Текст книги "Сплошной разврат"

Автор книги: Анна Малышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

– Хорошо, – пошел на попятный Василий, – пусть без подробностей. Расскажите, что сочтете нужным.

– Я пришел в номер Григорчук, – мрачно сказал Алешин, – и там по обоюдному согласию…

– Так вот вы о чем! – радостно и облегченно выдохнул Гоша.

– А вы о чем? – растерялся Алешин. – Я думал…

– Конечно, и мы об этом, – грозно глядя на Гошу, сказал Василий. – Но у нас возникли серьезные сомнения, по обоюдному ли согласию все произошло. На теле жертвы обнаружены следы насилия.

– О боже! – Алешин закрыл лицо руками. – Не надо. Конечно же, она сопротивлялась, когда ее душили. Но я ей не причинил никакого вреда. Ольга ведь рассказала вам, как все было.

– Что было? – Василий опять почувствовал себя полным идиотом.

– То! – зло выкрикнул Алешин. – То самое! Конечно, Оля на меня смертельно обижена, но она не могла сказать неправду. Никакого насилия не было и в помине. Во всяком случае с моей стороны. Скорее, можно говорить о некотором насилии со стороны Светы.

– А зачем вы рассказали о связи с Григорчук своей жене? – спросил Гоша. – Не для протокола, что называется, мне просто интересно. Я бы, например, не стал.

– И я не стал, – удивился Алешин. – Отпирался до последнего. Но тут уже ничего не поделаешь, она же все видела своими глазами. Чертовы балконы!

– Понятно. – Василий схватил Гошу под руку и потащил к двери. – Мы еще вернемся к нашему разговору. Но впредь, товарищ Алешин, убедительно прошу вас не утаивать от следствия никакой информации. Даже такого деликатного свойства.

– Когда впредь? – испуганно вскочил из-за стола Алешин.

– Когда окажетесь подозреваемым в убийстве! – крикнул Василий уже из коридора.

– С чего вы взяли, что я опять могу оказаться в такой ситуации? – закричал Алешин вслед сыщикам.

– При вашей сексуальной невоздержанности, – мрачно сказал Василий, заглядывая в кабинет, – таких ситуаций у вас будет немерено.

– Зачем ты вклинился? – зашипел Василий на Гошу, когда они отошли на приличное расстояние от приемной. – Зачем?

– Я так его понял, – начал оправдываться Гоша. – То есть я не понял, что она подсматривала за ними с балкона.

– Математика дисциплинирует ум! – с издевкой сказал Василий. – А физика притягивает тела друг к другу! Оно и видно.

– Ладно, не ори, – отмахнулся Гоша, – главное, не зря ты его жену заподозрил. Вот и мотивчик отыскался удавить соперницу. Досмотрела сценку до конца, дождалась ухода мужа – и вперед. Теперь понятно, почему она тебе ничего не сказала об измене родного мужа.

– С другой стороны, кому приятно говорить о таком, – вяло возразил Василий. – К тому же она понимает, что, стоит ей нам об этом рассказать, мы тут же зачислим ее в разряд подозреваемых.

– Поедешь к ней?

– Да, конечно. – Василий рванулся к лифту. – Надо успеть до оперативки.

К счастью, дизайн-студия «Метаморфозы» располагалась недалеко от редакции еженедельника «Политика», и уже через двадцать минут Василий громко стучался в дверь кабинета с маленькой медной табличкой «О. Е. Алешина».

Ольга окинула Василия более чем удивленным взглядом:

– Теперь мы будем видеться каждый день? Так положено? Вы о чем-то забыли спросить меня, господин оперуполномоченный?

– Да. – Василий присел на край стола. – Я забыл спросить, предупреждены ли вы о том, что дача ложных показаний карается законом?

– И в чем же я солгала? – весело спросила Ольга.

– В главном. Не припомните, гражданка Алешина, кроме вороны, вы ничего существенного на балконе не заметили?

– Ворона ходила под балконом.

– Хорошо. Когда вы были на балконе, вы ничего существенного не заметили в окрестностях? Под балконом, над балконом, сбоку от балкона и, наконец, в том номере, в котором в тот момент находились Григорчук и ваш муж.

– А, вот вы о чем. Знаете, товарищ оперуполномоченный, мы с мужем сами разберемся. Можно сказать, уже разобрались. Ваше вмешательство не обязательно.

– У меня нет никакого желания вмешиваться в вашу семейную жизнь, – сказал Василий. – Мои задачи куда скромнее – поймать убийцу. Согласитесь, что вам довелось стать свидетелем весьма… волнующего зрелища.

– Да, – кивнула Ольга.

– Тут и до состояния аффекта недалеко.

– У меня крепкая нервная система.

– Да, я вижу. Но завтра попрошу ко мне в девять утра. Уж извините, мы все запротоколируем и подробненько обо всем поговорим. Жду.

– Капитан! – окликнула Василия Ольга, когда он выходил. – А откуда вы узнали? Меня там кто-то видел?

Василий уже открыл рот, чтобы сказать что-нибудь обтекаемое, вроде: «Да, видел кое-кто» или «Мы все знаем, нам положено», но махнул рукой и сказал правду:

– Алексей Алексеевич Алешин поведал. Со слезами на глазах. Страдает, видно, очень.

Сказал и сам удивился – зачем? То ли Ольга была ему симпатична, то ли Алешина стало жалко – вот ведь бедный мужик, как попал, не дай бог никому.

Глава 24
СИМКИНА

Кошмар кончился, и это ее радовало.

Но начался другой кошмар, и конца ему не видно.

Этой пошлой суке удалось разрушить почти все. Все то, что Нора с таким трудом выстраивала три года. Ладно бы она прибрала к рукам чужое, с этим трудно смириться, трудно простить, но пережить можно. Но Григорчук оказалась не просто воровкой, а еще и вандалом. Она все испортила, опошлила, довела до абсурда. Журнал, который она делала в последнее время, был так же похож на прежний, который делала Нора, как низкокачественный спирт на хороший коньяк. Нечто вроде похабной аранжировки классики – где-то в глубине еще слышны Бах или Бетховен, но попсовое исполнение перечеркивает все усилия великих композиторов.

Глядя, как Григорчук хищно перемалывает остатки «Секс-моды» своими тяжелыми челюстями, выплевывая все хорошее, Нора сатанела, но сделать ничего не могла.

Три года назад она смогла убедить Джона Коллинза – американского владельца журнала, что в России нужно вкладывать деньги в Интернет и феминизм.

– Надо торопиться, Джон, голубчик, – уговаривала она его. – Сейчас этого у нас нет, а завтра – будет пруд пруди. Если мы успеем занять нишу первыми, то так первыми и останемся. Пока наши последователи будут копошиться в пеленках, мы уже раскрутимся и встанем на ноги.

Он согласился, и через год «Секс-мода» действительно заняла одно из лидирующих мест среди российских СМИ.

Григорчук появилась в журнале около года назад. Наглая, злая, напористая провинциальная стерва. Она не придумала ничего лучше, как явиться к Норе с новой концепцией журнала. Окинув Симкину скептическим взглядом, она вынесла свой вердикт:

– Теперь я понимаю, почему от вашего издания несет таким густопсовым консерватизмом. Вы слышали такую фразочку: «Рыба тухнет с головы»? Так вот, ваш журнал как две капли похож на вас – такой же толстый, неповоротливый, пресный. Вам бы «Работницей» или «Крестьянкой» командовать в семидесятые годы.

– А вы, извините, кто? – с интересом спросила Нора, развеселившись от такой наглости.

– Я – ваше спасение, – скромно ответила Григорчук. – Я – тот человек, с помощью которого вы сможете превратить журнал в приличное издание.

– А, понятно, – кивнула Нора. – Вам доводилось слышать такую фразочку: «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих»? Доводилось? Вот и отлично. Мы как-нибудь сами разберемся, без спасателей. Надеюсь, вы нас больше не потревожите.

– Потревожу, – спокойно возразила Григорчук. – Только уже с других позиций. Не хотите миром, значит, будет война.

Как ей удалось добраться до Коллинза и заморочить ему голову, Нора не знала. Но через два месяца Джон приехал в Москву для того, чтобы внести коррективы в стратегию развития журнала и представить Норе ее новую заместительницу – очень, по его словам, талантливую журналистку и творческую личность.

– Светлана Григорчук, – виновато глядя на Нору, сказал он, – любите ее и жаловайте.

– Она будет моим первым замом? – Нора все еще не верила. – Джон, ты серьезно?

– Пока замом, – сказала Григорчук, стоящая за спиной Коллинза. – А там видно будет.

Коллинз промолчал, не одернул нахалку.

Самым правильным в такой ситуации было бы повернуться и уйти, хлопнув дверью. И что? Оставить все захватчице? Нет, Нора не хотела отдавать ни одной пяди родной земли. Она так и подумала: «Не отдам!» Но силы оказались неравны.

Да, редакция была на стороне Норы; да, Григорчук сразу невзлюбили все, но, стоило кому-либо из журналистов сказать ей хоть слово поперек, тут же звонил Коллинз и требовал объяснений.

И пошло-поехало. Григорчук завела несколько почти порнографических рубрик, таких, как «Малинка» (пикантные подробности из жизни звезд). Нору тошнило от нововведений и знобило от сознания собственного бессилия. Она понимала, что надо уходить и что, чем дольше она останется в журнале, тем ближе унизительный финал. Сейчас ее воспринимают как безвинно пострадавшую, а через месяц-другой она превратится в посмешище. Но Нора не могла уйти.

Одинокие бездетные женщины – особый народ, они, как всегда говорила сама Нора, западающие. Неважно на что – на кошку, которая становится смыслом жизни, на единственного племянника, на работу. Нора с нечеловеческой силой прикипела к своему журналу и готова была гибнуть вместе с ним. «Если эта тварь уничтожает мой журнал, то пусть она уничтожит и меня, – думала Нора. – Я вытерплю».

Но последнее испытание, ниспосланное Норе, все же выбило ее из колеи.

Это испытание называлось «Резвушкина».

Прочитав первый материал Резвушкиной, Нора позвонила Коллинзу и предупредила его, что в очень скором времени журнал погрязнет в судебных разбирательствах. Джон промямлил что-то вроде того: «Поживем – увидим» – и велел ставить статью в номер. На ближайшей редколлегии Григорчук, лопаясь от гордости, назвала статью Резвушкиной «исповедью». Нора возразила: «Не исповедь, а донос. Когда исповедуются, то не прячутся за дурацким псевдонимом и не закладывают ни в чем не повинных людей». Григорчук ответила, что люди, о которых так печется Нора, повинны в прелюбодеянии, а прячется Резвушкина не потому, что ей стыдно, а потому, что до поры до времени ей нельзя показываться на публике под своим именем, иначе сорвется весь ее план выведения на чистую воду разнообразных мерзавцев. Именно поэтому Резвушкина не появится в редакции до завершения операции и будет поддерживать контакты с: журналом через Григорчук.

Резвушкина оказалась на редкость плодовита – две статьи в месяц. И, соответственно, две жертвы в месяц. Самое удивительное – никто из «прославленных» Резвушкиной политиков и бизнесменов не подавал в суд и не требовал опровержений. Зато от самой Норы, стоило ей появиться на том или ином высокопоставленном приеме, шарахались, здоровались с ней сквозь зубы, а то и вовсе не здоровались. Она не обижалась – людей можно понять. Норе казалось, что у нее начинается раздвоение личности – ей было противно брать в руки свой журнал. Наверное, похожие чувства испытывает стареющая женщина, глядя утром в зеркало на свое опухшее и помятое со сна лицо: да, это я, но какая же гадость!

А Коллинз задыхался от счастья: эврика! находка! тираж растет! Журнал нарасхват!

Смерть Григорчук принесла Норе, стыдно сказать, огромное облегчение. Но слишком уж ненадолго. Только-только она успела перевести дух, как проблемы посыпались на нее, как горох. Она осталась редактором, опасность потерять журнал миновала. Но она уже потеряла свой журнал, а то, что осталось ей в наследство от Григорчук, по-прежнему вызывало омерзение. Резвушкина не исчезла вместе со своей покровительницей, а имела наглость явиться в редакцию и договориться о продолжении сотрудничества. То есть она будет и дальше печь свои грязные пирожки, только отвечать за ее, с позволения сказать, творчество теперь будет одна Нора, только она. Коллинз не позволит отказаться от сомнительных услуг Резвушкиной. Нора опять в ловушке и опять без шансов выбраться.

Хотя… Есть один вариант, не самый честный и не самый безопасный, но за неимением других может сойти.

Помучившись сутки и уговорив себя, что совесть не всегда лучший советчик, Нора сняла телефонную трубку и набрала номер Трошкина. Пусть пауки едят друг друга, зрелище не самое приятное, зато их не жалко:

– Саша, это Нора Симкина. У меня для тебя приятная новость.

Трошкин безмерно удивился:

– Вот кого не ожидал, так тебя. Случилось нечто ужасное? Или ты тоже хочешь меня пошантажировать?

– Ты не меняешься, – устало констатировала Нора. – Я же говорю – приятная новость. Сегодня в час дня ко мне придет некто Резвушкина. Она хочет подписать новый договор с журналом. Отказать ей я не могу, ее высокий талант слишком ценит наш хозяин. А вот показать ее тебе в моих силах. А там уж как хочешь.

Последовала долгая пауза, Трошкин переваривал внезапно свалившуюся на него милость Норы Симкиной.

– А с чего бы тебе так обо мне заботиться? – недоверчиво спросил он.

«Молодец! – про себя похвалила его Нора. – Боится провокаций, и правильно».

– Из-за Тани, – соврала она. – Боюсь, ей не доставит радости материал Резвушкиной.

Трошкин расхохотался:

– Женская дружба – вот на чем держится мир. Верю, верю. Увы, сам лишен такого счастья. Скажи, Нора, почему мне так не везет? Почему я не женщина?

– Не теряй надежды, дорогой, – зло сказала Нора. – Ты уже и не мужчина, так что движешься в правильном направлении.

– И все-таки, – Трошкин пропустил обидную реплику мимо ушей, – зачем тебе понадобилось показывать мне Резвушкину?

– Какая разница? Бьют – беги, показывают – смотри. В кои-то века наши интересы совпали. В одном могу заверить – я это делаю не для тебя. Но ничего не имею против, если ты воспользуешься. Запомнил? Сегодня в час дня.

– А как я ее узнаю? – спросил Трошкин. – Не у дверей же твоего кабинета мне сидеть.

– Не наглей, Саша, – усмехнулась Симкина. – Сам разберешься. Или ты хочешь, чтобы я ее пометила? Фиолетовые чернила в лицо плеснула?

Трошкин рассмеялся:

– Будь последовательной, Нора, не жадничай. Даешь милостыню – так давай. Твои сотрудники ее видели, я знаю. Опиши.

– В тот раз она явилась к нам в рыжем парике и больших темных очках, – сказала Нора. – Достаточно?

– Вполне, – серьезно сказал Трошкин. – За мной должок, Нора. Ты даже не представляешь, из какой ямы помогаешь мне выкарабкаться.

«Жаль», – чуть не сказала Нора, но сдержалась. Помогать Трошкину ей совершенно не хотелось, зато очень хотелось, чтобы он спустил с гадкой Резвушкиной три шкуры и избавил от этой заразы окружающий мир. Нет, Нора и в мыслях не держала, что Трошкин решится на убийство Резвушкиной, но то, что он отобьет у нее охоту строчить высокохудожественные доносы, сомнений не вызывало.

Глава 25
ИРАТОВ

Вадим Сергеевич вернулся домой поздно.

Людмила возилась на кухне и напевала какую-то веселую песенку. Иратов недоуменно почесал макушку – что с ней? Неприятности сыпались на него, как из ведра, а жена спокойна и весела. Это так на нее не похоже. Людмила всегда угадывала любое его настроение и старалась быть в курсе всех его дел. Нет, в подробности она не вникала, но общий план представляла себе хорошо. А сейчас… Она видит, что он не в своей тарелке, она знает, что у него крупные неприятности и что победа на губернаторских выборах с каждым днем становится все проблематичнее, но, кажется, ничуть не печалится.

– Вадик? – Людмила выглянула из кухни. – Ты? Отлично. Ужин почти готов.

– Я вижу, у тебя прекрасное настроение, – мрачно сказал Иратов, стараясь не смотреть в глаза жене. – Поешь и пляшешь. Действительно, самое время.

– Ты перебарщиваешь в своей всегдашней готовности к плохим новостям, – улыбнулась Людмила. – Когда изо всех сил ждешь неприятностей, они не замедлят случиться. А я их отгоняю и внушаю злым духам: кыш отсюда, ничего у вас не получится.

– Пока тебе не удалось их разогнать.

– Опять плохие новости? – Людмила встревожилась. – Что еще случилось?

– Не знаю. – Иратов пожал плечами. – Я теперь уже не знаю, какая новость плохая, а какая хорошая. Сегодня ко мне приходила эта девочка Саша.

– Следовало ожидать, – фыркнула Людмила. – Пришла пора платить по векселям. Просит денег за алиби?

– Нет. Ничего не просит. Всего-навсего пыталась натравить меня на Трошкина. Советы давала, как его побороть.

– Она? Советы? – Людмила усмехнулась. – Вот нахалка. Скоро к тебе повадятся первоклассники соседней школы, будут учить тебя избирательным технологиям. Ас чего это она так тебя полюбила?

– Вот и я думаю… – Иратов улегся на диван, Людмила села рядом. – Здесь одно из двух – либо Трошкин ей чем-то насолил, либо она действует по его наущению.

– Либо ни то, ни другое, – сказала Людмила.

– В том-то и дело. Девочка, кстати, мне нравится. Она такая… неиспорченная. Или… тебе она как показалась?

– Да при чем тут девочка? – удивилась Людмила. – Пришла, ушла, от Трошкина или сама по себе – какая разница?

– Меня насторожил один момент. Она предлагала сконцентрироваться на интрижках Трошкина. Бани с девочками, охотничьи домики, все такое.

– Насторожило? Почему? Наоборот, весьма банальное предложение. Сейчас модно подсматривать в замочную скважину, народ любит ворованную эротику. И журналисты готовы соответствовать.

– Люда. – Иратов крепко взял жену за руку. – Я давно должен был тебе сказать… Люда, я тоже грешный человек.

– Да знаю я, – отмахнулась Людмила. – Тоже мне открытие!

– Знаешь? – Иратов с изумлением уставился на жену. – Знаешь? Откуда? От Светки?

– Неважно. – Людмила погладила его по волосам. – Не дергайся – я давно тебя простила. Отнесем это к издержкам твоей профессии.

– Ты удивительная женщина, – прочувствованно сказал Иратов.

– Я – обыкновенная женщина. К тому же мне сорок пять лет со всеми вытекающими отсюда последствиями.

– А Леху Алешина жена выгнала, – зачем-то сказал Иратов. – Решительно и бесповоротно. Так что твоя ненаглядная Светка успела напакостить и в последние минуты жизни.

– Да? – Людмила заинтересовалась: – А откуда жена Алешина о Светке узнала?

– Говорят, сама видела. Вышла на балкон и увидела.

– Ничего не понимаю. – Людмила потерла переносицу. – А как она там оказалась?

– Случайно. Точно не знаю, но приехала за чем-то и попала в яблочко. Время и место выбрала безукоризненно, – засмеялся Иратов.

– Так ее… подожди, она долго торчала на балконе?

– Понятия не имею.

– Она же могла видеть все! – закричала Людмила.

– Сцену убийства? – Иратов вздохнул. – Я тоже об этом думал, но потом понял, что рано радоваться. Если бы она видела убийцу, то уж наверняка рассказала бы все следователю. Зачем ей скрывать? Нет, наверное, она ушла раньше.

– Но ее тоже должны подозревать!

– Само собой. – Иратов встал и с хрустом потянулся. – Так что наши ряды предполагаемых убийц множатся день ото дня. Что, согласись, неплохо. Мы ужинать будем?

За ужином Иратовы почти не разговаривали и сосредоточенно смотрели телевизор.

– Знаешь, – пожаловалась Людмила, – как посмотрю «Новости», так не могу отделаться от мыслей о скором конце света.

– Смотри жизнеутверждающие сериалы, – посоветовал Иратов. – Там всегда хороший конец.

– Да, но в любом сериале десяток-другой людей отправляют на тот свет.

– Не без этого, – согласился Иратов. – Но, надеюсь, не главных героев?

– Нет, не главных. И не самых положительных. Алкоголиков, тунеядцев, шантажистов.

– Вот и правильно. – Иратов поцеловал жену и направился в свой домашний кабинет. – Поработаю чуть-чуть перед сном.

– Света тебя шантажировала? – тихо спросила Людмила. – Да? Скажи.

Иратов медленно обернулся и с изумлением посмотрел на жену.

– С чего ты взяла?

– О господи, Вадим, зачем ты прикидываешься? – Людмила подошла к нему и уткнулась лицом в плечо. – Ты же знаешь, что я тебя никогда не предам и что надежнее меня у тебя никого нет и не будет. Почему ты мне ничего не рассказал?

– Откуда ты знаешь?

– Мне так показалось.

– Показалось? – Иратов помотал головой, как будто отгонял наваждение. – Показалось? Или она тебе что-то сказала?

– Напрямую не сказала, но… она странно вела себя в последнее время. И ты – странно. Или нет?

– Сейчас-то уже какая разница? – Иратов грустно вздохнул. – Надо полагать, больше у нее ко мне претензий не будет.

– А тебе совсем не жалко Свету? – неожиданно спросила Людмила. – Совсем-совсем?

– Не жалко. Совсем не жалко, – ответил Иратов, оборачиваясь. – Извини. Мне нас жалко – Таню Ценз, Нору, себя, всех тех, кто попал в переплет из-за ее смерти.

– А ты бы предпочел, чтобы она осталась жива?

Иратов посмотрел на жену с изумлением:

– Люда! И ты туда же…

– Нет, я ни секунды не верю, что ты причастен к ее гибели. Я просто спрашиваю.

– Что за идиотские вопросы? – разозлился Иратов. – Перестань.

– И все-таки, – уперлась Людмила. – Скажи.

– Я бы предпочел, чтобы она исчезла из нашей с тобой жизни, но без нынешних скандальных осложнений.

– Ой, чуть не забыла! – Людмила виновато прижала руки к груди. – Тебе Трошкин звонил.

– Да? – Иратов усмехнулся. – Зачем?

– Вот еще, буду я с ним разговаривать, – фыркнула Людмила. – Я бросила трубку.

– Ладно, я поговорю с ним.

– А я бы не стала, – презрительно дернула плечом Людмила. – С такой сволочью.

Иратов все же позвонил. Трошкин схватил трубку сразу и понес какую-то ахинею.

– Зачем так сложно, Вадик? – гневным полушепотом спросил он. – Зачем? Давай встретимся, поговорим, поторгуемся, наконец, взвесим твои шансы, мои шансы. Но без этих грязных штучек!

– Каких? – уточнил Иратов.

– Перестань! – взвизгнул Трошкин. – Не прикидывайся!

– Слушай, милый. – Иратов с трудом сдерживал ярость. – Выпей валерьянки и успокойся. По идее, я вообще не должен с тобой разговаривать, и уж тем более я не намерен выслушивать тот бред, который ты несешь. Если я говорю, что не понимаю, о каких грязных штучках идет речь, значит, я действительно не понимаю. Могу только догадываться, что грязь последнего времени – твоих рук дело. Всего доброго.

– Подожди! – взмолился Трошкин. – Подожди, Вадим. Возможно, я выбрал не тот тон, прошу прощения. Но что я должен был думать, посуди сам?

– О чем? – взревел Иратов. – С кем ты все время разговариваешь? Со своим внутренним голосом или со мной?

– Я про шантаж, – тихо и зло сказал Трошкин. – Про твой шантаж.

– Ну, знаешь… – Иратов грязно выругался и бросил трубку.

Трошкин тут же перезвонил.

– Ты хочешь сказать, что не шантажировал меня? – поинтересовался он гаденьким голосом.

– Я пока еще не сошел с ума и хорошо помню, когда и с кем разговаривал, – холодно сказал Иратов. – В последний раз я имел счастье беседовать с тобой сразу после того, как ты меня предал. Насколько я помню, тогда я поздравил тебя с началом новой жизни и пожелал успехов. С тех пор, слава богу, мы не общались.

– Конечно! Конечно, ты не сам это делаешь, а через подставных лиц.

– Знаешь что, Саша, – устало сказал Иратов. – Я готов дать тебе телефон хорошего психиатра, расскажешь ему о своих страхах. И о муках совести, если таковые имеют место быть.

– Да. – Трошкин слегка поутих. – Я виноват перед тобой, но только на первый взгляд.

– А на второй ты меня облагодетельствовал. Спасибо, друг, я тронут.

– Поверь, у меня был серьезный мотив встать у тебя на пути, – сказал Трошкин.

– Да? Очень интересно. Какой мотив? Напеть можешь? – нарочито ласково спросил Иратов.

– Я считаю, что ты убил Свету. Согласись, достаточный повод для разрыва дружеских отношений.

– Что?! – Иратов заорал так громко, что перепуганная Людмила тут же вбежала в кабинет. – Что-о?! Я?

– Не ори, я все знаю. – В голосе Трошкина зазвучали высокомерные ноты. – Но я руководствовался не столько морально-этическими соображениями, сколько прагматическими. До выборов тебя все равно повяжут, так не отдавать же губернаторский пост неизвестно кому.

– Отлично, – только и смог выговорить Иратов. – Блеск.

– Но тебе, похоже, кажется, что ты сможешь выкрутиться. Иначе ты не стал бы подсылать ко мне эту прелестную Жизель, Квадратную я имею в виду. И не стал бы инспирировать телефонные звонки с требованием снять мою кандидатуру.

Иратов потрясенно молчал. В ответ на вопросительно-встревоженный взгляд Людмилы он только пожал плечами: ничего не понимаю!

– Что ты молчишь? – неслось из телефонной трубки.

– Знаешь, – мрачно сказал Иратов, выдержав долгую паузу, – к психиатру все же обратись. Не помешает.

Людмила взяла из рук мужа трубку и брезгливо бросила ее на телефон.

– Я же говорила – не надо ему звонить.

– Он говорит, что я убил Светку и что я его шантажирую. Нормально? – Иратов жалобно посмотрел на жену. – Как тебе такой поворот?

– Вот гад! – Людмила топнула ногой. – Вот паскудина! И чем же ты его шантажируешь?

– Этого он не сказал. Он уверяет, что кто-то звонит ему и требует, чтобы он снял свою кандидатуру.

– Ты понимаешь, зачем он это придумал? – бушевала Людмила. – Понимаешь? Чтобы еще глубже тебя закопать. Завтра он расскажет следователю и журналистам про эти якобы звонки, и все. Логика железная. Проверить факт такого звонка невозможно, но тебе придется оправдываться. Вот что он задумал!

– Ты думаешь, он выдумал про звонки? – с сомнением произнес Иратов.

– Конечно!

– Но… мне показалось, что он действительно взволнован и напуган. Да и зачем ему мне-то звонить, он мог бы сразу все рассказать следователю.

– Затем! Перечитай басню «Волк и ягненок», там все про Трошкина объяснено. Волк мог бы просто съесть ягненка, так ведь нет, он ведет с ним долгую дискуссию, доказывает, что ягненок провинился и заслуживает казни через съедение. Волк – он, конечно, хищник, но тоже хочет жить в ладу с собой…

– Подожди! – перебил Иратов жену. – Подожди, он сказал, что я подослал к нему Квадратную, ну, такую страшную журналистку, знаешь?

– Кто ж ее не знает.

– Вот! Значит, он не придумал про шантаж. – Иратов резко сник. – Но тогда я вообще ничего не понимаю. Кто-то звонит ему от моего имени… Кто?

– А… с Квадратной ты не имеешь никаких дел? – осторожно спросила Людмила.

– Нет. Мы едва знакомы.

– Странно. – Людмила задумалась. – Очень странно. Он сказал, что Квадратная его тоже шантажирует?

– Да, я так понял.

– Что я могу сказать? Ищи выход на Квадратную. Ищи человека, с которым у нее хорошие отношения. Обложи ее со всех сторон, попытайся понять, на кого она играет. Приставь к ней наблюдателя, наконец.

– Да, – Иратов потер виски ладонями, – да, ты права. Но у меня такое чувство, что мы все попали в мясорубку и выбраться из нее уже не сможем. Если только в виде фарша.