Текст книги "В тени над затмением (СИ)"

Автор книги: Артем Зайцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)

И в этот раз Аманда хотела проклясть себя за то, что согласилась, и Леклерка, за то, что убедил. А в следующую секунду, наслаждаясь креслом пилота, она смерялась с новой действительностью и понимала, что получает удовольствие от жизни. Каждый раз во время полёта она заложивала вираж, запуская шаттл дрейфом по орбите, следуя параллельным курсом за «коробкой с крыльями». Конечно, это были условности. Объект движется со скоростью в двести сорок тысяч километров в час по более короткой орбите. Шаттл же мог разгоняться и до десяти субсветовых единиц, что равнялось ста восьми с копейками миллионам километров в час. Как можно понять, значение намного превышающее требуемое. Однако, такие разгоны запрещались (а запрещались любые, вызывающие перегрузки больше двух g), и Аманда плелась вслед за «коробкой с крыльями» на скорости в триста семьдесят три тысяч кмвч на отдалении в сто двадцать тысяч километров, не успевая за шустрым инопланетянином. Каждый раз она записывала с как можно лучшим разрешением, рассказывая на камеру о теориях, придуманных Камилом и Павилом, не забывая вставить свои комментарии. Аманда и не отрицала, что восхищалась объектом, вместе с этим пытаясь передать всю свою палитру эмоций посредством видеофайла.

Леклерку же так понравилась идея, что он разрешил расширить возможности Аманды, допустив её до поверхности небесных тел, лежащих за орбитой Андана, но не дальше тридцати тысяч километров. О первоначальной сотне можно было и забыть.

И подлетая к Мимасу, спутнику Сатурна, Аманда заложила вираж. В невесомости все земные воздушные манёвры осуществляются по-другому, точнее, по другому принципу, основываясь на отсутствии среды сопротивления. И шаттл просто летел боком, давая своему пилоту возможность видеть всё через лобовой иллюминатор. Видимое отражалось на поверхности экрана девайса.

– Представляю вам Мимас.

Левая рука загибала один палец за другим, одновременно гася скорость шаттла и корректируя маневровыми соплами положение. Звездолёт практически повис над спутником, двигаясь параллельным курсом, движимым по инерции со скоростью в четырнадцать целых двадцать восемь километров в секунду. Момент импульса удивительная вещь. И его свойства, сохранённые во вселенной, передаваемы. Аманда может ощущать себя сколько угодно в состоянии покоя, но, когда она покинет шаттла момент импульса останется с ней, не позволив ей непростительно отстать от улетающих объектов.

– Дамы и господа, – Аманда поднялась со своего кресла. – Я не буду первая, кто ступит на поверхность этого куска льда и камня. Но раз уж другие мои коллеги прохлаждаются на Янусе, – она перепроверила все системы скафандра, – то почему и я не могу выбрать для себя местечко?

Воздух из шаттла был откачен заранее. В шлюзе Аманда ждала, пока детекторы давления выровняют свои показания, что, в общем-то, не заставило долго ждать. Дверь выхода была направлена на поверхность Мимаса. С расстояния в тридцать километров он выглядел как шарообразная вафля, покрытая кокосовой стружкой. Только на вид не очень съедобная. Все эти кратерные покрытия, отражающие от своих периферических выступов тени, отбрасываемые на освещённой стороне, предавали некий шарм, казалось бы, обычному, но большому куску льда с выступающими на поверхности каменными известями.

– Мы приближаемся, – Аманда вытянула руку перед собой, повернув ладошкой к себе. На ладошке лежали системы управления шаттлом, вынесенные в АэРку. Загибая правые пальце Аманда легко приближала космолёт к Мимасу. Да, Леклерк её убьёт, а Бао сдерёт с её тела кожу за такое пренебрежение техникой безопасности, но это будет потом. Линия терминатора, разделяющая спутник на две части, прошла совсем близко, но была пересечена. Десять километров, пять, километр, пол, сто метров, пятьдесят метров, двадцать метров. Аманда отпустила палец, останавливая шаттл. Ближе она не решалась подлетать. Существует предел любого специалиста, выше которого он не способен прыгнуть. Во всяком случае, не сейчас. Закрепив два резиновых троса на скафандре, Аманда прыгнула вниз. Трос натянулся за три метра над поверхностью.

– Наверно, многие из тех, кто смотрят меня, так или иначе разбираются в небесной механике и могли бы уже догадаться, почему я остановилась. Точнее, – она перевела дыхание, – точнее, почему я замедлилась. Конечно же, дело в скорости убегания. Ну, или второй космической. Как кому удобнее. Ну, а скорость убегания на Мимасе меньше двух десятых километров в секунду. Сколько это в часах, – Аманда задумалась, выводить калькулятор или нет. – Ай, не могу посчитать, но вам нужно умножить на три тысячи шестьсот. Или поделить на тысячу, чтобы понять скорость в метрах. В любом случае, эта скорость будет намного меньше скорости, образующейся от силы прыжка. Если я слишком быстро приземлюсь, то меня тут же откинет обратно в космос. А сила притяжения здесь составляет шесть сотых земных. Так что, – Аманда приказала тросу расслабить зажимы. Сначала один ботинок, затем другой вступили на поверхность Мимаса. – Вуаля. Вот мы и на земле.

Она едва ощущала своей вес. Одно шага было достаточно, чтобы ощутить треск льда под ногами. Да, это был грязный кусок льда. Вот поэтому и цвет у него такой – серый.

– Наощупь ногами как силикатная мантия, – Аманда рассмеялась. – С оболочкой из замёрзшего льда. Агрегатное состояние, всё такое. Посмотрите, какая красота.

Перед ней раскинулась неровная поверхность спутника, рельефом похожая на пески Сахары. Такие же небольшие возвышенности, переливающиеся волнами от одного кратера к другому, чьи верхушки клали тень в низины. За застывшей природой ледяной поверхности Мимаса, загораживая собой остальную вселенную, навис колосом Сатурн. Его кольца прочерчивали кривую, низ которой скрывался за горизонтом спутника. На востоке, обозначив свои владения, разместилось Солнце, чьи неощутимые лучи света пытались пробиться через солнцезащитные фильтры.

– Как же здесь красиво! – не переставала восхищаться видом Аманда. Не только «коробка с крыльями» вызывала в ней чувства эстетического наслаждения. – Звезда Альгейба, вот там, – она указала пальцем на северо-восток над Сатурном. – Больше ста световых лет от нас. Кажется, я могу рукой подать до неё, схватить и притянуть.

Пилот повернулась к шаттлу. Крылатый звездолёт неподвижно висел в двадцати метрах. Его нижняя часть была хорошо освещена отсюда. Два мощных реактивных сопла, чьи выступающие системы тянулись к задней части космолёта. Он был громаден на фоне Эверики. Добрая сотня метров длинной. Неудивительно, что Паук в собранном виде легко помещался внутри.

– Симбиоз человеческой руки и руки вселенной, – заметила Аманда. – И разве ещё кто-то думает, что мы и вселенная не едины?

Она улыбнулась сама себе. Что-то прекрасное было и её популизаторском блоге, который двигала Компания. Первый и последний исследователь, ступивший на поверхность Мимаса, был здесь больше пятидесяти лет назад.

– Я чувствую, как история проходит сквозь меня. Где-то здесь, совсем рядом, в августе тысяча девятьсот восемьдесят первого года, почти полтора века назад, пролетал Вояджер-2, который давно покинул нашу колыбель, – Аманда прочертила рукой линию. – Сто восемьдесят тысяч от центра Сатурна, сто двадцать тысяч над его небосводом. Может быть, когда-нибудь, и мы проследуем за Вояджером?

Она отключила записал, нажав заветное «опубликовать».

Неверная система координат

Положив свою руку на интерактивную двумерную плоскость, выведенную в АэРке, он обвёл её контуры. За прозрачной плоскостью, сквозь иллюминатор Паука, Павил видел освещённую поверхность Януса. Неровная местность отбрасывала от градиентов тени, скатывающиеся в ямы, оставленные в прошлом столкновениями. Убрав руку, он увидел её точное повторение, линиями выведенное на экран обруча. Все пальцы растопырены. Глаза следовали вдоль контура, но мозг работал на совершенно другой частоте, отстранившись от реальности. Эхом, проносившимся в сознании, он повторял одно и тоже, пытаясь всё сложить в одно простое, но красивое решение: Координаты Риндлера, конкатенация, поля, линейные преобразования, метрика, топология. Вместо восхода Солнца, чей свет покрывал всё больше и больше поверхности Сатурна, переводя терминатор на запад, Павил видел систему координат, по которой гнулись кривые линии, образуя конусы на оси у, устремлённые острыми частями к оси x. Они огибались, закручивались, растягиваясь куда-то к началу отсчёта, откуда расширялись по экспоненциальной, когда плотность пространства уменьшается пропорционально времени. Больше не было никакой инерциальной системы отсчёта. Никакого больше классического принципа эквивалентности. Тензоры сливаются со скалярами. Температура расширяется вместе с пространством. Переопределённый оператор больше не отвечает удалённому на бесконечность наблюдателю, находящемуся в инерциальной системе отсчёта.

Камил уже загрузился в мобильный транспорт, едя по неровной местности к новым координатам посадки следующего груза: новых сканеров частиц узкого направления. Поля! Векторные поля, прогибающиеся под тяжестью гравитации, нарастающей вместе с плотностью в одной точке, притяжение, которой плюёт на любые ограничения в виде скорости убегания. Вакуум чувствует изменение. Вакуум дрожит. Где квантовая теория поля, требуемая для математического описания сути вещей? Вся материя в области метрического провала под гравитационными силами становится нестабильной. Как огромное светило, израсходовавшее свои водородные силы. Только нет никакого светила. Есть лишь маленькая квантовая звезда, не являющаяся звездой. Квази-звезда Планка, обладающая его длинной и энергией. А мозг редуцирует, редуцирует…

– Я отправляюсь, – послышался голос Камила. Медленно катился транспорт, на котором восседал здоровый физик. Одно неловкое ускорение, и они оторвутся от Януса, взлетая вверх. Как если прыгнуть, находясь на Земле, но тебя не вернёт притяжение тот же час назад, а отпустит в вольный полёт.

– Я вижу тебя, – подтвердил Павил, наблюдая за отдаляющимся объектом через иллюминатор. – Как ощущается поездка? Какие первостепенные чувства? – он подхватил парящую плитку протеина, закинув её в рот. Вкус малины.

Как Эффект Прандтля-Глоерта, только для квантового вакуума, когда дифференциал массы и энергии совсем не эквивалентен, что порождает собой очередной парадокс, не вписывающийся в реальную, наблюдаемую вселенную.

– Как ехать по куче щебня, – усмехнулся в эфире Камил. Павил не видел его лицо, лишь слышал голос, передаваемый синусоидой интонацию.

– Только очень медленно.

– Только очень медленно. Но вид потрясающий.

– Вижу и отсюда, – жуя плитку и работая челюстью, промычал Павил.

– Глупости. Тебе стоит выбраться из Паука. Это непередаваемо.

– Я и так в невесомости все дни провожу, – Павил потёр лоб. – Может, в следующий раз.

– Обязательно. Заставлю тебя забирать грузы. А то знаешь, мне уже чертовски надоело.

Излучение Хокинга возникало не на горизонте событий чёрных дыр. Конусы, световые конусы, конусы волны, длинна волны со свойственной амплитудой, тензор энергии-импульса, который достаточно мал, и остаётся таковым при пересечении горизонта. Проблема firewall'a, возникающая, если попытаться рассмотреть запутанность между излучённой частицей и упавшей за горизонт чёрной дыры. Повторяя аксиомы квантовой механики, корреляции разрушаются. Но когда они разрушаются, высвобождается огромная энергия, создающая преграду, firewall, на горизонте. Ещё одно Ефремовское Инферно, следующее в микромир.

– Камил. У меня есть идея, – Павил наклонился к пульту управления.

– Слушаю.

– Что, если мы попытаемся передать что-то на объект.

– Павил?

– Я имею ввиду данные. Изображение. Структуру. Придумаем, и пошлём её через антенну. Антенну направим на «коробку с крыльями».

Джеты рождаются на полюсах чёрных дыр, но не исходят прямиком из-под горизонта событий. Завихрения энергии, бегущей от аккреционного диска, собираются перпендикулярно экватору, устремляясь от падения векторного поля. Чёрное пространство в центре которого находится чёрный, не излучающий шар. Контуры шара покрыты белым сиянием, описывая окружность. Шар вращается, а вслед за ним аккреция, превращаясь в спираль, которая собирается плотным слоем и превращается в диск. Джеты, закручиваясь в прозрачные, светящиеся спирали, уносятся от шара по вертикали в обоих направлениях, уходя за пределы изображения.

– Послушай. Мы ведь предполагаем, что у этой штуки есть разум, – Павил продолжил. – Пускай не человеческий, но разум. А есть какие-то видимые константы во вселенной, единые для всех. Ну, или должны быть. Согласен? Это должно быть какое-то изображение. Символ. Например, как бы ты определил разумность другого вида, если бы ты его встретил. Пускай он бы выглядел, как пангуманоид.

– Хорошо, – Камил задумался на секунду. – Не очень легко думать, когда тебя покачивает, но не так, как на нормальной поверхности, а будто тебя снизу заливают водой, которая тут же исчезает. Так. Пангуманоид. Конечно, следовало бы провести тест. Ну, после карантина и проверки биологов.

– Да-да!

– Тест. Это должен быть визуальный тест. Который бы был понятен и ребёнку. Что-то, завязанное на геометрии. Связанное с обычными, евклидовыми фигурами.

– Вот! Что-то геометрическое.

– Да, – Камил хихикнул. – Как в фильме «Идиократия», когда их заставляли геометрические фигуры распределять по формам. Только более продвинутое. Что-то, похожее на конструктор, когда требуется собрать из деталей одну форму. Вроде ёлочки из бубликов, когда распределяешь по диаметру. Или площади…

– Ты понимаешь, к чему я клоню, – ехидно улыбнулся Павил. – Я хочу послать визуальный образ. Только не простой квадрат или треугольник.

– А что-то вроде многогранника?

– Да. Может, ромб?

– Лучше вытянуть два ромба и сложить перпендикулярно.

– Хорошая идея, – Павил взял в руки управления, настраивая антенну. – Сейчас, только антенну настрою.

– А мы не должны предупредить кого-то об этом? Ну, там, Леклерка? Бао?

– Тебе это принципиально? – Прицел антенны начал калибровку, ища на Сатурне нужную цель.

– Если честно, то нет, – подумав немного, Камил добавил. – Но им это не понравится. Да и мы у Леклерка в подчинении.

– Только формально. Вспомни слова генералиссимуса.

– Да, помню был такой человек, – Камил рассмеялся. Павил тоже не смог сдержать улыбку. – Мне ещё час добираться до места контакте. Осталось, – он сверился с показаниями, – ещё девять с половиной километров. Боже, как это утомляет.

– Так безопасность же.

– Точно.

– О! Вижу, – воскликнул Павил. – Объект как раз на противоположной от нас стороне. Появляется из ночной стороны. Входит, как и мы, на дневную.

– А коллапсы?

– Ещё не замечены. Рано ведь, – на навигационной сетке был отмечен только один ретранслятор Андана, который точно отслеживался системой станции. Не то чтобы процессы, происходящие на Пауке, не передавались туда же, но Павил не решил использовать спутникового дрона. – Смогу перекинуть изображение через час, когда объект обогнёт эллипс планеты с нашей стороны. Пошлю прямым контактом.

– Ладно, – Камил аккуратно поёрзал в своём кресле. – А что пошлёшь?

– Твои конусы и свою девятиконечную звезды.

– Почему именно такую?

– Я сделал выбор между октаграммой и декаграммой. Так, – Павил протянул, – получилось.

– Дашь знать, если что-то проясниться. Да и чего ты вообще ожидаешь от своего задачи?

– Импровизация, друг, импровизация, – Павил усмехнулся. – Ты будешь первым, кому я сообщу, если что-то прояснится.

– Добжэ.

– Кстати, вот ещё, – Павил осторожно потёр нос. С каждым днём ему всё больше казалось, что он простыл. – Навещу-ка я нашего другого знакомого.

– Кого? – мобильный аппарат, на котором восседал гигант, спустился в небольшой кратер, поднимаясь с противоположной стороны.

– Софа.

– По поводу Андана?

– Да, – протянул Павил. – Спрошу, как дела обстоят дома. Да и Аманда тоже интересуется происходящим. Через инфополюс свяжусь. Ему передать что от тебя?

– Да, – Камил усмехнулся. – Передай, что он неудачник.

Груз с едой в алюминиевом контейнере, обшитым резиновым брезентом, появился в виде точки на космическом горизонте. На подлёте к арке дефлектора он начал замедляться, вплыл в область магнитной силы постройки и начал своё движение по магнитной линии. Манипулятор зажимами ухватился за поручни, приваренные к внешнему слою, вытягивая груз, когда тот пересекал центр. Бао контролировал процесс через дополнительную реальность, вытягивая прибывший контейнер на себя. Много килограммовая конструкция оторвалась от ферромагнетика, покидая его. Тайлер знал толк в защите от ионизирующего излучения. Стоило ему отдать долг. В условиях повышенного радиационного фона любая незащищённая белковая органика, особенно еда, быстро портится, и требовалось раз в два дня отправлять новые запасы на Янус. Заранее установленный рельсовый ускоритель уже был готов к работе. Его две продолговатые магнитные линии вектором были направлены на нужную траекторию. От рельсового ускорителя до РИТЭГовской установки, питающей дефлектор, тянулся высококонтактный провод проводника, обшитый экранированным слоем прозрачной резины. Здесь, в космическом вакууме, эти объекты словно повисли в пространстве. Даже выстрел из рельсового ускорителя не изменит их положение, не сдвинет с места.

На лицевом визоре Бао высвечивались векторные линии движения груза к ускорителю. Цвет линии менялся от зелёной до жёлтого. Бао осторожно, используя свой реактивный ранец, поворачивался от терпогенератора к ускорителю, держа перед собой в хватке манипулятора груз. Рука техники причудливо вытягивалась, суставные части меняли свою длину, повинуясь гидравлическим механизмам. Так обычно вытягивается гармошка. Если бы у неё был скелет. Или нога хищника, совершающего смертельный прыжок.

Всего двадцать метров. Ничего сложного, но время займёт. Минуты три.

Прямоугольный контейнер, внутри которого, за всеми защитными слоями, находился самодельный холодильник, питаемый от алюминиевого тела, приблизился к ускорителю. Бао контролировал его положение одной рукой, держа его перед собой, синхронизировавшись с манипуляторов. Другой рукой, словно дирижер невидимого оркестра, он вытянул из гнезда ускорителя ещё один манипулятор с двумя вращающимися антеннами: на левую были насажены металлические полоски, а правая являлась вакуумным сварочным аппаратом, наподобие усиленного радиатора, поверхность которого нагревалась. Следовало закрепить полоски, чтобы превратить контейнер в снаряд рельсотрона. Что, собственно, Бао и сделал, приваривая полоски на противоположны сторонах. Он вращал рукой, заставляя манипулятор следовать движениям, вращая груз.

Когда дело было закончено, Бао вернул манипулятор ускорителя в гнездо. Что-то кольнуло его в области протеза. Бао поморщился от неприятного ощущения. В последнее время ему не хватало терапии Вайсс, задействованной на Пауке. Сам Бао рассчитать идеальную дозу стимуляторов так и не смог. Слишком много переменных требовалось подсчитать: количество глюкозы, гормональный фон, даже настроение играло роль. Если так пойдёт и дальше, то он сам себя запустит в ускорителе и полетит на Янус.

Груз входил в отверстие для запуска. Ускоритель представлял из себя полую конструкцию, вроде сосиски в тесте, только без сосиски. Три магнита, три кольца, одна конструкция в форме пружины. Через всю ось ускорителя шли две проводимые антенны, увеличивающие точность наведения. Груз располагался так, чтобы приваренные ранее полоски с каждой стороны соответствовали положению антенн. Так как ускоритель находится в рабочем состоянии постоянно, следовало выждать момент, перед тем, как выстреливать по направлению к Янусу. И Бао удерживал манипулятором груз, не давая тому втянуться в ускоритель и набрать ускорение. Так получилось, что Янус вошёл на дневную сторону Сатурна лишь три часа назад. Значит, только через час он пройдёт негласный нулевой меридиан, вечно проходящий по нулевой долготе. Значит, ещё час до запуска. А потом сорок минут полёта груза на бешенной скорости в сторону орбиты Януса. Любая ошибка в синхронизации, в неверной траектории, и груз пройдёт либо перед спутником, либо опоздает и пройдёт за. Вряд ли существуют более печальные сценарии развития ситуации.

Бао принялся ждать.

Час ожидания ничто для него. Не в первой. Несколько раз его вызывал Тайлер, но Бао лишь посылал тому подтверждение своей активности, уклоняясь от разговора. Тело его расслабилось, пытаясь адаптироваться к проклятой невесомости. Следовало поменяться с Тайлером местами, но терраформатор Венеры умел лучше упаковывать грузы, а Бао их погружать. Было бы ужасным просчётам менять что-либо. Поэтому, Леклерк никогда бы не одобрил просьбу Бао. Это просто-напросто было не в его природе, которую Бао знал лучше любого из участников научной группы. Даже Вайсс. Следовало отправить ей запрос, попросить помощь в подборе дозы, но что она могла сделать на расстоянии? Бао нервно открыл окно чата, но тут же закрыл его, упрекнув себя в слабости. Он протянет и так. Мельком он заметил сообщение Аманды об Андане и слежке. Такие сообщения она рассылала с завидной постоянностью. Слава богу, что данную заметку она не озвучивала в своём блоге, обходя её стороной. Леклерк просил разобраться с этим, будто Бао что-то мог сделать. Проблема лежала за пределами технического решения, находясь в области программного. Если Леклерк сам не знает, что ему делать, то, что может Бао? Андан заинтересовался Амандой, а она, в силу своей любопытности, им. Бао догадывался, что дело в её заинтересованности «коробкой с крыльями», даже одержимости, которую трудно скрыть от сканера ядерно-магнитного резонанса головы. Теперь всё оставшееся время, которая она не будет уделять объекту своей одержимости, она посветит на изучение систем Андана. У Андана есть своя воля, и, как и любому человеку, никто не вправе его ограничивать.

Таймер отбил оповещение. Бао дважды проверил схему ускорителя, как он, в общем, делал всегда. Реактивный ранец развернул его в сторону Сатурна, чтобы Бао видел траекторию вектора, пересекающую орбиту Януса. «Зачем бог придумал геометрию?». Нет, не так. Кто создал «коробку с крыльями»? Вот правильный вопрос. Так считал Бао. Аппарат, создающий миллископические виртуальные чёрные дыры. Он всё ещё там. Кружит себе. Пускай Аманда не обманывает себя, считая, что понимает что-то. Бао глазами, моргнув, активировал отсчёт синхронизации, и наблюдал, как проценты, один, два, три, пять, начали увеличиваться. Когда дойдёт до ста, система в автоматическом режиме разожмёт клешни манипулятора. Бао лишь контролировал процесс, но не вмешивался. Вмешиваться означало потерять контроль над ситуацией и действовать по интуиции, импровизировать. То, чего он больше всего не любил – сталкиваться с хаосом.

Две прямые пересеклись, доведя процент до ста. Манипулятор разжал захват, отпуская груз восвояси. Сила магнетизма подобрала контейнер, затягивая его к себе. Магниты, работая по тому же принципу, что и космический фонтан, ускоряли груз, проводя его через магнитные кольца. Конечно, использовать управляемые дроны было бы намного удобнее, но они могли барахлить и неадекватно работать, являясь сложными техническими системами, поэтому Бао молча наблюдал, как импульс ускорения вытолкнул из рельсотрона груз, выстреливая по направлению к Сатурну, где тот пересечётся на лету с Янусом. В отличие от земной атмосферы, в космическом вакууме начальный импульс не изменялся, а оставался неизменным вдали от объектов достаточно большой массы, тем самым, сохраняя свой импульс, что отсылало к тому неловкому диалогу с физиками, когда они обсуждали реальную силу нуля во вселенной. Сколько перегрузок испытал бы человек, вот так запущенный через ускоритель? Двадцать g? Тридцать? Больше? Можно было подсчитать, даже не вручную (благо имелись вычислители), но зачем? Бао достаточно было знать, что данный тип доставки грузов не пригоден для человека. Он какое-то время пронаблюдал за грузом, пока тот превращался в исчезающую точку, затем активировал реактивный ранец и направился к дефлектору, готовясь сам стать квазичастью в квазилинейном ускорителе масс дефлектора.

На мгновение он задумался о своём, потеряв счёт времени. Дрожь пробежала по его телу, словно скафандр разгерметизировало. Ломка заставляла о себе знать. Он вдохнул кислорода, беря себя в руки. Он вдыхал и выдыхал воздух, пока не заметил окно срочного вызовы на визоре. Его вызывали Леклерк и Тайлер, объединённые в закрытое соединение.

– Со мной всё в порядке. Скоро буду, – сразу же ответил Бао, не дожидаясь.

– Бао! – голос Тайлера звучал взвинченным. Тот даже на секунду подумал, не натворил ли он глупостей по невнимательности.

– Сколько минут прошло с того времени, как ты запустил груз? – спрашивал Леклерк, чей виртуальный голос соответствовал синусоиде колебаний звука.

– Что? – Бао посмотрел на время. – Девять минут. Да, я задумался.

– Выброс! – теперь говорил Тайлер.

– Я не очень понимаю…

– Две минуты назад мы зарегистрировали новую образовавшуюся чёрную дыру. Только в этот раз она была намного ближе к нам, – синусоида повиновалась голосу Леклерка.

– Насколько близко? В области Андана?

– На векторе полёта груза.

– Что? – Бао сразу же в уме просчитал несколько возможных вариантов, пришедшим ему на ум. – Что случилось?

– Ты наблюдаешь изменения? Сейчас?

Бао развернулся к Сатурну. Орбита Януса осталась прежней, но вектор движения груза сменил свой прежний оранжевый цвет на красный. Угол атаки оставался прежним, но что-то не сходилось. Угол движения отличался от прежнего.

– Я не очень вижу отсюда.

– Образовавшаяся чёрная дыра изменила скорость полёта контейнера. Она послужила дополнительным ускорителем, заставив контейнер совершить ещё один гравитационный манёвр.

– Чёрт. Это значит…

– Что груз летит как торпедирующий снаряд к Янусу и встретится с ним раньше запланированного времени, – констатировал Тайлер.

– Но как, если она бх – виртуальная?

– Скорее всего, в этот раз, нет.

В эфире повисло непродолжительное молчание.

– Это было преднамеренное действие, – Бао судорожно пытался глазами отыскать два объекта, летящие друг в друга на лобовое столкновение. – Это было сделано специально. Это акт агрессии.

– Что? – удивился Тайлер. – О чём ты? Ты можешь сделать замеры…

– Нас атаковали, – Бао оскалил зубы, думая, чем он может помочь людям на Пауке.

Всегда существует вероятность, что что-то пойдёт не так. Одна миллионная процента, но она есть. Его невозможно убрать, невозможно изолировать, извлечь, решить. Можно лишь игнорировать. До того момента, пока она не явит себя миру, напоминая, насколько несовершенны системы. Никакие системы. Поэтому ноль абсолютно абстрактен как отдельное число. В математике он существует, а в реальности – нет. И сколько бы ты не пытайся всё просчитать, ошибка может родиться из граней, неподвластных человеческому уму. Если не существует идеальной, непогрешимой системы, а ошибка существует вне системы – не значит ли это, что существуют такие параметры, которые невозможно обнаружить никаким расчетом и формулированием? Что может сделать Бао с тем, что не может понять? Лишь минимизировать причины, те самые миллионные процента, влекущие за собой ужасные последствия.

Вайсс, запыхаясь, влетела в главный отсек Паука. Оповещение пришло всем одновременно. Павил не сразу понял, о чём идёт речь, но почувствовал, что случилось что-то нехорошее.

– Павил.

– Знаю, – Павил, затаив дыхание, читал инструкции от Тайлера.

«…получив дополнительное ускорение, перешёл в подобие снаряда…импакт…» Слова исчезали где-то в сознании. «…через шесть минут…на скорости…влетит в Янус».

– Камил… – Павил сглотнул. – Он снаружи.

Сидя в мобильном транспорте, Камил ожидал приближение груза. Дневная часть Сатурна заполняла восточную часть вселенной. Солнце – противоположную. Длинная, острая как бритва, тень, отбрасывалась от транспорта и сидящего на его поверхности астронавта. Мириады звёзд, не закрытых световым загрязнением, бросали свой свет на лобовое стекло шлема, через которое Камил их наблюдал. Может ли всё это существование зависеть лишь от одного наблюдателя? А если бы его не было? Испещрённая, рыхлая поверхность Януса, изуродованная миллионами лет бомбардировкой и столкновениями с другими телами, тянулась от края до края взора Камила.

Необычный выброс не остался без внимания Павила. Сканеры и детекторы его не упустили, оповестив о необычном, доселе невиданном, изменении топологии пространства. Представьте селе лист бумаги, представьте множество векторов в виде указательных знаком, направленных остриём к центру листа, представьте, как они сбегаются от края бумаги к этому центру, представьте, что область листа ограничена, и, сбившись в кучу, линии начнут сталкиваться друг с другом, сжимаясь, образуя всё более плотную и плотную сферу. А потом представьте, что процесс пошёл в обратном направлении: все линии, ранее сжавшиеся в сферу, разом разлетаются сферой. Она надувается, теряет в плотности, но увеличивает свой радиус. Это и будет коллапс. То самое, Камиловское «рождение вселенной». Но, перед тем, как коллапсировать, пространство, под силой гравитации, изогнётся, деформируется, искривится. Гравитационный манёвр возможен у любого объекта, имеющего достаточную массу для образования своего гравитационного колодца, а масса чёрной дыры, даже и миллископической – относительно огромна. Если она не виртуальна. Иначе, она бы никогда не перешла предел Шварцшильда, не нарушила принцип Паули для электронов. На деле же пространство искривляется всегда, даже когда вы смотрите на улетающий от вас самолёт. Если что-то успеет попасть в гравитационный колодец миллископической чёрной дыры, это «что-то» будет втянуто к горизонту события, набирая скорость, ускоряясь, как ускоряется упавший с дерева лепесток в воронке водоворота. Миллископическая чёрная дыра не живёт хоть сколько-то долго, чтобы создать релятивистское изменение времени, когда субъективное время и «реальное» начнут расходиться, как у героев «Тау-Нуль» Андерсона. Это «что-то» втянется и тут же покинет катализатор, причину нового передаваемого импульса. Только такое невозможно, если чёрная дыра – виртуальная.

– Что случилось? – Вайсс выглядела напуганная. Павил словил себя на мысли, что удивляется данному факту.

– Чёрная дыра, – Павил перевёл дыхание. – Случился коллапс на траектории полёта груза.

Вайсс раздражённо сверлила его взглядом.

– Это настоящая чёрная дыра. Настоящая миллископическая чёрная дыра, – пояснил он.