Текст книги "Мы карелы"
Автор книги: Антти Тимонен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц)
Ярассима вздохнул и сказал жене:
– Вот так-то, Устениэ. Не плачь, а иди домой. За свободу Карелии еще не один баран пожертвует своей головой.
Потом он сказал своим гостям, что он их сам переправит через озеро. Гости лягут на дно лодки, и их никто не увидит. Надо быть осторожнее.
– Молодец! – похвалил финн помоложе. – Мы, старик, ничего не забываем. Значит, у вас тут не только на Ехронена можно положиться?
– Ехронен ушел на охоту, – пояснил Ярассима. – Я решил не ждать его. Вы ведь торопитесь…
Ярассима соврал. Он даже не заходил к Ехронену. Прямо пошел к Охво и Стахвею, к тем самым старикам, что весной на сходке в риге предложили, что в деревне любой ценой надо сохранить мир. До сих пор в деревне царил мир, и для сохранения его жителям деревни не приходилось предпринимать что-либо. Дезертиры, скрывавшиеся в деревне, разбежались тотчас же, когда после приезда Матвеева в деревне появился отряд красноармейцев. Никаких облав и обысков, о которых Королев говорил на собрании, красноармейцы не проводили. Ничего не реквизировали, никого не отправили силком на работы. Потом отряд ушел. В деревне остались лишь три бойца. Правда, ходили слухи, будто в Тунгуде что-то готовится. Что из Финляндии в Тунгуду и обратно по лесам то и дело пробираются какие-то люди. «Какого рожна им там, в Тунгуде, еще надо? Их, видишь ли, Советская власть не устраивает…» – вздыхали озабоченные старики в Кевятсаари. И вот сегодня вечером стало окончательно ясно, что там готовится. Война готовится, восстание против Советской власти. А коли опасные путники завернули по своим военным делам в их деревню, надо полагать, Кевятсаари тоже рано или поздно может быть втянута в эти затеи тунгудцев со всеми вытекающими отсюда последствиями. Поэтому, собравшись, старики – Ярассима, Охво и Стахвей – решили, что ночных гостей надо выпроводить из деревни так, чтобы сюда их больше не тянуло.
Старики хотели поглядеть на гостей и пришли как раз в тот момент, когда у Ярассимы зарезали последнего барана.
От Ярассимы Охво и Стахвей шли мрачные и молчаливые. Только вздыхали. За семьдесят лет они научились понимать друг друга без слов. Проходя по деревне, старший из братьев, Охво, повернул к избе, где жили красноармейцы.
– Надо сказать.
– Только попробуй.
– Я знаю, что сказать, – рассердился Охво. Молод еще брат, чтобы учить его.
Дома оказался лишь один красноармеец, самый молодой из них, Саша. Парень хотел немедленно броситься к Ярассиме, но Охво от лица всей деревни упросил его не ходить туда. Разве одному справиться с двумя вооруженными бандитами? Да и не стоило в деревне затевать войну… Саша послушался старика и поскакал в соседнюю деревню, куда ушли на танцы его товарищи. С Охво они договорились, по какой дороге старики поведут бандитов. Охво, конечно, догадался, что финны теперь попадут в засаду. Главное, чтобы в самой деревне все было тихо. А там что угодно пусть случится…
Однако, дожидаясь на другом берегу озера Ярассиму, который должен был переправить своих непрошеных гостей через озеро, старики засомневались, правильно ли они поступают. Саша-то совсем еще мальчишка. Хорошо ли будет, если с Сашей на чужой стороне, вдали от родного дома, по их вине что-нибудь случится? А если и не случится ничего, то все равно нехорошо, если уже в такие молодые годы на его совести будут две загубленные жизни…
На озере показалась лодка. При тусклом лунном свете, пробивающемся из-за туч, можно было различить Ярассиму, сидящего на веслах, да торчащие через борт удилища. «Да разве кто в такое время ездит удить?» – посетовали братья. Но, кроме них, Ярассиму никто не видел.
Лодка пристала к берегу, и с днища ее поднялись два человека с рюкзаками в руках.
– Быстро в лес! – скомандовал Ярассима.
Отойдя немного от берега, связные остановили своих проводников и строго предупредили их, что если старики вздумают их предать, то разговор с ними будет коротким.
Старики привели связных к краю большого топкого болота, через которое вели мостки из жердей, и советовали им идти как можно осторожнее. Жерди скользкие, местами совсем вросли в мох. Один неверный шаг – и сорвешься.
Напрасно Саша со своими товарищами ждал в засаде появления белых лазутчиков. Они так и не появились. Когда красноармейцы вернулись в деревню, Охво объяснил, что случилось. Шли, шли они по болоту и вдруг в темноте услышали: буль-буль… Ярассиме они тоже рассказали. И тоже довольно коротко. Да и разве виноваты они перед богом или людьми, сетовали старики, если эти чужаки не сумели идти осторожно. Вот и пришлось старикам вернуться с полдороги. Остался от чужаков лишь рюкзак, в котором были какие-то бумаги. А второй рюкзак, в котором было мясо барана Ярассимы, так и ушел в трясину. Да, чужим людям по карельским болотам ходить опасно.
Больше об этом происшествии и не говорили.
Милиционер с письмом от Липкина на следующее утро пришел в ЧК, и из Сороки немедленно был послан отряд красноармейцев, но склада оружия на месте уже не оказалось. Выкопавшие оружие так торопились, что даже не успели уничтожить следы пребывания в яме тайного склада: на дне ямы в земле валялись обрывки картона с финским клеймом «Патронный завод Рийхимяки».
– Видно, там бандитов полно! – рассказывал Липкину один из красноармейцев, Григорий Антипов, или Рийко, как его звали товарищи. – Скоро мы их оттуда выкурим. – Потом, понизив голос, Рийко спросил у Липкина: – Слушай, ты не знаешь, чего это Самойлов из ЧК спрашивал у меня, где теперь мой брат – Васселей? Они же и так знают, что он с бандитами…
Липкин знал Васселея. Ему также было известно, что Васселей ушел с белыми в Финляндию. Но если ЧК очень интересуется местопребыванием Васселея, значит, Васселей где-то здесь, поблизости. Знал Липкин и о том, что Васселей весной переходил границу и при переходе тяжело ранил ножом пограничника. В особом отделе армии об этом, разумеется, было известно, но Рийко они ничего не говорили, не хотели расстраивать парня.
– Что ты ответил Самойлову? – спросил Липкин…
– Что я мог сказать? – нахмурился Рийко. – Знаю лишь, что попадись он мне, так не пришлось бы больше краснеть за него.
Хотя Рийко уже исполнилось двадцать три, он был стройным, тонким, как подросток. Но на мужественном его лице залегли возле рта резкие, слишком глубокие для его возраста складки. Задор, только что светившийся в его глазах, сменился грустью. Липкину стало жаль парня. Рийко, как и он, в октябре семнадцатого был в Петрограде и тоже сражался с юнкерами. Товарищи любили его. Он был отчаянно смелый, отзывчивый, настолько открытый, что по выражению его лица всегда было видно, о чем он думает. Правда, порой, рассказывая о чем-то, мог малость и преувеличить, чтобы то, что ему казалось важным, выглядело и для других главным.
Вместе с красноармейцами Липкин шел в Сороку. Его вызывали в ЧК. Он послал туда докладную об обстановке в Тунгуде и считал совершенно естественным, что, кроме того, с ним хотят еще побеседовать.
В ЧК его встретил усталый мужчина в поношенной кожанке. Он представился Самойловым.
– Браток, у тебя есть расческа? – спросил Самойлов, приглаживая пятерней седые волосы. – Понимаешь, торопился и свою забыл дома.
Побриться он, правда, успел, но, видно, тоже наспех. На подбородке белел кусочек газеты, прилепленный к месту пореза. Причесавшись, Самойлов достал из ящика стола кипу коричневых листков, нарезанных из оберточной бумаги. Липкин узнал свою докладную.
– Что ты можешь к этому добавить? – спросил Самойлов, разравнивая широкой ладонью края кипы.
– Пожалуй, ничего, – ответил Липкин. – Я, кажется, написал, что я бы не доверял Королеву.
– Какие факты ты имеешь против него?
– Он предлагает нам быть более жестокими, взять кое-кого в ежовые рукавицы, мол, чтоб другим было неповадно.
– Ну, таких леваков и без него полно. – Самойлов махнул рукой.
– В кооперативе была ревизия. Вроде и там у него рыльце в пушку.
– Не все жулики являются политическими врагами Советской власти.
– Кроме того, человек он образованный и…
– Значит, ты считаешь, что всех образованных надо поставить к стенке?
– Ты брось шуточки! – рассердился Липкин. – Я бы Королеву не очень-то доверял. Вот и все. А на каком основании ты его так упорно выгораживаешь?
– Я выгораживаю? – В своих подозрениях ты исходишь лишь из личной антипатии, так?
– Слушай! – возмутился Липкин. – Мы с Королевым из-за бабы не ссорились, за бутылкой не спорили…
– Зря ты сердишься, – улыбнулся Самойлов. – Как ты думаешь, куда все ниточки отсюда ведут? – и он положил большую ладонь на докладную Липкина.
– В Финляндию.
– Значит, каждый укрывшийся в лесу, каждая бабка, поднимающая бузу на собрании, получают указания прямо из Хельсинки?
Самойлов так обезоруживающе улыбнулся, что Липкин уже не мог на него сердиться.
– Ну и лиса же ты! Это ты обязан знать, кто на месте руководит этим делом.
– Кое-что мы знаем. – Самойлов взял со стола какую-то папку и начал перелистывать ее.
Липкин тем временем рассказывал о том, что в деревнях сложилось такое положение, что люди боятся оказать какую-либо помощь органам Советской власти. Ну, а чтобы кто-то пришел да разоблачил организаторов беспорядков – уже о том не может быть и речи…
– Ты так полагаешь? – Самойлов опять загадочно усмехнулся. – А мне, наоборот, думается, что это не совсем так. Знаешь деревню Кевятсаари? Из Финляндии в Тунгуду приходили два связных. Они возвращались обратно, но мужики в Кевятсаари помешали им вернуться. И кое-кто еще. Вот почитай. Эти бумаги мужики забрали у связных.
Липкин пробежал глазами бумаги и буквально остолбенел. В ту самую ночь, когда он ушел от Королева и Королев проводил его до околицы, в деревне состоялось заседание тайного Военного комитета Тунгуды, а Королев был на этом заседании секретарем и вел протокол, который Липкин сейчас держал в руках. Выходит, контрреволюционное подполье ждало, когда он, представитель ревкома, закончит собрание, чтобы они могли провести свое заседание. И одним из руководителей подполья является, тот же Королев. Значит, в деревне знали об этом, но не посмели сказать Липкину. Даже тот незнакомец, пожелавший остаться неизвестным, который посоветовал ему быстрее уходить, тоже не решился на это. Но почему ему позволили уйти из деревни? Ах вот почему:
«От вооруженной борьбы, с большевиками пока еще следует воздерживаться ввиду малочисленности наших сил. Надо беречь людей и боеприпасы, пока не поступит помощь… Направить делегацию в Финляндию от имени Временного правительства для приобретения винтовок и пулеметов. Если большевики займут село, всем мужчинам от 18 до 60 лет уйти в лес… В данный момент вооружить следующих лиц…»
Председателем заседания был О. Борисов, секретарем Г. Королев.
Липкин прочитал список лиц, которым доверялось оружие. Много было знакомых имен. В основном это были люди из богатых семей. Значит, не всем, кто скрывается в лесу, они доверяют оружие. Странно, что Кириле доверили…
Еще один протокол.
«Тайное собрание волостного правления… В Кухмо созывается съезд представителей карельских волостей для обсуждения создавшегося положения и новых задач в борьбе с большевистским режимом… От Койвуниеми избран В. Л. Сидоров (Левонен), от Тунгуды О. Борисов…»
Этот документ был даже заверен печатью, правда еще царского времени. Одно время, за неимением новой печати, сельсовет Койвуниеми пользовался царской печатью. Только он ставил печать, перевернув двуглавого орла головами вниз. На этой бумажке орел опять был головами кверху, как и при царе. Бедный орел! И так и сяк его ворочают…
У Липкина мелькнула мысль:
– Слушай, а где письмо, которое я послал с милиционером?
Письмо нашлось, и Липкин стал внимательно изучать его. На конверте было всего четыре дырочки, проколотых им, и болтался обрывок белой нитки. Номер ниток был тот же. На самом письме он тоже ничего не заметил.
– Видишь ли, Королев проводил тогда милиционера до леса, – пояснил Липкин.
– Не сомневайся, белая нитка у них найдется, и они кое-что другое умеют, а не только всунуть иголку в старые дырки. Впрочем, Королев провожал многих. И тебя тоже. А что касается милиционера… Он чуть было головы не лишился из-за этого письма.
Самойлов рассказал, что, когда Мийтрей возвращался из Сороки, около станции Кесяйоки из леса по нему вдруг открыли огонь. Первой же пулей с него сбило фуражку. Мийтрей успел броситься на землю и начал отползать. Потом побежал. Вслед ему стреляли, но, к счастью, не попали. Тут на стрельбу подоспел красноармейский патруль, обыскали весь лес, но никого не нашли…
– Своих-то бандиты знают, связь у них налажена. Знают они, в кого стрелять, а в кого нет, – заключил Самойлов.
– Ну что ж? – Липкин встал. – Настало время действовать. Надо начинать с шайки Королева…
– Для того я тебя и пригласил.
Отряд, отправившийся на ликвидацию контрреволюционного подполья, состоял из взвода красноармейцев, которым командовал Полуэктов, группы чекистов, возглавляемых Самойловым, в качестве представителя ревкома в него включили Липкина.
Ночью вошли в Тунгуду и арестовали четверых членов Военного комитета, оказавшихся дома. Взяли их без шума. В числе их был и Королев.
Два дня прошли в тревожном ожидании. Красноармейцы обшарили окрестные леса, стараясь найти склады оружия. Два склада все же нашли. Да и те вряд ли бы удалось обнаружить, если бы кто-то, пожелавший остаться неизвестным, не шепнул в темноте Липкину, где их искать. На следы укрывшейся в лесу банды напасть не удалось.
Липкин обошел в селе все дома и даже побывал в соседних деревнях, составляя список наиболее нуждающихся семей. Обнаружилось, что многие семьи жили впроголодь.
В большинстве домов оставались только дети да старики, которые не в состоянии были уйти дальше своего двора.
На третий день со станции Кесяйоки пришло сообщение, что там появилась диверсионная группа, пытавшаяся подорвать железнодорожный мост. К счастью, железнодорожная охрана вовремя заметила бандитов и открыла огонь. Диверсанты, не успев подложить взрывчатку, скрылись в лесу. Судя по следам, их было трое.
Самойлов со своими оперативниками поспешно выехал на станцию. Надо было выяснить, какое отношение эта диверсия имела к событиям в Тунгуде.
Липкин остался один в брошенном уехавшими в Финляндию хозяевами огромном доме, в котором вместе с ним остановились чекисты. Он возвращался туда из школы, где должно было состояться собрание жителей села. Подходя к дому, он вдруг заметил рядом с собой какого-то хромого старика с кошелем за спиной и топором за поясом. Боязливо оглянувшись, старик повернул к Липкину рыжую бороденку.
– Ты, парень, правильно сделал, что ушел тогда ночью.
Липкин не знал старика, но хриплый голос показался ему знакомым. Он молча протянул старику руку. Тот оглянулся и быстро пожал ее.
– Вот еще что я скажу. – Старик зашептал, шагая чуть впереди Липкина и не глядя на него: – Собрание вы сегодня не проводите.
– Почему? – спросил Липкин. – Народу уже объявлено. Из других деревень люди придут. А ты кто?
– Я здешний, – ответил старик. – А собрание все же не проводите. Людям нынче не до собраний: кто сети уехал ставить, кто куда. Время сейчас такое…
Тогда Липкин спросил:
– А кого мы должны бояться? – И, понизив голос, стал допытываться: – Ежели знаешь, где бандиты прячутся, скажи. Мы их мигом приведем в село. И больше они не будут стращать народ. Мы хотим, чтобы народ жил в мире. Где их искать?
– Что ты, что ты?.. – испугался старик. Навстречу им шла женщина. – Где, спрашиваешь? Да тетерев-то, парень, такая птица, что, как и человек, к одному месту привыкает. Где обоснуется, там и живет. Прежде я знавал те места, а теперь… А теперь куда-то вся птица улетела.. Не знаю, где их искать. Приезжай, когда время другое будет. Вместе и сходим на тетеревов. Ну, бывай…
Собрание решили не откладывать. На этот раз Липкин говорил о том, что не успел сказать на прошлом собрании. О будущем Карелии, о том, что Ленин и Советское правительство обращают большое внимание на развитие Карелии и других отсталых окраин страны. О природных богатствах Карелии, которые стали теперь собственностью народа и которые нужно научиться правильно использовать…
Как и в прошлый раз, в школе собрались женщины, дети и старики. И сидели, кажется, все на тех же местах. Только старуха с бородавкой на носу сидела в конце комнаты. Слушали внимательно, потом посыпались вопросы. Их было много. Спрашивали о положении с продовольствием. По тону чувствовалось, что люди понимают, что время трудное. Спрашивали, нельзя ли привезти ниток для сетей. У сига время нереста, а невода старые – все истлели, рыбу не держат. Да еще просили соли. И лекарств. Если можно, старого армейского обмундирования. А то детей не во что одевать…
Вдруг дверь распахнулась, и в нее стали протискиваться, толкая друг друга, мужики со злыми, разъяренными лицами. Послышались выкрики:
– Долой Советы!
– Конец большевикам!
– Повесить их!..
Поднялся шум. Схватив испуганных, плачущих детей, женщины бросились к выходу.
Полуэктов встал на скамью:
– Тихо! Без паники! Садитесь! Давайте поговорим.
И он обратился к мужикам, пытавшимся пробиться через сгрудившуюся около дверей толпу к столу, за которым стоял Липкин.
– Ты сейчас у нас поговоришь! – кто-то ответил ему по-карельски.
– Тебя мы больше слушать не будем! – крикнул подобравшийся к Полуэктову хромой старикашка с жиденькой рыжей бородой, пытаясь стянуть его со скамьи. Полуэктов хотел оттолкнуть от себя старика, но тот успел сдернуть его со скамьи как раз в тот момент, когда у дверей хлопнул револьверный выстрел и пуля впилась в стену над головой Полуэктова.
Полуэктов махнул рукой Липкину, показывая на дверь, которая была позади них. Это был запасной выход. Женщины и дети, стоявшие на дворе, расступились. Минуя толпу, Полуэктов и Липкин направились через пустырь к оврагу, на краю которого на всякий случай была расположена цепь красноармейцев. Выбежавшие-из школы мужики кинулись за ними. Тогда из цепи красноармейцев раздалось несколько предупредительных выстрелов. Женщины схватили детей и, заголосив, бросились за школу. Мужики остановились и стали, выламывать из изгороди колья.
– Мы вас не боимся! Ваша власть кончилась!
– Стреляйте! Все равно всех не убьете! – кричали они.
Полуэктов опять обратился к разъяренным мужикам:
– Чего вы хотите?
Голос его был спокойный, но громкий, словно он говорил на сильном ветре.
– Освободите арестованных!
– Всех выпустите! – требовала толпа.
– Врагов мы не освободим! – ответил Полуэктов. – Надо будет, еще кое-кого заберем.
Толпа опять загалдела и двинулась вперед.
– Берите! Убивайте!
– Да вы и стрелять-то не умеете!
Рийко, лежавший вторым номером за пулеметом, схватил свою винтовку и крикнул в ответ:
– Когда надо будет, сумеем.
И он выстрелил. Пуля расщепила кол в руках одного из мужиков.
– Ну как? Умеем?
Тогда из толпы тоже раздался выстрел.
Полуэктов махнул рукой, и пулемет застрочил. И хоть очередь прошла над головами мятежников, пустырь моментально обезлюдел, толпа отхлынула за школу.
– Что будем делать? – спросил Липкин.
– Подождем, что они предпримут, – ответил Полуэктов и передал команду по цепи: – Если пойдут в атаку, открыть огонь, но стрелять в воздух!
Долго ждать им не пришлось. Из-за школы хлынула толпа. Впереди бежали женщины, за ними, размахивая кольями, мужчины. Во главе толпы, тяжело переваливаясь, топала толстая старуха, которую Липкин уже издали узнал по широкому круглому лицу. Из толпы раздалось несколько выстрелов. Кто-то из красноармейцев застонал. Полуэктов и Липкин тоже залегли. Опять застрекотал пулемет, но, заметив, что пули пролетают над головами, толпа продолжала приближаться.
Толстая старуха была уже так близко, что Липкин видел, как дрожит бородавка на кончике ее широкого носа.
И вдруг…
Бабка остановилась, подхватила подолы всех своих юбок и, высоко задрав их, пошла прямо на пулемет, Липкин знал, что так в Карелии бабы отпугивают медведя. Считалось, что если бабе в лесу встретится медведь, стоит ей оголиться, как косолапый встанет на задние лапы, плюнет и убежит. Пулеметчик, молодой русский парень, понятия не имел о таком обычае, но он тоже плюнул, вскочил и стал отходить, волоча за собой пулемет. Рийко подхватил коробки с лентами и побежал следом. По команде Полуэктова красноармейцы отошли к лесу.
Через сутки, получив новые инструкции, отряд снова вошел в село. Мятежники разбежались, не оказав сопротивления.
Дело Королева вел молодой следователь Сергей Лобанов.
Королев наблюдал за своим следователем, пожалуй, более внимательно, чем следователь присматривался к нему. Следя за тем, как быстро и старательно следователь записывает его показания, Королев подумал, что этот молодой человек, видимо, совсем недавно столь же тщательно вел конспекты лекций. И хотя следователь был в военной форме, Королев наметанным глазом сразу определил, что этот юноша пороха еще по-настоящему не нюхал.
Сергею Лобанову действительно еще не пришлось воевать. По настоянию отца, сельского учителя из Тверской Карелии, Сергей поехал учиться в Москву, чтобы стать, как и отец, учителем. Но в Москве он увлекся юриспруденцией. Потом заинтересовался работами Маркса, начал штудировать марксистскую литературу, а вскоре стал посещать подпольные кружки. Так он пришел к убеждению, что его призвание – борьба с царизмом. Когда в университете начались аресты студентов – участников нелегальных кружков, Сергей сбежал в деревню, к отцу, оттуда вскоре перебрался в Петроград, где познакомился уже с настоящими большевиками. Сергей с детства владел карельским языком, и поэтому после революции товарищи пригласили его на работу в ЧК и направили в Карелию…
Записав анкетные данные, Лобанов поднял глаза на Королева.
– Я прошу вас рассказать, какое участие вы принимали в деятельности контрреволюционной группы.
Лобанов кивком головы показал на знакомую Королеву папку, которая лежала теперь на столе следователя.
– Там все записано.
– Значит, вы признаете, что эти документы написаны вами?
– Там везде стоит моя подпись.
– Хорошо! – оживился следователь. – Надеюсь, вы понимаете, что в ваших интересах быть откровенным? Итак, вы были в Военном комитете писарем?
– Нет, секретарем, – поправил Королев.
– Ясно. Секретарь, конечно, больше, чем писарь.
– Да и секретарем я был лишь потому, что был единственным, кто умел вести документацию.
– Вы хотите сказать, что ваша роль была в комитете еще значительней?
– Если вы найдете в этих документах имя хоть одного человека, способного стоять во главе Военного комитета, я охотно уступлю эту честь ему.
Оба усмехнулись: в таком положении эта «честь» была весьма незавидной.
– Можно ли и мне задать один вопрос? – Королев показал на папку. – Как вам удалось перехватить эти документы? Наверное, не обошлось без вашего личного участия?
– Почему вы так думаете?
– Вы производите впечатление очень способного контрразведчика.
– Ошибаетесь, – с серьезным видом сказал Лобанов. – Нам помог народ – простые карельские крестьяне. Это еще одна возможность для вас убедиться, насколько безнадежны ваши попытки поднять мятеж против собственного народа.
Королев кивнул и заметил:
– А вы проницательный психолог. Вы угадали мои мысли. Я только хотел сказать…
– Что же вы хотели сказать?
– То же самое, только другими словами. Я заметил, правда слишком поздно, что то, что мы делали, отнюдь не в интересах карел, что народ нас не поддерживает.
– Убедиться в этом никогда не поздно. Давайте продолжим наш разговор, – предложил Лобанов. – От кого вы получали инструкции?
– От Временного правительства Карелии.
– Точнее.
– От Хеймо Парвиайнена.
– Отчасти верно. А где он?
– В Финляндии. А правительство – в Суомуссалми.
– А сам Парвиайнен?
– Он – член правительства и тоже находится там же.
– Вы уверены? Допустим… Пожалуйста, вспомните, от кого еще вы получали инструкции.
– От Сивена и Таккинена.
– Так… А они где?
– В Реболах.
– Хорошо. Пойдем дальше. Назовите состав диверсионной группы, пытавшейся взорвать железнодорожный мост у станции Кесяйоки.
– Васселей Антипов, из Тахкониеми. Потапов… Откуда он – не знаю. И третьим был наш проводник. Его зовут Кириля. Он работал у меня на участке…
Пока Лобанов записывал ответы, Королев смотрел в окно. На дворе две сороки дрались из-за куска навоза. Которая же из них хитрее? – гадал Королев, следя за отчаянной схваткой сорок. И тут он, к своему удивлению, заметил, что сороки дали ему отличную идею. Правда, эта мысль появилась у него, как только за ним пришли, но теперь она окончательно оформилась…
Улыбнувшись следователю, Королев признал:
– Да, ваша взяла. Народ помог вам, и мне не остается ничего другого, как ради спасения своей жизни чистосердечно рассказать обо всем, как бы тяжело это ни было.
– Прекрасно! – обрадовался следователь. – Итак, вы признаете, что в списке указаны не все ваши сообщники? В ваш заговор были вовлечены не только эти тридцать, человек, да? Я имею в виду и тех, кто так или иначе помогал вам.
– Я вас понял, – вздохнул Королев. – Именно этот вопрос меня волнует больше всего. Ведь речь идет о моих односельчанах, друзьях, земляках…
– Вам не надо беспокоиться за их судьбу, – заверил Лобанов. – Особенно за тех, кто оказался вовлеченным по своей несознательности, волей случая… Это гарантируют принципы советского правосудия.
– Но я прошу принять во внимание, что ответственность за их вступление в заговор несу прежде всего я. И я также обязан нести ответственность за все их действия.
– Это – честное признание, и оно несомненно облегчит вашу участь. Вот вам бумага, – Лобанов протянул несколько графленых листков, взятых, видимо, из какой-то бухгалтерской книги.
– Простите, но вам дело кажется слишком простым, – снисходительно улыбнулся Королев. – Вы думаете, все можно сделать в один присест, одним росчерком пера? Просто список участников вас, по-видимому, не устроит? Наверное, понадобится краткая характеристика каждого: кто что делал, как оказался вовлеченным в заговор…
– Разумеется, разумеется, – смутился Лобанов. – Что вам для этого нужно?
– Мне нужно время. Надо вспомнить все, подумать, чтобы все соответствовало истине.
Королеву предоставили все, что он потребовал. Время, бумагу, хороший паек. Потом он заявил, что для установления наиболее полного списка участников подготавливаемого мятежа ему необходимо покопаться в документах кооператива, которые хранятся у него дома. Среди бумаг есть всякие заметки, которые непосвященному покажутся невинными, но которые он, Королев, может расшифровать. Решив, что после того, как Королев выдал целый ряд своих сообщников, ему вряд ли есть смысл бежать, Лобанов отвел своего подследственного домой и оставил там под охраной местной милиции.
Хорошо было Королеву в родном доме. Он попарился в бане, отдохнул и принялся за работу. Теперь у него были все условия для работы: тихо, тепло. И никакая опасность не грозит, потому что есть охрана. Он работал и днем и ночью. Написал пространный доклад о том, как подготавливался мятеж. Потом составил список его участников и в отдельности охарактеризовал каждого. Не беда, если многих он и приписал. Не беда, если имен в списке оказалось больше, чем их было в действительности. Имена, имена… И каждому надо придумать какое-то дело. Было над чем поломать тут голову. Документы и книги кооператива ему действительно очень помогли: в них было много имен и фамилий. Потом Королев стал перебирать в памяти всех жителей окрестных деревень.
Однажды ночью он разбудил даже мать.
– Ты не помнишь, сколько сыновей у Мийхкали из Леппясуари?
Мать начала перечислять:
– Сколько же их было… Гавро, Петри, Пуавила… Потом родились Юрки да Иовсей.
– Подожди, я еще не записал.
– Потом еще Олексей. Такой толстенький, как встретит кого, обязательно поздоровается. Хороший бы из него парень получился…
– А где он теперь?
– Где? Ему годков десять было, когда господь его прибрал. Совсем маленькими умерли Юрки и Иовсей, а…
– Тьфу ты! – рассердился Королев. – Мне мертвые не нужны, живых называй. Из-за тебя бумагу испортил. Ладно, иди спи.
Уходя, мать вздохнула:
– Пишешь все. Будет беда и тебе и людям от твоей писанины.
Наконец подробные показания о мятеже были готовы.
Целый день Королев отдыхал, занимался домашними делами, сходил в баню. А вечером он заперся в горнице, тщательно затворил окна и опять сел работать. Он переписал список участников, только на этот раз без характеристики на каждого человека. К утру и этот список был закончен. Удостоверившись, что дверь прочно заперта и что с улицы не видно, что он делает, Королев внимательно огляделся, словно кто-то мог следить за ним в самой комнате. Затем он написал короткую записку:
«Предупредите всех перечисленных в этом списке, что им грозит арест, после чего последует или расстрел, или вечная ссылка в Сибирь. Пусть немедленно уйдут в лес либо пробираются в Финляндию…»
Осталось только решить, кто смог бы оповестить перечисленных в списке о грозящей им опасности. Перебирая людей, которым можно было бы поручить это задание, Королев раздраженно думал о том, что на словах многие были героями, буквально сгорали от нетерпения поднять восстание и отделить Карелию от России, а как дошло до дела… Все теперь там – и само правительство, и его сторонники – живут на подачках у финнов. А он один здесь… Да и его тюрьма дожидается…
Королев прикрутил фитиль лампы, словно при ярком свете кто-то мог разглядеть ход его размышлений. «Теперь нужны действия, – думал, он. – И такие действия, на которые не всякий способен». Он во что бы то ни стало должен добиться, чтобы карелы восстали. Чтобы поднялся весь народ, а не кучка авантюристов. И не для того, чтобы, прикрываясь карелами, финны обделывали свои дела, а карелы действовали по их приказам. Карелы должны быть хозяевами. Они должны стать не наемной рабочей силой, заготавливающей карельский лес для финских лесопромышленников, а хозяевами своих лесов, и собственные интересы, собственный карман должны быть им дороже, чем банковский счет какого-то иностранного воротилы. Королев в основном разделял принятую Временным правительством Карелии программу будущего развития Карелии, но он не верил, чтобы эти люди, являвшиеся пешками в руках финских промышленников и государственных деятелей, смогли и хотели претворить ее в жизнь.
Он считал, что Карелии нужен такой руководитель, который способен был бы действовать самостоятельно. Все эти Хилиппяли и Кевнясы из Ухтинского правительства были настолько чужими для карел, что авторитет среди карел не мог заслужить ни один из них. Да и интересует их Карелия больше как выгодное для предпринимательской деятельности поле, пользоваться которым они могли, разумеется, лишь в рамках, дозволенных финскими предпринимателями. Может быть, во главе Карелии мог бы стать Левонен? У этого старца из Койвуниеми есть и образование, и авторитет, и карельский дух в нем еще жив, так что на какой-то стадии он мог бы быть номинальным главой, да и то лишь в том случае, если перестанет оглядываться на Финляндию. Но активного участия в движении он уже принимать не может. Кто же смог бы по-настоящему организовать движение карел? Хеймо Парвиайнен, этот учитель из Ухты, который возомнил себя военным руководителем и готовит карел для будущих битв? Королев презрительно усмехнулся… Парвиайнен напоминает фельдфебеля, который состоит на довольствии в чужой роте и покрикивает на своих подчиненных, когда ему кто-то прикажет. В войске, которое он готовит где-то в Финляндии, полно финнов, финны там все решают, так что, по сути, это войско ничем, кроме названия, не отличается от финской армии. Здесь, в Тунгуде, есть тоже два «деятеля», Борисов и Кирьянов. О них и речи не может быть. Борисов на месте, когда кого-то нужно прикончить. А Кирьянов даже на это не способен. Так что…
