Текст книги "Запрет на любовь (СИ)"
Автор книги: Анна Джолос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)
– Да.
– А как? Ты подробности не рассказывала, – дуется Милана.
– Как-как. Как все, – отмахивается Ян Игоревич.
– Хотим знать детали.
– Ма…
Давят интонацией.
– Ладно, я расскажу. Если вспомнить хронологию, то знакомиться я подошла первой.
– Воу.
– Было жарко, весь класс повели на диспансеризацию. Только несколько человек осталось в школьном дворе.
– И среди них был батя?
– Да. Вашего папу в тот день наказали.
– За что?
– За сорванную линейку.
– Наш человек. А как его наказали?
– Вручили краску, поставили у забора. Дали задание. Мне стало интересно посмотреть, что он там рисует, ну я и подошла.
– И что же там было?
– Эм-м… Персонажи из мультика про Винни-Пуха в авторском исполнении, противоречащем морали.
– Давай без подробностей, Даш.
Она смеётся. Видимо, воскрешая в памяти те самые рисунки, про которые нельзя рассказать детям.
– В общем, я такая девочка-одуван подхожу, представляюсь, начинаю диалог. Привет, мол. Я у вас в классе новенькая. Рада знакомству.
– А батя что же?
– А батя был мне ни капельки не рад. Так посмотрел, что душа вмиг ушла в пятки. Ещё и отшил меня по итогу.
– Отшил?
– Ты чё, бать?
– Сказал, что занят и не в настроении со мной беседовать, но раз уж я подошла знакомиться… – переводит взгляд на мужа, – он, так и быть, отвлечётся.
– И?
– И… Он написал кисточкой свой номер. Краской, на моей ноге. Ещё и время указал, в которое можно ему звонить.
– Воу! – дружно тянут парни.
Мои брови от удивления уползают вверх.
– Оригинально, Ян Игоревич, – гогочет Ромасенко.
– Притушись.
– Пап, ну ты ж потом реабилитировался, да? – с надеждой в голосе спрашивает Милана.
– О да! Потом он меня в шкафу закрыл. В пустой раздевалке спортзала. Чтобы ночь там просидела.
– Чего?
– Что ещё на хрен, за вечер грёбаных откровений! – возмущается Абрамов-старший, недовольно глядя на жену, но та лишь беззаботно пожимает плечами.
– Не выражайся, папа! – грозит кулаком София.
– За что ты так с мамой? – надувшись, тем временем обиженно выпытывает старшая.
– А я вот как Тата, – отвечает вместо него тётя Даша. – Пришла на звуки драки. Заступилась за мальчика и… получилось то, что получилось. Меня заточили в шкаф. Думала, реально до утра там просижу. Плакала, звала на помощь. Очень переживала, что родители ищут.
– Ужас.
– Благо, один из друзей Яна ближе к полуночи пришёл и вызволил меня из этой железной коробки.
– Кошмар, пап, – разочарованно припечатывает Милана, складывая руки на груди.
– Как ты объяснишь своё поведение? – наезжает на него младшая.
Блин, София – это нечто.
– Бать?
Дети семьи Абрамовых, да и собственно все сидящие за столом, выжидающе смотрят на Яна Игоревича и ждут пояснений.
– Это была моя стратегия, ясно? – нехотя оправдывается он и, к моему изумлению, скулы его розовеют.
– Что ещё за стратегия? – прищуривается Марсель.
– Я не хотел, чтобы она со мной связывалась.
– А причина?
– Причина веская. Папа ваш был – тот ещё отморозок в юности. Ещё вопросы? – строго осведомляется.
Тишина в ответ.
– Если вопросов нет, доедаем ужин и расходимся. Старший идёт провожать гостью. Вы двое – указывает на Пашу и Максима, – по домам. Девочки помогают матери помыть посуду и прибраться на кухне. Установка ясна?
– Да.
– Ну вот и замечательно, – нож в его руке со скрипом режет отбивную.
Глава 35
Марсель
– Приветствие у нас готово. Музыкальный номер тоже. Домашнее задание за две репетиции добьём, – Филатова морщит лоб и ставит галочки в большом оранжевом блокноте. – Да.
– Всё на сегодня? – Зайцева недовольно смотрит на часы.
– Подождите, как всё? Мы ведь не закончили с украшением зала. Матильда Германовна просила доделать это сегодня. Кто может остаться и помочь?
– Не, сорян, я уже опаздываю на йогу.
– Мне брата из садика забрать надо.
– А у меня треня.
– Я сказала, кто МОЖЕТ! – подчёркивает староста раздражённо. – Я сейчас, кстати, горячий чай с печеньем и пирожками организую, но раз все спешат…
– Еда? Так бы сразу и сказала, Филатова. Мы остаёмся, – сообщает Ромасенко, закидывая руку на плечо Дэна.
Хмыкаю и прикрываю глаза.
Моя голова покоится на коленках Джугели. Она обсуждает с Илоной хиромантию и неосознанно перебирает пряди моих волос пальцами.
Мать всегда говорила, мол, кудри нравятся девчонкам. Стал замечать, что это – правда только тогда, когда к ним стала прикасаться Тата. Иногда. Осторожно и как бы невзначай.
Вообще, у нас с ней с этим поначалу было туго. Имеются ввиду всякие тактильные штуки. Мне, к примеру, понадобилось время, чтобы приучить девчонку к тому, что я могу взять её за руку или приобнять.
Джугели в этом плане конкретный тест на выносливость и терпение устроила. Я же привык делать то, что хочу, а тут на тебе! Нельзя.
Тата долго не позволяла мне те мелочи, разрешения на которые я раньше у девчонок не спрашивал.
Наверное, так оно и было бы дальше. Не согласись я поиграть в изматывающую, изнурительную игру под названием «дружба».
Когда мы стали общаться без этих моих намёков на нечто большее, девчонка заметно расслабилась и начала терять бдительность, подпуская меня к себе всё ближе и ближе.
С одной стороны кажется, что это, типа, плюс, но, блин, с другой… Лично мне с каждым днём становится всё тяжелее тащить это и контролировать.
С контролем вообще большие проблемы, ведь ты вроде как и рядом с ней постоянно, но, чёрт, вообще не в той роли, на которую претендуешь.
Долбаные границы сводят с ума. Мозгами понимаешь, что одним поступком можешь разломать весь тот пазл, который кропотливо собирал. Понимаешь, да. Вот только куда деть терзающие тебя с утра до ночи чувства, если мир теперь лишь вокруг Джугели вращается?
Не спишь ночью. Потому что думаешь о Ней.
Ждёшь утра, чтобы встретить её у ворот школы.
Берёшь за руку, сжимаешь ледяные пальцы.
Видишь, как она улыбается или вдруг грустит. Просишь рассказать, в чём дело. Потому что и сам это настроение перенимаешь.
Смотришь на неё. Охреневаешь с того, что тебе тупо всё в этом человеке нравится. Запах. Голос. Смех. Жесты. Внешность и характер. (А он у неё звездец какой сложный!).
И вот вы проводите время вместе. Не столько, сколько хотелось бы и не так. Ведь вокруг постоянно окружает кто-то. Пацаны. Филатова. Вебер. Одноклассники…
Моменты, когда вы вдвоём – редкое явление. То у неё тренировка, то репетитор, то дома по настоянию деда надо быть и всё тут.
Прощаешься каждый раз с тяжёлым сердцем и по новой ждёшь «завтра».
Бесконечно, по кругу.
Ах да, забыл упомянуть, ты ведь в телефоне сидишь постоянно. Строчишь ей сообщения или кидаешь дурацкие видосы.
А ещё… Ты упорно молчишь. О важном. О том, что твои предки общаются с тем, кого она люто ненавидит.
Круто?
Короче, всё к одному.
Насколько ещё меня хватит – не знаю. Ситуация начинает серьёзно напрягать.
– Как планируешь провести праздники? – спрашивает у Таты Илона.
– Новый Год встретим здесь, а третьего летим с дедушкой и бабушкой в Москву.
Мои кайфы резко заканчиваются. Принимаю вертикальное положение и недовольно на неё смотрю.
– Ты уезжаешь?
– Да. Мне нужно навестить отца.
– Надолго? – поправляю пятернёй творческий беспорядок на башке.
– К десятому вернусь.
– Проведёшь в Москве все каникулы?
– Всего неделя, – растерянно пожимает плечом.
«Всего». Это же охренеть как много!
– Ты не говорила.
– Билеты только вчера купили.
Замечательно. А я, вообще-то, кучу всего запланировал.
– Ясно.
– Чайник закипел. Пирожки принесла. Дальше самообслуживание, – громко объявляет вернувшаяся в актовый зал Филатова.
Иду к пацанам. Они там уже вовсю дегустацию вышеупомянутых пирожков проводят.
– О, горячие!
– У охранника в микроволновке погрела.
– И чё, этот злыдень разрешил? – удивляется Петросян.
– А я ему парочку тоже дала.
– Хитрожопая.
– А эти с чем? – интересуется Дэн.
– Свободный, ей Богу! Ты уже столько филатовских пирожков сожрал, а всё никак не можешь запомнить. Эти с яйцом, вот эти с картошкой, дальние с капустой.
– Всё правильно, Максим, – кивает Полина. – Марсель, угощайся.
Аппетита нет, но один я всё же беру. Чисто для того, чтобы занять чем-то свою напряжённую челюсть.
Неделя.
«Мне нужно навестить отца».
Окей, это я понимаю, но тревожит меня другое. Тигран-который-леопардовый-пиджак тоже ведь в Москве находится.
А вдруг к нему едет?
– Осторожно.
Ошпариваю пальцы кипятком.
Матерюсь.
Губами указательный зажимаю.
– Мальчики-девочки, идём пить чай! Небольшой перерыв и приступаем к украшению зала.
– Слышь, Филь, а ты реально сама их печёшь или всё-таки покупные?
– Петров, ты покупные от домашних отличить не можешь? – усмехается Горький.
– Ну мало ли, – пожимает тот плечом.
– Сама всегда готовлю, сто раз уже говорила, – обиженно возмущается староста.
– Не, ну вот интересно, а когда ты успеваешь? У тебя ж день распланирован по часам. Подготовка к олимпиадам, кружки, продлёнка, волонтёрское движение, воскресная школа, – загибает пальцы Денис.
– Когда минутка свободная выдаётся. Эти – утречком сварганила.
– Вот брешет! Ты на уроках с восьми утра вместе с нами! – фыркает Петросян.
– Так это с восьми. А встаю-то я в пять.
– Чё?
– В пять?
– Ты щас пошутила?
– Нет.
– На фига так рано?
– Кто рано встаёт, тому Бог подаёт. Слышал такое?
– Только про Бога не надо заливать, лады?
– Ромасенко!
Беседа прерывается. Все взгляды устремляются в сторону двери. Там стоит наш школьный психолог и она, судя по выражению лица, чем-то крайне недовольна.
– Здрасьте.
– Максим, можно тебя на пару слов?
– При всех говори чё хотела, у меня секретов от товарищей нет.
– Ну, во-первых, соблюдай, пожалуйста, субординацию. Меня зовут Маргарита Алексеевна, – чеканит девушка сухо. – А во-вторых, ты почему опять не на занятии? Оно, к твоему сведению, идёт уже целых двадцать минут, – стучит пальцем по наручным часам.
– Вот и пусть идёт дальше. У нас тут движ поприятнее, – отвечает ей Макс.
– У тебя шестьдесят секунд. Жду в своём кабинете.
Собирается уйти.
– Я не приду, – бросает друг ей в спину.
– Ромасенко, – Марго медленно разворачивается. – Напоминаю, что занятия обязательны для посещения. Аргументов для непосещения быть не может.
– Мне похрен. Такой аргумент подойдёт? – откусывает пирожок и невозмутимо отражает её взгляд.
– Максим! – шипит на него Филатова.
– Комиссии так и передадим? – Алексеевна выгибает бровь.
– Передавай, – отмахивается.
– Отлично, – улыбнувшись, кивает она и выходит за дверь.
Секунда. Две. Три.
Все слегка в шоке.
– Ты сдурел? Так с учителем разговаривать! – испуганно отчитывает его Полина.
– Она не учитель. Забей.
– Какая разница! Педперсонал.
– Педперсонал! – кривится Ромас. – Смешно, мать вашу! Она старше меня на два года. Чему учить будет? Психологиня, блин! – фыркает.
– У неё, как минимум, есть профильное образование.
– Многие ребята её хвалят, – вклинивается в их диалог Вепренцева.
– Я тоже хожу к Марго, – подаёт голос Илона. – Она нормальная, зря ты так. Мне нравится с ней беседовать.
– А мне, Вебер, – Максим поворачивается к ней, – нравится исключительно её задница. Беседовать с ней о проблемах в семье я точно не собираюсь. Это всем, нахрен, ясно?
Берёт очередной пирожок и вгрызается в него с таким остервенением, что зубы клацают друг о друга.
*********
Тридцатого вечером в школе проходит игра КВН, в ходе которой между собой соревнуются коллективы десятых и одиннадцатых классов.
Наша команда, естественно, одерживает победу в этом предновогоднем баттле. Потому что у нас реально вышло всё круто. Смешные заготовки. Классные сюжетные вставки. Самый офигенский музыкальный номер с участием Шац, прочитавшей рэп.
После такого шансов на то, чтобы сократить разрыв, у конкурентов просто-напросто не осталось. Матильда взорвала зал и навела шуму.
Клёвая, всё-таки, у нас классуха…
– Видели их рожи?
– Они приняли поражение раньше, чем объявили баллы.
– Лузеры!
– Так им и надо!
Мы в нашем кабинете. Столы, по традиции, выставлены буквой П. Сидим, общаемся и празднуем победу.
– Филатова, а ты терь, по ходу, будешь пользоваться популярностью, – Ромасенко толкает её локтем.
– Отстань, – ворчит она, краснея.
– На фига переоделась? Отличный был лук.
– Для номера, возможно, да, но КВН закончился.
– КВН закончился и ты снова натянула свои бесформенные тряпки. Прощай, секси-Филя, снова здравствуй, Филя-монахиня?
Пацаны переглядываются и ржут.
Всё дело в том, что Полине пришлось играть роль Ковалёвой, накануне вечером отказавшейся участвовать в «этом стрёме».
Надо сказать, Филатовой удалось удивить народ, ведь многие её даже тупо не узнали.
– Если б не этот костюмчик, мы б и не ведали, что под ним скрывается, – Петросян, поигрывая кустистыми бровями, переводит взгляд на её грудь. Уже не обтянутую топом, а спрятанную под блузкой с воланами.
– Хватит! – хмурится девчонка, по цвету напоминающая помидор.
– Ребята, допивайте сок, доедайте пиццу и возвращайтесь в зал, – объявляет Шац. – Дискотека в самом разгаре. Попляшите, что ли. Чего ж вы девчонок наших бросили?
– А вы с нами? Танцевать?
– Это, Паша, сможете лицезреть разве что на вашем выпускном, – отвечает она Горькому.
– Ловим на слове.
– Да пожалуйста! – пожимает она плечом.
– Матильда Германовна, вы – мой кумир, на хрен, – Ромасенко посылает ей воздушный поцелуй. – Как зачитали шикардосно! Я в ауте.
– Разрыв просто! – кивает Денис, наконец-то отвлёкшись от Филатовой.
– Да ваще отпад! Уделали всех! – подключаюсь я.
– Спасибо, мальчики, я старалась и очень нервничала перед выступлением.
– А так по виду не сказала бы, – хмыкает Зайцева.
– Потому что Германовна у нас профессионал!
– Прикиньте её отправить куда-нить на Версус зарубиться с Эм Си.
– Точняк!
– Как вынесет…
– Не удивлюсь.
– Так всё, идите в зал, дайте убрать, – староста-таки выгоняет нас из-за стола.
– Чё, на улицу сгоняем? Типа подышать воздухом, – хитро сощурившись, предлагает Ромас уже за дверью кабинета.
– Так не выпускают же никого по распоряжению твоей матушки.
– Вот дерьмо! Тогда в сортир погнали на третий.
– Там дежурит Марго с информатиком.
Меняется в лице.
На него теперь это имя действует как-то по-особенному.
– Ну и отлично, – хмыкает.
– Спалят, дружище. Тебе нельзя попадаться.
– Забей, Марс. Идём, – беззаботно отмахивается и решительно направляется к лестнице.
Мы, естественно, прёмся за ним.
– Нарочно на конфликт нарывается, – цокает языком Паша. – Чую, плохо дело кончится.
– Довыдолбывается. Николавне надоест терпеть его выходки. Реально попадёт под весенний призыв, – соглашаясь с ним, кивает головой Дэн.
– А это не хотите? – Макс, который прекрасно нас слышит, поднимает вверх руку и демонстрирует средний палец.
Поднимаемся по ступенькам. Сворачиваем направо и пересекаем холл, в центре которого стоит Марго и додик-информатик. Последний, активно жестикулируя, что-то увлечённо рассказывает девушке, и она в ответ смеётся.
Бах.
Это Ромасенко общую дверь в сортир ногой закрывает за нами.
Едва успеваем туда забуриться толпой, как в неё стучат.
– Парни, вы зачем туда в таком количестве отправились?
Информатик. Культурно интересуется целью массового посещения туалета.
– Догадайся, зачем люди сюда ходят, – бросает ему Петров.
– У нас инструкция. Впускать в уборную по два человека. Будьте добры, выйдете.
– Пошёл он на хер, – Макс роется в карманах.
– Вы меня слышите?
– Свали, додстер! – открывает окно и забирается на подоконник.
– Чего вы с ними церемонитесь?
Сначала слышим голос психологини, а уже через несколько секунд видим в проёме её недовольное лицо.
– Что за сборище? – осведомляется недовольно.
– Поссать пришли, чё за проблема? – отвечает ей Ромас.
– Всех одномоментно пробило? – язвительно цедит Марго и переводит взгляд с одного на другого.
– Угу.
– Типа того. Это, кстати, мужской сортир. Тёлкам сюда нельзя.
– Речь фильтруй, Ромасенко. Окно зачем открыли?
– Догадайся, – провокационно щёлкает зажигалкой.
– Слез с подоконника и подошёл сюда.
– Щаз. Ничё не попутала? – усмехается.
– Попутавший здесь ты. Совсем страх потерял! Я сейчас же звоню соцпедагогу. Пусть идёт сюда с дежурным полицейским. Готовься показывать карманы и рюкзак! – достаёт телефон.
– Напугала капец, – закатывает он глаза.
– Маргарита Алексеевна, на фига ментов? Мы ж ничё противозаконного тут не делаем.
– Это потому что ещё не успели, Абрамов, – хлопает себя по карманам пиджака. – Все мы прекрасно знаем, для чего вы сюда приходите.
– Для чего? Как и все, чтобы отлить, – подключается к нашему разговору Свободный.
– Вам сказал Антон Борисович, по очереди!
– Антон Борисович пусть идёт на…
– Замолчи немедленно! – строго перебивает Макса Марго. – Ты не имеешь никакого права так себя вести! Никакого уважения!
– Да о чём вы, Маргарита Алексеевна? У этого парня даже к собственной матери уважение отсутствует. Деградант. Быдло. Уголовник будущий!
– Антон Борисович, вы…
– Чё ты там тявкнул?
Ромасенко спрыгивает с подоконника и приближается к двери.
– Макс, не надо… – выставляю руку вперёд, мешая ему пройти.
– Подожди, Абрамыч, я хочу, чтобы он пояснил мне за свою гавкатню. Сюда иди. Чё ты там за её спиной прячешься?
– Попрошу обращаться ко мне на вы, молодой человек! – дрожащим голосом пищит препод.
– Губу закатай, дятел. Так что там?
Пытается пройти мимо Марго, но она намертво вцепилась в наличники.
– Ну-ка успокоился! Инна Викторовна, срочно звоните Копцевой и зовите дежурного! – кричит француженке, появившейся из-за угла.
– Свинти, мозгоправ.
– Нет. Приди в себя! Это учитель!
– Мне плевать.
Начинается стрёмная заварушка.
Мы не успеваем среагировать. Ромасенко резко толкает Алексеевну в сторону раковин и бросается на информатика.
– Кем ты меня назвал, убожество? Деградантом? Быдлом? – надвигается на обосравшегося Борисыча, округлившего глаза.
– Макс!
Хватаем его на пару с Дэном, но этот идиот всё же успевает толкнуть додика в тощую грудь и тот, падая, приседает задницей на плитку.
– Тормози, Ромас, не надо! – орём, призывая успокоиться.
– Отвалите.
Намеревается его ударить, замахивается, но благодаря тому, что мы тянем его назад, удар не достигает цели. Только очки с Антошки слетают.
– Да харэ, угомонись! Слышишь? – обхватываю его за плечи. Фиксирую будто в смирительную рубаху и не позволяю вырваться.
– Что там происходит?
– Ромасенко, опять ты?
Цокают каблуки.
– Антон Борисович, Боже, что случилось?
– Б-б-б… Беспредел случился! – всё ещё сидя на полу, блеет он обескураженно в ответ.
– Маргарита Алексеевна! Что… Ой, у вас кровь!
Поворачиваю голову.
И правда. У психологини лоб разбит.
– Твою мать, – Свободный качает головой.
– Граждане, в чём дело?
А это уже представитель правоохранительных органов к нам чешет.
Ну зашибись…
Не подвела чуйка Горького.
Глава 36
Тата
– Ты сегодня какая-то расстроенная, – наклонившись ко мне, говорит Илона, пытаясь перекричать музыку. – Что-то случилось?
– Да пф… как сказать, – вздыхаю.
– Говори, как есть, – пожимает плечом она.
– За отца переживаю.
– Это понятно.
– Мать ещё вчера в дом к деду заявилась. Прямо-таки зачастила с визитами. Третий приезд за четыре месяца.
– Цель?
– Пытается заключить перемирие. Типа хочет, чтобы мы начали нормально общаться.
– А ты?
– А я – по-прежнему нет.
– Почему не попробовать? Мать всё-таки…
– Мне семнадцать, Илон. Раньше нужно было это делать, не считаешь?
– Ну, обстоятельства бывают разные. Может, твой отец запрещал ей видеться с тобой или что-то в этом духе.
– Не надо её защищать. Она свой выбор давно сделала, ты знаешь.
– Знаю. Просто… Пойми, однажды наступает момент, когда человек уходит навсегда и тогда начинаешь сожалеть о каких-то вещах, а исправить уже ничего нельзя.
– Девчонки!
Возникшая перед нами Филатова выглядит совсем отлетевшей.
– Там такое! – пучеглазится, запыхавшись.
Бежала?
– Спокойно, Филь, что?
Та, отдышавшись, рассказывает:
– Наши в кабинете у директрисы. Там же с ними и дежурный полицейский. Ромасенко…
– Опять? Ну ё-мое, сколько можно!
– Что натворил?
– Вроде как, информатика ударил.
– Олега Сергеевича?
– Да нет, – раздражённо отмахивается. – Новенького, Антошку.
– Обалдел? За что? – уточняю, нахмурившись.
– Я не поняла. Там ещё Марго была. Ей тоже досталось.
– Н-да-а-а, – тянет Илона, – не доучится Ромасенко до выпуска, вот посмотрите.
– У него очень сложные взаимоотношения с Градовым. Максим жениха матери вообще не воспринимает. Постоянно с ним скандалит, из дома часто уходит. То у Дениса ночует, то у Абрамовых.
– Лучше б сидели в кабинете, ей Богу! Это я их выгнала. Уже сто раз пожалела.
– Да забей. Эти товарищи везде неприятности себе найдут.
– Девчонки, здорова! Чё скучаем?
Возле нас стоит парень.
– Тебе показалось. Всё гуд, – отзывается Илона, раздражённо на него глядя. – Зря подошёл.
– Чё зря? Медляк, не слышишь, ведьма?
– И?
– Я к ней, – на меня кивает. – Потанцуем, Джугели?
– Нет, спасибо, – отказываю вполне себе культурно, но парню мой ответ явно не нравится.
– И почему нет? – его настроение меняется.
– Потому что не хочу. Такое объяснение устроит? – выгибаю бровь.
– Чё ты ломаешься? Пошли.
Собирается сделать шаг вперёд, но…
– Щас, Голубев, ты у меня напополам сломаешься. Отошёл от неё нахрен!
Голос Абрамова, появившегося буквально из ниоткуда, сухой и холодный как лёд.
– Чё за наезды? Обоснуй.
– Глухой или тупой? – Кучерявый подходит к нему ближе.
– А чё у нас тут происходит?
С одной стороны Свободный подтягивается. С другой двое из «бэшек» подходят. Тоже, очевидно, заметив конфликт.
– О нет, – Филатова глазами транслирует тревогу. – Ещё эти щас подерутся.
С ума попосходили?
– Эй, перестаньте. Не надо портить всем праздник. Марсель, – кладу руку ему на плечо и легонько сжимаю. – Пожалуйста.
Уж не знаю, что именно подействовало. Победивший здравый смысл, моё «пожалуйста» или это прикосновение, но уже в следующую секунду Абрамов, коротко кивнув, цепляет мои пальцы своими и уводит оттуда.
Слава Всевышнему, хватает ума не устроить очередную драку.
Ведёт меня через зал и вдруг останавливается в самом центре, неподалёку от ёлки.
Растерянно замираю, едва в него не врезавшись.
– Со мной будешь танцевать, – то ли спрашивает, то ли утверждает – непонятно.
Согласие или отказ озвучить не успеваю. Пока жёстко торможу, он уже закидывает мои руки себе на шею, а сам обнимает меня за талию, в один момент сокращая расстояние между нашими телами.
– Я, вообще-то…
– Ни на минуту одну оставить нельзя.
В этой фразе явственно чувствуется не то злость, не то агрессия.
– Ну подошёл, ну пригласил. Преступление?
– В случае с тобой, да, – отвечает, наклонившись к моему виску.
– Что там у вас произошло?
Стараюсь отвлечься от осознания того, насколько непозволительно близко мы находимся друг к другу.
– Ромасенко опять понесло.
– Никак не успокоится? Что на этот раз?
– Давай не будем, Джугели.
– Не хочешь про это говорить?
– Просто хочу с тобой танцевать.
Плохо. Очень плохо. Диалог мне сейчас крайне необходим. Он хоть как-то скрадывает волнение и неловкость.
Ещё и песня эта… Когда вы молча раскачиваетесь под музыку, волей-неволей приходится вслушиваться в слова.
В сердце бахнули стрелы
Я хочу, чтоб они мимо меня пролетели…
Медленно и осторожно двигаюсь синхронно с парнем, боясь лишний раз сделать вдох. Потому как итак слишком много всего на меня разом обрушивается. Органы чувств невероятно остро и бурно реагируют на эту близость. Особенно сейчас, когда Марсель ведёт себя чересчур смело и абсолютно точно неправильно.
Вот его пальцы гладят мою спину, спускаясь от лопаток снова к талии.
Вот он сильнее прижимает меня к себе. Так, чтобы наши грудные клетки непременно касались друг друга и обменивались сердцебиением, частота которого стремительно увеличивается у обоих до состояния аритмии.
Вот мой висок обжигает горячее дыхание.
Вот его губы шепчут строчки из песни, случайно задевая мочку уха.
Закрываю глаза, ощутив, как по телу нестройными рядами бегут полчища мурашек.
Оттолкнуть бы. Но. Оказывается, иногда ты как будто бы не в состоянии воспротивиться чему-то такому необъяснимому… Чертовски пугающему и захватывающему. Вселяющему дикий страх и одновременно с тем обещающему незнакомую эйфорию.
С организмом происходит нечто странное.
Лёгким катастрофически не хватает кислорода.
Ладони потеют от нервного перенапряжения.
Озноб сменяется жаром и внезапной духотой.
Сердце продолжает неистово грохотать за рёбрами, а в солнечном сплетении что-то болезненно жжётся, когда парень произносит ранящее:
– Будешь скучать также сильно как я?
Нехотя распахнув глаза, пытаюсь взять контроль над ситуацией, но мозг, как назло, отказывается соображать.
Мысли разбегаются прочь.
Огни стробоскопа слепят, размывая картинку.
Никого не вижу. Только его напряжённое тело своим взбудораженным чувствую.
Раздувающуюся грудную клетку. Сильные руки. Широкие плечи. Крепкую шею, которую обнимаю.
И кожа. Он весь горит. Даже через рубашку это ощущаю.
– Нет значит? – зарывается носом в волосы, и я вздрагиваю, когда он глубоко вдыхает носом мой запах, как всегда, этим действием запуская неопознанные химические реакции в крови.
Не хочу знать, что это.
Не готова разбираться.
Не нужно.
Нет.
– Мне пора домой.
К счастью, и душераздирающая песня заканчивается.
Очень вовремя. У меня появляется подходящий повод для того, чтобы сбежать.
Разрываю наш контакт, осторожно, но решительно упираясь ладонями ему в грудь. Своего рода знак, чтобы отпустил. И делает это Марсель не сразу.
– Извини, правда нужно идти.
Так и не рискнув посмотреть ему в глаза, ухожу оттуда.
Кое-как переставляю ноги. Чёртовы каблуки на замшевых ботфордах опять мешают передвигаться так быстро, как мне хотелось бы, но всё равно скорость я развиваю почти реактивную.
Выхожу из зала.
Пересекаю холл.
Спускаюсь по лестнице.
В гардеробе срываю с вешалки своё пальто и, на ходу одеваясь, направляюсь к турникетам.
Всё это, естественно, не оглядываясь. Потому что есть опасения увидеть Его.
– До свидания! – бросаю охраннику.
– Всего доброго.
Прислоняю карту.
Ещё несколько секунд и вот я, наконец, выбираюсь на свежий воздух.
На улице дождь.
Пока иду к калитке, успеваю промокнуть, но сейчас до испортившейся причёски мне нет никакого дела. Задача одна – сесть в машину. Пётр Игоревич уже час ждёт меня где-то за забором.
– Джугели, тормози!
Нет, нет, нет.
Марсель нагоняет меня у самой калитки.
– Да подожди ты!
За локоть ловит. Разворачивает.
– Тороплюсь.
– Подарок возьми. Не увидимся ведь уже до Нового Года.
Протягивает мне маленькую коробочку.
– Спасибо, – растерянно принимаю её, убирая в сумку.
Поднимаю голову.
Цепляемся всё-таки глазами и за рёбрами очередное пугающее цунами закручивается. Потому что парень смотрит на меня так испытующе, что дышать больно становится.
– От кого бежишь? От меня или от себя?
– Послушай…
Но какой там! Делает ещё шаг, вынуждая отступить и вжаться спиной в калитку.
Рассеянно моргаю, когда его ладони обхватывают мои скулы.
Глаза в глаза.
Взгляд как пуля. Навылет.
Не имею ни малейшего понятия о том, как с ним справиться, когда он так настойчив. Никогда прежде не позволял себе подобного.
– Марсель… – звучит моим голосом предупреждающе.
Отстранённо замечаю, как капли дождя падают на его лицо. А дальше всё происходит как в замедленной фотосъёмке…
Решительно подаётся вперёд.
Сердце совершает кульбит.
Дёрнувшись в сторону, успеваю увернуться, и его горячие губы оказываются на моей щеке.
Целует её, зарывшись пальцами правой руки в мои волосы.
– Ты обещал!
Оттолкнув от себя, отхожу на безопасное расстояние и уже оттуда кричу обвиняющим тоном.
– Обещал ведь! – с надрывом. Укоряюще.
Молчит.
Белоснежная рубашка промокла насквозь.
Руки в карманах брюк.
Челюстные мышцы напряжены.
Взгляд отражает вызов, а не раскаяние.
– Зачем ты так? Мы ведь договаривались! – зло смотрю на него в ответ и чувствую, как от обиды подступают слёзы.
– Тата, у вас всё в порядке?
Пётр Игоревич.
Курил? Увидел нас или услышал? Не знаю.
– Да.
Онемевшими пальцами жму на кнопку и, резко развернувшись, тяну на себя калитку.
Покидаю территорию школы.
До машины иду, всё также пребывая в состоянии полнейшего шока. Даже когда сажусь в салон, меня не отпускает. Хочется реветь и орать…
*********
Третьего января мы с дедом и Алисой летим в Москву.
Странное дело, я так сильно мечтала об этом, но, сидя в самолёте и глядя в иллюминатор на высотки столицы, почему-то совсем не могу понять, что теперь испытываю. Наверное, оттого, что мешает внутренний кавардак в душе, образовавшийся из-за событий случившихся накануне.
Марсель.
И хочу не думать о нём, но не получается.
Мысли так или иначе перетекают в тот вечер и мне приходится по новой проживать и этот танец, и то, что произошло между нами на улице после.
Спасибо, что на следующий после перелёта день мы с дедушкой едем к отцу. Там я наконец перестаю думать о кучерявом парне из солнечного Красоморска, ведь то, что вижу, повергает меня в крайнюю степень волнения и ужаса.
Никогда прежде не была в тюрьме или СИЗО и никогда не предполагала, что за решёткой однажды окажется самый дорогой и близкий для меня человек.
– Отец…
Когда его приводят в маленькое помещение, предназначенное для встречи с родственниками, моё сердце болезненно сжимается.
Невольно отмечаю каждую деталь. Похудел. Осунулся. Зарос.
Вскочив со стула, бросаюсь к нему навстречу. Обнимаю его крепко-крепко и не могу сдержать горячие слёзы, стекающие по щекам.
– Я так скучала по тебе, – шепчу, приникнув к его широкой груди.
Прорывает.
Мы ведь с августа с ним не виделись!
– Не плачь, Тата. Ты же у меня сильная девочка, – целует в макушку.
– Как ты? – спрашиваю, с трудом от него отцепившись.
– Сносно. Перестань, сказал, – строго на меня смотрит. И приходится призвать в себе всю внутреннюю силу для того, чтобы успокоиться.
– Когда тебя отпустят?
– Идёт следствие.
– Так долго!
– Адвокат работает.
– Плохо работает, – замечаю я недовольно. – Может, стоит заменить его на другого?
– Нет. Сагальский – один из лучших адвокатов в Москве. Он делает всё, что от него зависит. Нужно время.
– Ещё время? По-моему, его прошло достаточно!
– Есть определённые сложности. Не грузись. Расскажи лучше о себе, дочка, – переводит разговор на меня, когда садимся за стол друг напротив друга. – Как твои дела в школе? Что с учёбой?
– Готовимся к экзаменам, пап. Русский удалось подтянуть на четвёрку. У нас очень сильный учитель. Матильда Германовна.
– А с математикой как?
– Ну… относительно неплохо, – отвечаю я уклончиво.
– И что это значит?
– Это значит, что двоек нет.
– Достижение? – хмыкает.
– Вполне себе, учитывая мои способности. С геометрией борюсь. Очень не хватает твоей помощи.
– Справишься.
– Ещё я выбрала сдавать биологию, английский и обществознание.
