Текст книги "Римский сад"

Автор книги: Антонелла Латтанци

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

6

Они совершили обзорную прогулку по окрестностям, пока шли домой из магазина. Франческа улыбнулась: они возвращались домой. Несколько часов назад она пыталась позвонить Массимо, когда Эмма, прижимаясь к ее груди в своем слинге, теплая и трепетная, впервые сказала:

– Мя-ик.

Франческа с энтузиазмом заставила ее повторить это слово и сняла для Массимо видео:

– Ты видел, папа? Она сказала «мячик»!

Но Массимо не ответил и не посмотрел ввдео в «Вотсапе».

– Он, наверное, занят, – сказала Франческа девочкам или самой себе, и мысль, что ее муж так сосредоточен на работе, взволновала ее.

Вместе они прошли весь «Римский сад», свой квартал, новый квартал на виа ди Малафеде («Разве Малафеде[11]11
  Malafede – недобросовестность, обман (um.).


[Закрыть] – не что-то плохое, мама?» – испуганно отреагировала Анджела, пока Франческа рассказывала ей историю «Римского сада». – «Но откуда ты знаешь значение этого слова?» Анджела посерьезнела: «Я знаю»), построенный в начале 2000-х годов между Римом и Остией. Далековато от центра, но на машине, без пробок, Массимо доберется до работы минут за сорок. После работы еще сорок минут, и он дома. Франческа не могла сесть за руль. Они с Евой, отмечая грядущий переезд, после работы пошли в бар в Навильи. Франческа выпила немного вина, но по дороге домой ее остановила полиция, и тест на алкоголь оказался положительным. У нее забрали права. Теперь ее ждал долгий бюрократический процесс. Франческа приехала домой на такси, кипя от гнева: она выпила всего два бокала вина! И как теперь прикажете обходиться без машины с двумя маленькими детьми? Массимо утешил ее, а затем принялся шутить, заключив в объятия: «Оказывается, ты плохая девчонка! Не знаю, могу ли я доверить тебе моих дочерей». Франческа слегка улыбнулась: «Угу». – «Да брось, вот увидишь, ты вернешь права раньше, чем думаешь».

Единственным недостатком «Римского сада» было сообщение с внешним миром. Конечно, используя общественный транспорт, доехать и удалось бы, но за целую вечность. Франческа, впрочем, не очень расстраивалась: дома полно дел – разбор вещей, книга и все остальное. Они выбрали «Римский сад» по финансовым соображениям – квартиры очень красивые, новые и дешевле, чем в других местах, – но не только. Еще и из-за зелени, которой тут было предостаточно («Мам, лес!» – кричит Ацджела, мчась к ясеневой роще), и мест, где можно погулять. «Римский сад» представлял собой самодостаточный мир, своего рода остров со школой, важной инфраструктурой, магазинами. Всем, что может понадобиться семье. Они прошли через парк Миа Мартини и пересекли виа Доменико Модуньо. Перед ними высился стройный ряд сосен, скрывавших здания, ferr'j Сколько деревьев! – снова закричала Анджела, приходя в восторг; щеки ее раскраснелись, глаза блестят, ноги, обтянутые легкими колготками, так и просятся обежать окрестности.

Франческа огляделась. Кругом и правда много зелени. Насколько хватает глаз, от одной стороны дороги до другой, и дальше, вглубь квартала. Мало зданий и много деревьев. Она внезапно почувствовала себя свободной.

В воздухе ощущался аромат приближающейся весны. Прогулка с дочерьми, чудесный солнечный день… «Тут совсем не как в Милане, – сказала она себе. – Совсем не так, как в моей прошлой жизни. И я хочу быть здесь».

Большая вывеска «Бар Мэри» висела над дверью небольшого заведения с двумя окнами и столиками снаружи.

– Что скажешь, дорогая, хочешь мороженого? – она подмигнула дочери.

– Ага! – Анджела была на седьмом небе от счастья. Как и Франческа.

С другой стороны улицы за ними наблюдали ярко-красные ворота. Их ворота. Люди в баре болтали, смеялись. Интерьер оказался очень симпатичным, на стенах муралы[12]12
  Мурал (Mura/) – чрезвычайно большое произведение искусства, чаще всего картина или огромное граффити, нанесенное на поверхность стены (снаружи или внутри здания).


[Закрыть], девушка за стойкой казалась милой. Ее волосы и глаза были одинакового голубого цвета.

– Сливочно-шоколадный рожок! – сказала Анджела.

Чуть позже, сидя за столиком вместе с дочерьми, Франческа разговорилась с одной женщиной. Та была невысокого роста, загорелая – вокруг рта и на щеках темные пятна, – говорила с легким римским акцентом. Очень ухоженная. Они болтали обо всяких мелочах, потом женщина вдруг стала серьезной.

– Знаете, здесь можно почувствовать себя в изоляции, – она сделала паузу. – По-настоящему в изоляции, – уточнила она. – Ближайшая больница… совсем не близко, – она посмотрела в глаза Франческе. – И недавно кое-что случилось.

– Что именно? Осторожно, на тебя капает мороженое, – Франческа помогла Анджеле не испачкаться.

Женщина с некоторой опаской огляделась, затем прошептала:

– Пожары. Очень много пожаров. Подожженные машины. Контейнеры для мусора. Двери зданий. Общественный комитет созвал собрание, но это не помогло. Много пожаров. Несколько недель. Месяцев, – она глубоко вздохнула. – Разве вам никто не говорил?

– И кто это натворил? – Франческа на секунду забыла о мороженом Анджелы и об Эмме, завозившейся в слинге.

– Никто не знает, – сказала женщина, доливая кофе. – Но все уверены, это кто-то из жильцов. Странное дело, – она так медленно и тягуче произнесла это слово, что Франческе показалось – прошла вечность. – У меня от этого мурашки по коже, – женщина сделала паузу. – Впрочем, я уезжаю. Мы продали все. Это было непросто, и теперь у нас много долгов, но… Я переезжаю в Рим с семьей. Не могу больше это выносить… – она повела рукой, не указывая ни на что конкретно. – Чувствовать себя взаперти.

– А мы только переехали… – пробормотала Франческа.

Мороженое Авджелы упало на землю. Но девочка не закричала, а принялась с удовольствием прыгать на нем. Франческа не заметила. Она смотрела на женщину, которая мгновенно убрала с лица мрачное выражение и снова стала счастливой, как несколько минут назад.

– Да, вы приняли отличное решение, – она внезапно перешла на «вы». – Это прекрасное место. Вот увидите, как хорошо вы тут заживете.

– Ой! – Анджела поскользнулась на мороженом и заплакала.

Франческа встала, чтобы помочь девочке.

– Что ты наделала? – мягко сказала она («Взаперти», – подумала она, слово, произнесенное женщиной, будто вспыхнуло в ее мозгу).

Но вот Франческа подняла взгляд, и оказалось, что загорелая женщина исчезла.

– С кем ты говорила, мама? – спросила Анджела, когда Франческа помогла ей подняться и почистить платье.

– С той тетей, конечно же.

Анджела выглядела удивленной.

– С тетей, которая пила кофе… – начала объяснять Франческа.

– Какой тетей? – Анджела подняла голову. – Тут не было никакой тети, мама.

Франческа пожала плечами («Взаперти», – снова подумала она) – одна из обычных шуток Анджелы, она и раньше так шутила, а теперь внезапно взялась за старое.

7

Внушительные ярко-красные неприступные ворота открылись без скрипа. Консьерж и его жена поздоровались. Эмма сказала «мячик», «мама», «палец», «красный». Очень много слов. А потом запела. Карло, подросток, которого они встретили накануне, сидел на качелях. Он рассеянно раскачивался взад-вперед, разговаривая с двумя мальчиками и девочкой. Франческа помахала ему, но парень ее не увидел.

Анджела улизнула от матери и нырнула в зеленый двор, кишащий детьми, за которыми присматривала парочка родителей. Франческа понадеялась на лучшее, но Анджела по-прежнему старательно избегала сверстников.

– Мама, смотри, кот-аристократ! – крикнула она, бегом бросаясь к котенку. – Это мой котенок, – она обняла его, погладила, прижала к себе.

– Это кот всех жильцов, – сказала Франческа. Простая картинка – маленькая девочка, которая гладит зверюшку, находясь в полном симбиозе с ней, – очень ее порадовала. И прогнала мрачное чувство, которое оставила после себя женщина из бара.

Тереза, маленькая девочка, которая накануне бросила камень ей в голову, тоже подошла к котенку.

– Кошки не похожи на собак, – сказала она Анджеле. – Они умнее и очень независимые, – она тщательно выговаривала каждое слово, и у Франчески снова возникло впечатление, будто она слышит собственную дочь.

Тереза была просто замечательная. Они с Анджелой наверняка подружатся.

– Хочешь посмотреть, как он мурлычет? – спросила девочка Анджелу. – Если погладить его по животу, он будет издавать звуки. Вроде храпа, но это потому, что ему нравится. Этот звук называют «мурлыкание».

Франческа следила за реакцией дочери на слова Терезы. Анджела в Милане ни с кем не дружила с момента рождения Эммы. Педиатр сказал дать ей время, но прошел годи…

– Я Марика, мама Терезы, – послышался голос, когда Франческа заметила невероятное – ее дочь начала болтать с Терезой. Франческа подняла голову.

Ей протягивала руку женщина одного с ней возраста. На лице улыбка, каштановые волосы собраны в хвост, голубые глаза, как у дочери, голова немного склонена к плечу, аромат мыла и свежести – такая красивая.

– Франческа, – улыбнулась она и протянула руку.

Девочки играли, как умеют играть только маленькие дети – будто они знакомы всю жизнь, а если ссорятся, то лишь потому, что когда-то случайно причинили друг другу боль. Марика говорила и вела себя как ее дочь и с тем же беззаботным энтузиазмом, приправленным искренним волнением, сообщила, что Тереза рассказала ей об Анджеле.

– Вы приехали в подходящее место, – улыбнулась Марика. – Здесь здорово. Идеально для детей. И люди замечательные, – она выразительно посмотрела на Франческу. – Ты уже познакомилась с Колетт? Та еще штучка… Она похожа на актрису, да?

Затем она указала на свою мать, бабушку Терезы, которая болтала с беременной женщиной («ее зовут Микела Нобиле»).

– Мне нравится твоя дочь, – сказала она с удивительной непосредственностью, с нежностью глядя на Анджелу. – Уверена, они станут лучшими подругами, – и добавила, будто разговаривая со старым другом: – Мне очень нужно передохнуть. Может, мы с тобой как-нибудь сходим выпить по бокальчику?

И тогда Франческа (взаперти) не сдержалась и робко задала вопрос:

– Слушай, я могу тебя кое о чем спросить? Мне говорили, что здесь были пожары. Что скажешь? Насколько это опасно?

Марика немного помрачнела, прикоснулась к своей шее, а потом уверенно заявила:

– Ничего опасного.

И отвернулась.

Они молча наблюдали за играющими девочками. Франческа не знала, продолжать разговор или нет – Марика выглядела слишком серьезной. Она почти решилась, когда ее новая знакомая подняла руку, чтобы поприветствовать кого-то за ее спиной. Франческа обернулась и увидела высокого смуглого мужчину в джинсовой рубашке и легкой куртке, с большим футляром для какого-то музыкального инструмента за плечами. Мужчина дружелюбно ответил на приветствие Марики и кивнул Франческе. У него были красивые глаза, с хитринкой. Он проскользнул в здание.

– Это Фабрицио, ваш сосед по лестничной площадке. Он играет в Римской опере, но больше я ничего о нем не знаю. Иногда Тереза берет у него уроки музыки. Он всегда вежлив, но очень замкнут. Я отвожу ее, потом забираю, и все, – сказала Марика, снова заулыбавшись. – Мы тут все друзья, но ничего о нем не знаем. Никто ничего о нем не знает. Он загадочный парень, – сказала она и подмигнула. – Мне нравятся загадочные мужчины, а тебе? Кроме того, у него классная задница, – шепнула она, нагнувшись к Франческе, и расхохоталась.

Значит, это Фабрицио играл ту мелодию. Франческа улыбнулась, посмотрела на пятый этаж, на свой дом. И дом ответил ей улыбкой.

8

Массимо не пришел ни к трем, ни даже к половине четвертого. Он не пришел ни в четыре, ни в пять, ни даже в семь. Франческа получила голосовое сообщение: «Извини, дорогая, буду поздно, ужинайте, потом расскажу», – всё на одном дыхании. Анджела весь день говорила о котенке – «Мой Аристокот и моя подруга Тереза», – взволнованная, разговорчивая, Франческа никогда не видела ее такой раньше. Спустя столько месяцев дочь даже попросила включить ей мультик!

Дел оказалось ужасно много, и вечер наступил незаметно. Уделить работе хоть полчаса Франческе не удалось, но первый день прошел неплохо, а потом время для книги непременно отыщется, утешала она себя. Однако в половине девятого почувствовала себя одинокой. Дом показался ей чужим.

Наконец в девять вернулся Массимо. Раскрасневшийся, возбужденный – совсем как Анджела, взрослая копия. И понимают они друг друга с полуслова. Конечно, Франческа – мама, но папа – это другое. Она помнила, как сама, маленькая, играла с отцом, как разговаривала с ним, и он всегда мог ее утешить – ни у кого другого так не получалось! Да и Эмма ведет себя также. Когда Франческа оказывалась в распоряжении малышки, та вцеплялась в нее и буквально готова была проглотить своим широко раскрытым ртом. Но самые искренние улыбки, самый искренний смех, маленькие победы – все это доставалось Массимо. И похожи Массимо, Анджела и Эмма так, словно сошли с одного конвейера.

Ни одна из девочек не унаследовала черные волосы темные глаза и овальное лицо своей матери Франческа хотела рассказать мужу обо всем – о пожарах, особенно об этих странных пожарах. – но в половине десятого он заснул в кроватке Аиджелы, с ней вместе; книга, которую он начал читать, так и осталась лежать раскрытой на его груди. Франческе не хватило духу разбудить Массимо. Она стояла и смотрела на мужа и дочь, и ее сердце наполнялось нежностью. Потом она услышала снаружи шум, будто кто-то бежит, а точнее – убегает.

Она бросилась к окну гостиной. Снова этот шум, громче и отчетливее. Мгновение она колебалась, затем распахнула окно.

В дом ворвался холодный ветер.

Во дворе было темно, лишь тусклый свет уличных фонарей. Шум повторился. Она нагнулась ниже, сердце колотилось. Никого не видно. Она высунулась немного дальше. И что-то такое увидела, какую-то тень, двигающуюся очень быстро. Будто прячущуюся от света фонарей.

– Кто там? – испуганно крикнула Франческа.

Тень остановилась.

Казалось, услышала окрик с пятого этажа.

И посмотрела на нее.

Франческу охватил страх. Она отшатнулась. Тут безопасно, в доме. Несколько секунд постояла неподвижно, пытаясь отдышаться. Но не могла притвориться, что ничего не случилось, – ее дочери спали в соседней комнате. Она снова высунулась из окна.

В том месте, где, как ей показалось, она увидела тень, было дерево. Просто дерево, которое качается на ветру. Ничего страшного.

Все в порядке. Шум тоже исчез.

«Это просто усталость, – сказала она себе. – Усталость играет злую шутку с твоим разумом». (Кто ей это всегда говорил? Мать? Она не знала.)

Франческа пошла на кухню. Выпила стакан воды. Тепло дома окутывало ее. Она покачала головой. Отдохни немного, неделя была трудной. Сейчас, в теплом коконе, она едва не рассмеялась – чуть не приняла дерево за… Кого?

Она вернулась в спальню Анджелы и Эммы и укрыла девочек – родных, таких родных! – получше. Убирая руку Анджелы под простыню, Франческа заметила на запястье дочери такое же украшение, как у Терезы и ее маленькой подруги: маленький красный браслетик.

9

– Поймай меня! Поймай меня! – взволнованный голос Анджелы. Смех Эммы. Звук удара. Крик.

Франческа разбирала коробки и заполняла шкафы, ящики и стеллажи. Каждый день, всю неделю. Час за часом пыталась привести дом в порядок. Но порядка как не было, так и нет. Зато есть полные пакеты мусора, ожидающие отправки на помойку, и пыль, вездесущая пыль, которая, кажется, появляется из ниоткуда. А еще надо сходить за покупками, приготовить еду. И заняться девочками. До переезда в Рим Франческа тратила на работу по дому совсем немного времени и всегда разделяла обязанности с Массимо. Теперь ей приходилось все делать самой. Она столько дней трудилась, а комнаты все еще погребены под коробками, еще полными и уже пустыми. Но допустить, чтобы дочери жили в таком бардаке, она не могла и крутилась словно белка в колесе. У нее не было ни минуты порисовать.

Дни, до невозможности похожие один на другой, тянулись мерной чередой. Новая свободная жизнь в Риме оказалась не совсем такой, какой Франческа себе ее представляла.

Звук удара. Крик.

Она замерла. Той ночью, в тот короткий отрезок времени, когда ей удалось поспать, она видела пожар. Девочкам грозила опасность, они звали на помощь… Этот сон преследовал ее весь следующий день. И никак не хотел забываться, хотя она изо всех сил пыталась вытеснить его из памяти.

Вот и теперь звуки доносились откуда-то издалека. Анджела закричала: «Мама!».

Франческа немедленно высунула голову из антресолей, где раскладывала зимнюю одежду всей семьи.

Покачнулась на лестнице:

– Анджела! Эмма!

Спрыгнула, ощутив резкую боль в щиколотке, бросилась в комнату девочек.

И обнаружила, что они держатся друг за дружку и смеются.

– Что случилось?

Франческа подхватила на руки Эмму, осмотрела ее. Затем осмотрела Анджелу.

– Ничего, а что? – Старшая дочь выглядела ангелочком, а младшая пиналась, пытаясь вернуться к сестре.

– Я услышала шум, – сказала Франческа. У нее болела нога. – Ты поранилась?

Девочки не ответили.

– Ты меня звала, Анджела, и…

Эмма заверещала, стремясь вернуться к сестре. Анджела протянула руки к малышке.

– Я не звала тебя, – раздраженно сказала она Франческе. – Ай, мама, дай нам поиграть.

– Точно ничего не случилось?

– Ничего, ничего, ничего, – пропела Анджела.

– Ни-во, ни-во, ни-во, – повторила Эмма. И снова потянулась к сестре. Потом повернулась к матери и обняла ее. Начала ее целовать. Тогда Анджела тоже встала и обняла Франческу, очень довольная.

Франческа чувствовала тепло своих детей. Нужно просто на время стиснуть зубы, привыкнуть к новому укладу, найти свое место. Подождать, пока начнется новая жизнь.

Вскоре она с легкой душой выставила на лестничную площадку последние коробки – потом они с Массимо их выбросят. И перед соседской дверью увидела маленькую девочку. Лет семь-восемь, очень светлые, почти белые волосы ниже пояса, глаза на мокром месте. В руках малышка держала ноты.

– Привет! – Франческа шагнула вперед. Девочка молча уставилась себе под ноги. Франческа нагнулась к ней. – Ты в порядке, детка? – спросила она. – Эй, хочешь, я позвоню твоей маме? – и она попыталась коснуться плеча девочки.

Но та ожгла ее сердитым взглядом и, рыдая, убежала вверх по лестнице.

Массимо опять вернулся очень поздно, усталый. Пару раз ему удавалось приходить домой пораньше, но потом работа стала занимать все больше и больше времени. Франческа уложила девочек, правда, без отцовской сказки на ночь им, особенно Анджеле, требовалась вечность, чтобы угомониться. Муж обнаружился в гостиной – осунувшееся лицо, красные глаза. И все же он наполнил два бокала вином и предложил один Франческе:

– Хочешь?

Она взяла. Села рядом. Массимо очень уставал, да, но вот парадокс – выглядел он весьма воодушевленным. Работа ему определенно нравилась.

– Надо немного потерпеть, Франческа. – Ему важно заслужить доверие начальства, находиться под рукой, показать, что он умеет всецело, душой и телом, посвящать себя работе. Поэтому он приезжает домой так поздно. – Но это ненадолго, Фра, потом все наладится.

– Да, – сказала она. – Я понимаю.

И она действительно понимала, понимала его волнение, его бурное воодушевление, она испытывала то же самое, когда работала в журнале, когда создавала репутацию профессионала и изо всех сил старалась добиться успеха. Они немного поговорили, вернее, он говорил. Она слушала. Какие насыщенные дни у Массимо!

– А ты? Чем вы тут занимались?

Я? Что она могла сказать? Что она сделала такого примечательного? Она рассказала ему об Анджеле и Эмме («Да ладно, они просто играли», – сказал он). Вспомнила о заплаканной девочке с очень светлыми волосами («Сколько всего интересного ты ему рассказываешь», – думала она, пока говорила). Массимо зевнул.

– Ах да, я думаю, это Беа, дочь того известного актера…

– Мне стало ее так жалко. Но она не позволила мне попытаться утешить ее…

– Она прекрасный ребенок, – продолжал Массимо. – Очень чувствительный. Талантливый.

Франческа изумилась: откуда муж это знал, если даже ей не удалось увидеть этих соседей? Когда умудрился познакомиться с девочкой? Или Массимо просто повторяет чьи-то слова («очень хороший человек»: она вспомнила, как произносила эту фразу Колетт, а еще чрезвычайно общительную Марику), но ведь он сам твердил, что жильцы кондоминиума – ожившее проклятие, что они скучные?

– Откуда ты столько знаешь о скучных соседях? Ты же сам так их назвал, разве нет? Ожившее проклятие.

Он с легким раздражением ответил:

– А тебе разве никогда не хотелось просто с кем-то подружиться? Вечно критикуешь всех направо и налево.

Критикует направо и налево? Всех? Она, у которой была тысяча друзей в Милане? Франческа попыталась сказать что-то еще, но Массимо отвлекся проверить почту на телефоне, и его глаза вспыхнули.

– Пойдем спать, ладно? – она посмотрела на него так, как они всегда смотрели друг на друга, когда хотели заняться любовью. Он нехотя отложил телефон. И пошел за ней в спальню.

Франческа поставила перед собой задачу узнать получше других жильцов. Познакомилась с синьорой Руссо, женой знаменитого актера, которая постоянно твердила, что ее дочь Беа – идеальная и уникальная девочка (Беа, по правде говоря, не казалась на первый взгляд ни необычной, ни особо одаренной); с семьей Сенигаллиа – фанатами фитнеса, их сын непрестанно сыпал вопросами, и все они каждое утро, на рассвете, отправлялись на пробежку, были подтянутыми и мускулистыми; с Микелой Нобиле и ее мужем Лукой, молодоженами, она – на пятом месяце беременности, он – милый и добросердечный человек. Люди во дворе относились к Франческе хорошо, все были добрые, отзывчивые, слишком отзывчивые. (Навязчивые? – Нет, как тебе такое могло прийти в голову!) Чувства общности не возникало, но, вероятно, просто следовало узнать соседей получше. Она задавала всем вопросы о пожарах, которые продолжали пылать в ее мыслях. Все отвечали одинаково: игнорировали. «Прекрати пугать людей своими расспросами», – велела себе Франческа.

«Подружись с ними», – звучали у нее в ушах слова Массимо.

«Дай им время, – говорила она себе. – Новые знакомства заводить нелегко. Дай время себе».

Кроме мужа, у нее больше никого не было. Связь с отцом становилась все слабее и слабее. Да, он звонил ей, говорил ласковые, ничего не значащие слова, обещал скоро приехать в Рим, повидаться. Но так и не приехал. И никогда не приедет, Франческа слишком хорошо его знала. Ее подруга Ева, в первые дни сыпавшая обещаниями («Я скучаю по тебе! Я очень скоро приеду!»), втянулась в привычную рутину и больше не выходила на связь. Как и остальные друзья и коллеги.

Тем временем Анджела пошла в школу. Франческа была уверена, что отсутствие старшей дочери позволит ей хоть немного заняться собой, но стало только хуже, если такое вообще возможно. По утрам она металась по квартире, собирая девочек, потом запихивала Эмму в коляску и отводила Анджелу в школу, а после уроков забирала ее. За первые дни Эмма успела привыкнуть к постоянному присутствию сестры, и теперь, скучая по ней, еще больше липла к матери. Тем более что Анджела подружилась с Терезой и все больше времени проводила с ней.

Франческа обнаружила, что завидует своим дочерям. За ними всегда кто-то присматривает, говорит им, что делать. Они никогда не бывают одинокими. Но за Анджелу, потихоньку обретавшую самостоятельность, она была рада.

Однажды днем старшая дочь ела печенье, которое принесла ей Тереза («Знаешь, мама? Тереза каждый день печет печенье с бабушкой, почему мы так не делаем?» – спросила она с укором), и листала старую книгу о Робин Гуде, с картинками, делая вид, будто читает.

– Какая замечательная книга! Кто ее тебе дал? Тереза? – спросила Франческа.

– Это твоя книга, мама. Когда ты была маленькой, читала ее со своей бабушкой.

– Кто тебе это сказал?

– Ты, – пожала плечами девочка, продолжая рассматривать книгу.

– Как я? Что ты такое говоришь? Я никогда не видела эту книгу, – Франческа подошла к дочери. – Давай, глупышка, ты можешь сказать, кто тебе ее дал?

Анджела перестала листать, зевнула.

– Ай, мама, у тебя такие скучные шутки.

– Это ты шутишь. Ну же, дорогая. Скажи мне. Чья это книга?

– Тво-о-оя, ма-а-ама. Ты мне тысячу раз рассказывала, как читала ее с бабушкой. А в Милане вы мне ее всегда читали, – Анджела выглядела очень довольной. И продолжила изображать, что сосредоточенно читает очередную главу.

Что за чертовщина? Дочь, конечно, разыгрывает ее. Франческа была уверена, что никогда не видела эту книгу. И никогда не читала ее с… Образ из прошлого, очень четкий, осязаемый – почти как если бы она заново пережила тот миг, – поразил ее до глубины души. Первое настоящее воспоминание о матери: устроившись под одеялом в ее детской кровати, при свете лампы с огненно-красным абажуром они читают «Робин Гуда» – смеются, пугаются, сопереживают героям. Как она могла забыть? Как вышло, что из ее памяти исчез факт существования этой книги, ведь она же читала ее дочери и привезла с собой в Рим?

О боже. Что со мной? Франческа попыталась вспомнить, как подарила «Робин Гуда» Анджеле в Милане, как рассказывала дочери о бабушке, когда они принялись за чтение.

Ничего.

Как она положила книгу в чемодан, чтобы взять с собой в Рим.

Ничего.

Такого с ней никогда не случалось.

И что теперь делать? Стоит волноваться?

Она посмотрела на Анджелу, которая, как только что выяснилось, читала «Робин Гуда», много лет назад принадлежавшего ей и ее матери. Господи, да что же такое происходит? С тех пор как родилась Эмма, Анджела возненавидела старые мультфильмы и старые сказки Франчески.

– Тебе нравится эта книга? Я очень рада, – сказала она дочери.

– Ненавижу ее, – и Анджела с силой швырнула книгу на пол.

Та раскрылась и порвалась от удара, из переплета вылетели страницы. Робин Гуд, переодетый в Длинноногого аиста из Девоншира, на соревнованиях по стрельбе из лука и леди Мэриан, сидящая рядом со злым принцем Джоном, который радостно приветствует стрелка. Еще одна картинка из прошлого: они с мамой на пляже, мокрые после купания, едят персики, и мама читает ей «Робин Гуда». И как они были счастливы, читая эту книгу вместе! Много смеялись.

Почему она не помнит, как читала ее Анджеле?

Потом она позвонила Массимо и рассказала, что случилось.

– Я правда не помню, Масси, ничего не помню.

– Брось, не волнуйся, – сказал он. – Все что-то забывают. И я не исключение.

Франческа услышала голоса на заднем плане. Кто-то обращался к ее мужу.

– Прости, мне пора. Увидимся!

И она сказала себе, что Массимо прав. И с головой погрузилась в дела. У нее были обязанности. Очень много обязанностей.

Массимо пришел домой с дивиди-диском «Робин Гуда».

– Она им в тебя швырнет, – подмигнула Франческа.

Вместо этого Анджела прыгнула в объятия отца. – Спасибо, папочка, спасибо! Папочка мой, мой, мой, папочка мой любимый!

На следующий день Анджела показала фильм Терезе. Они посмотрели его дважды, подряд. Тереза пришла в восторг. Франческа наблюдала за девочками, такими радостными, беззаботными, и ей ужасно хотелось стать такой же маленькой, лечь на диван, пока мама что-то готовит, и унестись в другой мир, в котором нет никаких проблем.

Пару дней спустя Анджела играла в своей комнате.

– Мама!

Франческа обернулась. Она сидела в гостиной с занесенным карандашом в руке и смотрела на чистые листы, готовая рисовать. Внезапный окрик перепугал ее. Она подскочила в кресле.

– В чем дело, милая? – она отложила карандаш.

– Мама, – Анджела вскарабкалась ей на руки, царапаясь и дергая ее за волосы. – А ты знаешь, что Тереза выйдет замуж за Робин Гуда? Они любят друг друга, – и она хихикнула.

– А ты? – Франческа взяла дочь поудобнее. – Чего бы ты хотела?

– Когда я вырасту, я стану астронавтом, – заявила Анджела. – Как та женщина по телевизору, – потом она обеспокоенно посмотрела на мать. – Мама, тебе грустно?

– Нет, дорогая, все хорошо, – Франческа погладила дочь по голове. – Я так рада быть рядом с тобой и твоей сестренкой.

И гримаса страдания исказила ее лицо. Головная боль… Она не уходила в течение нескольких дней – а может, нескольких недель – и ночей. Франческа почти не спала.