Текст книги "Охота на бабочку"
Автор книги: Аркадий Трифонов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)
6
Она спряталась за бетонную колонну возле входа в раздевалку, но уже через минуту осторожно выглянула оттуда. Она не сразу увидела его среди студентов. Те, весело переговариваясь, переодевались прямо на улице, под тентом. Ее парень натягивал на себя синюю куртку-ветровку с откинутым капюшоном. Кажется, о Насте он уже успел позабыть. И девочка вдруг заторопилась, рванулась в раздевалку, быстро переоделась, кое-как побросала одежду в сумку, стремительно выбежала на площадку за стадионом. Народ уже расходился, а парня с его товарищами нигде не было видно.
Прихрамывая, она выбежала за широкие ворота, на улицу, моля всех святых о том, чтобы только увидеть его еще раз. Настя двигалась навстречу толпе, сквозь нее, людской поток обтекал девочку со всех сторон. Ее то и дело толкали, на нее оглядывались удивленно, смеялись, делали замечания, она этого словно не замечала.
Вскоре она вышла на бульвар. Листья на каштанах, несмотря на прохладную погоду, уже успели распуститься и отбрасывали на аллею густую тень. Бульвар до основания был запружен народом, все скамейки оказались заняты. Молодежь, забравшись на скамейки с ногами, дула пиво прямо из горлышек, попыхивала сигаретами. Девушки неестественно громко смеялись, парни великодушно похохатывали, обнимая своих подруг. Из урн торчали пустые бутылки.
Настя долго ходила по бульвару из конца в конец, всматривалась в лица сидящих на скамейках, стоящих возле пивных лотков или просто гуляющих, но того парня так и не встретила. Вернее, несколько раз ей казалось, что лицо его или спина в синей куртке мелькали в толпе, она тут же устремлялась к этому месту, но потом понимала, что обозналась. Скорее всего, поиски ее были напрасны. Он мог теперь находиться где угодно в этом большом и шумном городе, мог сидеть за столом в веселой компании. Однако Настя с завидным упорством продолжала его искать.
Она в очередной раз пересекла бульвар, затем направилась к центру, уже в потоке людей. На город опустились сумерки. Кое-где включили праздничную иллюминацию. К подземному переходу устремилась толпа, проваливалась под землю, чтобы вынырнуть на поверхность уже где-нибудь поближе к площади. Там уже скопилось довольно много народу, яблоку негде было упасть. Все ждали начала салюта.
Настя повернула в другую сторону. На прилегающих к центру улицах движение было перекрыто, и привычный городской порядок разрушался на глазах… Толпы людей заполонили проезжую часть, отвоевывая ее у редких, суетливо лавирующих автомобилей. Свистели гаишники, отмахиваясь жезлами от бесполезно сигналивших автомобилистов. Казалось, здесь смешалось все сразу: люди, машины, огни иллюминации, витрины, светофоры… Все двигалось, кипело, бурлило, переливалось красками и огнями.
На перекрестке компания подгулявших студентов, дурачась и не давая проехать, лезла прямо через капоты стоявших впритирку автомобилей. Водители ругались и грозили кулаками, студенты, не обращая на них внимания, продолжали лезть вперед, лавировали между машинами. Один из них залез на крышу автомобиля и принялся там отплясывать, но водитель тут же выскочил из салона и прогнал наглеца под неодобрительное улюлюканье и смех собравшихся.
– Ботаник! – услыхала вдруг Настя неподалеку от себя. – Ну где ты там?.. Опять нам тебя ждать приходится!..
Настя напряглась, вытянула шею, стала лихорадочно оглядываться. Море лиц. Бесчисленное количество голов. Она бросилась вперед, ныряла под локтями, стремительно протискиваясь сквозь толпу. Кто-то оттолкнул ее, кто-то наступил на больную ногу. Настя вскрикнула и, прыгая на другой ноге, едва доковыляла до ограждения газона. Здесь она остановилась, прислонилась к дереву и осмотрелась.
Синюю куртку с капюшоном она успела заметить несколько позже, когда ее обладатель вместе со своими приятелями уже сворачивал за угол соседней улицы. Куртка мелькнула и тут же исчезла в толпе.
Но это уже была удача.
Настю затрясло от возбуждения. Она бросилась следом, повернула за угол и, уже через минуту нагнав студентов, медленно пошла сзади.
Компания свернула в подворотню. Настя – следом, боясь снова потерять их из виду. На ее счастье, двор оказался проходной, но довольно узкий и длинный. Другим своим концом он выходил на соседнюю улицу, где народу было значительно меньше. Здесь компания остановилась, чтобы допить пиво и попрощаться. Подойти или пройти мимо она постеснялась. Еще не хватало, чтобы он ее тут увидел. Что он тогда подумает о ней?..
Студенты еще долго стояли на улице, смеясь и болтая, а потом, составив из пустых бутылок довольно живописную композицию, все же начали постепенно расходиться, по одному, парами или по трое. Среди них Настя успела заметить нескольких девушек, и сердце ее екнуло: а вдруг он тоже уйдет со своей девушкой? Тогда все, конец…
Но парень в синей ветровке ушел один. Забросил за плечо спортивную сумку и не спеша двинулся по улочке, круто уходящей вниз, к морю.
Здесь прохожих было совсем мало. В окнах еще не зажигали свет, но по отдельным звукам внутри домов угадывалась жизнь. Люди усаживались за праздничные столы, доносились их голоса, звук телевизора.
Настя кралась за парнем, то прижимаясь к стенам домов, то в месте, где улочка делала поворот, перебегая на другую сторону. Он словно почувствовал ее присутствие сзади, пару раз оглянулся, но она успела спрятаться за угол дома. А когда опять выглянула, парня нигде не было. Она растерялась. Сделала несколько шагов вниз, побежала, потом вновь остановилась, вернулась назад. Никого.
Настя вдруг почувствовала опустошение. Ну и правильно, ну и хорошо, что все так кончилось, дура, малолетка, губу раскатала, поделом тебе… Она что есть силы двинула сумкой о какую-то калитку близлежащего дома. Калитка вдруг распахнулась. За ней стоял парень, тот самый, и молча на нее смотрел.
– Я… – только и сумела вымолвить она.
– Что с тобой? У тебя все в порядке? – спросил он.
– Да, в порядке, – поспешила заверить его Настя. – А что?
– Тогда зачем ты прячешься и меня преследуешь?
– Я не преследую, с чего вы взяли? – вспыхнула Настя и вдруг почувствовала, что опять лицо ее заливает краска. Но ничего не могла с собой поделать.
– Не ври! Я тебя давно заприметил. А ну колись давай!
– Я не нарочно, я… просто так здесь гуляла, заблудилась немного… – Настя почувствовала, что сейчас у нее дольются слезы. И низко наклонила голову.
Парень, не отрывая от нее глаз, покачал головой:
– Хм… Странная ты, однако. Но раз так, заходи. Вместе подумаем, как тебе отсюда выбраться. – Парень распахнул калитку во всю ширину.
– Это вы мне? – произнесла она едва слышно.
– А кому ж еще? Вроде кроме нас с тобой здесь никого нет.
– Нет! – Настя замотала головой. – Я лучше здесь, на улице, салют посмотрю…
– Ну как хочешь, дело твое… – Парень кивнул, отступил на шаг и сделал вид, что собирается захлопнуть калитку.
– Ой! – Настя вскрикнула, ступив на больную ногу.
– Что там еще? – Он задержался в проеме.
– Нога!.. – жалобно простонала Настя. – Болит очень…
– А чего же ты шляешься по городу, домой не идешь, раз у тебя нога? – несколько грубовато спросил он. – Ну, давай посмотрим. Наверное, распухла…
Парень сделал движение к ней навстречу.
– Без вас разберусь! – испуганно отстранилась Настя. – Только вот постою здесь немного, отдохну и сама дойду. Вы идите, не беспокойтесь…
Парень посмотрел на нее задумчиво. Потом крепко взял за руку и молча повел за собой в глубь двора. Калитка захлопнулась. Настя, словно в сомнамбулическом сне, последовала за парнем. Сердце ее колотилось, казалось, у самого горла.
Он провел ее через мощеный дворик мимо солидного одноэтажного дома. Никто не вышел к ним навстречу, не окликнул. Дом словно вымер. Они прошли дальше, через небольшой и сильно запущенный сад. В глубине сада притаился низенький дощатый флигель, выкрашенный когда-то зеленой краской. Сейчас краска облупилась и флигель имел необжитой вид. Но именно к нему парень повел свою гостью.
– Вот, здесь я живу, – сказал он, останавливаясь перед входом. – Вернее, снимаю эту хибару у хозяев. Хочешь посмотреть мою хижину?
– Нет, нет! – Настя, словно придя в себя, рванулась в сторону. – Давайте лучше… воздухом подышим. Здесь так интересно.
Парень усмехнулся, но руку ее не отпустил, повел дальше, в глубину сада. Возле невысокого забора из ракушечника лепилась небольшая оранжерея.
– Проходи, – парень откинул брезентовый полог.
– А что здесь?
– Заходи, увидишь…
Настя помедлила и шагнула за порог.
В оранжерее стоял густой, дурманящий запах цветов. Их здесь оказалось очень много, и, видимо, за ними тщательно ухаживали. Многие цветы Настя видела впервые, хорошо знакомы ей были только розы и тюльпаны.
– Это все ваше? – поинтересовалась она, с неподдельным интересом разглядывая цветы. – Здесь так красиво!..
– Я что, похож на плантатора? – усмехнулся парень. – Все это добро принадлежит хозяевам. Они владеют домом и участком. Я лишь ухаживаю за цветами, в качестве платы за жилье. И еще иногда реализую на рынке.
– Понятно…
Настя подошла к решетчатому окну оранжереи. Отсюда, в мягкой ложбинке между двумя пологими холмами, можно было увидеть море. Солнце медленно опускалось за горизонт. Лучи его отражались на зеркальной глади, светили прямо в глаза. На пыльном стекле трепыхала, билась о него разноцветными мохнатыми крылышками бабочка. Настя протянула руку, осторожно взяла за крылышки красивое насекомое и с любопытством принялась его разглядывать.
– Эта бабочка – Поликсена, из семейства Парусников. Довольно редкий вид, вымирающий. Нам с тобой очень повезло, ее трудно отыскать, – услышала она голос за спиной.
– Правда? – Настя еще больше залюбовалась бабочкой. – Никогда не знала, что у бабочек есть имена… Она такая красивая. Можно, я ее возьму себе на память?
Она чувствовала за спиной его дыхание. Он осторожно положил руки ей на плечи. Она замерла, а сердце опять бешено заколотилось в груди. Наверное, сейчас все и произойдет. Ну и пусть, она этого сама хотела, только бы закончилось поскорей…
– Нет, – тихо произнес он за ее спиной. – Отпусти.
– Но почему? – удивилась Настя. – Вам что, жалко? Она ведь ничья…
Ни слова не говоря в ответ, парень осторожно взял у нее бабочку, чуть отодвинул в сторону стекло теплицы и выпустил на волю. Бабочка тут же исчезла, словно растаяла в лучах заходящего солнца.
– Но почему? – Настя отстранилась, повернулась к нему, капризно надула губки. – Вы всегда так… развлекаете своих гостей?
– Бабочки не созданы природой для развлечений, – сказал он серьезно. – Никто, в том числе и мы с тобой, не вправе ими владеть. Ты верно заметила – она ничья…
Настя хмыкнула и, может быть, впервые за все время их знакомства посмотрела на него открыто, без внутреннего трепета и волнения:
– Чудной вы какой-то. И говорите странные вещи. Объясните тогда.
Он немного помолчал, как бы раздумывая, стоит ли объяснять этой юной девушке такие серьезные вещи, потом все же заговорил:
– Я уже сказал… Эта бабочка принадлежит к очень редкому виду. Будет плохо, если она совсем исчезнет.
– Плохо – кому?
– Нам с тобой… Всем, кто сейчас живет на земле и будет жить после нас…
«Все-таки странный он какой-то, – разочарованно подумала Настя. – Вроде бы взрослый парень и я ему нравлюсь, а несет всякую чушь. Какие-то бабочки… Неужели он только ради этого меня сюда привел?» А вслух спросила:
– Какое значение имеет жизнь какой-то бабочки? И разве может ее исчезновение хоть что-то изменить в мире? Ее все равно кто-нибудь поймает, рано или поздно.
– Вполне может быть.
– Ну вот! Так зачем надо сохранять редкие виды? И почему, если она вымрет, то лично нам с вами станет хуже?
– Многие удивляются: зачем сохранять редкие виды? Они же редкие, их роль в природе не существенна. Но если умер один вид, потом второй, потом третий, в конце концов, наступает момент полного развала. Редкие виды – это как раз тот слой, который обеспечивает многократное дублирование экологических связей. Сохраняя редкие виды, мы обеспечиваем стабильность природных сообществ, а с ними и своего существования… Бабочки являются индикаторами, показателем благополучия сообщества. Если есть характерные для него виды бабочек, можно надеяться, что и мы тоже сохранимся…
Насте вдруг сделалось очень скучно. Она с трудом удержалась, чтобы не зевнуть.
– Понятно, – сказала она для приличия. – Спасибо. Благодаря вам я многое узнала о бабочках. А теперь мне пора. Было оч-чень интересно…
– Тебе и вправду пора? – спросил он, не двигаясь, впрочем, с места.
– Пора… Да и есть хочется. – Она сделала движение в сторону выхода.
– Тогда я тебя провожу, – согласился он, но вдруг спохватился: – Или вот что… я могу тебя накормить. У меня тут половина торта осталась. Хочешь?
Он нагнулся, достал из-под лавки коробку с тортом. Открыл, показал Насте.
Настя не кокетничала. Ей действительно очень хотелось есть. За весь день во рту она не держала ни крошки. Другое дело, что все это время она даже не вспомнила о еде, мысли ее были заняты иным. И еще ей было все-таки немножечко обидно, что он вот так, сразу, согласился ее отпустить. Она заглянула в коробку, откуда доносился заманчивый запах. Но виду не подала и сказала совсем как взрослая жеманная девица:
– Ой, знаем мы эти ваши торты, пирожные… И чем все это заканчивается…
– Ты что, ненормальная? – Парень покрутил пальцем у виска.
– Нет, просто я не такая, как все. И с первого раза вам со мной не обломится.
– Ух ты какая! – он засмеялся. – Тогда мне придется пригласить тебя еще раз.
– Попробуйте…
– Это ты давай, пробуй торт. Садись вот сюда… Правда, у меня и запить нечем, только пиво. Но пиво с тортом как-то не того, не катит. А во флигель лень бежать за чаем… Или все же сбегать, а ты подождешь?
– Не надо никуда бежать. Так даже лучше, вкуснее.
Они уселись рядом на топчан. Он на правах хозяина нарезал торт небольшими кусочками. Насте опять стало с ним интересно. Глядя на то, как парень ест торт, и сама уплетая за обе щеки, она вдруг почувствовала себя здесь легко и просто.
– А почему вас ваши друзья называют Ботаником? Я днем слышала.
– А вот из-за этого, – парень обвел рукой вокруг. – Мы здесь иногда собираемся, кто-то назвал один раз, вот и приклеилось.
– А настоящее имя есть?
– Есть, конечно. Можешь звать меня просто Макс.
– Ой, как интересно!.. Просто Макс!..
Настя как будто забыла о времени, о том, что за окном темнеет, а родители уже, наверное, обзвонились ее подругам и мама полезла в шкафчик за валерьянкой.
– Вы в каком институте учитесь?
– В сельскохозяйственном. На энтомолога.
– А, теперь понятно…
– Что тебе понятно?
– Про бабочек.
– Да, это верно. Но я хочу бросить институт и уехать отсюда.
Настя едва не поперхнулась, перестала жевать.
– Почему бросить и уехать?
– Да надоело все, скучно учиться стало. Хочу в Москву, там сейчас настоящая жизнь начинается. Кооперативы, частные предприятия. Есть где развернуться.
– Зачем так далеко? Здесь тоже можно свое дело открыть.
– Какое? Цветами на рынке торговать?.. Нет, это не для меня.
Настя помолчала, обдумывая только что услышанное, потом опять спросила:
– И как скоро вы?
– Что?
– Ну, уезжать собрались.
– Наверное, уже скоро. Вот сессию сдам и уеду, чтобы потом можно было в Москве восстановиться. Хотя бы на заочном… А ты не хочешь, чтобы я уезжал?
– Не знаю, – Настя отвела взгляд. – Я об этом не думала…
– Да ты ешь, чего вдруг застеснялась? Мне нравится смотреть, как ты ешь.
– А как я ем? Обыкновенно. Что тут может понравиться?
– Ну не скажи! У тебя это получается… очень сексуально…
После этих слов Настя опять залилась краской. Хорошо, что в оранжерее стало уже почти совсем темно и он не мог видеть ее лицо.
– У меня руки липкие, – сказала она вдруг охрипшим голосом. – Есть чем вытереть?
– Есть. Иди ко мне…
Она не сопротивлялась. Его руки были гораздо более ловкими и умелыми, чем у того десятиклассника из школьной раздевалки. И то, как эти руки умело ласкали ее, потом раздевали и ласкали опять, ей нравилось. Она ни о чем не жалела, потому что знала – сама давно хотела этого, только боялась себе признаться. Но теперь, когда это случилось, сделалась покорной и предоставила ему полную свободу действий.
И она опять кричала. Два раза. Первый раз, когда он вошел в нее и стало больно, второй – когда испытала это ощущение. Вернее, это уже потом, разбирая всю ситуацию до тонкостей, малейших деталей, она поняла, что это было. А в тот самый момент она просто почувствовала себя словно на седьмом небе.
Вначале он тоже ничего не понял, подумал, что это обычные женские штучки. Но потом все же почувствовал – что-то не так. Оттолкнул ее от себя, принялся шарить рукой по топчану. Затем поднес ладонь к глазам, пытаясь рассмотреть ее при тусклом свете заката, проникавшем в оранжерею.
– Ты… Ты что же это, в первый раз?.. – прошептал он, еще как бы не веря.
Она, закусив губу, кивнула не поднимая глаз.
– И раньше… никогда и ни с кем?..
– Никогда и ни с кем, – сказала она с вызовом. – Ты доволен?
– Доволен ли я?.. Ты что, дура, что ли?.. Почему сразу не сказала?
– А ты не спрашивал, вот и не сказала…
– О боже… – прошептал Макс. – Мне только этого не хватало!..
И тут новая догадка поразила его:
– Тебе сколько лет? – спросил он срывающимся голосом.
– Пятнадцать… будет этим летом. А что?
– Да ты хоть понимаешь, что произошло? – закричал он вне себя. – Ты же меня… без ножа зарезала! Убила наповал!
– Правда? А я думала, тебе было со мной хорошо… Ну, извини, если что не так…
– О, черт!
Макс отчаянно замотал головой, завыл, ударяя себя кулаками по щекам. Так они сидели какое-то время. Оба молчали. На дворе уже почти совсем стемнело, в оранжерее протянулись причудливые тени.
– Ну, что молчишь? – Она дотронулась до него рукой. – Что случилось, то случилось. Все равно теперь уже ничего не изменишь.
Макс закурил, постепенно успокаиваясь. И тут его вдруг осенило:
– Знаешь что… Я на тебе женюсь. Конечно, не сразу, подождем, когда ты станешь совершеннолетней. Или, я слыхал, есть такое положение в законе… нас могут зарегистрировать, потому что случай особый…
Насте стало вдруг очень смешно.
– Правильно. А куда ты денешься? – это она сказала нарочно, чувствуя теперь свое превосходство, да и хотелось немного его подразнить. – В тюрьму за развращение малолетних кому охота? Известно, что там с такими делают…
И, уже не сдерживая себя, она засмеялась в темноте.
– Да-а-а… – протянул Макс. – Далеко пойдешь… Наверное, загодя все рассчитала?
– Конечно. А ты разве только сейчас догадался?
Он вдруг вскочил, схватил ее за руку, потащил с топчана.
– А ну, вон отсюда! Чтобы духу твоего здесь не было!
– Мне больно, пусти!.. – вскрикнула она.
Но он уже не слушал:
– Вон! Убирайся!.. Да, я за все отвечу, в тюрьму сяду, но больше не хочу тебя здесь видеть! Выметайся к чертовой бабушке!..
Настя выдернула руку. Стояла, смотрела на него снизу вверх. Потом обняла за шею, прижалась к нему всем телом. Он замер. И невольно тоже обнял. Почувствовал, как она вся дрожит, и обнял сильнее. Так они постояли какое-то время, успокаиваясь.
Потом она чуть приподнялась на цыпочках и прошептала ему в самое ухо:
– Я сама этого очень хотела… И я никому ничего не скажу. Ни одной живой душе… Только сейчас не прогоняй меня.
7
Больше она его не видела. Просто не приходила к нему, а он не знал ни ее адреса, ни номера ее школы. Наверное, ей тогда было достаточно того, что это случилось один раз. Она боялась, что такое уже не повторится. А может быть, просто не хотела, чтобы из-за нее у него возникли неприятности. Летом он уехал, как и обещал. Она даже толком не успела запомнить, как его зовут. Имя Макс постепенно стерлось из памяти, запомнилась только кличка – Ботаник и то необычное, жутко-позорное и одновременно столь волнующее, сладостное чувство, от которого все начинает плыть перед глазами и кругом идет голова. И еще почему-то бабочка, трепыхавшаяся в лучах заходящего солнца на тусклом стекле теплицы…
Странно, но ей удалось сохранить это в тайне, не только от матери, но и от близких подруг. Хотя близких подруг, кому можно доверить свою тайну, у нее на тот период не было. А в ее жизни все оставалось по-прежнему…
«Будешь уметь варить борщ – муж любить будет!» – непременная фраза всех ее воспитательниц. По всему выходило, что кроме борща восхитить мужчину ей нечем… Но ей почему-то не очень хотелось варить борщ. Она часами сидела перед зеркалом и училась наносить макияж (о эти голубые тени и ленинградская тушь!). Тайком надевала мамины платья, туфли на высоких каблуках и важно прохаживалась по комнате, то и дело подворачивая ноги. Однажды, уже в выпускном классе, надушилась французскими духами. Классная учуяла запах и сказала, что, если подобное повторится, вызовет родителей… Лишь за одно это у нее было право, хоть в ту пору и бессознательно, ненавидеть «совковую» систему воспитания. Именно «совковую», хотя «совок» тоже закончился внезапно, распался, когда она еще училась в школе, и ее родной город стал частью другой страны. Но в голове у нее и в головах окружающих людей все оставалось по-прежнему. Вот только родители неожиданно состарились, отец потерял стабильную работу, и в семье с трудом сводили концы с концами…
Она окончила школу и уехала в Москву. Там для нее началась новая жизнь.
