Текст книги "Когда наступит рассвет (СИ)"
Автор книги: Анна Кострова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 30 страниц)
Глава 66
Утро Миллер начинается не так, как она планировала: все дела в доме пошли наперекосяк. Солнце уже почти в зените, а она ещё не выходила на улицу из-за того, что проспала. Целую ночь она ворочалась и долго думала, будучи не в силах заснуть: мысли просто переполняли ее голову. Наверное, она приняла правильное решение, ведь если она не покинет академию, то это осквернит Томаса, а этого ей хочется в меньшей степени. Она не знает, как скажет об этом матери и парню, но думает, что поступает верно. В надежде сварить себе кофе Эбби засыпает в турку Lavazza, заливая водой и ставя на маленький огонь. Она думает, что это ее взбодрит, ведь два часа сна точно не сделают ее живой.
Она вяло идет в ванную, чтобы принять ободряющий душ и освежить свои мысли, которые беспорядочно крутились у нее в голове. Капли стекают с кончиков волос, и она принимает это за божеский дар, ведь сейчас она чувствует облегчение; прикрывает глаза, чтобы получить больше удовольствия, но видит лишь нечеткие картинки, которые посылает ей собственное воображение. Она прокручивает вчерашний разговор с Корой снова и снова и ощущает себя довольно-таки паршиво. Иначе не скажешь.
Она вспоминает всю грязь, огромными потоками льющуюся на нее, и ей кажется, что она не сумеет от нее отмыться. Эбби чувствует себя не только оскверненной, но и опустошенной, ведь что-то внутри рухнуло еще вчера, когда она согласилась забрать свои документы.
Считает ли она это правильным?
Нет, она ничего не знает. Сейчас Эбби думает, что ей стоило рассказать Томасу правду, и тогда бы они вместе что-нибудь придумали. И как же она была тогда глупа, когда посмела подумать, что справится в одиночку!
Но назад дороги уж точно нет, поэтому она собрала всю волю в кулак, чтобы вымолвить вчера жалкое «я согласна», вызывая надменную улыбку Джонс, которая загнала ее в тупик, словно маленькую серую мышку.
Эбби морщит носик, когда чувствует запах гари, быстро выключает воду, закутавшись в белое махровое полотенце, и бежит на кухню в надежде все еще спасти свой кофе. Но, придя туда, лишь разочаровывается, заметив огромное коричневое пятно, растекшееся по когда-то белоснежной плите, пенку, стекавшую по стенкам турки. Миллер недовольно машет головой и со всей силой бросает грязную посуду в мойку, садится за стол и зарывается руками в собственные волосы, с которых продолжали стекать капельки воды, образуя небольшую лужу.
Она снова прикрывает глаза, желая просто забыться или не существовать, жаждая, чтобы все происходящее являлось злым сном, чтобы после пробуждения можно было оказаться дома, в родной кровати. Но это была суровая реальность, накрывшая ее с головой.
Эбби слышит, как где-то вибрирует ее телефон, но не имеет желания отвечать на звонок, не говоря уже ничего о поисках. После облома с кофе она решает выпить растворимый, от одного вкуса которого ее внутренности желают вывернуться наружу, но она подавляет рвотный рефлекс, делая несколько глотков, после чего у нее прибавляется немного заряда.
Миллер смотрит на часы, стрелка которых крутится в сторону одиннадцати, мысленно ругается и бежит в комнату, чтобы выбрать наряд. От мысли о том, что сегодня будет ее последний день в академии, что дорога в шоу-бизнес ей навсегда закрыта, она решает, что должна выглядеть особенно, именно поэтому долго стоит перед выбором наряда. Ее взгляд падает на белую классическую блузку, висевшую в дальнем углу шкафа, на нежно-розовую юбку, длиною до колена, немного расклешенную внизу и с высокой посадкой.
Она быстро надевает наряд, сразу же подобрав к нему розовые лодочки на тонком небольшом каблуке и клатч, по цвету что-то между светло-коричневым и светло-оранжевым; волосы перебрасывает на одну сторону, любуясь собой в огромное зеркало в спальне.
Запирая за собой входную дверь, она по ступенькам спускается вниз и выходит из подъезда, подставляя лицо солнечным лучам, которые начали ласкать ее бархатистую кожу. Она улыбается, ведь погода сегодня и вправду прекрасная, лишь только ее мотив идти в академию является нежеланным, а вынужденным.
Сейчас бы Эбби пригодилась машина, на которой бы она с ветерком долетела до академии, и она уже мысленно ругает себя за то, что когда-то не сдала на права, наивно думая, что ее будут возить парни или ее брат. Она идет по длинной улице, цокая каблуками по нагревавшемуся серому асфальту, и, к удивлению, не встречает на своем пути людей. Наверное, все на работе. И это ей просто на руку, ведь деканат уходит на обед в 12, и если она не успеет к ним заскочить, то ей придется ждать. А ждать – это означает, что она обязательно встретит Томаса, ведь ей всегда так везет!
Поспешным шагом она добирается до нужного места, уже медленно двигаясь по университетскому дворику, осознавая, что она успела. Бросает взгляд на студентов, которые о чем-то спорили, и начинает грустить, ведь видит эти красоты в последний раз. Она помнит, как часто засиживалась здесь под огромным деревом, делая наброски дворика на белом листе. Это ее очень успокаивало, это было для нее единственной отдушиной, ведь здесь всегда было тихо, можно было поразмыслить, а сейчас она лишается этого всего.
Она старается держаться ровно, непреклонно, будто никто ее не может сломить. И надеется, что поступает правильно, ведь не хочет казаться слабой в глазах всех, кто на нее сейчас смотрит. Уверенной походкой доходит до дверей, дергая за ручку, попадает в длинный коридор, почти полупустой. Эбби уже продумала тысячу раз, что скажет декану, когда тот невзначай поинтересуется причиной ее ухода, как будет сдерживать слезы, чтобы не пасть, когда в последний раз посмотрит на академию, когда отпустит в воздух свою мечту.
Эбби идет гордо, с высоко поднятой головой, показывая свою отвагу. Она знает, что для кого-то может быть смешной, но не для себя. По пути в учебное заведение она создала внутри себя воина, который готов подставиться под вражескую пулю, чтобы обезопасить того, кого поистине любит. Миллер снова вспоминает Томаса, его улыбку, карие, с любовью смотрящую на нее глаза… Теперь она точно уверена, что поступает правильно.
Ее кто-то хватает за руку, чтобы остановить, но она не поддается, продолжая идти. Она убеждена, что это Джонс, ведь ее схватку она запомнила еще вчера. Такое и, правда, не забыть. Эбби лишь прибавляет шаг, вовсе не желая разговаривать со своим ненавистником: этого она хотела меньше всего. Она вообще не планировала с ней встречаться сегодня, но этому было суждено случиться.
– Далеко собралась? – спрашивает Кора.
Эбби нехотя поворачивается, сдерживая себя, чтобы в очередной раз не расцарапать лицо Джонс, делает глубокий вдох, чтобы не сказать колкостей в ее адрес. Пока она держится уверенно. Она осматривает Кору с ног до головы, после чего практически выплевывает:
– Тебя бы в свои планы хотелось посвящать меньше всего.
Да, одной фразой Эбби моментально ввела Джонс в ступор, от чего последняя похлопала глазами, приоткрывая рот. Сказать, что она была растеряна, – ничего не сказать. Джонс была уверена на все сто процентов, что после вчерашнего Миллер будет ей подчиняться, плясать под ее дудку, но она ошибалась. Она не ожидала, что ее соперница будет такой собранной и мужественной на поле боя. Брюнетка стоит около минуты, придумывая какую-нибудь реплику в ответ, от чего Эбби становится так скучно, что она собирается уйти по своим делам.
– Кажется, кто-то забыл про вчерашнее? – наконец говорит Джонс. – Мне казалось, ты была готова на сделку… А, знаешь, у меня прям чешутся руки разослать всем те фотографии.
Кора улыбается, довольная такой дерзостью. Она думает, что снова заставит Миллер выглядеть такой жалкой и никчемной, как вчера. Она уже представила у себя в голове, как лицо соперницы искажается в жалкой гримасе, но, устремив на нее карие глаза, не замечает ничего: Эбби даже не шевельнула губами, не стала бегать глазами по помещению в надежде найти какое-нибудь спасение.
– Как жаль, что я могу обломать твое удовольствие почесать руки! Извини, но меня ждут в деканате, – договаривает Эбби.
Миллер сейчас полностью уверена, что смогла утереть нос противной Джонс, не поддавшись ее напору. Она знает, что та сейчас недоуменно хлопает глазами от такой дерзости, и не желает ее больше видеть. Джонс та, которая испортила ее жизнь, заставила отказаться от мечты.
Эбби уже подошла к кабинету, где находился их деканат, но не решалась войти, как будто что-то сдерживало ее внутри. Она переминается с ноги на ноги, чувствуя подступивший к горлу ком и появившуюся ниоткуда неуверенность. Она смотрит на цифру «207», затем на надпись ниже «Факультет актерского мастерства», и на нее нахлынули воспоминания. Миллер помнит, как прошлым летом, будучи абитуриентом, стирала ноги на пороге кампуса, волнуясь за результаты вступительных внутренних экзаменов; помнит, как волнительно потирала ладоши, ожидая, пока вывесят на стенде списки поступивших; помнит, как с радостными криками выбегала из академии, набирая номер матери, чтобы рассказать, что она зачислена на первый курс…
Эти воспоминания заставили ее вздрогнуть, а сердце – издавать бешеные кульбиты. Она подтерла стекавшую по щеке слезу, делая глубокие вдохи и выдохи, словно собиралась с мыслями. Она уже не чувствует той былой уверенности, как раньше, лишь ощущает себя жалкой и сильно потрепанной судьбой. Она только хочет коснуться дверной ручки, чтобы наконец-то зайти внутрь и завершить намеченное, но за нее это делает кто-то другой.
С той стороны распахивается дверь, и Миллер замечает своего декана, мужчину лет сорока, с покрашенными из-за проступающей седины волосами, аккуратно выбритой короткой бородкой. На нем был черный хлопковый костюм, голубая сорочка и серый галстук. Это придавало ему солидности, как, в принципе, было и положено по статусу. Перед выходом он взглянул на часы фирмы «Royal London», будто куда-то торопился, но его сбила с толку стоявшая перед ним студентка, поэтому он почему-то выглядел рассеянно, словно забыл, что намеревался сделать.
Он осматривает ее, пытаясь то ли вспомнить ее, то ли понять цель ее визита, но потом выпрямляет корпус, поправляет галстук и серьезным голосом спрашивает:
– Девушка, вы что-то хотели? – его голос такой уставший, немного осевший, с некой хрипотцой.
– Да, – как-то робко отвечает та.
Мужчина, показывая жестом «проходите», следует за ней, прикрыв за собой дверь. Он говорит секретарше, чтобы та позвонила некому Римору и сообщила о переносе их встречи на два часа, затем заходит в свой кабинет.
Эбби отчаянно пыталась не смотреть в его лицо, замечая его сердитость, и скользила взглядом по его кабинету. Стол был завален бумагами, что явно намекало на сильную загруженность мужчины. Это было видно и по темным кругам под глазами, опущенным плечам и неестественной осанке. Она понимала его загруженность, ведь он руководит факультетом около восьми лет. За это время этому мужчине удалось сделать многое: увеличить штат сотрудников, принимая на работу молодых специалистов, открыть много секций для студентов, организовать множество мероприятий и возродить старые традиции факультета. И сейчас Эбби действительно удивлялась его упорству, которое помогло совершить такой кропотливый труд.
Мистер Бартемельо садится на черное кожаное кресло, придвинувшись к столу и облокотившись на него. Он смотрит на нее в ожидании, но под таким напором Эбби не удается вымолвить ни слова. Декан смотрит на часы, недовольно цокая, и решает ускорить весь процесс.
– Так какова же цель вашего визита?
– Я… Я бы хотела забрать свои документы, – почти без колебаний проговаривает она.
Лицо мужчины принимает удивленное выражение. Он вскидывает одну бровь вверх, любопытно уставившись на свою собеседницу, вызвавшую в нем дикий интерес. Обычно они сами кого-то отчисляли из-за неотработанных пар, большого количества прогулов или же, например, трех пересдач, но были лишь единичные случаи, когда студенты хотели сами покинуть академию. Уйти легко, а вот попасть нет. И если уж она оказалась здесь, то у нее явный талант, подметил мистер Бартемельо.
– Могу ли я узнать причину? Просто это немного неожиданно.
– Конечно. Просто… Я поняла, что это не мое.
Она врет, и не только ему, но и самой себе. Знал бы он, каких усилий ей стоило прийти сюда, чтобы забрать документы, как тяжело ей отвечать на эти вопросы. Ей просто по-тихому хотелось забрать документы и исчезнуть, но, как назло, ей постоянно препятствуют.
– Ну что же, тогда скажите вашу фамилию и курс, – строго говорит декан.
– Эбби Миллер, первый курс, – прочистив горло, ответила она.
Мужчина кивнул головой, а затем повернулся к телефону, по которому, нажав какую-то кнопку, связался с секретаршей и попросил принести личное дело Эбби Миллер. Пришлось немного подождать, прежде чем секретарша принесла то, что просил ее начальник. За это время между Эбби и мистером Бартемельо возникло неловкое молчание, сопровождавшееся напряжением. Наверное, Миллер это было на руку, ведь в душе вновь зародилось поганое чувство, от которого она постоянно пытается бежать. Она желает поскорее закончить то, что начала, но время тянется так долго, словно оно не по одну сторону баррикад с Эбби.
И вот дверь в кабинет декана открывается, а на пороге появляется секретарша с папкой в руках. Она медленно, словно никуда не торопится, несет документ, кладя его на стол, а потом разворачивается, так же удаляясь. Когда они снова остаются одни, мужчина берет в руки документы, из-под очков поглядывая на Эбби, наверное, все еще надеясь, что она передумает. Как только он открыл папку, то сразу же заметил записи, в которых говорилось об активном участии девушки в жизни академии, о ее маленьких наградах, которые она успела завоевать за такой короткий срок. И сейчас он усомнился в подлинности причины, которую она назвала некоторое время назад.
Он наконец мог вспомнить ее. Она была гордостью их факультета, активистка, которая не могла усидеть на месте. Он вспомнил, как она вступала на битве групп, осеннем марафоне, как она естественно вжилась в образ одной из героинь за короткое время, когда им нужно было защитить честь академии. И он действительно не мог ее понять.
Он пролистал ее дело до конца, после чего отложил в сторону, в кучу с другими не менее важными бумагами, встал со своего места, подойдя к окну и не глянув на нее. Декан поистине не понимал, почему лучшая студентка их факультета решает вдруг так скоротечно забрать документы. Возможно, мужчина осознавал, что под этим кроется что-то более серьезное, нежели призвание не быть актрисой. Он на самом деле хотел докопаться до истины, но не мог так глубоко залезть ей в душу: он будто видел ее переживания изнутри.
– Мисс Миллер, вы меня извините, конечно, но мне кажется, что вы торопитесь, – повернувшись к ней лицом, начал декан. – Та причина, по которой вы собираетесь уйти, кажется мне нелепой, учитывая то, как вы проявляли себя в течение двух семестров.
Сердце Эбби пропустило удар, а потом словно готово было уйти в пятки. Быть практически разоблаченной в собственной лжи, не это ли ужасно? Ее ладоши немного вспотели от волнения, от чего она потерла их о подол миди-юбки, но кажется, это ей вовсе не помогло. Она чувствовала, как волнение начинало накрывать ее с головой. Еще чуть-чуть и она точно выдаст все, как есть, не боясь последствий.
– Отчего же вы молчите? – он снова посмотрел на нее. – Мне казалось, что вы пришли сюда с четко намеченной целью, а теперь сами же не говорите ни слова.
– Извините. Я просто хотела забрать документы без каких-либо объяснений, – вконец собравшись с мыслями, проговорила Миллер.
– Хм, ну что же, это ваше личное дело, но прежде я отправлю письмо вашим родителям, чтобы оповестить их о том, что вы больше не являетесь студенткой Академии Драматического Искусства, – заключил мужчина.
Эбби недоуменно захлопала глазами, а волнение накрыло ее удушливой волной. Казалось, кислорода в легкие стало поступать меньше, чем обычно, и дышать было невыносимо. Если она не возьмет себя в руки, то у нее тотчас же начнется паническая атака, о которых знает только Томас и Нэйтен. И как же досадно, что их нет рядом в такой момент! Она вовсе не подумала, что ее родителям пошлют письмо об ее отчислении, и это начало ее беспокоить: Миллер совершенно не планировала говорить об этом матери и отцу так скоро. Представив, что же будет впереди, она сделала себе только хуже: голова начала кружиться, и, кажется, она готова потерять сознание.
– Мисс Миллер, с вами все в порядке? – обеспокоенно спросил мистер Бартемельо, подойдя к ней.
– Да, вполне. Просто очень жарко и не хватает воздуха.
Мужчина, услышав просьбу Эбби, быстро подбежал к окну, открывая его настежь и позволяя свежему воздуху вторгнуться внутрь. Он заметил, как бледное лицо Эбби начало принимать нормальный цвет, а сама девушка стала ощущать себя гораздо лучше.
Ей не хотелось ни минуты оставаться наедине с деканом, который своими вопросами вгоняет ее в тупик, поэтому она встала со стула и, забрав со стопки папку со своим личным делом, намеревалась покинуть кабинет.
Мистер Бартемельо не стал ее больше останавливать, позволив уйти без лишних вопросов. Он просто покачал головой и бросил ей вслед «ну как знаете» и снова отвернулся, повернувшись к окну. Мужчина видел через окно, как девушка, прижав сильно к груди папку, быстрым шагом удалялась с территории. Он уже понимал, какую ошибку она совершила, обрывая путь к своему собственному счастью.
Глава 67
Уилсон сидит в огромной пустой аудитории, сосредоточенно рассматривая документ за документом. Иногда у него начинают слипаться глаза то ли скуки, то от сухости, но он просто обязан сегодня закончить проверку курсовых работ, иначе его ждёт вычет на кафедре. Томас отбрасывает проверенную работу в стопку, снимая очки и откидываясь на спинку стула в надежде снять нахлынувшее напряжение. Он уже битый час сидит за одним и тем же занятием, но никак не может достигнуть конца, как будто здесь бесконечное множество папок с бестолковыми текстами.
Уилсон моментами сердился, когда замечал, какую глупость пишут студенты, взяв непроверенную информацию из интернета, уже чувствовал, как рука просто жаждет написать неудовлетворительно, но его быстро отвлекли, сильно хлопая дверью. Сначала он не хотел отрываться, считая, что это какой-то студент, решивший прийти на лекцию пораньше, уже взял красную ручку, желая просто перечеркнуть все листы и выплеснуть свой гнев, но на его стол пала тень, от чего он нехотя поднял глаза, сквозь очки замечая стан ректора.
Он, немного опешив, привстал со стула, немного отодвигаясь его назад, откашлялся в кулак из-за неожиданно возникшей мокроты в горле, поправил бабочку и протянул руку, желая таким жестом поприветствовать должностное лицо.
Он извинился за свою медлительность и за то, что не сразу сделал это, ссылаясь на усталость и стопку непроверенных работ, но заметил слабую кривую улыбку ректора, который сел напротив него, будто их сейчас ожидает длинный диалог.
Это начинало немного настораживать, потому что обычно мистер Грин, он же ректор, не заходил по пустякам. Уилсон сложил руки в замок, намереваясь услышать то, зачем же пришёл его начальник, но тот лишь перебирал ручки на столе, словно это очень занимательно, но для Томаса это было томительно. Сначала ему хотелось обратиться первым, но это было бы грубо, поэтому он просто молчал, то глядя в окно, то просто осматривая помещение, стены которого почему-то стали давить на голову.
– Мистер Уилсон, как вы понимаете, я нанёс вам визит не просто так, – начал мистер Грин.
Томас одобрительно кивнул, сглатывая подступившую слюну. Не то чтобы он боялся ректора, просто неожиданное волнение охватило его. Мистер Грин всегда был почетным человеком, да и занимаемая им должность требовала уважения. Это был пожилой мужчина старой закалки, немного сутуловатый, наверное, из-за многолетнего труда и постоянного сидения на одном месте, хромой на правую ногу. Его морщинистое лицо никогда не выражало удивления или же, например, злобы, оно было словно неподвижным, ни одна жилочка не шевелилась в напряженный момент.
– Дело в том, что я хочу поговорить с вами на очень важную тему. Надеюсь, она не останется для вас незамеченной, – необычно громкий голос зазвенел эхом в ушах мужчины.
Уилсон снова нервно сглотнул слюну, очевидно, не понимая, что от него хотят, да и почему так тянут разговор, который так и не мог завязаться вот уже вторую минуту. Он стучал пальцами по столу, смотря то на кипу курсовых работ, то в загадочное и интригующее лицо своего начальника, который сейчас казался ему неизученной загадкой.
– Я, наверняка, затягиваю тему. Это видно по вашим нервным жестам, но хочу вас уверить, что эта новость должна вас порадовать.
Эти слова немного успокоили Томаса, который уже расслабился всем телом, не дышал прерывисто, словно боялся. Он даже немного улыбнулся, поправив прическу, и снова уставился на своего начальника.
– В общем, начну с самого главного. У меня для вас есть одно серьезное предложение, точнее не у меня, а у моего старого приятеля из Бостона, – он наполовину развернул свой корпус. – Помните, когда к нам приезжали очень важные гости, тогда вы еще руководили театральными постановками?
– Да, конечно. Ведь это было не так давно, – вспоминая, какого упорного труда ему это стоило, ответил Уилсон.
– Так вот, мой друг, по совместительству владелец одного из театров Бостона, был просто в восторге. Он никогда не видел таких живых актеров. Одним словом, был несомненно рад лицезреть что-то необычное.
Эти слова заставили Уилсона немного покраснеть, заливая розовой краской его бледные щеки. Это очень смущало, хотя он и был не против такой похвалы. Да, у него был определенный талант, но он никогда не думал, что его постановки будут пользоваться спросом в других штатах. Это было для него далекой несбыточной мечтой.
– Так вот, к чему я клоню. Мой приятель очень хочет видеть вас там. Я пока не знаю в качестве кого, – он пожал плечами. – Может, в роли актера, а может, и режиссера-постановщика.
Последняя фраза заставила Томаса выпрямиться в спине и по-дурацки заулыбаться. Эти слова определенно льстили ему, что не осталось, конечно, незамеченным. Ректор видел, как горят его глаза, как он резко оживляется, будто видит или слышит что-то необычное, но никто, кроме самого Томаса, не знал, как это для него важно.
Уилсон потупил взгляд, осознавая, что это правда. Он отчетливо помнил те времена, которые сейчас казались ему далеким сном. Он тогда был на последнем курсе, каждый раз, засыпая, мысленно примерял выпускную мантию и мечтал о будущем. О счастливом будущем, где он профессиональный актер или режиссер-постановщик, о великолепной девушке, он буквально распланировал каждый день, знал, куда поедет с друзьями, знал, что будет заказывать в кафе, на какой фильм поведет возлюбленную.
Он мечтал о роли в известном голливудском фильме, о радостных возгласах его поклонниц, о том драйве актерского мастерства. Он мечтал о той славе, о том, что девушки не будут отлипать от него, а отец – гордиться. Прошло уже много времени, но Томас по-прежнему не может вспоминать тот вечер без дрожи в руках.
Казалось, ничего не предполагало беды. Он, как обычно, возвращался с ребятами с выездной серии спектаклей в хорошем расположении духа. Их студенческие постановки пользовались огромным спросом, а в лиге они не раз занимали призовые места. И, казалось, счастью молодого парня, выпускника Академии Драматического Искусства, просто не было предела.
Семья Уилсонов жила ближе к окраине города, поэтому, проводив всех, Томас спокойно вставил наушники в уши и включил любимую песню. Насколько сейчас он помнил, это было «Feeling good». Шаркая кедами по охлажденному к вечеру асфальту, он радостно вспоминал последний акт пьесы, сотни раз прокручивал в голове слова их преподавателя-постановщика «Томас, задержись, с тобой хотят побеседовать». Парень даже помнил тот опечаленно-гордый взгляд наставника, когда останавливался рядом с двумя разодетыми по последней моде стариками. Помнил, как сердце сделало тройное сальто, когда он понял смысл услышанного.
«Томас, мы хотим после окончания академии видеть у себя в театре в Бостоне».
И молодой парень был готов броситься кому-нибудь на шею, чтобы выразить свою радость. Он, почти никого не замечая на своем пути, шел в своих мыслях, пока не дошел до изгороди своего дома, завидев рядом машину скорой помощи. Он прикрыл глаза, просто желая надеяться на все самое лучшее, однако врачи, бегавшие в полной суматохе то в дом, то из него, не предвещали ничего хорошего.
На ватных, почти негнущихся ногах он доковылял до порога собственного дома, на который его не хотели поначалу пускать, пока он в грубой манере не сказал, что он хозяин. Врачи, сразу же растолпившись, пропустили уже разгневанного парня внутрь.
Томас, все также зачарованный, словно в неком трансе, шел по длинному коридору, ведущим в родную гостиную, где заметил Мелиссу Кимер, мать Эдмонда, полностью опечаленную. Он окинул взглядом помещение, но отца своего так и не увидел, и это насторожило его еще больше. Нет, это не могло случиться.
– Миссис Кимер, скажите, что это не то, о чем я думаю, – хрипло, едва сдерживая слезы, проговорил Томас.
Но Мелисса молчала, нагнетая не самые лучшие мысли. Томас присел на край дивана, зарывшись с головой в собственные руки, желая не чувствовать всей боли, которая начала медленно съедать его изнутри. Он не хотел верить, что серьезная сердечная болезнь могла забрать его отца, единственного родного человека, на тот свет. Он отчаянно пытался не верить в это.
– Томми, пока с твоим отцом все хорошо. Приступ случился снова, но третьего раза не будет, понимаешь? Его сердце очень слабое, оно просто не выдержит этого. Сейчас он полежит у нас, но я советую тебе начать искать деньги на операцию. Если в течение десяти дней ты не найдешь деньги, то… Ты сам все понимаешь…
Мелисса встала и ушла, закрывая за собой дверь и оставляя Томаса наедине со своими мыслями. Уилсон взвыл от этой боли, совершенно не боясь, что может быть услышанным. Он отчаянно и с огромной силой бил себя по коленям, буквально вырывая свои волосы из луковиц, желая избавиться от всего того, что с ним происходит.
Он очень любит своего отца, поэтому сейчас должен был быть с ним, несмотря ни на что, пусть даже если ему придется отклонить предложение из Бостона, отказаться от своей мечты…
– Мистер Уилсон, может, вы как-нибудь отреагируете? – озадаченно посмотрев на мужчину, спросил мистер Грин.
Но Томас все еще никак не мог прийти в себя. Он думал, что ему никогда не представится второй шанс получить такое предложение. Отказываясь от своей мечты много лет назад, он понимал, что после поправки отца он уже будет не нужен и вынужден будет до конца своих дней работать в академии, но сейчас он находится в одном шаге от того, чего так давно желал.
– Да. Это потрясающе. Я удивлен, что они дают мне второй шанс, – радостно проговаривает Уилсон.
Ректор, конечно, не понимает, о каком втором шансе идет речь, но старается не выглядеть глупым и просто кивает головой, нелепо улыбаясь. Мистер Грин осознает, что Уилсон уже не откажется, как бы ему ни хотелось. С одной стороны, он рад, что мужчину ожидает карьерный рост. Но, с другой стороны, тяжело понимать, что их академия теряет такого добросовестного и профессионального сотрудника, который, будучи влюблен в свою работу, выкладывается на все сто процентов.
– Так это значит, что вы принимаете это предложение?
Сейчас Томаса настигло какое-то непонятное чувство, которое ввело его в настоящий тупик. На задворках сознания появляется мысль о том, что он будет на приличном расстоянии от Эбби, которая, наверняка, не переживет их долгой разлуки. От этого стало тяжело принять решение, которое пару минут назад казалось таким простым, словно не было никаких препятствующих барьеров. Он заводит руку в волосы от чувства незнания и безысходности, разрываясь внутри от двояких мыслей.
Уилсон четко понимает, что это его последний шанс, которого, возможно, больше не предвидится, но не может оставить Миллер одну. Нет, он знает, что бывают отношения и на расстоянии, что это разрушит между ними границу преподаватель-студентка, но также понимает, что со своей работой они будут очень редко видеться. И это раздражало его больше всего на свете. Его тошнит от того, что, стоя перед очень важным выбором, он, словно мальчишка, теряется и не может достигнуть консенсуса. Он просто в замешательстве.
– В общем, я понимаю, что, как бы вам ни хотелось поехать в Бостон, вам сложно принять решение в ту же секунду. Должно быть, есть обстоятельства, которые вы не можете обойти, – Грин встает со стула. – Поэтому я дам вам пару дней на раздумья.
– Спасибо, – благодарно, почти полушепотом произносит Томас.
Ректор уходит, а Уилсон искренне благодарен ему за то, что он вошел в его положение. Ведь он действительно имеет обстоятельства, которые не может обойти. Томас четко осознает, что ему стоит поговорить с Эбби, которая способна не только понять его и войти в его положение, но и дать стоящий совет. И он решает, что не стоит тянуть, поэтому хочет сделать немного неожиданный визит сегодня вечером, сразу же после того, как, наконец, управится с курсовыми работами.
Он качает головой от осознания того, что еще на долгие часы обречен, берет одну из работ на проверку, раскрывая папку и принимаясь вдумчиво вглядываться в напечатанный на идеально белом листе текст.
