Текст книги "Сплошной разврат"

Автор книги: Анна Малышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Татьяну Эдуардовну глубоко трогало, что Трошкин, несмотря на свою сумасшедшую и расписанную по минутам жизнь, всегда находил для нее время. Как только у него образовывалось окно между двумя мероприятиями, он приезжал в редакцию «Молодежных вестей», пусть даже на пять минут. Однажды, прилетев из командировки, он примчался из аэропорта к Татьяне в редакцию, сунул ей в руки букет роз и пакет со сладостями и со словами: «Я только глянуть на тебя», уехал в тот же аэропорт, откуда у него через час улетал самолет в следующий пункт назначения. Приятно? Очень. Татьяна Ценз вынуждена была признать, что никто и никогда к ней так не относился. Поклонников в ее жизни было много, но только Трошкину удалось внушить ей, что совсем, никогда и нигде он не может без нее обходиться.

Нора Симкина потешалась над материнскими чувствами Татьяны к Трошкину и над тем, как ловко он убедил ее в совершенной особенности и безграничности своей любви:

– Прекрасная девушка Таня в соседнем подъезде живет. Он с именем этим ложится и с именем этим встает, – говорила Нора. – Раз дело зашло так далеко – уходи от своего придурка Ценза и выходи за Трошкина замуж.

– Зачем замуж-то? – удивлялась Татьяна. – Что у тебя за старорежимные установки?

– Затем, чтобы не потерять твоего распрекрасного Сашеньку. Долго он в таком графике не продержится, а ты уже влипла по уши.

– В каком графике? – смеялась Татьяна. – Не так уж часто все происходит.

– Что будет, когда пройдет гормональное бешенство, сопутствующее первым стадиям пылкого романа? Когда все мысли только ОБ ЭТОМ, когда готов нестись за сто километров, только чтобы дотронуться, когда готов где угодно, даже на ветке? А потом-то что? Угар пройдет, а что останется? Если бы вы были соратниками по его бессмысленной политической гонке, тогда еще ничего, была бы надежда на продолжение. Вы бы обсуждали текущие дела, спорили, ругались, потом мирились. Ты была бы у него в деле, понимаешь? Вы были бы вместе, шли бы по одной дорожке. А так? У тебя – своя жизнь, и ты идешь куда хочешь, у него – своя. Голова у вас о разном болит. О чем вы будете разговаривать?

– О моей жизни и о его. – Татьяна искренне не понимала, к чему клонит Нора.

– Ваши жизни очень разные, очень. Они нигде не пересекаются, им зацепиться нечем. Что-то должно быть общее – семья, работа, быт, гости, совместные поездки. Хотя… – Симкина опять вздыхала. – Гони ты его лучше, если еще можешь.

– Может, и могу, – мечтательно отвечала Татьяна, – но не хочу-у-у.

Появление на горизонте хищной Григорчук по эффекту походило на землетрясение. И не только потому, что Татьяна Эдуардовна привыкла к своему Трошкину и плохо представляла, как можно без него обходиться, но и потому, что она совершенно не ожидала такого расклада. Если и было в ее жизни что-то постоянное, нерушимое и надежное, так это его любовь.

…Трошкин выглядел подавленным и усталым, и Татьяна опять начала его жалеть. И злиться на себя за это.

– Ты о чем так печалишься, Саша? О себе или о ней?

Трошкин не ответил.

– Извини, но ей уже хуже не будет… – начала она. – Зато мы все нахлебаемся. Бывают такие чудные люди, которые даже смертью своей портят жизнь всем окружающим.

– Ты несправедлива, – сказал Трошкин. – Не сама же она себя убила, чтобы всем навредить.

– Я бы не удивилась…

– Перестань!

– Знаешь, Саша, у меня к тебе странное предложение, совсем странное. Боюсь показаться тебе круглой дурой, но еще больше боюсь остаться в дураках. Давай сами найдем убийцу?

– Я думал об этом, – серьезно ответил Трошкин. – И пришел к выводу, что шансов почти нет. Его никто никогда не найдет, помяни мое слово.

– Но тогда про всех нас…

– …конечно! А что делать? – Трошкин по-женски всплеснул руками и отвернулся. «Плачет, что ли?» – подумала Ценз, но не встала, не подошла к нему.

– Круг претендентов достаточно узок, – сказала она сухо. – Если хорошенько подумать, то можно и догадаться.

– В том-то и дело! – закричал Трошкин. – В том-то и дело!

– Что ты хочешь сказать? – насторожилась Ценз.

Трошкин принялся метаться из угла в угол, потом, громко глотая, выпил коньяк и, наконец отойдя в дальний угол и глядя на Татьяну то ли враждебно, то ли виновато, прошептал:

– Вадим. Я уверен. Я думал. Все сходится. Только не говори: «Не может быть!» Как раз может.

Ценз закрыла глаза и обессиленно откинулась на спинку кресла. Этого-то она и боялась!

– Иратов. Не. Убивал, – превозмогая отвращение, четко сказала она. – Нет.

Трошкин пожал плечами и чужим равнодушным голосом спросил:

– Ты останешься или тебя отвезти домой?

Глава 14
АЛЕКСАНДРА

Когда мы вошли, Вася поливал кактус. Эксперимент по выращиванию колючего друга вошел в решающую фазу, и Вася неоднократно рассказывал мне, что скоро напишет статью для научного журнала и обрадует весь ботанический мир сенсационным сообщением: в одной северной стране удалось воспитать особый кактус, который, в отличие от своих собратьев по крови, растет как бешеный в условиях полного отсутствия солнечного света в прокуренном помещении и к тому же является очень водолюбивым существом. Действительно, опровергая лживые утверждения о том, что кактусы не любят воду, Васин выкормыш был готов потреблять ее литрами.

Для придания эксперименту особого шика Леонид дважды порывался побрить кактус, а один раз – привить на него черенок яблони, но Вася пресек безобразие и написал на имя полковника Зайцева докладную записку, в которой уведомил, что лейтенант Зосимов предпринимает попытки порчи казенного имущества. Леониду было строго указано, чтобы он оставил кактус в покое.

Кактус был не только лучшим и единственным украшением кабинета, но и любимым собеседником капитана Коновалова. Уж я-то знала, насколько негативно Василий относился к попыткам помешать его общению с природой. Поэтому, когда Семен Маркович открыл дверь и бестактно поинтересовался: «Разрешите?», Василий, как раз рассказывавший кактусу последние новости, рявкнул: «Нет! Я занят!»

Понятно, обреченно подумала я, Леонид его ни о чем не предупредил. И сегодня Вася меня не ждет. То есть повестку, как и все, я получила, но Вася выслал ее только в целях конспирации, не более того. А встречаться мы собирались завтра. И, разумеется, без адвоката.

Семен Маркович принялся шаркать ногами, вздыхать и издавать прочие навязчивые звуки.

– Что непонятного? – спросил Василий, не оборачиваясь. – Я, кажется, все ясно объяснил.

– Но нам назначено, – ответил адвокат. – Извольте уважать чужое время.

– Что-о?! – Вася грозно развернулся. Увидев меня в компании с Семеном Марковичем, Василий чуть не выронил бутылку с водой.

– Моя фамилия Митина, – быстро сказала я, глядя Васе в глаза. – Если вы не помните…

– Я не помню? – растерялся Василий.

– Вы вызывали меня сегодня на допрос, – продолжила тараторить я. – А это мой адвокат.

– Адвокат?! – Лицо капитана Коновалова налилось кровью. – Твой?!

– Я бы попросил вас повежливее разговаривать с моей клиенткой, – встрял Семен Маркович. – И уж как минимум обращаться к ней на «вы».

Василий ошарашенно опустился на стул и, обращаясь исключительно к кактусу, пожаловался:

– Бред какой-то.

– Нам можно зайти? – не столько спросил, сколько подытожил адвокат.

– Вы уже зашли. – Василий сел за свой стол и указал рукой на стул напротив. – Присаживайтесь.

Я уверенно направилась к стулу, но адвокат умело оттеснил меня к стене и сам уселся напротив Василия, а мне указал на место в углу.

– Мы вас слушаем.

– Вы будете отвечать на вопросы? – с издевкой уточнил Василий. – Ну что ж… Где вы находились в момент совершения убийства?

– Видите ли, моя клиентка не следила за временем, поскольку, как вы понимаете, не могла предположить, что потребуется давать вам отчет. Но примерный маршрут ее передвижений в примерно указанное вами время таков: она поднялась к себе в номер, затем вышла из него и пошла вниз по лестнице. В холле третьего этажа она встретила Иратова Вадима Сергеевича, который, напротив, только что спустился на лифте на третий этаж и направлялся в номер к убитой, – бодро ответил адвокат.

– Ага. Отлично. Я уже слышал эту феньку от нее. – Василий кивнул на меня. – Но с тех пор кое-что изменилось. Например, у нас имеются показания горничной. Она утверждает, что видела Иратова в холле третьего этажа, и он был один. И вашу клиентку она там тоже видела, и тоже в одиночестве. То есть они оба там были, но в разное время. Понимаете меня? Я внятно излагаю?

– Горничная могла что-то забыть или перепутать, – бодро откликнулся Семен Маркович. – Не вижу оснований доверять ее показаниям больше, чем показаниям моей клиентки и уважаемого Вадима Сергеевича.

– С удовольствием согласился бы с вами, если бы ваша клиентка и уважаемый господин Иратов не проходили по делу как подозреваемые, – ласково сказал Василий. – Поэтому показания незаинтересованного человека для нас представляют особый интерес.

– Так им уже предъявлено обвинение?! – возопил адвокат. – Давно ли?

– Сразу, – лаконично ответил Василий.

– Но позвольте, на каком основании?

– Ваша клиентка подралась в холле первого этажа с убитой, – Василий грозно посмотрел на меня, – на глазах у нескольких свидетелей. Факт возмутительный. Человеку, я Григорчук имею в виду, предстояло пройти через насильственное убийство. Понятно, она нервничала – кому охота быть удушенным подушкой? А тут еще ваша клиентка со своими приставаниями. Неужели она не могла наброситься на кого-нибудь другого?

Подралась? От возмущения у меня перехватило дыхание.

Семен Маркович воспринял дезинформацию гораздо спокойнее:

– Во-первых, драки не было. Во-вторых, факт ссоры еще ни о чем не говорит. К тому же, – адвокат хихикнул, – вряд ли Григорчук знала о предстоящем убийстве…

– Не вижу ничего смешного, – прервал его Василий. – Не знала, так чувствовала.

В комнату заглянул полковник Зайцев:

– О-о, ты уже здесь? – Он подмигнул мне и погрозил пальцем Василию. – А почему сегодня? Коновалов говорил, что ждет тебя завтра. Не позволяй этому охальнику распоясываться.

– Ну, знаете, – адвокат привстал и оперся руками на стол старшего оперуполномоченного. – Ну, знаете, у вас здесь странная манера всем «тыкать».

Зайцев выпучил глаза, но ничего не сказал и ушел.

– Продолжим. – Василий достал лист бумаги и написал сверху крупными буквами: «Протокол допроса». – Почему вы пошли вниз пешком?

– Лифт был занят, – улыбнулся Семен Маркович.

– Так. А почему, вместо того чтобы топать себе дальше, вы застряли на третьем?

– Передохнуть. Перевести дух. – Семен Маркович пожал плечами: что ж тут непонятного?

– Болеет? – сочувственно спросил Василий.

– Кто? – не понял адвокат.

– Она. Клиентка ваша. Привалы между этажами обычно устраивают люди хворые. Немощные то есть. – Василий опять посмотрел на меня, на этот раз сочувственно.

– Благодарю, – чинно поклонился Семен Маркович, – она здорова.

– Слава богу! – обрадовался Василий. – А она у вас, часом, не глухонемая? А то молчит, сопит, а слов не произносит.

Я гордо выпрямилась и открыла рот, чтобы дать достойный отпор этому хаму, но Семен Маркович опять успел раньше:

– Ее интересы представляю я, – строго заметил он, – и беседу с вами буду вести я.

– А в СИЗО за нее тоже будете сидеть вы? – дружелюбно спросил Василий.

– В СИЗО? – испуганно пискнула я. – Как же?..

– Вот! – обрадовался Василий. – Голос прорезался. Я всегда говорил, что допросы раскрепощают людей. Скажите мне, милочка, – глядя в глаза Семену Марковичу, спросил он, – кроме Иратова, свидетелей вашего болтания по третьему этажу в момент убийства нет?

– Нам достаточно Иратова, – жестко сказал адвокат.

– Вам – возможно. А мне – мало. Ладно, пока у меня вопросов нет. О дальнейшем ходе следствия вы будете извещены. Я вас больше не задерживаю.

Семен Маркович церемонно раскланялся, предварительно изучив внимательнейшим образом текст протокола, и только после двукратного его прочтения разрешил мне поставить там свою подпись.

Адвокат шел по коридору походкой каменного гостя, а я все время дергалась, оглядывалась и пыталась подмигнуть Васе. По-моему, он не заметил.

Избавиться от назойливой опеки Семена Марковича оказалось делом непростым. И когда я, наконец, добралась до телефона, Василия на месте уже не оказалось.

Надо было ехать к Трошкину, но не хотелось, очень сильно не хотелось. И не потому даже, что сам Трошкин не вызывал бурных симпатий, а потому, что за его правым плечом мне непременно мерещился бы Семен Маркович как назойливая и прилипчивая ассоциация. И я решила заглянуть на работу.

В отделе происшествий, в отличие от всей остальной редакции, никакой паники не наблюдалось. Сева Лунин болтал по телефону с одной из своих многочисленных девушек, а мой бывший начальник Майонез корпел над подписью к очередной кровавой фотографии.

– Как лучше, – спросил он меня. – «Маньяки дохнут на взлете» или «Коротки крылья у маньяка»?

– Лучше, где дохнут. Хотя и второй вариант тоже ничего.

– Тебя в родные пенаты не тянет? – добродушно спросил Майонез.

– Тянет, – честно призналась я. – А что это вы не страдаете вместе с остальным коллективом? Как-то у вас подозрительно тихо и спокойно.

– А нам-то что? – пожал плечами Майонез. – Всех можно выгнать, да и надо бы. Развели бездельников. Политику твою я бы точно закрыл. Да и экономику. Народу это все не интересно, народу политика надоела. А вот без криминальной хроники ни одна газета жить не может. Так что мы не волнуемся. А как твой туберкулез?

– Нормально. – Я подумала немножко и добавила: – Прогрессирует.

– Ага. – Майонез кивнул и опять углубился в работу.

– Пойдешь со мной в буфет? – спросил меня Сева, закрыв телефонную трубку рукой.

Я пожала плечами.

– Пойдем, – попросил Сева. – Ты будешь меня утешать. А то в последнее время я испытываю тяжкие моральные страдания.

– Ну, пойдем, – согласилась я. – Все равно мне делать нечего.

– Рыбка моя, – зажурчал Сева своей девушке, – прости, но начальство меня требует. Перезвоню позже. Кстати (это уже мне), говорят, ваш отдел политики закрывают.

– Не верь, – отмахнулась я, – такого быть не может никогда.

– У нас – может. Ты вот все время где-то бродишь, от коллектива отдалилась, а все к тому идет. Серебряный орет, что народ – быдло, но нам тем не менее надо быть ближе к народу. А политика, как справедливо и мудро заметил Александр Иванович, – Сева поклонился Майонезу, – это удел яйцеголовых. Пошли? Ой, я совсем забыл – тебе звонило лохнесское чудовище, срочно просило с ним связаться.

– Кто?

– Дуня Квадратная. – Сева широко расставил ноги и уставился на меня исподлобья, изображая бедную Дуню.

– И ты молчишь! – заорала я. – Что ж ты мне сразу не сказал! Не иду я с тобой в буфет, как-нибудь в другой раз.

…Дуня взяла трубку сразу и очень обрадовалась.

– Как хорошо, что ты позвонила, – сказала она. – Нам надо повидаться. Видишь ли, мне кажется, я знаю, кто убил Григорчук.

– Кто?

– Приезжай ко мне, ладно? Я сижу дома и, честно говоря, боюсь высунуться. Потому что о том, что я знаю, еще кое-кто знает. Приедешь?

Что за вопрос?! Я пулей выскочила из редакции и через полчаса звонила в дверь Дуниной квартиры.

– Кто там? – спросила Дуня испуганно.

– В «глазок» посмотри, – посоветовала я.

– Ты одна? – Дуня не торопилась открывать.

– Конечно, одна.

Послышалось лязганье ключей, щеколд и, судя по звуку, цепочек.

– Заходи, – сказала Дуня шепотом и, как только я протиснулась в чуть приоткрытую дверь, тут же начала запирать ее на все имеющиеся замки.

– Кого ты так боишься? – спросила я нарочито бодрым и беспечным тоном, потому что Дунино пугливое настроение отчасти передалось и мне.

– Если бы я знала! – Она еще раз посмотрела в «глазок» и потащила меня на кухню. – Понимаешь, по всему выходит, что следующей жертвой буду я!

– С чего бы?

– С того, что мы с Григорчук в последнее время копали под одних и тех же. Я собираюсь опубликовать свое расследование, и тут же выходит «Секс-мода», где их Резвушкина пишет про ту же персону. И так три раза подряд. Три! Кто-то из тех, на кого мы собирали компромат, убрал ее, а теперь моя очередь. Я тебе еще не все рассказала. В тот вечер, сразу после убийства, я поехала к Григорчук. Залезла в квартиру…

– Как?

– Обыкновенно, открыла дверь ключами. – Дуня посмотрела на меня с жалостью, в том смысле, что «учись, салага».

– А зачем? И откуда у тебя ключи?

– Ключи я выкрала у нее давно. А к ней поехала, чтобы выяснить, что я ей сделала плохого и для чего она решила меня уничтожить.

– Она – тебя? – Не помутился ли у Дуни рассудок от страха, подумала я.

– Я же тебе говорила, – раздраженно сказала Дуня, – что Григорчук в последнее время устраивала мне страшные неприятности. Спрашивается: зачем? Вот я и поехала. А там кто-то был.

– Мало ли, – отмахнулась я, – гости или родственники.

– В темноте? Свет в квартире не горел, я вошла, а в передней кто-то ходит и дышит.

– Ну, раз ходит, то, уж конечно, дышит, – согласилась я. – Живой, значит.

– Зато я чуть не сдохла от страха! И вот скажи мне, – потребовала Дуня, – что он там делал? И кто это был?

– Я-то откуда знаю?

– Зато я знаю! – с пафосом воскликнула Дуня. – Это был убийца! Он пришел за документами. И ко мне придет.

Я задумалась. В принципе все логично, особенно если иметь в виду род Дуниной деятельности. Она портила жизнь влиятельным людям, и наивно было бы рассчитывать на то, что они вечно будут сидеть с поджатыми хвостиками и покорными лицами.

Нормальный человек немедленно предложил бы Дуне спрятаться, уехать, затаиться, но меня безнадежно испортило сотрудничество с убойным отделом МУРа и лично с капитаном Коноваловым. И первое, что пришло мне в голову: если Дуня права в своих опасениях, значит, из нее может получиться восхитительная подсадная утка. Но попробуйте сказать такое испуганному человеку.

– Знаешь… – я замялась, – ты же не сможешь прятаться всю жизнь. Может, тебе, наоборот, начать крутиться среди людей. Под охраной, разумеется.

Потом мы два часа толкались вокруг и около, Дуня на разные лады пересказывала мне таинственную историю своей заочной конкурентной борьбы с Резвушкиной, я охала и ахала, но план мы в итоге составили неплохой. Васе мы решили пока ничего не говорить, чтобы он по простоте душевной и по кондовости своей милицейской натуры не испортил чего-нибудь. К тому же Вася запросто мог запретить мне рисковать, он любил изображать из себя отца родного – заботливого и трепетного. Дуня слегка успокоилась, трястись перестала и, как она сама сказала, начала припоминать, что она не овца дрожащая, а суровая мстительница переходного посттоталитарного периода.

До МУРа я добралась только вечером. Капитан Коновалов и лейтенант Зосимов играли в шахматы. Точнее, играли они в шашки, но шахматными фигурами. Леонид говорил, что подобная конспирация необходима для репутации убойного отдела: зайдет человек из соседнего подразделения и подумает – вот какие умные опера собрались в отделе по расследованию убийств.

Вася окинул меня ледяным взглядом и, переставляя ладью, сухо поинтересовался:

– Ты одна? Без адвоката?

– Вась, а что мне было делать? Трошкин навязал мне своего адвоката, я пыталась тебя предупредить, разговаривала вот с этим, – я ткнула пальцем в Леонида, – намекала ему всячески.

– Было дело, – подтвердил Леонид. – Я, правда, решил, что ты так шутишь, потому и товарищу капитану ничего не сказал. Извини, Санечка, был не прав, проявил не свойственную мне тупость.

Вася, все еще изображая оскорбленную невинность, кивнул мне на стул: садись, докладывай. Ну и на том спасибо.

Глава 15
ОЛЬГА

Алешин появился дома только вечером в понедельник. Он позвонил жене в субботу и сказал, что по причине происшедшего убийства вынужден задержаться в пансионате «Роща» до утра понедельника, откуда он сразу, не заезжая домой, отправится на работу.

Алешин приехал в одиннадцатом часу, и Филипп уже спал. Дверь была не заперта. Ольга возилась на кухне и почему-то не вышла встретить его в переднюю. Зато доберманиха Фрося прыгала чуть ли не до потолка и радостно визжала.

– Але, жена, – крикнул он, снимая пальто, – я уже здесь!

– Слышу, – отозвалась Ольга, и Алешину показалось, что голос у жены странный.

– Что-то случилось? – спросил он, входя в кухню.

– Как прошел семинар? – Ольга бросила на мужа беглый взгляд и отвернулась к плите, на которой что-то жарилось.

– Кроваво. – Алешин сел к столу и устало закрыл глаза. – Знаешь, мне что-то и есть не хочется.

– А ты близко знал эту женщину? – спросила Ольга.

– Какую?

– Которую убили.

– Нет, не близко. Она – любовница Трошкина, я тебе говорил.

– Вот как? – Ольга повернулась к мужу и принялась его внимательно разглядывать.

– А что? – Алешин заволновался. – Почему ты на меня так смотришь? Я точно помню, что говорил тебе. Или нет?

– Говорил, – кивнула Ольга. – Интересные у вас там отношения.

– Почему? И где – там? – Алешин предполагал совсем другую реакцию Ольги на убийство, он ждал вопросов о том, как все случилось и как кого допрашивали, но не такого отстраненно-неприязненного тона.

– В вашей компании, – сказала Ольга. – Как я понимаю, ты предавался любовным утехам с этой женщиной прямо под носом ее любовника, который к тому же твой приятель.

– Я? Утехам? – Алешин захохотал. – Кто тебе наплел?

Но тут же посерьезнел, грозно сдвинул брови и холодно подытожил:

– Мне не нравятся такие разговоры. Что с тобой сегодня? Ты сама прекрасно знаешь, что ничего такого быть не могло. Тем более, как ты правильно заметила, Трошкин – не чужой мне человек. Так что…

– Так ты не изменял мне? – Ольга улыбнулась.

– Конечно, нет. И мне бы хотелось, – в голосе Алешина зазвучал металл, – чтобы ты мне верила. Иначе… иначе не знаю, как мы будем жить дальше. Это понятно?

– Это понятно. – Ольга продолжала улыбаться.

Алешин разозлился:

– Что тебя так веселит? Почему ты так со мной разговариваешь?

– Как?

– Хочешь, – смягчился Алешин, – я поклянусь, что никогда тебе не изменял. Хочешь?

– Поклянись.

– Я клянусь тебе…

– Прекрати! – Ольга закрыла уши руками. – Не надо. Не ставь себя в смешное положение.

– Да что происходит?! – заорал Алешин. – Что случилось? Может быть, объяснишь?

– Просто я знаю, что было в пятницу вечером. Вот и все. – Голос у Ольги стал совсем больной, но Алешину было не до жалости. Он хорошо знал, что в подобных ситуациях только жесткость и напор идут на пользу. И еще вид оскорбленной невинности:

– Мне надоело! Хватит! Кто тебе заморочил голову?

– Никто.

– Но откуда-то ты взяла эту чушь!

– Я сама видела, – сказала Ольга и заплакала.

Алешин не понял. Фраза «Я сама видела» показалась ему абсолютно бессмысленной.

– Во сне? – саркастически усмехнулся он.

– Нет. Наяву. С балкона. Я там была и видела тебя с этой женщиной. Хотя в чем-то ты прав – мне казалось, что все происходит во сне.

Алешин застыл в нелепой позе с разведенными руками. Он чуть не сказал: «Что ж ты раньше молчала, с этого и надо было начинать». Такое ощущение возникает у человека, не рассчитавшего вес поднимаемого груза. С усилием дергаешь вверх гирю, а она, оказывается, надувная, невесомая. Или бежишь по лестнице и нечаянно пропускаешь ступеньку, плюхаешься на следующую, и пустота под ногами отзывается в животе тяжелым неприятным эхом.

– Понятно. И теперь ты решила меня… решила мне отомстить?

– Отомстить? Это как же?

– Заставить меня врать, сделать так, чтобы я почувствовал себя полным идиотом. – Алешин по инерции продолжать наступать.

– Я заставила тебя врать? – искренне удивилась Ольга. – Я, наоборот, просила тебя сказать правду.

– Ну конечно! А что ты там делала? – вдруг опомнился Алешин. – На балконе.

– Я забыла ключи и поехала к тебе, потому что Фрося выла.

– И что же теперь?

Ольга пожала плечами.

– Мне уйти? – спросил Алешин.

– Да. – Ольга опять повернулась к нему спиной. – Твои вещи я уже собрала.

– Быстро. – Алешин встал. – Оперативно.

– Три дня прошло, так что времени было достаточно.

Алешин вышел в переднюю и только сейчас заметил, что около двери стоят три туго набитых чемодана.

– А барахла-то у меня, оказывается… – сказал он себе и бодро усмехнулся. Он уже знал, чем все кончится, и хотя переживания его были искренними и волновался он по-настоящему, но критический рубеж остался позади. Алешин подумал, что, в конечном итоге, все к лучшему и адреналин полезен.

Одевался он медленно, потом полез в карман за ключами, намереваясь красивым жестом выложить их на тумбочку, но ключей в кармане не было – Ольга забрала их еще в пятницу. Он потоптался у двери и вернулся в кухню.

– Ну, я пошел…

– Угу. – Ольга не обернулась.

– Пока.

– Пока.

– Ничего не хочешь мне сказать? – В его голосе появились просительные интонации.

– А что тут скажешь? Была бы жива та женщина, я пожелала бы тебе счастья в личной жизни. Впрочем, я и так могу тебе этого пожелать. Свято место пусто не бывает.

– При чем тут счастье?! – опять взвился Алешин. – Случайно, по пьяни, дурак, конечно, я даже плохо помню, как все было.

– Зато я хорошо помню, – сказала Ольга. – Если потребуется, могу рассказать.

– Интересно… – Алешин присел на край стола. – Очень интересно.

– А ты, оказывается, страстный любовник.

– Оля! – Алешин сбросил куртку прямо на пол, шагнул к жене, повернул ее к себе и крепко обнял, не обращая внимание на ее попытки вырваться.

Ольга плакала, а Алешин предавался самобичеванию. Он говорил, говорил, говорил…

Она уже не спорила и почти не сопротивлялась. Собственно, Алешин с самого начала знал, что все закончится постелью…

…Когда он расслабленно потянулся к тумбочке за сигаретой, Ольга, приподнявшись на локте и глядя на него спокойными и холодными глазами, сказала:

– А теперь – уходи.

Алешин растерялся.

– Уходи, – повторила Ольга, причем ее тон не допускал никаких возражений, да и все алешинские козыри были истрачены.

– А как же?.. – Он почему-то показал рукой на разбросанную по полу одежду.

Ольга не отвечала и по-прежнему смотрела на него, как чужая.

Алешин оделся, что-то пробормотал под нос и вышел из квартиры. Он ничего не понимал и чувствовал себя отвратительно. «А вдруг, – подумал он, – вдруг это Оля убила Светку?» И тут же с гневом отмел эту мысль, стараясь не вспоминать о холодном, полном бешенства взгляде жены.