Текст книги "Дом Ветра (СИ)"
Автор книги: Анна Савански
сообщить о нарушении
Текущая страница: 51 (всего у книги 54 страниц)
Ибица и вправду была волшебной. Насыщенный воздух, море, пляж делали свое дело, и он ощущал себя счастливым. Хозяйка его гостиницы, Анабель Фюок, добродушная женщина, на несколько лет старше Дженни, она сразу ему понравилась. Для него Анабель выбирала лучшее меню, советовала, чем заняться вечерами, и познакомила со своей дочерью – Бланкой.
Бланка совсем отличалась от тех городских сексуально озабоченных дамочек, что вились вокруг Джозефа постоянно. Она казалась ему чистой и наивной, ей всего-навсего было девятнадцать, училась она в Барселоне на микробиолога. В это лето она решила бросить учебу и друзей и уехала к матери помогать. Анабель посчитала, что им бы неплохо было сдружиться. Джозеф же видел первое время в ней друга, он не хотел курортного романа, сейчас ему был необходим душевный покой. Бланка нравилась ему как человек. Она была юна, красива, настоящая испанская сеньорита. Только он ощущал, как по-особенному она смотрела него. По утрам они вместе шли на пляж, а потом – обедать, а после – нырять с аквалангом или кататься на катере, вечерами проводя время на танцах, вдыхая ароматы цветов, чувствуя кожей жар друг друга.
Месяц на Ибице прошел для него без потрясений. Рядом была Бланка, любящий друг, оберегающий его. Хотя он уже начинал скучать по шуму Лондона и по своей работе, по семье и всей этой разгульной жизнью. Ночами он гулял по пляжу, в один из таких вечеров он увидел Бланку, сидящую у кромки моря. Она смотрела вдаль, кидая камешки в воду, Джозеф беззвучно подошел к ней, присаживаясь рядом. Она обернулась, смотря на него совсем по-другому. Его словно обдало горячей волной. Сам того не ведая, он потянулся к ней, целуя в губы. Джозеф знал, как сделать эту ситуацию волнующей и возбуждающей. Песок был влажный и прохладный, но они оба пылали, желание стучало в висках, тело просило удовлетворения. Он подхватил ее на руки. В его номере, оказавшись на кровати, он позабыл все свои запреты. Джозеф, никогда не интересующийся насчет свободы своих любовниц, спросил у нее:
– Твое сердце свободно?
– Да, мы расстались с Педро, ненавижу изменщиков. Ну, давай же, опровергни слухи о холодности англичан, – она потянулась к нему.
– Я холодный ирландец с каменным сердцем.
Утром она проснулась, и его не было рядом, она вышла из его номера, как заметила Анабель. Бланка съежилась.
– Он уехал. Сегодня утром. Звонок из Лондона.
– Мистер Питерсон разве не обещал тебе вернуться сюда? – спросила она.
– Нет, и он не мистер Питерсон. Он Джозеф Лейтон, и он специально скрыл свое имя, я узнала это сегодня. Скажи мне, что ты не спала с ним, скажи, что между вами ничего не было... – Анабель завела ее в номер, чтобы никто их не слышал. – Я умоляю тебя.
– Я спала с ним, мама. Это было прекрасно. Я влюбилась, и если надо, найду его в Лондоне, – заявила она.
– Дура, – она залепила пощечину дочери. – Ты дура. Этот богач никогда не женится на такой, как ты. И я не допущу этого!
– Что?! Да, он богат, мама, и он лучше Педро! – глаза у Бланки пылали гневом.
– Идиотка! Он твой родственник! – Анабель побледнела от злости.
– Лжешь!
– Это правда. Его отец и мой – двоюродные братья. Я его сестра, он твой троюродный дядя.
– Это не родство! Ты врешь! – Бланка была близка к истерике.
– Твой дед Кевин сын Марии Трейндж, Мария – сестра Виктора Лейтона, Джозеф – его внук. Мне очень жаль дорогая, да, я – внебрачная дочь Трейнджа. У Надин был роман с ним.
– Я люблю его... – прошептала Бланка сквозь слезы.
– Они не разрешат вам быть вместе, – Анабель вышла из спальни, в то время как Бланка решила ночью тайно сбежать в Лондон на поиски Джозефа Лейтона.
***
Лето 1989.
Лондон ей сразу понравился, шумный город, полный красивых мужчин и полный неожиданностей. Мать подумала, что она уехала в Барселону. За три месяца она истосковалась по нему. В Лондоне у него было много родственников, но ей были они все не нужны, ей нужен был он сам. В одном из разговоров она узнала адрес лондонского дома Лейтонов и решила поехать туда.
Дом оказался шикарным, когда она вошла в него, ей сразу сказали, что Джозеф здесь не живет, и, записав адрес его квартиры, поехала его ждать там. Она боялась, что он придет не один, и так и случилось, но вместо женщины с ним был молодой мужчина, лет тридцати пяти на вид. Внешне они были очень похожи, но у второго был виден внутренний опыт в глазах, Джозеф же на его фоне казался мальчишкой.
– Что ты здесь делаешь? – спросил Джозеф, ошарашенный ее приездом.
– Я приехала к тебе, – просто ответила она.
– Заходи, кстати, это мой двоюродный брат Гарри, Гарри, это Бланка, – он впустил ее в квартиру. – Ставь вещи, будь как дома. Я надеюсь, что завтра мы задушим этих ублюдков, что не дают нам развиваться, – она поняла, что это он адресовал Гарри.
– Ага, мечтай, – Гарри лучезарно улыбнулся. – Тебе налить виски?
– Как ты можешь пить эту дрянь? – спросил Джозеф. – Ты же знаешь, что я пью только бурбон. А тебе что налить? – обернувшись к Бланке, спросил молодой мужчина.
– Сока, если есть, – робко сказала она.
– Гарри, налей даме сока и отчаливай к жене, – шутя сказал он.
– Вот ты как всегда, вообще-то, послезавтра приезжает Бетти, и я с радостью спихну ей всю их шайку-братию, – Гарри ухмыльнулся.
– Давай, иди, увидимся завтра или послезавтра у Бетти, – когда дверь за Гарри захлопнулась, то Джозеф посмотрел на Бланку. – Я уехал, потому что были дела на фирме, срочные дела.
– Я знаю, – проронила девушка. – Я люблю тебя, – вдруг призналась она.
– О, Бланка, дорогая, я же сказал, мне не свойственна любовь вообще, – Джозеф сел напротив нее. – Это мой брат готов любить, мои сестры, но я – нет.
– Ты отвергаешь меня... – прошептала девушка.
– Нет, но я не могу тебе предложить ничего, кроме постели, – ответил он. – Там, в Барселоне, у тебя жизнь, но здесь ты будешь чужой.
– Я хочу быть с тобой, – сейчас она была похожа на обиженного ребенка, он дотянулся до ее лица, проводя пальцами по подбородку.
– Оставайся у меня, но у меня странная семья, и будь готова ко всему, – он скинул пиджак и пошел куда-то. Она стала рассматривать его квартиру, повсюду были семейные фотографии. В Испании не очень хорошо воспринимали его сестру, и Бланка это знала очень хорошо. Он пришел уже облаченный в халат.
Ночью она лежала рядом с ним, он не показал, что желает ее так же сильно, как она его. И тогда она сама прильнула к нему, исступленно шепча по-испански слова любви, до него частично доходил смысл ее слов. Бланка ласково, как кошка, прижалась к его крепкому телу, запуская пальцы в копну рыжих волос.
Позже в его теплых объятьях она нашла покой. Да, они родственники, но самые дальние. Когда-то ее прабабушка и его дед были братом и сестрой, ее дед и его отец – двоюродными братьями, ее мать и он троюродными кузенами, а Полли и она четвероюродными сестрами, уже не родство, это она знала. Да, он приходился ей троюродным дядей, но она любила его, остальное неважно. Когда-нибудь он узнает это, но не сегодня.
– Ты станешь моей женой? – вдруг спросил он, когда его руки нежно скользили по ее спине.
– Да, – выдохнула она, блаженно закрывая глаза.
– Тогда завтра я повезу тебя в одно прекрасное место, там как раз будут все наши, – она провела пальцем по опущенным векам.
– А твоей матери я понравлюсь? – Джозеф вздрогнул, открыв глаза.
– У меня нет матери, а у моей сестры отца, – он заметил ее удивление. – Мы в ссоре, я с матерью, она с отцом. Мать с того дня, как я переступил порог дома Лейтонов, исчезла. Все очень сложно у нас.
Через неделю он все же решился приехать на Викторию-роуд, навестить Джастина Трейнджа. Его жена Дафна тепло его встретила, Джастин уже давно не работал на государство, зато его дело продолжил его младший сын. Дочка Вивьен жила с мужем и детьми в Кенте, другой сын в Нью-Йорке, вторая дочь перебралась в Брайтон, где содержала маленькую гостиницу. Джозеф редко бывал у Трейнджов, с тех пор как умерла Мария, а потом и Вильям, каждый пошел своей дорогой. Джозеф посмотрел на часы, Джастин спустился в гостиную, пожимая ему руку.
– Я не хочу напоминать вам о войне, – начал Джозеф, – но мне придется. Вы помните Египет?
– Я много что помню, там погиб мой брат, – Джастин сжал губы, видно, эта тема не очень-то была ему приятна.
– Вы помните Надин Абьер? – Джастин вздрогнул. – Ее дочь Анабель утверждает, что Кевин ее отец.
– Этого никто не знает, – прохрипел Джастин, – ни я, ни Кевин. Она спала с нами, да и может с другими. Когда погиб Кевин, перед моим отлетом она сказала, что ждет ребенка, не зная, кто его отец. Джозеф, я не знаю, так ли это, я не думал, что спустя столько лет меня настигнет эта история, я предпочел забыть об этом.
– Я вас понимаю. Я хочу жениться на дочке Анабель. Просто, – Джозеф сбился, подбирая слова, – просто вы с моим отцом двоюродные братья, значит, я с Анабель троюродные кузены, Бланка – моя племянница.
– Джозеф, правду никто не узнает, да и это не родство, – Джастин утешил его. – Когда Лейтонов что-либо останавливало?
***
Осень 1989.
Они были счастливы, наконец-то наступил покой. Фредди впервые за тринадцать лет испытывал те же чувства, что и тогда, в первые месяцы их брака. Из жизнь поднималась, словно из пепла, как феникс. Анна, Джим и Джош мечтали, чтобы ребята начали запись и устроили гастрольный тур, долгожданные гастроли. Они возвращались к прежней жизни, но уже совсем другими. И это вовсе не возраст изменил их, за эти четыре года много что с ними произошло. Кто-то развелся, кто-то обрел себя и свою любовь, все же эти десять лет были очень разнообразными для них. Бланке не нравилась Бетти, она ощущала, что именно она находиться в некоем замкнутом круге, между ней и Гарри явно что-то стояло, что они оба бережно скрывали.
Джозеф и Бланка поженились, несмотря на протесты матери последней и ее нежный возраст. Учебу ей не позволил бросить Джозеф, и поэтому ей пришлось перевестись в Лондон. Она удивлялась мужу и его работоспособности, весь его день проходил на нервах, но по ночам он был нежен, как никогда. В силу своего возраста она не мечтала о детях, хотя у всех его кузенов они уже были. Даже его племянница вышла замуж за своего антикварщика Айка Руммерса. Для начала надо просто жить, твердила она себе всегда.
Полли же и Айк жили, как настоящая богема, даже Бетти на ее фоне казалась приземленной. Вся творческая среда Лондона знала их, приходила к ним, ощущался аромат табака и спиртного, попивали вино и беседовали обо всем, творческие люди находили общие темы. Никто не вмешивался в их отношения, и это казалось неправильным, но Дилан почти не общался с бывшей женой, а Роджер сам был таким... немного демоном.
Бланке это не нравилось, не нравился Роджер и Дженни, она видела, что это он превратил ее в такую женщину, какой она была сейчас. Публичность нисколько ей не мешала жить, и Бланка замечала в ней такую же ведьмовскую силу, что была присуща всем женщинам этой семьи. Только Бланке не нравилось то, что эта великолепная шестерка, как звали их, слишком много времени проводили вместе, но потом она начала привыкать к тому, что они все неразрывно связаны.
***
Март—ноябрь 1990.
Утро выдалось на редкость промозглым. В октябре резко задули холодные ветра, и постоянно шли дожди, Лондон не радовал своих жителей хорошей погодой, но многие были уже привычны к этому и все равно продолжали его любить.
Восьмидесятые подходили к логическому концу, и, похоже, наступали спокойные, но авангардные девяностые, уже многие ощущали, как менялось у молодежи отношение к жизни. Стадионный рок медленно отмирал, и теперь в моду входил грандж – депрессивный и тяжелый. В фильмах стало больше насилия и эротики, и искренность появлялась лишь иногда, радуя тем, что она еще осталась в циничном мире. Времена менялись, нравы тоже.
Полли проснулась от резкой боли в животе, Айк сопел рядом, повсюду лежали бутылки, а пепельница была полна окурков. Вчера они, как всегда, приглашали гостей, вместе пили и курили, обсуждали все, что могли, только она не стала пить, утром ей надо было нести работы в университет. Даже теплое одеяло ее не спасло от холода и боли. Она завертелась в кровати, а потом быстро соскочила, побежав в ванную комнату. Ее стошнило. Вроде бы она не пила вчера, хотя может быть, это реакция на моллюсков. Она тихо собралась, оставляя Айку краткую записку. День прошел весь на нервах, а к вечеру она почувствовала настоящую усталость. Айк закрыл лавку поздно, и ночью у нее уже не было сил на любовь. Проснулась она опять с той же болезненностью, это повторялось почти каждое утро всю неделю. Потом она поняла, что скорее всего беременна. Айк хоть и старался сдерживать себя, но иногда, в пылу страсти... Как же ей сказать все ему. Как быть? Ночи пришла неожиданно, в октябре было уже холодно спать поодиночке и поэтому они всегда засыпали в объятьях друг друга.
Сегодня Айк ощутил ее отстраненность и тревожность, как обычно, она не отдавалась ему вся и без остатка. Он посмотрел в ее глаза, и ей захотелось провалиться сквозь землю. Полли знала, что он не хотел пока заводить детей.
– Милая, в чем дело? – спросил он потом.
– Ни в чем, – проронила она.
– Я же вижу, что что-то случилось, – она поднялась на локте, смотря в его глаза.
– Я думаю, что беременна, – он изменился в лице. – Черт, я так и думала, ты просто боишься что-то менять!
– Полли, не заводись, если это так, то мы просто-напросто перестанем так жить, и коль это случилось, да будет так, – ей все равно хотелось расцарапать ему лицо, но вместо этого она прильнула к нему. – И потом нам давно пора менять все.
– И когда же ты пришел к этому? – ее ладонь мягко скользнула по его груди.
– Совсем недавно. Роджер сказал, чтобы мы прекращали все это, – Полли засмеялась.
Ее отец не имел такое влияние на нее и сестру, сколько имел Роджер, хоть многие считали его чужим, он стал частью их семьи.
Год прошел без волнений и потрясений, и это был первый тихий год за последнее время. Что будет потом – время покажет...
***
Смотря через призму лет на жизнь своей семьи, Роберт стал понимать, сколько ошибок он и остальные совершил. Он когда-то осуждал своих ирландских родственников и сам не заметил, как они превратились в таких же, насквозь лживых и циничных. Они – дети Виктора – стали жалкими, не смогли сохранить мир в своей семье, не сдержали обещание, данное Виктору на его смертном одре.
Флер давно не жила с ним, и что творилось с его женой, он тоже не знал, она время от времени слала им краткие письма, сообщая, что все с ней хорошо и денег на жизнь ей не надо, но в последнее время Роберт ощущал себя виноватым перед ней. Это ведь он довел ее до такой жизни, это он не увидел вовремя закравшуюся в ее сердце болезнь недоверия, и это он позволил Арману сломать их брак.
Все могло бы сложиться по-другому, но он не смог все удержать в руках, все рассыпалось. Теперь, смотря на ее записи, оставленные в спешке и которые он нашел вчера, он все понял. Если бы он только знал, знал, до чего ее довел Арман, знал, что он сделал с ней. Ну, почему, почему он этого не увидел, не увидел то, что с ней творится на самом деле. Все эти годы он предпочитал считать, что в их семье все хорошо, но лишь иногда он понимал, что все плохо. С Флер ничего не сложилось. Дочери совсем далеки от него. Бетти даже здороваться не хочет, не то что общаться. Зря тогда он нажал на нее, и зря он пытался ее заставить сделать то, что женщина не хотела.
Его надеждой могла бы стать Алиса, но Алиса оказалась порядочной дрянью, она хотела очень многого, но, как оказалось, не все могла получить. Джозеф, его единственный сын, тоже прохладно к нему относился, и это понятно, в то время как он должен был поощрять сына, он загонял его в рамки. И отношения стали не складываться не только с детьми и женой, но и с остальными членами семьи: братом, сестрой, племянниками. С Джорджем они давно не ладили. Иногда Роберту приходилось бывать в Дж-Хаусе, но там Джулия смотрела на него косо.
Элеонора из-за болезни Марка вернулась в их большой дом, но даже это не смогло примерить враждующие стороны. Вся жизнь стала сплошными сожалениями, она прошла мимо него, он всегда выбирал не те дороги, не те пути, ведь можно было все сделать по-другому, но в жизни нет сожалений, и не может быть сомнений, остаются только несбыточные мечты, наши воздушные замки, которые никогда не станут настоящими.
Все в наших руках...
Глава 59
... иногда жизнь, или судьба, назови как хочешь, приоткрывает перед тобой дверь, позволяя пройти. Иногда, наоборот, запирает, и нужно искать ключ, взламывать замок или вообще на фиг дверь вышибить. Иногда ты даже двери не видишь и вынужден делать её сам. Но если ждать лишь открытых дверей...
Гейл Форман, «Только один год»
Март 1992.
Скинув пальто, Флора включила автоответчик, прослушав сообщение от Элеоноры. Марк попал в больницу. Он умирал. Она примчалась в клинику, увидев всех, она взяла его холодную руку, в голове пронеслось все детство. Она прошептала, что любит его, и он закрыл глаза. Марк умер без мучений. Флора не могла плакать, отец для нее давно был чужим, она не могла простить ему то, что он навязал ей ту жизнь, которая чуть было не столкнула ее в пропасть. Она любила отца и тайно его ненавидела.
Похороны прошли тихо, и все переживали утрату молча, внутри себя. Элеонора дважды стала вдовой. Флора ощущала поддержку Ричарда, он, как всегда, во всем ее поддерживал. Кутаясь в меховое пальто, она удивлялась тому, сколько пришло людей на похороны. Многих она знала, многих она не знала. Люди подходили к ним с Нэлл, выражая свои соболезнования.
– Ты любила его по-настоящему? – спросила Флора мать.
– Когда-то да, но теперь уже нет. Все стерлось с годами. Я изменяла ему, он мне, похоже, единственным, кого я любила, был Берти Ракель, – Флора была шокирована признанием матери, конечно, она знала о существовании этого мужчины и о том, что он умер недавно; похоже, Элеонора его не забыла и продолжала любить, даже после его смерти.
На следующий день все узнали, что Спенсер-Хаус решили продать; Элеонора расставалась с прошлым, переезжая окончательно в их с Марком старую квартиру.
Так было просто жить... закрыв глаза, пролистав старые страницы прошлого.
***
Бланка пришла домой, ее уже ждал Джозеф, и она догадалась, что он все знал. Она прогнулась под его взглядом, казалось, что он ударил ее, но он просто смотрел, потягивая виски. Как же она ненавидела его эту холодность, эту ирландскую учтивость, бездушные взгляды, по которым приходиться догадываться, о чем он думает!
– Зачем ты это сделала? – низкий голос прогремел в тиши.
Он уже не был тем юнцом, которого она увидела на Ибице, Джозеф повзрослел и возмужал. Он был независим, жизнь его закалила и ожесточила, из пылкого любовника он перешел в разряд деспотичных мужей.
– Я не хочу ребенка в этой семье, – ответила она. – Я не хочу, чтобы мой ребенок рос в этом разврате.
– Моего ребенка, – поправил мужчина. – Моего, Бланка, а ты убила его, ты убила моего ребенка!
– Только и твердишь о своей семье! – крикнула Бланка. – Только и думаешь о себе, а как же я?!
– Черт бы тебя побрал! Я хотел не много, я хотел семьи, а ты не хочешь меня понять. Черт! – он встал с кресла, и Бланка поняла, что он готов к самому решительному шагу в своей жизни. – Сколько ты хочешь, чтобы убраться из моей жизни?
– Да пошел к черту!
Тогда он подал на развод. Его семья восприняла это как самое страшное событие, но Джозеф был настроен на результат, тем более что уже полгода у него была любовница. От хорошей жизни любовниц не заводят, он давно ощущал тяжелую обстановку в семье, и, встретив Эсме Блейк, он без памяти в нее влюбился. Они встретились на одном из праздников в Аллен-Холле, Джозеф скучал весь вечер, Бланка находилась в компании старлеток, выслушивая свежие сплетни. Бетти же, заметив его грусть, подошла с красивой девушкой. Где-то он ее видел, подумал Джозеф, смотря в серые глаза; он вспомнил заснеженную лужайку, огромного пса, а потом переход на Тюдор-стрит и летящий шелковый шарф.
– Это Эсме Блейк, – начала Бетти, – она живет по соседству, ну, а это мой брат Джозеф, – Эсме улыбнулась. Точно она.
– Похоже, мы знакомы, – произнесла Блейк.
Мужчине показалось, что он уже слышал этот хрипловатый голос, может, в ночных эфирах на радио.
– Тогда я оставлю вас, – Бетти загадочно подмигнула ему, что бы это значило черт возьми? Она что – ему, женатому мужчине, предлагает эту невинную девочку?
Бетти давно знала двадцатитрехлетнюю Эсме, простую брюнетку, она работала на радио и обладала ничем не привлекающей мужчин внешностью, но красивыми стальными глазами, и почему-то привлекла Джозефа, хотя ему нравились до этого девушки с небесной внешностью. Джозефу нравилось, что она была из обеспеченной семьи, но никак не афишировала этого; ее брат содержал магазинчик с пряностями, его отец жил загородом и пас овец, мать у нее умерла давно; это повлияло на Эсме, и она превратилась в милую девочку.
Они долго встречались – два месяца, – пока он не понял: его сопротивление собственным желанием влияет на его жизнь. Эсме была такой сладкой, такой запретной, и вкусить ее значило начать все заново. В эту ночь, когда они гуляли по Лондону, а потом пошли в «Савой», он изменился.
Она так невинно смотрела на него, так нежно касалась, распаляя естество. Джозеф забылся в ее объятьях, ее мягкое тело, такое пленительно, призывало к бесконечным наслаждениям. Эсме ничего не боялась, она так давно ждала этого! Тогда, когда они говорили у ее дома, он привлек ее, но она не увлеклась им, это произошло позже, когда она познакомилась с Бетти. Его сестра постоянно рассказывала о его жене, Бетти недолюбливала Бланку и хотела видеть более достойную женщину рядом с братом. Выходит, Бетти сама благословила ее на роман с Джозефом, Эсме же не заметила, как влюбилась в образ этого мужчины, и, узнав его, еще больше полюбила. В эту восхитительную ночь Эсме удивила его, она никого не любила до него, он же с рыком заявлял – так будет всегда.
Они встречались еще два месяца, он ощущал острую необходимость в ней, но одна фраза Бланки почти все не разрушила. Бланка была беременна, но Эсме ничего не ответила, она знала, как нужна Джозефу, и не отпускала его. Через два месяца она и сама поняла, что носит его ребенка, она так хотела этого, желая каждую ночь этого счастья.
Теперь Бланка сама отдала его ей, сделав аборт, она подарила ей всего Джозефа. И сегодня, когда Эсме с испуганным лицом, сообщила ему, что ждет от него ребенка, он просто расцвел и немедленно поехал к ее отцу просить руки дочери. Джозеф получил согласие и одобрение. Он искренне любил ее эту милую девочку, не понимая, зачем женился на Бланке, кому сделал хорошо? Или она просто не выдержала всей обстановки Англии, нового порядка, а может, она считала их семью пороком, но разве она сама не совершила грех?
Он вовремя понял, в отличие от своего отца, что он натворил и как выйти из всей этой ситуации.
***
Апрель—май 1992.
Под нажимом матери Бланка захотела много, и Джозеф был просто не намерен ей это дать, не хотел делиться всем с ней, тем, что он заработал честным путем. Он не ожидал, что борьба примет такой характер, Джозеф думал, что мог бы дать ей отступные, и она вместе со своей мамашей уехала бы обратно, но ей зачем-то потребовались его собственность и часть акций. А потом... время не ждало – Эсме уже была на четвертом месяце беременности. Самого Джозефа это мало волновало, он привык к слухам о себе и привык к тому, как относятся все к их семье. Но еще Бланка решила вынести сор из избы, и теперь пресса мыла им кости, обсасывая подробности их семейных жизней. К ним и до этого прохладно относились, а теперь почти презирали. Зачем она вынесла это все на всеобщее обозрение? Чтобы насолить ему, конечно. Сегодня, на очередном заседании суда, он много думал. Почему он повторяет судьбу родителей? Но в тоже время у него хватило ума все исправить.
Его адвокат посмотрел на него, записывая на листке новую сумму отступных, Джозеф молча кивнул, смотря на Бланку. Как он мог этой дряни, похожей на ангела, позволить так нагадить в своей жизни. У его брата и сестер давно были уже дети, но не у него. После того, как Банка убила их ребенка, он хотел уйти в запой, но лишь его выработанное с годами самообладание не позволило это сделать. Для него это было шоком, он ожидал, что с рождением ребенка у них все наладится, но, как оказалось, даже осознание не смогло им помочь, и теперь они сидят на разных скамьях, готовые кинуться друг на друга. Он ненавидел ее, она ненавидела его, и каждый винил другого.
Адвокат озвучил сумму для Бланки, и мать стала ей что-то нашептывать, и она сказала, что хочет больше. Черт! Ну, сколько еще ей надо будет выпить его крови, чтобы она от него отстала и дала ему жить спокойно с Эсме, тем более что через полгода у них будет ребенок. Он назначил еще большую сумму, она что – решила его разорить таким образом? Однако ведь ее никто не просил приезжать сюда, никто не просил ее соглашаться стать его женой. Он даже ее не любил, когда они женились, – чего она тогда хочет от него?
Бланка согласилась. Через месяц будут подписаны все документы и он будет свободен, это уже радовало. Он давно подумывал продать свою квартирку и купить нечто побольше, но сейчас было не до этого, он и так потерял много денег.
***
Лето 1992.
Больница вызывала в нем противоречивые чувства, хоть и он сам был врачом. Он сидел в кабинете Гарри, ожидая, когда позвонят и сообщат о Эсме. Мало кто знал, почему он стал врачом, он столько лет хранил в своем сердце тайну и данное им обещание, многое из памяти уже поистерлось, но только не та ночь, после которой он определил свое место в жизни. Сейчас многое казалось смешным, но тогда он жил чувствами, а не головой. Ему было всего-навсего шестнадцать, совсем молодой, когда он понял, что любит Фиону Харт. Он знал ее много лет – она жила в соседнем приюте для девочек. Эта курносая задорная девочка со смешными вишневыми глазами, с густой гривой темно-рыжих волос привлекла его, но была просто другом. Это было бунтарское время, и он был влюблен, только Фиона не отвечала взаимностью. Как-то она пришла к нему, они сидели во внутреннем дворике одни, и она призналась ему:
– Я жду ребенка. Джозеф, помоги, – ей было только шестнадцать, и это поразило его, и это стало его прозрением, в тот день он повзрослел. Он не знал, как ей помочь, и через три дня ему сказали, что она упала с лестницы. Конечно, это не была случайность, и, оказавшись рядом с другом, он только и смог сжать ее руку.
– Скажи, кто тот подонок, что сделал с тобой это? – спросил он, она ничего не ответила, лишь только разжала его пальцы.
Для него это была трагедия, в ту же ночь он поклялся, что станет врачом и что не будет любить. Однако мужчина влюбился без памяти в Эсме, и сейчас ему было страшно, у нее были преждевременные роды; как врач, он знал, чем все это может закончиться. Например, Фредди и Беатрис тяжело переживали произошедшие, но они не расстались. Джозеф боялся ее потерять, Эсме была необходима ему, как воздух.
– Джозеф, – Гарри вошел в кабинет.
– Что-то случилось? – спросил он, резко обернувшись к нему.
– Пока нет, успокойся, я сам бывал в такой же ситуации и пережил, – Гарри плеснул в бокал вина для брата.
– Я с ума сойду, – прошептал Джозеф, кто-то позвонил, Гарри снял трубку. – Ну, что там?
– Я тебя поздравлю: в нашей семье еще один наследник, – Гарри обнял его, а потом подтолкнул его к выходу.
Джозефа переполняли разные чувства и эмоции, от счастья ему хотелось кричать. Только Эсме его беспокоила, она была бледная и натянуто улыбалась, но, неверное, это было больше от усталости, нежели чем от разочарования.
– У тебя сын, – прошептала она.
– Я знаю, – тихо ответил он.
– Как мы его назовем? – он сжал ее руку, и Эсме не разжала кисть.
– Чарльз Блейк, – предложил Джозеф.
Эсме по-детски посмотрела на все – и почему она боялась его? Джозеф любит ее, и, самое главное, он был готов носить ее на руках, исполнять все ее капризы, дать все то, что она заслуживала. Она безмятежно уснула, просыпаясь с легким рассветом, все комната была залита светом и завалена цветами, ее любимыми белыми хризантемами. Все, что она хотела, она получила, она завоевала неприступного Джозефа; ведь все знали, что он не способен на любовь, но только ей он говорил: «Я тебя люблю» – и это было волшебно, это было настоящим.
***
Сентябрь—декабрь 1992.
Ли Харрингтон был местной грозой, преподаватели любили его за ум и остроту слова, девушки сходили с ума, потому что в этом полу-англичанине-полу-японце было какое-то своеобразное очарование. Еще у него была девушка, Стефания Аперсон, или Стиви, они оба были представителями высшего класса: он – лордовский сынок, она – дочь барона – и они выводили ее из себя. Оба. Кэрри не могла слушать голос этой Стиви, у нее просто не укладывалось в голове, как такая дура могла нравиться такому умному парню, хотя и сам Ли не очень-то нравился ей. Она увидела его впервые, когда стояла со стопкой книг у аудитории, болтая с Тиной Жоспен. Он засмеялся, и ей захотелось выцарапать ему глаза.
– Ах, эта милая невоспитанная девушка! – воскликнул он, Кэрри подняла на него свои голубые глаза, в них за холодной ирландской сдержанностью можно было прочесть злость.
– Для вас леди Холстон, – четко произнесла она, не отрывая глаз от его полных губ и ниспадающих на лоб темных шелковых волос.
– Как учтиво, леди Холстон. Не врите, никакая вы не леди, – Кэрри снова подавила в себе порыв ударить его.
– Мисс Лейтон, – ее окликнул профессор Берни, все обернулись. – У вас отличная работа, ваш отец, наверное, просто гордиться вами, а ваш прадед просто бы восхищался, а ваш прапрадед, профессор Грандж, наверное, плакал бы от радости. Вы умница. Кстати, мистер Харрингтон, советую вам поучиться у мисс Лейтон, хоть и она с первого курса, – внутри у Кэрри все ликовало от счастья и от того, что теперь многие знали, кто она.
Кэрри понравилось то, что к ней стали приглядываться, тем более что во многом она преуспевала, и большинству стало казаться, что она вытесняет со своего Олимпа Ли. Кэрри, до этого скромная девушка, привлекла к себе многих парней, они хотели ее общения, но она не желала большего. Именно ее неприступность держала их всех рядом с ней.
– Что ты делаешь? – спросил Ли. Он сел рядом с ней, заглядывая в ее книги и стопки исписанных листов, у нее был причудливый почерк. – Может, я помогу?
– Я сама, – ответила Кэрри. – Слушай, я сама справлюсь, тем более что медицина – у нас это семейное.
