Текст книги "Сплошной разврат"

Автор книги: Анна Малышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

Глава 29
АЛЕКСАНДРА

Теперь я понимаю, почему карнавалы так популярны в мире. Маска и клоунский наряд дают такую свободу, такую легкость и дьявольскую разнузданность, что хочется летать. Трудно хулиганить в своем привычном обличье, но стоит переодеться и спрятать лицо… Нет, время от времени обязательно надо наряжаться и раскрепощаться, всем категорически советую.

Вот я иду вихляющей походкой по коридору фонда «Наша демократия», зеленое пончо развевается, парик греет макушку, и все эти шныряющие туда-сюда важные типы в дорогих костюмах и модные красотки замолкают, вытаращивают глаза и оборачиваются. А я? Я тоже оборачиваюсь и показываю им язык. Что – съели? Вот вам! И вам! Перед поворотом останавливаюсь и, чувствуя на спине их изумленные взгляды, задираю юбку повыше и подтягиваю колготки. Фу, какая гадость, но до чего же приятно!

Следующий редут – Марина. Трепещи, овчарка Трошкина, сейчас я тебя повеселю.

Марина по-прежнему надменна. Она уже не пытается притворяться, что относится ко мне по-доброму. Нет, в каждом ее жесте, в каждом взгляде сквозит холодное презрение. Жаль, что я ничего не замечаю и все ее ядовитые стрелы отскакивают от меня, как от жестяной бочки.

– Вы опять в нарядном костюме, – сквозь зубы цедит она. – Все-таки решили показаться Александру Дмитриевичу во всей красе?

– Вот еще! – отмахиваюсь я. – Он мне сегодня утром надоел до смерти. Я к вам, поболтать, кофе попить. Вы рады? Сварите мне поскорей кофейку, а то у меня с утра голова кружится. Давление, что ли, падает, не пойму.

– А я как раз занята. – Марина расплывается в улыбке. Вот точно так же, я уверена, улыбается крокодил, глядя на беззащитного кролика, сидящего на бережку. Интересно, почему в народе прижилось выражение «крокодиловы слезы», и никто не додумался до «крокодиловой улыбки».

– Я настолько занята, – добавляет Марина, – что даже кофе вам сварить не могу. Некогда.

– Ой, как жалко! – Я обиженно оттопыриваю нижнюю губу – этому приему меня научил мой племянник Данила. – А давайте поручим варку кофе вашему шефу. Ему-то делать нечего, как всегда. Я пойду, скажу ему, что вы велели сварить нам кофе.

– Попробуйте. – Марина смотрит на меня с ненавистью и молчит.

А я томной походкой захожу в кабинет. Трошкин сидит за столом, задумчиво-скорбно склонившись над бумажками. То есть как у нас принято это называть, работает с документами. Все-таки Александр Дмитриевич – забавнейший экземпляр. И актерства в нем столько, что МХАТ позавидует. Я так громко хлопнула дверью и так шумно топчусь на пороге, что вполне уместно было бы поднять глаза от макулатуры и посмотреть на посетительницу. Так ведь нет, предпочитает изображать глубочайшую погруженность в дела.

– Здравствуйте, – говорю я утробным голосом. – Давно не виделись.

Трошкин медленно и с усилием поднял голову, как будто к его подбородку привязали трехкилограммовую гирю, и увидел меня. Томность с него как ветром сдуло, он дернулся, побледнел и вжался в кресло. Особенно хорош был его взгляд – пустой и мертвый. Вообще-то, мы так не договаривались – я рассчитывала хоть на какую-то эмоцию, на то, что он удивится или рассмеется… Кривляться мне больше не хотелось, и я молча подвинула к себе стул и села напротив Трошкина. Что-что, а скорбный вид я умею принимать с детства.

– Кто вы? – проговорил, наконец, Трошкин бледным голосом.

– А вы меня не узнаете? – басом спросила я.

– Нет, – коротко ответил он.

– Однако… – Я многозначительно закинула ногу на ногу. – Моя фамилия – Резвушкина. Точнее, так звучит мой творческий псевдоним.

– Вы от Квадратной? – спросил он.

– От какой?

– От Квадратной? – повторил он. – Неужели так необходимо устраивать подобные спектакли?

– Не понимаю, на что вы намекаете. Я сама по себе.

Трошкин вертит головой, оглядывается, словно ищет кого-то, я вижу, что вот-вот, вот сейчас он скажет что-то важное, но… Поганка Марина ухитряется все испортить. Она появилась на пороге кабинета и любезно осведомилась:

– Александр Дмитриевич, вам кофе? А Саше – тоже кофе или…

– Саше? – Трошкин привстает и опять бессильно падает в кресло. – Саше?

– Ну да! – весело подскакиваю я. – А вы меня правда не узнали?

Далее началось что-то невообразимое. Марина, сделав свое черное дело, испарилась, а Трошкин пулей подскочил ко мне и замахнулся, явно намереваясь ударить. Я заслонилась рукой, зажмурилась и собралась закричать. Удара, впрочем, не последовало, и когда я открыла глаза, то обнаружила Трошкина в противоположном углу кабинета. Он стоял, скрестив руки на груди, и пыхал злобой.

– Это шутка, – сказала я обиженно. – Просто шутка.

– Зачем вы это сделали? – ледяным тоном спросил Трошкин. – Кто вас надоумил?

– Никто меня не надоумил. Прочла в «Секс-моде» о том, что Резвушкина собирается писать о вас, потом узнала, как она выглядит, и решила пошутить. А с вами шутить нельзя, да? Вы слишком серьезный человек? Или на той ступени общественной лестницы, где вы расположились, шутки запрещены?

– Такие шутки – да, – жестко отрезал он. – И ступени здесь ни при чем. Удары ниже пояса запрещены везде.

Я медленно сняла парик, очки и стерла с губ оранжевую помаду.

– Извините, Александр Дмитриевич. Я не знала, что моя шутка, пусть даже дурацкая, так вас заденет. Извините еще раз. До свидания.

– Подождите! – Трошкин, наконец, очнулся и вынырнул из транса. – Подождите. Неужели вы сами придумали вот так нарядиться?

– А кто, по-вашему, это придумал?! – перешла в наступление я. – Вся «Секс-мода», да что там – пол-Москвы говорит о том, что к ним в редакцию ходит страшная лахудра в рыжем парике и зеленом пончо, называет себя Резвушкиной и грозится открыть миру всю правду о вас и об Иратове. Я лично ни секунды не сомневаюсь, что никакая она не Резвушкина, а обыкновенная авантюристка. И что вас таким дешевым способом стараются напугать. Вот я и…

– Правда? – Трошкин повысил голос. – Правда?

– А вы можете придумать какое-то другое объяснение? – ехидно спросила я. – Интересно, какое?

– Да, действительно. – Трошкин смутился. – Какое? Не знаю. Спровоцировать меня, например.

– На что? Впрочем, хотя мне совершенно не хотелось вас провоцировать, тем не менее удалось. Вы меня чуть не побили. Жаль, что здесь не было фотокамер.

– Ну уж…

– Да. Кстати, Александр Дмитриевич, если бы я действительно хотела сыграть эту роль и напугать вас по-настоящему, то уж не стала бы признаваться вашей Марине, кто я такая. Ладно, не смею вас дольше отвлекать от государственных дел, я видела – вы так увлеченно работали с бумагами. До свидания.

На этот раз Трошкин не стал меня задерживать.

Отойдя от фонда «Наша демократия» на безопасное расстояние, я уселась на лавочку и принялась обдумывать ситуацию. Итак, какие выводы можно сделать? Марина почему-то не рассказала своему шефу о том, что происходило в приемной утром, пока Дуня разговаривала с Трошкиным. И он, соответственно, не знал, что я уже облачалась в парик, пончо и очки прямо на глазах его любимой секретарши. Почему Марина не рассказала? Вряд ли она скрыла этот факт специально, скорее, просто не придала ему значения. К тому же, судя по всему, ей неприятны любые воспоминания обо мне. Однако Трошкин откуда-то прекрасно знал, как выглядит придуманная мною Резвушкина, и его напугал именно мой дурацкий наряд. А это значит, что прав Гоша – студентку Краснову подослал к Симкиной не кто иной, как Трошкин.

А раз так, то зачем мне идти к Иратову и пугать бедного человека? Да и Трошкин, если узнает о моем визите к Иратову, заподозрит неладное. Пошутила разок, напугала человека – и достаточно. Шутка – продукт одноразового использования, как шприц, и перебарщивать в таких вещах нельзя. Впрочем, поговорить с Иратовым стоит и показать ему кое-что тоже.

Я выскочила на улицу, добежала до ближайшей станции метро, нацепила парик и очки и прямиком направилась в кабинку моментального фото.

Вадим Сергеевич Иратов встретил меня без прежней сердечности.

– Саша? Что-то случилось?

Как жаль, что мое появление все чаще воспринимают как дурной знак.

– Нет. У меня к вам вопрос, Вадим Сергеевич. Вы знаете эту даму?

Он мельком глянул на мою фотографию, ухмыльнулся и отрицательно помотал головой:

– Первый раз вижу. А кто это?

– Резвушкина.

– Да? – Он взял фотографию и принялся с интересом ее разглядывать. – Та самая, с которой я состоял в интимных отношениях? Оригинальный у меня вкус, вы не находите?

– Да, вкус хороший, – согласилась я. – Но банальный. Я имею в виду, что вы не единственный, кто оказал ей честь…

– Ах, оставьте, – рассмеялся Иратов. – Кто кому оказал честь – вопрос спорный. Я ей или она мне.

– Видите ли, с такой универсальной внешностью, как у нее, совсем не трудно нравиться мужчинам.

– Ну еще бы! – Иратов опять засмеялся. – Просто невозможно устоять. И одета она… нарядно. И прическа удачная.

Дался им всем мой парик!

– Мне почему-то кажется, – потупившись, сказала я, – что волосы как раз у нее не настоящие.

– Знаете, почему? – Иратов веселился все больше. – Потому что они съехали набок. Кривовато сидят. А тут одно из двух – либо скальп у нее плохо держится на черепе, либо это рыжее безобразие – не волосы, а осенняя шляпка. Но хотелось бы понять цель вашего нынешнего визита. Зачем вы показываете мне эту гадость? Понятно же, что женщина, изображенная на данном портрете, не тянет на роковую соблазнительницу.

– Не могу с вами согласиться. Понятно, что совершенно не понятно, какая женщина изображена на фотографии. В смысле, что невозможно разглядеть, кто прячется под париком и очками. Вполне может быть, что она очень даже привлекательная, – обиженно возразила я и покосилась на свое отражение в полированном книжном шкафу за спиной Иратова.

– Допустим. Но зачем показывать мне столь тщательно замаскированную красоту? Еще лучше было бы надеть на нее паранджу и спросить меня: вы ее знаете?

– Увы, другой фотографии у меня нет.

– А откуда у вас эта?

– Вадим Сергеевич, вы правда ничего не знаете? – Я все еще не верила. – Правда? О том, что именно эта девица и именно в таком виде ходит в «Секс-моду» и грозится опубликовать там воспоминания о вас и Трошкине. Да об этом все говорят.

– Не знаю. – Иратов развел руками. – То есть про возможные публикации в «Секс-моде» знаю, но про то, как выглядит автор предполагаемых статей, нет.

– Вот так он выглядит. То есть она. Оставить на память?

– На тот случай, если она захочет повторить? Чтобы я ее узнал? Не волнуйтесь, я запомнил ее прекрасное лицо.

– Насколько я знаю, она никогда не повторяется.

– Что ж, не смею навязываться. Если раздобудете где-нибудь ее истинное лицо, сделайте одолжение, покажите, – попросил Иратов. – Страшно любопытно.

– Где уж мне… – Я взяла фотографию и совсем уже собралась прощаться, и вдруг меня озарила гениальная идея. Да, абсолютно гениальная, равная по масштабу открытию закона притяжения.

– Вот если бы найти архив Григорчук, – мечтательно сказала я. – Вот тогда бы… Мне точно известно, что в архиве есть фотографии всех девушек, которые работали на Григорчук. И вашей девушки, соответственно, тоже.

– Не было у меня никакой девушки, – грубовато оборвал меня Иратов. – Вранье это.

– Ну, значит, и архив искать ни к чему, – беспечно сказала я. – Разве что для того, чтобы найти фотографию девушки Трошкина. Вам ведь могла бы она пригодиться в ходе проведения предвыборной кампании?

– И где ж его искать, тот архив? – усмехнулся Иратов.

– Понятия не имею, – горячо заверила его я. – Знаю только, что милиция ничего не нашла ни в рабочем кабинете, ни в квартире. Перерыли все ящики письменных столов, полки, шкафы – и не нашли. Всего вам доброго.

Я раскланялась, Иратов чинно поцеловал мне руку и тут же, не дожидаясь, пока я выйду из кабинета, принялся кому-то звонить по телефону. Маньяки они с Трошкиным, вот что. Я ему такие интересные истории рассказываю, а они работают. Или делают вид, что работают.

Глава 30
ТРОШКИН

– И все-таки кто меня пытался подставить – Нора или журналисточка? Не понимаю! – Трошкин сильно ударил себя кулаком по коленке и поморщился от боли. – Кто? Не мог там случайно оказаться этот мент, не мог! Не верю я в такие совпадения.

– Нора тебя, конечно, терпеть не может, но предположить, что ты пришлешь вторую Резвушкину, она вряд ли могла. – Адвокат Семен Маркович сосредоточенно вглядывался в темноту через лобовое стекло – дорога, на которую они свернули с шоссе, не освещалась. – Скорее, она предполагала, что ты постараешься перехватить эту девицу, ну ту, которая шастает в «Секс-моду».

– Слушай, Марина говорит, что наша Саша наряжалась в парик в твоем присутствии! – вспомнил Трошкин.

– Нет, наряжалась она без меня, но когда я зашел в приемную, она действительно была в рыжем парике и в зеленом пончо. Только я тогда не придал этому никакого значения – ну, стоит какая-то страшилка у окна, делов-то.

– Совершенно очевидно, что она хотела меня напугать. – Трошкин прижался лбом к стеклу. – И, как ни стыдно признаваться, напугала. Знаешь что, Семен, навести-ка ты ее. Сходи к ней домой. Может, она и вправду чиста, как альпийский снег, но хуже не будет. Хотя чует мое сердце…

– Правильно чует. – Адвокат затормозил у ворот дачи и посигналил. Из домика для обслуги появился заспанный сторож и открыл ворота. – Правильно чует, наконец-то ты пришел в себя. Знаешь, мне уже надоело наблюдать, как ты терпишь ее выходки.

– Ты прав, выходки сомнительные.

– Нет, Саша, выходки совершенно несомненные, – помотал головой адвокат. – Она тебя прощупывает от ушей и до хвоста, сканирует от и до, а ты, как полный дурак, твердишь: ничего, ничего, это просто любовные ласки.

– Вот и поезжай к ней. Ты – ее адвокат, и визит к клиентке особых подозрений не вызовет.

Они заехали во двор, вышли из машины и побрели к дому.

– Не люблю, – Трошкин раздраженно топнул ногой, – не люблю абсурда. Я не понимаю, чего она добивается. Ну, работает она на милицию, ну, прощупывает меня и провоцирует. Но почему так странно, так нелепо?

– Потому что она вообще странная, – глухо отозвался адвокат. – Странная, сумасбродная, вздорная девчонка, у нее семь пятниц на неделе, она в разведчиков играет. Хорошо хоть не в минеров, тогда нам еще хуже пришлось бы. Съезжу к ней завтра, только… ты говорил, она дома не живет?

– Не знаю. Это она так сказала, а верить ей на слово мы больше не будем. Но если и не живет она дома – может, оно и к лучшему. Посмотри, кто там живет, поговори с людьми.

– Ну да, ну да. – Адвокат задумался. – Попробуем.

Сторож мелко семенил рядом и, дождавшись паузы в разговоре, окликнул Трошкина:

– Сан Митрич, вам тут письмишко привезли. Я на стол положил в зале.

– Когда привезли?

– Так сегодня, часа два назад.

Трошкин кивнул, жестом отослал сторожа, но тот продолжал бежать рядом.

– Что еще?

– Татьяна Эдуардовна приезжала.

Трошкин остановился как вкопанный:

– Когда?

– Около часа как уехала. Сказала, ждать больше не может. Сказала – позвонит вам.

Трошкин вопросительно посмотрел на адвоката:

– Опять черт знает что! С чего бы Тане сюда ехать? И кому могла прийти в голову странная мысль привозить мне какие-то письма на дачу? Странно. Ты не находишь?

– Да уж. Ты сколько здесь не был?

– Недели две. Да и сегодня мы собрались спонтанно.

– Подожди, – адвокат повернулся к Трошкину, – мы решили поехать на дачу в… в шесть часов, так? То есть три часа назад. Следовательно, как только о наших планах стало известно в фонде, Татьяна выехала сюда.

– Не только она, как видишь. Еще кто-то с письмом. Надоели, надоели мне, Семен, эти тайны мадридского двора. Почему на дачу? Почему не домой? Постой. – Трошкин схватил адвоката за рукав. – А не Татьяна ли привезла письмо? А то уж больно странное совпадение – месяцами никто сюда носа не кажет, и я в том числе, а тут вдруг одно за другим.

– Ага, – адвокат усмехнулся, – написала тебе Татьяна письмо. Ну, любовное, само собой. Приехала сюда, раздвоилась, причем ее вторая половина приняла облик совершенно неизвестного сторожу человека. А Татьяна тем временем наблюдала сама за собой из кустов… Хитро, ничего не скажешь.

– Прекрати! – взвизгнул Трошкин. – Письмо она могла попросить передать кого угодно. Кстати, что там в письме?

Они вошли в дом, и адвокат сразу бросился к столу в гостиной. Большой желтый конверт, разрисованный смешными рожицами, сторож прислонил к вазе, так что письмо было видно прямо от двери.

– Если судить по упаковке, то скорее похоже на Сашеньку, – зло сказал Трошкин. – Цвет игривый, рожи нарисованы глумливые… Детский сад, средняя группа.

Адвокат осторожно взял конверт, потряс им у уха и только потом вскрыл карманным перочинным ножиком. Затем двумя пальцами брезгливо достал из конверта несколько фотографий и микрокассету для диктофона. Трошкин продолжал стоять в дверях и даже попытки не сделал подойти и взглянуть. Вместо этого он, не скрывая волнения, шепотом спросил:

– Что там?

Адвокат разложил фотографии на столе, вздохнул и виновато повернулся к двери:

– То самое, Саша, увы.

– Что – то самое?

– Похождения твои, родной. Запечатленные на фотокамеру. А на пленке, надо полагать, озвучка. Вздохи, охи, стоны и все такое.

– Что ты говоришь?! – заорал Трошкин. – Какие вздохи и стоны?!

– Я по фотографиям сужу, по тому, что на них изображено. Насколько я разбираюсь в физиологии, все это, – адвокат ткнул пальцем в кипу листков, – должно сопровождаться стонами.

Трошкин медленно подошел к столу и уставился на разложенные картинки.

– Что скажешь? – Адвокат опасливо отодвинулся. – Диктофон у тебя здесь есть?

Трошкин по-прежнему стоял и смотрел на фотографии.

– Что-то не так? – спросил адвокат. – Карточки липовые? Не было такого?

– Было. Только этого я не ожидал.

– Таких подлянок никто никогда не ожидает. Верь мне. Ни один нормальный человек не готов к тому, что в его спальне и в его сортире установлены видеокамеры. А иначе все с ума бы посходили.

– Нет, я не о том. На этих снимках не Зина, – изумленно сказал Трошкин.

– А тебе непременно хотелось бы оказаться сфотографированным с Зиной? Ни с кем другим? – Адвокат начал перебирать фотографии. – Не привередничай, Саша, эта девушка, уж не знаю, как там ее зовут, тоже очень мила.

– Не Зина! А Квадратная шантажировала меня как раз Зиной! Что это значит? Что за мной гоняются двое? Квадратная и еще кто-то? Чего им от меня надо?

– Тихо, тихо, дорогой. – Адвокат потряс Трошкина за плечо. – Не надо истерик. Хотят понятно чего, либо денег, либо определенных действий. Подожди.

Он взял конверт и заглянул внутрь:

– О, так и есть. Гадать уже не надо – вот записочка.

Он вытряхнул из конверта маленький листок в клетку и с выражением прочел;

– «Снимете свою кандидатуру и поддержите Иратова на выборах – получите все материалы целиком, причем не ксерокопии, а оригиналы». Вот тебе и все.

– Да. – Трошкин вытянул ноги и откинулся на спинку. – Да. Это все.

– Да что с тобой, Саша? – Адвокат раздраженно отшвырнул конверт. – Что за пораженческие настроения? Мы из таких передряг выпутывались…

– Но более гадкой не припомню. Пойми, Семен, у них преимущество, не у нас. Мы – на мушке. Они на нас смотрят в оптический прицел, а мы даже не знаем, где они спрятались. Кругом темно, кусты и кочки.

– Ох, ох, ох, ох, как поэтично. «Прицел, кочки» – побереги свой высокохудожественный стиль для предвыборных дебатов. И почему ты считаешь, что они в темноте? Они как раз себя раскрыли. До сих пор ты ломал голову, кто против тебя играет – то ли Иратов, то ли менты, то ли еще некто. А теперь, наконец, наступила ясность – Иратов. Я повторяю – наконец. И девочка твоя для Иратова старается, и менты, видимо. Так что у нас появилась возможность тоже навести оптический прицел на цель, а не палить беспорядочно по всему живому.

– Я тебя не понимаю, Семен. – Трошкин с мукой посмотрел на адвоката. – О чем ты? Что за прицел мы наведем?

– Саша! Ты же мастер художественного блефа. И специалист по запусканию уток. Разыграй ту же карту. Организуй утечку информации о том, что у тебя есть ровно такой же компромат на Иратова.

– Они не поверят.

– Тебе не поверят. А если информация потечет не от тебя – почему бы не поверить? Как рассуждает нормальный человек, когда до него доходит такая информация? Он думает: «А вдруг? Вдруг у Трошкина что-то и вправду есть?» Ты – близкий друг Григорчук, она этими развратными делами промышляла. Почему бы ей не оставить тебе такой подарочек? А? В качестве наследства любимому человеку.

– И что? – Трошкин с надеждой посмотрел на адвоката. – И что дальше?

– А дальше – договор о ненападении. Ты не обнародуешь мои снимки и стоны, я – твои. Все по-честному. Саша! Да, не факт, что получится, но попробовать надо.

– У тебя все слишком просто. – Трошкин вылез из кресла и пошел к бару за коньяком. – Раз-раз, и готово.

– Не у меня, а вообще. Люди любят усложнять. Видят, например, дерево упало на дорогу, и ну начинают придумывать пятиходовые объяснения этому загадочному факту: устроили засаду, или подпилили, чтобы прибить кого-то деревом, или клад между корней искали… А на самом деле дерево просто упало, потому что старое было и трухлявое. И ты не усложняй.

– Совет правильный, но запоздалый. Мы с самого начала все переусложнили. Перемудрили, понимаешь? Сначала – анонимка, потом – взрыв. И то, и другое сработало против нас.

– Извини, – сердито сказал адвокат, – извини, что я не ясновидец и не смог предугадать убийство твоей Светланы. Так бывает – позовут гостей на день рожденья, а именинник возьмет да и умрет. Сама по себе идея организовать покушение на тебя и сейчас не кажется мне плохой. Да что там – отличная идея! Наш народ не умеет думать, зато умеет и любит жалеть. Хороший предвыборный ход, и ты бы сейчас не ныл и не огрызался, если бы этот козел Ценз не приперся в ресторан не вовремя.

– И если бы взрыв получился не такой слабый. И так далее и тому подобное. Сплошные если бы… Сейчас я считаю, что взрыв надо было отложить, – капризно сказал Трошкин.

– Что-то я не помню, чтобы ты давал отбой. Зато я очень хорошо помню твои страстные речи о том, что инсценировка покушения – лучший способ доказать свою непричастность к убийству Светланы. Ведь так? Помнишь? Ты говорил, что существуют совершенно непреложные истины, в которых нет ни капли правды. Например, «счастье не в деньгах» или «дуракам везет». Или «жертва не может быть убийцей». Мы-то с тобой знаем, что все вранье и что счастья без денег не бывает, а дураки всегда в проигрыше. Но народ по наивности своей действительно считает, что тот, кого пытались убить, сам убийцей быть не может. Так что идея была правильная.

– Да, но в результате все решили, что покушались не на меня, а на Ценза. Тебя не смущает, Семен, что все наши затеи терпят фиаско? Нет? Ты не видишь здесь перст судьбы?

– У всех бывают осечки.

– Их слишком много. Хорошо, как конкретно будем организовывать утечку? – Трошкин разлил коньяк и один стакан протянул адвокату. – Как?

– Звони Раулю, пусть к утру изготовит фотомонтаж. Рауль – мастер, ему прицепить голову Иратова к голому телу постороннего мужика – раз плюнуть. И девушку подклеить. Начнем с этого. А там – по обстановке. Твое здоровье!

Адвокат залпом выпил коньяк, крякнул и, пожелав другу спокойной ночи, отправился спать. А Трошкин еще долго сидел в гостиной, с ненавистью глядя на желтый конверт, пил коньяк и беззвучно произносил какие-то злые тосты.

Спать он пошел, только допив коньяк, но перед этим позвонил Дуне Квадратной и назначил ей на завтра встречу в фонде.