Текст книги "Мы карелы"
Автор книги: Антти Тимонен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 33 страниц)
В начале собрания изба была набита людьми. Большинство не понимало по-русски и пришло просто из любопытства – поглядеть на большевика. «Человек как человек», – решили люди. Широкоплечий, сутуловатый, даже по одежде ничуть не похож на чиновника. Кое-кто успел до собрания поздороваться с приехавшим на собрание за руку, и они уверяли, что и рука у него крепкая, как у рабочего человека.
Матвеев увлекся и говорил уже больше часа. Люди уже устали слушать его и с нетерпением ждали, когда Королев переведет его речь. Мужики начали один за другим проталкиваться в сени, чтобы покурить. Правда, курить можно было и в избе, но зато в сенях можно поговорить. Времена были такие, что жили в последнее время как-то больше каждый сам по себе, редко ходили друг к другу в гости. Да и поди знай, что у соседа на уме…
– Любит мужик поговорить, – хозяин избы подмигнул Ярассиме.
Ярассима все еще изучал оратора.
– А заплатки на портках кожаные. Видишь? Такие не проносятся.
– Семья-то у него в Кеми или там, в этой Катерининой… как ее там… В Катерининой бурке.
– Незачем ему свою бабу возить с собой. В Кеми вдовушек полно. У них, у большевиков, бабы-то общие…
– Брехня все это, – возразил Ярассима. – У них, как и у людей, – грех с чужой бабой дело иметь.
– Так уж они греха боятся!
– А мужик-то с виду приятный.
И когда Матвеев наконец кончил, изба наполовину опустела.
– Я не слишком долго говорил? – шепнул Матвеев Королеву.
– Да время летит незаметно. Я переведу покороче. Только самое главное.
Перевод речи был действительно коротким.
– Товарищ Матвеев рассказал нам, – начал Королев, – что когда в России не стало хлеба, царя прогнали и установили Советскую власть. Теперь вся власть у большевиков…
Матвеев понял лишь слова «царя» и «большевиков» и кивнул головой.
– Царские генералы и иностранные государства пошли войной на большевиков, – продолжал Королев. – Русские мужики тоже хотят жить так, как им хочется, и не подчиняются большевикам. Они тоже воюют против Советов. Большевикам самим есть нечего, и народу тоже нечего дать. Вот почему ваша деревня должна помочь Советской власти. У кого что есть, надо отдать в общий котел.
Председатель собрания, внимательно слушавший речь Матвеева, похвалил переводчика:
– Сразу видно, что человек наукам обучался. С одного языка на другой переводит точно воду льет.
– А если кто добром не отдаст, – продолжал Королев, – тому придется пожалеть. Так и знайте. У большевиков еще хватит и власти и силы, чтобы заставить подчиниться тех, кто не желает их слушаться.
Слово «большевики» Королев каждый раз произносил подчеркнуто, и Матвеев кивал ему.
– Во-вторых, вот что запомните, – переводил Королев, – закон такой издан, что каждый, кто хоть сколько-то может работать, должен пойти на работу либо на железную дорогу дрова пилить, либо лес валить. Каждый обязан работать на Советскую власть. Мы должны составить список тех, кто от вашей деревни будет направлен на работы на железную дорогу или в лес. И в-третьих, – переводчик поднял кулак, – нужно послать парней на фронт воевать за большевиков, чтобы удержалась их власть. В вашей деревне здоровых мужиков что лосей в лесу, а в Красной Армии бойцов не хватает. Так дело не пойдет! Вот ты, чумазый, как твоя фамилия?
– Моя-то? – Парень растерялся и стал тереть грязным рукавом лицо. – Я…
– Знаем мы, кто ты! – Королев не стал дожидаться, когда парень назовет себя. – Ты был в армии у финнов? Был?
– Да ведь…
– Так и знай – скоро за тебя возьмутся! И все вы запомните три вещи. Надо найти продовольствие. Надо послать людей на работу. Надо идти на войну. А если не выполните, Кемский ревком пошлет сюда войска. Вот вкратце все, что говорил товарищ Матвеев.
– А о Ленине? – спросил Ярассима. – Насчет Ленина он что-то говорил. Я не понял.
– А ты поймешь, если я тебе объясню? О Ленине надо знать. Ленин – умный человек. Ленин сказал, что власть везде должна быть народная. А у нас в Карелии власть большевистская… Теперь понял?
Матвеев опять кивнул Королеву. Молодец Королев! И на вопросы отвечает… В поморских селах, где Матвеев обходился без переводчика, вопросов на собраниях задавали много. А здесь вопросов больше не оказалось. Люди начали расходиться. Матвеев заметил, что уходили они с боязливым видом, в тяжелых раздумьях, стараясь скорее выйти из избы.
Кириля был в дверях, когда его окликнул Королев:
– Кириля, подожди.
Кириля вздрогнул. С Королевым они были знакомы: на Мурманке Кириля работал под его начальством. Но там между ними, простым рабочим и начальником участка, лежало такое расстояние, что Королев с ним никогда не разговаривал. Что же за дело у него к Кириле?
– Ты посиди, подожди. – И Королев обратился к Матвееву: – Пожалуй, вам лучше всего идти спать. В горнице вам приготовлена постель. А я похожу по домам, поговорю с народом по душам.
– Только смотри, осторожнее, – предупредил Матвеев. – Палку не перегибай.
Хозяин дома принес на стол самовар и отварную рыбу. Матвеев остался ужинать, а Королев с Кирилей вышли.
Было около полуночи. Небо было затянуто тучами. Королев повел Кирилю к берегу озера. Шагая вниз по отлогому берегу, Кириля терялся в догадках. Куда его ведут? Неужели Королев знает о том, что с ним случилось в родной деревне, и арестует его? Эх, прощай свобода. Какой черт принес его на это собрание! Здесь никто не придет на выручку…
И вдруг Королев сказал такое, от чего Кириля буквально окаменел на месте.
– Кто тебе дал пакет?
Кириля шевелил губами, но не смог выговорить ни слова.
– Ну, брат, попался ты как кур во щи! – грозно сказал Королев. – Значит, с врагами Советской власти связался?
– Да я не… Не понимаю, чего ты… Я пришел своих навестить…
– Если бы ты пришел своих навестить, то ты легко бы отделался. Мы послали бы тебя на работу на Мурманку – и дело с концом. А тут… Знаешь, что делают с агентами врагов? Ставят к стенке – и весь разговор!
Оцепеневший Кириля ждал уже, что Королев вытащит из кобуры наган и…
– А… А сперва надо доказать, что я агент.
– Неужели ты нас за дураков принимаешь? – Королев покачал головой. – Неужели ты думаешь, что мы не знаем, куда прячут пакеты из Финляндии?
– Я ничего не прятал! – пробормотал Кириля.
– Значит, не прятал? – Королев зловеще усмехнулся. – А когда от Витсалампи выйдешь на горелую пустошь, там есть большой камень… Знаешь. От камня в сторону болота стоят четыре сосны. В третьей сосне есть дупло… Что ты позавчера положил в то дупло? Ну? Ты думал, никто не видит, не следит за тобой. А наши ребята уже ждали тебя. Ну? Вот мы возьмем и вздернем тебя на той самой третьей сосне, чтобы другим неповадно было всякие пакеты таскать.
Кирилю бросило в пот. От страха он совершенно ослабел. Если бы у него осталось хоть чуть силы, он бы мог броситься бежать и скрыться в темноте. Пока Королев доставал бы наган из-под пиджака, можно было бы убежать далеко. Но Королев не стал доставать наган, а Кириля не в силах был сдвинуться с места. Он стоял и дрожал.
– Вижу, что помнишь! – заключил Королев. – Ты скажи, кто дал тебе пакет?
Кириля стоял подавленный. Но тут же мелькнула мысль: раз они его поймали, то, наверное, убьют, а пакет этот двух человеческих душ не стоит, хватит и одной. – Не знаю я его, – устало ответил Кириля. – Мало ли людей шатается в лесу. На лбу у него не было написано, кто он. Может, белый, может, красный, а может, синий. Давай стреляй и уходи. Я свою жизнь прожил.
– Ну ладно, раз признаешься, – подобрел Королев. – Расстрелять мы тебя всегда успеем. Ты знаешь, что в ревкоме ты не на хорошем счету. Ну, пошли. Пошли, пошли, не бойся. Не убивать я тебя поведу.
И Королев пошагал впереди. Кириля покорно поплелся следом.
Они пришли к какой-то бане. Перед баней сидел мужик с винтовкой на коленях и курил. Видно, это был часовой. В бане при тусклом свете керосиновой лампы сидело человек шесть мужиков.
– Так, все в сборе? – спросил Королев по-фински, всмотревшись в собравшихся. – А это – Кириля. Из Кевятсаари. Он доставил нам кое-что… – И Королев достал из внутреннего кармана пиджака знакомый Кириле пакет. – Я привел его, чтобы показать вам. – Королев поднес лампу к лицу Кирили так, что собравшиеся в бане смогли разглядеть его, а сам Кириля не мог рассмотреть их лиц. – А теперь, Кириля, ступай к своим родичам. Не бойся. Большевикам мы тебя не выдадим. Только помни – язык надо держать за зубами…
Когда Кириля ушел, Королев продолжал:
– Согласно новым указаниям, время подготовки продлено. Мы получили дополнительно некоторое количество оружия. Оружие будет выдаваться с моего личного разрешения. Карта будет у Поринена. В отношениях с советскими органами власти мы пока ограничимся пассивным сопротивлением. Мы будем участвовать в проводимых ими собраниях, принимать угодные им резолюции, а исполнение этих резолюций будем срывать всеми возможными средствами. Тайные склады продовольствия, находящиеся в лесах, надо охранять. В случае, если большевики найдут их, надо защищать их с оружием в руках…
– Ну что ты говоришь! – Вытянувшийся во весь свой огромный рост Борисов уперся в потолок баньки. – Неужели мы не имеем права разделаться с большевиками, если нам предоставится удобный случай? Возьмем хотя бы твоего Матвеева…
– Ишь какой ты прыткий! – усмехнулся Королев. – Если Матвеев не вернется из этой командировки, сюда примчатся чекисты, и тогда всем придется худо. Время активных действий еще не настало…
Зная Борисова, Королев счел необходимым предупредить его особо.
– Запомни, Поринен. С головы Матвеева не должен упасть ни один волосок. – И, обратившись ко всем, он сказал: – Если с ним что-то случится, будет нанесен непоправимый ущерб нашему большому делу, которое только еще начинается. Пойдут аресты, репрессии – и наше выступление будет задушено в зародыше.
Понизив голос, он добавил:
– Я лично отвечаю за его жизнь. Но я боюсь не за себя, а за общее наше дело. Понимаете?
Когда Кириля пришел к Ярассиме, старика еще не было дома. Устениэ тяжело вздыхала и ворчала:
– Носит его где-то, смерть свою ищет.
Устениэ догадывалась, где пропадает ее старик.
В этот вечер в деревне состоялось три собрания. Если первое было публичным, второе сугубо секретным, то третье было и тем и другим. Проводилось оно в стороне от деревни. Огня в риге не зажигали, да и опасно было зажигать его, потому что пол риги был завален сухой, как порох, соломой, которую Ярассима собирал на тот случай, если ему удалось бы вдруг обзавестись коровенкой или теленком. Но народу на собрание сошлось много. Приходили чуть ли не семьями – старики, их сыновья, а кое у кого с собой были внуки, у которых уже пробивались усы. Председателя на этом собрании не избирали. Староста деревни намекнул кое-кому из мужиков, что надо бы собраться и поговорить, – коротко объявил, что возле бани Якимайнена он видел человека с винтовкой и что какие-то люди проводят там собрание. «Не к добру это все!» – решили старики. Они сидели на шуршащей соломе в полной темноте и ломали голову. Как им быть? Пойти к Матвееву и Королеву? Но об этом сразу же узнают те, другие. У них и сила, и оружие, и, прежде чем ревком из Кеми придет тебе на помощь, они с тобой расквитаются – и пикнуть не успеешь. Да и не вызывали у мужиков доверия ни этот Матвеев, ни тем более Королев. Речи какие-то странные говорят. Ежели большевикам больше нечего сказать народу, измученному голодом и вечным страхом, то лучше пусть держатся подальше от их деревни. А еще страшнее, еще опаснее всякие бродяги, которых черт принес сюда. Шатаются тут со своими винтовками, одно беспокойство людям… Говорили больше старики. У парней на губах не просохло, и нечего им соваться в мужицкие дела. А стариков тревожило одно – лишь бы в их деревне сохранился мир. Оружия у них ни у кого не было. Да и не нужно оно: оружием мира не добудешь. О том, что творится в мире, они знали мало и о политике судили своим умом. Самая большая опасность идет из Финляндии. Оттуда вся эта смута берет начало, – так считали старики. Кабы перестали белофинны «освобождать» Карелию, настал бы мир, и карелы могли бы жить, как им хочется. Так и все эти войны, что велись в последние годы в этих краях, были с белофиннами, пришедшими оттуда, из-за границы. С ними воевали и англичане, и белые русские, и красные русские, и карелы, и красные финны тоже с ними воевали. Так что чем меньше будет проходить через деревню людей, идущих из Финляндии либо в Финляндию, тем спокойнее будет в деревне. К такому заключению пришли старики после долгих разговоров и споров в темной риге Ярассимы. И такое они вынесли решение: надо сделать так, чтобы в деревню никто не приносил смуту. Ежели кто хочет воевать, пусть воюет в другом месте, и, во-вторых, всех чужих из деревни надо выпроводить по-хорошему или же силком выгнать; ежели кому надо прятаться, пусть ищут другое место….
Вернувшись домой, Ярассима сразу стал будить Кирилю.
– Где тебя леший носит? – ворчала Устениэ.
– Будто не знаешь где? С девчатами кадриль плясал. Потом чай с ними пил с сахаром и с ситным.
Разбудив гостя, Ярассима сказал:
– Вот что… В плохое время ты пожаловал в гости. Ты не слышал, что большевики говорили на собрании? Так слушай. Завтра утром сюда придет войско. Всех мужиков позаберут из деревни. Кого куда: кого в армию, кого в тюрьму, кого на Мурманку на работу отправят. Так что тебе лучше уйти, пока не поздно.
– Сейчас? Ночью?
– Не знаю, брат…
Ярассиме в душе было жаль выгонять своего родственника посреди ночи из дому, но что делать: раз миром порешили, что всех посторонних, кто бы они ни были, надо выпроводить из деревни, то решение надо выполнять.
Кириля спал одетый, и ему не нужно было долго собираться в путь.
– Оставайтесь с богом.
И Кириля ушел.
Но направился он не к лесу, а к деревне, к той самой баньке, в которую его привел Королев. Он был уверен, что Королев все еще там. И не ошибся. Подходя к бане, Кириля увидел, как из бани один за другим стали выходить мужики и исчезать в темноте. Увидев высокий стройный силуэт Королева, Кириля вырос перед ним словно из-под земли.
– Это я, Кириля.
– Почему не спишь?
– Ты же сам сказал, что я у большевиков на плохом счету. Разве я могу спать? Хочу спросить, куда мне деваться.
– «Куда, куда»… – раздраженно передразнил Королев. Потом сказал уже более мягким голосом: – Ну что с тобой поделаешь? Всем жить хочется. Иди в Койвуниеми.
– Так там же красные!
– Ну и пусть. Разыщи там Сидорова. Знаешь? Василия Леонтьевича Сидорова. Его еще называют Левоненом. Но так, чтобы тебя никто больше не видел. Скажи, что я послал тебя. Мужик он добрый. Поможет. Ну, ступай с богом. Иди ночами, днем отдыхай где-нибудь в укромном месте. Понимаешь?
Кириле не много пришлось хаживать по белу свету, но кое-где он бывал, кое-что видал и мог сравнивать. В его родной стороне народ больше жил тем, что ему давали лес, озера да убогие поля. Бывал Кириля и в Финляндии – когда-то он нанимался к богатым мужикам возить товары и бывал в Лиэксе, Нурмесе и Йоэнсуу. Бедные там тоже жили впроголодь, но люди там питались не только тем, что сами добывали, там был и сахар, к кофе, и ходили люди не в домотканом, а больше в фабричном. Не раз бывал Кириля в Поморье, где жили русские, промышлявшие добычей рыбы на Белом море и на Баренце. А между родной стороной и Белым морем была Тунгуда. О жителях тунгудских деревень в глухих лесных-деревушках с завистью говорили: «То ли жить они умеют, то ли бог их лучшей долей пожаловал». Но почему тунгудцы жили лучше, никто толком не мог объяснить.
Жили в селе Тунгуда и в деревнях этого округа действительно иначе, чем в других северокарельских деревнях. Бедные, правда, жили бедно, как и всюду, зато богатые в Тунгуде были богаче, чем богачи в других местах, и бедным с их стола перепадало крох побольше, чем где-либо. Тунгуда была густо населена и географически весьма выгодно расположена: отсюда было рукой подать до щедрого на дары Белого моря, а вокруг лежали нетронутые, богатые всевозможной дичью и зверьем леса. Да и земля здесь была не столь скупой, как в ухтинских краях, хотя земледелие и не являлось главным в жизни тунгудцев. В отличие от ухтинских и беломорских купцов, тунгудские купцы не столько занимались собственно торговлей, сколько служили посредниками. Они держали хороших лошадей, на которых возили в Финляндию треску, тюлений жир и прочие дары моря и леса. Из Финляндии тоже возвращались не порожняком. Беломорские купцы заказывали через них кофе, сахар, одежду и всякую мелочь заграничного производства. Посредники неплохо наживались на этих доставках, русские торговцы тоже не оставались в накладе.
Жители дальних пограничных деревень завидовали тунгудцам, но когда приходило лихое время, шли к ним за помощью. Кириле уже приходилось ходить этим путем. Он знал лесные тропы и места переправ через реки с припрятанными в прибрежных кустах плотами. Знал он и лесные сторожки, рыбачьи избушки, в которых можно было отдохнуть в пути.
Он был в пути уже вторую ночь и под утро решил завернуть на отдых в лесную избушку, стоявшую на берегу Тихой ламбы. Но до избушки он не дошел: из кустов на тропинку вдруг вышел какой-то обросший человек с дробовиком в руках.
– Кто такой? Куда идешь? – остановил он Кирилю.
– А ты кто?
– Я? Охотник.
– А я иду работу искать.
– Куда?
– На Мурманку, если ближе не найдется.
– На Мурманку? – Бородач задумался, потом взял ружье наперевес и перегородил Кириле дорогу. – Ну так иди туда. Чего же ты сюда прешься?
– Хочу отдохнуть в избушке.
– В какой избушке? Ты что, рехнулся? Никакой избушки здесь не было и нет.
– Как не было? Вон там на Тихой ламбе испокон веков избушка стояла.
– А я тебе говорю, что нет здесь избушки, – сказал бородач уже сердитым голосом и направил ружье на Кирилю. – Нет ни избушки, ни Тихой ламбы. Поищи их в другом месте.
– Раз нет, так нет, – не стал спорить Кириля. – Кусочка хлеба у вас не найдется?
– У кого «у вас»? Разве не видишь – я один. И для всяких бродяг я хлеб с собой не ношу.
– Ну, бог с тобой, – Кириля оробел и повернулся. Но бородач окликнул его:
– Вот возьми кусочек рыбки. На.
Поблагодарив, Кириля взял кусок вяленой рыбы и начал грызть ее на ходу. Рыба была сухая, твердая, но показалась очень вкусной.
К полудню Кириля добрался до небольшой речки, возле которой стояла мельница Левонена. До самой деревни Койвуниеми оставалось версты четыре. Свернув с тропы, Кириля начал пробираться по кустам к мельнице. Сперва показалась крытая дранкой серая крыша, потом он увидел дверь мельницы, двор… Дверь была заперта, на дворе никого не было. Только вился слабый дымок над почти догоревшим костром. Но после разговора с бородачом Кириля уже знал, что если возле мельницы дымят головешки чьего-то костра, то, может быть, лучше не ходить туда, а то может оказаться, что мельницы тоже нет на старом месте…
До самой ночи Кириля отсиживался в кустах. Когда стемнело, переправился через речку и пошел к деревне.
Над тихим озером плыл белесый туман, надвигаясь молочными клубами на болото, отделявшее деревню от леса. По краю болота, выбирая места посуше, змеился проселок, весь в рытвинах и глубоких лужах. Пригибаясь за кустами, Кириля шел вдоль дороги, потом свернул на поле и пополз на четвереньках вдоль межи к видневшемуся в конце поля дому Левонена.
Его встретила заливистым лаем черная собака, выскочившая откуда-то из-за дома. В разных концах деревни затявкали собаки.
– Тише ты, тише.
На крыльцо вышла худая старуха в нижней рубашке и стала оглядывать двор.
– Тервех, – шепнул Кириля, выглядывая из-за угла.
– Чего это ты точно вор крадешься? – перекрестилась старуха.
– Я к Василию Леонтьевичу.
– Никого нет дома. Иди с богом и не мешай людям спать.
Вид у Кирили был такой потерянный, что хозяйка спросила:
– Что за дело у тебя к нему?
– Я иду из Тунгуды, – соврал Кириля. – Из кооператива послали.
– Кто послал?
– Королев.
Хозяйка недоверчиво покачала головой:
– Был бы ты из кооператива, так не крался бы как вор.
И, повернувшись, она ушла в избу.
Слышно было, как стукнула щеколда. Кириля стоял растерянный. Он уже пожалел, что соврал хозяйке. Черный пес снова подошел к нему и остановился, словно раздумывая, залиться ли опять лаем или начать обнюхивать ночного гостя. Кириля боялся сдвинуться с места: начни собака лаять, все другие собаки сбегутся на ее лай.
Наконец в сенях послышались шаги, и дверь отворилась. На крыльцо вышел сын хозяина, такой же долговязый, как отец.
– Здорово, Симана.
Кириля подошел к нему.
– Что ты бродишь ночами? – Симана сделал вид, что не замечает протянутой Кирилей руки.
– Королев послал меня к твоему отцу.
– А не врешь?
Кириля не заметил лукавой усмешки в глазах парня и начал божиться, что он говорит правду. Симана не ответил ничего и ушел. Опять хлопнула щеколда. «Вот и верь им, что никого нет дома», – подумал Кириля и стал ждать.
Вскоре опять послышались шаги, и на крыльцо сразу вышли трое. Сам хозяин, Симана, а за ними… Королев.
– Встречаем, как большого начальника, – засмеялся Симана. – Всем народом.
– Где ты так долго шатался? – строго спросил Королев.
– Как же ты раньше меня успел? – удивился Кириля.
– Заходи. Чего встал? – торопил хозяин Кирилю. – Или хочешь, чтобы тебя видела вся деревня?
Они вошли в дом. Дверь заперли на крепкий крюк.
– К кому ты заходил по дороге? С кем встречался? – стал допрашивать Королев, едва переступив порог.
Хозяин дома был настроен благодушнее.
– В дом входишь, как большевик или руочи, – проворчал он незлобиво.
Кириля сорвал шапку с головы и начал неистово креститься.
Хозяин был на голову выше Кирили. Семьдесят годов, прожитых стариком, ничуть не сгорбили его. Мужественное, вытянутое лицо обрамляли густые седые волосы и пышная, доходящая чуть ли не до пояса борода.
Василий Леонтьевич Сидоров, или Левонен, как его звали в деревне, считался в Тунгуде одним из самых уважаемых стариков. Уважали его не за богатство. У него даже не было более или менее приличной лавчонки, какие имели все, обладавшие его капиталом. Имел он лишь два амбара, и когда кому приходилось обращаться к нему за чем-нибудь, с пустыми руками от Левонена не уходили: в амбарах хватало всякого товара. И притом платы он никакой не требовал, лишь просил не забывать бога. А его бог учил, что за добро надо отплачивать добром, на помощь отвечать помощью. И этот бог был столь ловким посредником, что его благочестивый слуга никогда не оставался в убытке.
А еще уважали Левонена за начитанность, за его знания. Он свободно изъяснялся, писал и читал на русском, финском и шведском языках; кроме того, знал многие карельские говоры. Он знал на память целые главы из библии – как на русском, так и финском. Был он знаком и с законами – и российскими, и финляндскими. Сам он не был рунопевцем, но благодаря книгам знал неплохо финскую и карельскую народную поэзию, знал множество сказок, поговорок, загадок.
Уважали его и за широкие связи. В Финляндии в круг его знакомых входили видные государственные деятели и известные юристы, крупные военные чины и руководители различных карельских обществ. До революции он имел влиятельных знакомых в Петербурге, и кемские и сорокские чиновники почитали за честь быть с ним в дружбе. Он не был стяжателем, его богатство умножалось словно само собой, потому что он держал хороших лошадей и знал, откуда что и куда везти.
Большевики не признавали его авторитет, но и не обижали его.
– Садись к столу, – сказал Левонен добрым голосом.
Королев по-прежнему был настороже.
– Ты скажешь наконец, где ты пропадал?
Кириля поглядел на Королева, потом на Левонена. Какие разные они люди! Один все стращает, а другой – добрый, радушный.
– Я же шел не людскими путями, – ответил Кириля. – Шел потихоньку, крадучись. Да отдыхал часто. Сил у меня мало, и подкрепиться нечем было.
– Ешь, ешь! – угощал хозяин.
И Кириля ел. Он набил полный рот рыбы, впихнул здоровенный кусок корки от рыбника, потом картошки и потом еще рыбы. Рыбник был испечен из чистой ячменной муки.
Прожевав, он продолжал:
– …Встретил я только одного мужика. Кто он был, не знаю. Он сказал мне, что избушки у Тихой ламбы больше нет. Не пустил меня туда.
– Еще кого видел?
– Никого больше. – Кириля хотел перекреститься, но хозяин заметил:
– Когда едят, то не крестятся.
– А я шел людским путем, – сказал Королев. – Мне бояться нечего. Я не преступник.
– Куда же мне теперь? – Кириля посмотрел на хозяина.
– Свет не без добрых людей, – ответил Левонен.
– Я могу работать. Все, что прикажешь, сделаю.
– Какой из тебя работник! – махнул рукой Левонен. – Пропасть мы тебе не дадим. Все, что бог мне дал, то он и для людей дал. Так я считаю. Ложись спать.
Когда Кириля после еды помолился, как положено, хозяин повел его на поветь. Возле стены повети было уложено почти до самой крыши прошлогоднее сено. Левонен вытащил из сена перевязанный веревкой тюк сена. Образовалось отверстие, в которое мог пролезть человек. Кириля пролез в отверстие и оказался в узком пространстве, оставленном между стеной и закрепленным продольными жердями сеном.
– Пока не позову, не вылезай, – услышал Кириля голос хозяина. – Ежели по нужде надо будет, там в полу дыра имеется. Спать будешь – не храпи. Сиди там тихо.
На полу лежала попона. «Я здесь как у Христа за пазухой, – подумал Кириля, завернувшись в попону. – Только бы угодить хозяину…»
Кириля знал, что Левонену угодить нелегко. Старик хитрый. Никогда не скажет, сколько уплатить за соль, за муку или за какой другой товар, зато за работу тоже никогда не платит. Дескать, все должно быть по-божески: ты мне помог, я тебе помогу, а господь нас обоих отблагодарит. Если старику что-то нужно, он никогда не требует, всегда просит по-хорошему. Кириля, вспомнил, как однажды он привез Левонену беличьи шкуры, а у Левонена был какой-то бедный мужик с острова Лоуккалы. Старик позвал мужика и спросил, не может ли тот на недельку отправиться в Беломорье. Мужик растерялся. Как же быть – у него печь в избе разобрана, семья живет в бане, надо бы печь сложить. Может, хозяин пару дней подождет? Левонен участливо согласился, что да, конечно, он все понимает, нет так нет, можно кого-нибудь другого попросить. Мужик ушел, а через час прибежал обратно, попросил старика простить его и обещал тотчас же отправиться в путь. И хорошо, что вовремя одумался. Если бы не поехал, худо ему было бы: к старику больше ни за чем не ходи, а бедному человеку то одно надо, то другое. Да и никто бы ему не стал помогать в беде, чтобы не навлечь на себя немилость Левонена.
Кириля блаженствовал. Он наелся до отвала, лежит под теплой попоной. Вот если бы дома была хоть толика той еды, которую он слопал сейчас за один присест! Может быть, ему удастся послать отсюда что-нибудь и домой. Убаюканный этими мыслями, Кириля заснул.
Сквозь щели в стене пробивались лучи заходящего солнца, когда он проснулся в бодром настроении и хорошо выспавшийся. С улицы доносились детские голоса и позвякивание коровьих колокольчиков. «У людей здесь и коровы еще есть», – удивлялся Кириля. Он опять хотел есть, но пришлось ждать, пока его не позовут. Ждать пришлось долго. Наконец послышались тихие шаги. Кто-то пришел на поветь, постоял… Потом зашуршало сено, открылось заложенное сеном отверстие. Сперва появилась седая голова, потом широкая борода.
– Как спалось? – улыбнулся Левонен. – Хороший сон – подарок божий, а плохо спит тот, кто грех замышляет.
– Королев здесь еще? – спросил, позевывая, Кириля.
– Какой Королев? У нас никакого Королева не было.
– Наверно, приснилось, – поспешил согласиться Кириля.
– Это нехороший сон, – поучительно заметил старик. Кириля кивнул в ответ. Смягчившись, Левонен сказал: – Я тебе кошель с харчами принес. Тебе уходить надо, головушку свою спасать. Ступай с богом прямехонько к сторожке на Тихую ламбу.
– А чего я скажу тому… ну… охотнику?
Понизив голос, Левонен сказал, что он даст Кириле с собой собаку. Кириля должен дойти до смоляной ямы, что будет по дороге к сторожке не доходя до нее с полверсты. Если на дне ямы окажется хворост, надо сразу же отпустить собаку. Собака прибежит сюда. А сам Кириля должен затем пойти к избушке. Если кто остановит, надо сказать, что сбежала собака, не видел ли кто ее. Сказать надо только это. Больше ни слова. О том, что был у ямы и что был у Левонена, тоже никому не надо говорить. Надо рассказать, что, мол, бежал из своей деревни, спасаясь от голода и большевиков. Сказать все, как было. Врать Кириле не надо, это грех будет. Но и язык распускать не следует, ибо длинный язык быстро доводит до греха, за который последует жестокая кара еще до судного дня.
– И долго мне там быть?
– Пока не позову. А еще…
И старик шепотом стал наставлять. Кириля должен время от времени наведываться к яме, присматривать, все ли там по-прежнему, не копали ли в ней. Ежели обнаружит, что яму трогали, надо немедля бежать сюда. К яме надо ходить одному. А если кто-то сообщит Кириле, что собака нашлась, то этому человеку надо будет во всем подчиняться. В избушке Кириля должен держать уши открытыми, дабы слышать, что мужики там меж собой говорят и что у них на уме. Народ-то теперь попортился. Глядишь, кто-то захочет пойти у этих антихристов, большевиков, просить прощения. Ежели такой человек попадется, не миновать погибели ни ему, ни Кириле, ни всему народу. Как только Кириля услышит, что кто-то замышляет такое, пусть немедленно бежит сюда. Все ли Кириля понял? Ведь на бога надейся, а сам не плошай, если хочешь, чтобы голова на плечах сохранилась…
– Я вижу: ты мужик толковый! – похвалил Левонен Кирилю, сказавшему, что ему все ясно.
– А собака не залает?
– Пока на поводке будет, не залает. Только не корми ее, понял? Сам поешь в лесу, а собаке не давай. И запомни: ямы той не касайся. Ни руками, ни языком…
Левонен дал Кириле с собой не того черного пса, который встретил Кирилю лаем у избы, а огромную собаку рыжей масти. Войдя в лес, Кириля первым делом заглянул в кошель. В нем была «весенняя» рыба, ячменные лепешки, вареная картошка. Не выпуская поводка из руки, Кириля сел перекусить. Собака повизгивала, крутила хвостом, но Кириля помнил наказ старика и не дал ей ни крошки.
На рассвете Кириля добрался до скалы, возле которой должна была быть яма. Дно ямы было забросано хворостом, но Кириля заметил, что забросали яму недавно. Под хворостом виднелась свежая земля, и на мху возле ямы тоже местами остались комочки свежей земли. Кириля не стал гадать, что спрятано в яме. Он отпустил собаку, и та помчалась к деревне.
– Стой! – его окликнули по-русски. Из-за дерева вышел человек и спросил уже по-карельски: – Ты кто такой?
