Текст книги "Дом Ветра (СИ)"
Автор книги: Анна Савански
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 54 страниц)
Супруг повел ее прямо через огромную арку рядом с помпезной лестницей. Диана, еще стоя в холле, видела этот широкий, но короткий коридорчик, который можно будет заставить антикварными вазами или статуэтками, и также видела необычно большую гостиную в китайском стиле, которая плавно переходила в еще две комнаты: небольшую столовую и музыкальную комнату. Они вернулись обратно, Виктор повернул налево; теперь они шли, стуча каблуками по узкому коридору, где было столько света, что картины, когда-то висевшее, наверное, теряли краски.
Перед Дианой предстал зимний сад, где сразу же находилась еще одна столовая, самая маленькая во всем доме, и птичник, судя по пустым клеткам. Лейтоны пошли обратно, Диана сама повернула мужа вправо; в конце похожего картинного коридора оказались огромная библиотека и два милых кабинета, как объяснил Виктор, Генри Голд строил один для себя, другой для супруги. Исследовав весь первый этаж, они поднялись на второй, где находились только гостевые спальни, примерно на двенадцать пар. Как в Гарден-Дейлиас хозяева занимали весь третий этаж. Супружеская спальня еще сохранила моду прошлых времен, где общая гостиная соединяла спальни. Виктор сказал, что у них будет гостиная и одна из спален, а из второй они сделают впоследствии комнату для детей либо внуков. Виктор заверил Диану, что у каждого из его детей и внуков (ведь их будет много) будет свой угол, что Аллен-Холл станет местом, где они будут все собираться, проводить время вместе, и, самое главное, поместье станет жемчужиной их растущего состояния.
– Кто будет жить в Гарден-Дейлиас? Джордж? – Диана присела на кровать.
– Нет, он хочет остаться в квартире, – Виктор сжал руку Дианы. – Я думаю, Роберт. Ничего страшного, если дом перейдет к младшей ветке, а потом Роберт отдаст его своему сыну.
– Ну, а этот дом, кому ты его отдашь? – она затаила дыхание, он дышал ей почти в ухо, заставляя ее трепетать.
– Кому пожелаю. Тому, кто будет собирать всю нашу семью. Если мои дети с головой, то у нас еще будут такие дома, – он поцеловал ее в губы.
– Значит, это наш Аллен-Холл. Колыбель нашей семьи, – они вместе рассмеялись, чувствуя, как спокойствие и радость умиротворяют их.
Любовь – вот что принадлежало им, эта любовь, заключенная в камень, она должна помочь пережить им предстоящие бури. Касаясь камней этого дома, любовь входит в душу, заставляя звучать души в единой музыке, создавая мелодию нежности.
Глава 38
Любовь не ищет выгоду свою
И жертвует собой без слова,
Она живет лишь для другого,
И дарит Рай ему в Аду.
Уильям Блейк, «Глина и камень»
Февраль-апрель.1953
Они все приехали в Аллен-Холл, чтобы наконец-то посмотреть, что же приобрел отец, который долгое время запрещал это, зачем-то несколько месяцев задавая какие-то странные вопросы: кто где будет жить. Конечно, это вызывало всевозможные предположения, которые порой оказывались просто пугающими. Неужели отец умирает и составляет завещание?..
Только на День Св. Валентина Виктор объявил, что купил огромное поместье, ставшие их родовым гнездом. И вот теперь они приехали увидеть своими глазами это приобретение. Замок производил грандиозное впечатление. Элеонора сразу же задала вопрос: а будет ли папенька разводить лошадей? Дженни, которой скоро должно было исполниться шесть, спросила, будет ли у них птичник, как в старые времена. Гарри все теребил Диану, есть ли в замке приведения. Джулии же понравились произведения искусства, оставшиеся от старых хозяев. Джорджа интересовала возможность рыбалки, а Роберта – охоты. Как оказалось, замок давал им всем множество возможностей и преимуществ.
В этот день они решили пообедать в большой столовой, которая называлась мраморной. Дом хоть и был жилым, но, по мнению Виктора и Дианы, нуждался в значительных переделках и ремонте. До обеда они все находились в Китайской гостиной, тогда-то Роберт и увидел Флер Фокс.
Не то чтобы он не видел ее до этого. Она часто бывала у них, особенно когда приезжал Джейсон, но сегодня Роберта как будто пронзила молния. Она сидела скромно, в одиночестве, с маленьким альбомом в руках, что-то зарисовывая, облаченная в узкие темно-синие брюки и плотную лиловую блузу с длинным рукавом; светлые волосы заплетены в тугую косу, лишь только челка падала ей на лицо. Сколько ей лет? Ах, да, в июле будет восемнадцать, хотя сегодня она напоминала ему скорее девчонку, еще не избавившуюся от девичьей скованности. Роберт решился подойти к ней. Он говорил с ней до этого, но раньше она казалась ему ребенком, с которым совсем не о чем говорить. Флер грызла карандаш, набрасывая на листок зарисовки гостиной.
– Почему скучаешь? – начал он, присаживаясь рядом, она слегка отодвинулась .
– Вдохновение – вещь приходящая, – сухо заметила она.
– Никогда не думал об этом, – продолжил юноша, любуясь точеным профилем и изящным носиком.
– Я думала, медицина тоже требует вдохновения, – ответила девушка, не отвлекаясь от работы и даже не смотря на собеседника.
– Я управленец, к сожалению, поэтому много вдохновения от меня не требуется, мисс.
Как же его выводило из себя равнодушие! Женщины всегда вешались на него, да и сейчас вешаются, если им представится возможность и если он сам будет не прочь затащить в постель очередную кокетку, но Флер строила из себя недоступную особу. Весь ее вид говорил: «не подходи ко мне – убью!»
Он решил уйти, подумать, что сегодня на него нашло. Почему он воспылал к мисс Фокс? Всю ночь Роберту не давало покоя ангельское личико. Он и до этого замечал, как Флер красива, и это было просто любование, ведь у него есть любовница, но сегодня его что-то потянуло к Флер. Салли сменила Глэдис, за ней появилась Прюденс, но не одна не могла зацепить его, поймать на крючок брака, да и жениться на таких он не мог. Ему нравился только секс в отношениях, этот страстный мир объятий, прикосновений и обладаний.
Эти девушки могли дарить ему лишь наслаждение, лишь удовлетворение. Жена должна быть не только любовницей, но и подругой, советницей, крепким плечом, эти же женщины мечтали только об его денежках и титуле, их привлекала мысль захомутать Роберта Лейтон. Только как, он понимал, что его начинают ловить на наживку, рвал отношения, несколько не задумываясь, что им всем будет больно: пускай страдают, ведь он предупреждал, что не хочет ни брака, ни детей – только секс.
И тут его привлекла девчонка, сердце и душу которой он знает, как оттопить. Почему бы ему не завоевать ее? Разве это запрещено? Только у него не получится уже поиграть и бросить.
Джастина же как-то заполучила Дафна, хотя она младше его на десять лет – так почему он не может привязать к себе Флер, которая младше его всего на шесть. Привязать, а потом повести под венец. Нет, это все – полнейший бред. Ему еще жениться рано, не его ли отец женился в двадцать восемь? У него еще есть пару лет, чтобы насладиться холостой жизнью, получить от нее все, что можно. Зачем ему Флер Фокс? Когда вокруг столько «ангелов», готовых удовлетворить его нескромные запросы, согрешить вместе с ним, кинуться в бездну страсти.
Флер и не нравился никогда Роберт, что же в нем нашли все ее подруги? Ну, да, у ее сестры очень красивый муж. Ну, да, у него очень импозантный брат. И что с того? Это еще ни о чем не говорит. О ветрености Роберта ходили легенды, ни для кого не было секретом, что женщины рядом с ним не удерживаются.
В чем же тогда штука? Почему они, как мотыльки, летят на опасный свет? Флер, конечно же, ответа не знала. Он, безусловно, красив, чего только стоят зеленые глаза, от которых замирало сердце внутри, хотелось дотронуться до его шелковистых каштановых локонов, но Роберт не был ее идеалом. Ей не нравилась деловитость, наверное, если бы позволила обстановка, то он бы подошел и сказал ей: «Давай, переспим, детка» – и она бы нисколько не удивилась.
Ведь именно так он смотрел на нее, раздевая. Он хотел ее. Но Флер не настолько наивна. Она же видела, как Джулия обжимается по углам со своим Джорджем, как они страстно шепчут что-то друг другу, а когда они за столом, Джордж смотрит на Джулию, будто хочет ее проглотить. Вот так глядел на нее Роберт. Он хотел ее. Это очевидно. Поэтому и ушел, боясь, что скажет лишнего, и она возненавидит его.
Этот человек, лишенный чувства прекрасного, лишенный чувства меры, не может быть ей парой. Да и возможно ли такое? Он – брат ее зятя. Родственник! Флер отгоняла от себя эти мысли. Зачем мужчина, который не знает, как хранить женщине верность? Он же будет изменять напропалую, нисколько не считаясь с тем, что дома его ждет жена, которая переживает за него! Нет, ей нужно совсем другое – постоянство. Не зря Роберта Лейтона звали зверем.
Поначалу она не понимала, но потом, когда Нэлл Лейтон рассказала о том, что случайно услышала от одной из бывших подстилок Роберта, а именно так Флер мысленно их всех звала, какой он любовник. Он во всем пылок и неистов, ему нравилось брать неприступные бастионы, добиваться женщины, получать от нее желаемое и бросать, когда надоест. Просто все эти дурочки не знали, как удержать его при себе. Ха! Еще бы – они же не читали книжонку Джорджины Грандж, его бабки – откуда им знать, что полу-ирландца Роберта нужно держать на коротком незримом поводке. Даже Флер, у которой совсем не было опыта отношений, знала об этой истине.
Флер смутно помнила, какая у нее была семья. Мать уехала, когда ей едва исполнился год, а отец появился в ее жизни, когда ей уже было четыре. Единственным близким человек могла быть Джулия, но сестра старше ее на десять лет, и, конечно, когда младшая познавала прелести детства, то старшая уже шла под венец. Единственная ее настоящая подружка – это Нэлли Лейтон, Нэлл такая же романтичная, стремящаяся к идеальной любви и браку, ждала, как принцесса, рыцаря на белом коне. Но в Элеоноре как-то странно сочетались романтичность и целеустремленность.
Энди и Елену Флер и не могла брать в расчет: первая слишком серьезная, а вторая уж слишком непонятливая. Но все же, как сдаст экзамены, поступит в Инглиский колледж на художника, она будет вынуждена торчать в галерее и помогать Елене и Джулии управляться с делами. Интересно, а она еще встретит там этого художника Полански?
Сегодня они все остались ночевать в Аллен-Холле, наверное, поэтому сон не шел. Флер вышла на балкончик, какой имелся во всех спальнях. В саду бродил Роберт. И охота ему в промозглую погоду бродить по улице, да еще и ночью! Флер замерла на мгновенье, их взгляды встретились, он улыбнулся нехорошей улыбочкой. Он хотел ее.
«Беги от него, Флер, беги», – она часто задышала, повторяя, как молитву, эти слова. Он хочет ее... «Нужно бежать, пока не стало плохо», – кричал разум, но сердце почему-то еще сильнее грохотало, как раскаты грома.
***
Скинув дурацкое промокшее пальто тяжелой кучей в углу, она вошла в тесную квартирку. И какого черта у нее нет привычки брать с собой зонтик? Элеонора поставила туфли в сушильную комнату, начиная поочередно скидывать мокрую одежду. «Проклятый апрель», – думала она, желая быстрее погрузиться в теплую ванну.
Шейла должна быть на парах, поэтому ей ничто не мешает прогуливаться по квартире в одном нижнем белье. Нэлл открыла дверь их общей спальни, и что же она увидела... Ее подруга, обнаженная, сидела верхом на красивом парне, они приглушенно стонали, извивались, как танцующее змеи. Элеонора выругалась про себя.
– Я что-то не во время, – произнесла девушка, сверкнув недобро своими голубыми глазами, несколько не стесняясь, что стоит парочкой в нижнем белье.
Но потом она опомнилась, взяв брошенный небрежно со стула перед входом в спальню бархатный халат, и прикрылась. Через час, когда Бобби покинул их, они долго смеялись.
– Я думала, ты учишься. Неужели ботаника так скучна? – сквозь слезы смеха произнесла Нэлл.
– Да нет, – Шейла пожала плечами. – Просто отказаться от внимания Бобби – это равняется самоубийству.
– Не вижу связи, – лицо Элеоноры стало вдруг серьезным. – Для этого не обязательно спать с ним.
– Ох, Нэлли, ты отстала от времени, мужчинам нужны тигрицы, – Шейла прошлепала по холодному полу, забираясь под покрывало на кровати.
– Но ты – девушка... – Элеонора поджала губы, чувствуя, что стучится в закрытые двери. – У тебя должна быть гордость...
– Она есть, но я ловлю удовольствие от секса. Я давно не девственница, я сделала это еще полтора года назад, переспав в машине с Максом Тори, – Элеонора замерла, но потом не выдержала:
– Старшим братом нашего Алекса?! Ты с ума сошла! – ее щеки залила пунцовая краска.
– Нет, – отрезала Шейла. – Нэлли, тебе просто необходимо избавиться от невинности, лучше это сделать с нелюбимым человеком, после этого с твоим возлюбленным все будет просто идеально.
– И упрек, с кем ты спала до этого! – Элеонора оборвала Шейлу, не дав ей договорить и закончить свою уродливую мысль. – Мужчины не любят исписанные листы, дорогая!
– Это было когда-то, а сейчас времена изменились, – протянула Шейла. – Что ж, я просто дала совет.
Элеонора и не подумала последовать этому глупому совету. Она по-прежнему жаждала большего чувства, от которого бы у нее все замирало внутри. Ей хотелось, как и любой романтической натуре, верить в настоящую любовь, вечные чувства и в необходимое ожидание. Поэтому-то она и избегала студенческих вечеринок, внимания парней, соглашаясь роль на милой подруги. Она находила прелесть в общении и совсем не хотела узнавать, что же происходит, когда мужчина в тебе. Это все не для нее. С Шейлой они как-то больше не говорили на эту тему, да и не могли. Однако Подруга перестала водить любовников к ним домой, и споры сами собой закончились.
– Дай свой синий жакет, – попросила Шейла, которая всегда ярко красилась, подражая французской кокетке Брижит Бардо. Она была высокой брюнеткой, не то что хрупкая Нэлли, тоненькая, хрупкая фея. – Мы с Бобби идем сегодня гулять, ты с нами?
– Конечно, нет, – отрезала она. – Ты знаешь, Кросс – зверь, я не могу не работать.
– Я тебя вообще не понимаю: у тебя богатый, так к чему все это? – Шейла нанесла на скулы румяна.
– Я хочу быть независимой, что в этом плохого? – Нэлл пожала плечами, вновь уткнувшись в конспект.
– Истинная феминистка, – заключила Шейла. – Ну, я пойду, – схватив свою черную сумочку, Шейла направилась в холл, надевая черные туфли-лодочки. – Я взяла зонт, а то дождь обещали, – крикнула Шейла, хлопая за собой дверью.
Нет, Нэлли была не склона необдуманным поступкам, она во всем старалась быть прагматичной. Ее начальник даже и не думал повышать на нее голос. Она всегда была исполнительна, а, самое главное, пациенты, сидевшие в приемной, были довольны, поддерживаемые ее добрым словом, и всегда говорили доктору Кроссу о его молоденькой секретарше. Элеонора старалась сохранять хладнокровие во всем, именно так она могла со своей ранимостью выживать в мире мужчин, который еще не до конца открыл свои двери для женщин. «Ветер переменился...», – шептала Элеонора.
***
Лето 1953.
«Требуется натурщица, желательно блондинка. Кендалл-стрит, д. 3, кв. 6. Р. Полански. Оплата после работ.»
Полански ищет себе натурщицу! Блондинку! Флер ликовала. Ей скоро исполниться восемнадцать лет, да и никто ей больше не сможет диктовать, как жить, в том числе и Джулия. Флер одела свое самое красивое голубое платье, у которого она расшила подол бисером, тем самым сделав простой сарафан самым красивым в ее шкафу. Флер слегка подкрасилась. «Славу богу, что отец сегодня торчит в госпитале, а Джулия со своим благоверным в Брайтоне», – подумала Флер. Если она решилась, то обязательно доведет все до логического конца, и если она хочет быть на полотне Полански, то ее никто не остановит.
Флер доехала на метро, потом прошлась пешком, этот город она еще плохо знала, намного хуже, чем Джулия или Элеонора, но все же он не переставал ее удивлять и покорять. Флер поднялась на второй этаж, позвонила в дверь; открыли не сразу. Ришар распахнул старую дверь, окидывая ее с ног до голову.
В последний раз они встречались несколько лет назад, на выставке у Джулии, и вряд ли он вообще ее помнит. Ришар молча кивнул, показывая жестом, чтобы она заходила. У него была достаточно большая гостиная, где ложился правильный свет и где он, неверное, работал допоздна. У маленькой софы стояли два пустых бокала бутылка с недорогим вином, и вообще здесь был форменный беспорядок. Джулия – тоже творческая личность, но ее дом всегда чист и аккуратен.
– Как тебя зовут? – он наконец-то подал голос, и Флер немного расслабилась.
– Флер, – протянула она.
– Что ж, Флер, давай начнем. За неделю я сделаю наброски, а потом еще полмесяца я буду наносить краски, – объяснил он. Боже, как же он красив, этот француз просто создан для любви и обожания.
– Мне раздеваться? – ее голубые глаза дерзко сверкнули.
– Да, – не отрываясь от нее, произнес Ришар. – Раздевайся, – Ришар стал ставить мольберт, подбирая разбросанные по полу чертежные карандаши, при этом не забывая посматривать на новую натурщицу. Та спустила толстые бретельки, платье голубым озером расплылось на полу. Флер стала медленно снимать лифчик, трусики, ее взгляд встретился с Ришаром. Он смотрел завороженно. У Флер была персиковая атласная кожа, интересно, какая она на ощупь? Золотистые волосы ложились на округлые плечики, маленькую упругую грудь; Ришар опустил взгляд пониже, на кустик светлых волос ниже плоского живота. Ее ноги тоже имели приятную округлость, как и бедра; Флер нагло на него смотрела, нисколько ни стесняясь наготы.
– Что мне делать? – хрипло спросила она, ловя себя на мысли, что смотрит так же, как недавно смотрел на нее Роберт: голодно.
– Садись сюда, – он указал ей на табуретку с широким сиденьем, замотанную белым полотном. – Сядь ко мне спиной.
Флер выполнила просьбу, сделав это как можно грациозней. – Обернись ко мне, чтобы на меня смотрела только часть твоего лица.
– Все? – Флер замерла.
– Пока все, завтра будет видно, что добавим в твой образ, – ответил он.
Полтора часа она сидела, как каменная статуя, не смея задать вопрос или изменить позу. Все это время она одним глазом наблюдала за ним, пристально изучая, как он смотрит на нее: как художник. За окном шумел дневной город, гудели машины, слышался смех, перемешанный с дуновением летнего ветра и июньским зноем. Ришар неожиданно все отложил в сторону. Это означало, что их работа завершилась.
– На сегодня все, завтра, в это же время, – проговорил он, исподтишка наблюдая, как она одевается.
На следующий день Флер пришла в белоснежном юбочном костюме, напоминая ангела с грешными мыслями. Художник снова усмехнулся: как легко этот ангел обнажился перед ним, принимая все ту же позу. Флер снова полтора часа наблюдала за мужчиной, Ришар снова зарисовывал ее.
После работы Полански подошел к ней, всматриваясь глаза. Потом он попросил ее одеться и прийти на следующий день. Она искушала, ведь уже до беспамятства любила, как ей казалось. Вместо недели он работал две, постоянно что-то менял: то приколол цветок в волосы, то одевал украшения и шелковые платки. Чего он добивался? Как художница, Флер прекрасно понимала, что Ришар ищет подходящий образ, что-то показывающий. Такое Флер находила у Джулии или у других молодых художников, скульпторов или фотографов; Йен Фергасон называл это «битьем по чувствам». Вот чего Ришар искал – чтобы эта картина била по всем чувствам.
Как-то Флер встала со своего пьедестала, подходя к мольберту Ришара, он критично вглядывался в набросок. Флер увидела грешного ангела, не такой ее видели все – милой, доброй, сердечной. Здесь на лице читались грешные мысли, что одолевают ее и с которыми она пытается бороться. Неужели она такая? Флер присела на диванчик рядом, она была завернута в простыню, но близость девушки взволновала Ришара.
– Сколько тебе лет Флер? – спросил он.
– Сегодня исполнилось восемнадцать, – прошептала Флер.
– А мне тридцать четыре, и особого признания нет, – заключил он. – Кем ты хочешь стать?
– Художницей, – пролепетала Флер, видя, как он сохраняет расстояние между ними.
– Тогда зачем тебе все это? – в вопросе она не слышала ни раздражения, ни возмущения.
– Мне надо самой все понять, я люблю рисовать натюрморты или природу, немного авангарда, как у мамы, – Флер не замечала, как простыня соскользнула у нее с груди. – Вообще-то ты видел мои работы...
– Когда? – он повернулся.
– У моей сестры на твоей выставке, – Флер еле скрывала свою торжествующую улыбку.
– У Джулии? – Флер кивнула. – Ах, да, вспомнил, – еще бы не вспомнить, его еще тогда пронзила, как клинок, мысль, что он хочет ее видеть в своей постели, запечатлеть все, скрытое в ней.
– Может, внизу нарисовать павлина или вообще каких-либо птиц? – предложила она, соскальзывая с дивана.
– Мне нужна натура, – Ришар отмахивался.
– Зато это умею делать я, – патетично заявила она.
– Ты испортишь мне рисунок! – Флер решила не сдаваться.
– Нет, не испорчу.
За неделю она нарисовала ему райских пташек, птиц-лир, павлинов, порхающих колибри у своих ног. Ришар был поражен, его полотно, несмотря на то, что все еще оставалось черно-белым, заиграло новым смыслом, приобрело какую-то яркость. Флер все время находила предлоги, сбегала из дома к художнику, находила отговорки для Джулии и Елены.
Она пребывала в своем нарисованном мире, не видя очевидное, не видя, что происходящее между ней и Ришаром не такое, как в ее мечтах. Но она была юной, наивной девчонкой и, конечно, ничего не понимала в отношениях, не понимала, что, сближаясь с ним, меняет свое будущее до неузнаваемости. Флер нисколько не стеснялась раздеваться перед Полански, обнажать часть души, показывать свое мастерство. Она считала все это необходимым, как воздух.
Сам Ришар все это видел, но не мог побороть в себе искушение сделать очередную натурщицу очередной любовницей. Их было сорок девять: сорок девять полотен, сорок девять любовниц. Флер должна стать пятидесятой. Искушение было слишком велико, когда он смотрел на ее тело, на эти холодные глаза, золотые волосы и длинные ноги, он хотел ее.
И с каждым днем все было сложнее. Почему-то с другими все было по-другому, уже на третий-четвертый день работы натурщица оказывалась в его постели и оставалась любовницей до конца работы. Помимо Флер, он рисовал еще двух, и одна из них, восхитительная брюнетка, а вторая, прекрасная сирийка, принадлежали ему, удовлетворяя все низменные потребности.
Ришар с кистью в руках подошел к Флер и, погладив по щеке, стащил ее с пьедестала, уложив на деревянный пол. Ришар поцеловал ее в губы так пылко, что Флер чуть не задохнулась. Он целовал ее, как зверь, жаждущий добычи. Его теплые губы мелькали на ее теле, его пальцы сжимали ее грудь, нежную плоть, от его настойчивого пальца у нее внутри сжималось все от нахлынувшего удовольствия.
Флер нисколько не пыталась его оттолкнуть от себя, она еще сильнее прижималась, в немом движении прося облегчения. Он быстро скинул с себя всю одежду, его горячая плоть скользнула в нее, Флер вскрикнула от боли, но Ришар этого не замечал. Сначала он двигался степенно, а потом все сильнее и сильнее, Флер почувствовала, как какое-то приятное чувство накрывает ее.
– О, Флер, прости меня, – он прижал ее к себе, слушая, как она учащенно дышит.
– Все прекрасно, – прошептала она.
– Но ты... я бесчувственное животное...
– Все хорошо.
Она стала его очередной победой, но откуда все это ей было знать? Она стала любовницей, но не возлюбленной, она утешала себя, что когда-нибудь он скажет ей, что любит ее. Она не видела ничего, любовь и страсть застилали ей глаза, для нее, кроме Ришара, ничего не существовало. Он закончил эту картину, начал писать еще один ее портрет, при этом имея еще пару знойных подружек. Флер не видела ничего, она была слепа и глупа от любви. В его объятьях она вкушала страсть, каждый вечер он преподносил ей это блюдо, приправленное умением любовника. Ришар стал наваждением, проклятием, любовью и мученьем, ибо в жизнь Флер Фокс вернулся еще один персонаж...
***
Дни пролетали, как стайка птиц, направлявшаяся на юг, будни сменялись выходными, легкие горести – ощущением покоя. В то лето наша история еще была прежней, но точно неведомый механизм, запущенный судьбой, повернул нашу историю на новую дорогу. Сейчас английский сад цвел яркими красками, наполняя воздух новыми ароматами, сплетая стебельки в сложные композиции, даже не зная, во что это вырастет. А пока молодые бутоны распускались на полотне жизни и не догадывались, какие семена упадут в почву, из которых вырастет будущее. Завтрашний день всегда был туманный и всегда не предопределенный, казалось, что конца их грезам уже не будет никогда, но жизнь – она другая: то черная, то белая...
В то лето жизнь Елены Саттон совсем изменилась. После того, как Том поругался с Эрнстом и Ксантией, они обрели покой. Елена усердно работала, как и Том, ожидая всходов их работы. Она все эти годы ждала, когда сможет подарить Тому ребенка. Она прониклась к маленькому Николасу, искренне его полюбив. Вера тоже привязалась к мальчишке, но ожидала собственных внуков. Елене исполнилось двадцать шесть, у ее всех подруг уже были дети. Когда в мае она дрожала от страха и неопределенности в кабинете Энди и когда подруга объявила, что она ждет ребенка, то ее охватил неописуемый восторг. В тот день она примчалась в галерею, радостно сообщая эту новость Джулии, которая желала лишь счастья и заказала торт, чтобы отметить радостное событие. У Елены будто появились крылья, она могла летать и парить. В ней теплилась жизнь. У них с Томом будет ребенок...
Они были счастливы в то лето, и Елена, ждавшая в январе роды, все так же с пылом и рвением работала, открывая новые таланты Лондону. Город отвечал взаимностью, он любил их, дарил счастье и надежду, что завтра все будет еще лучше, чем сегодня. Жизнь слишком сложна, но и слишком прекрасна. Ведь она дана для того, чтобы пройти все пути, не сбив ноги в кровь, познав истину, прикоснувшись к небу, вкусив любви и греха, но при этом не потеряв себя и, самое главное, свои сердце и душу. В то лето наши герои были счастливы, проводя время в Грин-Хилле или же в Аллен-Холле, принимая дары вечной природы, наслаждаясь каждым мгновением времени. Ветер менялся, и вскоре их жизнь перестанет быть прежней.
В двадцать восемь лет Энди стала заведующей целым гинекологическим отделением, потеснив с поста Грейс Шадон. Энди все обожали в госпитале, ее мягкий, но в то же время жесткий характер покорял даже злопыхателей, ее умение, тонкое видение вызывали только уважение среди коллег. Ни для кого не было секретом, что через восемь лет ее отцу исполниться шестьдесят пять лет и что он должен будет покинуть свой высокий пост. И тогда начнутся склоки, Артур и Джейсон станут простыми рядовыми врачам, и их место займет кто-то другой. Энди все никак не могла отговорить Аврору от профессии врача, Шон же только посмеивался, считая, что четырнадцатилетняя девушка слишком много мечтает.
Отец Шона недавно умер, и его мать предложила молодой семье переехать, как графу и графине Данви. Но Энди было очень комфортно в доме Рамсея и Джорджины, она продолжала пополнять его библиотеку новыми медицинскими томами, наверное, Рамсей гордился бы ею и Элеонорой, они ведь единственные женщины, кто выбрал стезю врача. Нэлли будет превосходным психологом, жаль, что Роберт выбрал стезю управленца, может, их дети продолжат династию? Как только Энди пришла к этой мысли, она решила помочь Авроре в ее мечтаниях, ведь из нее и вправду получится превосходный врач, с ее-то рвением ей только вершины покорять. Конечно, в их госпитале все уже злобно говорили, что скоро он станет лишь для семейки Йорков и их друзей, но разве это могло остановить талантливых людей?
В то лето Джастин Трейндж наслаждался этими ускользающими мгновениями зелени, жары и красок. Он радовался, когда в прошлом году победили консерваторы: лейбористы своими мягкими мерами и так загнали Англию в пропасть, из которой ей придется вылезать несколько десятилетий. Но и Черчилля он не понимал – зачем эта возня с союзом и хождение на задних лапках перед США – бывшая колония слишком многое о себе возомнила. Де Голль итак косо смотрел на них, презрительно называя Англию «пуделем Штатов».
Дафна же полностью соглашалась с ним, что вызывало недоумение у элиты. Она стала настоящей красавицей, ни роды, ни забота о двоих детях не могли ей запретить быть красивой женщиной. В свете она сияла ярче, чем когда-то леди Мария, а ее острый язычок был острее, чем у леди Урсулы.
Их семья становилась сильнее под натиском времени, незримые узы связывали их крепче, чем обещания и клятвы. Им не нужно было доказывать свое превосходство, прошлое давно отпустило их и не имело для них значения – было только настоящее, то настоящее, которое бывает лишь только миг, то настоящее, благодаря которому завтра наступит солнечный день.
Они были свободны от предрассудков, но в это лето наша историю начала закручивать новый виток, и эта история никогда не будет безоблачной. Времена менялись...
***
Он не помнил, как оказался на Кеппел-стрит, наверное, долго блуждал, ища новый паб, куда его давно звал Арман. Паб он так и не нашел, с Арманом он так и не встретился и собирался идти домой пешком. Но вдруг замер посреди улицы, потому что плохим зрением никогда не страдал. Из подъезда вышла Флер Фокс, как всегда, в голубеньком сарафанчике. Она вышла не одна, а с каким-то темноволосым мужчиной в распахнутой рубахе. Флер поцеловала мужчину крепко в губы и зашагала в сторону своего французского квартала, он стоял недолго, к нему подошла красивая брюнетка, которую он страстно поцеловал, неприлично гладя ее по телу; они вместе скрылись в подъезде.
«Вот козел», – подумал Роберт, стараясь не думать, что делала там Флер. Роберт посмотрел на часы. Джастин уже наверняка пришел домой.
Ему отворила дверь новенькая служанка Трейнджов, тети Марии дома не было (она уехала по магазинам), зато в доме была Дафна. Она обняла Роберта, проводя в гостиную, указав служанке жестом, чтобы позвала ее мужа. Джастин уже успел сменить деловой костюм на домашнюю одежду. Он разлил им бренди.
– Джас, ты еще общаешься со своими дружками-шпионами? – вдруг задал вопрос Роберт.
– Да, а что? – Джастин сплел свои пальцы с пальцами жены.
– Мне нужно узнать кое о ком. Ты же выследил свою будущую жену, может, выследишь мне любовника моей будущей жены, – Джастин аж поперхнулся. Роб собрался жениться?!
– И кто она? – приходя в себя, задал вопрос Джастин.
– Флер Фокс, – ответ поразил не столько Джастина и Дафну, сколько самого Роберта.
