Текст книги "Римский сад"

Автор книги: Антонелла Латтанци

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

15

Фабрицио открыл дверь.

Знал ли он, что это Франческа? Конечно. Кто еще мог в такое время позвонить в его дверь? Кто еще это мог быть: он только что оставил ее на лестничной площадке. Ее сердце колотилось. Мысли превратились в ножи, летящие ей в голову. Она была ассистенткой метателя ножей, стояла у стены, неподвижная, немая, а он швырял в нее своя лезвия. Стоит шевельнуться – и одна из этих мыслей убьет ее.

Фабрицио смотрел на нее, и ей никак не удавалось разгадать выражение его лица. Он ждал. Фабрицио умел быть здесь и одновременно где-то еще – это была одна из мыслей-ножей Франчески, – умел, оставаясь немногословным и вежливым, быть обнадеживающим и загадочным одновременно. Красивым. И совершенно непроницаемым.

Он молчал. Она, смущаясь, заговорила:

– Извини… – закусила губу. Покачала головой, как ребенок. Почему все так сложно? – Извини, я оставила ключи дома, – она показала на сумку, словно на виновницу ее появления. – Н-не знаю, как так вышло. Со мной такого никогда не случалось.

Фабрицио по-прежнему не раскрывал рта. И это нервировало.

Почему он молчит?

Фабрицио провел рукой по лбу. Затем наконец шагнул в сторону, пропуская ее.

– Заходи.

И от одного слова – заходи — на сердце стало тепло, как несколько часов назад. Она вошла в дом Фабрицио.

Планировка оказалась такая же, как и у самой Франчески и у Марики. Но, как и там, все было иначе. Фабрицио, похоже, много путешествовал. На стенах прихожей висели оперные афиши со всего мира: Санкт-Петербург, Чикаго, Сидней, а в коридоре – литография с изображением скачущего кентавра: в одной руке топор, в другой охваченное пламенем бревно, и живописное полотно, на котором ребенок рисовал что-то на кирпичном полу.

– Мне нравится, – сказала Франческа. Фабрицио не ответил. Не услышал?

Посередине гостиной стояла виолончель. И сразу стало ясно, что она – центр мироздания. Комната была чем-то вроде алтаря, выстроенного вокруг инструмента. Не только комната, весь дом. Квартал. Город. Фабрицио посмотрел на виолончель, словно то ли опасаясь рассердить ее, то ли сожалея, что она слишком громоздкая, и повернулся к Франческе с мимолетным блеском в глазах – для нее, только для нее. В комнате царил полумрак. И из окна, как и из того, что в спальне Фабрицио, можно было увидеть ее квартиру (существует ли еще, мой дом?).

– Хочешь чего-нибудь выпить?

Теперь в этой комнате появилась интимность, появилось дыхание, появилось сердцебиение, которого нельзя было избежать; им пришлось оказаться лицом друг к другу, но оба притворились, что ничего не произошло.

– Да.

– Садись, – он указал на диван.

Она села. Бледная тонкая полосочка луны, показавшаяся на черном небе, с любопытством заглядывала прямо в гостиную. Ночь наступила так давно.

Фабрицио вернулся с двумя стаканами, наполненными янтарной жидкостью. Протянул ей один. Сел рядом на двухместный диван. Их тела соприкоснулись, случайно.

– Прости, – сказал он.

– За что?

– Ко мне никто не заходит… У меня нет креста или… для гостей. Тебе жарко?

– Жарко.

Как странно: всего полчаса назад они смеялись, разговаривали – на самом деле она никогда раньше так не болтала, – рассказывали друг другу истории, а теперь… Теперь осталось только дыхание.

– А давай-ка, – он вскочил, будто больше не мог находиться так близко, – я пойду постелю тебе свежее белье.

– Спасибо, – сказала она.

В доме звучало сердцебиение, которое никак не утихало.

Фабрицио скрылся в комнате, которая в доме Франчески была их с Массимо спальней. Она вздрогнула от внезапной вибрации. Проверила телефон. Не может быть, чтобы семья разыскивала ее так поздно. Снова вибрация. Телефон спокойно лежал, поблескивая черным экраном. За стеной возился Фабрицио.

Франческа медленно сделала глоток. Взглянула на его стакан, оставленный нетронутым на кофейном столике перед диваном. Взяла его в руки. Покрутила. Поставила обратно. Стала рассматривать вещи Фабрицио – всё вокруг, – пытаясь дышать размеренно и унять колотящееся сердце.

Радом с виолончелью лежали партитуры. Одна стена заставлена книгами и дивцди. Какая-то фотография, но слишком далеко, Франческе не хватило смелости встать и рассмотреть ее.

Она услышала шаги, Фабрицио возвращался. Закусила губу.

– Все готово, – сказал он и улыбнулся. Она тоже улыбнулась, и наконец холодок между ними растаял. – Хочешь спать?

Однако он по-прежнему тщательно отмерял слова, словно каждое дорого ему обходилось.

Спать? Что такое сон? О нет, я не хочу спать и, наверное, никогда не захочу.

– Да, – сказала Франческа, искоса взглянув на него.

– Пойдем, – предложил он. – Покажу тебе комнату.

Она последовала за ним по коридору. Она шла в спальню человека, который не был Массимо – такого с ней не случалось уже тысячу лет, – так почему же голова пухнет от мыслей, в которых нет и следа чувства вины? На мгновение, когда Фабрицио пропускал ее вперед в коридоре, их тела соприкоснулись.

– Извини, тут небольшой беспорядок.

Он скованно обвел рукой комнату. Там была двуспальная кровать с синими простынями. Прикроватная тумбочка со стопкой книг. Старинный шкаф из дерева, покрытого бирюзовым лаком. Репродукция картины Эдварда Хоппера, море и маяк. Но все это едва коснулось ее сознания. Она видела только разложенную повсюду одежду. Одежду Фабрицио. Он надевал ее и снимал, в промежутках оставаясь обнаженным.

– Хочешь футболку, шорты? – спросил он так буднично, словно перечислял: тумбочка, часы, стул. Намеренно избегая и тени намека на ее наготу под одеждой.

– Да.

Он поискал вещицы, протянул Франческе.

– Мужское, но…

Они задержались рядом на секунду – или чуть дольше секунды, – глядя на кровать, в руке Франчески одежда Фабрицио. Словно ужасно рискованно было стоять так близко в тишине – все, что они могли сделать. Франческа взглянула ему в лицо, хотела сказать… Но Фабрицио ее опередил.

– Увидимся завтра, – он улыбнулся. И снова оказался где-то далеко.

Спокойный, непроницаемый.

Уверенный, что правильно, а что нет. Хозяин своих эмоций. Ее совершенная противоположность. Она ему позавидовала.

Уснуть никак не получалось. Долго – с час? – она пролежала в кровати, кровати Фабрицио, не смыкая глаз. Луна последовала за ней в спальню – жалюзи не были опущены, – а потом нахально проникла в дом, ее язык скользнул сквозь стекло, по полу, по покрывалу, под покрывало. Коснулся ее кожи, двинулся по ее ногам от щиколоток, по икрам, бедрам. Замер на секунду. Потом двинулся выше. Франческа положила руку на шорты Фабрицио, надетые поверх трусиков, преграждая путь луне. И замерла, едва не лишившись чувств от ощущения трения между трусиками и кожей. Застыла. Смелости встать не хватало: бог весть, куда направится ее тело, если покинет постель. Она закрыла глаза и даже зажмурила их, как ребенок. Спи! Глаза открылись. Сами собой. Мир за пределами дома Фабрицио все еще существовал или все взорвалось?

Он спал на том маленьком диванчике в гостиной. Она представила – как он спит? В футболке и трусах? Голый? (Прекрати.) Он так близко. Она опустила веки.

Но оставаться прикованной к кровати было невозможно. Она встала. Стараясь не шуметь, прошла по коридору на кухню. Свет включать не стала. Пробиралась на ощупь. Налила себе воды. Выпила. За стеной кухни – Фабрицио.

– Тоже не спишь?

Голос хлестнул ее сзади, она повернулась и почувствовала, как ослабли ноги. Фабрицио, в футболке и шортах, смотрел на нее. Не осознавая, что делает, она подошла к нему.

– Нет.

Внезапно ей стало жарко. Возможно, он тоже это почувствовал, потому что секунду спустя они отодвинулись друг от друга.

Теперь можно было услышать пульсацию крови в теле, даже если заткнуть уши.

– Ты хорошо смотришься в мужской одежде, – улыбнулся он.

Она почувствовала внезапную легкость:

– Тебе слишком неудобно там, на этом диване. На нем невозможно спать. Пойдем.

Что еще можно было сделать? Она хотела сказать пойдем со мной, но не договорила.

Они молча, бок о бок, одолели коридор. Вошли в спальню Фабрицио. Франческа посмотрела на него. Села на кровать. Затем проскользнула под простыню Не переставая смотреть на него. Он тоже посмотрел на нее, окруженный синевой ночи. Они были так близки. Куда-то подевалась нахальная луна. За окном темнота. Темнота долгой ночи, которая никак не заканчивалась.

16

– Сколько лет твоим дочерям? – спросил он несколько часов назад, когда они с Франческой сидели на террасе и пили пиво.

Она была немного пьяна и довольна жизнью. Сладко пахло весной. Как долго она не чувствовала себя свободной!

– Моим дочерям? – переспросила она со смешком.

– Да, – улыбнулся он. Улыбнулись и его круглые, большие, невероятные глаза.

– Разговоры о детях такие скучные, – засмеялась она.

– На самом деле я люблю детей. И часто даю уроки музыки малышам, например тем, кто живет у нас. Я очень люблю детей.

Черная тень промелькнула в его глазах.

Да, Франческе рассказывали, что Фабрицио давал уроки музыки. И она видела, как самоотверженно он искал маленькую Терезу. Но теперь она не хотела думать о детях. Ни об одном ребенке, Господи, прости меня.

– А что за музыку ты всегда играешь? – она склонила голову набок и сделала глоток пива.

– Э-э… Прямо-таки всегда?

– Ну, чаще всего.

– Альфредо Пиатти[23]23
  Итальянский композитор и виолончелист, считается одним из самых выдающихся виолончелистов Италии, живших в XIX веке.


[Закрыть].

– Не знаю его, – Франческа сделала еще один глоток пива и посмотрела на Фабрицио, задержав взгляд на секунду дольше, чем следовало бы.

Он тоже отхлебнул пива.

– Каприс № 1. Это… Да ладно, о музыке говорить тоже скучно.

Он засмеялся. Она тоже засмеялась.

– Скажи мне кое-что.

– Что?

– Почему виолончель?

– Это инструмент, способный сотворить невообразимое, – он улыбнулся, опустил глаза. Она ждала. – Не мои слова, к сожалению, так говорил Пиатти.

И это определение, не важно, кто произнес его первым, проникло Франческе в голову. Мир Фабрицио был именно таким, невообразимым.

17

На следующее утро новый свет, невиданный прежде, осветил стол в гостиной. Франческе он показался совершенно незнакомым. Некоторое время она рисовала, но ее не оставляла мысль, что никогда раньше не видела этот ноутбук. Она подняла голову. Огляделась. Взяла сигарету, зажигалку, пепельницу; все предметы казались чужими.

И руки, руки, двигающиеся по графическому планшету, несомненно ее собственные, неужели они были такими всегда? Она поиграла с золотым кольцом, которое носила на безымянном пальце левой руки. Сними это кольцо. Прочти, что написано внутри. Вспомни, кто ты. – Не хочу вспоминать.

Она видела себя как бы со стороны. Длинноволосая брюнетка сидит за столом. Рисует. На экране ноутбука эскизы – много, много рисунков. Она прокручивает вверх-вниз наброски и макеты страниц. Эта женщина – я? Неужели это я?

Музыка за стеной. Звук виолончели. Каприс № 1, теперь она это знает. Черноволосая женщина рисует на планшете в своей гостиной, и все кажется ей другим после того, что случилось прошлой ночью. Женщина, внутри которой грохочет и ревет неиссякаемый водопад.

Прошлой ночью

Они были близко, слишком близко в той голубой постели. Что им теперь делать? Что бы ты ни сделал, завтра непременно наступит или мир рухнет? Франческа сглотнула.

Этот звук наполнил весь дом, этот звук выдал все ее желания. Рядом с ней лежит этот мужчина. В нескольких миллиметрах от нее.

Не дыши! Не глотай слюну, не двигайся. И ее начало трясти. В голубой постели, в постели Фабрицио, рядом с самим Фабрицио. Дрожь сотрясала ее ступни, лодыжки, икры, колени, бедра и выше, глубже, пробегала сквозь нее. Как долго с ней такого не происходило! Боже, пожалуйста, что мне делать?

Прошло какое-то время. Сколько? Они не шелохнулись ни разу. И это была противоестественная неподвижность. Она разрывала уши, как крик, взрывающий безмолвие. Но они не могли шевельнуться. Если это произойдет, невозможно предсказать, смогут ли они остановиться.

18

Женщина с ревущим водопадом внутри улыбнулась. Этот новый дом, это новое «я»: это была она. Впервые за долгое время она чувствовала себя в своей тарелке, по-настоящему собой. Она чувствовала себя Франческой. Она работала. Рисовала. Наконец-то. Она чувствовала себя хорошо. По другую сторону стены был человек, играющий каприс. Ей достаточно встать, подойти к окну, наклониться влево, и она увидит его. Но она не вставала, она работала, наконец работала, и в ее теле бил кристально чистый родник.

Окно. Она посмотрела на окно. Белые рамы, чистые стекла. Это окно не казалось ей незнакомым. За этим окном, сразу за ним, возможно, таился смысл всего.

Прошлой ночью

Фабрицио так близко. В этой голубой постели.

И неподвижен.

А потом…

Его движение прошло сквозь нее и поразило ее. У нее потекли слезы. Прекрати. Тело Фабрицио Касание. Прекрати. Посмотри на это тело – обнаженное. Прекрати. Его тело. Оно рядом, оно вну три нее.

19

Руки Франчески замерли. Глаза видели рисунок на экране компьютера – миленькая, совершенно безопасная детская. Это она нарисовала. Для своей книги. Она – Франческа. Что ей теперь делать?

«Наслаждайся свободой, – сказал дом. – Делай что хочешь. Сейчас – слушать эту музыку за стеной и работать над книгой? Продолжай слушать и рисовать. А если потом захочешь встать и пойти в дом, из которого льется эта музыка, вставай и иди. Не останавливайся».

Прошлой ночью

Пожалуйста, ближе, Фабрицио (не приближайся).

Она попыталась унять дрожь.

Фабрицио снова пошевелился. Но и не приблизился. Ближе – не приближайся.

Сила, вырвавшаяся из-под ее контроля, толкнула ее изнутри и прижала к телу Фабрицио. Остановись. Не двигайся. Пожалуйста, не двигайся. Не делай этого. Не шевелись. Она сжала руки, чтобы они не сделали то, что хотели сделать. Прижала их к ногам, чтобы те не двигались. Остановись. Не двигайся. Не дрожи. Не позволяй понять. Не позволяй понять, что ты рядом. Не шевелись. Не приближайся. Не двигайся. Не шевелись. Что мне делать? Я хочу двигаться. Я хочу прикоснуться к нему. Я должна прикоснуться к нему. Прикоснись к нему. Нет, пожалуйста, не двигайся. Фабрицио, ближе. Не приближайся. Я должна прикоснуться к нему.

Она услышала вздох.

А потом Фабрицио задержал дыхание. Его тепло – кипящая энергия – растопило все преграды и притянуло ее к его телу.

Фабрицио!

20

Поработав некоторое время, Франческа сохранила новые эскизы и встала. «Кто это нарисовал, а, Франческа?»

«Я», – Франческа посмотрела на свои рисунки. Это я. «Теперь я узнал тебя, Франческа», – сказал дом. Я тоже, дом, подумала она. Это воскресенье было похоже на белую вату, такую белую, что ничего не было видно. Но у нее все еще есть время. Много времени. До того, как все вернутся (кто «все»? ты хочешь сказать – все? не хочу об этом думать). Она не стала выключать ноутбук.

Как в трансе. Подошла к входной двери. Чтобы вернуться туда, где были тот человек и та музыка Наконец-то.

Прошлой ночью

Фабрицио прикоснулся к ней.

Коснулся ее руки. Взрыв. Франческа подскочила. Повернулась к нему.

Фабрицио посмотрел на нее. Взгляд был живым и вмещающим в себя все. Прикоснись ко мне снова.

21

Франческа собиралась открыть дверь, но та распахнулась сама собой.

Прошлой ночью

Фабрицио, прошу тебя, прикоснись ко мне еще раз. Сделай это сам, потому что я не могу пошевелиться. Дотронься до меня. Снова. И снова.

Если бы мысль была материальна, эта комната уже была бы в огне.

Дотронься до меня. Фабрицио сжал ее руку. Он тяжело дышал, все тяжелее и тяжелее, пытался задержать дыхание, но ему требовалось хоть немного воздуха, чтобы жить. Кровь бурлила в теле Франчески. Что мне делать?

Но что ей мешало? Чужая сила, которой она противостояла до последнего вздоха, только бы не допустить соприкосновения?.. В той голубой комнате.

22

Дверь Франчески распахнулась.

Ее захватило потоком лавы. Дочери, вереща от возбуждения, набросились на нее, осыпали поцелуями, криками «мама, мама, мамуленька, мамочка моя», вихрь маленьких ручек, пытающихся обнять ее, пока она все еще стояла в дверном проеме (куда это ты собралась?), сжать ее крепко-крепко – сколько хватит сил у двух маленьких девочек, втолкнуть ее обратно в дом, с той же силой – какой силой? – втолкнуть ее обратно, туда, где она должна была находиться, поток поцелуев, еще один поцелуй, «поцелуй в губы моей мамы», поцелуйчи-ки, поцелуи с детской слюной, «хочу попробовать свою маму на вкус, я хочу почувствовать запах моей мамы, мама-мама-мамуленька моя», вихрь глазок, ручонок и этого запаха, который она не спутала бы ни с каким другим в мире, запах ее дочерей, плоть от ее плоти, кровь от ее крови, мама, Генерал, Психо, «я так тебя люблю, люблю тебя, я люблю тебя». Как наркотик, струящийся по венам, запах ее дочерей яростно боролся со всеми мыслями Франчески, с ее воспоминаниями о прошлой ночи, с ее волей. А она отчаянно сопротивлялась, обезумев от любви и одержимости, не желая вновь брать на себя опостылевшую власть материнства.

Прошлой ночью

Фабрицио был тут. Франческа должна была решить. Именно сейчас. Решить все. Взять эту руку. Или отстраниться. Это решение таило в себе все. Я хочу, я хочу, я хочу.

Я не могу пошевелиться, Фабрицио, помоги мне!

23

И пока ее дочери кричали от радости, бешеной радости, вокруг нее и внутри нее, Массимо стал еще одним порывом бури, которая подхватила ее и унесла против ее собственной воли. Он был средоточием этой бури. Может, он тоже кровь от ее крови? «Твой муж притворяется стихией, – голос дома пробивался сквозь весь этот гвалт. – Но он такой же человек, как и все остальные. И он тебе чужой, – дом помолчал, потом: – Как и остальные, а может быть, все, кроме одного».

Прошлой ночью

Неужели она слишком долго ждала в этой голубой комнате?

Солнце внезапно пробилось сквозь окно, не защищенное жалюзи. Наступил жестокий день. И в один присест проглотил ту бесконечную ночь.

Что мне делать? Я не хочу возвращаться домой. – Тебе пора домой. – Я не хочу возвращаться.

Ее тело было водой, и его тело тоже было водой. Нет, нет, я хочу остаться, я не хочу уходить!

Она не хотела. Она не хотела уходить.

Она ждала, что он что-нибудь сделает. Пусть берет на себя ответственность за все.

Фабрицио скользнул рукой по ее руке.

24

Массимо подошел, нежно посмотрел на нее.

– Не спросите маму, как она себя чувствует? Вы же помните, она была больна? – муж достал из чемодана бутылку вина. – Хочешь ты или нет, но сегодня вечером мы это выпьем.

И он принялся непринужденно расхаживать по дому, который только что сиял первозданной новизной, и рассказывать смешные случаи, которые произошли с ним и с его родителями, об их навязчивых идеях и о бесчисленных проделках девочек. Франческа была там, с ним, но на самом деле ее там не было.

– Мы вернулись раньше, видишь? Мы планировали уехать после обеда, но потом… – он провел рукой по волосам. – Я скучал по тебе, – он улыбнулся и прикоснулся к ней.

Прошлой ночью

Солнце с силой направило свои лучи в голубую комнату. Сначала прицел скользнул по руке Фабрицио, затем ослепительный свет ударил в их липа, в их разгоряченные тела. Свет, испепеляющий все.

Повернись к нему! Возьми его! У тебя еще есть время.

Тебе пора идти, Франческа. Уже день.

Я не хочу.

Иди.

Я не хочу.

Коснись его снова. Дай ему знать, что ты здесь.

Но она не могла пошевелиться.

Фабрицио, сделай это сам. Возьми меня. Пожалуйста, возьми меня, а я возьму тебя и…

Вместо этого она сказала:

– Будка Вито… открывается…

Рука Фабрицио остановилась.

Почему ты это сказала? Вернись. Сотри все. Сотри то, что ты сказала. Быстрее, Франческа!

Нет, Франческа, иди домой.

Нет. Останься!

Она собрала все мужество, которое у нее было, и приготовилась заговорить, когда он будто все понял и сказал:

– Сварить тебе кофе?

Нет, нет, нет, останови меня!

– Спасибо, но мне пора домой.

Франческа закусила губу. Фабрицио отдернул руку.

Почему ты это сказала? Потому что я не могу этого сделать! Пожалуйста, Фабрицио, останови меня, задержи здесь, рядом с тобой!

– Хорошо, – сказал Фабрицио.

Франческе пришлось встать. Она выскользнула из этой постели (нашей постели – что ты такое говоришь!).

Вышла из комнаты.

Я хочу остаться!

Она вышла из голубой комнаты.

Подожди. Он сейчас позовет тебя. Сейчас позовет и…

Она ждала минуту, час, всю жизнь, чтобы он позвал ее. Пожалуйста, предложи мне вернуться. Пожалуйста!

Сделай это сама. Вернись.

Но я не могу этого сделать! Фабрицио, предложи мне вернуться.

Ничего не произошло.

Иди домой, Франческа, уже очень поздно.

Фабрицио. Останови меня.

Она медленно шла к гостиной Фабрицио по коридору Фабрицио.

Виолончель смотрела на нее.

Фабрицио, позови меня.

Он не позвал.

Франческа забрала свои вещи, оделась, пошумела, чтобы он знал, что она все еще здесь, и направилась к входной двери. Медленно. Чтобы дать ему время.

Догони меня, Фабрицио. Попроси меня не уходить.

Она подождала.

Ничего.

Она открыла дверь так громко, как только могла. Обернулась. Но он не выглянул из спальни. Ни звука, ни движения.

Франческа переступила порог квартиры Фабрицио в половине восьмого утра в начале мая, уже не являясь собой и всем существом стремясь остаться в этом доме. Фабрицио. Она закрывала за собой дверь, когда услышала шум.

Вот и ты, наконец-то! Она была готова ко всему. Она нашла в себе мужество. Она наконец решилась. Я хочу.