Текст книги "Римский сад"

Автор книги: Антонелла Латтанци

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

На самом деле стало шумно несколько минут назад. Встревоженные голоса долетали до пятого этажа, но все происходило там, внизу, и, возможно, не требовало их внимания. Или они не хотели этого слышать. Но теперь крики усилились, стали очень громкими. Навязчивыми. И игнорировать их стало невозможно. Они переглянулись.

Звали на помощь. Франческа затрясла головой: нет-нет, не сейчас. Этот момент по праву принадлежал только ей.

Но Фабрицио бросился к окну (может, притвориться, что ничего не произошло и остаться тут? – но ты сама сказала: уже поздно… – да, знаю, но не хочу, чтобы он уходил… – это неправда, хочешь, еще как хочешь), и Франческа успела подумать: «Сколько у меня времени? Как долго я была вдали от всего? В этом моменте, только для меня одной. Десять минут? пять? меньше? Как долго длился этот взрыв, из которого я выбралась живой? Это неправильно!»

– Я иду туда. Ты со мной? – сказал Фабрицио и посмотрел на нее. Ты со мной. Они были так близки.

Они вместе бросились бегом вниз по лестнице, ежеминутно ожидая столкновения с какой-то смертельной опасностью. Спустились со своего пятого этажа и вышли во двор.

А там продолжали кричать.

22

Двор был полон людей. Все жильцы находились тут. Они безумно кричали. Бесцельно бегали взад-вперед. Франческа повернулась к Фабрицио. И не увидела его. Где ты?

Что случилось?

Она огляделась, пытаясь во всем разобраться. Заметила синьору Колетт, синьору Сенигаллиа, но потом все смешалось, она перестала различать лица.

– Что случилось? – испуганно спрашивала она. – Что случилось?

Ей никто не отвечал. Она видела только глаза. Глаза, полные ужаса. И эти глаза были на тех самых лицах, которые давным-давно – когда это было? – улыбались. Дети и взрослые метались по двору, и Франческа пыталась кого-то остановить, спрашивала:

– Что происходит? Что случилось? – но никто не отвечал.

Она бросилась в гущу толпы, одна из многих.

– Девочка! – раздался четкий пронзительный крик.

А потом ее сердце остановилось.

Девочка.

Какая девочка?

Нет, не может быть.

– Что случилось? Расскажите мне, что происходит! – теперь она тоже кричала. А потом увидела что-то красное. Ослепительный свет, исходящий из одной точки и заливающий все вокруг. Крошечная ярко-красная вещица, поглощающая все остальные цвета.

Браслет. Маленький красный браслетик.

Это красный браслет.

– Девочка!

Кто кричал? Где? Какая девочка?

Девочка.

Моя девочка? Где Анджела?

Нет!

Сердце Франчески разлетелось на тысячу осколков, и каждый осколок пробил насквозь один из жизненно важных органов. Ноги отнялись, дыхание, голос, кровь – все застыло. Она вспомнила кое-что, эта мысль словно выбралась из своего тайного убежища. Из памяти всплыло: она подумала «этот глупый кот», а потом кот умер. Кто его убил?

Кто-то.

Ты уверена?

Моя девочка. Больше не было внешнего и внутреннего, «сейчас» и «потом», были только тысячи ужасных образов, которые обрушились на нее. Девочка. Моя девочка. Где Анджела? Массимо написал в записке, что Анджела осталась дома, дома с ней, и спала. Почему она не пошла проверить, спит ли ее дочь? И что делала до того, как очутилась в гостиной, перед диваном? Что я натворила, что?

Боже, прошу тебя, что я сделала? Ничего не помню.

А потом к ней вернулась мысль, прежде приходившая тысячу раз. Здесь никогда ни с кем ничего не происходит, ничего хорошего, ничего плохого. Никогда.

Почему ничего ни с кем не происходит? Пусть даже что-то плохое, лишь бы что-то произошло.

Что-то плохое.

Что она натворила?

Вспомни, вспомни все, что было до этого. Все началось с криков Анджелы: «Мама, ты делаешь мне больно!» – и она, пылая ненавистью, сжимала, сжимала – что, что она сжимала?

Это был сон, просто сон. Это обязан быть сон.

А потом Франческа оказалась перед диваном, на столе – ноутбук с рисунками, и она не помнила, что работала над ними когда-нибудь…

«Мама! Нет! Помогите!» – вернулся еще один фрагмент воспоминаний.

Нет. Нет. Это невозможно. Невозможно, чтобы я… Это просто сон.

Провал в памяти. Но что она делала тогда?

Как могла не обратить внимание на Анджелу, спящую в своей комнате? Но что, если она обратила?

И пошла туда, к дочери… Только именно этот отрезок времени не сохранился в памяти. Что произошло в детской? Она что-то сделала с Анджелой? (Закрой рот, иначе я тебя навсегда заткну.) В голове пусто. Что она натворила? Что я натворила.

(«Мама, нет! Помогите!» – а она сжимает… запястье… или шею?) Но нет. Это был просто сон.

Что я с ней сделала?

Дом сказал: «Во всем виноваты девочки». Франческа согласилась: «Во всем виноваты девочки».

– Моя дочь! – закричала она, с колотящимся о ребра сердцем.

Маленький красный браслетик.

23

Крик поднялся из живота, оттуда, где зарождается весь ужас и вся любовь.

Не может быть. Только не Анджела. С Анджелой ничего не могло случиться. Я бы никогда не причинила боль Анджеле. Ни ей, ни Эмме (ты уверена? ты уверена? а те крики, которые ты слышала? – они были в моей голове, только в моей голове). Нет, этого не может быть. Ее дочь дома, в целости и сохранности. Конечно. Так должно быть. Она не могла причинить ей боль. Она мать, а матери… Итак, что ты делала? Что стерлось из памяти? Или никогда не появлялось в ней. Ты проснулась, пошла проверить, спит ли Анджела, и…

И?

Нет.

– Девочка! Девочка! – продолжали кричать жильцы кондоминиума.

Замолчите.

Сходи посмотри. Посмотри на этот красный браслет. Посмотри, почему все кричат «девочка!».

Нет. Нет, нет. Ее девочка не выходила во двор, ее девочка была дома, одна. Так должно быть. И ей надо вернуться. Она должна позаботиться о своей дочери. С ее дочерью все в порядке, все в порядке, все в порядке, она спит дома, довольная, счастливая, невозможно, чтобы за свой единственный – единственный — миг безмятежности: кофе, моя работа, человек, с которым можно поговорить, пришлось расплачиваться трагедией. Да, но что она делала перед этим?

Это невозможно.

Сходи посмотри. Ты должна понять, почему во дворе кричат. Сходи посмотри на тот красный браслет.

Нет.

Ты поэтому боишься смотреть?

Нет. Моя дочь в порядке. Я иду к дочери.

Красный браслет, валяющийся на земле, магнитом притягивал ее к себе, но Франческа вырвалась из-под его власти и обрушилась на себя со звериной яростью. Ты не можешь убежать! Надо набраться смелости и посмотреть на браслет, понять, кто эта девочка…

Нет. Она не моя дочь. Я должна пойти к дочери.

Она зверем бросилась к двери своего дома. («Девочка!») Помчалась вверх по лестнице.

Анджела. Где Анджела? Что она сделала с Анджелой? Она что-то сделала с Анджелой? Вспоминай-вспоминай-вспоминай. Пожалуйста, боже, пожалуйста, нет, нет.

– Анджела! – крикнула она, и эхо на лестнице исказило ее голос и превратило в насмешку.

Она распахнула дверь.

– Анджела!

Постель Анджелы смята. В кроватке никого нет. – Анджела!

Она обыскала квартиру, все чувства обострились до предела, она чует запахи, звуки, как дикий зверь, сердце колотится.

– Анджела!

Дочери нигде нет. Что она сделала с Анджелой?

Пожалуйста. Боже. Пожалуйста.

Франческа снова выскочила из площадку. Ки нулась вниз по лестнице. Выбежала во двор. Ан джела. Она остановилась на мгновение, будт< принюхиваясь.

Но уловить запах дочери не удавалось. По крайней мере, свежий запах.

– Привет.

Голос показался Франческе до боли знакомым, но она не была уверена. Она больше ни в чем не была уверена. Откуда он? Она обернулась. Увидела фигурку, маленькую фигурку у дерева. Бросилась к ней.

Боже-боже-боже.

– Девочка! Помогите! – закричал кто-то в ужасе.

– Помогите мне! – позвал кто-то еще. Но она не хотела слышать эти голоса.

Она бросилась к фигурке у дерева. Обняла ее – кровное, свое, вырванное из чужих рук, выхваченное из лап смерти.

– Помогите мне, пожалуйста!

Еще один крик достиг ушей Франчески, но ей было все равно, было наплевать на чужую боль, пусть бы все пропали, пусть бы все умерли.

– Милая, милая моя, – сказала она фигурке, прижавшейся к дереву. – С тобой ничего не случилось, я ничего тебе не сделала, я никогда не причиню тебе вреда, ты это знаешь? Знаешь? – она обнимала Анджелу, плакала, целовала, ощупывая каждый миллиметр ее тела. – Все хорошо, все хорошо, с тобой все хорошо, правда?

Франческа стояла перед дочерью на коленях, как перед Мадонной. В спешке она споткнулась, упала, содрала кожу, но какое значение имеет боль, даже собственная, когда ее дочь, ее Анджела жива, она не пострадала. И она тут.

Все хорошо, все хорошо, я ничего тебе не сделала, ты не поранилась, – она ощупывала дочь, приподнимала одежду, осматривала.

– Мам, хватит, ты делаешь мне больно, – сказала Анджела и попыталась отстраниться.

Боже. Перед глазами все завертелось. Франческа больше не могла дышать. Едва не потеряла сознание. Но нужно держать себя в руках. Нельзя прямо сейчас упасть в обморок. Боже.

Она чуть оттолкнула дочь, чтобы разглядеть ее получше. Да, это действительно Анджела, Анджела рядом, Анджела жива и здорова. Я ничего тебе не сделала («На этот раз», – отметил внутренний голос).

– Все так кричали! Я испугалась. Хотела сказать, чтобы они перестали, – очень серьезно сказала Анджела. – Ты злишься, мама?

Франческа встала, взяла ее на руки, прижала к себе. Боже. Спасибо. Боже.

– Моя дочь!

Снова послышался этот крик. И только теперь разум позволил ей понять. Она обернулась.

Теперь Франческа ясно видела лица – сплошь знакомые – людей, которые сперва дарили ей надежду, а потом стали вызывать одну ненависть. И еще одно лицо, лицо единственного человека, которого она считала другом.

– Я не могу ее найти, помогите мне, пожалуйста! – кричал этот человек, эта молодая женщина.

Ее каштановые волосы, собранные в хвост, растрепались, голубые глаза стали непропорционально огромными, рот скривился в гримасе острой боли, будто некая сила разрывала ей внутренности. Зубы, крупные, белые, они стучали. Франческа вгляделась. Марика.

Ее нет, ее нет, я везде искала, пожалуйста, пожалуйста, где моя девочка? Помогите мне, пожалуйста!

Марика была мертвенно-бледной – правда, иногда, даже если ты кажешься живым, на самом деле, возможно, уже умер.

– Это ее браслет, – она подняла его и теперь держала в сложенных ладонях, как мертвую птицу. – Это ее, понимаете? Это ее! – она протянула руки, будто показать вещицу всем жильцам кондоминиума было крайне важной задачей. – Я искала ее, я искала ее везде, мы все искали, и вы тоже, вы тоже.

Она по очереди указывала на обступивших ее людей, и те, тоже мертвенно-бледные, кивали. Они все собрались во дворе. Колетт, беременная женщина и ее муж, жена актера и даже сам актер с дочерью, спортсмены и их сын, который спросил:

– Что случилось с Терезиной? Она спряталась?

А еще Карло, Вито и его жена, и Валерия, маленькая подруга Терезы; на ее запястье алел обвиняюще красный браслет. И Фабрицио он появился неизвестно откуда – с кожей землистого цвета, неподвижный.

Франческа инстинктивно посмотрела на запястье дочери: браслет, красный браслет. Она с силой разорвала его.

– Ай, мама! – воскликнула Анджела.

И первая мысль Франчески о Марике была: лучше ты, чем я, прости меня, боже.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1

Приехали карабинеры.

Франческа держалась в стороне. Анджела, кажется, вполне довольная жизнью, в пижаме и немного великоватой куртке, которую ей дал кто-то из жильцов, спокойно стояла рядом. Обитатели двора столпились вокруг карабинеров, привлеченные вихрем синих огней над крышами патрульных машин. Все хотели что-то сказать, что-то узнать и, главное, заявить полиции, что необходимо немедленно найти маленькую девочку.

Девочку, которая еще минуту назад принадлежала матери, отцу, бабушке и дедушке, а теперь, в мгновение ока, стала общей собственностью: «Нашу Терезу».

Марика, застывшая изваянием возле своих родителей, могла произнести лишь несколько бессвязных слов. Кто-то другой сообщил карабинерам, что Тереза исчезла час назад и что ее мать, Марика, ее дедушка с бабушкой и другие жильцы кондоминиума уже обыскали весь двор и окрестности. Без толку. Мужа Марики, Джулио, оповестили, и он на полной скорости летел домой с другого конца Рима, чтобы найти свою дочь.

Вито, консьерж, повторял со слезами на глазах, стискивая кулаки:

– Она не выходила со двора, могу поклясться. Я, как всегда, сидел в своей будке. Ворота всегда закрыты. Я бы увидел ее, увидел, если бы вошел кто-то незнакомый, – он снова и снова окидывал взглядом двор. – Клянусь всем, что мне дорого: эта девочка мне как дочь. Все местные дети мне как родные. Я бы никогда не упустил из виду ни одного ребенка, никогда бы не отвлекся. Пожалуйста, поверьте мне!

Потом он зажмурился, закрыл лицо руками и пошатнулся – вот-вот упадет. И Микела, беременная женщина, обняла его:

– Тише, Вито, вот увидишь, она скоро найдется.

Толпа людей собралась вокруг Колетт, которая говорила громко, словно командир перед битвой. Тереза наверняка где-то поблизости – порой случается, что ребенок ускользает от взгляда родителей. Нужно просто держаться вместе. Ее скоро найдут.

Карабинеры обыскали двор. Жильцы в ужасе наблюдали. В их рай, в их бастион безопасности внезапно вторглись пришельцы, ведущие расследование. Всюду топочущие сапоги, настырные инструменты, бесцеремонные руки, роющиеся в укромных уголках. Франческа чувствовала: это место больше не принадлежит обитателям ковдиминиума. Оно стало колонией чужаков. Хуже – общественным местом.

Прошло еще несколько минут, люди приходили и уходили.

Искали где-то снаружи и возвращались.

– Они нашли ее! – знаменитый актер, запыхавшись, ворвался во двор.

Марика в мгновение ока вновь стала собой, будто после смерти к ней вернулась жизнь.

– Тереза! – крикнула она.

Наконец-то, Тереза. Единый выдох пронесся по двору. Миндальные деревья, жасмин, карусели и окна без занавесок вздрогнули от этого вздоха облегчения. Неужели кошмар, кошмар, который грозил навсегда уничтожить жизнь обитателей рая, наконец закончился?

Франческа тоже шагнула вперед, держа Анджелу за руку (с дочерью все в порядке, я ничего не сделала — она не могла перестать думать об этом).

– Где Тереза, мама? – спросила девочка.

– Она уже вдет, котенок, скоро будет здесь.

У актера зазвонил телефон. Все замерли. Актер ответил. Все слушали.

– Скажите, где она, я должна пойти за ней! – глаза Марики расширились, она дрожала всем телом, но с ее дочкой всё хорошо, хорошо.

– Они ошиблись, – тихо сказал актер, склонив голову. – Это не она. Прости, Марика. Не знаю, как такое могло случиться.

И он снова исчез, так быстро, как только мог, стремясь убежать от взгляда впавшей в отчаяние женщины, не в силах его вынести.

– Где моя дочь? – ошеломленно проговорила Марика. Карабинеры посоветовали ей остаться во дворе на случай, если Тереза вернется. – Скажите мне, где моя дочь! – она все еще сжимала в руках этот глупый красный браслет. Тереза, где ты?

– Где ты? – повторяла Марика. И из ее рта лились ужасные прогнозы, будто исчезновение дочери, словно острие какого-то оружия, пронзило ее мозг, и теперь все страхи, которые никто и никогда не хотел бы ни слышать, ни озвучивать, вытекали из проделанной дыры.

Безучастное солнце шествовало по небосклону. И всем казалось – оно не должно зайти, пока Тереза не вернулась домой. Было невероятно важно отыскать ее при свете этого дня. Надо было спешить.

Торопиться.

2

– Подожди меня здесь минутку, – сказала Франческа Анджеле.

Она отошла на несколько метров, пристально глядя на дочь. Ей нужно позвонить Массимо. Убедиться, что с Эммой все в порядке. Что с Массимо все в порядке. Три, четыре длинных гудка разорвали ее на части. Затем бодрый голос:

– Привет, Фра! Мы на море!

– Массимо… Все хорошо? – Конечно, все просто замечательно, нам очень весело. Верно, Эмма?

Послышался смех. У Франчески сжалось сердце.

– Поезжайте домой немедленно, пожалуйста.

Тон Массимо изменился:

– Да ладно, Фра, мы на море. Тут здорово. Приедем чуточку попозже.

– Нет. Возвращайтесь сейчас. Я очень прошу.

Массимо встревожился:

– Что-то случилось?

– Нет-нет, ничего. Только приезжайте поскорее.

Массимо спросил что-то еще, но она уже отключилась. Разве можно о таком рассказать по телефону?

– Мама, почему все опять бегают и кричат? – спросила Анджела. Хотя Франческе казалось, дочь уже поняла всё, поняла раньше, чем она сама.

– Ничего, дорогая, не волнуйся, сейчас пойдем домой. Только что там делать?

– Не хочу домой. Хочу подождать Терезу! – Анджела затопала ногами.

– Пойдем, – сказала Франческа и потянула дочь к подъезду. Ты уходишь ради нее или ради себя? К чему эти мысли, если она должна отвести дочь в безопасное место? Отвести ее домой. Франческа как раз достала ключи, когда ее окликнул Карло.

– Синьора Франческа… – парень был сам на себя не похож. Если бы она не была уверена, что это Карло, то могла бы поклясться, что никогда прежде не видела этого подростка с безумным взглядом. Она вспомнила, как Марика рассказывала, что Карло почти неделю плохо себя чувствует, что у него грипп, грипп, который бродил от порога к порогу, как скверный гость. – Я не могу пойти со всеми искать Терезу. Можно остаться с вами? – спросил он.

– Где твоя мама? – Франческа искала выход.

– В школьной поездке, – голос Карло дрожал. – Можно, синьора? Пожалуйста.

– Мы останемся, мама? – Анджела потянула ее за руку. Парень с надеждой посмотрел на нее.

– Хорошо, – сказала Франческа, глядя прямо перед собой. – Мы подождем здесь. Тереза вернется, вот увидишь. Все будет хорошо.

Счастливый, взволнованный лай – поисковые собаки с милыми мордочками и влажными носами ворвались во двор и принялись проворно сновать между скамейками, горками, качелями, деревьями и кустами, обнюхивать, вилять хвостами, бегать. А потом к ним присоединились карабинеры – серьезные, суровые. Похоже, полицейских возмущала сама суть жизни, протекавшей в кондоминиуме до сего момента, и они давали понять, что это не хорошо, совсем не хорошо.

А Марика и ее родители всё ждали и ждали Терезу во дворе. Они стояли и цеплялись друг за друга.

Прибыло еще подкрепление: полиция, пожарные, гражданская оборона, даже вертолеты.

Чужаки заполнили двор, а потом вышли за ворота и, как лесной пожар, расползлись по «Римскому саду» и его окрестностям – по всему заповеднику Дечима Малафеде. Огромная территория, граничащая с их кварталом, больше шести гектаров – бесконечное пространство для исследований, – когда-то любимая жителями «Римского сада», теперь стала угрожающей, скрывавшей зло, полной опасностей.

Вспомнился старый слух, что здесь был найден труп. Убитый. Брошенный в черном мешке. Так сильно поклеванный чайками, что когда его обнаружили, то не смогли опознать. На него наткнулась старая собака, которая гуляла и резвилась со своим молодым хозяином; наглядное доказательство того, что счастье и трагедия вечно идут рука об руку.

Но с Терезой, с «нашей Терезой», не могло произойти ничего плохого.

Когда ее видели в последний раз? Пару часов назад, не больше.

Закат над двором покраснел и залил землю огнем. Марика, опираясь о ствол миндального дерева, ждала, когда вернется ее девочка; от запаха кружилась голова, он был слишком сильным, почти до обморока. Мать гладила ее по руке. Отец стоял, не отрывая глаз от своих женщин, его щеки запали, как шрамы от ножевых ударов.

Родители не могли оставить Марику одну и отправиться на поиски внучки, а Марика не хотела уходить с места, где в последний раз видела дочь.

Большинство жильцов кондоминиума вышли следом за карабинерами за неприступные ворота, чтобы найти ребенка. Во дворе остались только Франческа с прикорнувшей у нее на коленях Анджелой, и Карло, сидящий рядом. В какой-то момент, пока солнце скрывалось за горизонтом и уходило глубоко под землю, парень уронил голову Франческе на плечо, и она ласково погладила его по волосам.

Солнце не должно было зайти раньше, чем Тереза вернется домой, это было крайне важно. Но оно все же село. И стало ясно, что воскресенье, начавшееся весело и беззаботно, умерло еще в ту минуту, когда исчез ребенок.

3

Исчезновение хуже смерти. Когда ты умираешь, тебя просто больше нет. А когда исчезаешь, где ты?

В ворота вошел мужчина. Фабрицио.

Он выглядел усталым, измученным, осунувшимся, но в глазах светилось безграничное бесстрашие. Франческа надеялась: она кивком спросила его, есть ли новости. Он уныло покачал головой.

Затем выражение его лица изменилось, на нем появилась решимость, надежда, он пожал плечами. Потому что старики – мать и отец Марики – тоже заметили его и бросились ему в ноги, умоляя найти ребенка.

Фабрицио заверил, что Терезу ищут все соседи и по крайней мере сорок сотрудников правоохранительных органов, которые прочесывают весь квартал и окрестности, сантиметр за сантиметром, а еще задействованы вертолеты и собаки. Он пообещал, что все будет хорошо, что девочку найдут. И впервые с тех пор, как Франческа узнала его, он не выглядел застенчивым, скованным. Он обнял бабушку и дедушку Терезы, а те прижались к его груди. Марика тоже выпрямилась, будто в трансе, и присоединилась к объятиям – вероятно, все трое раньше обменивались с Фабрицио парой слов, не больше, – но теперь он казался таким сильным, несгибаемым, такой надежной защитой от боли и кошмаров.

– Франческа! Анджела!

Сначала послышались стремительные шаги, затем – голос. Франческа все еще смотрела на Фабрицио и семью Марики, когда рядом оказался запыхавшийся муж с Эммой в коляске. Карло вздернул голову. Франческа взяла Анджелу на руки и встала. Девочка даже не проснулась.

Массимо был в панике. Побледнел от страха. Тяжело дышал.

– Франческа! – он обнял ее и Анджелу. – Почему ты мне ничего не сказала?

– Не получилось… – объяснила она. – Не смогла по телефону.

– Мне позвонила Колетт, – сказал он. – И все рассказала. Такая трагедия.

Франческа подхватила на руки и Эмму. Она хотела сжать в объятиях все, что имело для нее значение. Ее маленькие девочки целы.

Массимо засыпал ее вопросами:

– Как вы? Вы что-нибудь видели? Испугались?

А Анджела? Ты уверена, что с ней все в порядке? Пытаясь сопротивляться страху с помощью слов, от которых перехватывало горло, он касался то жены, то дочерей. Франческа не отвечала, просто смотрела остекленевшим взглядом в никуда.

– Пойдем домой, давай, – Массимо нежно дотронулся до ее спины. – Какой смысл здесь оставаться? Анджеле и Эмме давно пора спать.

– Да, пойдем…

Но как раз в эту минуту перед воротами припарковалась патрульная машина.

Франческа рывком отстранилась – от мужа, от своей семьи, сунув дочерей ему в руки, – чтобы посмотреть, кто приехал. Даже Марика и ее родители словно очнулись.

Марика бросилась к полицейским, ожидавшим за красными воротами. Мужчина с густыми каштановыми волосами и рыжеватой бородой, женщина с круглыми глазами и маленьким ртом.

Марика забыла открыть им ворота, кричала что-то через решетку, сжимая прутья, будто заключенная в тюрьме.

Фабрицио открыл створку и впустил полицию во двор. В который раз за несколько часов.

Мужчина с рыжеватой бородой – должно быть, капитан – шел первым, а за ним женщина – старший сержант. Марика смотрела на них бездонными глазами, будто страдала от непереносимого голода и только эти двое могли его утолить.

– Вы нашли ее?