Текст книги "Дом Ветра (СИ)"

Автор книги: Анна Савански

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 54 страниц)

Флер после рождения Мери-Джейн стала приглашать в галерею всех художников, фотографов, скульпторов, они смотрели на нее немного свысока, желая поговорить с Еленой или Джулией, но Флер не сдавалась. В беседе она всегда старалась быть жесткой, но в тоже время добродушной, не стеснялась давать резкие оценки, совсем не боясь отпугнуть клиента. После десяти минут беседы ее начинали побаиваться, но потом расслаблялись, когда девушка мило улыбалась, соглашаясь выставлять их у себя.

Флер не стала включать свет, она просто подошла к шкафу, чтобы выудить свою картину. Это были Темза и Биг-Бен во время заката, она рисовала с большой любовью, посвящая ее Роберту и Лондону. Вдруг леди услышала какие-то странные шаги, подняла голову, выпрямляясь во весь рост, хотела обернуться, но кто-то зажал ей рот, резко разворачивая. Ее глаза широко распахнулись. Это бы Ришар.

– Здравствуй, моя хорошая, – он убрал ладонь с ее рта.

– Пошел к черту! – крикнула она. – Как ты сюда попал?

– Тихо шел за тобой, моя прелесть, – Ришар гладил ее спину, отчего на нее накатила волна желания, на шее и груди расплывалось красное пятно, и Флер радовалась, что темно и он не видит этого.

– Как ты смеешь ко мне прикасаться! – она хотела замахнуться, чтобы дать мужчине пощечину, но тот завел ей руку за спину.

– Потому что ты моя, ты никогда не будешь принадлежать ему так, как принадлежишь мне! – он впился в ее рот губами, она хотела не отвечать, хотела сопротивляться, но не смогла.

– Иди к черту! – прорычала она, дергаясь в омуте крепких рук. – Я люблю его, ясно?!

– Деньги ты его любишь! Титул ты его любишь! Его связи ты любишь! Но не его самого! – Флер замерла: все это, конечно, тоже привлекало в Роберте, но все же она рада, что это было просто приложением, бонусом. Ведь характер у него был не сахар: Роберт быстро заводился, быстро остывал, его легко было привести в гнев, и, конечно, ему нравилось командовать, но его еще можно было исправить.

– Пусти меня!

– Не выходи за него замуж, не совершай ошибок, Флер, будешь потом всю жизнь жалеть, – он перешел на нежный шепот, касаясь тыльной стороной ладони ее губ и скул. – Я умоляю тебя...

– Я не могу...

Флер больше не могла себя сдерживать, она сильнее прижалась к бывшему любовнику, запуская пальцы в его волосы. Ришар усадил ее стол. Она не могла больше сопротивляться, голос плоти, зов желания оказались сильнее разума.

Ришар ушел, даже не взглянув на девушку, вдохнул волной холодного ночного воздуха, переводя с трудом дух после страстных упражнений на столе Флер. Он знал: она в смятении, она не поняла, чего он ей сказал, или из-за страсти до нее просто не дошел смысл. Он прошел пару метров, как к нему приблизился высокий темноволосый мужчина. Ришар понял, что это Арман МакОлла. Арман закурил, протягивая портсигар.

– Получил ее? – Ришар кивнул, как же он был рад, что это человек помог увидеться с Флер. – Ничего, она еще будет твоей. Ни в этом году, и ни в следующем, и, может, ни через пять лет, но когда-нибудь, когда все ее мечты рухнут, как и ее муженька.

– Надеюсь, ваша игра стоит свеч? – поинтересовался Ришар, втягивая в себя клубы табака.

– Я пожму плоды не сейчас и не завтра, но когда-нибудь, – Арман бросил сигареты на асфальт.

– Чего же вы хотите в результате получить? – Ришар последовал примеру собеседника. – Ведь это только начало, я так понимаю.

– Спустить с небес на землю семейку, которая слишком много о себе возомнила, – он гортанно рассмеялся, отчего Ришару стало не по себе, и он решил уйти поскорей.

***

Венчание Флер Фокс и лорда Роберта состоялось в старенькой часовне Аллен-Холла. С ночи Флер не отпускало горькое чувство, где-то в глубине души она считала, что у всего будет конец, как и у ее хрустальных грез. Но она отвергала все мысли, как и ту мысль, что ее тело по-прежнему жаждет Ришара, разум то и дело твердил о благополучии с Робертом. О, как она хотела бы все забыть и не вспоминать о прошедшей ночи, не думать о том, что изменила Роберту, ее любимому Роберту! Флер все утро, по дороге в Аллен-Холл, приходила в себя, она все думала, узнает ли Роберт и как она посмотрит в его глаза. Сама только мысль, что жених все поймет, что после другого он будет овладевать ею и будет чувствовать присутствие другого, была невыносима. Но невеста задвинула пагубные мысли в глубину сознания, и когда-нибудь, как камень точащая вода, в ее голове появится темное пятно, которое разрушит всю ее жизнь.

Флер облачилась в белоснежное платье со сложной юбкой из воланов, тесным лифом, украшенным по линии декольте лососевыми цветами. К тем серьгам с изумрудом Роберт подарил колье из этого же камня, похожее и по огранке, и формой цветочков, что обвивало ее тонкую длинную шею. Платье привезли из Парижа, сказали, что над ним трудился сам Кристиан Диор. Флер посмотрела на себя в зеркало, изумруды поблескивали в утренних лучах солнца, оттеняя голубые, холодные глаза. В комнату кто-то постучал, служанка открыла дверь. Джейсон. Он оглядел дочь с ног до головы и прижал к себе, гладя ее голову, укрытую газовой фатой.

Они спустились вместе по лестнице, Джейсон помог придержать тяжелую юбку. Часовня уже была наполнена гостями, а Роберт ждал у алтаря свою невесту. Его шафером стал Джордж, конечно же, эту роль хотел получить Арман, но Роберт сделал выбор в пользу любимого брата. Подружками невесты стала Нэлли и Джулия.

Флер под руку с Джейсоном вошла в часовню, гости затаили дыхание. Невеста была так прекрасна и так юна, ведь ей будет всего лишь девятнадцать через месяц, а жениху уже было двадцать пять лет. Роберт улыбнулся Флер, она тоже ответила улыбкой. Джейсон передал руку дочери Роберту.

Ничего он не понял и ничего не почувствовал. Так будет не всегда, но сегодня, сегодня ей удалось надолго обмануть судьбу, оттянуть момент апокалипсиса. Ведь он так счастлив, что пелена радости застилает ему глаза, но когда-нибудь она же упадет? И что тогда? Тогда ее мир рухнет, рухнет в тот самый миг, когда каждый из них уединится в персональном крошечном мирке.

Мистер Омейн начал читать молитвы, а когда задал вопрос о причине, по которой не может быть заключен брак, Флер задрожала, ожидая появления Ришара, что тот станет ее палачом, разоблачителем и похитителем. Но он не появился. Флер облегчено вздохнула, переводя дух. Роберт улыбнулся своей неотразимой улыбкой, его зеленые глаза загорелись знакомым огоньком. Они не занимались любовью две недели, и, конечно, он мечтал затащить ее в постель поскорей, насладиться ее телом, ощутить единение душ. Его глаза светятся любовью, а ее гложет чувство вины.

– Ты рада? – спросил Роберт, с трудом, из-за тяжелого платья, поднимая над собой.

– Очень, – она рассмеялась.

Чего она так боится? Все, что было до этого дня, не считается, все, что было до слов «да, я согласна», не было правдой. Их жизнь началась сегодня утром, и больше ошибка не повторится.

– Ну, что, тогда пошли праздновать? – они шли медленно, то и дело останавливаясь, чтобы запечатлеть поцелуй на губах партнера.

В тот вечер, когда торжество было в разгаре, Флер, наконец-то, смогла развеять свои душевные страхи. Она чувствовала на себе влюбленный взгляд мужа, видела, как гости благосклонно к ней относятся, как родственники не могут нарадоваться. Флер танцевала до упаду, расточая привлекательность. Пробовала все закуски и напитки, и при этом Роберт всегда был с ней. Он всегда будет с ней, что бы плохого и страшного ни случилось. Ее Роберт всегда будет ее Робертом. Наконец, он заполучил ее, а как долго ждал, как она отказывала, совсем не зная его, совсем не понимая его, а теперь поняла его, постигла его душу и тело. Ее зверь...

Глаза Роберта лучились счастьем, он поднял бокал, показывая, что пьет за нее, Джордж что-то шепнул, и братья взорвались смехом. Шон тоже включился в беседу, и теперь они смеялись втроем. Том оставался невозмутимо спокойным, как и Джастин, но радость друзей была настолько заразительной, что и они стали хоть и сдержано, но смеяться. Невеста отпила шампанского, опуская в рот канапе с лососем.

Кто-то обнял ее за талию, Флер испугалась, что сюда мог проникнуть Ришар, что это он, горячее дыхание обожгло изгиб шеи. Флер немного расслабилась, увидев на плоском животе знакомые ладони с золотым кольцом на пальце. Она ощутила возбуждение Роберта и как ее обдала бесстыдная волна желания. Он поцеловал ее в шею. Как не стыдно! Они среди гостей, а он позволяет себе такие непристойные ласки. Ей в голову пришла совсем безумная мысль:

– Укради меня, – прошептала Флер, – укради меня, Роберт. Затащи в свою постель. Это мука, ты уже две недели избегаешь меня, а я безумно хочу тебя. Укради меня, Роберт.

– А наши гости? – он слегка прикусил ее мочку.

– Черт с ними! Укради меня, Роберт, – он развернул ее к себе.

– Пойдем, только чтобы никто нас не заметил, – он пропустил жену вперед, они протиснулись между гостей, выбегая в картинный коридор. Роберт подтолкнул ее к лестнице, они, смеясь, вбежали на второй этаж. Роберт открыл дверь спальни, прижал ее к себе, потом к двери, нетерпеливо водя руками по тесному гладкому лифу. Флер сгорала, она оттолкнула его от себя, наступая; в этом тяжелом платье она была неповоротлива, и поэтому повалила мужа на мягкий ковер.

Они вернулись в зал, когда гости уже успели подустать. Им вроде бы надоели закуски и шампанское, высокие разговоры, и Виктор это понимал. Он подошел к музыкантам, попросив не играть. Гости встрепенулись, обратив свой взор на мужчину. Роберт обнял Флер за талию, он не скрывал своего желания, ощущая, что за тот час, что они провели вместе, спонтанно занимаясь любовью, не насытился. Виктор начал что-то говорить, но Роберт совсем не обращал внимания, его ладонь гладила поясницу Флер, ощущая ее дрожь, ее щеки заливаются алым румянцем.

– Сегодня я хочу отдать ключи от Гарден-Дейлиас Роберту и Флер, этот дом будет отныне принадлежать им, – Флер обратила на мужа свои голубые глаза, которые выражали удивление: она-то думала, что городской особняк им отдадут в пользование не раньше рождения хотя бы одного ребенка.

– Ну вот, теперь у нас есть свой угол, – прошептал ей в ухо Роберт.

– Спасибо тебе за все, – ответила Флер, приникая к нему. Солнце окончательно село, их свадьба подходила к завершению, а счастье в их душах зацветало еще сильней.

***

Медовый месяц они провели в Швейцарии на Женевском озере, сняв небольшой домик на берегу. По утрам Флер любила выходить на балкон, наблюдать, как проплывают маленькие корабли, как голубые горы отражаются в темной глади воды. Это место было наполнено магией и очарованием. Они с Робертом две недели не вылезали из постели, наслаждаясь чувственными удовольствиями.

Флер не хотелось расставаться с этим местом, но долг звал. Ей нужно было заниматься делами галереи, а Роберту – делами своей компании. Все это время, что они пробыли в Швейцарии, Флер ощущала себя неимоверно счастливой и желанной. Они с Робертом часто ходили на прогулки, по магазинам, супруг заваливал ее подарками и милостями. И тогда она поняла, что не ошиблась, когда выбрала Роберта, а не Ришара. Он был потрясающим любовником и мужем одновременно. Роберт всегда угадывал, что она любит и что ей нравится, знал, как угодить и как удивить, особенно в постели. Любовь и счастье заполнили ее.

Вернувшись в Лондон, она думала, что быт затопит их, но все осталось прежним. Диана настояла на том, чтобы Глория осталась в их доме, поскольку она столько лет в нем жила и знала, как вести хозяйство. Флер нравилось ощущать маленькую власть над мужем и над домом. Теперь все лежало на ней: она решала, что готовить, что купить, но не решалась что-либо заменить в доме – вкус у Дианы и Виктора был отменным. Джулия все так же старалась оставаться больше дома, как и Елена, поэтому Флер властвовала и на работе. О ней говорили в свете, богема стремилась прийти к ней на аудиенцию, чтобы договориться о нескольких днях славы в их выставочном зале. Благодаря ей галерея начала приносить первую прибыль, она сделала вход платным, стала брать меньше денег с художников и привлекать инвесторов, устраивая аукционы. Джулия скрепя сердце дала согласие: она боялась рисковать, а Флер – нет.

Через два месяца после свадьбы девушка поняла, что беременна. Флер испугалась: а друг это ребенок Ришара – что ей делать тогда? Как быть? Все ее сомненья могла разрушить только Энди, в чей кабинет Флер зашла с упавшим духом, боясь услышанного. Энди после осмотра ласково улыбнулась и начала делать записи. Флер тяжело сглотнула: она беременна – кто отец?

Дома Флер снова охватило волнение, теперь предстояло все рассказать мужу. Он пытался сдерживать себя, выплескивать семя не в нее, но иногда бывало забывался в своей страсти, как и она сама. Они зачали этого ребенка на фоне голубых гор, покрытых снежными шапками, укатанных вуалью облаков. Роберт пришел поздно, его задержало, как всегда, совещание, и тихо прошел в спальню, не включая свет, разделся, потом принял душ. Флер уже свернулась в постели, как маленький котенок, ищущий заботы и нежности; ее волосы разметались по белой подушке, а сбитое покрывало лежало в ногах. Роберт скинул халат, опускаясь рядом. Флер прижалась к нему, положив голову на грудь, Роберт вдохнул аромат роз и погрузился в сон.

– Что случилось, Флер?

– Я так молода, я даже не знаю, справимся ли мы с трудностями. Роберт, я жду ребенка, – Флер облегчено вздохнула.

– Ну, что ты девочка, конечно, мы справимся. Все будет хорошо, моя дорогая, – он провел пальцами вдоль линии позвоночника. – Не переживай.

***

Апрель 1955.

– Боже, какая она красивая, – Роберт прижал новорожденную к груди. – Как принцесса.

– Прости, что не сын, – разочарованно сказала Флер. – Я так хотела подарить тебе сына, – она надула губки. – Она похожа на тебя.

– Нет, на маму, – возразил Роберт. – Ты подумала, как мы назовем нашу дочь?

– Бетти.

– Бетти? Немного простовато, но мне нравиться. Бетти... – Роберт замолчал, думая, какое предложить второе имя. – Бетти Франческа?

– О, дорогой, ты просто сказочник, – он чмокнул ее в губы, отдавая ребенка. – Моя Бетти. Знаешь, мне сказали? Что она будет непременно певицей. Она так орала, когда родилась.

После появления внучки на свет Лейтоны приехали домой, Диана прошла в кабинет, доставая гадальную колоду из выдвижного ящичка, ей безумно захотелось заглянуть в будущее своей семьи. Последний раз карты предсказали беды, обернувшиеся кризисом и войной. Что же их ждало сейчас? Бетти, как и Виктор, озаряла одна и та же звезда, ее ждали удивительная судьба и важная роль в их семье, этой девочке с самого рожденья благоволи звезды. Потом выпала еще пара карт, смысл которых Диана поняла не сразу, а после испугалась, откинув их в сторону. Их ждали странные времена. Времена трагедии и триумфа, тесно идущего с горестями успеха. Нежели всю жизнь их будут преследовать беды? И что все это значило? Что значили два слова – триумф и трагедия – для их семьи? Новую боль, радость побед? Или успех в карьере и трагедию в личной жизни? Этого карты не могли сказать. Осталось только принять свою судьбу, какой бы печальной она не была.

Примечание к части

Жемчужная свадьба – [1] – 30 лет.

>

Глава 40

О нежная любовь, ты полуангел, полуптица,

Безумное желанье и чудо из чудес.

Роберт Браунинг, «Кольцо и книга»

Лето 1955.

Элеонора вышла из консультации доктора Кросса, собираясь поймать такси. Сгущались тучи, и воздух пах дождем. Она отругала себя за то, что не взяла зонт, и за то, что надела светлый костюм и открытые босоножки. Значит, сегодня не судьба пойти на свидание, подумала она, да и парень ей не совсем нравился, наверное, это к лучшему. В отношениях с мужчинами к своему двадцати одному году Нэлли была вольна, но никогда не переступала черту дозволенного. Ей нравился чувственный мир, что открывали поцелуи и объятья, но получать большего от мужчин она не хотела, да и ни к чему.

После той полупьяной студенческой вечеринки она не намеревалась вверять себя мужчинам, но в то же время, как советовала Диана, выйти замуж невинной она не хотела: уже не те времена, кому какое дело, с кем она спала. А сейчас Элеонора стояла на обочине, пытаясь поймать такси, но почему-то никто не останавливался. Элеонора разочарованно вздохнула, когда припустил дождь.

– Мадмуазель! – к ней подошел молодой мужчина с зонтом в руках. – Позволите? – он протянул руку, закрывая девушку зонтом от ливня. У него были острые скулы и нос, не самое красивое лицо, но глаза, синие, пронзительные, не отрывались от нее: матовая кожа, медное золото, каскадом спускающее на спину, и, самое главное, голубизна глаз. Сразу видно: ирландка.

– О, спасибо, – прошептала Нэлли, слегка смеясь.

– Онор Дю Салль, – представился мужчина. Вот эта да – француз!

– Элеонора Лейтон.

Наконец затормозило такси, и она, совсем им околдованная, быстро достала из сумочки визитку и робко сунула Онору в руку. Тот посмотрел на клочок бумаги, когда машина уехала. Ему страшно захотелось увидеть ее вновь, эту таинственную Элеонору Лейтон. Интересно, из тех ли она богатых Лейтонов?..

Онор Дю Салль родился и вырос в местечке под Гавром Дюсаллье, его семья уже двести лет занималась разведением винограда. В двенадцать лет Онор остался без отца, что умер молодым: сердце не выдержало нагрузок и нестабильной обстановки во Франции. Страна восстанавливалась после кризиса и завершившейся войны, а в воздухе витало ощущение новой, которая станет делом времени. Мать, властная и циничная женщина, взяла на себя бразды правления. Все удивлялись, как такой мягкий человек, как отец Онора, мог жениться на такой женщине, но он полюбил ее, а Эдит ждала, когда муж пропадет где-нибудь и когда она сможет править всем одна.

Когда их сыну исполнилось восемнадцать, Франция пала под натиском полчищ немцев. Ферму не тронули, и мать косвенно сотрудничала с немцами, что после войны не смогли доказать, и вышла из воды сухой, оставшись в глазах других идеалом добродетелей. Она не понимала Онора, который активно участвовал в движении «Сопротивление»: разносил листовки, иногда бывал на разведках. Так он отличился. Кроме того, ему нравились идеи Маркса и он восхищался Де Голлем и радовался, когда государственный деятель вернулся на свой пост. Коммунистов к тому времени выперли из правительства, и страна вставала на ноги; через десять лет после войны французы зажили счастливо. Но мать душила сына заботой и опекой, а Онор давно не был мальчиком.

Онор завел любовницу старше себя на десять лет, ему нравилось наряжать ее, как испанскую куколку. Эдит быстро отвадила его возлюбленную. После этого он стал ездить в Лондон, где мог дышать свободно. Там свободные английские девушки, узнав о его происхождении и состоянии, кидались сами в объятья. Эдит искала приличную невесту, а сам будущий жених – любовь в объятьях английских кудесниц, которые были согласны на самые смелые действия. Приходило время свобод.

И вот теперь Онор встретил русалку – Элеонору Лейтон. Через пять дней мужчина решил позвонил ей. Он пришел к ее офису. Нэлли богатая невеста, из хорошей семьи и производит впечатление невинной. Трубку сняла она сама, но звонивший не узнал ее мелодичный, плавный голосок и попросил соединить с доктором Лейтоном.

– Да, это я, – ответила устало Элеонора: только что ей позвонил парень и сказал, что они расстаются по причине отсутствия интима. Конечно, девушка была расстроена, но ненадолго. – Секретарша доктора Кросса.

– Это девушка, что ходит под ливнем без зонта?

– Да, – ее охватило волнение. – А вы кто?

– Онор Дю Салль. Помните? – девушка расстегнула пуговицу на блузке, задыхаясь от волнения. – Выгляните в окно, – она с трубкой подошла к стеклу. Собеседник продолжил из телефонной будки: – Давайте, сходим куда-нибудь? – девушка сказала, что согласна, и через полчаса вышла.

Вечер прошел как сказка. Они много болтали, смеялись, и он не попытался ее даже поцеловать или обнять, как другие. С ним она ощущала себя самой собой: свободной, хрупкой и беззащитной, которую будут оберегать.

Этот мужчина привлекал внешне, забавлял его английский с французским акцентом. Его поразила ее безупречная французская речь. Нэлли была образованной особой, закончила университет, пошла получать магистра и собралась открыть психотерапевтическую консультацию. Она производила впечатление сильной и в то же время очень наивной девушки, ничего толком не знающей об изнанке жизни. Онора она заинтересовала, если он жениться на ней, то снизойдет благодать, поэтому придется быть сдержанным и обходительным, иначе он ее спугнет.

Неделю он не давал о себе знать, что заставило Нэлл волноваться. Может, она сказала что-то лишнее, и это было истолковано неверно, и теперь он решил не продолжать встреч? Ей никогда до этого не нравились мужчины, она думала, что фригидна до той пьянки, после поняла, что страсть бьет в ней ключом, что и она способна на сильные чувства. Нэлли собрала вещи, завтра начинались выходные, и она, наконец, сможет покататься на лошадях в Аллен-Холле. Доктор Кросс отпустил ее сегодня пораньше, сказав, что у него последняя посетительница, сеансы которой уже заканчиваются. Она вышла на улицу, решив прогуляться пешком.

– Мадмуазель Лейтон! – услышала она и прибавила шаг. Как он смеет сначала дать понять, что она нравится ему, а потом пропасть на неделю! – Подождите, Алеонор! – он все же догнал ее и схватил за локоть. – Стойте, хотите вместе поужинать?

– Простите, нет, – поджав губы, ответила она, стараясь не смотреть на мужчину. – Мне нужно ехать домой сегодня.

– Я вас отвезу, – в глазах стояла мольба, и девушка решила сжалиться.

– Хорошо, только ужин. Меня заберет мой брат, так что вы мне не нужны, – ах, да он и забыл, что у нее есть два старших брата.

Онор отвел ее в одно маленькое кафе во французском квартале. Он заказал для нее лягушачьих лапок, зеленый салат и тарелку сыров для вина. Напиток был недурным, отметила Элеонора, как и весь ужин. Онор смотрел как-то странно, и она корила себя за это. Ее омывала горячая волна, она таяла и не понимала себя, где ее железный контроль. Онор подлил ей вина в бокал, все продолжая просто смотреть и при этом ничего не говорить, да и она сама не решалась задать хоть один вопрос.

– Так ты психолог, – вдруг произнес Онор; это звучало как утверждение, а не как вопрос.

– А ты? – совсем тихо спросила Элеонора.

– Я – владелец виноградника во Франции, под Гавром, – Онор налил себе еще.

– Поэтому ты разбираешься в вине, – заметила она, и мужчина вздрогнул от взгляда ее холодных голубых глаз.

– Да, поэтому. Сколько тебе лет, Элеонора? – она хотела было ответить, что это наглый и неприличный вопрос, но сдержалась:

– Двадцать один, – он кивнул, – а тебе?

– Тридцать три, – она замолчала, обдумывая сказанное. Онор был старше даже Джорджа, она по сравнению с ним маленькая девочка. Но ведь у Энди с Шоном такая же разница... Но Шон был женат, а Онор?..

– Вы были женаты? – не выходя из раздумий, задала вопрос Нэлл.

– Нет, ни разу, – значит, это плохо: если он до стольких лет дожил и не был женат, то либо не способен жить в браке, либо никогда не любил и просто спал с женщинами. Нэлли нахмурилась. – А ты? Наверное, море женихов?

– Нет, не моря, их просто нет, – он накрыл ее прохладную ладонь своей.

– Как-то странно, у такой красавицы – и нет жениха, – она вспыхнула, как весеннее солнце. – Наверное, у тебя строгий отец.

– Мой отец либерал, и все об этом знают, – выпалили Элеонора. – Он же позволил моим братьям жениться по их выбору. Слушай, мне пора, а то Флер будет нервничать, а Роберт потом будет зол, – она встала, не позволяя помочь надеть жакет или подать сумочку, гордо вскинула голову. «Что за девчонка! – пронеслось у мужчины в голове, – гордая ирландка, которую просто так не приручишь».

И все же они стали встречаться. Онор решил не торопить ее и кормить нежностью и любовью маленькими порциями, давать это как лекарство – на неделю. Ему не нравился ее упертый характер, с которым ему было нелегко справиться. Элеонора не терпела никого давления, не позволяла явно и неявно управлять собой и что-либо решать за нее. Она не хотела знакомить его с родителями, как и знакомиться с его матерью, хотя на самом деле решила не поторапливать события. Даже сейчас, когда почти влюбилась, она была готова контролировать себя двадцать четыре часа в сутки. Такого ее суть. Она довела контроль Джорджины до совершенства, пытаясь включать первым мозг, а потом уже другие чувства. Именно этого и боялся Онор – ее прагматичности.

Нужно было сломить ее дух, научить думать плотью, а не разумом, тогда бы их отношения стали просто божественными. Но Нэлл была как напористая лошадь, которую нужно дрессировать медленно и терпеливо, чтобы получить желаемое. Когда он целовал ее, то терял голову, от желания сводило все внутри, кровь бешено стучала в висках, а она просто-напросто отталкивала, показывая телом и жестами, что совсем не этого хочет. Она могла попробовать курить и тут же бросить, могла понять вкус спиртного и тут же осознать, что не хочет этого, – так же было и с сексом: она поняла, что это такое, и решила, что вполне может без этого обходиться и что пока не пришло время.

В то лето ей нравилось узнавать другого человека, знакомить его с Лондоном, показывать, как прекрасен ее город, чтобы любить его вместе. Нэлли не нужны были ни Гавр, ни Париж. К чему сейчас кидаться в омут страсти с головой, а потом жалеть? «Всему свое время», – твердила она.

Пока она узнала, что Онор был храбр и неистов, что он – человек сильных страстей, которые пытается держать в темнице разума. Как психолог, Элеонора постоянно рассматривала его через призму полученных знаний, анализируя действия и поступки, открывая новые двери в душе мужчины, чувствуя, что часть из них закрыты на сто замков и только в далеком будущем она найдет ключи. Именно неизвестность тянула девушку. Она летела к нему, как мотылек, летела и ждала, что и он устремится навстречу, что все желания и чаяния направит в ее сторону. Но он не летел, он просто ее желал.

Теперь она поняла, почему так отчаянно сопротивлялась Флер ее брату. Флер хотела любви, а не постели. Она мечтала об обожании, а не простом стремлении обладать. Но поздно: она по уши влюбилась в загадочного француза, не заметив, как потеряла себя, как подавили ее разум и сломали гордую душу. Любовь не только облагораживает, она еще и калечит.

***

Октябрь 1955.

В Лондон пришла очередная осень, лишний раз напоминавшая, что годы безвозвратно уходят. Легкие туманы, как газовая вуаль, бережно укутали город в сизое полотно, готовя к зиме. Пестрые, как лоскутное одеяло, листья кружили по проспектам, ложась на тротуары плотной мокрой массой. Город стал каким-то серым, вместе со слякотью в жизнь подкрадывались сомнения, тревоги, отчаяние и грусть. Ветра шептали о будущем, этот шепот был чуть слышным, никто и не пытался к нему прислушаться, насторожиться, почувствовать приближение других времен.

Годы уходили, становясь прошлым, ужасным, а порой и волнующим. Каждый седой волосок на голове говорил, что все проходит, все меняется. Так и в жизни Марии Трейндж: ей было пятьдесят восемь, слишком много за ее плечами. Она давно не та ирландской девчонкой, которая беззаботно носилась по изумрудным полям, вдыхая ароматы трав. Та девчонка умерла в ночь восстания, когда грязные руки Манелла прикоснулись к ней, когда ее спас Вильям. Потом она стала сильной женщиной, которую чуть не сломали в Берлине, не разорвали, как тряпичную куклу, пытаясь выведать тайны. Ту женщину спас Вильям. Теперь она превратилась в любящую, заботящуюся о своих внуках бабушку.

– Мы уезжаем, – начал Вильям за ужином, зная, как это ранит супругу. Но что поделаешь, долг и служба зовут. В этот раз будет проще, чем в их последнюю поездку, мир с тех пор стал совсем другим.

– Опять Берлин? – с дрожью в голосе спросила Мария. – ФРГ?

– Нет, в этот раз не Берлин и не Париж, – Вильям заметил, как жена облегчено вздохнула. – Мы едем на Занзибар, который сейчас находится под нашей протекцией.

– Ну, что ж, Занзибар так Занзибар, там ведь жарко, погреем кости.

Она боялась уезжать не потому, что боялась оставить Джастина и Дафну, нет, они справятся. Мария боялась изменений. В молодости все намного проще, но сейчас страшно терять, на зная, что приобретешь. За годы, прожитые с Вильямом, она столько натерпелась, но теперь все это позади. Мужу не нужно шпионить за фашистами, не нужно узнавать их планы и искать способ предотвратить это, не нужно изменять ей, и лгать, и делать из нее пешку в политической игре. Теперь все будет по-другому, их ждала мирная жизнь, где Вильям будет всего лишь советником в местном правительстве.

В октябре они уехали на Занзибар. Маленький остров в Индийском океане тепло принял их, климат там был хоть и жаркий, влажный, но это даже радовало. Их поселили в небольшом домике, окруженном садом из дивных растений, не растущих в Лондоне. Поначалу Мария с трудом привыкала к необычному говору, множеству звучаний, к пестроте цветов кожи. Было что-то необыкновенное на этом острове, что-то манящее и таинственное, тайну, что ей еще предстояло открыть.

У нее почти сразу появилась подруга, намного младше ее, ровесница Джорджа, – Нитта, чей муж работал Верхнем суде Англии и Уэльса бухгалтером. У Нитты и Боми Бульдасар родилось двое детей, старшему, Фарруху, недавно исполнилось девять, а младшей, Кашмире, – четыре. Нитту можно было причислить к лику местных красавиц: мягкий овал лица с мелкими, не очень выразительными чертами; черные густые волосы, похожие на шелк; темные вишневые, как два уголька, глаза смотрящие в самую суть и приводящие в смятение.

Ее муж Боми Бульдасар был родом из Бомбея, сам же по национальности являлся парсом, а по вере – зороастрицем. Его отец был крупным чиновником в Бомбее, англичане доверяли ему как никому другому. Женился Бульдасар на девушке той же веры – Джер, но та умерла рано, оставив его одного с двумя детьми. Горевать он долго не мог, ведь теперь был обязан воспитать малышей в своей вере. Сыну он дал прекрасное образование и дочь воспитал как английскую леди, хотя времена были уже не те и леди за океанами стали другими. Дочь вышла замуж за англичанина и уехала в Лондон, оставив старика-отца одного на огромной вилле. Боми пошел по его стопам, но Индия вскоре, стало понятно, будет свободной. Женившись на прекрасной Нитте, желая сохранить британский паспорт, по распределению Боми попал на Занзибар.

Они жили в большом доме со слугами; хотя детей Боми не позволял баловать, Фаррух рос очень своевольным, как поняла Мария. Знакомых у них было много, как у восточных людей, их дом постоянно наполнялся гостями, исключением не стали и Трейнджи. Так протянулись тонкие нити между двумя семьями: занзибарской и английской.