Текст книги "Дом Ветра (СИ)"
Автор книги: Анна Савански
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 54 страниц)
– Можешь забрать все, что хочешь, – Урсула кинулась к нему, радостно обнимая за шею. – Не благодари. Нашему новому дому нужно много вещей. А ты думала, что я просто продам Йорк-Хаус и положу деньги в банк? Я куплю нам дом загородом.
Коробки с вещами отправились в Лондон, Артур и Урсула остались в Ирландии еще на несколько недель. Управляющий Артура никак не мог найти покупателей на небольшое роскошное поместье. Владелец мечтал поскорее продать его, чтобы больше никогда не возвращаться. Часто в Англии его звали светлые воспоминания, для этого и нужно было навсегда оставить здесь все, чтобы сердцу больше не хотелось лететь туда, где оно наполнялось счастьем.
В Антриме Артур скучал по их квартирке на Довер-стрит, с нетерпением в сердце ожидая возвращения домой. Домой... Так сладко звучит. Да, его дом Англия, будто бы это было всегда.
Детям очень понравилось в Ирландии. Она казалась им волшебной страной, они ненасытно слушали рассказы о древних преданиях этой земли, носясь по замку, пугая слуг, а потом засыпая в одной большой постели вместе. По ночам они мечтали увидеть эльфов, в саду – миниатюрных фей, их очаровала именно загадочность этих мест.
Они никогда не поймут, как же прекрасна Ирландия летом. В этот период проявляется все ее очарование. Ветерок обдувает, приподнимая с земли полевую траву, полегшую от сильного дождя. Мария любила срывать цветы жасмина, собирая их в букетики. А оставив лошадь есть мягкую травку, они ложились посреди заброшенного поля, чтобы посмотреть, как медленно плывут над ними облака, превращаясь в забавные фигуры. Да, это все безвозвратно ушло, они втроем стали другими. В детстве летаешь, в юности ходишь, а взрослея, ползаешь.
Поместье Артур продал Эдварду, тот долго не соглашался на сделку, но в конечном итоге его любимая супруга уговорила его. Наконец-то они могли навсегда покинуть Ирландию. Теперь Артур разлучался с Родиной навсегда, ничто не держало его, ничто не имело над ним власти, только Англия.
Сердце радостно стучало от счастье: они возвращались...
***
Январь 1929.
Прошло слишком много времени, можно было забыть, можно было простить. Иногда сердце просило ее вернуться, но разум умолял остаться. Ей было невообразимо больно слышать слухи о выдуманных или невыдуманных любовницах мужа. Она не знала, чему верить и верить ли вообще. Но от этих мыслей ей становилось еще больнее. Она знала, что именно в Париже принесла болезнь своему сердцу на всю жизнь, когда-нибудь оно перестанет биться, потому что устанет страдать. Да, страдание стало смыслом ее жизни. Она старалась забыть. Ей было нужно ради кого-то жить, но, вместо этого, она медленно убивала себя, изнуряя тело, нуждавшееся в покое, собиравшееся подарить жизнь. Ребенок – ее единственная и последняя радость в этой скучной, серой жизни.
Всю свою короткую жизнь она зачем-то гонялась за эфемерными мечтами. Она мечтала подолгу, сидя на подоконнике в доме тети Валери, смотря на звездное небо. Грезила, как вернется в Лондон, как ослепит своей красотой Виктора, как он забудет все на свете и сделает ее своей спутницей.
Все отчасти так и случилось. Он, увидев ее, проведя с ней ночь, потерял голову. Он любил ее, она любила его, а что теперь? Только воспоминания, медовые сны о прошлом. Любовь лилась по жилам вместо крови, но сейчас ее высасывали медленно, по капельке каждый день.
Ребенок тихо шевелился, она положила руку на живот, успокаивая его. Глория переживала за хозяйку. Диана сильно похудела и напоминала тростинку с большим животом. С щек сошел былой румянец, а зеленые глаза стали еще загадочней сиять. Она не позволяла писать семье, ее гордость не нуждалась в чьей бы то ни было помощи. Ее сердце и разум были в разладе. Она мечтала подарить жизнь маленькому человечку и умереть.
Но разве только Диана тихо умирала от любви? Виктор страдал не меньше. Он пытался забыться в объятьях других женщин, но не мог – его постоянно преследовал незримый образ возлюбленной. Диана поселилась навсегда в его сердце, пленила душу и поглотила остатки здравого смысла. Вино помогало на время снять душевную боль, но тогда просыпалась совесть, с которой боролась гордость. О, она его враг, если бы не она... Возможно, никогда. Но в жизни нет сослагательных наклонений. Первые месяцы он считал себя правым, но потом это чувство начало отпускать его.
Она преследовала его везде. В их спальне до сих пор лежал небрежно сложенный голубо-зеленый пеньюар на софе, а туалетные принадлежности так и остались разбросанными на ее столике. А ее духи впитались с годами в подушку, по ночам он обнимал ее, чтобы вдохнуть, чтобы на минуту ощутить ее присутствие.
Он ничего не хотел менять, будто бы ждал скорого возвращения жены, но та не приезжала к нему. Они, два гордеца, которые скорее умрут, нежели простят друг друга. Он не мог забыть ту, последнюю, ночь. Теперь он разгадал тайну ее слез, но от этой разгадке на душе становилось еще тяжелей.
Она мысленно его предала, она думала его оставить. Зачем? Он со всем бы справился сам, но она все испортила. Он верил ей, а она была готова изменить ему. Хотя она призналась, а не подло, за спиной совершила преступление. Он должен найти в себе силы хотя бы просто привезти ее домой.
Может, он не будет так нуждаться в ней, будет испытывать отвращение при взгляде на нее. Но его сын нуждался в матери. Он уже больше не мог врать ему каждый вечер, и ему стало больно смотреть за сыном проводящим время у окна, ожидая, что у дома остановится машина и оттуда выйдет его мать. Джордж любил Диану, и он совсем не виноват в том, что его отец считает ее предательницей. Он обязан ехать в Париж. Диана будет сопротивляться, но он воспользуется правами супруга. Пускай он ее свяжет, и силком привезет домой, зато она будет рядом с Джорджем.
Его ждал Париж. А ждала ли Диана?
***
Утром выпал снег. В детстве Диана обожала выбегать на улицу, чтобы поиграть в снежки и покататься на коньках, но сегодня она ненавидела снег. Тогда, в детстве, она могла часами с подругами и сестрами гонять по улице, совсем не стесняясь ни из-за своего происхождения, ни из-за друзей не ее круга. Она была простой девчонкой, а сейчас женщиной с прошлым. Все ее эмоции, все ее чувства из-за беременности изменились. Диана была то раскаленной фурией, то кротким ангелом. Никто не знал, что от нее ждать.
Женщина выглянула в окно. Перед домом остановилась машина, вышел мужчина. Он был безупречно одет: пальто, сшитое по последней моде; цилиндр, аристократизм в его манерах. Диана гадала, кто бы это мог быть. Она наспех накинула тяжелый жакет, чтобы скрыть живот. Посмотрев в зеркало, быстро припудрила темные круги под глазами. Все равно выглядит она ужасно.
Кто-то вошел в спальню. Диана увидела гостя, на лице появилась улыбка, которая медленно расплылась. Несколько минут они сверлили друг друга взглядом, полным неприязни. Диана сильнее запахнула жакет, скрывая живот, а Виктор скинул с себя пальто, повесив на вешалку.
– Что ты здесь делаешь? – ледяным тоном потребовала она ответ. – Неужели соскучился?
– Я хочу, чтобы ты вернулась домой. Сделай это не ради меня, а ради сына, – Виктор знал, на что надо давить, чтобы Диана сдалась без боя.
– Я не поеду! – она как можно дальше отошла, – тем более с тобой.
– Диана, я умоляю тебя. Подумай о сыне, – ей нравилось, как он почти унижается перед ней, как он готов ползать у нее в ногах. – Диана, ты можешь не прощать меня. Мы не будем спать в одной постели, – она обернулась; он поймал во взгляде нерешительность, однако в голосе нерешительности не было:
– Виктор, ты причинил мне боль. Ты понимаешь это? Я любила тебя, а ты даже не удосужился меня понять, расценив это как покушение на твои собственнические права на меня, – Виктор осознал, насколько глубоко он ее ранил.
– Я поступил так, как считал нужным, – продолжал он.
– Вот и живи со своим Эго, а меня оставь! – выпалила она.
Диана ощутила слабость в теле, она схватилась за прикроватный столик, медленно переводя дыхание. Виктор мгновенно оказался рядом, обнял за талию, усаживая на кровать. Супруги встретились глазами, и Диана заплакала, пытаясь спрятать лицо. Он все понял, все узнал. Как же было больно на душе.
– Почему ты не сказала, что ждешь ребенка? – он задал вопрос ласково, от нежности у нее защемило сердце.
– Я хотела, чтобы ты страдал, – прошептала Диана.
– Тогда ты получила свое. Мы едем в Лондон, пока ты не довела себя до могилы, – он нежно гладил ее живот, при этом успокаивая, но она активно вырвалась, несмотря на слабость.
Наступит ли покой в их душах когда-нибудь? Она устала и не могла сопротивляться больше. Угасло ее бунтарство, и только это перевесило чашу весов в пользу Виктора. Теперь ей безразлично. Излечится ли она когда-нибудь? Она не любила его больше, и это открытие потрясло ее до глубины души.
Глава 21
Это происходит всегда, когда рушится цивилизация. Люди, обладающие умом и мужеством, выплывают, а те, кто не обладает этими качествами, – идут ко дну.
М. Митчелл. «Унесенные ветром»
Февраль 1929.
Осталось только уповать на чудо. Он давно знал, что она, возможно, не выживет. Он пытался заставить ее жить, но она упорно что-то доказывала ему. Словно хотела показать, что, мучая себя, причиняет боль и ему тоже. Возможно, она умрет. Он думал когда-то, что упрямство – черта его семьи, но, как оказалось, его жена обладала не меньшей настойчивостью. Но как же Диана не понимала: своим поведением, безразличием она причиняет боль другим, не только Виктору. Вероятно, все скоро будет кончено...
Он помнил, как холодным январским днем увозил ее домой. В душе была какая-то странная пустота, та, что, съедает все, не оставляя при этом ничего. Он корил себя, не ожидая прощения. Только ее безразличие помогло ему сломить сопротивление женщины. Только поэтому она уехала с ним. Они ни о чем не говорили, Виктор молча помогал собираться, видя, как ей это нелегко дается. Он смотрел на прозрачную холодную гладь Ла-Манша, в ней он увидел скорбь и одиночество. Он подошел к Глории, стараясь как можно мягче задать свой вопрос, что постоянно крутился у него в голове, с того самого момента, как узнал, что станет отцом. Глория с опаской взглянула на хозяина, боясь его праведного гнева, но не посмела уйти: ее хозяйка явно бы не одобрила такого.
У него больше не было сил на непонятную, нелепую борьбу с Дианой. Джордж, их темноволосый зеленоглазый мальчуган, радостно встретил родителей, побежав с раскрытыми объятьями, но Диана не могла больше дарить ему ту ласку и заботу, словно в нем она видела образ мужчины, нанесшего ей такие сильные душевные раны. А мальчик страдал, не понимая, за что его наказывает мать. Никто за короткое время не смог привести Диану в чувства, будто бы она решила провести в жизнь малыша и уйти в безвестность.
Сейчас, стоя у окна в кабинете Артура и Джейсона, Виктор осознавал, что все закончилось трагично. Как же будет смеяться его отец, как же он будет радоваться! Еще вчера он с отчаянием пришел в церковь Святого Августа, где когда-то они венчались и крестили сына. Отец Питер с испугом посмотрел на него: сейчас этот сильный, несгибаемый человек был похож на раба, готового смиренно принять страшную ношу. Он давно знал Виктора и его супругу, и все, что мог посоветовать – молиться за судьбу Дианы, а сына крестить. В суматохе и мрачности Виктор даже забыл, что у него появился сын. Этот крошечный ребенок совсем был не похож на здорового крепыша, их первенца. Виктору было трудно принять то, что ребенок будет больным, неполноценным человеком.
Выбрав в крестные родители Урсулу и Джейсона, Виктор назвал мальчика Робертом Томасом Маршалом, в честь его великих предков. Скоропостижное крещение все приняли как должное, ибо ребенок мог умереть в любую минуту. Все начало меняться после того, как ребенку дали имя, словно бы его стали оберегать его великие предки. С каждым днем малышу становилось все лучше, и теперь оставалось только молиться о здоровье жены. Диана должна выжить, его раненое сердце безумно жаждало этого. Кажется, он был готов ползать в ногах у супруги. Если она его не простит, то вся его жизнь превратится в бессмысленное представление.
***
Оттого, что шторы плотные, в палате было душно. Когда Диана открыла глаза, рядом с ней никто не находился. Вся палата была завалена ее любимыми георгинами. Откуда их столько в феврале? Она вдохнула их слабый аромат и вспомнила, как ей стало плохо дома, как Джордж звал на помощь, как кричал младенец. Что произошло? В теле появилась какая-то необъяснимая легкость. Диана оглянулась – ребенка нигде не было – и забеспокоилась, испугавшись, что младенец не прожил и часа на земле.
Тихо вошла молоденькая миловидная медсестра, она улыбнулась и выбежала из палаты. Через полчаса пришел Джейсон, на его светлом лице сияла улыбка, чувствовалось, как он изможден, наверняка после сложней операции. Мужчина присел к ней на кровать, по-прежнему ничего не говоря, нежно прикоснулся к ее лицу.
– Теперь-то все хорошо, – прошептал он после долгого молчания, – ничего не говори, мне нужно сообщить Виктору. Этот бедняга совсем без сна, скоро будет валиться от усталости.
– Где мой ребенок? – почти беззвучно спросила она.
– Все хорошо, поверь. Он выжил, неделю назад мы его крестили. Виктор назвал его Робертом Томасом Маршалом, и мы с Урсулой стали крестными, – Диана ощущала волнение Джейсона, она отвернула голову, избегая испытывающего взгляда. – Прости его уже наконец.
После того, как Джейсон ушел, она ощутила внутреннею опустошенность. Она не хотела прощать Виктора, не хотела, чтобы ему стало легче, она понимала, что он страдает, что он мучается, но сердце жаждало мести. Ему должно быть так же больно, как ей все эти месяцы. Сын... Мальчик, которого не должно было быть. Что бы Виктор ни говорил, что бы он ни думал, в его разуме глубоко засела та традиция. Роберт – зачем он ему? Супруг любил Джорджа, считал его своим наследником, но этот мальчик – что с ним будет делать? Конечно, он врет, когда говорит, что неважно, сколько у них будет сыновей. Для него это важно. О мужчины! О великие глупцы! О гнусные вруны!
Виктор Лейтон пришел на следующий день, заметно похудевший, с темными кругами под глазами, с проваленными щеками и со спутанными, давно нестриженными волосами. Для храбрости он явно выпил пару рюмок коньяка, чтобы взгляд жены не казался давящим и испытывающим. Ей было противно и в то же время жалко на него глядеть. Муж явно терзается чувством вины. «Ты добилась своего, Диана, что же тебе еще? Может, надобно, чтобы Виктор разорился из-за тебя или нашел себе другую, более сговорчивую?» Нет. Но любовь... она почему-то стала стираться из памяти. Сердце уже не так гулко билось, сладко стуча при этом в ребра. Она не могла его больше любить как прежде, не могла и не хотела. Все прошло, как легкий летний день, чью тишину нарушил дождь. Виктор сказал что-то и покинул ее, а она не посчитала нужным ответить.
Через неделю она уже находилась дома. Гарден-Дейлиас, некогда ее любимый особняк, не радовал. Ей было все равно, что вещи стоят не на своих местах, нет должной уборки или что готовить на ужин. Ей было наплевать, как будет выглядеть Виктор в глазах других, когда будет принимать своих гостей – они никогда уже не увидят тот блистательный дом. Чтобы не порождать слухи в обществе, Диана осталась дома, она собрала все свои вещи из хозяйской спальни, уходя в смежную с детской. Она не могла спать рядом с ним, уже не испытывала к нему никого желания. В ее сердце не осталось ничего, кроме горького раскаяния. Она сожалела, что много лет назад приехала из Парижа в Лондон, что поехала в тот вечер с ним к нему домой и что стала его женой.
Виктор Лейтон тоже осознавал, что ничто не вернуть обратно. Он написал короткое письмо отцу, сообщая о рождение сына, даже не думая о своем триумфе. Виктор запустил дела на фирме и, если бы не Артур, возможно, потерял бы все. Будто бы опасный зверь, подбиралась беда. Его неудачи пока не заканчивались.
***
Май 1929.
Это был не запасной вариант, а предчувствие, как будто Каролина предугадала, что через много лет она не пожалеет о содеянном. Она снова нарушала вековые устои своей семьи, и, наверное, это было самое правильное ее решение за долгую жизнь, полную жаждой мести. Ее второй внук, которого нарекли Адамом Андрианом Эдмондом, родился ранним майским утром, когда легкий ветерок разносил весенний аромат только что расцветших цветов. В этот раз Аделаида легко разрешилась от бремени, подарив семье здорового мальчика.
Еще никто не знал, что внук у останется один, и Лейтоны, боясь угасания своего рода и пришествия англичан-родственников, перестанут блюсти традиции. Если бы не слабое здоровье Фрэнка, Каролина никогда бы не заставила пойти на такую авантюру невестку. Аделаида была послушной, но ее слабость и хрупкость передались внуку.
Конечно, Руфус сокрушался, как и Эдвард, но другого выхода не было. Была вероятность рожденья девочки, однако Каролина с самого начала беременности Аделаиды была уверена – у той будет сын. Руфус не мог понять, иногда осуждая свою мать за то, что она подарила жизнь двум сыновьям и поселила вражду между ними. В глубине души он завидовал успешному брату, уехавшему с несколькими монетами в кармане и ставшему сейчас самым успешным человеком Лондона. У него была красивая пылкая жена, не чета его серой, холодной супруге. У него два сына, у него есть почти все.
Отношения между Аделаидой и Руфусом были натянутыми, она казалась ему тихой скромницей, неспособной на страсть. Теперь, вместе с отцом, они вспоминали его бурную молодость, посещали бордели, которые мало что могло вытравить из городов. Куртизанки показали ему мир, полный страсти и наслаждений, давая то, чего он не находил в постели жены.
Каролина всегда могла с легкостью надавить на него и получить желаемое. Руфус не любил жену, он согласился взять ее в жены только из-за ее безупречной репутации. Аделаида привыкла во всем соглашаться с ним, терпеть бесконечные измены и внебрачных детей, в этом он переплюнул отца, у которого детей от шлюх никогда не было.
Вместе с Виктором исчезло и былое благополучие. Аделаида в этом видела злой рок. Удача отвернулась от Лейтонов. Благословенная земля Ирландии больше не одаривала их своей благосклонностью. Все рушилось под натиском времени, самым лучшим другом и самым худшим врагом жизни.
Лен продавался хорошо, но два последних года случался неурожай, который и раньше имел место, но не так подкашивал дела. Льняные полотна все так же покупали, а вот фарфор – творение Дезмонда – перестал волновать искушенные умы. Пришло время массового искусства, когда простая фаянсовая кружка победила изящную, вручную расписанную фарфоровую чашечку. Иногда Эдварду казалось, что сын был прав: нужно было идти в ногу со временем. Денег на это уже не находилось, а былое величие меркло, гасло, как золотые времена любой империи. Звезда Лейтонов закатывалась в Ирландии, а звезда Виктора в Англии восходила.
В тот день, когда получил короткое сухое письмо от сына, на короткое мгновенье Эдвард задумался, почему Виктор сбежал. Безусловно, он знал о его успехах, знал, что Виктор богат и готов достичь новых высот. Сын давно стал чужим, как и дочь. Да, слухи доходили до Антрима, и Эдвард гадал, кто же на самом деле отец Роберта. О том, что Виктор поссорился с Дианой, стало известно не сразу, и это посмешило Эдварда. Но необычное письмо повергло его в глубокие раздумья. Виктор уже не тот юнец, и его благородное сердце могло простить свою непутевую жену, да еще и признать ребенка. Сам Эдвард никогда бы не смог этого сделать, неужели Виктор так чист? Еще один сын... Еще один наследник из английской ветки. После того, как Артур продал свой дом, куда отправились жить Руфус и супругой, стало понятно: Виктор никогда не вернется. Даже если начнется конец света, все равно он останется в Англии.
Теперь Каролина могла вздохнуть спокойно.
***
– Как тебе Грин-Хилл[1]? – Урсула поправила шляпку, вдыхая сладкий аромат цветов.
Ее сад просто утопал в зелени, легкая белая пена и воздушная нежно-розовая пенка окружали большой дом. Косые лучи пытались заглянуть в каждый уголок цветущего сада, одарить теплом недавно завязавшиеся крохотные плоды яблок и вишен, вдохнуть воздух во все живое и прекрасное в этом саду. Ветер слегка шевелил ровно подстриженные самшитовые кусты. Грин-Хилл, недавно приобретенное поместье Йорков, влюблял в себя всех, кто оказывался здесь.
– Грандиозно... – прошептала Диана, снова оглядывая дом, построенный в викторианском стиле.
– Что с тобой? Ты как-то невесела, —Урсула, взяв мягко под руку сестру, повела ту в дом, чтобы напоить чаем с мятой.
– Моя жизнь в последнее время такая, – ответила Диана.
С тех пор, как ее покинула любовь, она не знала, чем бы заполнить душевную пустоту. Не было сил искать новое чувство, да и думалось, что после объятий Виктора другие покажутся не такими сладостными.
– Тебе пора простить его. Он сам себя винит больше, чем ты его, – Урсула мягко сжала руку Дианы, словно показывая ей ее неправоту.
– Я не могу, Урсула. Я не люблю его больше, – баронесса вздрогнула, от признания у нее забегали мурашки по коже.
– Неужели? – в ее голосе скользило легкое презрение, которое она уже не могла скрыть.
– Можешь осуждать меня сколько угодно, – процедила сквозь зубы Диана.
Диана уехала домой, когда золотистый закат напомнил о времени. Огненный шар медленно падал за горизонт, напоследок одаривав своим светом вершины вековых деревьев. Легкая позолота трогала пушистые верхушки сосен, будто бы это они касались неба, такого чистого, такого безгрешного. Ни облака сегодня не появилось на небосклоне, тень младых, весело шелестящих дубков стала спасительной.
Воздух наполнился вечерней прохладой, принесенной ветрами, где-то далеко шли дожди, но достанутся ли они Лондону? Жара опять надолго поселилась в городе, и все замечтали о ливнях, после которых миллионы цветов окружат старые дома, скрыв несовершенства столицы.
Урсула, накинув шаль на плечи, вышла на террасу; так она почти каждый вечер встречала Артура. Он приехал как всегда поздно. Ночное покрывало уже опустилось, раскинув пестрый орнамент; звезды сияли так ярко, что блеск казался каким-то зловещим, а может, их магия просто пугала, ибо они знают то, что простым смертным неведомо.
– Дорогая, – Артур заключил ее в объятья, нежно целуя в изгиб шеи.
– Как твой день? – свой обычный вопрос она задала, заранее зная ответ.
– Как всегда. Ты поговорила с сестрой? – они находились уже в доме; Беси, вешала в шкаф плащ и цилиндр.
Дом был огромем и не доведен до конца. Величественный холл ремонтировался, а проходы в другие части дома были пока закрыты. Планировка отдаленно напоминала Гарден-Дейлиас: те же плавные переходы между комнатами, то же легкое сочетание классики и современности.
– Да, все безнадежно, – проронила она.
– Это как так? – Артур вздернул бровь, не понимая уклончивого ответа.
– Она больше не любит его, – он закрыл лицо рукой, точно пытаясь этим жестом полного отчаяния помочь другу.
– О Боже...
– Да... – ей было самой страшно от этой мысли.
– Неужели ничем не помочь? – звучали страх и надежда одновременно.
Он видел каждую слезинку на ее ресничках. А может, еще есть шанс? Ведь Диана и Виктор любят друг друга. Неужели любовь не может стать сильнее гордости и обиды. Ведь умение прощать это и есть умение любить. А разве есть мир без любви и прощения? Все мы смертны, и все мы свершаем ошибки.
***
Октябрь 1929.
Этот день навсегда останется в памяти людей, ибо этот день разделил мир на «До» и «После». Все началось 24 октября 1929 года, на одной из бирж произошел обвал акций, и мало кто придал бы этому значение, если бы события не привели к мировой трагедии, принявшей катастрофические масштабы в «Черный понедельник» (28 октября) и «Черный вторник» (29 октября). 29 октября 1929 года – день биржевого краха Уолл-стрит. Точка отчета до следующей катастрофы.
В то время бюджет был привязаны к золотому запасу – без золота ты был никем. В то же время производство росло, количество товаров увеличилось многократно, производитель давал то, что хотело население. Но, когда денег стало меньше, чем товаров, что вызвало финансовую нестабильность, банкротство, невозврат кредитов, стоило на миг задуматься.
После Великой войны США не знало ни бед, ни голода, страна процветала, в отличие от искореженной войной Европы, которая медленно выползала из военного кризиса. Об этих темных годах будут вспоминать еще долго. Европа будет приходить в себя, как после долгого тяжелого сна.
В тот октябрь Европа жила беззаботно, она считала, что ее не затронут проблемы Америки, что это – временные явления. Люди будто не могли поверить в то, что скоро их жизнь превратится в кошмар. Обвал маленькой биржи, одной из многих, где надували финансовые пузыри, казался ничтожной крупицей в финансовом мире, но это было заблуждением.
Ах, если бы все знали, к чему это приведет. Если бы люди не были так глупы и беспечны, случилось бы это? История, как и жизнь, не знает сослагательных наклонений. Она не прощает ошибок, но наказывает не сразу, а спустя десятилетия или даже века. В любом событии можно найти великий замысел судьбы. Но разве не мы сами творим свою жизнь? Разве не мы обречены, блуждать по кругу, когда не знаем своего прошлого? В такие минуты мы не думаем о будущем, люди мелочны, они живут желаниями и порывами, здесь и сейчас, руководясь правилом, высказанным маркизой де Помпадур: «После нас хоть потоп!»
А как было с нашими героями? В тот октябрь – безоблачно. Они не понимали, куда ведет эта дорога. Путь к краху, если они не смогут удержаться в новом рушимся мире, – вот что их ждало. Крах надежд и прежнего мира, что принял их.
Примечание к части
Грин-Хилл – [1] – «Зеленый Холм».
>
Глава 22
Ветер изменяет форму песчаных барханов, но пустыня остается прежней.
П. Коэльо. «Алхимик»
Лето 1930.
Растянувшись на белых батистовых простынях, проведя по линии позвоночника любовницы, Виктор погрузился в глубокие мысли. Брак рухнул, бизнес испытывал трудности, с друзьями и сестрой постоянные ссоры, и вдобавок в его жизни появилась Ева Ранке. Эта милая тоненькая девушка с хитрыми, лисьими глазами не сразу привлекла его внимание. Раньше, на фоне Дианы, он бы не заметил ее. Теперь же они оба нуждались в утешение. Муж Евы не знал чувства меры и постоянно изменял ей.
Она терпела его пренебрежение и необузданные желания целых три года. Находясь на грани, она решилась на измену. В ее прелестной головке рождались одна за другой пагубные мысли, планы и неожиданно она встретила Виктора.
Мистер Ранке содержал небольшую юридическую кантору, занимаясь в основном гражданскими делами. Его жена была младше на двенадцать лет, детей он успел прижить от первого брака, поэтому Ева нужна была только для статуса. Он влюбил в себя много лет назад эту наивную девочку и сделал предложение, спасая тем самым ее семью от нищеты. А она из благодарности, не разобравшись толком, что он за человек, поспешила согласиться. Первые месяцы Ева не замечала безразличия, но, когда у нее открылись глаза, осознала, что за чудовище ее муж.
Она познакомилась с Виктором в цветочном магазинчике в рождественские каникулы, тот выбирал пышный букет белых георгин для супруги, а Ева покупала цветы для свекрови. После этого дня они часто встречались в этом же цветочном магазине. Ева сразу поняла, что Виктор хочет легкой романтики и мечтает заваливать возлюбленную подарками и признаниями. Он жил слишком долго без любви и женской ласки. С того времени, как Диана покинула его, Лейтон спал с другими женщинами всего пару раз, кровоточащее сердце медленно убивало душу, а эти прекрасные создания не могли заглушить боль. Диана вернулась, и почти на год Виктор стал отшельником, не позволяя себе никаких плотских удовольствий. Тогда-то в его жизни и появилась Ева.
– Ты уходишь? – спросила Ева, сладко потягиваясь в его крепких объятьях. Он снимал для них маленькую квартирку, где они проводили дни и ночи.
– Никто не заметит моего отсутствия в доме, – проговорил он, продолжая ласкать любовницу.
– Неужели все равно? – Ева приподнялась на локте, соблазнительно выпячивая губы для поцелуя.
– Да, все равно. Женушка не будет меня искать, даже если я пропаду на месяц, и не будет переживать, если напишут в некрологе, что я умер от сексуального истощения, – Виктор тихо нервно рассмеялся, Ева поцеловала его в грудь, ладошкой прикрывая рот.
Дома Виктор не появлялся вот уже как два дня. Конечно, Диана догадывалась, что у него есть любовница, но она сама виновата. Он пытался, видит Бог, пытался наладить их отношения. Он был согласен ползать у нее в ногах столько, сколько она пожелала бы, готов был принести на блюде свою гордость, задаривать ее, но только самой Диане он был не нужен. Он боялся порой самого себя, иногда, лежа в огромной пустой кровати, чувствуя себя своим отцом. Он поступал как Эдвард, и от этого осознания впадал в еще большее отчаяние. Он был на краю, и все это знали. Друзья привыкли к его странному характеру и не реагировали на крики души. Он до сих пор приходил в ужас от того дня, когда обожаемая жена заявила, что больше не любит его. Виктор с таким трудом вывел ее на откровенный разговор, заставил разобраться во всем, залезть друг другу в душу, а вместо понимания получил плевок в душу.
Он боялся признаться окружающим, что впервые в жизни потерпел крупное фиаско. И не от гиганта предприятия, а от женщины, которая украла его сердце за одну ночь. Виктор откинулся на подушки, нежно целуя Еву в изгиб шеи. Все было неверно, начиная от вторичных ухаживаний за женой и заканчивая романом на стороне. Жизнь вообще странная вещь. Он уже поступил так, как считал нужным, – и что получил? После Дианы жизнь стала выжженным полем – жалкое существование. Виктор не хотел, чтобы поведение Дианы сошло ей с рук, она должна понять, что даже в мыслях он не потерпит измены. А она восприняла это как диктат. Что за ненормальные существа женщины?
***
Расхаживая взад-вперед по простой гостиной, где только недавно успели сделать ремонт, Мария поглядывала в окно. Кэтлин уехала более пяти часов назад. Обычно ее свекровь не покидала дом на длительный срок. Она стала казаться Марии другой, в ней появилась какая-то мечтательность и веселость, те черты характера, что невестка не подмечала до этого.
– О, Кэтлин! – воскликнула Мария, когда пришла свекровь.
– В чем дело Мария? С каких пор ты стала цербером? – Мария удивлено вздернула бровь, не понимая, почему в голосе Кэтлин скользит недовольство, словно она, как маленький ребенок, задает глупый вопрос с очевидным ответом.
