Текст книги "Том 27. Письма 1900-1901"

Автор книги: Антон Чехов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 51 страниц)

…поговорим ~ когда буду в Москве. – Чехов уехал из Ялты в Москву 21 октября 1900 г.

Журавль скучает. – После исчезновения второго журавля (см. примечания к письму 3123 ^* ). О ялтинских журавлях Книппер вспоминала в заметке «Несколько слов об А. П. Чехове»: «По утрам Антон Павлович обыкновенно сиживал в саду и при нем всегдашние адъютанты – две собаки, дворняжки <…> и два журавля с подрезанными крыльями, которые были всегда около людей, но в руки не давались. Журавли эти были очень привязаны к Арсению – и дворнику и садовнику вместе, – очень тосковали, когда он отлучался. О возвращении Арсения из города весь дом знал по крику этих серых птиц и странным движениям, которыми они выражали свою радость – что-то вроде вальса» ( Переписка с Книппер, т. 1, стр. 35–36).

А где мне остановиться? В какой гостинице… – На этот вопрос Книппер отвечала в письме от 28 августа: «Ты меня спрашиваешь о гостинице? Но я думаю, ты остановишься у Маши. Ее жиличка, верно, не скоро приедет, и тебе будет отлично, и приятнее, чем в гостинице – права я? Сегодня доканчивали убирать Машину комнату. Я приколачивала занавески на окнах, т. е. скорее украшения для окон, полотеры вычистили полы, постлали ковры, и стало удивительно тепло и уютно».

Ты ходишь с Вишневским в оперетку? – Отклик на следующие строки письма Книппер: «Сейчас полночь, я вернулась из Эрмитажа (из нашего), где попробовала слушать оперетку, но кроме грубости, пошлости и вульгарности ничего не видела. И люди могут смеяться над этим – не могу этого понять и возмущаюсь. Мне сегодня не хотелось сидеть одной дома. Я уже насиделась за эти дни, тем более, что вчера мне нездоровилось и я лежала целый день одна. Днем сегодня репетировала, была у портнихи, навестила Евгению Мих., в 7 час<ов> зашла в театр за жалованием, посмотрела Штокмана немного и с Вишневским пошла в оперетку – приятный кавалер? Как ты думаешь? Там встретили Дмитрия Шенберга, посмотрели 1 1/2 акта, поглядели на гимнастов, и я, насытившись всеми прелестями и промерзнув, отправилась домой и села писать моему далекому милому человечку».

3127. В. Ф. КОМИССАРЖЕВСКОЙ

25 августа 1900 г.

Печатается по тексту: Письма, т. VI, стр. 92, где опубликовано впервые, по автографу. Нынешнее местонахождение автографа неизвестно.

Год устанавливается по письму В. Ф. Комиссаржевской без даты, с пометой Чехова: «1900.VIII», на которое он отвечает; Комиссаржевская ответила телеграммой от 3 сентября 1900 г. в письмом без даты («Вера Федоровна Комиссаржевская. Письма актрисы. Воспоминания о ней. Материалы». М. – Л., 1964, стр. 89–90).

Вы сердитесь, Вера Федоровна? Но что делать! – В начале августа Комиссаржевская приезжала на несколько дней в Ялту, где два раза встречалась с Чеховым. О своем впечатлении от первой встречи с Чеховым Комиссаржевская писала по отъезде из Ялты в письме от 9-12 августа: «Все-таки я рада, что видела Вас, Антон Павлович, что побыла в Гурзуфе, и хочу хоть в письме сказать Вам еще раз до свидания. „Все-таки“ я говорю еще потому, что мне жаль и непонятно, почему мы с Вами так мало говорили. Я не таким ждала Вас встретить. Мне казалось, что когда я Вас увижу, то закидаю вопросами, и сама скажу Вам хоть что-нибудь. Это не вышло. Вы были все время какой-то „спеленатый.“ А может быть, причина лежала во мне. Знаете, это ужасно странно, но мне все время было жаль Вас. Я совсем не умею ни разобраться в этом ясно, и тем более объяснить, но жаль, жаль до грусти. А еще что-то неуловимое было все время в Вас, чему я не верю, и казалось, вот-вот какое-то движение надо сделать и это неуловимое уйдет. А в результате очень много у меня к Вам хорошего чувства, и Вы за него дайте мне одно – будьте со мной всегда при всевозможных условиях искренни до конца. Понимаете, не откровенности я хочу, а искренности. Это не так легко, как кажется, – оттого я и прошу у Вас этого».

…я вырвал два снимка… – Во время первой встречи Чехова и Комиссаржевской в Ялте 3 августа Чехов подарил ей две свои фотографии. На одной из них сделал дарственную надпись: «Вере Федоровне Комиссаржевской на память об Ялте, 3 августа 1900 г., преданный ей Антон Чехов» ( ГЦТМ, воспроизведена в ЛН, т. 68, стр. 274); на другой: «Вере Федоровне Комиссаржевской 3-го августа, в бурный день, когда шумело море, от тихого Антона Чехова» ( ГЦТМ, воспроизведена в ПССП, т. 18, стр. 33). Во время второй встречи (между 7 и 9 августа) Комиссаржевская сфотографировалась, и в письме от 9-12 августа просила Чехова: «Пришлите карточки мои». В ответном письме (без даты) Комиссаржевская опять обращалась с просьбой: «Карточки мне нравятся. Вышлите мне по полдюжины каждой позы и напишите, что я должна. Нельзя ли ретушировать, чтобы я не казалась горбатой, где я в профиль».

Статья Боборыкина… – Отклик на следующую просьбу Комиссаржевской: «Напишите мне, в каких книжках „Русской мысли“ статья Боборыкина, о которой Вы мне говорили». Речь идет об очерках П. Д. Боборыкина «Вечный город. Итоги пережитого», которые печатались в «Русской мысли». Очерки посвящены описанию Рима как обширнейшего хранилища памятников античности и эпохи Возрождения, которое перемежается с бытовыми зарисовками современной автору Италии. В шестой книжке «Русской мысли» за 1900 г. помещена пятая глава очерков Боборыкина – «Ватикан в конце века», где и описывалась аудиенция у папы. Отдельным изданием книга Боборыкина «Вечный город. Итоги пережитого» вышла в Москве в 1903 г.

…здесь я не живу, а засыпаю… – А. А. Плещеев, описывая день, проведенный с Чеховым, приводит характерное высказывание писателя о Ялте: «Хорошо, красиво <…> даже в декабре встречаются такие чудные дни, как сегодня, хотя, конечно, бывает скучновато… однообразно. Разумеется, если приехать сюда, да ничего не делать… день, другой – и повесишься» (А. А. Плещеев. «Чеховский день». Отрывки из воспоминаний. – ИРЛИ, Р III, оп. 2, № 1565).

А пьесу все-таки пишу ~ пришлю Вам. – Комиссаржевская надеялась получить «Три сестры» для своего бенефиса. В ответной телеграмме она писала: «Благодарю за письмо, карточки. Пишу. Телеграфируйте, когда кончите. Нужно знать раньше для бенефиса».

В сентябре поеду в Москву… – Чехов выехал в Москву 21 октября.

Не сердитесь на меня! – В ответном письме Комиссаржевская писала: «Я на Вас не сержусь – это не то слово. Когда я думаю о Вашей жизни, как она течет сейчас, – у меня сердце сжимается. Хотелось послать Вам хотя грубый эскиз той картины, что может интересовать Вас, но, увы, во-первых, нет таланта, а во-вторых, круг моих занятий, впечатлений, встреч и так далее так заметно сужается, что страшно – не задушил бы он меня самое, это не так трудно, как кажется».

3128. М. П. ЧЕХОВОЙ

28 августа 1900 г.

Печатается по автографу ( ГБЛ). Впервые опубликовано: Записки ГБЛ, вып. 16, стр. 185.

Год устанавливается по письму М. П. Чеховой от 22 августа 1900 г., на которое Чехов отвечает; М. П. Чехова ответила 1 сентября ( Письма М. Чеховой, стр. 157–159).

…ты пишешь, чтобы я выслал денег… – В письме от 22 августа М. П. Чехова писала: «В четверг переезжаю <на новую квартиру>, нужно заключать контракт и платить за квартиру. Пришли, пожалуйста, мне денег, а то у меня мало. Комнату одну постараюсь сдать, если ты не приедешь до весны. Квартира № 7». Получив ответ и деньги, М. П. Чехова сообщала 1 сентября: «Сегодня, дорогой Антоша, я получила от тебя заказное письмо и страшно обрадовалась. Не деньгам, конечно, а твоему, хотя и очень тощему, но все-таки письму. За деньги очень благодарна, теперь я могу заплатить месяца за три вперед и быть покойной. Жилички у меня еще нет. Воронина пока не приехала».

У меня каждый день Ладыженский… – В ответном письме М. П. Чехова недоумевала: «Ты пишешь, что дней 10 назад приехал Ладыженский. Ведь он еще при мне приехал, за неделю до моего отъезда. Я думала, что он уже уехал».

Пьесу писать, конечно, нельзя. – «Три сестры».

3129. О. Л. КНИППЕР

30 августа 1900 г.

Печатается по автографу ( ГБЛ). Впервые опубликовано: Письма к Книппер, стр. 61–62.

Год устанавливается по почтовым штемпелям на конверте: Ялта. 31 VIII.1900; Москва. 2 IX.1900.

Ответ на письмо О. Л. Книппер от 24 августа 1900 г.; Книппер ответила 4 сентября ( Переписка с Книппер, т. 1, стр. 172–173 и 179–180).

…пишу пьесу ~ кончу ее теперь. – Об этом периоде работы Чехова над пьесой «Три сестры» К. С. Станиславский вспоминал: «…мы все время подзуживали его на то, чтобы он писал пьесу. Из его писем мы знали, что он пишет из военного быта, знали, что какой-то полк откуда-то куда-то уходит. Но догадаться по коротким, отрывочным фразам, в чем заключается сюжет пьесы, мы не могли. В письмах, как и в своих писаниях, он был скуп на слова. Эти отрывочные фразы, эти клочки его творческих мыслей мы оценили только впоследствии, когда уже узнали самую пьесу.

Ему или не писалось, или, напротив, пьеса была давно уже написана, и он не решался расстаться с ней и заставлял ее вылеживаться в своем столе, но он всячески оттягивал присылку этой пьесы. В виде отговорки он уверял нас, что на свете столько прекрасных пьес, что: – Надо же ставить Гауптмана, надо, чтобы Гауптман написал еще, а что он же не драматург, и т. д.

Все эти отговорки приводили нас в отчаяние, и мы писали умоляющие письма, чтобы он поскорее прислал пьесу, спасал театр и т. п. Мы сами не понимали тогда, что мы насилуем творчество большого художника» («А. П. Чехов в Художественном театре» – Станиславский, т. 5, стр. 348). Как и обещал Чехов, пьеса «Три сестры» была закончена вчерне в Ялте, до отъезда в Москву 21 октября 1900 г.

Ах, как мне мешают, если бы ты только знала!! – Письма Чехова из Ялты этих лет наполнены жалобами на гостей, которые мешают работать (ср. письма № 3122, 3123, 3124, 3136). О том же говорят многие воспоминания о Чехове. Так, И. Н. Альтшуллер вспоминал: «…Чехова считали долгом посетить съезжавшиеся <в Ялту> писатели и вообще люди, имевшие отношение к литературе и журналистике. И так как они отдыхали и делать им было нечего, то приходили часто и сидели подолгу. Среди них были люди Чехову приятные и близкие, с которыми ему было хорошо и которых он сам звал, а были и чуждые и несимпатичные, от которых отделаться он все-таки не мог <…> Кто к нему только не ходил, и по каким только делам! Фельдшер, долгое время присылавший ему для прочтения плоды своей безграмотной музы, приезжает специально в Ялту, чтобы посоветоваться, так как Чехов „тоже нашего медицинского персонала“. Знакомая владелица вновь открывающегося курорта является с просьбой написать для газет объявление такое, „чтобы действительно было замечательно“. И когда смущенный Антон Павлович клянется, что он никогда этим не занимался, она смеется и говорит: „Тоже, ей-богу, Вы скажете, самый замечательный писатель и вдруг не можете! Кто же этому поверит?“ Приходил учитель гурзуфской школы, молчаливый человек, просиживавший часами, покусывая свою бородку. Приходили посоветоваться, как устроиться получше, как устроить своих больных, приходили по выдуманным предлогам, так как в программу пребывания на южном берегу, кроме посещений Учан-Су, Ай-Петри, массандровских подвалов и прочих достопримечательностей, входил и визит к популярному писателю. И мешали ему работать, мешали думать, мешали быть одному. А отказать, защитить себя он не был в состоянии, не умел, и если не всегда был с такими посетителями слишком приветлив, то всегда внешне любезен и корректен» (И. Н. Альтшуллер. О Чехове. – Чехов в воспоминаниях, стр. 592–594). Несомненным, однако, является то, что, тяготясь подобными посещениями, Чехов не только не ограждал себя от них, что объяснялось отчасти его исключительной деликатностью, но то и дело настойчиво звал к себе в гости, нередко едва даже познакомившись с человеком. По-видимому, это объясняется его художественною потребностью наблюдать, изучать людей, обогащать себя впечатлениями. Эту особенность Чехова подчеркивал в своих воспоминаниях А. И. Куприн: «Бывали у него люди всех слоев, всех лагерей и оттенков. Несмотря на утомительность такого постоянного человеческого круговорота, тут было нечто и привлекательное для Чехова: он из первых рук, из первоисточников знакомился со всем, что делалось в данную минуту в России» (А. И. Куприн. «Памяти Чехова». – Там же, стр. 549).

3130. М. О. МЕНЬШИКОВУ

2 сентября 1900 г.

Печатается по подлиннику ( ЦГАЛИ). Впервые опубликовано: без даты – Чехов, изд. Атеней, стр. 132; с датой 2 или 3 сентября 1900 г. – ПССП, т. XVIII, стр. 384.

Телеграмма. Дата устанавливается по служебной помете на телеграфном бланке: «Принята 2» и по телеграмме М. О. Меньшикова от 1 сентября 1900 г. ( ГБЛ), на которую отвечает Чехов.

Повремените немножко… – В своей телеграмме Меньшиков выражал беспокойство по поводу отсутствия рассказа, который Чехов обещал написать для «Недели»: «Очень тревожимся. Нет рассказа». Вероятно, во время пребывания Меньшикова в Ялте в конце июля 1900 г. Чехов не только пообещал дать для «Недели» рассказ, но и рассказал его содержание и дал ему название «Калека». Об этом свидетельствует письмо Меньшикова к Чехову от 12 августа 1900 г.: «Дома я застал все по-старому. Редакция наша переехала на Фонтанку, и с балкона вид напоминает Венецию. Издатели наши просили передать Вам глубокую благодарность за Ваш прекрасный рассказ, которому единственно чего недостает – быть присланным для печати. В самом деле, что же с „калекой“? Жду не дождусь и уже начинаю тревожиться. У нас очень трудные времена – за деньги, за хорошие деньги не достать талантливых сотрудников, а отдавать старую „Неделю“ на съедение серой пишущей братьи – не хочется. Серьезно прошу, дорогой Антон Павлович, поддержите нас». В рукописях Чехова сохранилось начало рассказа «Калека», который так и не был завершен (см. т. 1 °Cочинений). Рассказ для «Недели» не был написан Чеховым.

3131. М. П. ЧЕХОВОЙ

2 сентября 1900 г.

Печатается по автографу ( ГБЛ). Впервые опубликовано: ПССП, т. XVIII, стр. 384.

Год устанавливается по ответному письму М. П. Чеховой от 5 сентября 1900 г. ( Письма М. Чеховой, стр. 159–160).

…кончу пьесу. – «Три сестры».

…надо дать ей пожить в Москве… – На это М. П. Чехова отвечала: «Теперь насчет мамаши. Конечно, отчего ей не приехать в Москву. Но если бы ты знал, как мне трудно было отвозить ее в Крым! Я в Москве в смысле хозяйства устроилась на студенческий лад, кровати совершенно нет, посуды тоже мало, все весной я отправила в Ялту. Хотя бы до половины октября она прожила в Крыму. Ведь польют дожди, начнут у нее ноги ломить, холодно, сыро. Комфорта такого, как у нас в Ялте, она нигде не найдет. И как будет грустно, если Рождество мне придется проводить не в Ялте, не в своей милой комнатке, я считаю ее своим настоящим домом. Если бы мать могла дотерпеть до половины декабря, когда я приеду? <…> После Рождества я взяла бы ее с собой в Москву до самой Пасхи. На Пасху привезла бы опять сама же обратно в Ялту <…> Как она поедет, кто будет ее сопровождать? На днях приедет Соня Малкиель в Ялту, быть может, она будет добра взять на себя эту обязанность? Она добрая девица. Она хотела побывать у вас проездом в Симеиз, где она будет жить недели три».

Ладыженский еще здесь. – См. примечания к письму 3128 ^* .

Вишневский на меня сердится?.. – Этот вопрос был вызван отсутствием писем от Вишневского (см. примечания к письму 3123 ^* ). По этому поводу М. П. Чехова писала 5 сентября: «Вишневского Гликеша <Г. Н. Федотова> протурила от себя, и он поглупел еще больше. Живет он теперь в номерах. Сердиться на тебя и не думает».

3132. А. Л. ВИШНЕВСКОМУ

5 сентября 1900 г.

Печатается по автографу ( ГБЛ). Впервые опубликовано (с датой 5 августа 1900 г.): Письма, т. VI, стр. 89–91.

Дата «5 авг.», поставленная Чеховым ошибочно, исправляется на основании письма Вишневского от 31 августа 1900 г. ( ГБЛ), на которое отвечает Чехов, и подтверждается содержанием письма: в начале августа Чехов лишь начал работу над пьесой «Три сестры» (см., например, письмо к Книппер от 14 августа) и сообщать, что «уже написал много», – не мог; в тот же день – 5 сентября – в письме к Книппер он повторяет то, что пишет и Вишневскому: что пьесу надо отложить до будущего сезона и что вскоре он собирается ехать в Москву.

Пьесу я пишу… – Отклик на следующие строки письма Вишневского: «Ждем с нетерпением пьесу Антона Чехова. Вы, наверное, слышали об этом модном писателе. Пьеса, на которой мы все и публика должны отдохнуть, т. к. оригинальной современной пьесы еще до сих пор нет, все играем переводные. Заранее можно предсказать пьесе Чехова громадный успех в Художественном театре, а автору больших авторских, ибо театр теперь вмещает 1500 р., и если играть пьесу в ноябре, то можно будет получить minimum 31 т<ысячу> авторских (без Петербурга потом). Надо было бы Антону Чехову поторопиться». О заинтересованности всего коллектива Художественного театра в скорейшем окончании работы Чехова над новой пьесой говорят и другие письма руководителей и артистов театра. Так, В. Э. Мейерхольд писал Чехову 4 сентября 1900 г.: «Неужели может случиться, что Вы не дадите нам Вашей пьесы в этом году?! Для меня это будет большое огорчение. Я все-таки, видите ли, рассчитываю получить рольку в Вашей пьесе. Сознаюсь. Уж очень тоскливо без дела, во-первых, а во-вторых, сыграть чеховского человека так же важно и интересно, как сыграть шекспировского Гамлета» (В. Э. Мейерхольд. Статьи, письма, речи, беседы, ч. I, стр. 80–81). Все это давало право позднее сказать Мейерхольду в «Докладе о репертуарном плане Государственного оперного театра имени К. С. Станиславского» 4 апреля 1939 г.: «…Художественный театр получил такого автора, как Чехов, общими усилиями театра. Что Вы думаете, Константин Сергеевич и Владимир Иванович привлекли его в театр? Нет, мы предъявляем наши права. Пусть что угодно пишут Владимир Иванович и Константин Сергеевич в своих воспоминаниях. Я тоже хочу написать свои воспоминания, но я ленив. Но я тоже предъявляю свои права, Ольга Леонардовна тоже предъявит свои права, Вишневский тоже предъявит свои права, Москвин и т. д., потому что все мы его тащили в театр, все мы его окружали такой заботой и так его обволакивали лаской, что он почувствовал, что он идет в свою среду» (там же, ч. II, стр. 476).

…пока я не в Москве, судить о ней не могу. – К. С. Станиславский писал в своих воспоминаниях: «…он никогда не умел критиковать своих пьес и с большим интересом и даже удивлением слушал мнения других. Что его больше всего поражало и с чем он до самой смерти примириться не мог, это с тем, что его „Три сестры“, а впоследствии „Вишневый сад“, – тяжелая драма русской жизни. Он был искренне убежден, что это была веселая комедия, почти водевиль. Я не помню, чтобы он с таким жаром отстаивал какое-нибудь другое свое мнение, как это, в том заседании, где он впервые услыхал такой отзыв о своей пьесе» («А. П. Чехов в Художественном театре». – Станиславский, т. 5, стр. 348–349).

Называется она «Три сестры» (как Вам уже известно)… – К этому времени название новой пьесы Чехова уже не было тайной, так как еще 31 июля 1900 г. в газете «Новости дня» (№ 6175) была помещена небольшая информация: «Новая пьеса А. П. Чехова, которую он пишет для Художественно-Общедоступного театра, будет называться, по слухам, „Три сестры“».

…для Вас приготовляю роль инспектора гимназии… – Чехов специально для Вишневского писал в пьесе «Три сестры» роль учителя гимназии Федора Ильича Кулыгина. Вероятно, первоначально Чехов думал его сделать инспектором гимназии.

Если пьеса не сгодится ~ переделаю… – О доработке «Трех сестер» см. примечания к письму 3184 ^* . Впервые пьеса была поставлена Московским Художественным театром 31 января 1901 г.

Завидую Вам, что Вы часто бываете ~ в бане. – Чехов имеет в виду следующие строки из письма Вишневского: «В настоящее время я устроился в меблированной ком<нате> „Тюрби“ на Неглинной. Комната у меня отличная, хотя плачу очень дорого, но зато большая, светлая, веселая, чистая, много воздуха, электрич<еское> освещение и, главное, рядом с банями, а без них я не могу жить. Когда будете в Москве, надеюсь осчастливите и пожалуйста ко мне в гости. На днях у меня было новоселье и пили чай: Марья Павловна, Ольга Леонар<довна> и Владимир Иванович; им мое помещение очень понравилось».

Пристрастие Вишневского каждый день ходить купаться в Сандуновские бани стало предметом одной из шуток Чехова, о которой позднее вспоминал К. С. Станиславский: «…Антон Павлович не мог смотреть без улыбки на А. Р. Артема и все говорил:

– Я же напишу для него пьесу. Он же непременно должен сидеть на берегу реки и удить рыбу…

И тут же выдумал и добавил:

– А Вишневский будет в купальне рядом мыться, плескаться и громко разговаривать…

И сам покатывался от такого сочетания» («А. П. Чехов в Художественном театре». – Станиславский, т. 5, стр. 352–353).

Я весь теперь покрыт рыбьей чешуей… – См. примечания к письму 3121 ^* .

Говорят, что Вы женитесь на Р. – Речь идет об актрисе Художественного театра М. Л. Роксановой (Петровской).

Сестра пишет, что у Вас очень хорошая квартира… – Это письмо М. П. Чеховой неизвестно.

3133. О. Л. КНИППЕР

5 сентября 1900 г.

Печатается по автографу ( ГБЛ). Впервые опубликовано: Письма к Книппер, стр. 62–63.

Ответ на письмо О. Л. Книппер от 28 августа 1900 г.; Книппер ответила 10 сентября ( Переписка с Книппер, т. 1, стр. 175–176 и 185–187).

…я только «Иванова» ставил у Корша тотчас же по написании… – Пьеса «Иванов» была закончена 5 октября 1887 г. и уже в тридцатых числах октября Чеховым было подписано условие с театром Ф. А. Корша на ее постановку. В конце октября начались репетиции, а 19 ноября состоялась первая постановка пьесы.

…начальница гимназии… – В. К. Харкеевич.

…видел Екатерину Николаевну… – Жену Вл. И. Немировича-Данченко.

На Мл. Дмитровке нет ни стола, ни постели… – В письме от 28 августа Книппер советовала Чехову остановиться в Москве у Марии Павловны (см. примечания к письму 3126 ^* ).

3134. М. П. ЧЕХОВОЙ

5 сентября 1900 г.

Печатается по автографу ( ГЛМ). Впервые опубликовано: ЛН, т. 68, стр. 232, с указанием на то, что год определен владельцем автографа И. М. Саркизовым-Серазини со слов М. П. Чеховой.

3135. О. Л. КНИППЕР

6 сентября 1900 г.

Печатается по автографу ( ГБЛ). Впервые опубликовано: Письма к Книппер, стр. 63–64.

Год устанавливается по почтовым штемпелям на конверте: Ялта. 6 IX.1900; Москва. 10 IX.1900.

О. Л. Книппер ответила 12 сентября 1900 г. ( Переписка с Книппер, т. 1, стр. 188–189).

Я приеду, когда кончатся у тебя репетиции и начнутся спектакли… – Весь август в Художественном театре шли интенсивные репетиции «Снегурочки» А. Н. Островского и пьесы Г. Ибсена «Когда мы, мертвые, пробуждаемся». Вначале О. Л. Книппер репетировала в «Снегурочке» роль Купавы. Однако затем К. С. Станиславский поручил ей роль Леля, которую она готовила со вторым составом исполнителей. О работе Книппер над ролью в пьесе Ибсена «Когда мы, мертвые, пробуждаемся» Вл. И. Немирович-Данченко писал Станиславскому 14 августа 1900 г.: «С Ольгой Леонардовной на второй репетиции сильно поцарапались. Начала упираться, соскакивая в рутину, тогда я поднял тон, чуть поссорились. Затем имел с ней разговор и сказал, что против ее волине позволю так мало работать, как она работала в прошлом году, потому что не хочу, чтоб у нас пропадала хорошая актриса. И потому буду придираться к ней, как черт. На другой же день задал ей такую репетицию, повторяя сценки раз по 12, да каждое слово, да каждое движение, что она потом говорила: „Задали вы мне сегодня гонку, я чуть не расплакалась!“ – „Зато, – я говорю, – вы в одну репетицию неузнаваемы“. (Кстати, Вам я должен сообщить этот маленький секрет: она мне сказала, что брак ее с Ант<оном> Павл<овичем> – дело решенное…Ай-ай-ай! Это, может быть, и не секрет, я не расспрашивал. Но она мне так сообщила: „После мамы Вам первому говорю“.)» ( Избранные письма, стр. 219). 21 августа Немирович-Данченко в письме Станиславскому выражал удовлетворение игрой Книппер в пьесе Ибсена: «У Ольги Леонардовны роль идет очень хорошо, и этих тонов она еще не показывала публике. Если она будет достаточно молодаи интересна, то сыграет прекрасно» (там же, стр. 223). Первым спектаклем в сезоне 1900 г. для Книппер были «Одинокие» Г. Гауптмана: 25 сентября она исполнила в пьесе роль Анны Map.

Я приеду ~ после 20-го сентября. – В ответном письме на это Книппер возражала: «Отчего ты хочешь приехать после 20-го, а не сейчас? Ведь тепло, хорошо, солнце греет. И писать тебе здесь будет интереснее, чем в твоей ялтинской ссылке».

3136. А. Б. ТАРАХОВСКОМУ

6 сентября 1900 г.

Печатается по автографу ( ГБЛ). Впервые опубликовано: отрывок – в статье А. Б. Тараховского «Письма А. П. Чехова» («Приазовский край», 1904, № 182, 11 июля, стр. 4); полностью – Письма, т. VI, стр. 93–94.

Ответ на письмо А. Б. Тараховского от 4 сентября 1900 г.; Тараховский, ответил 10 сентября ( ГБЛ).

…ничего не могу сделать для Вас. – Ответ на просьбу, содержавшуюся в письме Тараховского: «Я, жена и дети находимся в настоящее время в Балаклаве, куда нас послали для купанья и лечения виноградом. Произошло это следующим образом. 3 августа жена разрешилась от бремени девочкой, очень здоровой и крепкой. А через две недели девочка наша умерла <…> и это на всех нас, а на жену в особенности, произвело прямо убийственное впечатление. Все врачи советовали нам поскорее убраться на время из Таганрога, чтобы немного рассеять сильно потрясенную и физически и нравственно жену. Зная, что в Ялте мне нельзя жить как еврею, мы избрали Балаклаву и приехали сюда. Но здесь совсем ничего хорошего нет. Холодно, сыро, дожди, постоянный ветер. О купанье не может быть и речи, и кроме того полное неблагоустройство и скука. И мы решили уехать отсюда. Но куда? Вот почему я и решился, уважаемый Антон Павлович, беспокоить Вас. Не знаете ли Вы, как строго преследуется на Южном берегу Крыма (Ялта, Алушта, Гурзуф, Симеиз и пр.) приезд евреев для лечения, и нельзя ли как-нибудь устроить, чтобы я мог прожить там около месяца. Жена, как врач, имеет право жительства повсюду, следовательно, вопрос только обо мне. В Таганроге благодаря знакомству мне нередко удавалось это устраивать, но может быть в Ялте, особенно теперь, по случаю приезда государя, об этом нельзя и думать. Во всяком случае, я очень прошу Вас сообщить мне, как быть? Здесь ужасная тоска, а ехать обратно в Таганрог не хотелось бы. Мы здесь с 31 августа, и за все время не было ни одного теплого дня. <…> Прошу еще раз простить, что я беспокою Вас, но уж слишком несимпатична мне Балаклава, и если без особых затруднений Вам удалось бы исполнить мою просьбу, Вы оказали бы нам величайшую помощь».

…с полицейским начальством незнаком… – На это Тараховский отвечал 10 сентября: «Простите, что обеспокоил Вас, и прекратите хлопоты, если уже начали. Я хорошо знаю, как неприятно вести с полицией переговоры на такую неприятную и щекотливую тему, и обратился к Вам с просьбой только потому, что первые дни в Балаклаве были ужасны. Я чувствовал себя здесь в какой-то мрачной, мокрой яме, но теперь стало довольно недурно, и я даже купаюсь в море. Дети начинают загорать и крепнуть. Они и жена принимают теплые морские ванны и едят виноград. Вообще кое-как устроились».

3137. О. Л. КНИППЕР

8 сентября 1900 г.

Печатается по автографу ( ГБЛ). Впервые опубликовано: Письма к Книппер, стр. 64–65.

Год устанавливается по почтовым штемпелям на конверте: Ялта. 8 IX.1900; Москва. 12 IX.1900.

Ответ на письмо О. Л. Книппер от 4 сентября 1900 г.; Книппер ответила 12 сентября ( Переписка с Книппер, т. 1, стр. 179–180 и 188–189).

…20 сентября я выеду в Москву и пробуду там до 1 октября. – Чехов выехал из Ялты в Москву 21 октября и пробыл там до 11 декабря 1900 г.

Писать или переписывать начисто? – О работе Чехова над пьесой «Три сестры» в Москве см. примечания к письмам 3129 ^* , 3132 ^* .

Получил сейчас письмо от Маркса: пишет, что пьесы мои выйдут в свет через 10 дней. – В письме от 2 сентября 1900 г. А. Ф. Маркс сообщал Чехову, что седьмой том собрания сочинений («Пьесы») «выйдет уже дней через десять». Однако этот том в издании А. Ф. Маркса вышел из печати лишь в середине января 1901 г.

Пишет Горький пьесу или не пишет? – Интерес к работе М. Горького над его первым драматургическим произведением был огромен. Его пьесу ждал не только Художественный театр, но и вся читающая Россия. Все центральные русские газеты печатали в это время информации о ходе работы Горького над пьесой. Эти сообщения, отражая процесс работы Горького над пьесой, дают представление о первой редакции горьковских «Мещан», затем в корне переработанных. Так, газета «Новости дня» (1900, № 6211, 5(18) сентября), в отделе «Театр и музыка» писала: «Хотя и неоконченная в подробностях, пьеса г. Горького, тем не менее, почти готова. Ее содержание взято из мещанской захолустной жизни. Название пьесы, вероятно, будет носить сходное с романом Писемского, а именно: „Мещане“, хотя в сюжете нет ни малейшего сходства. Г. Горький недавно очень своеобразно выразился относительно своей пьесы. „Странное дело! – говорил он, – напустил я в свою пьесу одиннадцать человек, и не я ими, а они распоряжаются мною и живут сами по себе. Вот стоят двое, говорят и делают свое дело. Вдруг является третий. И они опять втроем говорят и действуют, как им удобнее“. Такого рода непринужденное, невымученное творчество заставляет ожидать многого от новой пьесы.

Г. Горький теперь в Москве; на днях он уезжает, чтобы в уединении окончательно обработать пьесу, и к 20-му числу обещает вручить ее дирекции».

Эта же газета 11 сентября (№ 6217) поместила на своих страницах большую анонимную статью «Пьеса Горького». Но уже в конце сентября стало ясно, что «Мещане» не будут закончены в ближайшее время и Художественный театр вряд ли сможет приступить к постановке этой пьесы в текущем театральном сезоне. Об этом информировали своих читателей многие газеты уже в 20-х числах сентября. Так, газета «Русские ведомости» (1900, № 69, 27 сентября) в отделе «Театр и музыка» писала: «Еще неизвестно, появится ли новое произведение талантливого беллетриста на сцене Художественно– Общедоступного театра в этом сезоне. Что касается новой пьесы А. П. Чехова, предполагаемой к постановке на той же сцене и также не в далеком будущем, то она пока еще не закончена автором».

Пьесу «Мещане» Горький закончил только в 1902 г., в этом же году она была поставлена на сцене Художественного театра. О Горьком Книппер сообщала Чехову в письме от 4 сентября: «Знаешь, здесь Горький и Сулержицкий. Много говорим о тебе, и даже очень много. Горький сидит у нас на репетициях, слезы льет от умиления. Третьего дня он обедал у нас, очаровал всех, много рассказывал, говорил много о себе, говорил, как летом читал крестьянам твой рассказ „В овраге“ и какое было сильное впечатление. Горький даже вскочил и прослезился при воспоминании. И с каким любопытством и любовью крестьяне смотрели на твою фотографию, и как всхлипывали при чтении. А читал он на берегу Псла в лесу – красиво? <…> Сегодня Горький, Лев Ант<онович> в 5 час. пьют чай у Маши, и я сейчас туда иду; Мейерхольд тоже там будет…»