хорошо… А моим делом вы уже занимались?

– Увы, нет. Вчера я весь день и вечер посвятил школьным вопросам. Но сегодня засяду за жилищный кодекс.

– Надеюсь, что-нибудь найдется…

– Елена, – я демонстративно постучал пальцем по парте, привлекая ее внимание. – Мы все это еще вчера обсудили. Теперь по второму кругу. Вы думаете, я с первого раза не запомнил?

– А? – она изобразила непонимание. – Нет, конечно же я так не думаю! Просто хотелось поговорить…

– Может, о реакции ваших коллег на мое появление?

– Да, может, и о них… Как вам преподавательский состав?

– Как вы могли заметить, не очень… И, кажется, это взаимно. У вас тут все в порядке?

– В каком смысле, в порядке? – женщина бросила поспешный взгляд на закрытую дверь. – У нас все, как всегда.

– Заметно.

– Не думай, что ты им не понравился, вовсе нет! Заметь, после того, как ты сказал про банкет, они очень даже оживились! Просто люди после праздников, второй рабочий день. Не все еще влились в струю. Да и вчера небольшое происшествие было…

– Происшествие?

– Двоих учеников в полицию забрали. Пытались ночью вскрыть школьный гараж.

– Вот оно что…

– Теперь они в СИЗО, полиция завела дело, выясняют обстоятельства. Боюсь, их будут судить. Самое странное, что ребята не из тех, на кого можно было бы подумать. Раньше ни в чем подобном их не уличали, да и семьи у всех хорошие… Что им могло понадобиться в гараже… Там даже машины сейчас нет, она в ремонте.

Елена выглядела очень расстроенной, и я решил уточнить.

– Такое ведь не часто происходит?

– Увы, чаще, чем хотелось бы, – она сняла со спинки стула шаль и закуталась в нее. – Но этих детей жалко. Я почти уверена, что они не сами, их кто-то надоумил. Но едва ли мы узнаем, кто.

– Почему?

– Они не скажут. Боятся. Есть тут у нас личности, которые любят устраивать себе развлечение – подставлять невиновных.

– Что за личности?

– Школьники. Везде есть дети, которые считают себя лучше других. У нас тоже такие были, когда я училась.

– И у меня, – согласился я, поневоле поежившись. – Но это же не повод, чтобы бросать ребят в беде! Тем более, когда известно, кто зачинщик.

– В том-то и дело, – печально улыбнулась Елена. – Зачинщиков у нас, увы, много, но кто из них поучаствовал именно в этой истории – неизвестно. И дети не признаются, ведь их запугали. Не бери в голову, Филипп. Мы сделаем для них все, что можно. Это же наши дети, детей мы не бросим, пусть даже сейчас не самое простое время. Но давай лучше поговорим насчет твоего плана…

Покинув класс, я решил немного прогуляться по школе. До конца урока еще пятнадцать минут, в коридорах тишина – лучшей возможности для изучения локации трудно даже представить. Вообще, как я уже говорил, здание производило хорошее впечатление: все опрятно и чисто. Двери в классы плотно закрыты, везде идут занятия. Полы на третьем этаже блестят влагой, здесь уже успели прибраться, хотя день только начался. Из расположенного неподалеку кабинета музыки доносится приглушенная мелодия пианино, разбавленная нестройным хором учеников. На подоконниках – цветы в горшках, на стенах – добрые мотивирующие плакаты. Прогулялся – как будто снова в детство попал! Даже неловко стало на секунду, словно прогуливаю урок. Может, мне все это снится?

Стоило зайти в туалет, как в нос ударил резкий запах сигаретного дыма. Знакомо, знакомо, прям как у нас когда-то. Эй, да там кто-то прячется!

– Мужик, тебе чего?

В одну из двух кабинок забилось сразу три старшеклассника. У одного в руках потушенная недокуренная сигарета.

– Да так, ничего… – я с интересом вгляделся в незнакомые лица: будь я сам школьником, наверное, испугался бы подобной встречи (блин, откуда вдруг полезли эти давно уже позабытые школьные страхи?!). – Просто гуляю. А вы чего тут так уплотнились?

– Не твое дело. Иди, гуляй дальше. А то Данилу позовем.

Данилой звали местного охранника. Безобидный дедушка, тем не менее, полный решимости защищать вверенную ему территорию.

– А ты вообще кто такой? – поинтересовался второй старшеклассник.

– Да так… Будущее место работы осматриваю, – ответил я, про себя думая, не щелкнуть ли ребятишек на камеру мобильного телефона? А что, фотка вышла бы классная, пацаны в кабинке – просто наглядная иллюстрация московского метро в утренний час пик. Даже пахнет очень похоже.

– В туалете, что ли, будешь работать? – хохотнул было один, но третий, который и был с сигаретой, ткнул его в плечо.

– Погодь. Ты новый учитель?

Мне почудилось или он испугался?

– Что-то вроде того.

– Ну блиин…

– Что здесь происходит? – прозвучал за спиной знакомый голос.

В дверях стоял тот самый молодой человек в светло-сером костюме, который так обрадовался мне при первой встрече в учительской. Сизов, кажется. Сейчас он, впрочем, не улыбался.

– Евгений Валерьевич! – запричитал один из учеников, тут же выбросив недокуренную улику в канализацию и нажав на смыв. – Тут нас какой-то мужик прессует!

– Прессует? – Евгений Валерьевич втянул воздух, закашлялся. – Филипп Анатольевич, это вы здесь курите?

– Чего? – опешил я. – Это ваши… подопечные тут смолят! Прямо в кабинке.

– Мои? – теперь уже в голосе Евгения проскользнуло удивление. – Это не мои ученики. У меня сейчас седьмой класс, а эти – девятый.

– Чудненько. Седьмой, девятый – мне все равно, я здесь пока еще только гость. Разбирайтесь с ними сами. А я умываю руки.

Я прошел мимо учителя истории и направился к лестнице, когда вдогонку мне долетели слова:

– Вы меня не услышали? Я ведь сказал: это не мои ученики.

– Значит, пусть идут к себе в класс, – не оборачиваясь, буркнул я.

– Нет уж, – он нагнал меня и схватил за плечо. – Вы сами должны решить, что с этим делать.

Вглядевшись в его лицо, я подумал, что парень немного не в себе. Зрачки расширены, на лбу испарина. Тут же в голове всплыли слова Елены: «Он безобидный, конечно, но странный. По-настоящему странный». Интересно, насколько определение «странный» в данном случае коррелирует с определением «нездоровый»? И чего он пристал ко мне?

– Хорошо, – сдался я, помятуя, что с подобными людьми лучше не спорить. – Если вы объясните, что от меня требуется, я постараюсь помочь.

– Понимаете, – Евгений наклонился к моему уху и зашептал. – Курить в школе запрещено. Если про это узнает директор, ребят должны будут исключить. Ну, или поставить на учет в соответствующей инстанции. А я этого не хочу. Я хочу, чтобы меня здесь не было, и я ничего этого не видел. Но так уж получилось, что мое желание в данный момент неисполнимо…

– Евгений Валерьевич? – тихонько позвали его ученики. Они тоже вышли из туалета и сейчас опасливо жались к стене, оглядываясь по сторонам: понимали, мерзавцы, что решается их судьба. – Можно мы пойдем в класс?

– Стойте здесь, – бросил им учитель и снова обратился ко мне. – Так вот, я к чему. Мне нельзя вести их к директору. Но и сделать вид, что ничего не было, я тоже не могу. Поэтому давайте вы сами решите, как поступить? Вам будет проще, вы их даже не знаете: не знаете, кто и как учится, у кого какие родители, кто из них исправим, а кто – нет. Вам проще. А я буду спокоен, что вверил их под вашу ответственность, а не просто прошел мимо. Хорошо?

– Оу… Даже не знаю…

– Вы согласны, что это единственный вариант, который устроит всех?

Несмотря на изначальный скепсис, я вынужден был признать, что в предложении учителя присутствует здравое зерно. Исключение из школы едва ли положительно повлияет на этих ребят, а они, вроде бы, не такие уж отморозки, какими изначально представились: вон как преданно смотрят. Правда, если слухи о моем либерализме дойдут до руководства… Ай, все равно я здесь ненадолго, так чего бояться?

– Ладно, вы меня убедили. Я сам с ними разберусь.

– Спасибо! – он буквально расцвел, как бутон. – Я так вам благодарен! Вы действительно хороший человек! Ну, все, мне пора. Класс ждет, сами понимаете…

И он просто ушел. Оставив меня наедине с тремя охламонами.

– Ну что, охламоны? – подбодрил я их. – Перед смертью не накуришься? Какой урок прогуливаем?

– Физику… – мрачно отозвались те.

Похоже, мое общество не внушало им особого оптимизма.

– Физика гадость, согласен… Ваши фамилии? – они переглянулись, и я на всякий случай уточнил. – Врать бесполезно, я ведь все равно потом уточню у Евгения Валерьевича.

– Лапин, – нехотя назвался один.

– Сомов, – вздохнув, сказал, второй.

– Горовец, – засунув руки в карманы, представился третитй.

– Вот и славно, Лапин, Сомов, Горовец, – резюмировал я. – В качестве наказания будете ходить на мой факультатив. Заодно обеспечите мне хоть какую-нибудь посещаемость. Придете на все четыре занятия – забудем про нашу неприятную встречу. Поняли?

– Поняли.

– Вот и молодцы. На следующем уроке чтоб были. Потом по журналу проверю.

Вот так и вливаются свежие кадры в новый коллектив.

– Филипп Анатольевич, вы уже уходите?

На лестнице меня перехватила Сонечка.

– Да, Софья… Как вас по отчеству?

– Можно просто Соня, – рассмеялась она. – А то развели тут официоз, как на королевском приеме.

– Тогда меня можно просто Филипп, – согласился я. – Да, надо идти. До конца дня еще кучу всего предстоит успеть, но конкретно здесь мне делать нечего.

– А как вам обстановка в учительской?

– Первый круг ада, – честно ответил я.

– Вы не обращайте внимания на этих старперов, – подмигнула девушка. – Тут все в своих панцирях закостенели, их уже не расшевелить. Я тоже такой стану… Лет через десять. А что вы вечером делаете?

Я посмотрел на нее несколько с другой стороны.

– Заседаю в библиотеке.

– Это шутка?

– Ни в коем случае. Нужно доделать учебный план, хотя бы на два первых занятия. Боюсь, просижу до самого закрытия.

– Я могу к тебе присоединиться! – предложила она. – У меня сегодня всего два урока, потом я свободна. Буду рада помочь!

Мы вышли на школьное крыльцо: в глаза ударил яркий солнечный свет. Морозит.

– А твой молодой человек не будет против? – осторожно поинтересовался я и только тогда понял, что сглупил: сейчас она подумает, не проверяю ли я ее на наличие обязательств. И не дай бог окажется, что она свободна…

– Да не, он сегодня в вечернюю смену работает, – отмахнулась она. – Ну так что, составить тебе компанию?

Я не мог понять, подкатывает она ко мне или нет? Девушка совсем не красавица, но и не сказать, что страшненькая. Скорее, приятная. Может, ей действительно просто нечем заняться вечером и на фоне дефицита общения она рада любому новому лицу? Казалось бы, проверить легче легкого: просто сказать, что я женат. Но мы же не ищем легких путей…

– В общем-то, почему бы и… Это еще кто там?

– Где там? – Соня близоруко прищурилась, проследив за моим указательным пальцем. – Эти, что ли?

– Да, вон там, в сквере. Господи, почему у вас столько прогуливающих учеников? Это ваши?

– Да, – она смахнула с глаз набежавшие слезинки. – Проклятые линзы… Это одиннадцатый класс. Но они у нас особенные, им в школу можно и не ходить.

– Особенные? – не понял я. – Когда я учился, у нас, конечно, тоже были особенные, но не настолько, чтобы на глазах у учителей прогуливать уроки. Ходили все.

– У вас таких не было, а у нас есть. Элитой себя считают. Хозяевами района. И с ними в самом деле лучше не связываться. Вон тот, что слева, это Елизаров – лидер местной банды. Гелик, как они его зовут. У него связи.

– Понял, учту, – кивнул я.

– Так что, я с тобой?

– А давай. Где библиотека, знаешь?

– Я все детство там провела, – снова подмигнула мне девушка. – Могу показать короткий путь. Давно ходил по льду?

Глава V: Сенсация

Прошло два дня. Я потихоньку втянулся в дела, готовился к первому уроку, который должен был состояться в пятницу (то есть, завтра), а также к пятничному же суду – работы хватало. Информационный шок, казалось, остался позади.

Совместно с Еленой и при посредничестве Сонечки мне удалось составить, вроде бы, приличный учебный план, с помощью которого я попытаюсь вбить в головы детишкам некоторое количество знаний. Надеюсь, основы правоведения не станут для них непреодолимой препоной. «Но ты ведь умный, ты сможешь объяснить им все так, чтобы они поняли – даже самым непроходимым тупицам», – приободряла меня моя добровольная помощница. Но я был с ней не совсем согласен, и на то имелись свои причины. Когда-то давно, бытность мою студентом первого курса лекции по теории государства и права нам читал весьма ученый дяденька-профессор, подлинный теоретик от науки, имеющий несколько ученых степеней и кучу различных наград, в том числе международных. Казалось бы, для студентов такой лектор – настоящая находка, просто манна небесная. Как бы не так. При всей своей учености-переучености наш препод не понимал одной простой вещи: мы все еще были детьми. Лекции его были настолько скучны, монотонны, а главное – перегружены обилием совершенно непонятных нам терминов, что мы ну просто ни фига не понимали из его бормотания. Вот вообще ноль. О том, чтобы конспектировать, не шло и речи: первую половину слов невозможно было разобрать из-за лингвистического несварения, вторую – из-за веселого гомона забившей на все аудитории. Так прошел целый год. А перед летней сессией мне пришлось изучать предмет заново, практически с нуля. Самому, по книгам. Ибо жидкими конспектами моими можно было смело растапливать печь.

Вот почему я знал, что передо мной стоит действительно сложная задача: объяснить ученикам, которые знают еще меньше, чем я тогда, сложные вещи простым, понятным им языком. Труд немалый, что бы ни говорила Сонечка. Но, повторюсь, полученным результатом я был вполне доволен. Посмотрим, как сложится на практике, не исключено, что посетившее меня удовлетворение – весьма себе временное.

С «квартирным вопросом» дела обстояли сложнее, но тоже не безнадежно: вскрылись кое-какие обстоятельства, позволяющие надеяться на лучшее. Правда, судья, как я успел выяснить, была не на нашей стороне… Что поделать, маленький город, у всех есть знакомые и связи. Но у меня в голове уже созрел один хитрый план, а позвонивший вчера Паша еще больше укрепил мою уверенность в завтрашнем дне, заявив, что командировочные мне все равно выплатят, а гонорар в случае хоть какого-нибудь успеха будет увеличен. С надбавкой за сложность.

Стоило постараться, а потому половину среды и весь четверг я почти безвылазно просидел в комнате, вникая в судебную практику и отыскивая аргументы в пользу своих подопечных.

Кстати, комнату мою таки привели в божеский вид. Я не верил, что это в принципе возможно, но комендантша сдержала слово. Невесть где найденные рабочие налепили новые обои, замалевали ржавые пятна на потолке, принесли мебель: кровать, стол, стулья, тумбочку. Я тонко намекнул насчет холодильника, но меня вежливо попросили не борзеть. Да и дверцу к шкафу приделывать не стали: так и висела моя одежда у всех на виду. Ну, как, «у всех»… Ко мне никто не заходил, да и сам я носу наружу не высовывал, разве что дойти до кухни (когда чувствовал, что начинаю дуреть от запаха свежей краски), душевой или по нужде. В период зимней практики население общежития едва ли составляло человек десять вместе с персоналом, так что здесь было очень тихо и безлюдно.

В школу я заглядывал ежедневно, но каждый раз ненадолго. Приучал потихоньку народ к себе. Пока что не очень успешно: без обещанной «поляны» все как были буками, так и остались. Кроме Сонечки и Евгения. С первой пришлось разбираться на месте: когда она снова предложила провести вечер вместе, я сказал ей, что женат. На несколько секунд лицо ее застыло, словно где-то в голове перекрыло нервный канал. Я даже испугался, не последует вслед за затишьем бури.

Однако ступор длился недолго.

– И что? – наконец улыбнулась она. – Я ведь по-дружески предлагаю. У меня тоже парень есть.

– Если по-дружески, то без проблем, – согласился я, мысленно проклиная себя за бесхребетность.

Что же до Сизова, то после встречи в школьном туалете, он старательно меня избегал. Вежливо здоровался, улыбался – и отходил. Как от прокаженного, которому запретили сообщать, что он прокаженный. Не скажу, что я сильно огорчался по этому поводу. Уж лучше холодноватая отстраненность, чем чрезмерное радушие, какое я наблюдал во время нашей первой встречи. К тому же, уже на второй день этот парень приперся на работу в черных брюках, лаковых туфлях и белоснежном пиджаке. Где он такой вообще раздобыл? Ограбил негра-пианиста? Выглядело просто дико. Ученики смеялись и тыкали пальцами вслед.

Спрашивал у Лены про попавшихся на краже учеников: вопрос с ними, вроде бы, удалось разрешить благополучно. Ну и слава богу, еще не хватало влезать в уголовный процесс, в котором я не в зуб ногой. Что же до провокаторов, про которых говорила моя нанимательница, то из Сонечки путем долгих уговоров мне удалось вытянуть только короткую ремарку, что они де как-то связаны с пресловутым Елизаровым-Геликом, тем самым, который не боялся открыто прогуливать уроки. Больше она просила этот вопрос не поднимать. Ибо тема больная и неприятная.

Вечером в четверг я подошел к окну и был немало удивлен, увидев на улице Евгения Валерьевича. Школьный учитель, облаченный в огромную синюю куртку, прогуливался возле общежития с таким видом, словно оказался здесь совершенно случайно. Тем не менее, время от времен он бросал осторожные взгляды в сторону окон не то второго, не то третьего этажа. Очевидно, высматривал кого-то.

– Нет, – сказал я сам себе, задергивая шторы. – Не сегодня.

Завтра слишком важный день, чтобы отвлекаться на местных малохольных.

Погрузившись в работу, я почти сразу же напрочь забыл о странном прохожем, так что прошел целый час, прежде чем я снова решил размяться. На этот раз мне захотелось пройтись до ближайшего магазина, прикупить кое-какой снеди на завтрак. Накинув пальто, я вышел на крыльцо и обомлел: в двух шагах от меня, разинув от удивления рот, стоял Сизов.

– Филипп Анатольевич? – неестественно высоким голосом без тени былой доброжелательности спросил он. – Что вы здесь делаете?

– Я здесь живу, – ответил я, в свою очередь насторожившись. – Это запрещено?

– Нет, что вы! – молодой человек хлопнул себя по лбу, словно вспомнил что-то важное. – Какой же я дурак! Надо было сразу догадаться, что вас поселят именно в общежитии.

– Бывает, – холодно бросил я. – Позвольте поинтересоваться, с какой целью вы сами здесь оказались?

– Я? Да я просто прогуливался… Размышлял о периоде правления Годуновых… У меня завтра урок по этой теме, понимаете… А тут за углом руины церкви начала XVII века, построенной как раз по распоряжению самого Бориса Федоровича… Располагает к осмыслению…

– Ну-ну, – перебил я. – За то время, что вы здесь ходите, можно было передумать еще с десяток тем. А вы все на одной зависли. Ладно, это не мое дело. Всего доброго.

– Филипп Анатольевич! – окликнул он меня, когда я уже отошел шагов на тридцать. – Вы же не думаете, что я ненормальный?

Я остановился, собрался с мыслями.

– Перефразируя Коко Шанель, отвечу, что я вообще о вас не думал. Но если подумать, то мне кажется, вы не более ненормальный, чем большинство жителей этого города.

– Что вы имеете в виду?

– То, что объективных критериев нормальности не существует, – задул ветер, по земле между нами пробежали снежные завихрения: мне пришлось повысить голос. – Даже в одном обществе они сильно рознятся. Вот вы ходите по ночам возле церковных руин. Нормально? Едва ли. А кто-то другой тайком от жены ходит по борделям. Третий купил себе рогатку и убивает ворон. Четвертый… допустим, четвертый, принципиально не платит присылаемые ему штрафы. Это все ненормально. Но одна-две ненормальных черты – еще не признак ненормальности человека.

– Ах, вот оно что, – протянул он, казалось, не особо удовлетворенный услышанным ответом. – Да, здесь вы правы.

– Очень рад. Теперь простите, я забыл дома перчатки, а без них холодно. Кстати, не подумайте, что второе, третье или четвертое – это про меня.

– Я так и не подумал, – махнул мне рукой учитель.

И чего я вдруг решил перед ним оправдываться?

Когда я вернулся из магазина, Евгения уже не было.

А утром город потрясла сенсация. Да такая, что на время все жители напрочь забыли о своих делах. Даже о самых важных. Даже я забыл. На время.

О сенсации, как ни странно, мне сообщила моя любимая жена Вера. За десять минут до будильника в безмятежный сон вашего покорного слуги ворвался телефонный звонок.

– Алло…

– Спишь, соня?

– Соня? – я мгновенно открыл глаза. – Какая соня?

Последние несколько дней это слово ассоциировалось у меня исключительно с женским именем. А тут с утра пораньше в ухо голос Веры, и сразу же – соня. Кто угодно растеряется.

– Не какая, а какой, – поправили меня на том конце провода. – Соня и есть. Ты в курсе, что у вас монастырь ограбили?

– Монастырь? Успенский, что ли?

– Да, кажется, его. А у вас там много монастырей? Украли коллекцию Юрьевских.

– Чего?! – я аж подскочил на кровати.

– Сейчас в новостях рассказывали. Пропала сабля князя Андрея Младовского и золотое ожерелье тринадцатого века. Два других предмета не тронули. Ты хоть успел на них посмотреть?

– Нет, не успел. Думал на выходных…

– Теперь и не увидишь, – философским тоном подытожила жена.

– Может, найдут, – я свесил ноги на пол, протяжно зевнул. – По горячим следам.

– Ага, с собаками. Лазарев, ты как первый день в нашей стране живешь. Или еще не проснулся. Ладно, я лишь поделиться впечатлениями звонила, мне на работу собираться надо. До вечера, радость моя!

– Пока, любимая…

В суд собирался на автопилоте. Документы, паспорт, доверенность… Одеться опрятнее, галстук… или к черту его? Ох, я ведь хотел прочитать еще постановление этого, как его… Какого-то там областного суда. Надо позавтракать еще… И побриться.

Но мысли упорно отклонялись в сторону от предстоящего слушанья, отпихивались от него, как кошка от тазика с водой. Вот бывает же так: если долго чем-то заниматься и настраиваться, то в самый ответственный момент тебя может сбить с толку любая ерунда. А тут и не ерунда даже, а происшествие как минимум регионального масштаба. Интересно, как власти отреагировали? А общественность?

Наконец я не выдержал и за завтраком вместо чтения постановления «какого-то там областного суда», открыл прихваченный из столицы ноутбук и залез в интернет. Мне срочно захотелось узнать, что же это за супер ценная коллекция Юрьевских, которую минувшей ночью, несмотря на охрану, кто-то успел ополовинить. Пока завтракаю, ведь можно?

Никто не возражал.

Пресловутая коллекция представляла собой не что иное, как собрание ценностей из усадьбы Юрьево. Усадьба эта находилась в одноименном селе, в двух десятках верст от Младова. В царские времена тамошние земли являлись родовой вотчиной одной весьма состоятельной графской фамилии. Да, да, графья Юрьевские, ваше сиятельство-с. За свою двухсотлетнюю историю представители рода успели собрать немало реликвий, чем порядком пошатнули собственное финансовое благополучие, однако снискали себе репутацию заядлых коллекционеров. Родоначальником коллекции стал граф Александр Петрович Юрьевский, живший еще в начале позапрошлого века. Сей почтенный господин какими-то темными путями (насколько темными, станет понятно чуть ниже) заполучил себе в собственность саблю князя Андрея Младовского – дяди Ивана Грозного и одного из последних удельных правителей Руси. Реликвия ценнейшая, особенно учитывая тот факт, что граф приходился князю Андрею земляком и, пусть и очень дальним, но родственником. Потомок Рюриковичей, ага. Сам Младовский, будучи мужчиной в самом рассвете сил, по навету недоброжелателей угодил в опалу – обычное дело в те времена, учитывая личность правителя земли Русской. А вслед за тем бедолагу отправили в темницу – тоже привычный сценарий, тогда многие сидели. Там, в темнице, князь помер то ли от яда, то ли от асфиксии верхних дыхательных путей – ну, все всё поняли, правда же? Летальный исход, конечно же, был обеспечен благословением его венценосного племянника, которого в те времена еще не называли Грозным, а именовали чуть менее поэтично – Кровавым. Фамильное оружие князей Младовских пропало в запасниках царской сокровищницы, где про него, как водится, все тут же забыли. И безвинная сабля пролежала в темном сундуке больше ста лет, пока снова не увидела свет божий при…