Текст книги "Сплошной разврат"

Автор книги: Анна Малышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

Глава 26
АЛЕКСАНДРА

Вечером я позвонила Севе. Он страшно обрадовался:

– Вы берете меня в свою банду! – заорал он. – Ура-ура! Господи, как давно я мечтал стать тайным агентом. Лет с трех, наверное.

– Не в банду, а в организацию очищения общества от скверны, – возмутилась я.

– Ваша организация называется «Пемоксоль»? – игриво спросил Сева.

– Наша организация называется МУР. Готов ли ты, Всеволод, выполнить ответственное и очень опасное задание?

– Что за вопрос? – опять заорал Сева. – Жажду!

– Скажи, тебе нравятся молодые проститутки, выросшие на свежем воздухе вдали от экологически вредных зон? Такие, знаешь, кровь с молоком.

– Не знаю, – растерялся Сева. – Не думал об этом. Если честно, мне проститутки не нравятся в принципе. То ли я слишком брезглив, то ли они навевают неприятные ассоциации. Какому журналисту понравится лишнее напоминание о том, что он недалеко ушел от представительниц первой древнейшей профессии?

– А слабо тебе пожить недельку на конспиративной квартире в обществе такой проститутки? – спросила я.

– А без проститутки нельзя?

– Нельзя. Только с ней.

– Зачем? – У Севы явно поубавилось энтузиазма.

– Затем, что она – важная фигура для следствия. Ее нужно удерживать в квартире…

– Силой? – оживился Сева.

– Нет, лаской. И ждать, когда пробьет твой час.

– Хорошо, – согласился Сева. – А когда пробьет мой час, вы дадите мне парабеллум?

– Обязательно.

– Диктуй адрес конспиративной квартиры.

– Ты его знаешь – надеюсь, не забыл, где я живу?

– У тебя? Мне надо пожить у тебя? А ты тоже там с нами будешь?

– Нет.

– А где же живешь ты?

– На другой конспиративной квартире.

– Как все сложно! – с восхищением присвистнул Сева. – Я готов.

Я коротенько изложила, что следует говорить Зине – и про модельное агентство, и про ожидаемый приезд косметического француза, и про эпидемию.

– Как ты сказала? Герпис В? Подожди, я запишу. А какой поведенческой линии придерживаться? – Сева несколько смутился. – Я имею в виду, если она предложит мне… ну, она же девушка вольных правил и разнузданной морали.

– Ни в чем себя не ограничивай, – сказала я со скрытым злорадством, представляя себе, как Вася приедет вечерком, а там Сева с Зиной…

Впрочем, мне безразличны их отношения. Обидно только, что Вася решил устроить бардак у меня дома и практически у меня на глазах. Не понимаю – зачем? Все-таки работа в милиции калечит человеческие души – появляются маниакальные устремления, склонность к публичному разврату.

Он работает со свидетелем! Тяжелая, надо признаться, работа. За прошедшие два вечера она его всего обслюнявила и чуть шею не сломала.

Но – все к лучшему. Дуня довольна, что я живу у нее, теперь ей не так страшно. Она почему-то думает, что когда ее придут убивать, то мое присутствие остановит убийц.

– А-а, – скажут они, – так вас тут двое? Ну тогда мы пошли, извините за беспокойство.

В течение трех дней мы вели с Дуней почти семейную жизнь – она старалась исполнять роль мужа, я, соответственно, жены. После работы она заезжала за мной в штаб Иратова, и мы вместе ехали домой. Дуня тут же ложилась на диван с газетой или садилась за компьютер, а я начинала стирать, готовить ужин или бежала за продуктами в магазин. Вполне сносное существование, типичное для среднестатистической российской женщины. Если бы еще не навязчивый кошмар: перед глазами у меня все время маячил образ Зины с ведром хлорки в руках – вот она ходит туда-сюда и широким жестом сеятеля разбрасывает отраву по полу. Хлорка противно скрипит под ногами, ее все больше и больше…

Сева, которому я периодически названивала, уверял меня, что «Зинуля – прелесть» и что все у них идет отлично. Он представился Зине моим братом, неожиданно вернувшимся из командировки. Сева сам придумал себе такую легенду, хотя я и пыталась в доступных выражениях объяснить ему, что неожиданно из командировки возвращаются только мужья. Самое приятное, что эта прелестная Зинуля даже не спросила, куда делась его сестра. Зато она не переставая донимала Севу вопросами про Васю, который почему-то перестал навещать ее вечерами. Видимо, Сева его спугнул.

Если честно – ожидание всех порядком утомило. Либо мы ошиблись в прогнозах, либо убийца оказался патологически нерасторопен. Он не спешил начинать охоту на Дуню, не пытался разыскать Резвушкину и вообще не проявлял никаких признаков жизни. Вася злился, звонил по телефону и ругал меня за передозировку фантазий в моем, как он выражался, хилом организме и паскудно врал, что своими навязчивыми идеями я увела его от правильной версии. От какой именно, он скрывал.

За годы тесного общения с Васей я привыкла, что во всех наших неудачах виновата я, а все удачи, умные мысли и героические поступки – его. То есть привыкла к махровой несправедливости. Но сейчас я сама чувствовала себя виноватой. А вдруг мы действительно ищем убийцу не там и весь огород с возрождением Резвушкиной, привозом в Москву сиротки Зины и шантажом Трошкина придумали зря? Вдруг ни Трошкин, ни Иратов не имеют к убийству никакого отношения? А убийца – Татьяна Эдуардовна Ценз, Элеонора Симкина или вовсе никому не известный человек, тайком пробравшийся в пансионат.

Дуня тоже за последние два дня заметно скисла. Вот загадочность нашей женской души: сначала паниковать и бояться собственной тени, а потом негодовать, почему же убийца к нам не торопится!

– Не для того я стала приманкой, чтобы на меня так демонстративно не обращали внимания! – возмущалась Дуня. – Неприятно работать сыром в мышеловке, тем более что ни одна сволочная мышь и близко ко мне не подходит. Зажрались!

На сегодня мы с Дуней запланировали два ответственных мероприятия: она собиралась к Трошкину для завершения переговоров, а я – в «Секс-моду» в костюме Резвушкиной. Вопреки Васиным запретам я намеревалась воспользоваться все тем же рыжим париком и теми же темными очками в пол-лица. Мы не теряли надежды, что, активно нарываясь на неприятности, мы на них все-таки нарвемся.

Дуня ушла из дома сразу после завтрака, а мне еще предстояло помыть посуду и вынести мусор. В тот момент, когда и я, уже одетая, накрашенная, возилась в передней, пытаясь ухватить два больших пакета с мусором и сумку, в которой лежала одежда и парик Резвушкиной, раздался звонок в дверь. Будучи в полной уверенности, что это Дуня, которая перманентно что-то забывала и возвращалась с полпути, я открыла дверь не спрашивая: «Кто там?» Передо мной стоял коротко стриженный молодой человек с маленькими глазками, в спортивном костюме и с портфелем под мышкой. Мне с детства нравятся такие гармоничные сочетания: портфель из хорошей кожи и спортивный костюм. Почти как коньяк и селедка.

Неужели дождались? Неужели убийца, наконец, проснулся и начал действовать?

По плану я никого не должна была впускать в квартиру, от меня требовалось немедленно позвонить Васе и подать ему условный сигнал, а затем, если получится, поддерживать беседу с пришедшим через дверь не менее двадцати минут – ровно столько понадобится Васе, чтобы добраться до нас. А там – по обстоятельствам.

План хороший, но, как любая умозрительная схема, несовершенный. Дело в том, что мы почему-то не сомневались, что убийца или его представитель явится к нам вечером или ночью. Всему виной вредное действие детективов – все знают, что злодеи приходят в темное время суток или, на худой конец, в сумерках. В результате – полный облом. Солнце светит, ветерок шелестит по осенней листве, убийца стоит на пороге, а звонить мне некуда, потому что в отделе по расследованию убийств МУРа сейчас нет ни одного живого человека.

Вася звонил мне полчаса назад и сообщил, что они с Леонидом отправляются по срочному делу и что до пяти вечера их в Москве не будет.

Я мучительно соображала, что же мне делать, попутно с интересом разглядывая гостя, он с не меньшим вниманием – меня. Продолжалось это довольно долго, но я не намерена была первой начинать разговор, потому что точно знаю – первое слово должен произнести тот, кто пришел, а не тот, к кому пришли. Закон вежливости, ничего не поделаешь. И самое уместное в таких ситуациях слово: «Здравствуйте». Но молодой человек молчал. Полностью удовлетворив свое любопытство и тщательнейшим образом рассмотрев каждую деталь его одеяния, я протянула ему пакеты с мусором и вежливо сказала:

– Помойка во дворе слева от автостоянки.

Молодой человек пакеты не взял, но у него прорезался голос.

– Мне бы Евдокию, – хрипло сказал он.

Кстати, весьма распространенная ошибка. Многие пытаются назвать Дуню Евдокией, полагая, что тем самым проявляют к ней уважение. Она же от подобного обращения буквально звереет: «Мой творческий псевдоним – Дуня! Постарайтесь запомнить».

Человек, стоящий напротив меня, вряд ли знает, что такое творческий псевдоним. Судя по его физиономии, ему ближе такое понятие, как «кликуха».

– Здесь такие не проживают, – весело сказала я.

– Как? – Он страшно удивился, достал из кармана бумажку с написанным от руки текстом, прочитал его, шевеля губами, и вздохнул с облегчением:

– Проживает, проживает.

– А я вам говорю – нет. Если есть сомнения – обратитесь в ЖЭК, вам подтвердят, что таких здесь нет, – упорствовала я.

– А мне сказали… – попытался возразить он.

– Не знаю, что вам сказали. – Я поставила пакеты у двери, вышла на лестничную площадку, слегка потеснив гостя, и начала закрывать дверь.

– Квадратная, – сказал он мне в спину. – Квадратная.

Мне стало смешно:

– Скорее, прямоугольная. Квадратные двери, как, впрочем, и круглые, встречаются довольно редко.

– Фамилия – Квадратная, – сказал он.

– Ах, фамилия! – Я повернулась к нему. – Если вы ищете Дуню, то она на работе, будет вечером.

– А вы кто? – спросил он.

– Я? Домработница. Видите, мусор выношу.

Он опять оглядел меня с ног до головы, особенно его заинтересовали туфли на высоких каблуках.

– А где она? – задал он еще один вопрос.

– В данный момент – в фонде «Наша демократия».

– Где? – Его маленькие поросячьи глазки увеличились вдвое. – Где?!

– А что вас так удивляет? – спросила я. – То, что Дуня самостоятельно передвигается по городу, или то, что фонд «Наша демократия» носит такое претенциозное название?

В ответ вежливый юноша повернулся ко мне спиной и быстро пошел к лестнице.

Интересно. Я, дождавшись, когда он скроется за поворотом, тихо пошла следом. Пакеты с мусором пришлось прислонить к соседской двери, где проживала наипротивнейшая Алевтина Семеновна, донимавшая нас скандалами каждый божий день.

Выглянув во двор, я успела увидеть, как мой, то есть Дунин гость, втискивается в джип «Крайслер». Я тут же бросилась к стоящему рядом со своими «Жигулями» приятного вида дядечке и взмолилась:

– Пожалуйста, очень вас прошу, здесь недалеко!

– Да ради бога, – широко улыбнулся он. – Куда?

– Вот за тем джипом.

Дядечка посерьезнел и отрицательно помотал головой:

– Э, нет, девушка. Я такими делами не занимаюсь.

Джип уже выруливал из двора, и от обиды я чуть не разревелась. Вот засада! Столько ждали, чтобы так бездарно проворонить.

– Поймите, там в джипе – мой муж, и мне кажется, он едет к своей любовнице. Я не вынесу, если не узнаю правду!

То ли сработал мой жалобный тон, то ли помогли слезы на глазах, но дядечка смягчился, одобрительно посмотрел на две сотенные бумажки, которые я комкала в руках, и скомандовал:

– Залезай.

Мы быстро вскочили в машину и поехали.

– Ты пригнись, пригнись, – напутствовал меня мой спаситель. – А то он заметит тебя, и ничего ты не узнаешь. А выследить его надо, тут ты права.

Вот она хваленая мужская солидарность.

Мы остановились в нескольких метрах от особняка, в котором располагался фонд «Наша демократия». Очень интересно!

Расплатившись с дядечкой, который на прощание шесть раз подмигнул мне с хитрым видом, я залезла на пенек у забора и просунула голову между чугунных прутьев. Мой утренний гость стоял в углу двора под раскидистой липой и мирно беседовал с Семеном Марковичем, моим заботливым адвокатом. Причем Семен Маркович явно ругался, размахивал руками и гневно топал ножкой, а юноша в спортивном костюме понуро переминался с ноги на ногу и все время пожимал плечами.

Спрыгнув с пенька, я чуть не сломала каблук и точно упала бы, если бы меня не поддержала чья-то заботливая рука. Подняв глаза, я увидела улыбающегося Александра Дмитриевича Трошкина собственной персоной.

– В такой обуви, милая Сашенька, лучше не лазать по деревьям.

– Это бывшее дерево, – сказала я. – Так что не страшно.

– Не страшно? – зловеще спросил он. – Совсем не страшно?

– Вы о чем? – Я с независимым видом уселась на пень и постаралась посмотреть на Трошкина свысока, что было нелегко, потому что он стоял, а я сидела, так что всяко смотрела на него снизу.

– Куда ж вы пропали? – ласково спросил он. – Я жду, жду, а вас нет и нет. Совсем уж собрался заехать к вам в гости как-нибудь вечерком.

Меня прошиб холодный пот – здорово могло бы получиться! Приезжает Трошкин ко мне, а там Зина, которую мы от него прячем.

– Я сейчас не живу дома, – сказала я бледным голосом. – Там живет мой брат со своей… этой… девушкой.

– Брат? – Трошкин усмехнулся. – Вы рассказывали мне, что у вас только старшая сестра.

Черт! Ну почему я такая дура!

– Двоюродный. Кузен, по-вашему.

– Ах, кузен. – Трошкин с издевательским видом закивал. – Тогда понятно. А вы сами, надо полагать, живете в гостинице? Очень трогательно, ничего не скажешь.

– Мне пора, – мило улыбнулась я. – Извините, Александр Дмитриевич, тороплюсь на работу.

– На работу? – Трошкин усмехнулся. – Куда же?

– Мне казалось, я вам докладывала. Я работаю в «Вечернем курьере».

– А мне сказали, что вы взяли отпуск и уже неделю там не появляетесь. – Трошкин явно забавлялся и, похоже, вознамерился уличать меня во лжи и дальше.

– Работа журналиста не предполагает вечного сидения в редакции. Слышали такое выражение: «Журналиста ноги кормят»? Или «Трое суток шагать, трое суток не спать ради нескольких строчек в газете».

– И куда же вы шагали всю прошедшую неделю? – спросил Трошкин. – За кормом? Впрочем, ладно, не мне вас допрашивать. Но на один вопрос все же постарайтесь ответить: что вы высматривали у меня во дворе?

Я скромно потупилась:

– Не что, а кого.

– И кого?

– Вас.

На этот раз Трошкин удивился совершенно искренне:

– Меня?! А почему из-за забора? Не проще ли было зайти.

– Мне стыдно, Александр Дмитриевич. Я вам нахамила, и просто так прийти… нет, не хватало смелости. Извините меня, сама не знаю, что тогда на меня нашло. Вот теперь хожу кругами вокруг вашего фонда и страдаю.

– Нет проблем, – радостно сказал Трошкин. – Все плохое забыто, пойдемте, выпьем кофе, обсудим наши непростые отношения.

У меня потемнело в глазах – самое худшее, что сейчас можно было бы сделать, – это попасться на глаза Семену Марковичу и его собеседнику, а потом появиться в обществе Трошкина перед Дуней.

– Нет! – Я попятилась. – Не сейчас. Я действительно тороплюсь, но зайду к вам сегодня же.

– Пять минут погоды не делают, – решительно сказал Трошкин, схватил меня за локоть и потащил к проходной. К счастью, Семен Маркович и мой утренний гость слишком увлеклись разговором и никого вокруг не замечали. Зато наше появление в приемной произвело фурор. Секретарша Марина от изумления широко открыла рот и не смогла выговорить ни слова. На мое: «Здравствуйте, Мариночка», она ответила невразумительным: «А-а… и-и…» Определенно, сегодня никто со мной здороваться не хочет. Дуня, сидящая в кресле для посетителей, перенесла потрясение мужественнее. Только в первую секунду на ее лице мелькнула тень недоумения, но она тут же взяла себя в руки и бесстрастно отвернулась.

– О, Дуня, привет. – Я помахала рукой. – Как дела? Ты к Александру Дмитриевичу?

– Не поверишь – к нему, – мрачно ответила Дуня. – А как ты догадалась?

– Вижу, ты сидишь у него в приемной…

– Правильно. Умная девочка. – Дуня посмотрела на меня с презрением.

– Вас ждут, – разочарованно сказала я Трошкину. – Опять не везет. Видите, лучше мне прийти попозже.

– У меня, – Трошкин бросил быстрый взгляд на Дуню, – недолгий разговор. Может быть, подождете пять минут?

– Пять минут?! – рассвирепела Дуня. – По моим ощущениям, нам предстоит долгий разговор.

– Я подожду, – сказала я, – все равно мне уже спешить некуда. Понимаете, Александр Дмитриевич, я сегодня утром навещала свою подружку, и она просила меня посидеть с ее ребенком, пока она сбегает в парикмахерскую. Она очень страдает от того, что намертво привязана к дому – у нее ни мамы нет, ни няни, которые могли бы ее иногда подменить. Она говорит, что чувствует себя как в мышеловке.

Я особо выделила последние слова и скосила глаза на Дуню – думай, дорогая, думай. Ну должна ты понять, что Трошкин прислал к тебе бандита! Но Дуня отрешенно смотрела в потолок.

– И только она за порог – приезжает ее муж! Представляете, муж, которого она ждала всю неделю. Всю неделю! – Я опять выразительно посмотрела на Дуню. – Ждала, ждала, и, как только она за порог – вот и он.

Трошкин слушал этот бред с болезненным выражением лица.

– И где же он шлялся всю неделю, муж вашей подружки? – безо всякого интереса спросил он.

– В командировке.

– И отлично. – Трошкин явно не понимал, зачем я рассказываю всем эту дурацкую историю. – Приехал, и ладно. И парикмахерская кстати оказалась – вернется к мужу красивая.

– Нет. Он не стал ее дожидаться и сам помчался в парикмахерскую, ну, в ту, в которой она сейчас. В ту самую.

– Было бы странно, если бы он поехал в какую-нибудь другую парикмахерскую, – мрачно сказала Дуня, после чего, кряхтя, поднялась из кресла и направилась к двери:

– Куда вы? – хором спросили Трошкин и Марина.

– У меня, в отличие от вас, нет времени часами слушать эту идиотку. Но вам, я вижу, интересно узнать про ее подружек, их мужей и детей. Жалко, мамы и няни нет, а то она бы и про них нам рассказала.

– Нет, нет, – смутилась я. – Извините, я понимаю, что здесь никому не интересно, что произошло со мной сегодня утром. И тебе, Дуня, особенно. Иди к Александру Дмитриевичу, а я пока поболтаю с Мариной.

– Спасибо, Сашенька, – кивнул Трошкин, – я вам очень благодарен за терпение и понимание.

Черт с ним, с моим пониманием, а вот поняла ли Дуня мое зашифрованное послание? Надеюсь, поняла.

Трошкин и Дуня скрылись в кабинете, а Марина демонстративно уставилась на монитор компьютера и принялась барабанить по клавишам. В чем, в чем, а в радушии ей не откажешь.

– Ради бога, не откладывайте свою работу, – громко сказала я, – и не обращайте на меня внимания.

– На вас трудно не обратить внимание, – ледяным тоном сказала Марина. – Почти невозможно.

– А вы попробуйте. – Я выглянула в коридор и тут же отпрянула – к приемной приближался Семен Маркович. И ладно бы он один. Мой сегодняшний гость мелко трусил рядом с адвокатом и просительно заглядывал в его лицо. Вот сейчас они дойдут до приемной, увидят меня, и всем сразу станет ясно, что мы с Дуней действуем сообща. Маловероятно, что юноша в спортивном костюме меня не узнает. Даже если у него плохая память на лица, то одежду он запомнил наверняка. Во всяком случае туфли – он их десять минут разглядывал, не иначе заучивал наизусть. Я затравленно оглянулась на Марину – она гордо и неподвижно восседала на своем месте и не мигая смотрела на экран монитора – ну сфинкс, да и только. Короче, выбора у меня не оставалось, и я стремительно извлекла из сумки рыжий парик Резвушкиной, зеленую попону и дымчатые очки.

– Мариночка, смотрите, какую прелесть я сегодня купила, мне идет? – Я стремительно нацепила резвушкинский прикид на себя и встала в позу лирической девушки с веслом. Бедная Марина – она чуть не упала со стула.

В этот момент дверь распахнулась, и вошли те, кого я так не хотела видеть, точнее, кто не должен был видеть меня. Я демонстративно повернулась к ним спиной и отошла к окну.

– Саша у себя? – спросил Семен Маркович.

– У него та самая журналистка, – ответила Марина.

– Да, Жора мне сказал. – Адвокат шумно вздохнул. – Как только уйдет, позвони мне. Я здесь.

Ага, значит, этого юношу зовут Жора. И значит, у Семена Марковича где-то здесь, в здании фонда, есть свой уголок с телефоном.

– Тут к нему еще посетители, – вероятно, Марина ткнула пальцем мне в спину. Я и не подумала оборачиваться – еще чего!

– Как только уйдет, сразу звони, – повторил Семен Маркович и, судя по звуку, открыл дверь.

– Ладно.

Они ушли, а я все не могла оторваться от окна.

– Вам очень идет, – наконец пробубнила Марина. – Такой красоты я еще не видела.

– Вот и мне нравится, – сказала я, поворачиваясь. И тут дверь кабинета распахнулась, и на пороге появилась Дуня.

– Нормально, – сказала она упавшим голосом. – Что все это значит?

Представляю себе Дунино замешательство, я бы на ее месте точно свихнулась. Сначала я в нарушение всех договоренностей прибегаю к Трошкину и тем самым ставлю под удар всю нашу операцию. Допустим, может подумать Дуня, меня привели сюда чрезвычайные обстоятельства, необходимость ей что-то сообщить. Но зачем надевать здесь секретный костюм Резвушкиной, в котором я могу появляться только в «Секс-моде»?

– Все, закончили? – спросила я с самым невинным видом.

– Что с тобой? – продолжала допытываться Дуня.

Я быстренько стянула с себя парик, сняла зеленую накидку, запихала все в сумку и скороговоркой объяснила:

– Женщинам свойственно прихорашиваться. Впрочем, тебе не понять.

– Что же вы Александру Дмитриевичу не показались в новом обличье? – ухмыляясь, спросила Марина. – Он бы оценил.

– Он и так меня очень любит, – мило улыбнулась я. – А в этом… Боюсь, как бы с ума не сошел от восторга.

– Это точно, – прошипела мне вслед Марина.

Я поспешила скрыться в кабинете Трошкина, боясь, как бы Дуня от волнения не ляпнула чего-нибудь лишнего.

Трошкин, вопреки моим ожиданиям, не выглядел ни расстроенным, ни подавленным. Та же глумливая улыбочка, тот же плотоядный взгляд:

– Сашенька! Прошу. Кофе?

– Совсем не осталось времени, – торопливо сказала я, – но сегодня я позвоню вам обязательно! Правда-правда.

Трошкин огорченно развел руками:

– Ладно, не смею задерживать. Но помните – я жду.

– Конечно!

Я почти бегом миновала длинный коридор, трясясь и дергаясь. За каждой приоткрытой дверью мне мерещился Семен Маркович, которому, я не сомневалась, Марина позвонила сразу после ухода Дуни.

Только на улице я перевела дух.

Хорошо бы найти Дуню, но где – вот в чем вопрос? Поразмышляв минуту, я пришла к выводу, что Дуне хочется увидеть меня ничуть не меньше, чем мне – ее, а значит, самым естественным поступком с ее стороны было бы поехать в «Секс-моду» и попытаться перехватить меня там. Так и сделаем.

После всех пережитых волнений мне не хотелось играть в Резвушкину, но я боялась за Дуню: если она не найдет меня в «Секс-моде», то может подумать бог знает что. И я поехала.