Текст книги "Сплошной разврат"

Автор книги: Анна Малышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

Как бы не замечая протестующего жеста Симкиной, он положил перед ней стопку бумаги и ручку:

– И не забивайте себе голову глупостями: мол, я доносов не пишу и никогда этого делать не буду. Какой бы стервой ни была Григорчук, убийцу найти нужно. И, скорее всего, кто-то из этих людей – убийца. Значит, должен быть наказан, вы уж меня извините за такой старорежимный подход. Если вы считаете, что никого из них заподозрить нельзя, так и напишите. Не знаю, как вам, а мне многие из них совсем не кажутся идеальными личностями. Хотите выгораживать их – дело ваше, но только помните: написанная вами правда – это ваш шанс. Именно ваш. Стоят ли эти люди того, чтобы вы их выгораживали ценой своей свободы или, в лучшем случае, репутации? Подумайте. Не буду вам мешать и зайду через час.

Симкина, всерьез озадаченная внезапным превращением припадочного капитана в нормального человека, автоматически взяла ручку и задумалась. Василий вышел из кабинета и столкнулся с Гошей, нервно мечущимся по коридору.

– Ну?

– Приятная тетка. – Василий пожал плечами. – Зря я дурака валял.

– Не тянет на убийцу?

– Почему, может, и она. Кто там дальше? – Василий призывно посмотрел в даль коридора.

– Пе-ре-рыв, – Гоша достал из кармана шоколадку. – Пьем чай, обмениваемся впечатлениями. Через полчаса у тебя маэстро Трошкин. Хочешь, я его допрошу?

– Давай, – неожиданно согласился Василий. – А я послушаю. Если разрешишь, иногда буду вставлять дурацкие реплики.

– Вставляй. – Гоша встал на носки и хлопнул Василия по плечу. – Только соблюдай субординацию. Помни, что я – главнее. Шоколадку будешь?

– Думаешь, добрее стану? Вряд ли. А бифштекс у тебя в кармане не завалялся?

…Трошкин произвел фурор в МУРе. Он шел по коридору, и все, без исключения, на него оборачивались.

– Кто этот клоун? – спросил полковник Зайцев у дежурного.

– К Коновалову, – испуганно ответил дежурный. – На допрос.

– Все у него не как у людей, – осерчал Зайцев. – Только бы балаган устроить.

Трошкин и вправду был хорош – золотая рубашка с блестками, синий галстук с белыми полосками, белые брюки. Такого в розыске не видели давно, а возможно – никогда.

Опытный следователь Малкин, надо отдать должное его выдержке, и бровью не повел, а вежливо усадил гостя в кресло, предложил чаю и остатки шоколадки, большую часть которой съел Василий.

– Вопросы, Александр Дмитриевич, простые. Всем свидетелям пока задаем одни и те же. Не заметили ничего странного в тот вечер, когда произошло убийство?

– Нет. – Трошкин отрицательно помотал головой. – Все было очень обычно.

– А сама покойная… Григорчук вела себя обычно?

– Да.

– Ничего странного?

– Нет.

– Как вы думаете, зачем она позвонила Иратову?

– Думать на эту тему бесполезно, – пожал плечами Трошкин. – Они были хорошо знакомы, давно знакомы, да мало ли что? Теперь уже не узнаем.

– Но, насколько нам известно, Иратов недолюбливал покойную.

– Да. Но он много помогал ей, терпел ее капризы, лояльно относился к тому, что она чуть не каждый вечер торчит у него в доме. Вадим – очень толерантный человек.

– Какой человек? – спросил из угла Василий. – Я че-то не понял.

– Толерантный, – повернулся к нему Трошкин. – То есть очень терпеливый.

– А-а, – Василий кивнул, – теперь понял. Так бы и сказали. А вы сегодня куда после нас пойдете?

– На работу, – слегка удивился Трошкин.

– В таком виде?

– Капитан, – рявкнул Гоша, – не мешайте!

– Все, товарищ майор, все. Василий зажал себе рот ладонью.

– Александр Дмитриевич, кто из ваших знакомых мог желать смерти Григорчук? – спросил Гоша.

– Не знаю. – Трошкин широко улыбнулся. – В нашем кругу не принято делиться столь сильными эмоциями.

– Но вы можете предположить…

– Не стану этого делать, – резко ответил Трошкин. – Не думаю, что подобные предположения сделают мне честь.

– Не сделают, а отдадут, – поправил Василий из угла.

Трошкин с изумлением оглянулся. Василий смутился и проиллюстрировал свою мысль. Он встал, вытянулся и взял под отсутствующий козырек:

– Вот так. Вы это имели в виду?

– Да. – Трошкин кивнул. – Нечто вроде.

– Но почему рубашка-то женская? – взволнованно спросил Василий. – А?

– Капитан! – Гоша стукнул кулаком по столу.

– Молчу, молчу, молчу. – Василий грустно уселся на место.

– Я правильно понял, вы не намерены помогать следствию? – нахмурился Гоша.

– Не правильно. – Трошкин вздохнул. – Просто я не готов перемывать косточки своим знакомым и возводить на них напраслину. Света была непростым человеком, и многие имели к ней вполне обоснованные претензии. Но то, что кто-то пошел на убийство, для меня почти такое же потрясение, как и ее смерть.

Интересно, что последние слова Трошкин произнес совершенно спокойно и равнодушно, поэтому прозвучали они странно.

– Вы близко знали покойную? – Гоша уже немного злился.

– Да. – Опять никаких эмоций.

– Насколько близко?

– Я мог бы ответить, что чужая душа – потемки. А женская душа – втройне потемки. Знал немного, хотя до последнего дня она не переставала меня удивлять. – Трошкин улыбнулся одними губами.

– Мне рассказали о ссоре между вами и Григорчук. – Гоша открыл папку и достал оттуда исписанный листок. – Вот, есть свидетельства, что она вам угрожала.

– Не припомню такого. – Трошкин опять сладко улыбнулся.

– Проблемы с памятью?

– Спасибо, не жалуюсь.

– Я напомню, полагаясь, разумеется, на показания очевидцев. – Гоша достал еще один листок и начал читать вслух: – «После прогулки с Григорчук по парку, прилегающему к пансионату «Роща», Трошкин вместе с ней поднялся к себе в номер в восемнадцать пятнадцать, А в восемнадцать сорок Григорчук выбежала из его номера и при этом была очень расстроена и даже разгневана».

– Ну? – с интересом спросил Трошкин. – И что?

– Вы МЕНЯ спрашиваете? – повысил голос Гоша.

– Вы же собирались мне рассказать о какой-то ссоре, – пояснил Трошкин. – Восполнить пробелы в моей, памяти. Так расскажите.

– Вы хотите сказать, что не ссорились с Григорчук в своем номере?

– Нет. Мы очень мило побеседовали и расстались, когда пришла пора переодеваться к ужину.

– А-а! – заревел Василий из угла. – К ужину вы все же переодеваетесь в мужскую одежду?

– Капитан! – Гоша опять шарахнул кулаком по столу. – Но почему, Александр Дмитриевич, после вашей очень милой беседы Григорчук была так разгневана?

– Думаю, вспомнила что-нибудь неприятное, – предположил Трошкин.

– А с вами она не ссорилась?

– Да говорю же вам – нет.

– Людмила Иратова свидетельствует об обратном.

Трошкин развел руками:

– Увы, Людочка, при том, что я отношусь к ней с нежностью, к моей персоне относится весьма критически. И она убеждена, что я все время со всеми ссорюсь. Поверьте, она ошибается. Я – мирный человек.

– Она ничего не говорила о ваших ссорах со всеми, – строго сказал Гоша. – Она говорила лишь об одной конкретной ссоре с Григорчук, которая произошла в вашем номере.

– Уверяю вас, здесь какая-то ошибка, – усмехнулся Трошкин. – Людочка ко мне не заходила в пятницу. И она не присутствовала при нашем разговоре со Светланой. Мы беседовали тет-а-тет, без Люды Иратовой. А что, она утверждает, что была с нами?

– Нет, она утверждает, что Григорчук пришла к ней и пожаловалась на вас. Рассказала о ссоре, в частности.

– Ах, женщины такие фантазерки, – казалось, Трошкина чрезвычайно растрогали смешные домыслы Людмилы Иратовой.

– Вы хотите сказать, что Иратова лжет? – уточнил Гоша.

– Боже сохрани! Конечно, нет. Скорее, она что-то напутала или преувеличила. Да, именно так.

Трошкин посмотрел на часы:

– Признаться, я уже опаздываю на важную встречу.

– Я вас больше не задерживаю. – Гоша поднялся из-за стола, показывая, что разговор окончен.

– Так прямо и поедете? – спросил Василий. – На важную встречу в пижаме? Пойдемте, попросим у ребят одежду.

Трошкин попятился к двери и быстро выскользнул в коридор. Василий понесся за ним. Гоша уселся за стол и обхватил голову руками. Из коридора неслось:

– …у экспертов… рубашка… штаны.

– …нет-нет… благодарю…

Василий вернулся очень довольный.

– Я напугал его до смерти, – похвастался он. – Гнал политолога, как зайца.

– Чего ты радуешься? – нахмурился Гоша. – Его можно гонять часами, все равно улизнет. Ты всерьез надеешься, что он поверит в твою солдафонскую тупость?

– Он уже поверил, еще там, в «Роще». Сане говорил: «Вот, бывают же придурки». Надеюсь, что и Ценз-муж ему расскажет о моей трогательной заботе о его жизни. А что, не удается мне спрятать умище?

– По мне – ты перебарщиваешь. Я бы не поверил.

– Трудно, конечно, – согласился Василий. – Меньше всего я гожусь на роль идиота. Глаза – умные, лоб – высокий…

– Обедать! – закричал Гоша. – Быстро! У нас мало времени. Скоро придет, как ты выражаешься, Ценз-жена.

– Да, страшно неудобно, когда бесполые такие фамилии у людей, тем более если они оба проходят по делу, – вздохнул Василий.

– Ее ты тоже будешь давить интеллектом? – спросил Гоша.

– Нет. Ее я буду брать обаянием. В столовую?

– Нет, в «Метрополь», – грустно усмехнулся Гоша. Он подошел к двери, выглянул в коридор и резко отступил назад. – А если не обедать?

– Исключено, – отрезал Василий. – Без обеда у меня портится настроение.

– Серьезный аргумент, но там Ценз. Уже пришла. Хочешь помариновать ее в коридоре?

– Черт побери! Ладно, давай ее сюда, но потом – сразу обедать. И еще: не будем выказывать свою осведомленность о соперничестве Ценз и Григорчук. Хорошо?

Татьяна Эдуардовна держалась демократично, но с достоинством.

– Как здоровье вашего супруга? – с тревогой осведомился Василий.

– Здоров, благодарю вас, – успокоила его Ценз.

– Такое потрясение, но он мужественный человек, – с чувством сказал Василий.

– О, да, – согласилась Ценз. – Он держится молодцом.

– Вы не связываете покушение на него с убийством Григорчук?

– Я совсем не разбираюсь в этих делах, – скромно потупилась Ценз. – Мне трудно судить.

– У Григорчук могли быть общие дела с вашим мужем?

– Не думаю. Впрочем, об этом лучше спросить у него самого.

– Вы хорошо знали покойную?

– Нет, шапочное знакомство. Но все равно очень жаль. Я хорошо знаю ее начальницу – Элеонору Симкину.

– Да? – оживился Василий. – И что скажете?

– Редкой души человек! – с жаром заверила Ценз.

– Говорят, у них были разногласия.

– Возможно. Насколько мне известно, Григорчук была конфликтным человеком.

– Да, говорят. Как вы думаете, Татьяна Эдуардовна, кто из участников семинара в «Роще» мог убить Григорчук?

– Из тех, кого я знаю, – никто. Я говорю так не потому, что не хочу подставлять своих близких знакомых и приятелей. Я действительно так думаю. И еще – я считаю, что ни у кого из них не было причин ее убивать. Разногласия? Да, могли быть. Конфликты – тоже. Но не такие, чтобы лишить человека жизни.

– Но вы же можете не знать истинных мотивов…

– Конечно. – Татьяна Эдуардовна кивнула. – Но вы же спрашиваете мое мнение. Я считаю, что никто убить не мог.

– По мне, – мечтательно закатил глаза Василий, – там было немало подозрительных личностей. И даже в высшей степени подозрительных.

– Да? – Ценз внимательно посмотрела на Коновалова. – И кто же?

– Например, один расфуфыренный тип, предпочитающий нормальной человеческой одежде пижаму и клоунские прибамбасы.

Ценз расхохоталась:

– Вы Сашу имеете в виду? Так у него такой имидж.

– Не знаю, какой там у него имидж, он мне не показывал, но одевается он плохо, – покачал головой Василий. – Солидный человек не стал бы так позориться.

– Он так демонстрирует свою независимость и внутреннюю свободу, – терпеливо пояснила Ценз. – Я готова согласиться, что порой его внешний вид излишне вызывающ и даже может кого-то… сильно удивить. Но закон не запрещает так одеваться, ведь правда?

– А зря! – с чувством выдохнул Василий. – Впрочем, мы отвлеклись. Извините за вопрос, но не было ли у вас с покойной Григорчук неприязненных отношений?

– Были, – сухо ответила Ценз.

– Нельзя ли поподробнее?

– Не имею привычки рассказывать о своей личной жизни незнакомым людям.

– Так давайте познакомимся! – оживился Василий. – Хотя факт знакомства имел место быть ранее, вы просто забыли. Но мне не трудно повторить процедуру. Я – капитан Коновалов, вы – Татьяна Эдуардовна Ценз. Верно?

Татьяна Эдуардовна грустно улыбнулась:

– Я готова отвечать на все ваши вопросы и помогать вам по мере сил. Но не перегибайте палку. Поверьте, интимные подробности моей жизни, или жизни Норы Симкиной, или Саши Трошкина, или Вадима – да любого из тех, кто имел несчастье оказаться в пятницу в «Роще», не приблизят вас к истине. Скорее, только запутают.

– Неужели?

– Да. Вы можете оказаться на ложном пути, если станете искать среди нас человека, который больше всех не любил Светлану. Да и как определить степень нелюбви? Думаю, дело в другом.

– В чем, например?

– Для кого-то она стала очень опасна. В тот самый момент, в пятницу. Так опасна, что ждать день или два уже не представлялось возможным. Надо было срочно ее… нейтрализовать.

– Для кого же? – Василий про себя согласился с Татьяной Эдуардовной.

– Ищите.

Ценз покинула кабинет в таком же ровном и спокойном настроении, в каком и появилась здесь.

– Умная женщина, – задумчиво пробормотал Василий. – Очень умная. Не перехитрила бы она сама себя.

– Себя перехитрить невозможно, – попытался развеять опасения Василия Гоша. – В том смысле, что все равно окажешься в победителях.

– Или нет. – Василий загрустил. – Скорпион самсебя кусает и подыхает. А тоже хитрая тварь.

– Скорпион – тварь дурная. А Татьяна Эдуардовна, как ты справедливо заметил, женщина умная.

– Все выглядит абсолютно по-идиотски. Абсолютно, – начал раздражаться Василий – у него всегда страшно портилось настроение от голода. – Более глупого убийства я не видел. Смотри, у всех наших подозреваемых есть веский мотив убить. Да?

– Да, – кивнул Гоша.

– Неглупые люди, в чем мы сейчас с тобой имели возможность убедиться, да?

– Да.

– Каждому из них было бы выгодно замотать момент убийства, не привлекать к нему внимания, постараться сделать так, чтобы точно назвать час убийства было невозможно, да?

– Да, но… – попробовал включиться в дискуссию Гоша, но Василий не дал ему такой возможности:

– Подожди. Они могли это сделать. Вечер, все расходятся по номерам, вряд ли эту пьяную Григорчук кто-нибудь стал бы искать среди ночи, да и утром рано ее не стали бы тревожить. Обнаружили бы труп днем. Да пусть даже утром – все равно наш эксперт не смог бы уже сказать, в котором точно часу ее убили. Плюс-минус два часа. И тогда у всей компании подозреваемых была бы ломовая отвязка. Они бы растворились в толпе тех, кто находился тогда в пансионате. Да?

Гоша вяло кивнул, понимая, что нужен Василию не как собеседник, а как молчаливый слушатель, как кактус.

– Они все делают наоборот. Труп находят через минуту после убийства, время совершения преступления точно известно. Зачем? Зачем, я тебя спрашиваю?

– Я думаю… – встрепенулся Гоша.

– … и думать нечего, – перебил его Василий. – Все очень странно. Если убийца Иратов и он идет убивать Григорчук, то зачем он сообщает всем, что пошел к ней?

– Тебе не приходит в голову, – вклинился Гоша, – что он шел к ней, вовсе не собираясь убивать? Так, поболтать, то-се, но чем-то она его взбесила, и он не сдержался.

– Не похож Вадим Сергеевич на психа. Взбесился? Отлично. Он бы прикончил гадюку и ушел, закрыв дверь. А потом бы еще прикинулся на людях, что она ему продолжает названивать. Вот в такое развитие события я бы поверил.

– А если убийца не Иратов? – спросил Гоша. – Тогда никаких противоречий, тогда все сходится. Григорчук звонит Иратову, но убийца-то этого не знает. Он заходит к ней сразу после телефонного разговора, спокойненько душит бедную женщину, и тут в дверь начинает кто-то ломиться. Помнишь, Иратов говорил, что дверь была заперта, он стучал, но ему не открыли. Иратов уходит к себе, убийца тихонечко смывается, вот и все.

– А зачем оставлять дверь открытой? – Василий уперся в Гошу тяжелым взглядом. – Чтобы точно подсказать нам, когда именно было совершено убийство? Захлопни дверь и спи спокойно.

– Может быть – нечаянно? – предположил Гоша. – В панике…

– Не-ет, Гошечка, не-ет. Здесь что-то другое.

Они вопросительно уставились друг на друга.

– А может быть?! – воскликнул Гоша через несколько минут тягостного молчания.

– Подожди, я сам скажу! – взмолился Василий. – Сравним. Убийца хотел подставить Иратова?

– Да! – Гоша шарахнул рукой по столу и взвыл от боли. – Да. Двух зайцев решил подрезать. Иратов сам напросился – пришел не вовремя и подал убийце сладкую идею. Или убийца слышал, как Григорчук разговаривала с Иратовым по телефону, и знал, что он придет в ее номер с минуты на минуту. А если это так, то нам надо искать человека, которому мешали и Григорчук, и Иратов.

– На первый взгляд – никому из наших фигурантов, – задумчиво сказал Василий. – Более того, они все выгораживают Иратова.

– Ну, ты же правильно заметил, что все они не дураки. Очень не дураки. Так что правильно они себя в едут, – одобрительно заметил Гоша. – Они небось и книжек много читали, так что знают – кто катит баллон на товарища, того больше всех и подозревают. Ищите мотив, товарищ капитан, скрытый мотив.

Гоша и Василий пожали друг другу руки, очень довольные друг другом, а главное, каждый собой.

– Все-таки я умник, – бормотал себе под нос Василий. – Ну просто умник.

– Не зря я парился на мехмате, – хвалил себя Гоша. – Математика, как ни крути, дисциплинирует мозги и оттачивает интеллект.

– При чем тут математика? – возмутился Василий. – Нам же не считать, нам думать надо.

– О боже! – вскрикнул Гоша. – Твоя дремучесть не имеет пределов.

– К тому же, – гордо добавил Василий, – я тоже знаю математику. И химию. И физику.

– Да? – хитро прищурился Гоша. – Физику? И можешь сказать, почему тело падает вниз?

– Могу. Потому что споткнулось, – легко ответил Василий.

– Правильно, – кивнул Гоша. – Тогда, раз ты такой умный, ответь мне еще на один вопрос – как наша с тобой версия состыкуется с тем, что мы изъяли из сейфа Григорчук. И кто приходил к ней в ночь после убийства?

Глава 13
ЦЕНЗ

Она притормозила у фонда и открыла окно. Знакомый охранник помахал ей рукой, и она улыбнулась в ответ. По ее расчетам, Трошкин должен был вот-вот появиться. Прождав минут двадцать, она решила подняться к нему сама. Секретарша Марина, ненавидевшая Татьяну Эдуардовну всеми фибрами души, поприветствовала ее тепло и радушно и немедленно завела разговор о модной французской диете, выразительно поглядывая на пышный бюст гостьи.

Ценз слушала, кивала и соглашалась, что избыточный вес в наше время стал серьезной проблемой.

– Ничего удивительного, Мариночка, сидячий образ жизни, машина, бутерброды на ходу…

– Да, да, да, понимаю. – Марина сочувственно закатывала глаза. – Вы же целый день на работе, при такой загрузке ни спорт, ни прогулки невозможны. Ведь вы так поправились, если я не ошибаюсь, в последний год?

– Да, где-то так.

– Представляю, сколько проблем сразу возникло. Вам же пришлось менять весь гардероб… – У Марины даже лицо свело от сострадания.

– … и расширять дверные проемы, – поддержала ее Ценз.

Марина обиженно замолчала – вот и делай людям добро, рассказывай им о французских диетах.

Вскоре в приемную вышел Трошкин и, как показалось Татьяне Эдуардовне, не обрадовался, увидев ее.

– Как дела, Саша?

– Твоими молитвами. Проезжала мимо?

– Приехала за тобой. По-моему, нам обоим следует встряхнуться.

– По-моему, нас обоих сегодня уже встряхивали в МУРе. Не многовато ли тряски? – Трошкин грустно усмехнулся.

– Не вредничай, Саша. – Татьяна Эдуардовна улыбнулась. – Я ведь не отношения выяснять приехала. Да и чего уж теперь-то. Не бойся. Поедем в какое-нибудь тихое место, посидим, обсудим все.

Трошкин заколебался.

– Поедем… – Ценз просила, а не предлагала, и это решило исход дела в ее пользу.

– Поедем. – Трошкин кивнул Марине и взял Татьяну Эдуардовну за руку. – На дачу.

Ценз удивленно вскинула брови, но промолчала. На Дачу Трошкин не возил ее очень давно, года полтора, наверное.

– Ты меня ни с кем не путаешь? – с издевкой спросила она. – Или хочешь склонить меня к сожительству?

– Да, – серьезно ответил Трошкин. – Как думаешь, удастся?

– Не знаю, – так же серьезно ответила Ценз. – Смотря какая дача…

…Дача у Трошкина была чудесная. Большой бревенчатый дом, стилизованный под охотничью избу, вокруг – лес, рядом – маленькое озеро в камышах. Татьяна прошлась по первому этажу, покачалась в плетеном кресле у камина, поднялась в спальню… Раньше она всегда «примеряла» трошкинскую дачу на себя и всегда приходила к выводу, что они подходят друг другу как нельзя лучше.

Но сегодня дача не вызвала у нее прежних чувств. Ее бы воля – она сожгла бы этот дом дотла. Она знала, кого возил Саша сюда в последнее время, и везде – в углах, в креслах, в саду за деревьями, ей мерещилась Григорчук.

– Не надо было сюда приезжать, – сказала она, кутаясь в плед, и Трошкин покорно согласился:

– Не надо было. Но раз уж приехали…

Он разжег камин, достал коньяк, придвинул кресла поближе к огню.

– Все, как раньше. Почти, как раньше, – сказал он.

Она собиралась ответить, что и раньше все было не так, как хотелось бы, но промолчала. «Все, не как у людей», – жаловалась она в свое время Норе Симкиной, рассказывая ей о Трошкине и о себе, на что Нора неизменно отвечала: «У людей – всегда все, не как у людей».

Трошкин вломился в жизнь Татьяны Эдуардовны три года назад в образе напористого и удачливого авантюриста. Он вернулся после продолжительной работы в Америке в аппарате нашего представительства при ООН с твердым намерением покорить Россию. Сначала он показался ей комичным и не заслуживающим серьезного внимания. Ее забавляло в нем все – и странный выговор, как будто с легким американским акцентом, и дикие вызывающие наряды, и суетливость, и стремление поспевать вовсе места, где собираются знаменитости. Впрочем, Татьяна в то время была настроена благосклонно к окружающим, потому что у нее все складывалось очень удачно. Она стала заместителем редактора популярной газеты «Молодежные вести», и дела у газеты шли все лучше и лучше. Подчиненные ее любили, начальство – ценило, мужчины уделяли ей внимание и даже больше.

Трошкин играл роль преданного пса экзотической породы, что смешило и трогало одновременно. Люди любят странных зверушек и специально выводят всяческих бассетов или шарпеев, чтобы потом умиляться их милому уродству. Татьяна Ценз всегда была любознательна, и тогда, три года назад, ее погубило любопытство. С обостренным изумлением, переходящим в восторг, она наблюдала, как вынырнувший ниоткуда Трошкин с истинно хлестаковским размахом «раскручивал» себя, любимого, ломился в политическую элиту и выстраивал там укрепсооружения. Татьяна поражалась, с какой скоростью он занимал одну высоту за другой, не имея за душой ничего, кроме бешеного напора и наглости.

– Бесстыжий ты тип, Саша, – смеялась Татьяна, когда он рассказывал ей об очередной авантюре.

– Стыд девушкам к лицу, – отвечал он, – да и то не всем. А я давно уже не девушка.

До встречи с Трошкиным Татьяна считала, что любая карьера делается по определенным правилам и требует постепенности. Оказалось – ничего подобного.

– Для того чтобы получить аттестат о среднем образовании, – говорил Трошкин, – вовсе не обязательно десять лет сидеть за партой. Можно сдать экзамены экстерном.

– Можно, – соглашалась Татьяна. – Но тебе все равно придется изучить курс средней школы, пусть не за партой, но за своим письменным столом.

– Не обязательно. Экзамен, как известно, лотерея, и, если повезет, достанется хороший билет.

– А если не повезет?

– Значит, надо приложить усилия к тому, чтобы повезло. Купить, например. Или попросить.

– А тебя не смущает, что ты недополучишь образования и останешься недоумком?

– Нисколько. То, что мне действительно нужно, я сам потом доберу, а на то, что не нужно, зачем тратить время?

В его рассуждениях была своя логика и рациональность, хотя в глубине души Татьяна не сомневалась, что рано или поздно Трошкина разоблачат. Мыльные пузыри, лучшим представителем которых она считала Трошкина, рано или поздно обязательно лопаются, но пока он красиво парил над скучным пейзажем, переливаясь радужными боками, и все его проделки заканчивались успехом.

Самое удивительное, что Трошкин не придумывал ничего сложного, все его изобретения были просты, как кастрюля. Сначала он зарегистрировал новый общественно-политический фонд «Наша демократия». Затем арендовал мраморный зал Президент-отеля и провел в нем пышную презентацию своего фонда, репортажи о которой прошли по всем центральным телевизионным каналам. Что интересно – Трошкин не потратил на телевизионную рекламу ни копейки, а добился ее благодаря самому обыкновенному вранью, и даже не совсем вранью, а так, некоторому вольному обращению с информацией. Он разослал приглашения на презентацию (которую, к слову сказать, он назвал ассамблеей) всем «нужным людям», указав в приглашении, что среди участников мероприятия – глава Правительства, спикер Госдумы и Председатель Совета Федерации, а также руководители различных министерств и ведомств. Удивительно, но часть элиты наживку заглотила. Первых лиц, правда, не было, но несколько министров, лидеров думских фракций и просто известных личностей на ассамблею явились и украсили собой мероприятие.

Далее Александр Дмитриевич Трошкин провел еще несколько ярких акций на самые разные темы – от конференции по борьбе с наркотиками до международного семинара по методологии написания бюджетных законов. Итогом этой благородной деятельности стала его личная узнаваемость, а в определенных кругах – известность.

Справедливости ради следует признать, что работал Трошкин от зари до зари, не жалея себя. Блеф, как средство покорения мира, требовал колоссальных временных затрат. Александру Дмитриевичу приходилось неусыпно следить за текущими событиями и очень быстро передвигаться, чтобы как можно чаще оказываться в нужном месте и в нужное время. То есть все время «мелькать». Высшие чиновники, не осознавая того, активно помогали ему. Когда Трошкин на той или иной публичной сходке кидался с распростертыми объятиями к кому-либо из них, они не отталкивали его со словами: «Кто вы такой? Что за фамильярность, в самом деле?», а, наоборот, вполне дружелюбно раскланивались с ним. Нормальная реакция человека, погруженного в гущу людей и событий. Естественные опасения: «А вдруг меня с ним знакомили, а я забыл?» Упомнить всех невозможно, и избежать дежурных неловких ситуаций можно только так: отвечать на приветствия всех, кто счел нужным поздороваться с тобой. Кроме того, лицо Трошкина, многократно показанное в телевизионных новостях, было всем смутно знакомо.

Первыми сотрудниками фонда «Наша демократия» стали три журналистки средней известности. Трошкин выбрал именно их не случайно – каждая работала в достаточно престижном издании, но на вторых ролях, и все трое страдали от недооцененности и якобы направленных против них интриг завистников. Сами они, в свою очередь, умели и любили плести интриги, так что работа в фонде пришлась им по душе. В их служебные обязанности входило посещение как можно большего числа публичных мероприятий – от конференций и семинаров до «круглых» столов и пресс-конференций, в кулуарах которых следовало ненавязчиво, лучше – по страшному секрету, распространять слухи о фонде «Наша демократия» и об Александре Дмитриевиче Трошкине лично.

Сначала девушки довольно правдоподобно отказывались отвечать на вопросы бывших коллег, с чего это они покинули журналистику и ушли в «какой-то там» фонд. Но по их выразительным лицам и многозначительным ухмылкам все понимали, что явно неспроста. Потому они признались болтливым подружкам, что их новое место работы только называется так скромно, а на самом деле!.. «Ты себе не представляешь, ЧТО это такое! Только я тебя умоляю – ни-ко-му…» Получалось, что фонд «Наша демократия» – это то ли теневой кабинет министров, то ли тайный штаб Президента РФ, короче, специальная структура, которая выйдет на передовые рубежи, когда пробьет час Ч. Но уже сейчас в недрах фонда велась напряженная тайная работа и взращивались ростки будущего России.

Чем чаще высокие чиновники опровергали эти слухи, чем чаще они открещивались от своих связей с фондом, тем меньше им верили.

Что касается Александра Трошкина, то его будущее виделось могучим и прекрасным.

Слухи о его назначении на тот или иной пост бродили по Москве беспрерывно. Сначала говорили о должности министра иностранных дел. Изготавливался слух так: в течение недели Трошкина подозрительно часто видели в МИДе. Потом одна из трошкинских девушек в Пресс-центре Совета Федерации при большом скоплении журналистов шепотом разговаривала по телефону с Трошкиным, время от времени истерически вскрикивая: «Правда?.. И Указ уже подписан?.. Вот будет сенсация!.. Нет, никто и предположить не может… А вы можете прислать мне по факсу?..» Шептать и прикрывать трубку рукой в присутствии журналистов – лучший способ привлечь к себе внимание. Бумажку, полученную по факсу, девушка прочитала, разорвала на куски и выбросила в урну. Надо ли добавлять, что уже через пять минут после ее ухода этот документ стал всеобщим достоянием.

Проект Указа Президента РФ о назначении Трошкина А. Д. министром иностранных дел, сложенный из восьми клочков с рваными краями, выглядел достовернее любого официального сообщения, и «новость» была достойно отражена средствами массовой информации. Трошкин отреагировал единственно возможным образом – он гневно опровергал эту «утку», эту «нелепую шутку», эту «чью-то провокацию»; им было сказано много уважительных слов в адрес действующего министра иностранных дел – «умнейшего человека и высокого профессионала». Виновато опуская глаза, он клялся, что не получал такого рода предложений ни от Президента РФ, ни от Премьера. Ему не верили, и он был почти счастлив.

Слухи о назначениях следовали один за другим, а Александр Дмитриевич тем временем, как он выражался, «подтягивал снаряды к месту боя передового отряда». У Трошкина уже работало около ста человек, в Думу регулярно поступали законопроекты и аналитические записки, подготовленные экспертами фонда, и вся эта продукция весьма благосклонно воспринималась депутатами. Многие чиновники из аппарата Госдумы уже вовсю сотрудничали с фондом «Наша демократия» на возмездной основе, а среди заказчиков фонда все больше встречалось представителей крупного и очень крупного бизнеса. Фонд «Наша демократия» становился нормальной, эффективно работающей лоббистской структурой.

Не менее удачно фонд занимался региональными выборами. Трошкину приписывали проведение семи блистательных предвыборных кампаний, в результате которых его кандидаты прошли в губернаторы с большим отрывом от всех претендентов и в первом же туре выборов.