Текст книги "Сплошной разврат"
Автор книги: Анна Малышева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)
– Труба, – жаловался он, – пора валить отсюда, пока крыша окончательно не съехала. Поразвлекались – и хватит.
– Куда валить – вот в чем вопрос? – мрачно заметила я.
– А хоть в никуда, – беспечно отозвался Сева. – Зато выживем.
– Рекомендую тебе обратиться в «Секс-моду», – мрачно пошутила я, – там открылась вакансия заместителя главного редактора.
– Нет, боюсь, – признался Сева, – рабочее место покойницы будет меня нервировать. Знаешь, я однажды снял квартиру, в которой незадолго до моего появления грохнули какого-то бандюка. Кошмар! Мне все время мерещились привидения с удавками и ножами. Знаешь, я понял – все покойники, умершие не своей смертью, очень прилипчивы. Они не отдают своего, бдят, вьются над головой. Квартира, машина, жена, должность – все становится опасным. И само ощущение странное, понимаешь? Быть вице-покойником. Тебе три кусочка сахара?
– Два. Я позвоню от тебя?
Вася схватил трубку после первого гудка и, не дав мне и рта раскрыть, радостно затарахтел:
– Значит, так. Телефон твоей Дуни мы уже поставили на прослушку. Но пока тихо. Зато, – ты слышишь, Саня? – в «Секс-моду» уже позвонил некто и спросил, будет ли журнал продолжать печатать Резвушкину! Клюнули!
– Вась, я хотела тебе сказать… – попыталась вклиниться я, но не получилось.
– Они ответили, что собираются. Так что – ты молодец. И Дуня твоя тоже молодец.
– Вася! Послушай меня, пожалуйста, – взмолилась я. – У меня есть информация для тебя.
– Валяй! – великодушно разрешил он.
– Трошкин решил баллотироваться в губернаторы Красногорского края.
– Да ну? – удивился Вася. – Он что – дурак? Кто за человека в таком прикиде проголосует?
– Вася! Я не об этом! При чем здесь его прикид? Ты понял, что я сказала?
– Понял. – Вася громко с подвыванием зевнул. – Ты сказала, что это чучело гороховое в золотом галстуке и женской кофточке пойдет на выборы. Недооценивает он наш русский народ, ох, недооценивает.
– Последний раз прошу тебя задуматься! – заорала я. – Трошкин был на стороне Иратова, помогал ему, возглавлял его предвыборный штаб. И вдруг кинул друга и полез в губернаторы сам. Дошло, наконец?
– Некрасиво, – согласился Вася. – Просто западло. Я бы на месте этого Иратова набил Трошкину морду.
– А что бы ты сделал на месте Трошкина, если бы решил податься в губернаторы, точно зная, что у Иратова шансов в сто раз больше?
– Да я сразу понял, к чему ты клонишь, – признался Вася. – Мы с Гошей еще позавчера додумались. Жалко только версию с Резвушкиной – такая хорошая версия…
– Так они ничуть не противоречат друг другу. Трошкин всем известен как великий комбинатор. Одним ударом – и Иратова подставить, и от Григорчук избавиться.
– Так она же была его любовницей.
– И что? К тому же он ее отшил, а она страшно гневалась. Очень может быть, что в ее архиве был порнокомпромат на Трошкина.
– Откуда ты знаешь про порнокомпромат? – насторожился Вася. – Тебе Гоша растрепал?
– А что… – у меня перехватило дыхание, – вы нашли ее архив?
– Ничего мы не нашли, – лживым голосом ответил Вася.
– А что же такого Гоша мог мне растрепать? – завопила я. – Зачем ты врешь мне, зачем?!
– Ладно, приезжай, – сник Вася. – Будем согласовывать план действий.
Сева, внимательно слушавший мои препирательства с Васей, очень оживился:
– Возьмите меня в свою команду, – попросил он. – Я шустрый, ты же знаешь. Возьмите.
– Обязательно! – пообещала я, залпом выпила кофе и отправилась в МУР. Сева смотрел мне вслед глазами брошенной собаки, причем не только брошенной, но и привязанной к дереву, вокруг которого бродят голодные волки. Бедный Сева Лунин, бедные мы все…
Пока я ехала в МУР, Вася с Леонидом все уже придумали. Их план поражал простотой и цинизмом, а мне в нем отводилась роль такой прожженной дряни, что от восторга у меня даже закружилась голова.
Глава 20
ВАСИЛИЙ
Лес наползал на дорогу, пытался ее задавить и уничтожить. Тяжелые ветки елок хлестали по лобовому стеклу, царапали двери, а маленькие, вылезшие прямо из дороги елочки скребли по днищу, и Василий, переживая за машину, на протяжении всего пути ругал «природу мать нашу» за то, что она так варварски настроена к достижениям технического прогресса.
Старая «шестерка», которую капитану Коновалову с болью и тоской в глазах одолжил на денек заместитель начальника УВД Красногорского края, не имела ничего общего с достижениями науки и техники, скорее наоборот, служила болезненным напоминанием прогрессу о том, что вообще-то надо бы развиваться. Именно так и восприняли машину егерь Фомич и охранник Лексеич, сидящие на крыльце охотничьего домика – скромного четырехэтажного (на тридцать гостиничных номеров) пристанища местной элиты.
– Что это за драндулет? – спросил Фомич.
– Ветром надуло, – вяло ответил Лексеич. – Сейчас шуганем.
Василий затормозил рядом с крыльцом и, приоткрыв окно, по-хозяйски скомандовал:
– Принимайте гостей, мужики!
– Чего? – оторопели от такой наглости егерь и охранник. – А шнурки тебе не погладить?
– Это – потом, – сказал Василий. – А пока – куда машину-то загнать?
– Загнать?! – Охранник выпучил глаза.
– Не на дороге же ее оставлять, – пояснил Василий. – Угонят ведь.
Егерь с охранником посмотрели друг на друга и резко загрустили.
– Много нынче сумасшедших, – пожаловался Фомич. – Оно и понятно – осень.
Василий между тем вылез из машины, любовно отряхнул с ее капота прилипшие иголки и перешел к делу:
– Капитан Коновалов меня зовут, из МУРа я, поговорить бы.
– Из МУРа? – присвистнул охранник. – Чегой-то? Москва вроде далеко…
– Москва, милый, всегда близко. Во-он, посмотри, – Василий большим пальцем указал себе за спину, – видишь, Кремль торчит? То-то.
Охранник и егерь послушно посмотрели в указанном направлении, Кремля, правда, не разглядели, но подобрались, посерьезнели и тон изменили.
– Охотиться к нам? – почти гостеприимно спросил егерь.
– В каком-то смысле, – кивнул Василий.
К командировке в Красногорский край муровское руководство отнеслось резко отрицательно, и старшему оперуполномоченному Коновалову пришлось выдержать несколько тяжелых баталий с начальниками разных уровней. И врать пришлось напропалую. Истинные мотивы командировки решено было скрыть по самой банальной причине – Василий опасался утечки информации. Как любил выражаться Гоша: «Что знает начальство, то знают все». Успех операции напрямую зависел, во-первых, от внезапности и, во-вторых, от секретности миссии Василия в Красногорском крае.
Дело в том, что в сейфе Григорчук сыщики обнаружили несколько папок с чрезвычайно интересным материалом – тем самым интимным компроматом на известнейших людей. К каждой папке прилагалась видеокассета, наглядно подтверждающая тот отрадный факт, что Биллу Клинтону до наших политиков еще расти и расти. Проблема состояла в том, что весь этот интереснейший для чтения и просмотра материал был уже отработан. То есть подробности тайной личной жизни каждого из политиков, дела которых хранились в сейфе у Григорчук, уже были описаны Резвушкиной и опубликованы в «Секс-моде». Ничего нового, того, что еще не нашло своего отражения на страницах журнала, в сейфе не оказалось.
Сыщики пришли к выводу, что некто, укравший ключи у мертвой Григорчук и посетивший ее квартиру в ночь убийства, ушел оттуда не с пустыми руками и унес «свою» папку.
Сделать это было проще простого, потому что педантичная Григорчук строго и скрупулезно систематизировала свой гадкий материал – каждой жертве отводилась отдельная папка, так что похитителю не пришлось долго возиться и перебирать весь архив. Тем более что на каждой лапке крупным детским почерком была написана фамилия «героя». Удобно? Очень. Но именно кажущаяся легкость задачи подвела похитителя. Потому что, кроме папок, в сейфе обнаружился любопытный конвертик, в котором хранились фотографии девушек. А на обороте каждой фотографии стоял порядковый номер – 1, 2, 3 и так далее. Зацепка, так взбодрившая сыщиков, заключалась в том, что папок было 7, а фотографий – 9. Папки, кстати, тоже имели порядковые номера, и Василий предположил, что «номер» девушки соответствует «номеру» жертвы.
– Иратов и Трошкин! – кричал Василий. – Чтоб я сдох, так и есть! Два сапога пара. Они давно спелись, и Григорчук придушили сообща. Вот банда! Надо ехать в их логово, в их милый Красногорский край, где они в последние годы дневали и ночевали. Главным образом, конечно, ночевали.
– Неувязочка, капитан, – попробовал возразить Гоша. – Они же, судя по всему, будут противниками на губернаторских выборах. Враги, можно сказать.
– Дешевый трюк! Рассчитанный на идиотов. – Василий выразительно посмотрел на Гошу. – Сейчас они делают вид, что враги, а накануне выборов кто-то снимет свою кандидатуру и призовет своих избирателей голосовать за другого. А сейчас им выгодно, чтобы мы считали их противниками.
– Отыскать девушку по фотографии – задача практически невыполнимая, – вздохнул Гоша.
– Если не знаешь, где искать. А я знаю где, – похвастался Василий. – Потому-то я столько крови пролил, выбивая себе командировку в Красногорский край.
– Тебя не смущает, – ехидно спросил Леонид, – что территория края равна двум Франциям?
– Территория большая, а вот злачных мест, любимых тамошней политической элитой, раз-два и обчелся, – пояснил Василий.
Все согласились – содержимое папок свидетельствовало о том, что Григорчук предпочитала «разоблачать» сильных мира сего в традиционных местах отдыха элиты: в пансионатах, банях, санаториях и тому подобное.
– Кстати, разумный подход, – похвалил покойницу Гоша. – В таких местах любая девушка имеет шанс втереться в доверие к мужику и подготовить помещение для романтического свидания. Я имею в виду, натыкать туда «жучков» и видеокамер.
Василий надеялся на то, что в вышеназванные пансионаты и дома отдыха не пускают кого попало и, как минимум, спрашивают паспорт. Значит, личность неизвестных красавиц под номерами 8–9 удастся установить.
– Если паспорт не поддельный, – хмыкнул Леонид.
– И если мы правильно грешим на Иратова и Трошкина, – подхватил Гоша.
– Больше-то не на кого, – огрызнулся Василий. – Вряд ли Григорчук записывала на пленку любовные утехи Симкиной. При всем моем уважении к Элеоноре Генриховне.
Сложнее оказалось с деньгами. Проект под рабочим названием «Интрижки фигурантов И. и Т.» требовал расходов, но ни у самого Василия, ни у Сани, ни у Леонида денег не было. И вот тут невиданную широту души проявила Дуня – она легко и непринужденно вручила капитану Коновалову конверт с тысячей долларов.
– Мне ж с вами век не расплатиться, – потупился Василий, цепко хватая конверт.
– Я вас умоляю, – отмахнулась Дуня. – Какие пустяки. Не морочьте себе голову, капитан, я неплохо зарабатываю и вполне могу позволить себе истратить столь незначительную сумму на наше мероприятие. К тому же я – лицо заинтересованное. К тому же я перед вами виновата – слишком поздно призналась, что залезала в квартиру Григорчук. Короче, берите деньги, и мы в расчете.
…Русский народ поговорить любит, особенно под хорошую закуску, а закуски, как и всего остального, у Василия был полный багажник (спасибо, Дуня). Уже через час после приезда в охотничьи угодья Василий, Лексеич и Фомич сидели в пристройке под названием «егерьская», пили чай с водкой и мило обсуждали нравы современных политиков.
Фотографии Иратова и Трошкина валялись на столе, засыпанные крошками.
– Этот, – Фомич ткнул пальцем в глаз Иратову, – птицу уважает. Уток по десятку за раз бьет. А этот, – тычок в нос Трошкину, – все больше фортит, а охотник из него неважный.
– А после охоты? Вечером? – Василий подлил мужикам московской водки. – Культурная, я имею в виду, программа.
– Все культурно, – закивал Фомич. – Очень культурно. Баня, угощение.
– А девочки?
– А как же? – обиделся Фомич. – У нас все на уровне.
– Вы девочек поставляете или сами привозят?
– Так ведь всяко бывает. И со своими, помню, приезжали, и наших привечали.
– А ваших кто привозит? – Василий опять наполнил рюмки.
– А чего их привозить-то? – удивился Лексеич. – Сами приходят. Из Краснова девки и из Устинова.
– Но вы их проверяете? – строго спросил Василий. – На предмет оружия или еще чего?
– А как же! Эт обязательно, – крякнул Лексеич. – Мы дисциплину знаем. Только чего их проверять-то? Девки свои, с малолетства нам знакомые, откуда им оружие-то взять? Немцев здесь в войну не было, не дошли, так что ищи – не ищи, все одно не найдешь.
– Только свои?
Егерь с охранником переглянулись, помялись, и Лексеич признался:
– Была одна чужая. Пожалели мы ее. Анжела ее звали. Пришла, попросила: «Дайте, дяденьки, на дорогу заработать». Все, говорит, украли у ней, деньги, документы. Беда.
– Вот так и попросилась – гостей развлекать? – удивился Василий.
– Нет! – Фомич хитро погрозил пальцем. – Нет. Говорит, убраться в номерах или сготовить. Горничной попросилась. А уж про то, что ты сказал, – это они уже потом сами сговорились. Дело-то понятное.
– С этим? – Василий ткнул в фотографию Трошкина.
– Кто ж их разберет? – пожал плечами Фомич. – Мы ж их до коек не провожаем. Вообще-то этот, – Фомич аккуратно взял за краешек фотографию Трошкина, – он нашу Зину уважает. Как приедет: «Где Зина?» Нравится она ему. Но и другие бывали у него. Бывали, точно.
Василий жестом факира извлек из кармана фотографию девушек номер 8 и 9.
– Есть она здесь, Зина ваша?
Лексеич нацепил на нос круглые очки, глянул и хитро подмигнул Василию:
– Чтой-то ты играешь с нами, парень.
– Почему? – Василий скорчил простецкую рожу. – Я ж весь как на ладони, мужики.
– Это Анжела, – Лексеич показал на восьмую фотографию. – Она самая. А другая – не знаю кто, не наша. А ты чего-то крутишь.
– Анжела? Не Зина? Да ну? Жаль. – Василий действительно опечалился. – А где же Зина?
– В деревне, где ж еще?
В деревню Красново Василий выехал уже затемно. Правда, дорога заняла всего двадцать минут. Зина жила в третьем от края доме. Василий постучал в окно, и тут же на крыльцо выскочила упитанная румяная девица в кожаных штанах и обтягивающей кислотного оранжевого цвета майке.
– Здравствуй, Зина, – ласково сказал Василий. – Здравствуй, подружка. Как дела?
– О-ой, не нада токо, – лениво потянулась девица. – Я тя не знаю, не гони.
– Ну, так дурацкое дело нехитрое, давай знакомиться, – улыбнулся Василий.
Зина критически оглядела «шестерку» и решительно помотала головой:
– Не, не буду.
– Что так? Не нравлюсь? – не столько обиделся, сколько развеселился Василий.
– Нравлюсь, не нравлюсь – ты прям как девушка. Какая разница? Мы ж не на смотринах. Я ж не мужа выбираю, – удивилась Зина.
– А ты посмотри, посмотри повнимательнее. Вдруг я тебе в мужья сгожусь? – кокетливо предложил Василий.
– Не, не хочу, – помотала головой Зина. – Молодая я еще – замуж идти.
– Ладно, – легко согласился Василий, – не хочешь – не ходи. Меня к тебе мой друг прислал – Саша Трошкин, помнишь такого? Поезжай, говорит, к Зине, лучшей девушки на всем свете не сыщешь.
Зине слова Василия очень понравились. Она довольно улыбнулась, повела бюстом, но быстро спохватилась:
– А тачка почему у тебя такая?
– Какая? – насмешливо уточнил Василий.
– Какая-какая! Плохая! – просто объяснила Зина. – Серьезные люди на таких не ездят.
– Ишь ты! Все ты знаешь. – Василий вздохнул. – Машина у меня такая, Зина, случайно. Сломался мой любимый белый «Мерседес», ласточка моя быстроходная. Пришлось взять первую попавшуюся. Но мой тебе, Зина, совет – не суди о людях по машине.
– А по чему ж судить-то? – удивилась Зина.
Василий не нашелся, что ответить. Сказать: по одежке? Но одеждой старший оперуполномоченный тоже вряд ли мог похвастаться – старые джинсы, свитер, кроссовки. По уму? Так по уму провожать положено.
– Давай так договоримся, – нашел, наконец, Василий компромиссный вариант. – Сейчас ты меня просто чаем напоишь, а завтра я заберу «Мерседес» из ремонта и приеду за тобой уже как положено, как тебе нравится. Идет?
– Идет, – легко согласилась Зина. – Заходи.
Через два часа капитан Коновалов, очень довольный беседой, выехал из деревни Красново. Печальная Зина стояла на крыльце и махала рукой.
– А ты про замуж – серьезно говорил? – спросила она на прощание.
– Абсолютно. Но только тогда, когда «Мерседес» починю, – заверил ее Василий.
О своем «друге» Саше Трошкине он узнал много интересного. Но, главное, откровения Зины очень хорошо записались на диктофон, так что у капитана Коновалова появлялось замечательное пространство для маневра.
«Берегись, Трошкин! – мстительно думал он. – Я тебе дам к Сане приставать!»
На прощание Василий показал Зине фотографии Иратова, Анжелы и неопознанной сторожами девушки. Зина последнюю, впрочем, тоже видела впервые, зато Иратова и Анжелу вспомнила. Об Иратове она отозвалась с уважением и теплотой: «Интересный серьезный мужчина, друг Саши», а вот Анжелу Зина не полюбила.
– Шлюха! – убеждала она Василия. – Липучка. Так ко всем и лезла, ни стыда, ни совести. И к Саше клеилась, представляешь?
Василия очень позабавил праведный гнев моралистки Зины.
Но кто же все-таки рылся в сейфе Григорчук? Вадим Сергеевич или Александр Дмитриевич?
Глава 21
АЛЕКСАНДРА
В успех задуманного предприятия верилось слабо: все-таки Иратов – крупный политик, тертый калач, закаленный боец и все такое, а я, наоборот, мелкая сошка, легкомысленная девица, серая лошадка. Но, с другой стороны, многочисленные неприятности, свалившиеся на человека, делают его мягче, податливей, на это и расчет. Роль беспринципной перебежчицы далась мне, на удивление, легко и доставила немало положительных эмоций. Для начала я заехала в фонд «Демократия» и побеседовала с секретаршей Трошкина.
– Дорогая Марина, – сказала я торжественно и печально, – позвольте через вас кое-что передать вашему начальнику.
– Конечно-конечно, – ласково откликнулась секретарша.
Я положила ей на стол конверт с двумя тысячами долларов – авансом за книгу, слегка увядший букет желтых роз и пропуск в здание фонда. Мне кажется, выглядела я при этом чудесно – грациозно и тихо, как вода в озере в безветренный день.
– Передайте, пожалуйста, Александру Дмитриевичу, – с милой улыбкой сказала я, – что он мне глубоко неприятен, в особенности как мужчина. Благодарю вас, всего доброго.
У Марины от изумления пропал дар речи.
– Не забудете? – обернулась я от двери. – В особенности как мужчина. Ну, очень противный. Ручки ма-аленькие, глазки ма-ленькие, тьфу что за гадость.
Утешившись таким образом, а также наверняка предельно заинтриговав любимую секретаршу Трошкина, я отправилась к Иратову. В дороге я со сладким замиранием сердца представляла себе, как Марина будет докладывать начальнику о моем демарше, какие выберет слова, чтобы сообщить о его чрезмерной противности. Ух! Веселая жизнь пошла. Не сомневаюсь, что Марина не станет щадить Трошкина и скажет даже больше, чем я просила.
Далее, по плану, придуманному Васей, предстояло максимально настроить Иратова против Трошкина. Если они сообщники и оба замешаны в убийстве, то они должны защищать и выгораживать друг друга.
– Далее, – инструктировал меня Вася, – предлагай ему поймать Трошкина на аморалке. Типа, «я поняла, что он – не ангел, потому как ко мне приставал как зарезанный. Хорошо бы найти следы его грехов и показать народу». Интересно, что скажет твой Иратов.
– Мой?!
– А я, что ли, ему алиби организовывал?
Переговоры с Иратовым прошли на высоком эмоциональном уровне, но ни на сантиметр не приблизили меня к разгадке. Он принял меня с распростертыми объятиями, внимательно выслушал все доводы, часть из которых попытался опровергнуть, но вяло, неубедительно. В конечном итоге Вадим Сергеевич вынужден был признать, что его добрый друг Саша Трошкин – предатель и иуда, что, впрочем, одно и то же.
– Итак, – подвела я черту, – теперь вы все знаете, а значит, не так уязвимы, как раньше. Вот, собственно, и все.
Я сделала вид, что собираюсь откланяться.
– Вы уходите? – удивился Иратов.
– Конечно, – в свою очередь удивилась я. – Больше мне ничего не известно.
Упитанная тень Васи Коновалова витала над моей головой.
– Он тебя не отпустит, помяни мое слово, – внушал мне Вася каких-то два часа назад.
– Почему? – Ментовская логика часто ставила меня в тупик.
– Потому что этим ребятам везде мерещится подстава. Потому что в их гнилом политическом мире положено не верить никому. И тебе он не должен верить. С чего бы? На его глазах Трошкин к тебе клеится, дает деньги, целует ручки, а ты, не дрогнув, сдаешь ему этого самого Трошкина с потрохами. Подозрительно? Я бы на его месте решил, что ты ведешь двойную игру. А значит, он должен предпринять контрмеры – сделать вид, что верит, чтобы потом использовать тебя как сливной бачок.
– Спасибо! – с чувством поблагодарила я.
– Не за что. – Вася почесал пузо. – Иратов не должен тебя отпускать. Он должен вцепиться в тебя зубами и начать сплавлять тебе дезинформацию.
Теперь я опасливо смотрела на Иратова, трусливо ожидая, когда он покажет зубы и вцепится в меня.
– Не уходите, – попросил он. – Вы не можете вот так просто взять и уйти.
– Но… – Я скромно потупилась. – Вообще-то у меня дела. Да и зачем я вам?
– Для того чтобы было с кем посоветоваться. – Иратов смотрел на меня не мигая.
– И что же я могу вам посоветовать?
– Как мне быть. Что мне делать. Как вести себя с Трошкиным.
Я пожала плечами:
– По-моему, это и так понятно. Придумывать побольше контрпропагандистских акций против Трошкина, играть на опережение, стараться выбить его из седла еще до начала активной предвыборной кампании. Вы и сами все прекрасно знаете.
– Да. Основные приемчики знаю, – согласился Иратов. – Но здесь ситуация особая – Саша Трошкин в недавнем прошлом был моим другом. Мы сто лет знакомы. Мы все друг про друга знаем.
– И что? – удивилась я. – Что это меняет? Он вас предал, и, значит, у вас есть полное моральное право на боевые действия. Не хотите участвовать в расправе самолично – наймите бойцов невидимого фронта. Пусть на него сыплются удары не от вашего имени и без привязки к людям вашего штаба, а неизвестно откуда. Он, само собой, начнет нервничать, искать, откуда ветер дует. Это не лучшее состояние души, поверьте. Вспомните, как вы кисли вчера, когда не знали, кто против вас играет.
– Не упрощайте Сашу, – возразил Иратов. – Он, конечно, догадается, что кампанию против него организовал я, больше некому. Мы же – основные конкуренты на выборах.
– И что? – Я действительно не понимала, куда Иратов клонит. – Догадается, допустим, и что?
– И начнет войну против меня.
– Он уже начал, вы не почувствовали? Причем начал с запрещенных приемов. Он вам могилу роет, а вы хотите стоять со смиренной улыбкой на краю и рассуждать о благородстве? Он хотел, чтобы вас заподозрили в убийстве. Он, вполне возможно, сам убийца.
– Он сорвал мне визит президента, – обиженно сказал Иратов. – И переманил моего пресс-секретаря.
– Вот видите! – торжествуя, воскликнула я. – От такого человека можно ждать чего угодно! Вы не нападаете, вы защищаетесь, потому что вас загнали в пятый угол и не оставили путей к отступлению!
– В принципе да, – с мукой в голосе промямлил Иратов. – Хотя…
– Никаких «хотя», – отрезала я.
– В одной умной книжке написано: если тебя ударили по одной щеке – подставь другую, – грустно и невпопад сказал Иратов.
– Это очень старая книжка, – махнула рукой я. – Многие ее читали, и ни к чему хорошему это не привело. К тому же вас не просто шлепнули по лицу, а пытались уничтожить. Почувствуйте разницу. И хватит притворяться умирающим лебедем, вы ведь тоже акула из политического пруда. О народе подумайте, в конце концов. Вы вообще-то знаете, как живет народ?
– Что? – Иратов с удивлением уставился на меня. – В каком смысле?
По-видимому, мысли о народе показались ему сейчас крайне несвоевременными.
– В прямом. Попробуйте отъехать от столицы вашего Красногорского края на двести километров и попросите в станционном буфете чашку кофе «капуччино». И обязательно добавьте: «Только без корицы, пожалуйста». А потом внимательно посмотрите в глаза буфетчице. Позже, когда она придет в себя, вы сможете объяснить ей, что такое «капуччино» и почему его посыпают корицей.
– Вы возлагаете на меня слишком большие надежды, – вздохнул Иратов. – Боюсь, названный вами продукт в станционных буфетах не появится еще долго.
– А вы постарайтесь. Народ ждет, народ кофе хочет.
– Вы думаете – народ ждет именно этого?
– И этого, и того, и всякого. Работать надо, Вадим Сергеевич, а не сидеть пригорюнившись.
– Да, вы правы, – сдался Иратов. – Видит бог, я очень не хотел использовать запрещенные приемы.
Я опять пожала плечами – что ты здесь дурака валяешь? Хочешь остаться в белом фраке – снимай свою кандидатуру, не участвуй в выборах. Иратов правильно понял мой жест:
– Да, сдаваться я не намерен. Но с какой стороны зацепить Трошкина – вот вопрос.
– Например, – задумчиво сказала я, – со стороны личной жизни. Запутанная, безнравственная, полная ярких, но досадных эпизодов. Сделать ее достоянием общественности – вот ваша задача.
– Но… – Иратов замялся. – Подобные обвинения требуют доказательств.
– Конечно. Попробуем найти свидетелей его нравственного падения и уговорим их или купим. Кошелек у вас с собой? Вот и отлично. Пусть Трошкин доказывает, что он не верблюд.
Подлые планы политического уничтожения Трошкина как политика мы обсуждали еще целый час. К концу, разговора Иратов совсем загрустил.
– Вот она – двойственность человеческой натуры, – сказал он мне на прощанье, – мне жалко Трошкина, сил нет, как жалко, но, боюсь, никуда не деться, придется нападать.
– Не путайте человеческую натуру, – назидательно поправила его я, – с натурой политика. Вещи принципиально разные.
– Ну что-то человеческое в нас все-таки осталось, – жалобно улыбнулся Иратов. – Должно было остаться.
– Поживем – увидим. Главное, чтобы народ дожил до вокзального «капуччино». А остальное приложится. – Я крепко пожала ему руку и умчалась, пообещав не пропадать надолго.
Следующим пунктом нашей программы шла Дуня. За последние два дня она пришла в себя, перестала трястись и бояться каждого шороха и смогла восстановить часть прежнего бойцовского духа. Во всяком случае, напор и натиск бросались в глаза.
– Готово? – требовательно спросила она, распахнув дверь.
– Практически, – кивнула я, – а у тебя?
– Я пока сварю кофе, а ты – читай. – Дуня шмякнула на стол пачку бумаги.
О-о! Дуня написала прекрасный текст. Читая, я довольно хрюкала, чмокала и временами хлопала в ладоши, а Дуня тихо млела, возясь с кофеваркой.
– Гениально! – искренне сказала я. – Просто блеск!
Главным достоинством Дуниного текста была его достоверность. Она прочувствованно изложила версию о том, что гибель «нашей замечательной коллеги, талантливой журналистки Светланы Григорчук» есть не что иное, как попытка заткнуть рот свободе слова. Убийца действовал впопыхах, он торопился и сильно рисковал, потому что трудно представить себе более неудобное место для совершения преступления, чем пансионат Управления делами Президента. Куда же он так торопился? Ответ очевиден – он боялся разоблачения, панически боялся. Дуня предлагала задуматься над тем, какой компрометирующей информацией могла обладать Светлана Григорчук. «В последнее время, – писала Дуня, – Светлана всецело сконцентрировалась на так называемом «проекте Резвушкиной». Она придумала этот проект, она его курировала в «Секс-моде», и многие считали, что она и есть Резвушкина». Далее Дуня очень ехидно высмеивала подобное предположение, ссылалась на какие-то откровенные разговоры с Григорчук, в которых Светлана якобы рассказывала ей о том, как она познакомилась с Резвушкиной и как уговорила ее поработать на «Секс-моду».
«Убийца не слишком умен, – писала Дуня, – и заплатит за свою глупость. Он спасал свою репутацию, он полагал, что его имидж дороже человеческой жизни. А в результате он окажется в тюремной камере. Стоит только объявиться Резвушкиной и сообщить следствию, о ком она готовила следующий материал, и круг подозреваемых сузится до предела».
– Статья выходит завтра, – с тихим торжеством сказала Дуня. – Так что готовься. Начинается сезон охоты на тебя.
– Скорее на тебя, – сказала я. – Меня еще надо вычислить и выследить, так что пара спокойных дней в запасе есть.
– Не думаю, – мрачно возразила Дуня. – Ой, не думаю.
– Ладно, не запугивай меня, я сама боюсь.
– Мне к Трошкину идти завтра? – храбро спросила Дуня. – Или как?
– Завтра. Утром сфотографируем проститутку Зину, ты возьмешь карточку в зубы – и к Трошкину. Только осторожненько.
– Не запугивай, – передразнила меня Дуня, но закончила воинственно: – Пусть они нас боятся.
