Текст книги "Римский сад"

Автор книги: Антонелла Латтанци

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

Хочешь убить меня? Я готова.

Он смерил ее взглядом. В последний раз. Вышел. Она бросилась к двери и налегла на нее, закрывая, будто кто-то или что-то изо всех сил пыталось проникнуть внутрь.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

1

Телевизор. Картинки по телевизору. На экранах всех телевизоров. И на компьютерах, и на телефонах, и на планшетах. Одни и те же кадры везде.

Утро, а может быть, день. Весь экран занимает разъяренная толпа – журналисты, фотографы, зеваки, которые собрались перед дверью полицейского участка. Толпа кричала, выставив на всеобщее обозрение фото нашей Терезины, в последнее время позабытой, несла ее образ в сердце или над головой.

– Убийца!

Дверь полицейского участка открылась. Наступила минута тишины, словно перед стартом гонки, а потом люди стали кричать еще громче, на эту дверь нацелились вспышки, фотоаппараты, смартфоны.

– Убийца-педофил!

Наружу вышел карабинер, держа за локоть человека в наручниках, который опустил голову, чтобы его лицо не попало в кадр. Другой карабинер держал мужчину за другой локоть. Следом появились еще четверо карабинеров. Они окружили мужчину с опущенной головой. Они защищали его от толпы. Вместе они спустились по ступеням полицейского участка.

Толпа хотела его сожрать.

– Смерть! – крикнул кто-то.

– Смерть! – повторили остальные.

Они хотели наброситься на него. Они хотели стереть его с лица земли.

С трудом прорвавшись сквозь толпу, карабинеры и человек с опущенной головой смогли добраться до трех патрульных автомобилей.

– Убийца!

– Животное!

– Чудовище!

– Выродок!

– Запереть в камеру и выбросить ключ!

– Кастрировать педофилов!

За мгновение до того как человек в наручниках скрылся в салоне машины, камера смогла поймать в объектив его лицо. Фабрицио.

Франческа смотрела репортаж, не шевелясь. Жильцы кондоминиума были правы. Они всё видели. Они всё знали. Это она ничего не понимала. С самого начала.

2

Все это происходило той ночью, когда Франческа была в отеле, и на следующий день. Пока Франческа и девочки были в безопасности, жильцы «Римского сада», получив доказательства того, чего, к сожалению, уже некоторое время опасались, собрались вместе.

Они поддерживали друг друга, как семья.

Они объединились, они общались, делились информацией, ужасающими догадками и собирались выполнить свой долг. Они пошли к карабинерам.

СМИ сказали, что Беатриче Руссо, дочь известного актера, заговорила. Сквозь слезы она призналась в том, в чем не хотела никогда признаваться. Она была одной из учениц Фабрицио Манчини. По ее словам, во время уроков Фабрицио причинял ей боль. Много раз. Что именно произошло – СМИ не говорили.

Мать была в шоке, она подтвердила – ее дочь неизвестно сколько раз возвращалась от Фабрицио в слезах. И в какой-то момент стала просить, умолять, чтобы ее больше туда не отправляли. Но мама списала эти слезы на капризы дочери.

– Я просто хотела лучшего будущего для нее…

Ее глаза потемнели. Она заставляла девочку изучать танцы, музыку, актерское мастерство ради ее же блага. И она не могла понять, что ребенок отчаянно пытался ей объяснить. Сколько всего знают дети. Сколько всего не понимают взрослые.

– Я никогда себе этого не прощу, – сказала она в интервью.

Сразу после показаний Беатриче двое других малышей сознались. Фабрицио причинил им боль.

Фабрицио причинил боль неизвестно скольким маленьким детям.

– Почему они не говорили об этом раньше? – спросил репортер с очень густыми рыжими вьющимися волосами.

– Они боялись. Неизвестно, чем их запугали, – это была Колетт, обнимавшая мать Беа и поддерживающая ее. – А теперь оставьте нас в покое.

Но заговорили не только эти дети – те, которым посчастливилось остаться в живых, чтобы наконец рассказать о случившемся, – не только они ходили на занятия в дом Фабрицио. Тереза тоже была там.

Но она – слишком маленькая, слишком беззащитная – не успела ничего рассказать.

Карабинеры просили сохранить информацию в тайне, чтобы не навредить ходу расследования.

– Мы задержали синьора Манчини, – сказал капитан Рибальди.

– Вы уверены, что он виновен? – спросили репортеры.

– У нас есть показания детей, – его нельзя было сбить с толку. – Он под стражей. Мы его допрашиваем.

Марика пыталась убежать от толпы, но вдруг остановилась, плюшевый Робин Гуд исчез из ее руки. Она повернулась к микрофонам и зарычала:

– Он должен заплатить за это. И сказать нам, где Тереза, чтобы мы могли снова обнять нашу дочь, – последние слова она произнесла так, словно тельце ее дочери обрело жизнь где-то в другом месте. – Моя жизнь окончена, но я еще не умерла по одной причине, только по одной причине.

Потом все завертелось, родители спрятали ее от объективов телекамер и увели прочь.

– По какой причине, синьора? – закричали ей репортеры из толпы.

Ее крик был слышен издалека:

– Справедливость!

– А ваш муж? Что думает ваш муж? – кричали ей репортеры.

Но мужа Марики давно не было видно. По слухам, он сошел сума.

Франческа с изумлением, переходя с канала на канал, смотрела новости, пытаясь хоть что-то понять. Значит, опасности больше нет. Чудовище поймано и привлечено к ответственности.

Когда она вернулась домой из отеля, Фабрицио уже увезли. Массимо широко распахнул дверь и обнял жену и дочерей, будто они с Франческой никогда не произносили того, что звучало в этих стенах прошлой ночью. Он не комментировал. Он просто крепко обнимал ее и девочек. Она позволила себя обнять. Во все последующие дни Массимо ни разу не упомянул Фабрицио в разговорах с Франческой.

Она расплатилась за свою вину. Может, он на самом деле простил ее. Или, возможно, для Массимо молчание казалось лучшим наказанием, которое никогда не закончится.

Позвонил отец Франчески.

– Какое ужасное происшествие, котенок, – сказал он. И, конечно же, присовокупил другие слова, на которые Франческа, должно быть, ответила соответствующим образом, потому что ее отец не бросил все и не приехал к ней в Рим и не попросил ее вернуться в Милан.

Ева тоже звонила, и Франческа, должно быть, тоже говорила с ней, потому что если разблокировать телефон, то последнее сообщение в переписке с Евой было от нее. Эмодзи. Сердечко.

«Клятва мрака» была одобрена издательством. «Франческа, это прекрасно, я рыдаю. И не только я. Мы все рыдаем». Книга была сногсшибательной, никто раньше не видел ничего подобного. «Это начало твоей новой жизни», – написала ей редактор.

22 АПРЕЛЯ – ИСЧЕЗНОВЕНИЕ

Фабрицио дома, играет на виолончели. Во всем мире существует только он и его инструмент. Пока он играет на виолончели, ни с кем не может случиться ничего плохого. Потом крик во дворе все разрушает.

Привычный крик. Уже несколько месяцев его уши слышали каждый звук, как если бы его усилили в тысячу раз. Тереза собирается в туалет, как всегда. Одна.

Фабрицио бросает виолончель, которая, упав, издает пронзительный звук. Каждый раз, когда он слышит этот крик, он бросается к двери. Он знает, что девочка поднимается по лестнице одна. Что от двери подъезда до второго этажа с ней рядом никого нет. Он представляет, как она поднимается. Он прижимается к двери, слышит каждый звук. Перестает дышать. Он может слышать все за миллион километров отсюда. Легкие шажочки Терезы поднимаются по лестнице. Шаги, которые он слишком долго хотел заполучить только для себя.

Он хочет выломать дверь и прыгнуть ей навстречу. Он не может. Страстное желание.

Вот шаги замирают на втором этаже. И сейчас она благополучно исчезнет в квартире бабушки и дедушки.

Но нет.

На этот раз шаги двигаются дальше. Он знает все, что делает Тереза, ему не надо видеть ее. Он понимает, что она поднимается еще на один этаж. Почему она не остановилась? Его мозг закипает. Он прилипает к двери. Начинает задыхаться.

Маленькая девочка не останавливается даже на третьем этаже. Даже на четвертом.

Мозг Фабрицио заволакивает тьма.

Тереза приближается к его квартире. Почему? Дедушка всегда ждет ее у дверей, он это прекрасно знает. Все это прекрасно знают. Почему на этот раз девочка продолжает подниматься? Она заблудилась?

Шаги Терезы останавливаются перед его дверью. Его лестничная площадка, его дверь. Такая же, как все остальные лестничные площадки и все остальные двери в здании.

Тереза, его Тереза, здесь. И Фабрицио борется изо всех сил, он борется уже несколько месяцев, потому, что не хочет быть тем, кто он есть. Он хочет спасти ее.

Он чувствует ее присутствие перед дверью Он смотрит на виолончель. Спаси нас. Но никто не приходит их спасти.

Устоять невозможно.

Он перестает сопротивляться. Открывает дверь. Тереза оборачивается. Замечает его. Улыбается.

– Привет, – говорит она ему.

А потом, после того, что происходит, он готов на все, чтобы спастись. Теперь он знает, что должен спастись.

3

Ночь была тихой и больше не таила в себе чудовищ. Маленькие девочки Франчески мирно спали. Массимо сопел рядом. Прошло две недели, но они с мужем так ни о чем и не поговорили. Он перестал задерживаться допоздна. Первые несколько дней иногда проводил вечера у соседей – у одного, у другого, и даже дочерей брал с собой. Франческа говорила, что плохо себя чувствует, просила Массимо извиниться перед остальными, оставалась дома и просто смотрела в никуда.

Однако постепенно она тоже стала принимать участие в жизни кондоминиума. Пока Массимо был на работе, вместе с остальными жильцами ухаживала за общим садом, принимала гостей или сама ходила в гости, пекла торты с Микелой, которая к тому времени родила прекрасную девочку с большими голубыми глазами. Франческа теперь давала ей советы по уходу за ребенком. Иногда она навещала Колетт. Француженка обнимала ее дочерей, потом те играли, а Колетт рассказывала о своих невероятных путешествиях и чудесной жизни.

– Но даже сейчас жизнь может быть прекрасной, – сказала она однажды вечером Франческе.

Франческа уже в дверях посмотрела ей в глаза и сказала:

– Спасибо за все, – и улыбнулась.

Массимо в последнее время проводил больше времени с семьей. Был очень нежен с дочерьми, неохотно с ними расставался. А девочки, как и раньше, когда они только переехали в этот дом, всецело принадлежали Франческе.

Постепенно она сблизилась с Эммой и Анджелой. – Мама, споешь мне песенку?

Спою тебе от всего сердца, любимая.

Она становилась одной из них. Но теперь это больше ее не пугало. Они стали нами, и в этом не было ничего плохого. Они являлись сообществом, в котором произошла трагедия. Вместе боролись, чтобы победить зло, ворвавшееся в их жизнь. И теперь держались поближе друг к другу, чтобы найти утешение, обрести покой. Не то чтобы это было легко. Тереза никогда не вернется. Но они будут сражаться, сберегая свой уголок безмятежности – маленький кусочек покоя, который жизнь позволяет тебе построить своими руками, твой оплот; бережно оберегай его, заботься о нем, несмотря ни на что. День за днем.

Дом больше не разговаривал с ней.

Дом Фабрицио остался пустым.

4

Франческа вошла в квартиру Марики, как это произошло всего один раз, миллион лет назад: в тот день, когда исчезла Тереза и ее безутешная мать попросила поддержки на допросе карабинеров. Дверь была открыта. Франческа втолкнула в прихожую коляску с Эммой.

Она попросила Карло зайти к ним и посидеть с Анджелой пару часов эт этого должно было хватить. Эмму же, напротив, взяла с собой: Франческе казалось, что оставить на подростка обеих девочек – это слишком. Марика попросила ее зайти. Отказаться не представлялось возможным. Есть кое-что, от чего никак нельзя убежать.

Она остановилась на мгновение.

– Марика?

– Заходи, – раздался голос из гостиной.

Она направилась на звук. И увидела женщину, сидящую на стуле. В руках та держала плюшевого Робин Гуда – выцветшего и порванного, но выглядевшего не так ужасно, как в последний раз, когда они встречались. Марика, похоже, постирала игрушку и кое-как починила.

– Привет, – сказала Франческа самым милым голосом, какой была способна изобразить.

Марика подняла голову. Сначала увидела девочку, потом Франческу. Улыбнулась отчаянно, нежно.

Франческа почувствовала себя виноватой: как она смела привести сюда ребенка?

– Привет, детка, – Марика встала, присела на корточки перед Эммой. – Как дела?

И она погладила малышку. Казалось, была рада – если такое слово позволительно использовать в отношении Марики – видеть ее.

– Хоро-шо! – Эмма являлась воплощением счастья и обычной жизни. Того, чего у Марики больше никогда не будет.

Марика снова опустилась на стул и, пытаясь сохранить на лице улыбку, сказала Франческе:

– Привет.

Теперь в Марике ничего не осталось от молодой мамочки с хвостиком, которую Франческа когда-то знала. Худая, с изможденным лицом, волосы пострижены очень коротко. Но она была женщиной, которая твердо стояла на ногах. Которая боролась за свою дочь. Что таилось в глубине этих глаз и в глубине этого разума, никто, кроме самой Марики, не мог понять. Они молчали, глядя друг на друга. Марика ждала каких-то слов, жеста, утешения? Франческа шагнула к ней. Обняла.

Ей показалось, что Марика охотно приняла это объятие, что она в нем нуждалась. Затем Марика отстранилась, ее улыбка дрожала.

– Сегодня не так уж жарко.

– Да, – согласилась Франческа. – Можно дышать.

– Располагайся, – Марика указала на стул, – я хотела кое-что тебе передать. Извини, что без договоренностей попросила тебя зайти, но мои родители уехали по делам, вернутся только через несколько часов, и я не могла этим не воспользоваться. Они никогда не оставляют меня одну.

Эмма принялась дрыгать ногами.

– Тебе помочь? – спросила Марика.

Отстегнула ремни в коляске, освободила малышку, подняла ее на руки. Замерла на мгновение – что она видела в этот момент? – передала девочку Франческе.

Франческа заметила, что гостиная полупуста. Корзина с игрушками исчезла. И чего-то еще не хватало. С кухни донесся свист.

– Чай будешь? – спросила Марика.

– Да, спасибо.

Марика осторожно положила игрушечного Робин Гуда на стул. Исчезла в коридоре. Франческа села, Эмма у нее на коленях хлопнула руками по столу. Франческа старалась не смотреть на мягкую игрушку.

– Ну, веди себя хорошо, – прошептала она дочери.

– Мы переезжаем через пару месяцев, – Марика, похоже, заметила, что Франческа осматривала гостиную.

Мать Эммы и Анджелы повернулась к матери Терезы: женщина держала поднос – две чашки в завитках пара, сахарница, две чайные ложки.

– Хотели уехать раньше, но, к сожалению, не вышло. Мы уже увезли кое-какие мелочи, но почти все вещи оставляем тут.

Она поставила поднос на стол, протянула Франческе ее чашку. Взяла свою. Прочистила горло. Откуда у Марики такая сила?

– Судебный процесс начнется в ближайшее время.

– Я знаю, – кивнула Франческа.

– Наконец-то, – сказала Марика.

– Наконец-то, – сказала Франческа.

Марика взяла ее за руку. Франческа сжала ее.

– Он еще не признался. Но адвокат говорит, в этом нет необходимости. Все и так ясно. Я просто надеюсь, это скоро закончится.

– Я с тобой, Марика, – заверила ее Франческа. – Я серьезно, несмотря ни на что, я с тобой.

– Спасибо, – кивнула Марика. – Он даже не сказал, где… она. Надеюсь, он скажет, Франческа. Я должна ее увидеть. Я должна увидеть ее в последний раз.

Раздался шум. Тот, кто был мужем Марики, вышел из коридора. Джулио появился в гостиной, подволакивая ноги, как лунатик, кожа грязно-желтого цвета. Помятая пижама, покрытая пятнами. Пустые глаза человека, который ничего не видел или видел слишком много. Он похудел так сильно, что лицо превратилось в череп, а ноги – в две палки. Казалось, он не видит, куда идет.

Франческа обмерла. Впервые она оказалась так близко к нему с тех пор, как все это произошло. Что случилось с Джулио? Это больше не он. Он казался каким-то чудовищем, ходячим мертвецом.

Джулио покрутил головой, будто оказался в кромешной темноте. Взгляд отсутствующий, в глазах ничего, кроме ненависти и злобы. Затем Джулио увидел Эмму. Остановился. Попятился, будто испугался. Франческа инстинктивно обняла дочь. Марика сделала вид, что ничего не происходит. Встала. Подошла к мужу.

– Давай я отведу тебя смотреть телевизор.

Он отвернулся и позволил увести себя, не произнося ни слова.

Франческа не знала, что делать, она схватила дочь и собиралась посадить ее в коляску, но меньше чем через минуту Марика вернулась. Сказала:

– Он больше не говорит. Не ест. Не знаю, понимает ли он, что происходит. У него бывают очень сильные приступы гнева. А потом он снова погружается в безразличие. Врачи пичкают его лекарствами, но если ему их не давать… это еще хуже. Его надо лечить, так говорят, а я… – она посмотрела в окно. – Теперь он будет спать.

Было ясно, что говорить об этом Марика не хочет.

– Я тебя отпущу, у тебя наверняка много дел… – Она взяла со стула плюшевого Робин Гуда, села. – Я попросила тебя зайти, потому что… хотела его тебе подарить. Возьмешь? – она робко протянула игрушку.

Франческа взяла. Это было меньшее, что она могла сделать. Взять эту мягкую игрушку. Эмма увидела ее и радостно закричала:

– Оби!

– Конечно, возьму. И сохраню.

– Я не хотела его выбрасывать. Или отдавать неизвестно кому. Но не могу и… – он вздохнула. – Я хотела, чтобы он был у Анджелы.

Франческа пыталась не заплакать – кто ты такая, чтобы плакать, – но глаза Марики сказали ей: не волнуйся.

Марика встала.

Франческа тоже поднялась, ноги у нее дрожали, но она старалась стоять ровно.

– Я… – выдохнула она. – Если бы я могла помочь тебе.

– Ты мне помогла, – сказала Марика. – И сейчас тоже помогаешь, – она посмотрела на мягкую игрушку, улыбнулась: – Я ведь так и не успела поблагодарить тебя за этот подарок. Я хотела сделать это в тот день, когда мы встретились на скамейке, но… – она на мгновение замолчала. – Я скажу сейчас: спасибо. Ты не представляешь, как сильно Тереза хотела получить Робин Гуда. Мы подарили ей миллион игрушек, но ты сделала ей подарок, который она любила больше всего.

– Нет, прости… – пробормотала Франческа.

– Когда Тереза сказала мне: «Посмотри, что дала мне моя подружка Анджела», ее глаза заблестели. Я никогда этого не забуду.

Это невозможно. Что происходит? Кровь Франчески заледенела, ужас пронзил каждую клеточку ее тела.

5

Она не знала, как попрощалась с Марикой, не знала, как отвезла Эмму домой, не знала, как открыла дверь, прошла по коридору и оказалась в гостиной. По телевизору шел «Робин Гуд». Анджела с Карло смотрели мультфильм.

– Мама! – Анджела радостно повернулась к матери.

– Привет! – сказал Карло.

Робин Гуд и Крошка Джон по лесу гуляли… – пел телевизор.

Франческа пыталась сохранять спокойствие. Это, наверное, ошибка. Должно существовать какое-то объяснение. Она чего-то не помнила. Вообще-то она не помнила слишком многого.

Но если она хочет выяснить правду, главное – не напугать дочь. Она должна взять себя в руки. Хотя бы на несколько минут. Еще на несколько минут.

…обсуждая то да сё, весело смеясь»,

– Иди сюда, – сказала ей Анджела, дважды хлопнула по свободному месту рядом с собой на диване. – Это Робин.

Не теряй самообладания. Веди себя как обычно. Франческа села, держа на руках Эмму, но не смогла заговорить. Анджела посмотрела маме в глаза и сразу, с обычным раздражением, сняла с нее очки, но потом Робин Гуд и Крошка Джон снова захватили ее внимание.

Франческа быстро расплатилась с Карло, тот улыбнулся и пошел к двери.

Эмма хотела, чтобы ее посадили рядом с сестрой.

Франческа устроила ее рядом с Анджелой, будто ничего необычного не происходило.

…вспоминали о былом, дурака валяли…

Вытащила плюшевого Робин Гуда из пакета, который ей дала Марика. Нельзя пугать Анджелу. Франческа улыбнулась ей. Показала игрушку. Нельзя дрожать. Она не могла произнести ни слова. Но нет, этого не может быть.

…тили-тили, трали-вали, что за чудный день.

– Робин! – радостно воскликнула Анджела. Она потянулась к игрушке, раскрасневшаяся, взволнованная, как если бы всю жизнь мечтала о таком подарке.

– Ты знаешь, кто подарил Робина Терезе?

Это невозможно.

Анджела засмеялась. Потом понизила голос и меч тательно протянула:

– Робин…

Amo мог думать, что в водице…

Дом начал вращаться.

– Дорогая, послушай меня минутку. Послушай маму. Этот Робин, эта плюшевая игрушка. Кто подарил Робина Терезе?

…будет западня таиться…

Анджела посмотрела на нее и произнесла, как если бы это было частью песенки:

– Есть плюшевый Робин, и есть настоящий Робин. Парень Терезы.

Настоящий Робин? Парень Терезы. Боже, пожалуйста.

– А кто такой настоящий Робин, милая?

…что Ноттингемский шериф вместе со своим отрядом…

– Настоящий Робин подарил Терезе мягкую игрушку.

– Да, милая, я понимаю. Но кто такой настоящий Робин? Скажи, пожалуйста, как его зовут? Чтобы мы могли его поблагодарить.

Это невозможно. Это не взаправду. Этого не может быть.

– Дай мне Робина, мама! Он мой!

Нет, не зли ее, иначе она больше с тобой не заговорит. Найди другой способ. Спроси ее о самом важном. Не дрожи. Не дрожи.

– Вот он, моя дорогая, – Франческа протянула дочери Робин Гуда.

…притаился где-то рядом, выследил и окружает их.

Анджела крепко сжала игрушку и прищурилась. Стала напевать под нос «Робин Гуд и Крошка Джон по лесу гуляли». Снова увлеклась мультиком.

– Милая. Милая. Послушай меня немного, а потом будешь смотреть телевизор.

Анджела раздраженно глянула на нее.

– Настоящий Робин подарил тебе леди Мэриан? Настоящий Робин подарил Терезе плюшевого Робина, а тебе – леди Мэриан? Это был он?

Боже, пожалуйста, пожалуйста.

– Нет, – ответила Анджела, ее глаза потемнели.

Робин Гуд и Крошка Джон по лесу бежали…

– Скажи мне правду, любимая. Обещаю, я не рассержусь.

– Обещаешь? – спросила Анджела, глядя на нее со смесью надежды и страха. Потом взглянула на нее серьезно.

– Поверь маме. Скажи мне правду.

…меж деревьев, через ограду, мчались, как олень…

– Это неправда. Ты разозлишься. Я знаю. Ты всегда сердишься.

– Клянусь тебе, дорогая. Я клянусь тебе, а ты знаешь, что когда мать клянется…

– Чем клянешься, мама?

– Бабушкой. Клянусь тебе моей мамой, любимая …от погони ускользнули, вновь шерифа обманули…

Анджела взвешивала слова матери.

Господи, пожалуйста. Заставь ее поверить мне. Сделай так, чтобы после всего, что я с ней сотворила, она все еще могла мне доверять. Даже если это будет в последний раз.

Наступила бесконечная тишина.

…тирли-тирли, трули-трули, что за чудный день.

Потом:

– Я украла ее, – выпалила Анджела на одном дыхании, едва не заплакав.

– У кого?

Анджела ничего не сказала.

– Пожалуйста, дорогая, у кого?

Кто мог думать, что в водице…

– Не рассердишься? Клянешься бабушкой?

– Нет, милая, я не сержусь. Ты не сделала ничего плохого. Ничего.

– Клянешься бабушкой?

– Клянусь бабушкой.

Мама, помоги мне.

Анджела с надеждой посмотрела на нее, затем прошептала:

– У Терезы, – и тут же добавила: – Настоящий Робин подарил Терезе Робин Гуда и леди Мэриан. А мне ничего. У нее столько игрушек, а у меня нет, и я… взяла леди Мэриан. Ты злишься, мама?

Думай. Думай. Размышляй.

– Ты мне ее не купила… – Анджела пожала плечами, надеясь на прощение.

…будет западня таиться…

– Ты злишься? – девочка, казалось, начала успокаиваться.

Думай. Размышляй. Размышляй.

– Нет, дорогая, я не сержусь. Скажи мне еще кое-что. Хорошо?

Сохраняй спокойствие, не пугай ее, не пугай. Но Анджела ее больше не слушала, Робин Гуд играл в лесу с Крошкой Джоном.

– Анджела, дорогая… – начала Франческа. Ребенок, казалось, не слышал. Идея. Нужна идея. – Хочешь мамины очки?

При этих словах Анджела просияла.

– Да-а-а! – она подвинулась ближе к матери.

– Но сначала последний вопрос. О’кей?

– Сначала очки, – приказала Анджела.

Все в порядке. Все в порядке. Маленькая девочка, как всегда, сняла очки и в восторге прикоснулась к ее лицу. Без очков Франческа ничего не могла видеть, как обычно, все окуталось туманом, парило в нем. Она собиралась забрать очки, но дочь, как всегда, сказала:

– Нет-нет, вот так. Так ты красивая.

И в тот день Франческа не могла ей возразить. Она не стала забирать очки. Порадуй ее. Анджела некоторое время изучала вещицу, затем подкинула.

– Лети! – радостно крикнула она. Потом поняла, что натворила, решила, что мать ее отругает, и снова испугалась.

Но Франческа улыбнулась ей и не двинулась с места, чтобы не потерять внимание дочери.

– Сейчас моя очередь. О’кей? Кто такой настоящий Робин, дорогая?

Анджела молчала. Она снова с любовью смотрела на Робин Гуда.

…что Ноттингемский шериф вместе со своим отрядом…

– Угадай кто, ладно?

– Хорошо, – сказала Франческа, уступая. – Это Фабрицио, дорогая? Настоящий Робин – это тот синьор, который жил по соседству?

…притаился где-то рядом, выследил и окружает их.

– Не-е-ет… – Анджела рассмеялась.

– Ты уверена? Ты можешь сказать маме. Я не злюсь, я же обещала тебе. Не на что злиться. Поверь мне. Поверь своей маме.

– Нет, нет, – сказала маленькая девочка, продолжая смеяться.

– Тогда кто же это? Кто настоящий Робин, любимая? Ты можешь сказать маме, – сама того не желая, не осознавая этого, Франческа теснее прижалась к дочери. Будто хотела высосать правду из ее глаз, чтобы ребенку не нужно было ничего говорить. С этого расстояния Франческа отлично видела свою дочь. Только ее и ничего больше.

Робин Гуд и Крошка Джон по лесу бежали…

– Кто такой настоящий Робин, малышка?

Анджела минутку посидела с застывшей улыбкой на лице. Потом посмотрела мимо матери и, хихикая себе под нос, прикрыв рот рукой, подмигнула кому-то или чему-то за плечом Франчески.

Франческа обернулась.

…меж деревьев, через ограду, мчались, как олень…

Позади нее вырисовывался смутный силуэт. Кто-то знакомый. Мужчина. Но не ее муж. И не Фабрицио (конечно). А – Карло. На него, на Карло, смотрела Анджела.

Но он больше не был Карло.

…от погони ускользнули, вновь шерифа обманули…

Голова Франчески взорвалась, тело заледенело.

Карло превратился в другого человека. Даже не так. Карло превратился в воплощение ужаса.

…тирли-тирли, трули-трули…

Казалось, она ясно видела его. Гримаса на лице, глаза безумные, угрожающие. Он посмотрел на нее, а затем на ее дочь. Карло, золотой мальчик, который очень хорошо ладит с детьми, мы всегда оставляем их на его попечение и…

Каждую секунду мог прогреметь выстрел из пистолета.

…тирли-тирли, трули-трули…

У нее кровь застыла в жилах. Она схватила в охапку дочерей. Сжала их. Упала вместе с ними на пол. Они оказались в глухом углу, зажатые между диваном и книжным шкафом.

Ты была неправа. Ты все неправильно поняла. Вы в ловушке.

Карло поднял расплывчатую левую руку. Он что-то сжимал в ней. Что это? Где очки? – подумала Франческа. Неизвестно, где они. Ничего не вижу, ничего не вижу, черт, глаза, сфокусируйтесь! Карло шагнул к ним. Этот шаг взорвался бомбой.

…что за чудный день.

Франческа закричала. Она ничего не видела. Девочки заплакали.

– Карло, – умоляла Франческа, – пожалуйста, Карло…

Карло сделал еще шаг. Еще один взрыв.

– Карло… пожалуйста… девочки…

Кто мог думать, что в водице…

– Не произноси мое имя! Заткнись! – Карло закричал, взревел: – Молчи! Молчи! Молчи!

Еще шаг. Еще один взрыв. Девочки тихонько плакали. Солнечный луч из окна уткнулся в руку Карло. Предмет, который он держал, засиял. Лезвие. Нож?

…будет западня таиться…

Разделочный нож для мяса. Для их мяса. Для мяса ее дочерей. Нож в горле ее дочерей.

…что Ноттингемский шериф…

Карло стоял перед ними. Блестящая штука указывала в их сторону. Всесильный Карло. Гигантский. Очень высокий. Невозможно разглядеть выражение его лица. Пожалуйста, посмотри, Франческа, посмотри! – Я ничего не вижу!

Он. Дьявол во плоти. Он. Чудовище.

(Но нет, чудовище – это Фабрицио! Это точно Фабрицио. Все так говорят. Все! Будет суд! И сцена, где Фабрицио открывает дверь своего дома и втягивает внутрь Терезу: она видела это тысячу раз. Да, все верно, я видела это, но в голове, только в своей голове. Она верила всем версиям, а потом, как и все остальные, прокручивала их в голове, неосознанно, безостановочно.)

… месте со своим отрядом…

Карло. Улыбчивый, красивый подросток, которого она встретила в первый же день в «Римском саду». Карло, которого она прижимала к себе в день исчезновения Терезы. Карло, который вернул ей смысл жизни, убедив отправить книгу редактору. Карло, который помог ей перестать чувствовать себя такой одинокой.

Карло. Чудовище.

Франческа посмотрела на то, что должно было быть коридором, но не увидела его. Единственный выход. И в конце коридора – дверь, а за дверью – спасение. У нее получится, пусть даже придется несколько раз споткнуться, упасть и снова подняться. У нее получится. Она должна снова увидеть своих дочерей. Она начала двигаться.

Но Карло проследил за ее взглядом.

– Даже не думай.

…притаился где-то рядом, выследил и окружает их.

Он присел перед ними. Она все еще не могла его четко видеть. Но нож, этот нож – нож в горле ее дочерей – все еще сиял, указывал на них.

– Я ничего не скажу, Карло, клянусь… мои дочери… оставь моих дочерей в покое… – сама не осознавая, она повысила голос.

Робин Гуд и Крошка Джон по лесу бежали…

– Я сказал тебе заткнуться! – грохнул он. Предмет, который, наверное, был ножом, опасно дернулся.

Франческа в ужасе уставилась на Карло. Но она не видела его, и это было еще более чудовищно, она не знала, что он делает, не знала, какое у него выражение лица.

– Не смотри на меня!

– Мама… – прошептала Анджела, пытаясь сдержать слезы. – Он так играет, да?

– Тише, дорогая, тише, конечно, он играет, все в порядке, – прошептала Франческа.

…меж деревьев, через ограду, мчались как олень…

Она снова попыталась посмотреть Карло в глаза. Изо всех сил.

– Мама, мне не нравится эта игра…

…от погони ускользнули, вновь шерифа обманули…

– Не смотри на меня, Франческа!

Франческа закрыла глаза.

Она почувствовала, как что-то холодное и острое прижимается к ее шее.

…тирли-тирли, трули-трули…

– Хорошо, – сказала она тогда. И у нее был почти спокойный голос. – Хорошо, Карло. Делай, что должен. Но я единственная, кто может на тебя заявить. Только я могу тебе навредить. Они всего лишь маленькие девочки, посмотри на них. Делай со мной что хочешь, но позволь этим девочкам жить, они ничего тебе не сделали.

…что за чудный день.

Она почувствовала, как холодный, острый предмет все сильнее и сильнее прижимается к ее плоти.

– Подумай о моих дочерях… – повторила она.

А потом перестала чувствовать давление лезвия.

Она умерла?

…тирли-тирли, трули-трули…

Она открыла глаза.

Карло стоял очень близко, на коленях, склонив голову, одна рука за спиной (нож, нож). Анджела взяла его за плечо. Он уставился на эту маленькую ручку.

– Ты меня пугаешь… Карло, хватит… – испуганно сказала Анджела.

…тирли-тирли, трули-трули…

Потом он встал. Всесильный, гигантский и вновь окутанный туманом, непостижимый.

…что за чудный день.

Сделал шаг назад, еще один. Какое у него было лицо? Что он собирался делать? Боже, пожалуйста, верни мне зрение, пожалуйста, Боже! Как я могу защитить своих дочерей, если я ничего не вижу? Пожалуйста! Пожалуйста! Еще шаг назад, и Карло оказался в коридоре. Шагнул в него. Потом остановился.