Текст книги "Дом Ветра (СИ)"
Автор книги: Анна Савански
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 54 страниц)
31 июля 1893 года Дуглас Хайд и Оуэн МакНил создают Гаэльскую Лигу с целью пробуждения интереса к национальной культуре и языку.
1 сентября 1893 года. Провал попытки принятия закона о предоставлении Ирландии автономии. Законопроект заблокирован Палатой Лордов.
Сентябрь 1900 года. Артуром Гриффитом создан Ирландский Совет. Цель – противодействие англизации, пропаганда национальной культуры и языка, поддержка ирландского товаропроизводителя.
1905 год. В Ольстере создается сеть клубов Данганнон. Организаторы преданы И.Р.Б.
1905—1907 гг. В результате слияния Данганнон клабс и Гэльского совета образовывается новая организация – Sinn Fein («Мы сами»).
В августе 1909 года создают организацию молодежи «Воины Ирландии».
Январь 1913 года. Сэр Эдвард Карсон и Джеймс Крейг учреждают протестантские проанглийские Добровольческие Силы Ольстера с целью защиты от грядущего самоуправления.
1913 г. Проходят забастовки и массовые демонстрации. Полиция жестоко их подавляет. Появляется организация для защиты народа Ирландии «Ирландские добровольцы», в рядах которой состоят бойцы. Вместе с Добровольцами действует и «Женская Лига».
24 апреля 1914 года в Ларн прибывает корабль, доставивший для UVF 35 тыс. винтовок и 5 млн. патронов к ним. 26 июля 1914 года Ирландские Добровольцы получили из Германии 1,5 тыс. винтовок и 45 тыс. патронов, доставленных на яхте «Асгард».
4 августа 1914 года Великобритания вступает в войну. Закон о самоуправлении Ирландии откладывается, вместо него Ирландия оказывается в осадном положении.
9 сентября 1914 года И.Р.Б., Гаэльская Лига и другие националистические организации принимают решение о необходимости подготовки и поднятия мятежа пока Британия втянута в войну.
Май—сентябрь 1915 г. Формируется Военный Совет И.Р.Б.
Все идет к восстанию, только не все в это верят, – было приписано ниже, – скоро, уже совсем скоро.
До Пасхи оставалось всего лишь пять дней, и за это время Мария и Вильям сблизились. Он много рассказывал ей о жизни в Англии, о своей работе, семье и, прежде всего, свои опасения. Утром они вместе гуляли, а днем он пропадал где-то, и только вечером они виделись вновь. Манелл ревновал, она это знала, но не знала, правда, чем может обернуться эта ревность. Каролина тоже смотрела на эти отношения, как на нечто развращенное, ища в них грязь.
23 апреля 1916 года военный Совет постановил: не смотря ни на что, восстание должно начаться в ближайшие 24 часа. В Либерти-Холл печатаются сотни экземпляров Декларации, провозглашающей Республику. 24 апреля 1916 года, понедельник, 12:00, в Дублине начинается Восстание. В назначенный день и час в Либерти-Холл явилось только 1,5 тысячи добровольцев, которые не были даже хорошо вооружены. Разбившись на отряды, они двинулись к объектам, подлежащим захвату. Пирс и Конноли во главе своих сторонников прошли маршем по центральной улице Дублина, заняли Почтамт и забаррикадировались там.
В 12:04 Пирс зачитал собравшимся на площади людям Декларацию о независимости. Над зданием Почтамта реяли только что вывешенные флаги: зеленый с золотой арфой и надписью «Irish Republic» и зелено-бело-оранжевый.
Отряд британских военных, подошедший на Сэквилл-стрит и пытавшийся пресечь мятеж в зародыше, был отброшен огнем повстанцев.
Группы вооруженных добровольцев заняли Мэгезин-Форт в Феникс-парке, вошли в Дублинский замок, кондитерскую фабрику. Отряд Гражданской армии под руководством Майкла Маллина и группа женщин и бойскаутов из Воинов Ирландии заняли Сент-Стивенс-Грин и Хирургический колледж. В парках рыли траншеи и организовывали госпитали для раненых. Они удерживали его в течение шести дней, после чего выбрались из окружения и скрылись. Пять небольших отрядов под командованием Эймона де Валера взяли под контроль Боландз-Миллз, откуда контролировали улицы, ведущие из порта в южную часть города. Власти, отошедшие от шока, попытались взять ситуацию под контроль. Повстанцам противостояли Королевская Ирландская полиция и регулярная британская армия.
Отсутствие поддержки восстания в других районах страны привело к тому, что за считанные часы власти подтянули к Дублину мощное подкрепление. Британские солдаты взяли город в кольцо, но полиция и армия встретили неожиданный и ожесточенный отпор. Борцы за свободу сражались с истинно ирландской решимостью и отвагой: в среду на мосту Маунт-стрит-бридж Де Валера с двенадцатью бойцами в течение девяти часов отражал атаки двух батальонов британской армии.
В четверг, 28 апреля, англичане задействовали артиллерию. В результате обстрела были разрушены прилегающие к Почтамту районы, в самом здании начался сильный пожар. Целые районы города лежали в руинах, росло количество жертв среди мирного населения. Мятежникам не хватало патронов и продовольствия. Патрик Пирс принял тяжелое решение о капитуляции и разослал приказ всем уцелевшим отрядам.
В воскресенье, 30 апреля, сложили оружие последние из повстанцев, в пять часов с крыши Почтамта были низвергнуты флаги, а вместе с ними и мечта о свободе...
Пасхальное восстание было почти самоубийственной попыткой освободиться от английского гнета, но оно дало начало целому ряду процессов, которые привели спустя шесть лет к образованию Ирландской республики.
***
– Ну что, мы едем в Дублин? – спросила Каролина у Эдварда. – Там праздник.
– Я вам не советую, – вставил Вильям Трейндж. – Сейчас в Дублине неспокойно.
– Вы слишком самонадеянны, – Каролина обратила на молодого мужчину свой взор. На часах было два часа, Сьюзи, бледная, вбежала в гостиную. – Что произошло?
– В Дублине восстание, – молвила она. Мария взглянула на Вильяма, его взгляд говорил, что так и должно было случиться.
Все остались дома, но Марии было как-то не спокойно. Дублин далеко, а они здесь, в Холстон-Холл. Поэтому поздно ночью она снова вышла на улицу, чтобы прийти к своему старому дубу. Девушка ждала писем от брата, он много недель не писал. Писем снова не было, к ее разочарованию. Она прислонилась к стволу дерева, не слыша тихих, крадущихся шагов. Кто-то зажал ей рот рукой, откидывая в сторону, девушка упала на землю, слыша знакомый голос, похожий на рык.
– Шлюха, я не позволю тебе шастать с ним, слышишь меня!
Дуглас Манелл накинулся на нее, как зверь. Мария не успела создать оборону, не смогла дать отпор. Его руки грубо скользнули по ее ногам без чулок. Она не могла плакать, она только тяжело вздохнула, почувствовав, как обмякает под его жестким телом и слюнявыми поцелуями. В этот момент в голове пронеслось сотни мыслей, и одна была ужаснее другой. Разве можно жить после этого? Она не стала сопротивляться, понимая, что сделает себе только хуже. Он обрушился на нее всей мощью. Ну почему она не послушалась сэра Трейнджа? Он очень быстро закончил свое дело и откатился в сторону, с улыбкой сытого кота смотря на нее.
– Ну вот теперь-то ты точно станешь моей женой! – в голове билась мысль протеста. – Они не позволят тебе быть с ним, потому что ты – моя!
Он ушел, и она долго лежала под темным кубовым небом, на котором не было ни облаков, ни звезд. Сегодня началось восстание в Дублине, и сегодня рухнула вся ее прежняя жизнь. Больше нет Марии Лейтон, больше нет ее, той милой гордой девчонки. Она встала, побрела в замок. Пробравшись на кухню, она нашла старые запасы травы, заварила и залпом выпила. «Нет, никогда», – подумала она, и рыдания захватили ее...
Она проснулась в гостевой комнате. Мария не знала точно, в какой остановился Вильям Трейндж, но кто-то же ее принес сюда? Она присела на постели, все внутри ныло, но она смогла перебороть слабость.
– Не делайте резких движений, – произнес кто-то, она увидела своего спасителя.
– Вы? – смущенно прошептала она.
– Да, я. Вы упали в обморок, а я как раз заходил с черного хода, – начал объяснять Вильям.
– А вы были в Дублине? – он кивнул.
– Его нужно убить за то, что он сделал. Это чудовищно, Мария, – он впервые назвал ее по имени, не употребляя приставки «леди».
– Я хочу к Виктору, – в отчаяние молвила она. – Как же вся жизнь отвратительна! Я не хочу оставаться здесь. Я лучше стану чьей-то шлюхой, чем его женой.
– Мария, – он обнял ее, мягко гладя рыжие волосы, – восстание скоро закончиться, неделя-две, и я уеду.
– И вы меня бросите! – воскликнула девушка. – Все меня покидают!
– Я заберу вас с собой, – она оторвала лицо от его плеча. – Только при одном условии: вы станете моей женой.
– Зачем вам нужна я, испорченная? – но в его глазах она заметила решимость и надежность.
– Вы не правы. У меня большой дом в Лондоне, деньги, и после войны я наверняка стану каким-нибудь послом. Мне нужна образованная жена и наследники. Я хочу любить вас, я... – она положила палец на его губы.
– Вы говорите несерьезно, – в ее голубых глазах стояли слезы.
– Соглашайтесь, я готов ждать вас, – он робел, как юнец. – Я люблю вас...
– Мы знаем друг друга всего неделю, мы...
– Мы поладим, вы...
– Взбалмошная девица...
– Нет, вы воспитанная, настоящая леди, – он хотел ее поцеловать, но сдержал себя, вспомнив, что она пережила сегодня ночью.
– Я вам не подхожу. Ваша мать...
– Она примет вас, я увезу вас в Лондон, слышите, в Лондон, – он горячо целовал ее руки, и жаркое волна омывала ее. – А если у вас будет ребенок, я готов дать ему свое имя.
– Я... но... – его близкое дыхание опаляло, как огонь крылья мотылька.
– О... я сделаю вас счастливой...
– Я соглашусь, – за окном уже вовсю светило солнце, – но мой отец, он будет против.
– Я не собираюсь, просить у него вашей руки. Я добуду лицензию на брак. Вы должны найти пару свидетелей, а потом мы уедем, – она вникала в его слова, и его план казался ей фантастичным, но в голове появлялась только одна мысль: «Лондон. Я поеду в Лондон». Она мечтательно вздохнула, упав вновь на подушки, отчего Вильям рассмеялся.
***
Мария пробралась на кухню, где были Сьюзи и Патрик Сарс, их конюший, они пили молоко с хлебом и о чем-то говорили. Когда они заметили ее, то Сьюзи достала из корзинки свежих булочек с зеленью и овечьим сыром. Мария сияла, и мистер Сарс это заметил. С той ночи прошло шесть дней, восстание в Дубине стихало, а Вильям добыл разрешение на их брак.
– Вы сегодня радостная, мисс Мария, говорят, вы и мистер Манелл через восемь дней женитесь, – мистер Сарс поставил кружку на стол.
– Нет, не поэтому. Я хочу вас попросить кое о чем, – она загадочно посмотрела на них.
– Что же, моя птичка? – Сьюзи спрятала булочки.
– Вы станете мои свидетелями, мы с Вильямом решили пожениться тайно от всех, – выпалила она.
– Господи, я сразу поняла, что он вам пара. Вы рядом с ним просто цветете, – она обняла девушку. – Он вас увезет в Лондон, да?
– Да, я поеду к Виктору, – ответила она.
***
Мария, облаченная в простое белое платье, с венком из цветов на голове и простыми полевыми цветами в руках, подошла к алтарю. Вильям улыбнулся ей, когда священник начал зачитывать слова клятв. Она легко ответила ему «да», как и ее жених. Вильям невинно поцеловал ее, и они вышли из старой, ветхой часовенки. Она взяла его за руку, он удивился ее беззаботности, только сейчас он заметил, что у нее острые уши, как у эльфов, но несовершенство не портило ее, наоборот, она была притягательнее.
– Куда мы едем? – спросил он.
– Туда, где никто нас не найдет, – радостно сказала она. Мария увлекла его в поле. Он засмотрелся. Да, в Англии такое великолепие тоже можно увидеть... – Я хочу запомнить аромат трав.
Девушка обратила на него лицо, и, обвив шею, прильнула к его губам. Он не ожидал поцелуя, эта фея сводила его с ума.
– О Вильям, спасибо за все, я поняла, что люблю вас, нет, не из благодарности, а потому что я смотрю с вами в одном направление, мы очень похожи.
– Мария, – простонал он. Его руки пустились в путешествии по изгибам ее хрупкой фигурки. Он, не отрываясь, смотрел в эти голубые глаза и видел в них небо. – Мне нужно в Дублин, дорогая.
– Вы бросаете меня...
– Нет, – он оставил ее, она смотрела на небо, думая, что все самое страшное в ее жизни позади.
Вечером Вильям оставил ее в темном коридоре, украдкой поцеловал, и она разочаровано отпустила его. Он задержался, смотря на ее искаженное страстью лицо.
– В Дублине закончилось восстание, и начальство отпускает меня в Лондон, так что сегодня ночью мы уезжаем, – сказал Вильям.
– Мне собрать вещи?
– Только для путешествия, все остальное у вас будет, – сказал он.
Ночью они покинули Холстон-Холл, и Мария вздохнула спокойно. Она прощалась с Ирландией навсегда. Утром Эдвард нашел короткую записку от дочери, где та говорила, что вышла замуж за Вильяма Трейнджа и уехала в Лондон к брату. Эдвард, узнав об этой новости и побеге был взбешен, а Каролина торжествовала: все случилось, как она хотела. Руфуса ждало все, а Виктора и Марию – ничего. Наконец-то все сбылось.
***
Вильям Трейндж жил на Виктория-роуд, где у него был небольшой, но очень богатый дом. Марии понадобилось две недели, чтобы освоить его. В первые же дни он повез ее по магазинам, стал показывать Лондон, и город захватил ее. Военный Лондон, как сказал Вильям, для него мало чем отличался от довоенной столицы. Только на улицах стало меньше мужчин и больше появилось вдовьих одеяний. Все вокруг кричали: «Все должны жить ради будущего страны!» Вильям делал все, чтобы супруге было хорошо рядом с ним, он не пытался затащить ее в постель и тем самым еще больше подогревал ее интерес.
Только одно не давало девушке покоя – его мать. Кэтлин Трейндж рано стала вдовой с тремя детьми на руках и решила посвятить им всю свою жизнь. Вильяму она дала прекрасное образование, решив, что ему нужно стать, как отцу, дипломатом или министром. Дочерям-близнецам, дав классическое образование, она нашла прекрасные партии, и теперь жила вместе с сыном, подбирая и ему претенденток. Эта красивая железная женщина производила сильное впечатление, она совсем не была похожа на Каролину и отличалась от всех провинциальных дам – всегда сдержанная, всегда приветливая, и так же, как и Мария, умела скрывать свои чувства под холодной маской.
– Проходи, – Вильям впервые распахнул для Марии двери своего дома. – Соня, – обратился к миловидной служанке, – это леди Мария, моя жена.
– Сэр, – она присела в простом реверансе.
– Проходи, дорогая, – он провел ее в гостиную.
Комната была обставлена в греческом стиле, стояли софы с золотой подбивкой, и весели тяжелые шторы. В солнечном столбе стояла темноволосая женщина, она была одета в персиковое простое платье, отделанное черной каймой.
– Слава Богу, что вернулся, я... – она обернулась к сыну и осеклась, увидев рядом с ним рыжеволосую девушку, похожую на эльфа. – Ты решил приютить сиротку?
– Это моя жена, мама. Леди Мария Холстон, – Мария поцеловала руку свекрови.
– Что ж, леди Мария, рада знакомству с вами, – Кэтлин обняла невестку. – Располагайтесь.
Мария быстро привыкала ко всему. Но Кэтлин продолжала наблюдать за ней, ее беспокоил тот факт, что молодые супруги жили в разных комнатах. Она невольно начала подозревать, что ее невестка ждет ребенка от другого, а ее сын благородно женился на красивой девушке. Мария на такие темы не разговаривала – она не хотела вспоминать ту ужасную ночь, но однажды ее вывела из себя Кэтлин.
– Вы хотите, чтобы я вспомнила свой ужас?! Ваш сын спас меня от деспотичной семьи и будущего мужа-насильника, а еще я люблю его!
Вечером она долго рыдала на плече Вильяма. Он мягко гладил ее длинные волосы, целуя нежную кожу шеи, изучая пальцами спину, ощущая жар кожи под тканью платья. Мария неожиданно оторвала голову от его груди, смотря в его потемневшие глаза, она осторожно коснулась густых бровей, очертила дуги на лбу. Его губы манили, и она припала к ним, как к живительному источнику, она пьянила, словно крепкое вино, и, совсем не контролируя себя, Вильям стал раздевать ее и себя. Конечно, ему надо было сдержаться, понимая, что совсем недавно она пережила насилие, и любое его неловкое движение могло привести к тому что, она попросту его оттолкнет от себя. Но Вильям, съедаемый страстью, стал еще более настойчивым.
В ее глазах он не видел страха. Мария задохнулась в его объятьях, от одурманивающего восторга легкие слезы падали в ее ярко-рыжие волосы. Мария заснула, но он не мог заснуть. Незадолго до рассвета он разбудил жену сонными ласками, и после долгих наслаждений они вместе заснули, чтобы проснуться в объятьях друг друга. Мария, тесно прижавшись к мужу, крепко сжимала его руку, находящуюся на ее бедре, словно она хотела, чтобы так было всегда.
– О, я так люблю тебя, – прошептала Мария на рассвете.
– Поэтому-то я так долго ждал, я хотел, чтобы ты полюбила меня, а не потому что переехала в Лондон, – он встал с постели, нисколько не стесняясь наготы.
– Вильям, отвези меня на Тюдор-стрит, – попросила она, перекидывая рыжею массу волос со спины на плечи.
– Тюдор-стрит? – удивленно спросил он. – Насколько я знаю, матушка любит ездить туда в аптеку. Ты все-таки беременна?
– Я же говорила, что в нашей семье это невозможно. Все наши женщины немного ведьмы, ты женился на одной из них, – он взглянул на нее. – Ты отвезешь меня туда?
– Если ты заболела, я сам все тебе куплю, – отрезал он.
– Вильям, – застонала она, – я хочу увидеть брата. Там работает мой брат. Ты, что, ревнуешь меня к нему?
– Я поеду с тобой.
– Ага, чтобы убедиться, что мой брат похож на меня, а не мой тайный воздыхатель, – она засмеялась, а ему самому было не до смеха.
Ревниво смотря на позолоченную новенькую вывеску, Вильям Трейндж открыл дверь аптеки своей жене. Старый аптекарь беседовал с пожилой дамой, но никого, кроме них, Вильям не видел. Мария, озираясь по сторонам, неловко сделала пару шагов, пока мистер Лоренс не заметил молодую пару; он улыбнулся, крикнув:
– Артур, пришла молодая леди, – словно не заметил Вильяма, – прими ее.
Вильям заметил, как из подсобки появился молодой человек: высокий, широкоплечий, темноволосый, темноглазый, совсем непохожий на Марию. Разве он может быть ее братом, которым она так восхищалась? Лицо Марии скрывалось шляпкой, и Артур только видел ее подбородок и губы.
– Что желаете, мисс? – спросил юноша. Вильям хотел подойти к ней, но решил дальше наблюдать.
– Вы не узнаете меня? – она сняла шляпку, обнажая рыжую голову.
– Мария, – почти прокричал Артур. – Мария! О Мария, – он быстро подбежал к ней, прерывисто обнял, целуя в щеки и шею, отчего Вильяма охватил приступ ревности. – Виктор, смотри, кто у нас здесь.
– Я взвешиваю, – нервно ответил кто-то. – У меня еще семь заказов.
– Виктор, быстрее бросай все, ты глазам своим не поверишь, – появился Виктор, и только теперь Вильям заметил сходство между женой и этим юношей.
– Мария, – он сжал ее тоненькую фигурку.
– Виктор, я так скучала по тебе, – прошептала она.
– Я тоже. Как ты сюда попала? Ты приехала с Манеллом? Или с отцом? – он просто сыпал ее вопросами.
– Нет, она приехала со мной, – ответил Вильям.
– Это мой муж, Вильям Трейндж, – представила она, – а это мой брат Виктор и наш друг Артур Йорк, барон Уэсли, – последнее она очень тихо произнесла, чтобы это осталось между ними. – Приходите к нам сегодня.
– Нет, мы не можем, у нас сегодня ужин, – произнес Артур.
– С кем же? – с подозрением спросила она.
– С Гранджами, они наши друзья, – ответил Виктор.
– Завтра? – предложил Вильям.
– Хорошо.
Они все-таки пришли, чему была рада Кэтлин, но Вильям почему-то не хотел, доверять этим двоим, считая их франтами, что просто испортят его жену. Держались они достойно, Виктор неплохо разбирался в винах и даже высказал свое мнение, когда они пили херес перед ужином. Мария молчала, а потом в ней словно прорвалась плотина, и эмоции захлестнули ее с такой силой, что она чуть не заплакала от счастья.
Утром после того, как Вильям покинул их теплую постель, Мария взялась за газеты. Она не понимала своих чувств, но еще больше ее поразил ее муж, который сказал, что эти юноши в праве сами решать, как им жить и что делать дальше, и она согласилась. Виктор возмужал, Артур стал дерзче, и поэтому они показались ей чужими. Но она привыкнет к переменам.
Газеты опять пестрели сведениями о войне. «Верденская мясорубка», как назовут позже сражение у крепости Верден, продолжалась. Мария молилась только об одном: чтобы Виктора, как врача, не вызвали на фронт.
Мир стоял на грани катастрофы.
Примечание к части
Группа: https://new.vk.com/clubdubo.savanski.dupont
>
Глава 9
Пусть даже человек от природы и обладает прекрасными свойствами и мудростью – он должен еще получить мудрого учителя и следовать ему, он должен выбирать себе в друзья хороших людей и дружить с ними.
Сюнь-зцы
Осень 1916.
В начале лета Виктор познакомился еще с одним человеком, что войдет в его жизнь, и их судьбы плотно переплетутся с годами. Джейсон Фокс учился в том же колледже что и он, только годом младше. Он не был дворянином, но зато его родители имели свою типографию и вполне могли позволить себе подарить сыну возможность стать врачом. Джейсона многие приметили, у него были пылкий ум и целеустремленность, он всегда старался найти ответ на любой вопрос. Они познакомились в одном кафе, когда с Артуром бурно обсуждали вспыхнувшую эпидемию дизентерии и тифа и возможные методы борьбы с ней. Всего одна беседа, краткое знакомство, и все трое ощутили, что стали друзьями навек.
Они долго спорили, потом расстались, и вечером Виктор поехал к своей любовнице. Он давно не виделся с Лилиной и уже начал скучать по ее веселому обществу; он не любил ее, но им было хорошо вместе. Она была неутомимой любовницей, готовой с жаром выполнять его прихоти и желания, с ней он мог удовлетворять плотской голод. Это произойдет позже, когда он будет более зрелым, состоявшимся в жизни, и только тогда он позволит своему сердцу пылать. Лилина тепло его встретила, сразу увлекая в постель, но ощущая отчужденность. Она с беспокойством посмотрела в его глаза:
– Что с тобой? Ты где-то витаешь, но не со мной.
– Просто много всего происходит...
– Ты много работаешь и устаешь сильно, – она приложила палец к его губам, пытаясь растопить его холодность.
Да, она была права, он много работал, и, как у Артура, у него оставалось мало времени на отношения с женщинами. Даже Мария как-то обиделась, когда они отказались приехать. Только Гранджев они не забывали, потому что часто готовились к семинарам и докладам у Рамсея, тем самым сокращая время в библиотеке. С утра они были на занятиях, днем в те дни, что не дежурили в госпитале, работали в аптеке. Артур советовал пилюли, сборы трав и настойки, а Виктор чаще всего занимался изготовлением. Да, он устал, но скоро каникулы, и немного можно будет расслабиться.
– Виктор, если ты не будешь отдыхать, то просто свалишься с ног, – пробормотала Лилина.
Утром она ощутила рядом с собой горячее тело возлюбленного. Она приложила ладонь к его лбу и поняла, что у него жар. Лилина испугалась, что это страшная болезнь, о котором все вокруг говорили. Виктор не открывал глаза, и она решила позвать его друга Артура. Она ждала, меряя комнату широкими шагами, даже не стала одеваться и причесываться. Вид у нее был потрепанный, волосы спутались, а на кожи виднелись следы крепких поцелуев.
Лилина терпеливо ждала вечера, моля только об одном: чтобы с ее юным мальчиком все было хорошо. Она дала себе зарок, если все обойдется, то они расстанутся; ей будет в этом году тридцать, а ему только двадцать, его ждет будущее, а она, увы, моложе не становится и вряд ли сможет так же его привлекать. Он должен жениться, просто обязан, наконец, стать другим. Пусть ему будет больно, но так лучше для них обоих, особенно для него, ее Виктора. Не зря его имя значит «победа».
Рамсей вместе с Артуром приехал, когда на улице начало темнеть. После длительного осмотра Рамсей вынес приговор, который немного испугал их и в тоже время успокоил.
– Это не воспаление легких, простое переутомление.
– Это...
– Это не страшно, Артур. Главное – не переутомляться, потом, Виктор сильный и сможет держать эмоции в узде, – Рамсей надел сюртук. – Пара дней выпадет из его жизни.
– Спасибо вам, Рамсей, – Артур пожал ему руку, уходя вместе с ним; он впервые назвал профессора по имени, и герцог расценил это как высшую меру признательности и доверия.
– Я люблю вас обоих, – сказал тот, когда они были на улице.
– И если вы не поняли, то я просто мечтаю, чтобы в вашей жизни все удалось. Я верю в вас, прежде всего потому что вы напоминаете меня в молодости.
Через два дня Виктору стало лучше. Он был благодарен Артуру и Рамсею, но в первую очередь Лилине, что спасла его от самого себя. Но та твердо решила, что должна оставить его. Когда Виктор снова посетил ее, женщина не позволила даже обнять себя, создавая дистанцию. Виктор внимательно изучал ее, она плотнее запахнула свой тяжелый бордовый пеньюар, чтобы скрыть себя от вожделенного взгляда, чтобы самой не возбудиться от силы его желания. Они долго молчали. Лилина стояла у окна, смотря, как в Лондоне зажигают огни, Виктор все же решился подойти к ней, обнимая сзади. Что-то внутри нее вздрогнуло, может, не стоит, ей так хорошо с ним... но если она не сделает это сейчас, то отношения затянут с новой силой, и тогда будет сложней отказаться от него. Она повернулась, уклоняясь от поцелуя.
– Что с тобой? – спросил он нежно.
– Я решила это недавно. Только не перебивай меня, а то я никогда не смогу это сказать.
– Что сказать? – он удивлено посмотрел, ловя взволнованные интонации в голосе.
– Я решила, что нам надо расстаться. Не перебивай, – она прикрыла его рот ладонью. – Ты молод, тебе нужно расти, но не со мной, потому что ты вскоре влюбишься, женишься, и тогда я буду сильно страдать, но сейчас я еще не настолько влюблена и могу пожертвовать собой ради тебя.
– Но мне не надо...
– Нет, – она отошла от него, не позволяя возражать, – я так решила. Виктор, тебе двадцать. Мне скоро будет тридцать, и я не могу рожать тебе детей, я не могу стать твоей женой, я не могу дать тебе опору, – он не сразу понял то, что до него пытались донести.
– А кто сказал, что мне нужна жена и опора, что я хочу детей?! – воцарилась тишина, только спустя несколько долгих бесшумных минут он понял, что только что сказал. – Господи. Я идиот. Это же твое решение, – Виктор заключил ее в объятья, нежно целуя в щеку, как брат целует сестру. – Будь счастлива, – и он покинул ее.
Больше они не виделись, но воспоминания он бережно хранил в сердце, не сказав никому ни слова о первой любви.
***
Лето 1917.
Посмотрев в окно, можно было увидеть, как жизнь в Лондоне била ключом несмотря ни на что; таким же был и Петербург, но теперь это было так далеко, что иногда казалось призрачным прошлым. Лондон принял их не тепло, но все же это было лучше, чем жить в постоянном страхе, что скоро этот день может стать последним в жизни. У этого города была запоминающая красота, та, что остается с тобой навсегда. Звуки на улице стали громче, что заставило его отойти от окна.
Когда в России произошла революция, и император Николай II отрекся от престола, стало понятно, что эта страна уже никогда не будет прежней. Тогда-то социолог Петр Якович Лебедев понял, что никогда Россия не будет империей и единственное ее будущее – это те, кого он раньше ненавидел, и те, кто совсем недавно ответили, что готовы взять на себя бремя власти. Тогда-то, после очередного кризиса временной власти, он решил, что пора покинуть страну. Как человек, изучавший общество, он обнаружил признаки схожей болезни и в Англии, но здесь у всех была общая цель, и люди мечтали о прекрасной жизни, что будет уже после войны.
Он предложил ехать в Париж, но его жена, Лидия Владиславовна, отказалась, предложив уехать в Англию. (Там жила ее сестра, что вышла замуж за англичанина задолго до взрыва пороховой бочки, на которой сидел Европа.) Наталия, леди Хант, вышла замуж за брата Кэтлин Трейндж, который умер недавно от воспаления легких. Натали была бездетна, и дом ее был пуст, поэтому она с радостью приняла у себя семью старшей сестры. Кэтлин, узнав о приезде родни к невестке, решилась пригласить их к себе. У Петра был двадцатилетний сын Федор, что не успел доучиться в России на вирусолога. Перт являлся опекуном пятнадцатилетней девушке, что приходилась ему дальней родственницей, она давно жила в их семье; юная Верочка Осипова талантливо играла на рояле и пела.
Соня отворила дверь гостям, и Мария слегка насторожилась. У них с Кэтлин сложили хорошие отношения, она защищала ее, когда Вильям начинал очередной разговор о появления наследника – Кэтлин считала, что в нынешнее время лучше подождать с этим. Они вошли в дом, приветствуя всех.
– Это мой сын, Лидия, а это – его жена Мария, – представила Кэтлин.
– О, Натали рассказывала о своем племяннике и его прелестной жене, она и вправду прелестна, – Мария покраснела от слов незнакомой женщины. Наталию она знала давно, не была так близка с ней, как с другими знакомыми мужа.
– Кстати, ее брат тоже увлекается медициной, – как бы невзначай снова сказала Кэтлин. – Федор – вирусолог.
– Несостоявшийся, – пробурчал молодой человек; Мария обратила не него свой взор.
Он был ровесником Виктора, но ее брат выглядел старше. Она не могла разгадать, в чем причина: может быть, в его медовых волосах и янтарных глазах с искорками веселья, а может в его нежных, тонких чертах или в загадочном обаянии. Она ощущала, как он смотрит на нее, внимательно изучая, наверное, она не похожа на русских девушек и совсем не похожа на Верочку, которой все так восторгались. Мария успела изучить и ее; для пятнадцатилетней девушки она была слишком проста, но завораживающе красива. Русые мягкие волосы, плавные линии лица, сияющие голубые глаза. Позже Вильям скажет, что не увидел в них холодной сдержанности и отпугивающего раскрепощения одновременно, что он замечал у Марии.
Петр скучал, как и Лидия, да в этом и заключались приемы у англичан, только один человек его привлекал – Мария. Она своим обаянием покорила его, и Лидия заметила, как он бросает короткие взгляды на юную девушку, которая годиться ему в дочери.
– Можно вас звать Фредерик? – обратилась Мария к Федору. – Вы все равно намерены получать английские имена. У меня брат работает на Тюдор-стрит аптекарем. В этом году он окончил третий курс и знает профессора из колледжа, он мог бы помочь вам с учебой, да и с работой. Язык у вас неплохой, а Виктор просто не успевает работать и учиться, хоть и не жалуется, но я это знаю.
– Это превосходное предложение, леди Мария, – ответила Лидия.
– Я подумаю, – тихо произнес Федор.
Федор все-таки устроился работать на Тюдор-стрит и смог найти общий язык с Виктором и Артуром. Они даже помогли ему продолжить обучение. Теперь уже Фредерик Сван[1] стал делать первые шаги в новой стране. Его отца все стали звать Питером Сваном, а его жену – Лидией Сван. Только Вера так и осталась Верочкой Осиповой. Фредерик был благодарен всем этим людям, особенно Виктору и Рамсею Гранджу, что поверил в него сразу же.
