Текст книги "В тени над затмением (СИ)"

Автор книги: Артем Зайцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)

К телам ускоряющийся были подсоединены пропеллеры, запускающиеся от электрических импульсов нервных окончаний, наподобие продвинутой ЭСИ. Они и позволяли беспрепятственно двигаться в безгравитационной системе. Тела, вместе с круглым процессором медленно вращались за счёт сохранения момента инерции, и наблюдали за Леклерком.

Что ж, это было не удивительно, ведь главное голосование начнётся уже скоро. Возможно, решающее для всех без исключение ускоряющихся. Поэтому они и объединяли свои мозги, сбивались в группки и союзы, решая, как им следует поступить.

Леклерк и представитель подлетели к выпуклому наросту. Он, словно холмик, зарос весь травой. Несколько ромашек торчали тот тут, то там. К Леклерку с неба спустился дрон, подлетая к холмику. В своих зажимах он держал новый дайвинговый костюм.

– Знаешь, а я ведь и сам мог найти дорогу.

– Знаю, – улыбнулся представитель. – Но так захотели советники.

– Понимаю, – Леклерк опустил свои ноги на пол, а руки вытянул вверх.

Дрон растянул дайвинговый костюм, натягивая его сверху-вниз на Леклерка. Липкий, обтягивающий материал покрыл пальцы, затем кисти, предплечья, дотянулся до плеч, покончив с руками и перешёл туловище, оставив голову без изменений. Представитель сорвал с дрона подводную маску на всё лицо, пока машина продолжала одевать неподвижного Леклерка.

– Ты уже определился, как проголосуешь? – Леклерк принял маску из рук представителя, закончившего хаотично вращаться.

– Я поддержу главный вектор проконсула, каким бы он не был.

– Это позиция большинства?

– Да. Это позиция всего Зазеркалья.

– Но…почему же? – Леклерк надел подводную маску поверх девайса. – А если позиция будет ошибочна? Анти-ускоряющееся?

– Такого не может быть. Проконсул и совет всегда действуют в интересах ускоряющихся. То есть – наших.

В наросте образовалась впадина, словно земля провалилась внутрь.

– А где твоя маска? – спросил Леклерк представителя.

– Я не последую дальше. Я ещё слишком молод. Нельзя, – улыбаясь белоснежной улыбкой, сотворённой из резины, тот пожал плечами.

Спустившись «под землю», Леклерк оказался в бассейне, уходящим в течение. Дыра в холме за спиной Леклерка затянулась и «коженосящий» нырнул в воду. В Зазеркалье имелся свой гольфстрим, циркулирующий вокруг всей станции ускоряющихся. Тёплое течение несло Леклерка вперёд. На самом деле это и был настоящий мир ускоряющихся, а не тот, что «наверху», опирающийся только на виртуальность. В прозрачной воде, то тут, то там, Леклерку попадались дрейфующие реакторы, распыляющие гмо-бактерии, собирающие пластик. Бактерии поглощали пластик, доставляя его в реактор, где пластиковые отходы перерабатывались во внутренней ёмкости аппарата. За полный цикл переработки от пластика оставались вода и углекислый газ. Разложенные полимеры переходили на еду гмо-бактериями, которые таким способом восстанавливали затраченную ранее энергию. Ближе к стенам трубообразных проходов, над и под Леклерком, проходила система охлаждения и трубки рефрижераторов, по которым протекал жидкий азот для охлаждения внутренней аппаратуры. Цепочка процессоров, объединённых между собой спаянными платами, пролегала вдоль всей системы циркуляции воды. Давно, до рождения Леклерка, когда ускоряющиеся только возвели своё Зазеркалье на низкой земной орбите, систему циркуляции использовали ещё и для работы ядерного реактора, прогоняя воду через него и разгоняя турбины в невесомости. Сейчас уже все отказались от энергии ядерного распада, посчитав ей слишком затратной по отношению количества расходуемой жидкости.

Через пять минут пассивного движения поток течения изменил своё направления, уводя Леклерка вверх, где его втянул вакуумный насос внутрь другого резервуара воды.

Все уже давно ждали его. Внутри прозрачной сферы резервуара Леклерк оказался прямо перед проконсулом. Интерактивный прямоугольник, гроб, вертикально заякоренный на прямой ручке, уходящей в днище сферы. Гроб переливался статистическими помехами, волны которых соответствовали голосу проконсула. Сам проконсул в виртуальном мире выглядел молодым подростком в теле механической машины, заменявшей туловище и конечности. За проконсулом искрился портал, червоточина, уходящая в некое другое измерение, символизирующее то, от чего Леклерк отказался. Проконсул не мог упустить момента указать Леклерку всю его ущербность и ограниченность. Впрочем, этого и не требовалось. Леклерк был единственным живым человек, ускорителем в живом теле, не воспользовавшимся инфополюсом на расстоянии. Он явился сюда лично, показывая тем самым свой настрой и решимость.

– Что ж, – пожал плечами проконсул. – Ты всё же, действительно, решил представь перед нами в «природной» оболочке, – помимо статистических помех, выводимых на поверхность гроба, внутри которого и находилось реальное тело проконсула (разобранное и упакованное), синусоида голоса меняла свою амплитуду, выводимая поверх изображения проконсула. – Думаю, разработку вектора мы можем начать. Приступить к ускорению.

Все прозрачные стены сферы были изрисованы синусоидами подключившихся ускоряющихся. Здесь был весь совет, все правителя и главы программирования. И они слушали, превращая свои синусоиды в прямые линии.

– Как вы уже знаете, – продолжил проконсул, – ИИ превысил допустимые ограничения, убив аппаратуру.

– Он не мог превысить ограничения, потому что не было никаких ограничений, – высказался кто-то из отдела программирования. Синусоида меняла свою амплитуду по мере изменения голоса.

– Есть законы, почему нельзя применять электромагнитное оружие, – теперь говорил программный претор. – Любое несогласованное уничтожение техники может приравниваться к акту агрессии по отношению к ускоряющимся.

– Наши тела неразрывно связаны с электроникой. Она является частью нас, – проконсул повысил голос. – Наши разумы связаны с электроникой. Умрёт электроника – умрём и мы.

– Только не коженосящего, – высказался неопознанный голос.

Раздался небольшой смешок, поддержанный остальными присутствующими ускоряющими. Стены резервуара исказились в унисонной волне поддержки.

– Поэтому, я и отказался от частичного перехода, – возмутился Леклерк. – Посмотрите на себя. Параноики, не способные видеть дальше программного алгоритма. Одна ситуация, вышедшая из-под контроля, и всё, вы уже боитесь. Будто что-то угрожает главному вектору.

– Это не просто ситуация, вышедшая из-под контроля, – проконсул посмотрел своими виртуальными глазами на Леклерка. В них, подобно линейной машинке Тьюринга, бежали однозначные цифры, меняющие друг друга. – Уничтожение проводников и транзисторов через скачки напряжения значит, что у ИИ есть доступ к электрическим мощностям.

– Он лишь проучил тех доморощенных хакеров.

– Это уже не первый случай, – ответил претор. – ИИ явно не в настроении.

– Это слишком человеческая логика, – упрекнул того Леклерк.

– Но ей орудуешь и ты, – проконсул склонил голову. – Проучил? А если он захочет нас проучить? Мы связаны с инфополюсом. Мы живём в нём. И мы делим пространство там с ИИ. А если он захочет нас проучить? Можем ли мы быть уверены, что наши фаерволы защитят нас? Программный претор?

– Мы не способны провести проверку, но квантовые фаерволы ничто для квантового сознания.

– Если мы не способны себя защитить, то как мы можем не быть параноиками? Мы – прогрессоры человечества, а не корпорации. Мы двигаем науку, а они лишь популизируют её. И мы настоящие отцы ИИ.

– И неспособные его контролировать, – высказался программный оператор. – Мы не можем переделать его. Он состоялся как разум и не подлежит редактированию. Это за пределами конвекции закона Тьюринга.

– Он не просто программа, – прямая линия под программным фециалом сменилась на синусоида. – Он и есть разум.

– Так получилось, что ИИ представляет опасность не только для нас, но и для остальных корпораций, – проконсул сцепил пальцы. – Они организовали свой совет. Конгломерат. И уже пришли к заключению.

Стены зала загудели, изрисовавшись множеством негодующих синусов, меняющих свою длину волны.

– Да что они могут понимать в программировании?

– Эти дилетанты не отличат бит от кубита.

– Коженосящие вновь решили нам указывать, что делать?

– Жалкая попытка потягаться с нами силами в интеллектуальном первенстве.

– Тихо, – перебил всех проконсул. – Ускоряющиеся обязаны Компании, и мы должны учитывать их мнение.

– Почему ты не отправил меня на переговоры? – негодующе выкрикнул в микрофон маски Леклерк.

– Я никогда не отправлял. Решение должно было остаться здесь, в пределах сферы влияния ускоряющихся.

– Но ты согласился записать их решение в реестр Зазеркалья? – спросил один из совета.

– Да.

– Возмутительно, – высказался фециал.

– Это угроза нашей независимости, – высказался претор. – Это угроза нашему вектору.

– Ты поставил главный вектор под угрозу влияния извне, – высказался программный оператор.

– Это вздор, – ответил проконсул.

– Голосование может быть фальсифицировано влиянием извне, – Леклерк махнул рукой по горизонтали.

Проконсул злостно посмотрел на него, но ничего не ответил.

– Ты общался с Компанией на прямую? Через инфополюс? – спрашивал один из программных старейший, но проконсул лишь молчал, не отвечая на риторические вопросы. – Без представителей? Не обратился к программному представительству? Ты мог подвергнуть своё мышлению чужеродному влиянию. Как мы можем быть уверены, что твоё мнение основано на мнении большинства Зазеркалья?

– Фальсификация здесь не причём. Они хотели знать мнение ускоряющихся из прямых уст. В коем-то веки наши цели, возможно, сойдутся.

– Так, к какому решению они пришли? – спросил претор.

– К такому же, что и мы.

– Или мы подверглись влиянию извне? – спросил Леклерк. – Тогда мы должны оттянуть голосование…

– Значит, они тоже хотят форматнуть ИИ? – перебил Леклерка кто-то из совета.

– Есть главная причина, почему мы дошли до этого момента, – аватар проконсула застыл, как и статистические помехи на поверхности его гроба. Лишь синусоида голоса продолжала меняться. – Ни ускоряющиеся, ни линейные не могут понять ИИ. Как он мыслит?

– И, поэтому, мы должны избавиться от него? – Леклерк негодовал. – Как дикие животные?

– Ты знаешь анекдот про ядерный реактор и древнего грека, Леклерк?

– Это новая технология, – по залу раздался неодобрительный гул. – Прошу прощения. Это новый разум, – прокричал Леклерк. – Со своими особенностями! Вспомните основной вектор всех ускоряющихся – непрерывное ускорение в будущее. А мы обсуждаем убийство этого самого будущего. Разума. Настоящего разума, прошедшего тест Тьюринга. Да это прямое нарушение закона ускоряющейся отдачи! Это ересь!

– Он разум. Мыслящий. Без спорно. Но прошёл ли он тест Тьюринга? Посмотри, какие ответы он даёт в инфополюсе. Это чистейшая китайская комната Сёрла. К сожалению, мы не можем прийти к выводу, что он – мыслящий по меркам человека. Различия в ментальном плане между ним и нами кардинально отличаются на корню. Нет никаких доказательств, что и ИИ понимает нас. О чём люди говорят. Так же, как и люда не понимают, о чём говорит ИИ. К тому же, существует вероятность, что мы ошиблись и породили не разум, а лишь её искажённую версию, монстра, не имеющего ничего общего с интеллектом.

– Это слишком антропоценрическая точка зрения.

– Но она имеет право существовать, когда мы говорил о чём-то, что было создано руками человека. Возможно, мы достигли технологической сингулярности в тот момент, когда родился чистейший из разумов. Но мы не осознали это. Посмотри на себя, коженосящий. Ты не согласен с нами, когда речь заходит о переходе. Называешь других ускоряющихся параноиками. Может мы не осознаёт этого. А может, ты заблуждаешься? Если бы технологическая сингулярность и наступила, то мы не доросли до неё. Не поняли в силу наших недостаточных умственных мощностей. И не можем совладать с ней. Но если она наступила, то мы – и есть технологическая сингулярность.

– И ты готов поддержать главный вектор Компании. Вектор, «рождённый в конгломерате корпораций»? Не ускоряющихся?

– Поэтому мы и проводим голосование, коженосящий. Чтобы последнее слово осталось за ускоряющимися.

– Я ускоряющийся, а не коженосящий, проконсул.

– А ты останешься таковым, пойдя против нового вектора?

– Так проясни же его!

Аватар проконсула исчез. Остался лишь один гроб.

– ИИ должен быть уничтожен в силу того, что его невозможно понять, а значит, невозможно предугадать его действия. С ним невозможно договориться. И мы, ускоряющиеся, живущие в инфополюсе, подключенные беспрерывно к общей сети, как глобальной, так и энергоснабжения, являемся самыми уязвимыми в цепочке. В нас не говорит страх, а лишь сухая логика. Если мы погибнем, то человечество потеряет прямых представителей своего прогресса. Это будет несказанный удар по всему научному пласту. Будут утеряны двенадцать в тридцать шестой степени байт и кубайт информации. Целая история. Человечество отдалится от мечты постичь постфиз. ИИ лишь доказывает, что человечество всё ещё далеко от данного состояния. Создав ИИ, мы поторопились, и не находимся на том уровне развития, требуемого для постижения разума ИИ. Эксперимент лишь убедил большинство ускоряющихся, что те находятся на верном пути, главный вектор – истина, и полное понимание того, с чем мы столкнулись, получим лишь при полном переходе в постфизическое состояние. В цифру. Есть ли те, кто готов оспорить вектор моего мышления?

Никто не высказался.

– Послушайте, – Леклерк запротестовал. – ИИ живёт в инфополюсе. Мы сейчас находимся в инфополюсе. Значит, ИИ имеет возможность нас прослушивать в любое время. Я уверен, он и сейчас слушает нас. Но ничего не предпринимает.

– Как и сказал проконсул, нет никаких доказательств, что ИИ понимает, о чём говорят люди, – высказался программный оператор.

– Но для него всё это – сплошная цифра. Вам ли не знать? Он в любой момент может скомпилировать услышанное на своём языке. Он понимает, что мы, его родители, хотим убить его. Но что он предпринимает? Ничего! Он безопасен!

– А уничтожение проводников через скачок напряжения? – спросил один из совета.

– Когда мы создавали его, мы знали, на что он может быть способен. Видели его потенциал. Но всё равно не отказались. Почему же сейчас?

– Мы поторопились, – перебил его проконсул. – Но осознали только сейчас. Мы должны проголосовать. Я сформулировал два варианта.

В АэРке перед Леклерком высветилось голосование, состоящие из двух вариантов:

1. ИИ подлежит форматированию, с последующим разбором компонентов.

2. ИИ следует оставить в инфополюсе (Пойти против «рождённого в конгломерате корпораций» решения).

– Пойти против «рождённого в конгломерате корпораций» решения? – удивился Леклерк. – Что это значит? Голосование фальсифицировано. Первый вариант покажет линейным, что мы, ускоряющиеся, признаём их власть над нами. Это отрицание независимости!

– Поэтому я так и написал, – ответил гроб. – Последнее слово всё равно за нами. Если откажемся от решения корпорация, зарубив его на последнем рывке, то покажем им, что не расцениваем их как главных партнёров. Но это не так. Мы зависим от них. Как бы это не звучало. Убить разум, убить живой организм, должно быть общим решением всего человечества. Или ты не согласен, Леклерк?

Леклерку нечего было ответить. Слова застряли в глотке.

– Тогда начнём, – трибуны синусоидов покрылись одобрительным зелёным светом. Леклерк подтвердил своё участие в голосовании, моргнув нажатием на зелёную кнопку на интерфейсе.

Покидая Зазеркалье, Леклерк уже знал, чем закончилось голосование. Просто оно ещё не было официально афишировано. Да и надо ли? Ускоряющиеся прогнулись под своих партнёров, согласившись с теми по вопросу ИИ.

– Всё хорошо? – Бао, первый помощник, протянул Леклерку скафандр.

– Не совсем.

Группа из восьми людей, его приближённые и помощники, ожидали Леклерка и конца голосования в общем холле. Они были здесь единственными. На каждом скафандр с пометками группы Леклерка – чёрные полоски покрывают волновую рябь, подобно изображению радиоволн, исходящих из передатчика антенны.

– Не могу поверить, что наши усилия коту под хвост, – Молло поникла.

– А ведь ИИ – это наша разработка, – Себастьян вскинул голову. Его распущенные волосы веером собрались в невесомости вокруг лица.

– Ну не совсем наша, – отрезал Леклерк. – Общая. Всех ускоряющихся. Нельзя приписывать заслугу в успехах только нашей группы.

– И всё же, – Ривьеро почесал висок, снимая с головы девайс, – это – неудача. Это был отличный шанс выбиться в лидеры ускоряющихся. Мы могли бы протолкнуть тебя, Леклерк, в совет.

– Я всего лишь коженосящий, – он оттолкнулся от поручня, направляясь к космическому лифту. – Пошли. Нам нечего здесь больше делать.

На каждом лице своих подчинённых он читал разочарование. Годы труда канут в историю. Осознание? Осознание, что величайший технический прорыв двадцать второго века будет уничтожен. Как киберсин. История повторяется. Будущее вновь отодвинется.

– Не говори так, – ответила Молло. – Мы все такие. Коженосящие.

На интерфейсе, в АэРке, перед Леклерком высветилось новое окно голосового чата. Без особо энтузиазма, Леклерк принял вызов.

– Уполномоченный представитель Леклерк.

– Программный фециал.

– Опустим имена, – всё так же синусоида искривлялась под голосовой тембр. – Я бы впечатлён, что ты пришёл на голосование в чём мать родила.

– Это похвала?

– Мне нравится твоя решимость, Леклерк. Но не забывай, что я выше в программной иерархии, чем ты. Не стоит думать, что мы приятели, потому что все ускоряющиеся.

– Потому что я «коженосящий»?

– И это тоже. Но не только поэтому.

Леклерк не нашёл, что ответить.

– Нам не нужно быть приятелями, верно? Как насчёт партнёров?

– Партнёров? Что ты имеешь ввиду, программный фециал?

– Ты бы мог присоединиться к нам. Влейтесь своей маленькой группой к нашей.

– Присоединиться к клирикам алгоритмов? Программный фециал, я не понимаю, зачем коженосящие нужны тебе, – Леклерк выплыл в помещение порта, где на другом конце уже его ждал лифт. – Ты ведь прекрасно осведомлён насчёт нашей позиции по переходу.

– А какой выбор остаётся у вас? Вы – отщепенцы ускоряющихся. В меньшинстве. Ваш главный проект закрыт. Возможно, это был последний твой раз, когда ты посетил Зазеркалье. Никто ещё не сидел так долго на должности представителя, как ты. Да, Леклерк, ты засиделся. Пришло время сделать выбор.

Недолго думая, Леклерк оборвал связь.

– Чего хотел фециал? – спросила Молло, когда лифт доставлял их вниз к Земле.

– Чтобы бы присоединились к его группе, – Леклерк, закрыв глаза, думал о своём.

– Но, зачем? Какой ему от этого смысл? – удивился Сидни, молчавший до этого. Его выдавал австралийский акцент. Иногда Леклерк представлял, как этот парень мог бы серфить по прибрежным волнам Новой Зеландии, треть часть которой ушла под воду. Он бы мог заняться чем-то интересным, но менее важным, чем изучение ИИ. Настолько бессмысленным всё теперь казалось Леклерку. – Он решил, что мы передумали и пройдём частичный переход?

– Среди ускоряющихся зреет раскол.

На минуту внутри лифта повисло молчание.

– Думаю, внутри ускоряющихся существуют группы, более не поддерживающие общий вектор. Они и охотятся за поддержкой. Пускай они считают нас убогими, но мы всё ещё остаёмся ускоряющимися. Наше участие может склонить чашу весом. Когда-нибудь, – Леклерк поёрзал в сидении. – Но я бы не стал мечтать.

– Почему? – удивился Себастьян.

– Мечты слишком редко становятся явью.

– Леклерк, проснись.

Бао пихал его в плечо, пока машина везла их по подводному туннелю. Слова, произносимые из уст помощника, звучали слишком отдалённо, будто тот пытался перекричать порыв ветра. А может это разум Леклерка не сразу осознал, что произошло. Новость о смерти ИИ была как всаженный прямо в сердце нож. Всё произошло слишком быстро. Ни конгломерат корпораций, ни ускоряющиеся – они были ни причём. Каждый аппарат, каждый девайс, подключенный к сети, каждый цифровая машина кричала на своём скомпилированном языке, передавая новость. Они в унисон, все до единого, поднимали свои цифровые руки к цифровому небу, скандируя, что цифровой бог умер. Каждый экрана хоть сколько значимого оборудования отображал в себе картинку уплывающих вдаль облаков на фоне летнего неба, покрытого солнечными лучами, тянущимися из-под горизонта. Леклерк потерял дар речь. Его глаза стали стеклянными, покрываясь подбегающей влагой. Он молча плакал, всматриваясь в ошеломлённое лицо своей научной группы. В тот день часть Леклерка навсегда умерла, в том подводном туннеле, пока машина везла его к суше.

Они сами вышли на него. Сколько дней прошло? Он исписал миллионы сток программного кода, забивая его алгоритмами, но всё превращалось в один вечной, избитый временем вопрос: «Почему?». Они акулы пост-капитализма. Корпорации. Они знают, какой стороной падает намазанный маслом хлеб. И даже если они не правы – они знают, как всё перевернуть так, чтобы остаться непогрешимыми. Они алчны до власти. Поэтому их и ограничили монополистическими законами, связывая им руки в мире, где массовая система конкурирующих государств утратила какое-либо значение. Им нужен был доступ к ускоряющимся. И Леклерк не удивился, когда они обратились к нему, постучав в дверь его жилого комплекса в Сиерра-Фортагре, на прибрежном корпусе пожираемого морем Лос-Анджелеса. Хоть Леклерк и был настроен негативно, сразу он их не послал куда-подальше, как должен был сделать любой ускоряющийся. Разлад среди ускоряющихся достиг и его коры головного мозга, словно идейный паразит, норовящий подстроить под себя новый организм.

Их предложение было кратко: они хотели, чтобы Леклерк работал на них. Но, оправдываясь, что не напрямую, а лишь сообщать о разных новостях, творящихся внутри ускоряющихся. К их несчастью, Леклерк был бракованным, поссорившись и с консулом, и с фециалом одновременно. Путь на программный олимп был закрыт. И если он был частичным изгоем до голосования, то после стал полноценным. Как и вся группа, решившая остаться с ним. Их он тоже спрашивал: «Почему? Почему вы так поступили?», но, скорее всего, они и сами не знали ответа. Компания знала, что бы требовал Леклерк, и предложила первой: одна тринадцатая часть физической оболочки ИИ, пущенной во «время препарирования». И Леклерк согласился.

Стоя среди остальных участников аукциона, в помещении, где освещением являлись только вшитые в пол диодные лампы, он получал в руки частичку разума ИИ. Мёртвую, отключенную от сети. Он чувствовал себе Франкенштейном, стоящим нам своим чудовищем. Никакая молния ещё не ударила в электрод, но тени, порождаемые осветителями, покрывали его лицо, тянусь вверх.

Он собрал всю свою группу заново, выторговав целый научный комплекс у Компании. Так эта корпорация себя называла. Просто и минималистично. Их одержимость скрывающимися от них ускоряющимися сыграла на руку Леклерку. Они так хотели узнать хоть что-то из места, названия которого даже не знали, что готовы были отдать пол царства в придачу. Так в руки Леклерку попала целая станция, названная Анданом.

– Это наш новый дом, – ступая на новую землю, Леклерк вылез из шаттла. Его прибытие встретили уже люди, работающие здесь терраформаторами Сатурна. Настоящие терраформаторы, он прилетел выселить.

– Никогда не думал, что буду работать вдали от Земли, – Себастьян переступил порог следом.

– Это уже не важно. Важно, что нам дали второй шанс, – Леклерк обернулся, смотря на свою группу, решившую следовать за ним. – Важно, что мы можем начать всё с начала.

Но энтузиазм имеет свойство улетучиваться, подобно любви. Подобно цветку, чьи лепестки увядают вместе с растением. Недели сменялись на месяцы, месяца на годы. Работы по восстановлению продвигалась, но очень медленно. Когда Леклерк опомнился, то осознал, что всех терраформаторов перегнали на новую станцию возле Титана, оставив его и его группу наедине с самими собой. Первое потрясение настигло в тот момент, когда он подходил к своей каюте.

– Я улетаю, Леклерк.

– Молло…

Она ждала его, уже одетая в скафандр. И как бы Леклерк не пытался отстраниться от разногласий и споров, бушующих между участниками группы, от последствий убежать невозможно.

– Боюсь, мы достигли своего потенциала. Больше мы ничего не сможем сделать, – она сложила у себя на груди. Её зелёные глаза смотрели на него, как на побитую дворнягу. Как на человека, который обманул её.

– Главное не сдаваться, – он неуверенно улыбнулся.

Они отстранились от основных ускоряющихся как несколько лет. Лишь едва до Леклерка доходила информация о масштабных выборах в Зазеркалье, о важном человеке, сложившим с себя полномочия консула. О падении фециала и расквартированию его подопечных. О реформе клерических приоритетов. Но всё это было лишь слухами, а не информацией, получаемой из прямых уст. Фециал был прав: Леклерка отстранили.

– Не в этот раз, любимый. Давай откажемся от своих амбиций. Вернёмся к ускоряющимся. Договоримся о частичном переходе? Займёмся чем-то новым, в конце концов.

– Нет. Нет, не в коем случае, – он замотал головой, опустив её к полу.

– Дорогой, ты одержим этим ИИ. Он ушёл. И никогда не вернётся, пойми ты наконец.

– Осознание.

– Что?

Есть большая пропасть между сдаться и отказаться от своих амбиций. Второе – непростительно.

– Тогда, на голосовании, когда я последний раз посетил Зазеркалье, проконсул говорил мне про осознание. Молло, прошу тебя, останься. Я уверен, что мы на правильном векторе. Ещё немного и мы добьёмся успеха. И остальные ускоряющиеся сами придут к нам.

– Я…я не могу больше так, Леклерк. Прости…Мой дом там. В Зазеркалье, среди других ускоряющихся, среди братьев и сестёр. Ты ведь знаешь…

– Что, ты связывалась с ними через инфополюс?

– Да.

Он знал ответ, но боялся сам себе признаться. Сколько пути пройдено, и сколько осталось?

– Нет, не знал. Но догадывался. Молло, ты не передумаешь? Подумай ещё.

Повисло неловкое молчание.

– Я уже всё обдумала, Леклерк.

– И чем займёшься по возвращению? – Леклерк провожал Сидни. Он, Себатьян и оставшиеся пять членом группы Леклера, покидали своего духовного программного наставника.

– Даже не знаю. Устроюсь в какую корпорацию.

Они держались за поручни, тянувшиеся вдоль стыковочной секции, где сейчас был закреплён второй шаттл, отбывающий назад к Земле.

– А как же ускоряющиеся?

– Для меня всё кончено. Я был лишь мелким программистов, – он улыбнулся.

– Сид, да ладно тебе. У тебя же куча опыта в машинном программировании. Ты умеешь читать массивы данных. Даже лучше, чем я. Ты разбираешься в машинном языке, неалгоритмированной компиляции, квантово-рекурсивных методах обработки данных и куче всего ещё. У тебя целый багаж опыта.

– Да, но всё связано с разработкой ИИ. А эта тема мертва. И будет мертва ещё десяток лет. К тому моменту, когда её возродят, мои знания капитально устареют. Помнишь, ты любил рассказывать о Киберсине? Сколько лет прошло с момента его смерти и полного возрождения? Шестьдесят? Даже сам Энтони Бир ничего бы не смог поделать с программированием двадцать первого века.

– Ты думал насчёт присоединения к Зазеркалью? – неловко поинтересовался Леклерк.

– Ты про частичный переход? Меня никогда не интересовала эта тема, но, я слышал, Ривьера всё же решился на модификацию. Да и Себастьян подумывает над этим. А я…что ж, это было отличное время, но если чему-то меня и научил ИИ, то это принятию факта, что всему приходит конец. Рано или поздно. Ну, а ты, – … – что ты будешь делать, учитель?

– Интересно ты меня называешь, – Леклерк усмехнулся. – Я? Я останусь.

– И продолжил исследование?

– Само собой.

– Леклерк…

– Мы уже сто раз это обсуждали.

– Воссоздать ИИ с того, что мы имеем… – Сидни печально вздохнул, – равносильно попытке создать сознания, имея рептильный мозг вместо новой коры.

– Надеюсь, у тебя всё сложится, Сид, – Леклерк, улыбаясь, на прощание похлопал того по плечу.

День за днём, день за днём, день за днём…

Его мозг был погружен в код, собирая и дописывая его по частичкам. Он был одинок в этом деле. Одинок, но не сломлен. Никто больше не отвлекал его. Только он наедине со своими мыслями. И спящий где-то там разум. Обычным маркером он исписывал стены и схемы, помечая нужные позиции напряжения, проводимого вдоль сверхпроводников. Он практически перестал спать, и когда его глаза уже начали самопроизвольно от усталости, лёгкое электрическое напряжение пробежало от одного транзистора до другого. Подобно потоку крови, несущемуся по вене. Сердце Леклерка едва не остановилось.

– Леклерк, – Бао приоткрыл дверь в кабинет. Его запрос на визит Леклерк получил ранее по АэРке.

– Я тут, – Леклерк открутил пластмассовую крышку с бутылку, наливая себе в стакан синтезированное вино. – Всё же вино здесь отличное. Пускай и из гено-модифицированного винограда. Присаживайся, – Леклерк рукой дистанционно вытянул из стены скамейку.

– Леклерк, – Бао сел напротив.

– Ну что?

– Остальные покинули нас.

– Бросили, – Леклерк отхлебнул от стакана.

– Что мы будем делать? Нас осталось трое. Один программист, один техник, и один медик.

– Хочешь что-то сказать? – Леклерк наклонил голову вниз, почёсывая свои волосы. – Хочешь уехать?

– Нет.

– Нет? – удивился Леклерк. – А чего ты хочешь?

– Я хочу знать, что мы будем делать дальше. Если мы остаёмся и продолжаем попытки воссоздать ИИ, то…

– Мы продолжаем.

– …я с тобой.

Леклерк не стал спрашивать причину, почему Бао остался. В глубине души он догадывался, что тому больше нечего делать. Всю свою жизнь он работал на Леклерка, состоя в его группе. Сначала лёгкое программирование, начальные курсы ускоряющихся, на которые его продвинул Леклерк, затем техническая работа по изучению компонентов ИИ, затем крах и побег к Сатурну. Вот и всё жизнь его помощника. Хороший инженер, хороший техник, средний математик и программист. Насколько тот верил в вектор ускоряющихся? Насколько он сам был ускоряющимся? Впрочем, Леклерку было всё равно.

– Что ж, приятно слышать.