Текст книги "Сплошной разврат"
Автор книги: Анна Малышева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)
– И вас не смущает, что я всю свою журналистскую жизнь специализировалась на криминальной проблематике? И ни о чем другом никогда не писала?
– Нет, не смущает, – ответил Трошкин. – К тому же сейчас-то вы пишете о политике, не так ли? Думаю, вам полезно будет познакомиться с деятельностью политического фонда.
Я поняла, что уже ничего не понимаю. Так он знает, что я – это я?!
– Простите, – растерянно пролепетала я, – вы случайно не знаете, как меня зовут?
Согласитесь, не хилый вопрос. Кого угодно можно поставить в тупик. Конечно, я хотела спросить по-другому, но от волнения не смогла нормально сформулировать. Впрочем, вопрос: «Кто я?» тоже прозвучал бы диковато.
Надо отдать Трошкину должное – он не испугался, а сочувственно взял меня за руку и спросил:
– Забыли? Вот беда. Вас зовут Саша. Фамилия – Митина. Вам двадцать семь. Работаете политическим обозревателем «Вечернего курьера». Что-нибудь еще?
– Достаточно. Большая книга? – слабым голосом уточнила я.
– Восемь авторских листов. Две тысячи – аванс, остальное – после сдачи рукописи. Всего десять тысяч. Долларов, разумеется. Вы согласны?
– А можно без аванса? – жалобно попросила я. – Вдруг работа не пойдет? Дело для меня новое, незнакомое…
– Нет, нельзя, – отрезал Трошкин. – Не пойдет – вернете деньги.
И он тут же выложил на стол пачку стодолларовых банкнот.
Я взяла деньги, положила в сумочку и растерянно оглянулась по сторонам, что совершенно естественно – когда совершают дурной поступок, всегда пугливо озираются. Первым, кого я увидела, оказался Леонид, и сказать, что он бесстрастно наблюдал за мной, значило бы гнусно соврать. Его большие глаза увеличились как минимум вдвое и переместились на лоб, а мне страшно захотелось показать ему язык: вот, дорогой мой, как надо работать. А потом я увидела блондинку, с которой Трошкин недавно прогуливался по аллее, и задор мой мгновенно улетучился. Она расположилась за столиком в другом «тихом уголке» ресторана и смотрела на меня с такой нескрываемой ненавистью, что жуть брала.
– Спасибо, я, наверное, вам надоела, – сказала я. – Детали совместной работы мы обсудим… ну, завтра, например.
– Нет-нет, Сашенька! – Трошкин пылко схватил меня за локоть. – Вечер только начинается, не уходите. Вот уже и ужин разносят.
У меня вдруг возникло неприятное ощущение, что он затеял со мной какую-то не совсем честную игру и, возможно, даже знает об истинной цели моего приезда в «Рощу». Хотя откуда?
В зал ресторана вошел мой главный редактор Юрий Сергеевич Мохов, чем я не замедлила воспользоваться. Испуганно вскочив из-за стола, я протараторила:
– Ой, начальство, сейчас ругаться будет, он мне столько всего напоручал…
– Работа есть работа, – вздохнул Трошкин. – Но я вас жду.
– Конечно-конечно.
Юрий Сергеевич помахал мне рукой, и я побежала к нему.
– Прекрасно выглядишь, – с удовольствием похвалил он, – я никогда не видел тебя в вечернем платье. Все джинсы да майки.
– Да, мне уже говорили…
– Ну вот. Как твои разведделишки? – Он понизил голос и подмигнул мне.
– Нормально. Юрий Сергеевич, а вы никому не говорили о том, зачем я сюда приперлась?
– Да ты что? Ты за кого меня принимаешь? – обиделся главный.
– А вас кто-нибудь спрашивал обо мне?
– Еще как! – Юрий Сергеевич хитро прищурился. – И знаешь, что странно – сплошь мужики. Кто ты, да что ты, да как тебе понравиться. А где твой напарник?
Я глазами показала на Леонида, развалившегося у барной стойки.
– Вон тот красавец? – Мохов удивился. – Поди ж ты, какие сыщики пошли выразительные. Теперь я понимаю, почему ты все время в свой МУР шастаешь. Хорош парень, ничего не скажешь. Тебе помощь моя нужна?
– Да, сделайте, пожалуйста, вид, что вы с ним знакомы. По легенде он – выдающийся политтехнолог, специалист по черному пиару, зовут его Гений Манукян.
Мохов расхохотался:
– Ты придумала? Молодец.
– Он изображает недоступного жлоба, отказался дать мне интервью, ой, кстати, это интервью вы же от меня и требуете.
– Понял. Ну, смотри теперь, как я вольюсь в ваше тайное общество. Гений! – заорал Юрий Сергеевич на весь зал. – Дружище! Старый затворник в таком многолюдном месте! Мне говорили, что ты приедешь, а я все не верил. Это правда ты?
Леонид важно кивнул.
– Все плетешь свои грязные интриги? – продолжал орать Мохов. – По-прежнему ничего святого?
Леонид слегка надулся, но ответил тоже громко, работая на всю аудиторию:
– Святого вообще ничего нет. Это поповские выдумки.
– Нет святого? Беда. Твоими стараниями, наверное.
Юрий Сергеевич заметил какого-то своего знакомого и пошел к нему. А я повернулась к столику Трошкина, нет, не для того, чтобы вернуться туда, а так, из любопытства: ждут ли меня, надеются ли?
Меня не ждали. Напротив Трошкина сидела Татьяна Эдуардовна Ценз, и, судя по лицам обоих, разговор у них был не самый приятный. Я бы назвала его разборкой, потому что еще не вполне отвыкла от лексики уголовно-милицейского мира.
Стоять посреди зала и таращиться на Трошкина и Ценз мне не позволило воспитание. Гораздо приличнее – спрятаться и подсматривать, что я и сделала, прислонившись к колонне и высунув из-за нее нос и правый глаз. Татьяна Эдуардовна явно предъявляла Трошкину претензии, она что-то рассерженно ему выговаривала, а он, судя по лицу, оправдывался и все время пытался взять ее за руку. Руку она раздраженно вырывала и продолжала ругаться. Судя по тому, что Трошкин все время отрицательно мотал головой, Татьяне Эдуардовне пока не удавалось его убедить.
– Подсматривать нехорошо, – сказал кто-то у меня за спиной.
– Кто это вам сказал такую глупость? – ответила я и только потом обернулась. Передо мной стоял улыбающийся Вадим Сергеевич Иратов собственной персоной. Нет, сегодня мне определенно везет. А это не к добру.
– Да кто подсматривает? – начала я оправдываться. – Так просто – наблюдаю.
– Переживаете, что ваше место занято? – Иратов сделал вид, что сочувственно вздыхает.
– Нет. Просто я забыла на столе свои сигареты, хотела подойти и взять, но люди уже разговаривают, неудобно перебивать, – объяснила я.
– Как вы выживаете с таким чувством такта в наше грубое время? – Иратов смеялся надо мной, и правильно делал. Смех продлевает жизнь и облегчает взаимопонимание.
– Плохо живу. Хочу курить, а не могу.
– Придется бросать, – посоветовал Иратов. – Насколько я знаю Таню, она не разожмет челюстей до тех пор, пока от Сашки не останется кучка обглоданных косточек. Так что шансы ваши равны нулю.
– Не преувеличивайте. – Я махнула рукой в сторону холла. – Сигареты можно купить в ларьке.
– Я не о шансах покурить, – сказал Иратов, – я о более серьезных вещах.
– О каких?
– О Трошкине и о тех шансах, которые появились у вас после знакомства с ним. – Иратов перешел на доверительный тон.
– Вы полагаете, что они появились? Вместе с Александром Дмитриевичем Трошкиным? – изумилась я.
– В каком-то смысле… – промямлил Иратов. – То есть… не знаю, как сказать…
– Скажите правду, – с мольбой попросила я. – Вы что-то знаете, я вижу. Он что, завещал мне все свое огромное состояние? Или хотя бы часть его? Знаете, мне бы хватило и части.
Иратов смутился.
– Я полагал… – начал оправдываться он, – то есть мне показалось, когда вы с ним сейчас беседовали…
– А-а, – я окинула Иратова строгим взглядом, – так вы подсматривали?
– Наблюдал, – поправил меня он, и мы оба рассмеялись. – Впрочем, ерунда, извините меня, девушка, я не хотел вас обидеть.
– Вы меня ничуть не обидели, Вадим Сергеевич. Только не называйте меня девушкой, я этого терпеть не могу. Зовут меня Александра.
– Очень приятно. Позвольте, Александра, вам помочь. Готов рискнуть собой и принести ваши сигареты. Но если меня растерзают там, – он ткнул пальцем в сторону Трошкина и Ценз, – то…
– …клянусь заменить вас на посту губернатора Красногорского края, – пообещала я.
– Вот спасибо. Тронут. Если вас не смущает, конечно, что я не губернатор.
– Пустяки, дело наживное, каких-то несколько месяцев…
– Только не сглазьте, – строго прервал меня Иратов. – Пойду. Послушать, о чем они там ругаются?
Он явно проверял меня на моральную устойчивость.
– Ни в коем случае! – горячо запротестовала я. – Подслушивать нехорошо.
– Самому интересно, – жалобно вздохнул он.
– Тогда… Если вас не затруднит, – согласилась я.
Иратов смело направился в «тихий уголок» и очень быстро пожалел о своем безрассудстве. На него набросились оба – и Трошкин, и Ценз. Вадим Сергеевич пытался обороняться, объяснял что-то, размахивал моими сигаретами, но разъяренная парочка просто-напросто прогнала его от стола, а Ценз еще кричала что-то вслед.
– Курите теперь, – приказал Иратов, протягивая мне сигареты. – Хочу увидеть, что пострадал не зря.
– Конечно, закурю. – Я вовсе не собиралась позволять ему переваливать всю ответственность на меня. – Впрочем, не так уж сильно вы пострадали. Они вас все-таки не били, а только орали.
– Ну, знаете, – обиделся Иратов, – и наглая же вы девица. Или девицей вас тоже нельзя называть, как и девушкой?
– Нет, против девицы я ничего не имею, – успокоила его я. – Но вы не правы. Это типичная манера наших политиков – сваливать с больной головы на здоровую.
– Это у меня больная?!
– Не у меня же. Рассудите здраво – вы сами вызвались совершить добрый поступок. Странно, учитывая ваш статус, но факт. Самое удивительное, что добрый поступок вы действительно совершили, за что спасибо большое. Да, прошло не очень гладко, и первое, что вы делаете, – наезжаете на меня. Впрочем, я вас не виню, вы же не по злобе, Вадим Сергеевич, просто рефлексы берут свое.
Иратов расхохотался:
– Ладно-ладно, пошли ужинать. В вашей наглости, Александра, есть своя изюминка.
– Вы приглашаете меня на ужин? – обрадовалась я.
– Правильнее было бы сказать, что всех здесь присутствующих, а значит, и нас с вами, пригласил на ужин нынешний губернатор Красногорского края. Но в рамках его глобальных благодеяний я вполне могу позволить пригласить вас к нашему столику. Заодно познакомлю вас с женой.
– С удовольствием.
За столиком, который облюбовал себе Иратов, уже сидела его жена Людмила. Мне она мило кивнула, произнесла две дежурные фразы и тут же, оставив светские условности, набросилась на мужа:
– Вадь, твой Алешин – просто сволочь. Он спаивает Светку, а ты ведь знаешь, какая она, когда выпьет. Как будто по-другому нельзя завоевать расположение женщины? Интеллигентные люди, называется! Напоить до бесчувствия и изнасиловать – больше ничего и не умеют. Ты должен вмешаться!
– Не преувеличивай. Умеют еще кое-что. – Иратов уселся за стол. – И как, по-твоему, я должен вмешаться? Подойти и сказать: «Света, не пей» или «Леша, не наливай Свете спиртного». Так? А потом проводить их в номер и прочитать Леше лекцию на тему общественной нравственности: «Нехорошо, мой друг, трогать пьяную женщину руками, наберись терпения, дождись, когда она протрезвеет, и уж тогда…»
– Я знаю, ты Свету не любишь, – уже более миролюбиво заговорила Людмила, – но позволять так с ней обращаться…
– А как он с ней обращается? Развлекает, анекдоты рассказывает, комплименты делает. И хватит о ней. У нас за столом гостья, девуш… пардон, девица Александра, давай не будем грузить ее проблемами твоей Светки. Они у меня вот где.
Иратов провел ребром ладони себе по горлу и цепко ухватил за край пиджака пробегавшего мимо официанта:
– Голубчик, что у нас на горячее?
Официант остановился как вкопанный, мне показалось, что он с трудом сдержался, чтобы не отдать честь, и радостно отрапортовал:
– Шашлык из осетрины, свинина, запеченная с грибами, мясо в горшочках по-домашнему и стейк из семги.
– Мне – стейк, – попросила Людмила.
– Мне – тоже, – сказала я.
– А мне, дорогой, свининку.
– Пять минут! – бодро крикнул официант, щелкнул каблуками и умчался. Людмила, наконец, обратила на меня внимание:
– Саша, а вы, оказывается, знакомы с моим мужем?
– Уже да, – скромно потупилась я. – Он помог мне вызволить пачку сигарет со столика Трошкина, вот во время этой опасной операции мы и познакомились. Ваш муж – герой.
– Иногда, – согласилась Людмила. – А зачем Трошкину понадобились ваши сигареты? Он же не курит.
– Наверное, угощать друзей, – предположила я.
– Да, похоже на правду. – Видимо, Людмила недолюбливала Александра Дмитриевича Трошкина. – И что, он прям-таки украл у вас сигареты?
– Злее бабы зверя нет, – укоризненно произнес Иратов. – Ну что тебе Сашка сделал? Александра просто забыла свои сигареты у него на столе во время переговоров, а потом, когда спохватилась, там уже окопалась Танюша Ценз. Она вцепилась Сашке в горло, а девица Александра боится крови. Пришлось идти мне. Вот и вся история.
Людмила повернулась ко мне и внимательнейшим образом осмотрела с ног до головы.
– Да, вы должны ему нравиться, – подвела она итог осмотру. – Но мой вам совет – держитесь подальше от Трошкина. Он – опасный человек. Я понимаю Таню и не осуждаю ее, он поступил с ней подло. А Свете просто жизнь сломал. Просто сломал.
– Что за бред! – повысил голос Иратов.
– Не перебивай. – Людмила махнула на него рукой. – Саша, если он и к вам подбирается, будьте осторожны. Он – хитрый лис, умеет найти подход, охмурить и все такое. Не верьте ему! Он за Светой гонялся три месяца. Три! И так, и эдак. Она вела себя стойко.
– Ну, конечно! – усмехнулся Иратов.
– Да! Да! – набросилась на него Людмила. – Я лучше знаю, я ее близкая подруга.
– И чем же он жизнь ей сломал? – поинтересовался Иратов. – Ломиком? Насколько я знаю, она была всем довольна.
– Вот именно – была! – закричала Людмила. – А сегодня он позвал ее к себе и понес какую-ту ахинею. Мол, он собирается участвовать в выборах, к нему будет приковано общественное внимание. Можно подумать, оно сейчас к нему не приковано! Короче, ему следует блюсти моральный облик. То есть, как он сказал, им надо расстаться до конца выборов.
– Что-то я ничего не понимаю, – нахмурился Иратов, – в каких выборах он решил поучаствовать? Он же обещал возглавить мой избирательный штаб.
– Значит, у него нашлись дела поважнее, – ехидно усмехнулась Людмила. – Себя-то он любит больше, чем тебя и все остальное человечество, вместе взятое.
– Так вопрос не стоял, – принялся выгораживать Трошкина Иратов. – Да я бы и не согласился, чтобы он принес мне в жертву свою политическую карьеру. Наверное, он собрался на думские выборы, и правильно, флаг ему в руки.
– По самое древко, – добавила Людмила.
Иратов поморщился:
– И правильно он Светку отшил. Журналисты, вот Саша не даст соврать, всюду пролезут. Вон они сидят в углу и глазами зыркают. Все видят. Все замечают. А Светка, дай бог ей здоровья, вряд ли может украсить имидж кандидата в депутаты.
– Это почему же?! – взвизгнула Людмила. – Почему? Ты же всегда отдавал ей должное.
– Ей попробуй не отдай, – пробормотал себе под нос Иратов.
– Молодая деловая женщина, всего в жизни добилась сама…
Иратов выразительно закатил глаза:
– Люд, ты только не доводи свою дружескую любовь до абсурда. Светка твоя – стерва, карьеристка, каких мало, по трупам пойдет к светлой цели, а с тобой она такая милашка, потому что ты ей никогда ни в чем не мешала. Ты спроси о ней у Элеоноры Симкиной, она тебе расскажет.
– Нормальная конкуренция, – несколько поутихнув, буркнула Людмила. – Симкина устарела, журнал не развивает, топчется на месте, все об одном и том же – рожа, кожа, секс, как удержать мужчину. Света имеет полное право занять ее место.
– О-о, узнаю знакомые речи, – скривился Иратов. – Где их Светка только не толкала. А что касается прогрессивных взглядов твоей дорогой подружки, то не они, поверь, стали причиной ее стремительного роста. Скорее, помогли ее женские прелести.
– Неправда! – закричала Людмила. – Неправда! Ты сам говорил, что Света – талантливый журналист и неплохой организатор.
– А также привлекательная женщина, – миролюбиво добавил Иратов.
– На что ты намекаешь? – грозно спросила Людмила.
– Разве я сказал что-то обидное? Или она настолько американизировалась, что нормальные человеческие комплименты уже вызывают у нее феминистический протест? Я намекаю на то, что Нора Симкина ничего плохого не сделала их американскому шефу, не помню, как его – Билл или Джон. Жили три года душа в душу, журнал «Секс-мода» набирал обороты, тираж рос, тетки пищали от восторга. И вдруг – на тебе, Симкина оказалась устаревшей. И, подумай, какое совпадение, за две недели до стремительного устаревания Норы наша Светка проходила стажировку в Нью-Йорке под личным, так сказать, руководством их общего американского начальника, Билла, кажется.
– Неправда, – Людмила продолжала протестовать, но с уже меньшим пылом. – То есть правда, но дело в том, что она за это время смогла убедить его, что журнал нужно делать по-другому.
– Так и я о том же, – Иратов подмигнул мне. – Даже если бы я не был в Нью-Йорке в последние дни Светкиной стажировки, извини за выражение, я бы и то догадался, что к чему. А тут и голову ломать не пришлось. Выхожу в коридор нашей гостиницы в пятом часу утра из Сережиного номера, где мы преферансом утешались, и вижу, как американский их начальник, этот Джон, выползает из Светкиной комнаты. Нам-то не спалось, потому что разница во времени девять часов, а им… Наверняка обсуждали новую концепцию журнала.
У меня возникло ощущение, что Иратов не случайно рассказывает столь интимные подробности о загадочной Светке в моем присутствии. Зачем?
– А кем она работает в «Секс-моде»? – не выдержала я.
– Кто? – недовольно спросила Людмила.
– Светлана.
– А почему вас это интересует? – Людмила уставилась на меня так, как будто я спросила о чем-то совершенно запретном.
– Да нет, не то чтобы интересует, просто вы говорили о ней… – Я замялась и, кажется, покраснела.
– Саша, – Иратов прижал руку жены к столу и быстро перевел разговор на другую тему, – а почему вы пошли в журналисты? Знаете, еще лет десять назад я бы понял, но сейчас эта профессия на нуле, если не в минусе.
– Конечно, из-за денег, – потупившись, ответила я. – Других стимулов нет.
Иратов удивленно вскинул брови:
– Но деньги можно зарабатывать и другим путем, менее… менее…
– Мерзким? Да, так вы хотели выразиться?
– Нет, зачем же. – Иратов смутился.
– Вы правы. Профессия действительно мерзкая. Но ведь существует мнение, что добра и зла в мире всегда одно и то же количество. Значит, кто-то должен заниматься гадкими делами. Журналисты, например. Вот так. Нас не любят, и правильно делают. Нас называют шакалами, папа, извините, рацами, борзописцами и прочими ругательными кличками. Обстановка полного душевного дискомфорта. Только деньги могут компенсировать такое времяпрепровождение.
Иратов на протяжении всей этой идиотической речи смотрел на меня внимательно, был серьезен и все время кивал, своим мыслям, очевидно. А вот жена его меня совсем не слушала, а откровенно пялилась на кого-то, находящегося за моей спиной. Подсматривать затылком я еще не научилась, и мне пришлось предпринять хитрый маневр.
– Пересяду, чтобы не обкуривать вас, – заботливо сказала я и развернула свой стул на сто восемьдесят градусов. Взору моему открылась забавная картина – блондинка, как я только что узнала, по имени Светлана, сидела за тем же столиком, что и раньше, только в обнимку с высоким симпатичным дядькой, в котором я без труда узнала редактора еженедельника «Политика» Алексея Алешина, благо Вася показал мне его по телевизору сегодня днем. Блондинка Светлана не могла похвастаться ни координацией движений, ни осмысленным выражением лица, так как и то, и другое начисто отсутствовало. Она мутно таращилась на Алешина, время от времени заливалась идиотским смехом и примерно раз в минуту роняла свою тяжелую голову ему на грудь.
Наблюдать за тем, как «сволочь Алешин» спаивает «бедную Светку» с целью грязных домогательств, было интересно. Кроме того, мне очень хотелось узнать, кто такая Светка. Слова Иратова о том, что она обожает ходить по трупам, меня насторожили, ведь всего полчаса назад она испепеляла меня злобным взглядом. Того и гляди, начну вздрагивать и заикаться.
Иратовы между тем принялись обсуждать семейные проблемы, что-то там про тещу и старшего сына, и я, быстро доев рыбку, сочла за благо удалиться, сославшись на срочные дела.
Оглядев зал, я отметила, что публика заметно расслабилась, движения людей стали свободнее и мягче, а животы – круглее и плотнее. Трошкин закончил, наконец, беседовать с Татьяной Эдуардовной, и теперь они сидели набычившись и смотрели друг на друга неприязненно, но не расходились. Леонид один занимал столик, накрытый на четверых, и уплетал мясо. Судя по его лоснящемуся лицу, порцию третью или четвертую.
Я тихо подошла к нему и ласково прошептала:
– Зайка моя, я твой капустный листик.
Леонид вздрогнул, подавился и тяжело закашлялся.
– Поганка! Зачем ты так себя ведешь? – прохрипел он. – Тебе же запретили хулиганить.
– Леня, по официальной версии я гоняюсь за тобой давно, и никто не удивится, увидев нас за одним столом. Давай обменяемся впечатлениями. Ты по-прежнему можешь корчить важные рожи, а я – плаксивые. Итак, я уже много чего наслушалась, но хоть убей, к убийству ничего пришить не удается.
– Та же фигня, – кивнул Леонид, имея в виду собственные наблюдения.
– Но все же мне интересно, кто та пьяная блондинка по имени Светлана?
– Зачем тебе? – насторожился Леонид. – Вот уж кто тут не похож на убийцу, так это она. Я видел, сколько она выпила. В таком состоянии на дело не ходят.
– Она меня обижа-ает! – заныла я. – Я ее боюсь.
– Перестань, – оборвал меня Леонид. – Не кривляйся.
– Ладно. Но вокруг нее тут бурлят страсти-мордасти, и наш Иратов тоже в них участвует. А его жена и подавно. Блондинка, судя по всему, редкая интриганка, служит в журнале «Секс-мода» и подсиживает там же свою начальницу путем оказания интимных услуг американскому хозяину журнала.
– О-о-очень интересно, – издевательски протянул Леонид. – Занимаешься какой-то ерундой, следишь за пьяными в дугу бабами. Василий тебя не одобрит. Кстати, пока ты здесь меня допрашиваешь, твоя блондинка вместе со своим кавалером удалилась в неизвестном направлении.
– Вот и славно, пусть присматривают друг за другом. А ты что же, много больше моего сумел разнюхать?
– Да уж немало. Слушал разговоры, работал, все уши истрепал, – похвастался Леонид. – Ладно, ты слишком долго тут отсвечиваешь. Не дам тебе интервью, и все. Уходи.
– Ну и подавись, жлобяра, – попрощалась я, и Леонид действительно еще раз подавился. Уходя, я долго наслаждалась его злобным кашлем.
Вечер заканчивался, зал пустел, и я, пока не поздно, решила примкнуть к коллегам-журналистам и послушать местные сплетни в их исполнении. За столиком с табличкой «пресса» сидели пятеро понурых и уже нетрезвых представителей СМИ.
– Надо же, и мы дождались, – мрачно прокомментировала мое появление у их столика Дуня Квадратная – обозреватель алешинского еженедельника.
На самом деле Дуню звали Леной, а фамилия ее была не Квадратная, а Северская. Мы учились на одном курсе, правда в разных группах. Толстое, неуклюжее, нелепое создание, с сорок вторым размером ноги и походкой бывалого моряка, Лена очень страдала от своей женской непривлекательности, все время сидела на диетах, ходила на занятия по аэробике и чуть не раз в неделю посещала парикмахерскую в надежде сделать что-то приличное из своих жидких и быстро пачкающихся волос. Ничего не помогало.
По всей видимости, в конце концов Лена-Дуня отчаялась исправить положение и сосредоточила все усилия на карьере. В кратчайшие сроки после окончания журфака она стала светилом политической журналистики. Работала она в жанре «личностное журналистское расследование», то есть раскапывала и вытаскивала на всеобщее обозрение подробности жизни ведущих российских политиков, разумеется, далеко не всегда приятные. Говорили, что тираж еженедельника «Политика» в короткий срок увеличился в пять раз именно благодаря ее ехидным и безжалостным статьям. Не знаю, так ли это, но факт остается фактом: Дуня в считанные месяцы стала страшно популярна, ее пытались переманить к себе многие издания, ее приглашали на телевидение, у нее брали интервью, а сами политики при виде Дуни Квадратной, тяжелой поступью проходящей по коридорам Госдумы или Белого дома, бледнели, шарахались и прятались по кабинетам. Те же, кто не успевал спрятаться, начинали подлизываться к Дуне изо всех сил. Они смотрели на нее глазами побитой собаки, намекали на то, что не пожалели бы за Дунино молчание по их адресу больших денег, и лживо уверяли, что страшно рады встрече, на что Дуня традиционно отвечала: «Зря радуетесь».
Последние полгода Дуня стала раз в неделю появляться на телеэкране в качестве автора и ведущей телевизионной передачи с красивым названием «Раздевалка». Передачу ругали, не любили, называли слишком злобной и пошлой, но рейтинг «Раздевалки» рос с такой необузданной скоростью, что продюсеры рыдали от восторга. Типичный случай в наше непростое время – все ругают, но все смотрят и обсуждают.
Во время учебы в университете мы общались мало. Но студенческое братство приятно тем, что оно стремительно крепнет после окончания вуза. Мне не раз доводилось видеть, как люди, которым не хватило пяти лет учебы на то, чтобы толком познакомиться, пылко обнимались и предавались ностальгическим воспоминаниям о совместной студенческой юности через несколько лет после окончания института.
Нашего с Дуней давнего шапочного знакомства хватало для того, чтобы во время редких встреч мы чувствовали себя почти родными людьми.
– Приятно посмотреть, как работают профессионалы, – похвалила меня Дуня и дружески шарахнула по плечу. Я чуть не слетела со стула, а плечевой сустав предательски хрустнул.
– Дуня, помоги, – жалобно попросила я. – Введи в курс дела. Мне здесь… как-то неуютно.
– Ладно врать-то, – отмахнулась Дуня. – Я за тобой два часа наблюдаю и истекаю завистью. Ты, считай, всех уже окучила.
– Ага. Осталось всего ничего – понять, что происходит и кто кому кем приходится.
– Хочешь заглянуть на политическую кухню? – Дуня хитро прищурилась.
– Да. Расскажи мне про них. Пожалуйста.
– Про кого? – Дуня достала большой мужской носовой платок и громко высморкалась. – Про Трошкина? Иратова? Васильева?
– Расскажи о пьяной блондинке, которую похитил твой главный редактор. Кто она и как связана с присутствующими здесь джентльменами?
Дуня насторожилась:
– Зачем?
– Сама не знаю, но очень она меня заинтересовала.
– Не расскажу! – Дуня сердито закурила и уставилась в окно.
– Почему? – растерялась я. Реакция Дуни на мою простую просьбу показалась мне чрезвычайно странной. Она, как убежденная тусовщица, любила посплетничать и всегда охотно делилась своими наблюдениями.
– Потому что это моя тема! – Дуня занервничала и принялась метать на меня грозные взгляды. – Моя! Я уже год ее разрабатываю.
– Дунь, ты чего? – возмутилась я. – Я что – конкурент тебе? Я вообще здесь по своим делам и ничего про эту тетку писать не собираюсь. Не хочешь – не рассказывай, только не надо на меня так смотреть.
– Но почему-то ты спросила у меня именно про нее, – недовольно пробурчала Дуня. – Скажешь – случайно?
– Нет. Просто она меня за что-то невзлюбила. Мне интересно – за что?
Дуня еще немножко попыхтела, посверкала глазами, но на последний вопрос все-таки ответила:
– Невзлюбила она тебя за Трошкина. Ты напропалую кокетничала с ним, вот она и окрысилась.
– А что у нее с Трошкиным? Высокое чистое чувство?
– Да, роман имел место быть последние четыре месяца. – Дуня придала своему лицу умильное выражение. – Горы цветов, французские духи трехлитровыми банками, заграничные вояжи… Все, как положено. А тут вдруг ты задом вертишь. Все, больше ничего не скажу, не проси.
– А по бартеру? – Я напустила на себя загадочности. – Я кое-что скажу тебе, а ты мне.
Дуня смерила меня презрительным взглядом и расхохоталась:
– Саня, такой дешевый блеф только в вашей милиции котируется. Не смеши меня. Ты даже не знаешь, кто она такая, и хочешь уверить меня, что тебе известно нечто эксклюзивное.
– Зато я знаю, что с Трошкиным они сегодня расстались. И знаю, почему.
Дуня подалась вперед и остервенело вцепилась мне в руку:
– Правда? Не верю.
Я обиженно отвернулась и, пожав плечами, уставилась в стену. Дуня тоже затихла и погрузилась в раздумья.
– Ладно, пойду. – Я встала и сухо кивнула на прощание. – У тебя сегодня просто несварение мозгов. Где твоя хваленая наблюдательность? Если бы у блондинки с Трошкиным все было по-прежнему, она не обнималась бы полвечера с твоим начальником Алешиным. А Трошкин не приставал бы ко мне у нее на глазах.
– Действительно, – Дуня почесала в голове и сменила, наконец, гнев на милость, – так и быть. Только поклянись страшной клятвой, что ты не собираешься о ней писать.
– Клянусь страшной клятвой.
– Светка Григорчук, замредактора «Секс-моды». Хищная акула, дрянь и провокаторша. До романа с Трошкиным вела оголтело развратный образ жизни. Подружка иратовской жены. Что еще? Сейчас Светка активнейшим образом подсиживает Нору Симкину, редакторшу «Секс-моды». И подсидит, уверяю тебя. Нору жалко. Журнальчик у них, конечно, поганенький, но по сравнению с другими порнушными изданиями – не самый худший вариант. Потом, Нора его сделала, нашла американских инвесторов, на рынок протолкнула, а теперь эта гадина рвется на все готовенькое. На Трошкина Светка, похоже, сделала серьезную ставку. Уж не знаю, какая там любовь-морковь, но чем-то он ее зацепил. То ли деньгами, то ли своими политическими перспективами. Да и пора остепеняться, лет-то Светке уже глубоко за тридцать. Сколько можно по чужим койкам болтаться? Вот все. Теперь ты докладывай.
– Сегодня Трошкин предложил ей прервать на время их высокие отношения. Он сказал, что они должны расстаться только до выборов, но, как считает Людмила Иратова, Григорчук в эту версию не поверила. Она решила, что он ее бросил.
– Да что ты?! – обрадовалась Дуня. – Как интересно. А ему-то что до выборов? Он вроде никуда не собирался избираться.
– Иратов тоже удивился, – с легкостью заложила я Вадима Сергеевича. – По всей видимости, баллотироваться куда-то Трошкин решил только что. Спасибо, Дунечка.
– Обращайся.
Я сочла свою сегодняшнюю миссию исчерпанной. Хотелось отдохнуть, потому что ничто не утомляет так сильно, как светские тусовки, отягощенные к тому же специальным заданием МУРа.
Но не успела я выйти из зала ресторана в холл, как в плечо мне вцепилась легкая на помине Григорчук. После всего выпитого говорить она еще могла, но с трудом и нечетко. Однако я ее поняла:
– Не многовато ли денег он тебе отвалил? – мерзко ухмыляясь, процедила она сквозь зубы.
– Простите? – Я сделала попытку высвободиться из ее цепкой руки.
