Текст книги "Учитель Истории (СИ)"

Автор книги: Артур Гафуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 34 страниц)

– Филипп, – ответил щупленький невысокий пацаненок едва ли старше шестнадцати. – Мы будем их сдерживать, да?

– Постараемся, – подтвердил проводник и вдруг передумал. – Нет, ты лучше будешь с новеньким, а с Димоном отправим толстого.

– У меня имя есть, – буркнул Фельдшер.

– Да, потом расскажешь… Все, по местам! Выбираем позиции и закрепляемся.

Мне показалось, или звуки стрельбы и вправду стали как будто бы громче? Если так, времени у нас в обрез.

– Тебя как зовут? – спросил меня мой новый напарник, когда мы с ним остались наедине.

– Так же, как и тебя.

Мне сейчас было не до задушевных бесед.

– Ух ты! – обрадовался тезка, который, похоже, не совсем отдавал себе отчет, в каком непростом положении мы с ним находимся. – Я раньше не встречал других Филиппов! Так классно! А тебя тоже в школе Киркоровым дразнили?

– Бывало, – я осмотрелся по сторонам, но первоначальный вывод лишь подтвердился: кроме как за сами гаражи прятаться больше некуда. – Слушай, Филипп, давай об этом чуть позже поговорим, ладно? Нам бы сейчас какую-нибудь норку найти…

Но очень скоро стало совсем не до поиска норок. В полусотне метров от нас что-то громко хлопнуло – словно взорвалась автомобильная покрышка, – а когда мы оба синхронно повернули головы в направлении хлопка, то увидели облако густого черного дыма, расползающегося над землей. Следом раздалось еще несколько аналогичных «бабахов», и оттуда тоже начинал валить дым. Темная ночь с каждой секундой становилась все темнее.

– Это тот же газ, что использовали в Бесовскую субботу! – догадался я. – Сейчас он поднимется в воздух.

Но плотное, бездонно-черное, как кусок антрацита, облако подниматься не спешило: оно ширилось расползалось – и упорно стелилось по земле. Как туман. Видимо, для данной смеси использовался несколько иной состав, тяжелее воздуха. В отдалении гремели всё новые и новые взрывы, и каждый последующий был вдвое тише предыдущего. А всё стихло. Вообще всё. Стрельба, хлопки, людские крики. Словно кто-то выключил звуковые эффекты. Была только надвигающаяся на нас непроницаемая черная стена. А мы стояли, как дураки, и глазели, хотя из облака в любой момент могли показаться враги…

– Смотри назад! – тезка рванул меня за плечо и указал, на новый язык черноты, ползущий с тыла: он уже поглотил добрую половину гаражного поселка и продолжал надвигаться. Видимость упала практически до нуля.

– На крышу, – коротко скомандовал я, и, не дожидаясь ответа, подбежал к ближайшему гаражу и стал карабкаться на него, используя старые щербатые кирпичи (вторсырье!) в качестве ступенек.

Младший Филипп не отставал, и скоро мы оказались наверху. Первым делом я перебрался на гараж Ремеза – не потерять бы ориентацию в пространстве! – после чего уже обратил взор в сторону монастыря. Только на этот раз я ничего не увидел. Одну лишь непроницаемую пелену до самых ближайших домов, белые стены которых торчали из черноты, словно сами дома парили в воздухе, не касаясь земли. Постройки ниже двух этажей скрыло совсем.

Замысел громобоев стал совершенно понятен: тихонько ускользнуть под покровом дымовой завесы. Средство запугивания превратилось в орудие маскировки. И как, интересно, мы сможем им помешать?

– Как думаешь, – спросил я у своего случайного соратника. – За какое время человек может пробежать три километра?

– Не знаю, – младший Филипп ненадолго задумался. – Минут за десять-пятнадцать. Это если просто бежать по городу.

– А если при этом ни черта не видно?

– Тогда как повезет… Можно и вообще не добежать.

– Я вот тоже об этом подумал, – я обвел взглядом подступившую к гаражу черноту. – Как-то они должны ориентироваться в этом мареве.

– Выходит, как-то ориентируются… Ух ты, смотри! – Филипп, восхищенно ткнул пальцем себе под ноги, наблюдая, как потихоньку их поглощает добравшееся до нас облако. – Интересно, а в нем можно дышать?

– Хочешь проверить?

– Не особо…

– Тогда будем надеяться, что выше оно не поднимется. Нам-то выше уже некуда…

Парень покрутил головой по сторонам.

– Остальных наших не видно. Похоже, они остались внизу.

– Не траванулись бы, – я заметно нервничал (понятное дело!). – Где же громобои?

Громобои были уже близко. Ни единого выстрела, ни единого слова – только нарастающий монотонный шум, далеко разносящийся в более плотной, чем воздух, среде, свидетельствовал, что к нам приближается большая людская масса. Казалось, они совсем близко, уже рядом, протяни руку – и схватишь одного из них. Но мы ничего не видели, мы могли только стоять и бессмысленно пялиться в непроницаемый мрак. Туман дошел нам до груди, но никакого химического запаха я не чувствовал. Осторожно наклонился, чуть вдохнул. Вроде, ничего страшного. Тогда я сел на корточки, коснулся крыши рукой и прислушался: не лязгнет ли железная дверь гараже, не высунется ли наружу укрывшийся внутри Ремез? Нет, пока сидит. Шум тем временем становился все громче, теперь в нем вполне отчетливо можно было различить топот человеческих ног. Сколько до них еще? Сто метров? Пятьдесят? Сколько всего врагов? Как мы не могли видеть их, так и сами оставались невидимыми: громобои следовали по одним им известным ориентирам и потому не натыкались на препятствия, не сбивались с курса. Но, понятное дело, двигались они медленно. Поспевают ли за ними силовики? Если нет, то остатки армии захватчиков просто просочатся сквозь хлипкий заслон из полудюжины дружинников и уйдут в лес. Никакого боя не будет, разве что, как три недели назад, не грянет буря и не развеет «туман войны».

И буря грянула. Это кажется невероятным, но так всё и случилось. Правда, в отличие от событий бесовской субботы, эту бурю ни в коем случае нельзя было приписать божественным силам. Она была рукотворной. Сначала невнятный шорох надвигающейся толпы бы заглушен непонятно откуда возникшим ревом двигателей, затем темноту прорезали лучи боевых прожекторов… А четверть минуты спустя на нас обрушился самый настоящий ураган!

– Вертолеты! – Филипп не устоял на ногах, повалился на крышу и едва не сверзился вниз. Я еле успел перехватить его. А когда снова поднялся…

– Твою мать… Ложись!

Вертолеты летели очень низко, они проносились над самой землей, и воздушные волны, идущие от их мощных винтов, расшвыривали клочья черного дыма, как лопасти миксера блинное тесто. То тут, то там взору открывались пятачки чистой земли – поначалу они снова затягивались дымом, но со второго захода истончались окончательно. И на одном из этих устоявшихся свободных пятачков – прямо перед нами! – я увидел их.

– Громобои… – испуганно прохрипел мой тезка, распластавшись на прикрытой утрамбованным снегом холодной железной крыше. – Все здесь!

Поняв, что они раскрыты, и хранить молчание далее не имеет смысла, громобои открыли огонь. Не по нам – по вертолетам. Оттуда ответили несколькими длинными очередями, после чего лучи сразу трех прожекторов сошлись в точке в каком-то десятке метров от нас. И началось… Стреляли отовсюду: сверху, снизу, справа, слева… Подтянулись отставшие было силовики и обрушили на громобоев новый шквал огня. Те спешно отступили за гаражи, после чего начали отвечать. Грохотало так, что закладывало уши. Я не представлял, как вообще можно было уцелеть в таком аду. Складывалось ощущение, что омоновцы задались четкой целью обойтись без задержаний и уложить всех без остатка. Ну, это я потом такую умную мысль придумал, в тот момент мне было вовсе не до мыслей. Несколько автоматных очередей прошло прямо у нас над головами, еще одна выбила яркие искры из железной обшивки крыши. Младший Филипп зашевелился.

– Лежи, не высовывайся, дурак! – я и сам собирался неукоснительно следовать этому мудрому совету, но он повернул ко мне голову и закричал срывающимся голосом:

– Дверь! Слышишь? Дверь!

Теперь и я сквозь грохот канонады четко услышал визжащий скрип. Дверь открывалась! Одержимый Ремез рвался на свободу. В самый неподходящий момент! Ну, для него-то подходящий, слов нет…

– Будь тут, – не поднимая головы и орудуя одними только запястьями и ступнями, я подполз к краю крыши, осторожно свесился вниз – и чуть не получил пулю в лоб. Прямо под нами держал оборону отряд громобоев.

– Там на крыше кто-то! – заорал один из них, видимо, стрелявший. – Давай, гаси его!

Над крышей показалась дрожащая рука, сжимавшая дымящийся «Калашников». Не размышляя ни секунды, я рубанул по ней своим мачете. Рука исчезла, а хозяин ее разразился яростными воплями:

– Он мне пальцы отрубил! Грохни, его, грохни!

– Сейчас…

Я уже догадался, что последует за этим «сейчас», поэтому, как только на середину крыши шлепнулся самодельный взрыв-пакет, я тут же потянулся к нему. Но тут оказался на высоте младший Филипп: ловким движением он подхватил дымящуюся массу и запустил ее обратно. Взорвался пакет уже внизу.

– Отходим, отходим!

Долгий бой был невыгоден громобоям: в любой момент их могли окружить, отрезать от спасительного леса. К тому же, вертолеты, опасаясь обстрела с земли, временно ретировались. Лучшего момента для отступления могло и не настать.

Уже через пять минут к гаражам вышли первые омоновцы.

– Здесь двое! – громко закричал я, чтобы нас ненароком не пристрелили свои же. – Мы не громобои! Оказались здесь случайно.

– Где вы? – тут же щелкнуло несколько затворов.

– На крыше. Мы спускаемся.

Мне подсветили снизу фонарем. Я спрыгнул на землю и чуть не потерял равновесие при виде десятка неподвижных тел, безжизненно распластавшихся на небольшом пространстве между двумя рядами «ракушек». Бездвижные черные силуэты на истоптанном снегу. Жестяные стены здесь были сплошь изрешечены пулями, кирпичные – искрошены. Дальше тоже валялись тела. Многие, правда, при ближайшем рассмотрении оказались живыми: лежали на животе, держа руки на затылке. Сдавшиеся. Но встречались и те, кому подняться было уже не суждено.

– Вы кто такие? – к нам оперативно подкатили двое в черных масках и с автоматами. – Оружие на землю, руки на затылок.

– Мы дружинники, – объяснил я.

– Дружинники, громобои, – один из омоновцев демонстративно пнул ногой брошенный мною на землю мачете. – Что за хрень в этом городе завелась? В войнушку не наигрались в детстве?

– Вы, видимо, тоже. Раз не на повара учиться пошли.

Это подошли Фельдшер и проводник.

– Мы ваши жопы только что спасли, пузатый, – грубо одернул его пинавшийся. – А ты кто такой?

– Капитал ВДВ Артемьев, – ответил Фельдшер, встав по стойке «смирно». – Награжден орденом Мужества и золотой звездой Героя России. Оставил службу три года назад в результате боевого ранения. Ну да, с тех пор подобрел, потолстел. Но я военный. Вот так-то, маска. Не надо судить о людях по их внешнему виду.

– Капитан… – омоновец презрительно хмыкнул. – Тоже мне герой.

– Господа, господа, – вмешался я. – Это все, конечно, прекрасно – заслуги, все дела… Но что будет с остальными? С теми, кто ушел?

– Догоним, – ответили мне. – Их тверяки с востока обходят.

– Тогда ладно… – успокоился я.

Все разошлись, с нами остался только один из омоновцев.

– А тебе-то чего? – спросил он у меня. – Ваше дело уже закончилось. Радуйтесь, что живыми остались… Вояки.

– Если бы закончилось… – я сделал аккуратный шажок в сторону ремезовского гаража. – Один из громобоев забрал с собой женщину… Против ее воли. Он укрывался вот здесь, за этой стеной, но теперь, похоже, присоединился к своим товарищам.

– Не присоединился, – омоновец покачал головой и стянул с лица маску, под которой оказался совсем молодой мужчина, наверное, даже младше меня. – Вон они оба. Дальше дверей не ушли.

– Не может быть…

На негнущихся ногах я прошел вперед. Несколько шагов дались так тяжело, будто мне было уже сто лет, а не всего лишь двадцать восемь. Наконец я увидел то, что скрывалось за углом гаража: приоткрытая дверь и два недвижимых тела возле нее. Оба в крови. Два больших кровавых пятна, слившихся в одно.

Сквозь окутавший голову туман я услышал сбивчивые, монотонные слова:

– Попали под шальной огонь. Не следовало ему высовываться. Мне очень жаль.

Глава XLII: Утро спасённых

– Да, любимая. Я понимаю, что ты переживаешь. Не надо. Прошу тебя. Со мной все хорошо, я в порядке. Ну, ладно, почти в порядке. Но ничего серьезного, клянусь. Нет, родителям звонить не надо, я с ними уже разговаривал. Остальные не знают. Нет, лучше им не сообщать. Потом. Все, связь очень плохая. Позже услышимся. Хорошо, я сам наберу. Целую, любимая.

Трубка почти разрядилась. Я убрал ее обратно в карман джинсов и в легком отупении помассировал виски. Легче не стало. Кофейку бы… Обычно я не пью кофе, только в те моменты, когда нужно оперативно проснуться. Поэтому он мне реально помогает. Но кофе нет, значит, придется терпеть так.

Я сидел в переполненном приемном отделении городской больницы. Стульев и скамеек на всех не хватало, пришлось приткнуться на подоконнике, забросив за спину подаренную доброй женщиной куртку. Куртка при ближайшем рассмотрении оказалась довольно старой и поношенной, но крепкой. По соседству со мной примостился какой-то беспокойный мужик, который то и дело громко сопел. Мужика понять можно: у него жена раненая, на операции. Но сопеть-то зачем? Как будто без него неприятных звуков вокруг не хватает. Кто-то кряхтит, кто-то кашляет, кто-то ругается сквозь зубы, что очередь замерла, и никакого продвижения. Злые, затравленные, беспомощные лица. Люди толпятся у дверей, стремятся поскорее прорваться на прием, в обход очереди. Торопятся. Здесь только «легкие»: тех, кому повезло меньше, уже забрали. Я тоже ждал врача. Только не своего.

В спину неприятно дует холодом: разбитые стекла в спешке заменяли чем попало: фанерой, полиэтиленовой пленкой, старыми одеялами. Обещали прислать ремонтников, но когда это еще случится. С потолка лился ровный свет галогеновых ламп. Хотелось прислониться к беленой поверхности оконного проёма, закрыть глаза и забыться… Бог с ним, со сном. Хотя бы подремать. Но кто же позволит в такой сутолоке. То и дело мимо снует персонал, больные, обеспокоенные родственники: задевают, пинаются, толкают. Тело нестерпимо ноет от многочисленных ссадин, порезов и ушибов. Я не врал Вере: ничего серьезного при поверхностном осмотре (а осмотрели меня еще там, у гаражей) врач у меня не нашел. Даже пуля лишь чиркнула по коже, оставив после себя неглубокую ранку. Пару перевязок, и перекисью не забывайте обильно поливать. Синяки пройдут, ссадины затянутся. Мой ангел-хранитель, дружище, знай: я твой должник до скончания дней своих. Потом, на небе – если попаду в рай, конечно, – выхлопочу для тебя отпуск на пару сотен лет. И почетную грамоту.

Но сейчас я, не задумываясь, отдал бы пару месяцев жизни за горячий душ и три часа сна. Или хотя бы за стаканчик самого дрянного кофе.

– Долго мне еще тут торчать? У меня дома мама больная. Что за беспредел такой: людей в очереди мариновать?!

– Успокойтесь, пожалуйся.

– Сам успокойся! Я всю ночь не спал!

– Никто не спал. И не вам одному надо. Вот, смотрите.

– И что? Что ты тычешь мне в лицо своей культяпкой? Убери ее!

– Да пошел ты…

Помолчали бы вы оба, лениво подумал я. Как будто ночью не нашумелись. Неужели нельзя просто немного побыть людьми? Обязательно нужно собачиться, искать правых и виноватых. Всем же и так плохо, зачем делать еще хуже?

– Захлопнитесь оба, – озвучила мои мысли полная женщина лет пятидесяти, занявшая краешек деревянной скамейки и державшая на коленях маленького мальчика лет четырех. – У меня племянника убили.

Спор, грозивший перерасти в ссору, тут же утих. Снова воцарилась обычная больничная суета. Я облегченно вздохнул и закрыл глаза.

И тут он подошел ко мне. Протиснулся между ожидавших своей очереди и просто сел рядом, ловко заняв за секунду до того освобожденное сопящим мужиком место. Как ни в чем ни бывало.

– Привет. Как ты?

– Где ты был? – без всяких церемоний спросил я, даже не открыв глаз.

– Прятался, – ответил он.

– Понятно. А теперь что?

– Теперь не прячусь.

– Понятно.

Мы посидели немного в относительной тишине. Потом Женя снова заговорил:

– Слышал про Татьяну. Как она?

– Борется, – коротко произнес я, словно в тот момент сам боролся в этот момент со смертью.

– Выживет?

– Все зависит от хирурга. И от бога.

– От бога? – Евгений стянул с головы вязаную шапку, словно речь шла о покойнике. – Раньше ты не говорил о боге.

– Раньше – не говорил.

– А сейчас почему начал?

– Даже не знаю… Сейчас все немного изменилось.

Я мог бы рассказать ему, что почувствовал в тот момент, когда приехавший за ранеными врач сообщил, что девушка жива. Это казалось невероятным, немыслимым. Я ругался с военными, как базарная торговка, требовал, чтобы ей в первую очередь оказали помощь – ей, а не бойцам. Даже сами бойцы не спорили, а вот их командир… Я мог рассказать, как пытался продвинуть девушку на переливание крови и на операцию. Как мне помогал вышедший из подполья Лев. И мы справились: сейчас ей занимается хирург из Москвы. Но раны уж слишком серьезные: задеты поджелудочная, почка, раздроблена ключица, чудовищная кровопотеря. Вот что могут сделать три маленьких кусочка металла весом каких-то три с половиной грамма. Татьяна на грани жизни и смерти. Смогут ли оказать ей должную помощь в городе, только что пережившем побоище, какое он не знал со времен Великой Отечественной? Конечно, из всех соседних городов и из столицы прибыли бригады врачей, развернуты мобильные пункты помощи… Но всем помочь не успевают, просто не хватает рук и материалов. На одного медика – будь то врач, медсестра или обычный санитар – приходится несколько десятков пострадавших. Если Таня выживет в таких условиях, это будет самым настоящим чудом. А в соседней операционной борются за жизнь ее жениха Кости. Это по моей наводке его нашли и вывезли из разгромленной холодной квартиры. С ним тоже все далеко не ясно: тяжелые травмы, переломы. Увидевший его хирург только покачал головой и отказался давать хоть какой-нибудь прогноз. И это еще не все. Пропала Сонечка. К ней в квартиру также вломились громобои, и с тех пор о ней нет никаких сведений. Елена обещала держать меня в курсе поисков. Мне же оставалось только ждать и надеяться.

Вот, что я мог бы рассказать моему другу Евгению, чтобы он понял, почему я заговорил о боге. Но я не стал ничего объяснять. Просто промолчал.

– Данные по погибшим есть? – спросил Сизов.

– По телеку говорят, около пятидесяти человек.

– Думаешь, занижают?

– Думаю, да.

После увиденного мною лично я имел полное право сделать такой вывод. А может, подсчет еще не закончился, и будут новые цифры.

– А громобои что?

– Пока точно не сообщают. Арестовали почти пятьсот человек. Многие сами сдавались. Кому-то удалось уйти, кто-то вовремя сообразил, чем дело пахнет, и прикинулся, что он не при делах. Будут разбираться.

– Это долго… – Женя растерянно захлопал глазами, будто свет потолочных ламп внезапно стал слепить его. – Пойдем отсюда?

– Не могу, – я даже не шелохнулся: еще, не дай бог, подумают, что я встаю, и попытаются место занять. – Мне нужно дождаться результатов операции.

– Просто… – такого ответа он не ожидал и тут же стушевался. – Я должен сообщить тебе кое-что очень важное.

– Валяй.

– Тебе не интересно?

– Интересно.

– Судя по интонации, позволю себе усомниться.

– Извольте.

Учитель истории выглядел настолько сбитым с толку. Не сразу дошло до меня, что все, произошедшее прошлой ночью, он видит в несколько ином свете. Не так, как остальные.

– Я не понимаю, почему ты так себя ведешь.

– Хорошо, я объясню тебе. Скажи мне для начала: ты в курсе, что с твоей Женей?

Не знаю, зачем я решил погрузить его в царящую вокруг реальность. Быть может, меня просто раздражало, что он весь такой чистенький, опрятненький и румяненький на фоне изможденных, одетых в рванье людей. Или дело было не во внешности, а в самом его отношении к ситуации. Нет уж, фигушки, не буду я тебя жалеть. Сейчас ты у меня хлебнешь правды по самые закрома.

Но мой друг нисколько не изменился в лице.

– Конечно, знаю. Она и ее подруга Полина за городом, в деревне Ольхово. Там у моей тети загородный дом, она их приютила на время.

– И когда же ты успел их вывезти? – поинтересовался я, не сумев скрыть удивление.

– Вчера вечером. За пятнадцать минут до начала атаки громобоев.

– За пятнадцать минут до атаки? Как тебе повезло. Чуть-чуть бы попозже, и… Подожди, блаженный. Так ты знал про атаку?

– Ну да, знал, – утвердительно кивнул Женя, нисколько не смутившись. – Знал сам и дал знать властям. Это по моему совету всех спрятали в монастыре. Сначала мне не поверили, но я смог их убедить. Помнишь, я говорил, что старший лейтенант Канин – мой бывший одноклассник? Я дал ему понять, что угроза реальна. Так что не думай, будто мне наплевать. Я сделал все, что было в моих силах. Но я хотел рассказать не об этом…

– Постой, притормози, – я выставил перед собой руку, словно хотел защититься от его последующих слов. – То есть, получается, ты заранее знал, что на город нападут громобои? Ты знал дату, знал время.

– Именно так.

– Почему тогда ты не предупредил меня? Ты ведь был в городе. Влез в квартиру к Ааронову, стащил часть его архива. Не отпирайся, я знаю, что это были не громобои. Но меня ты предпочел оставить в счастливом неведении. Так?

– Не совсем… – вот теперь он по-настоящему смутился. – Я ведь думал…

Но меня уже понесло, я не слышал ничего, кроме своих обвинений.

– Ты знаешь вообще, где я был, когда все это началось? Знаешь, что мне довелось пережить? Знаешь, что я видел? Меня, так, на минуточку, пару-тройку раз чуть не убили. Ты не в курсе, нет? Я тебе сейчас расскажу во всех деталях.

– Не повышай голоса, Филипп, – мягко оборвал меня Сизов. – Смотри, люди на нас уже косятся, а мы тут о таких вещах говорим… Во-первых, о нападении громобоев я сам узнал за два часа до самого нападения. Так вышло. Поэтому первым делом я предпринял усилия, чтобы спасти Женю. Ну а во-вторых, я не бросал тебя. Я ведь сообщил властям, дал указание, как уберечь самых важных жителей города.

– Так то самых важных, – прошипел я. – Каким боком к важным относится заезжий командировочный? Я не важный.

– Что ты говоришь?! – вскинулся он, тут же забыв о своей собственной просьбе вести себя потише. – Как это, каким боком? Как это не важный? Ты мой друг! Ты очень важный человек! Тебя должны были эвакуировать вместе со всеми! Почему за тобой не пришли?

Теперь я понял.

– Ах, вот ты о чем… В этом смысле… Нет, увы, меня они не отыскали.

– Негодяи… Если бы я только знал… Прости меня, Филипп! Мне следовало быть более прозорливым.

Признаюсь, в тот момент у меня отлегло от сердца. Я уж было подумал, что Женя просто махнул на меня рукой в трудную минуту. Но нет, на самом деле он беспокоился. Пусть даже в своей несколько характерной манере… Но все равно, это было важно.

– Вот вы где, – к нам протолкался полусонный Еремицкий, щеголявший огромными мешками под глазами. – Шиз, рад тебя видеть. Судя по виду, цветешь и пахнешь.

– Лев! – Женя бросился обнимать друга, но тот отстранил его и подошел ко мне.

– Ну что, Филиппыч… С тебя коньяк.

Я подорвался с места.

– Все хорошо? Как она?

– Как сказала на съезде мясников коза Маня… Короче, пока никак. Но операция прошла успешно, это главное. Дальше либо по восходящей, либо… Время покажет. Все, что могли, друзья хирурги сделали.

– Хорошо… – я снова сел на подоконник. – А жених ее?

Лев помрачнел.

– С ним пока не ясно. Ему все ребра переломали, одна из костей вошла в легкое… Тяжелый случай. У меня с кумом то же самое… Лежит сейчас в реанимации.

– Я могу чем-нибудь помочь? – вмешался Женя, видя, что его хоть и не специально, но игнорируют.

– Можешь, – подтвердил Еремицкий, подумав. – Первое: нужно к Савельевне зайти. Помнишь, такая тетушка в годах в доме напротив живет? Здесь ее сын. Он в порядке, только нос сломан. Ну, и нога. Нужно дать ей знать, чтобы не волновалась. Сделаешь?

– Конечно! – с готовностью согласился недавний беглец. – А второе?

– А второе, – Лев неодобрительно покосился на меня. – Отведи этого орла ко мне. Здесь от него толку с гулькин х… Нос. Только посадочное место занимает. Пусть проспится. Вот ключи. Да, да, не спорь, Лазарев. Всё, пшли вон.

– Ты что-то хотел мне рассказать, – напомнил я по дороге.

– Да, хотел, – ответил Женя. – Но не сейчас.

– Почему?

– Я смотрю.

– Ах, вот оно что… И как? Впечатляет?

– Я в ужасе…

– Ты ведь уже видел все это? Когда ехал в больницу.

– Видел, – согласился Женя. – Но сначала не обратил внимания. Я думал о другом.

– Ну, смотри сейчас тогда…

– А ты?

– Нет. Не хочу.

Сам я старался глядеть только себе под ноги. После пережитого ночью лицезреть все это еще и при свете дня было выше моих сил. Стояла пасмурная погода, к утру заметно потеплело. Людей на улице было немного, в основном владельцы пострадавших авто. Все прочие, за исключением редких прохожих, отсиживались по домам. В воздухе витал едкий запах плавленой пластмассы и еще чего-то очень неприятного. Из чьего-то окна доносились звуки работающего телевизора: вещали новости. Лаяла собака. На другом конце двора тарахтел эвакуатор, растаскивая загромождавшие проезд битые машины. Вдалеке выла сирена. Я слышал все это, но не видел – и мне было хорошо. Не было нужды ожесточаться еще больше, и так сердце под завязку. К счастью, мой попутчик держал свои впечатления при себе, и если его что-то и шокировало, то он предпочел оставить это при себе.

– Знаешь, – наконец нарушил Женя царившее молчание. – Мне ведь все еще опасно здесь появляться.

– Почему же? – из вежливости поинтересовался я, мысленно чертыхнувшись: кто о чем – а этот о себе любимом. – Громобои разгромлены, в городе их больше нет. Теперь тебе нечего опасаться.

– Как раз наоборот. Насколько мне известно, они напали на город, не дождавшись поддержки своего покровителя. Значит, теперь их единственный шанс снова собраться с силами – это найти оставшиеся сокровища.

– Сокровища, – машинально повторил я уже успевшее набить оскомину слово. – Я уже и забыл про них… Сокровища Юрьевских… Да, возможно, ты прав. Но, насколько мне известно, они отказались от сделки со своим покровителем. Кстати, ты тоже должен его знать. Юрьев – знакомая фамилия?

– Впервые слышу, – ответил Евгений с не очень искренним недоумением.

– Странно. А ведь впервые я услыхал ее от тебя.

– Когда это? Не помню…

– А я вот случайно вспомнил, пока в больничном подвале торчал. Всё тогда же, мой друг. Тогда же, когда я узнал про девушку по имени Женя. На берегу бомбо-речки, после того, как мы с тобой искупались. Ты ведь ругал его, этого Юрьева, нехорошими словами называл. И тут мне сообщают, что именно так зовут инициатора поисков пропавшей коллекции. Едва ли это может быть совпадение.

– Тогда… – учитель старательно отводил взгляд, хотя я уже перестал интересоваться снегом под ногами и смотрел прямо на него. – Тогда, может быть, ты и прав.

– То есть, фамилия все-таки знакомая, – продолжал допытываться я.

– Нет, – Женя заметно прибавил шагу. – Возможно, я встречал где-то: не такая уж и редкая фамилия! – Но носителей ее я не знаю. Лично не встречал. Ты уверен, что это фамилия заказчика?

– Уверен. Мне лично громобои сообщили.

– Тогда не знаю… Честно… Не могу сказать…

Он мямлил что-то еще, но мне это быстро надоело.

– Ладно, не кипишуй. Не хочешь – можешь не говорить. Мне все равно.

– Ты уедешь? – догадался он.

– Непременно. Как только получу разрешение.

Официально в Младове все еще шла контртеррористическая операция, и из города никого не выпускали. По крайней мере, так сказали по телевизору.

– Когда это случится?

– Надеюсь, что скоро.

– Тогда я тоже надеюсь на это. Мы пришли.

Дом некой Савельевны действительно располагался аккурат напротив пятиэтажки, в которой проживали Женя и Лев. Мой попутчик скрылся за дверью в подъезд – мне показалось, даже чересчур поспешно скрылся. Я же остался ждать снаружи. Подошла группа полицейских, проверили мои документы, что-то записали. Ищите, ищите, правильно. Совсем молодые ребята, видно, только недавно выпустились. Потому и отправили их на периферию, доверив центр наиболее опытным сотрудникам. Здешний район во время ночного набега пострадал достаточно сильно, но основные события разворачивались в другой части города.

Сколько же на самом деле погибло за прошедшую ночь? Я полагал, счет будет вестись на сотни, но говорят всего о пятидесяти. Власти не хотят лишний раз баламутить население? Странно… Правды ведь все равно не утаишь, рано или поздно информация просочится через интернет. В любом случае виновникам придется ответить. Не только громобоям. В первую очередь, тем, кто допустил, что город оказался полностью не готов к отражению угрозы. Тем, кто смотрел сквозь пальцы на растущую, крепнущую и набиравшую силы молодежную группировку. Тем, кто мог остановить разгул подростковой преступности – и не сделал этого. Тем, кто не вмешался, когда еще была такая возможность. Получается, даже проиграв мятеж, громобои добились поставленной цели: наверняка всё высшее руководство города и района отправится если не под суд, то в отставку. Есть только одно «но», которое до сей поры не приходило мне в голову. На протяжении всего моего пребывания в Младове я искренне полагал, что именно его руководство и «крышует» громобоев! Ведь только людям, наделенным властью, по силу обуздать такую силу. Либо крупному бизнесу. Но ведь давно уже известно, что в России «власть» и «крупный бизнес» – понятия тождественные. Как же тогда они допустили это? Ведь теперь их всех поголовно, невзирая на статусы и размеры кошельков, перетрясут до самых погребов – всех, начиная от мэра и заканчивая последним клерком в районной администрации! Где здесь логика?

Мне катастрофически не хватало достоверных сведений. И чтобы хоть немного раздвинуть информационный вакуум, я решился на телефонный звонок. Наверное, стоило сделать его еще раньше, много раньше, но… Признаюсь честно, я боялся услышать ответ.

– Алло, алло, кого я слышу! Командировочный! Сам позвонил, надо же! Впервые за три недели, ёлы-палы! А то всё по почте да по почте…

Похоже, Паша только недавно проснулся и еще не включал телевизор.

– Утро доброе, начальник, – поприветствовал его я в нарочито беззаботной манере, хотя на душе скреблись кошки. – Как твои дела? Как жизнь личная? Как жена-красавица?

– Жена рядом сидит, – ответил шеф. Масло на хлеб намазывает, тебе привет передает. У тебя дело какое-то, что ты в субботу звонишь?

– Ты, как всегда, чертовски прямолинеен. Да, есть один вопрос. Помнится, полгода назад ты говорил, что у тебя есть знакомый, который может раздобыть информацию о любом человеке, когда-либо жившем или бывавшем в Москве.