Текст книги "Вопреки. Том 5 (СИ)"

Автор книги: Анна Бэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)

ПРОЛОГ

  Запись из дневника Уолтера Вон Райна от 2001 года.

  "Лишь человек воспринимает мир с позиции повелителя всех процессов, и это не столько комплекс Бога, сколько избалованность и эгоцентризм, присущий королевским отпрыскам, рожденным на всё готовое.

  Лишь человек (из всех прочих творений магии) подразумевает течение реки, смену сезонов и лунных циклов, восход солнца, как что-то рутинное и должное.

  Но разве Солнце должно подниматься каждое утро на небосклон только потому что человек так привык? Разве?

  А ведь эта мощная, почти всесильная звезда – центр нашей Вселенной. Она никому не обязана доказывать свою значимость и тем более не должна играть по правилам бездумного существа, имя которому человек.

  Солнце греет и светит по своим законам, имея свои на то причины.

  Оно играет свою роль не ради человека, а ради той звезды, что ласково отдаёт ему свой свет взамен теплу".

  Замок Грикс, 2001 год.

  Винсенту было 23 года, он приехал на похороны Маркиза Барко в старый замок Грикс и был удивлён нежданному завещанию, в котором Маркиз, не имея наследников, передал Винсенту своё главное сокровище – древнюю библиотеку, который хранил за семью печатями. Тогда Блэквелл действительно опешил, ведь это было несказанное богатство, в библиотеке Барко хранились древние манускрипты, самые ценные книги и вообще всё наследие Сакраля, которому всегда завидовали Герцоги Мордвин, и это невиданное богатство досталось Винсенту, чему был неподдельно горд Феликс Блэквелл.

  – Винс! – узнав новость, заговорил отец и даже встал, пожимая руку сыну и хлопая по плечу, – Это... это так потрясающе, что и словами не передать! Ты получил великий дар, сохрани его в целости, не пускай на ветер! В книгах библиотеки Грикс – прошлое, настоящее и будущее, в них весь Сакраль и его величие. На свете есть лишь две ценности: знание и сила, и эти вещи всегда будут дороже денег. Сила досталась тебе по праву рождения, но знание... это лично твоя заслуга, ведь Маркиз никого и никогда к своей библиотеке не подпускал.

  – Честно, пап... – смущённо начал тогда Винсент, – Я думал... думал, что из всех своих учеников, он выберет Уолтера. Уолтер – гений, он и сам пишет книги, и он так трепетно к этому относится. Я даже и мечтать не мог, что всё это достанется мне, да и... выходит я друга предал, по голове его прошёлся?

  – Маркиз сделал выбор. Уолтер поймёт, я в этом уверен.

  И Уолтер действительно понял. Тогда они шли по замку вместе последний раз как друзья и говорили о том, что их объединяло: о будущем:

  – Я много думал о том плане, что ты предложил, Винс, – завёл тему Уолтер, – Это очень цинично, противоестественно, иногда вульгарно, ещё чаще жестоко, и всё же гениально.

  – Я всё равно это сделаю! – криво улыбнулся молодой Винсент Блэквелл, закуривая сигару и выпуская клубы дыма изо рта, – И знаешь, Уолт, именно твоя персона сыграла в этом плане ключевую роль.

  – С чего это?

  – Ты тот Вон Райн, что заставил меня смотреть на неприемлемые вещи другими глазами, – он прикрыл глаза и сладко затянулся, выпуская дым из ноздрей, – Селекция! – произнёс он неоднозначно и сделал паузу, будто пробуя слово на вкус, – В Мордвине это слово всегда звучало как ругательство, но... это всё фальшь, притворство. Все мы на самом деле выведены нашими предками... просто Вон Райны – единственные кто в этом честны.

  – Хоть в этом! – с улыбкой добавил Уолтер.

  – И всё же... ваши близкородственные браки, скрещивания с древними семьями и просто с генетически одарёнными – чем это хуже аристократических браков? Цель одна – сохранение крови...

  – Нет! – перебил Уолтер, – Бездарное скрещивание аристократов – не есть селекция. Селекция не сохраняет кровь, а делает её лучше.

  – Не умничай, я знаю это... просто если выбирать между бездумным скрещиванием, и улучшением "породы", то я выберу второе, безусловно.

  – И поэтому ты решил выводить новую породу магов?

  – Я назову этот проект "Кастерви". Начну с экспериментальных городков, не бросающихся в глаза, а в доменах буду копить лучший "материал" точечно, потом сгребу на одну галеру и нанесу удар по генофонду Сакраля. Улучшенные гены будут расползаться из деревень и посёлков незаметно, города буду очищаться от смрада разлагаемых нравов! Маги вырождаются, – задумчиво сказал тогда Винсент, а Уолтер закусил губу в порыве что-то сказать, но лишь поразился тонкому чутью молодого Герцога, ведь тогда не было явных предпосылок к вырождению Сакраля, лишь потому что Вон Райны делали многое ради того, чтобы это скрыть, – Я вижу это во всём: в пренебрежении к традициям, в обращении с магией, в безответственности перед предками, – Герцог тогда повернулся и очень властно и серьёзно посмотрел на друга, – Я вижу это в их глазах.

   Уолтер тогда невольно прищурился и проморгался, потому что в этот миг глаза странным образом зачесались.

  – И что в моих глазах? – спросил Вон Райн, – Что ты видишь во мне?

  – Вижу ум, стремление и амбиции, – улыбнулся Блэквелл, – Вижу перспективу, множество великолепных идей, вижу в тебе Советника Сакраля, человека, который собирает мир по крупицам, делая его лучше, – а потом он снова затянулся и спустя несколько секунд выдохнул дым, глядя на тлеющий пепел, – Вижу человека, против которого не хотел бы играть никогда, ведь ты дальновиден и холоден, когда дело доходит до стратегии. Тебя сложно переиграть, но... – улыбка, – Я попробую. Ведь у нас с тобой нет выбора, да?

  Эта улыбка не была весёлой, скорее свидетельствуя об обречённости их дружбы:

  – Выбора действительно нет, – тяжело вздохнул Уолтер, – Мы можем упираться и хвататься за дружбу, терять время на бесполезные действия, но нас всё равно столкнут лбами. А можем... – рассуждал он, – ...Разойтись добровольно, сберечь то, что было, спрятать это ото всех.

  – До каких пор?

  Уолтер посмотрел на небо хмуро:

  – Не знаю... наступит ведь момент! Может это будет как ядерная бомба – БА-БАХ! – он активно жестикулировал, что было ему не свойственно, – Может всё небо свалится тысячей горящих камней, а взрывная волна пронесётся через весь Сакраль!

  – А может, – замечтался Винсент, – С неба в шпили Мордвина ударил молния...

  – Или... – не унимался Уолтер, – Я стану бесполезен для своей семьи, потеряв глаза от натуги!

  И они громко засмеялись не понимая тогда, что каждое из этих событий действительно случится в один день.

  – И тогда, – Блэквелл повернулся к Уолтеру, положил большую ладонь ему на плечо и посмотрел очень серьёзно, – Ты снова будешь моим другом?

  – Я всегда буду твоим другом, Винс.

  – Уолтер, пожалуйста, никогда не предавай меня, – будущий Суверен Сакраля в эти секунды был очень уязвим и искренен. Его лицо стало грустным, но в глазах была надежда, – Мы потеряли их всех: Кэсси, Грега и Ирэн, остались только ты и я.

  – Знаю, – опустил глаза Уолтер и нахмурился. А потом потёр локоть там, где была скрыта метка родства душ, такая же как и у Винсента – они поставили их после смерти Грега Гринден, обещая нести свою дружбу всю жизни несмотря ни на что, – Ты один у меня остался, Винс, и так и будет.

  – И даже... – осторожно затеял тему Винсент, – Даже когда библиотека достанется мне?

  – На это я не злюсь, – улыбнулся тридцатилетний мужчина со светло-голубыми искрящимися жизнью глазами, – Ты это заслужил!

  – Думаю, решающий аргумент в мою пользу был в том, что Барко боялся планов твоего отца.

  – Решающим аргументом было то, что он читал небо!

  – Ох, Уолт! В том и дело: он читал небо, ты читаешь, а я... – он хмыкнул, – Я пренебрёг этим и не научился.

  – Ты пошёл другим путём, Маркиз это прекрасно видел. Мы обсуждали это... – Уолтер улыбнулся и посмотрел в открытое окно на сумеречное небо, на котором появилась звезда, – Таких как ты больше нет.

  – Я уникален!

  – И это чистая правда, а знаешь почему?

  – Почему?

  – Потому что... – Уолтер указал на единственную зримую звезду на небе, – Видишь этот холодный свет звезды?

  – Конечно. Это Венера.

  – "Утренняя и вечерняя звезда, Путеводная". Если посмотреть на звёзды в телескоп, то можно чётко оглядеть их очертания, но Венера – исключение. Её свет рассеян, это связанно с особой атмосферой, которая не пропускает чужой взор.

  – Бабушкины присказки, Уолт! Она чёткая, рельефная и... – Винсент улыбнулся, – Я смотрел на неё, и ничего в жизни красивей не видел. Манящая!

  – Ты видишь сквозь её атмосферу, я давно заметил, когда нас ещё обучал Маркиз. Так вот эта планета – твой спутник в течении жизни...

  – Это плохо. Венера – плохой знак.

  – Так говорят, но я не вижу ничего плохого.

  – Утренняя звезда – визитная карточка Люцифера.

  – Венера – символ первого и последнего света. Она путеводная, она единственная в своём роде.

  – И моя уникальность в том, что я вижу её очертания?

  – Твоя уникальность в том, что ты видишь чётко то, что остальные не способны увидеть. Ты видишь то, что есть, но скрыто – это путь во тьме.

  – Ты тоже видишь то, что скрыто, Уолт!

  – Нет же... это другое! Ты видишь те пути, что скрыты от всех остальных, и главное... – Уолтер снова задумчиво посмотрел на далёкую таинственную Путеводную Звезду, которая устрашала Сакраль своей загадочностью и символизировала лишь зло называемое "Квинтэссенцией", – Вообрази: однажды... Венера потухнет. Перестанет нести свет и тогда люди собьются с пути. Долгие тёмные ночи не будут рассеиваться светом Утренней звезды, приносящей вместе со своим удивительным светом надежду, ведь перед восходом солнца, небо освещает Она.

  – Солнце взойдёт и без звёздочки! – хмыкнул Винсент, – Оно взойдёт в любом случае.

  – Уверен? А если оно приходит лишь за Ней?

  – Это было бы очень красивой и грустной легендой.

  – Ну а вдруг? Вдруг Солнце тоже идёт на зов Путеводной Звезды? Но однажды Она будет лишь частью той черноты на бескрайнем небе. – Уолтер стал немного печальным, но Винсент не вешал нос от этих умозаключений:

  – Даже тогда я буду видеть её!

  – Чёрной потухшей точкой, безжизненным камнем, не отражающим свет?

  – Уолтер, – хмыкнул Винсент, – Небесное тело не может не отражать свет звезды, завязывай свои гипотезы! Даже если эту планету не будет видно с Земли, то я всё равно увижу её как объект, отражающий свет солнца. Её туман, возможно, не будет нагревать её как другие планеты, пряча от тепла, но свет... минимальный, но будет! Раз так, то я всегда увижу её, ведь я наместник Огня. Возможно ты и прав на счёт тех путей, что я вижу назло остальным, но вряд ли это так значимо, как ты пытаешься представить.

  – Ты не просто их видишь, ты можешь идти по ним даже когда света нет. Во тьму: вслепую, на ощупь. Вопреки.

  – Вопреки, – повторил Винсент свою мантру, даже не предполагая тогда какой длинный и извилистый путь его ждёт.

  Глава 1

  Вдохновило:

  Peter Gabriel – Apres Moi

  Запись от 23 мая 2013г. из дневника Винсента Блэквелла:

  "Что делает человека человеком? Ритмичные сокращения мышцы, обеспечивающей ток крови по сосудам? Едва ли! Да и... что движет сердцем? Кто заставляет его биться?

  На пороге смерти Магия устраивает испытание: она тестирует человека на способность обладать энергией, и, если маг испытание проходит, то на него обрушивается дар: необычайная сила. Но маги редко справляются. Жажда обладания силой делает их уязвимыми, тело не выдерживает нагрузок и лишается рассудка, обличая человека в истинном свете.

  Есть ошибочное мнение, что личность под давлением магии стирается бесследно, но на деле всё куда печальней: эта личность освобождается от навязанных обществом рамок, представая в первозданном виде, сохраняя лишь то, что из себя представляет на самом деле"

  Сентябрь 2003 года, Мордвин:

  – Зачем это здесь? – спросил Элайджа Блэквелл, увидев истощённого отца, который тяжело зашёл в каминный зал, опираясь на трость.

  Элайджа был уже в том возрасте, в котором мужчины обретают особую изысканную мужественность, раскрывающую их привлекательность с оттенком лёгкой зрелости, но именно такой возраст называют "полным расцветом". Ему было 33 года, он был ещё человеком, на Блэквеллов похож не был, но что-то неуловимое от предков-Элементалей всё же имел, хотя мимика к его годам сыграла свою злую шутку, отражая на его лице сущность жестокого, высокомерного и неприятного человека. И всё же он был красив и держал себя статно, только колкий взгляд бегающих светлых глаз выдавал смесь странных чувств, схожих с малодушием и трусостью перед авторитетом Герцога.

  Феликс держал предмет, который Элайджа разглядывал очень пристально, и приближался очень осторожно:

  – Помнишь его? – хрипло спросил Герцог, – В Фисарию приехал цирк Сигора и дал последнее шоу. Тебе было 11, и мы без конца прыгали в воду с горок...

  – Помню, – сухо ответил Элайджа сипящим голосом, – А потом мы приехали домой, и ты снова ссорился с матерью.

  – Я никогда не повышал на неё голос, Элайджа, никогда не поднимал руку. Я старался, как мог, но никогда её не любил, зато люблю тебя.

  Губы Элайджи растянулись в презрительной улыбке, и он закатил глаза:

  – Я слышал это много раз, и даже когда-то верил. Признай: ты и сам в это веришь, но это притянутая за уши ложь. Я – твой сын, ты должен меня любить, но это вынужденное.

  – Да ну? – ухмыльнулся Феликс и сел в кресло с ещё большей тяжестью.

  Он выглядел уже не тем властным статным Герцогом, которым был ещё год назад, потому что за этот год очень сильно постарел:

  – Каждую ночь меня мучает один и тот же вопрос: что ещё мне сделать, чтобы ты в меня поверил? – он запрокинул голову на спинку и закрыл глаза, – Нет, сын, я знаю, что будет дальше, прекрасно понимаю: совсем скоро я умру, а ты за счёт этого сделаешь последний шаг к силе. Тебе даже кажется, что с моей смертью ты освободишься, но на самом деле это не так. Ты всего на всего обретёшь клетку до конца своей жизни, это будет замкнутый круг.

  – Клетку? Я бы не назвал это клеткой. – Элайджа на секунду замер и перевёл взгляд на огонь в камине.

  Откуда ни возьмись появилась струя воды и затушило пламя, выпуская клубы пара по полу, поднимающиеся вверх. Это не укрылось от Феликса, который, несмотря на вид дрёмы, отслеживал каждый жест сына:

  – Думаешь он виноват во всём?

  – А кто ещё? – Элайджа колко посмотрел на отца, будто это была самая больная из тем, которую они могли завести, – Он твой главнокомандующий, с трёх лет – наследный Герцог Мордвин, хотя это ведь мой титул. Я с пеленок усиленно изучал науки, из кожи вон лез, чтобы оправдать твои надежды, а Винсенту давалось это вообще без труда! Даже старый идиот Барко переписал свою библиотеку на этого выродка, и даже не говори мне, что твой ненаглядный сынок всё это заслужил! Одно радует, с магией у него не прёт...

  – Дело времени. – спокойно поправил Герцог, – Он ещё не готов.

  – Ты всегда так говоришь! Но зато Я готов! – с чувством заговорил Элайджа, отчего его глаза расширились и мимика стала немного безумной, – Папа, я бьюсь о стену магии уже пятнадцать лет, но ничего не выходит! Грань смерти я пытался преодолеть столько раз, что сбился со счёту, но магия не откликалась ни разу!

  – А ты не думал, что Первый Уровень – твой порог? – спокойно спросил отец, – Тебе ли не знать, что Магия даёт столько, сколько считает нужным.

  – Значит она не права! Она не права!!! – повторил с гневом будущий демон, – Некромантия мудрее, она знает, на что я способен.

  – Некромантия не даст тебе ту силу, о которой ты грезишь.

  – Да ну?

  – Элайджа, – сурово позвал Феликс и открыл ясные глаза, – Я скоро умру, изволь быть со мной честным. Ни один вид магии не даёт тебе шанса на Архимагию: ни магия воды, ни Некромантия, ничто другое, и именно поэтому ты решил прибегнуть к "паразиту", высосав меня.

  Тяжёлый взгляд Герцога был неотрывным и тем самым, что в Сакрале славился, как "взгляд Василиска" – взгляд Блэквеллов, от которого стыла кровь в жилах, но коим никогда не обладал Элайджа.

  – Мы оба знаем, отец, – уже мягче заговорил Элайджа, – Что Первый Уровень – не твой порог. Ты можешь быть сильнее, но почему-то этому всегда сопротивлялся.

  – Любой здравомыслящий маг остерегается Архимагии, Элайджа. Я в силах переступить порог – это правда, но у меня недостаточно силы духа, чтобы справиться с этой безудержной энергией.

  Сын сверлил отца испытывающим взглядом, словно готовясь к словесному бою:

  – Но ты почему-то уверен, что у Винсента этой силы духа хватит, так?

  – У тебя все темы сводятся к твоему брату?

  – Так да или нет? Будь честен, и буду честным я.

  – Да, уверен.

  – Ну и почему?

  – Это очень сложный вопрос, мой мальчик, – задумчиво ответил Герцог и снова откинул голову на спинку кресла, теперь глядя в потолок, – Раз уж сегодня вечер откровений, то я скажу тебе правду: твой брат уникален. Тебе никогда его не опередить...

  – Я уже впереди, – перебил с гневом Элайджа, – Я сильнее!

  – Не о той силе речь, хотя и в этом аспекте ему равных не будет. Правильнее будет оценивать ваши возможности с позиции магии: ты рождён одарённым, но Винсент рождён неограниченным. Это спор таланта и гениальности, и расценивай это с позиции магии. Например, тебе нужно истощить и убить собственного отца, чтобы стать Архимагом, но Винсенту для этого нужно лишь просто подождать, ведь это его суть.

  – Ну вот и посмотрим!

  Феликс открыл глаза и поднёс к губам тот самый предмет, который принёс с собой и всё время держал в руках. То была маленькая ветряная вертушка на палочке, та самая, с надписью "Всегда с тобой". Блестящие бумажные лопасти закрутились от дыхания Мага Воздуха, и это было в абсолютной тишине под пристальным вниманием Элайджи:

  – Ты всё это время хранил её? – тихо спросил Элайджа.

  – Конечно, – с грустью сказал отец, – Как же ты не поймёшь? Я знаю какой ты, сынок, знаю. Да, ты пугал меня временами новыми открытиями, но я всегда любил тебя и всё ещё люблю. Было страшно, когда ты убил своего пса, было невероятно больно, когда ты убил Эванжелину, с тех пор каждый твой новый выпад сопровождался уже не болью, а молчаливым ужасом. Я пытался тебя вычеркнуть, хотел разлюбить, но мне это не по силам.

  – Может потому что ты понимаешь, что сам во всём виноват? Ты и твоя Эванжелина.

  – Ты каждый раз винишь то меня, то Эву, то своего брата, но ведь твои первые девять лет прошли только со мной. Разве я убил Тэдди? Мне нравился твой слюнявый пёс.

  – Это вышло случайно.

  – Не надо лукавить. Ты сделал это намерено, тогда тебе ничто не угрожало, но уже тогда ты изредка переставал притворяться и делал то, что считал нужным. Я давал тебе выбор, и ты делал его самостоятельно, ни я, ни Винсент никак не связаны с тем, что тебе нравилось причинять боль, что ты унижал окружающих и самоутверждался за счёт чужого горя. Помнишь сколько раз ты выбирал замок Дум, когда я предлагал тебе поехать по нашим землям?

  – В замке Дум со мной обращались как с Герцогом! А ты таскал меня по грязным закоулкам...

  – Но это работа Герцога, Элайджа. Приёмы, война и переговоры – часть этой работы, другая её неотъемлемая часть – это участие в жизни подданных, я ведь не раз тебе это объяснял. Я понял, что ты для этого не подходишь ещё до рождения Винсента, а когда Мордвин выбрал его, то я облегчённо выдохнул, ведь к тому моменту ты уже перешёл черту.

  – Раз так, то и говорить не о чем! – Элайджа вскочил со своего места и двинулся к отцу, но тот не менял позы, лишь наблюдая боковым зрением.

  Мужчина выхватил из руки отца ветряную вертушку и сжал её с силой, будто отыгрываясь на игрушке за все свои обиды.

  – Игрушка тут не при чём, – прошептал Феликс.

  – Она напоминает о тебе! – с болью и гневом сказал безумный Элайджа, на глазах которого появилась излишняя влага, – Я всего лишь искал твоего признания! Хотел, чтобы ты гордился мной, смотрел на меня с восхищением!

  – Для этого ты сделал мне больно? – медленно обернулся на сына Феликс, глядя мягким мудрым взглядом любящих глаз, которые познали за свою жизнь много горя, – Убил единственную женщину, которую я любил, забрал мать у моего сына. Горят ты и Кларину убил, это так?

  – Она сама этого хотела! Она знала, что ты и она – это всё, что делает меня человеком. Это горе должно было сделать из меня Архимага, но не вышло.

  – Сынок, ты убил свою мать, – спокойно и с болью резюмировал Феликс, – В погоне за силой ты сознательно отнял жизнь у той, кто произвёл тебя на свет и всегда был рядом. Как бы безумна она ни была, как бы не просила тебя её убить, ты не должен был этого делать: мать – это святое.

  – И это было больно! – оправдывался мужчина. Он сел на пол у кресла отца и взял его за руку, – Это было ужасно больно, но даже это не оторвало меня от человечности. И тогда я понял, что любил тебя больше чем её, и твоя сила поможет мне стать тем, кем я должен быть.

  – Тогда сделай это, – ответил Феликс и снова подул на лопасти ветряной вертушки, – Убив меня, ты не сотрёшь прошлое, – он указал пальцем на держатель игрушки, на котором была надпись, которую он озвучил, – Ведь я "Всегда с тобой", сынок. Сотри себе память, но прошлое стереть не в силах. Я всегда буду с тобой, ведь ты всё ещё любишь меня, поэтому ты здесь.

  – Это чувство уйдёт вместе с твоей жизнью.

  И тогда Феликс снисходительно улыбнулся, произнося уже хрипло:

  – Зря ты так думаешь. Я жив, пока меня помнят. А теперь иди, мальчик мой, я так устал... позови брата, мне нужно рассказать ему о малышке. Мои мальчики... такие разные, но мои!

  Каждое слово отнимало всё больше сил у Герцога, принося ему боль, которую он гордо прятал за спокойствием и смирением. Очень светло-голубые глаза Элайджи Блэквелла метались с одной детали на другую, пытаясь снискать что-то необъяснимое в человеке, которого он боготворил всю свою жизнь, но тот больше ничего не говорил.

  – Папа... – тихо позвал Элайджа, – ПАПА! – вновь произнёс он.

  Но их диалог был закончен, и Элайджа встал, понимая, что на этом их встреча окончена. Он обернулся уже у входа, с гневом смотря на неподвижного отца, и вдруг воздух наполнился влагой, создавая туман, окутывающий Феликса Блэквелла, но тот лишь смотрел на ветряную мельницу, вторую снова держал в руке. Туман становился плотнее, лишая видимости, но Элайджа ориентировался хорошо и прекрасно понимал, что происходил:

  – Нет-больше-Элайджи-Блэквелла, – медленно и с гневом проговаривал он каждое слово, – Нет уже давно, с тех пор как меня стёрли как наследного Герцога подписью в завещании, но я жил в тебе, отец. А теперь ты будешь мёртв. Вместе со мной.

  И с этими словами Феликса начала бить судорога, выдавливая последние капли жизни, а Элайджа стремительно шёл по коридорам, покидая родной дом окончательно. Он не остался рядом с отцом, чтобы разделить его последние секунды жизни, не осмеливаясь заглянуть в глаза своей умирающей человечности, поэтому не видел, как с другого крыла мчался только что прибывший Винсент Блэквелл, который только что вернулся домой с хорошими новостями. Феликс умер на руках младшего сына, сжимая в ладони ветряную вертушку, которая очень быстро вертелась.

  – Папа! – Винсент прижимал к груди отца и звал его, но единственной реакцией были слова:

  – Я жив, пока меня помнят... ты помнишь меня, сынок?

  – Помню, пап! Конечно помню, не оставляй меня, пожалуйста!

  А дальше...

  ...Дальше Винсент Блэквелл в одиночку переживал своё горе и ещё много несчастий до тех самых пор, пока на Сакраль не свалилась буря. И с тех самых пор всё изменилось, рождая новую силу, новый смысл и новые цели, надежда появилась так же внезапно, как исчезла.

  Как вспышка молнии.

  Глава 2

  Вдохновило:

  The Doors – Five to One

  One republic – Everybody loves me

  Мордвин, 6 сентября 2013 года

  Было лишь 10 часов между высадкой в Мордвине и прибытием делегации из Ксенопореи. Винсенту нужно было подготовиться, но сил на это не было, и дело было далеко не в физической усталости.

  – Лорд Блэквелл... – позвал Дрейк очень тихо, а потом громче, – Лорд Блэквелл!

  Блэквелл лежал на кушетке отстранённо глядя в потолок, а Маура обрабатывала его раны. Девушка сделала знак Дрейку, чтобы тот проходил и пожала плечами.

  – Лесли привёз Риордана, – неуверенно сказал он, но Герцог будто не слышал, – Так же на том объекте обнаружены тела дюжины наёмников и тело неизвестной женщины. Не удалось пока установить личность, из-за отсутствия головы...

  – Сьюзен Петьера. – тихо сказал Блэквелл.

  – Мой Лорд, Сьюзен здесь нет, это я, Маура, – учтиво поправила девушка.

  – Сьюзен Петьера без головы. – без эмоций уточнил Блэквелл, не повышая голос.

  Мозг Герцога привык к постоянным нагрузкам, он без остановки вытаскивал незначительные мелочи из потока бесполезной на первый взгляд информации и складывал в чёткую картину. Так вспоминались мелкие детали знакомства со Сьюзен, произошедшее 12 лет до этого...

  Это были те самые похороны Маркиза Барко, несколькими часами после разговора с Уолтером, когда Винсент уже собирался домой. Он был немного пьян, но не мог упустить возможность взглянуть на своё наследство: великую библиотеку. Он поднялся в башню Грикс, открыл запертую на множество замков массивную дверь и впервые увидел Сакраль, изложенный в книгах так подробно.

  В ту ночь он не сомкнул глаз, с трепетом разглядывая книги, трогая их корешки, сдувая пыль с их старых обложек и страниц. Его восхищению не было предела, а, выйдя из хранилища, он распорядился, чтобы его бесчисленные новые книги перевезли в Мордвин под усиленной охраной, но перед эти он предусмотрительно взял с собой в дорогу несколько томиков по интересующей его теме.

  У самых дверей библиотеки он столкнулся с молодой девушкой, закутанной в походный плащ. В её руке был чемодан, а в больших голубых глазах растерянность.

  – Простите, мой Лорд, я не хотела вам помешать, – вежливо извинилась девушка, хотя её вины Блэквелл не видел.

  Он видел лишь пятнадцатилетнее создание с рыжими волосами и довольно развитой к этим годам фигурой, но ещё была одна интересная деталь: из её кармана торчал медицинский сборник.

  – Ты как-то связана с асклепами? – спросил Винсент, зевая.

  – Да, мой Лорд, – кивнула она, – Но я только учусь. Хотелось бы чего-то добиться в этом деле, но, кажется, ничего не выйдет.

  – Сколько тебе?

  – Пятнадцать лет, – подтвердила она догадку молодого Герцога.

  – Имя?

  – Сьюзен Петьера.

  Он хамски улыбнулся и приобнял девушку, делая наставнический вид:

  – Моя милая Сьюзен, – начал он идя с ней в одну сторону и всё так же держа её за плечо, – Ничего не выйдет, если не попробуешь, а если попробуешь, выйдет "что-то", хотя, возможно, не то, чего мы оба ждём. Однако я уверен, что, окажись ты в нужном месте в нужное время... – он вежливо кивнул, – В нужных руках, то наверняка "что-то" будет из разряда "блестящей карьеры".

  – И... что мне для этого нужно? – наивно посмотрела она в завораживающие своей уверенностью глаза Винсента Блэквелла, а он ответил:

  – Впечатлить работодателя.

  – Это у вас... – она робко указала на корешок книги, которую нёс Блэквелл в руке, – Пособие по селективным экспериментам? Написано Бленой Вон Райн ещё пять веков назад...

  – Верно, – хитро улыбнулся он, – Увлекаешься селекцией?

  – Нет, что вы... просто очень известная книга.

  – Это оригинал! – с трепетом приобнял книгу Блэквелл и начал ментально зачитывать отрывок, – "...Кто держит сей труд в руке, тот смело делает шаг к величию, возвышая то, что необходимо возвышать: лишь кровь, в ней сила Сакраля, и его судьба". Слишком пафосно, но всё же глубоко!

  – А я не согласна. – возразила Сьюзен, – Вон Райны очень ревностно относятся к "пароде", об этом в этой книге, уверенна, сказано через предложение, но... – она запнулась.

  – Что "но"?

  – Мне кажется нельзя орудовать лишь знанием крови.

  – Согласен, но что именно ты этим хочешь сказать?

  – Ну... – робко улыбнулась девушка и вдруг стала такой вдохновлённой, когда обратила свои огромные голубые глаза в пустоту, очевидно касаясь той темы, о которой грезила не раз, – Нельзя ведь полагаться только на гены. Есть непредсказуемые факторы крови, которые могут лишь сделать хуже.

  – "Коса на камень" – да! – кивнул Блэквелл и пытливо посмотрел на Сьюзен уже другими глазами, полными неподдельного интереса, – Продолжай.

  Она внезапно покраснела:

  – Этот разговор между нами?

  – Конечно.

  – Вы даёте слово, что ни одна живая душа об этом не узнает?

  – Даю слово, – кивнул Блэквелл.

  – Все в Сакрале знают о самом долгожданном браке последних двух веков, – деликатно затеяла тему она, – Брак Герцога Мордвин и Графини Дум, – уточнила шёпотом, – Казалось бы: какие гены! Вон Райны ведь – чистейшая семья, а Блэквеллы – Элементали! Что может быть плодотворнее, чем пересечение их "багровых рек"? – голубые глаза задумчиво заглянули в изумрудные, – И что вышло? Надежды не оправдались, зато по иронии судьбы воплотились в бастарде Герцога, который вроде и рождён от странного кровосмешения, однако... вот где кладезь талантов!

  – "Кладезь талантов"? Эта личность в Сакрале обычно негативные отзывы получает, – хитро улыбнулся он.

  – О нём говорят без умолку! – улыбнулась Сью, – Потому что личность – неординарная, а что до погибшего молодого Герцога? О нём молчали, будто его и нет, а почему? Сила у него была, говорят и умом обделён не был, но... чего-то не хватало. Где-то селекционный отбор дал сбой, если сравнивать со случайным рождением бастарда!

  Винсент остановился, глядя в пустоту очень задумчиво и серьёзно. Он резко повернулся к Сьюзен:

  – Меня зовут Винсент Александр Блэквелл, – учтиво кивнул он, вызывая бешенную реакцию у Сью, – Мне полагается один слуга Маркиза для ухода за библиотекой. Я выбираю тебя, Сьюзен Петьера, ты будешь асклепом столицы Сакраля по контракту рабства, коим хотела только что пренебречь, сбегая из Грикс.

  Девушка бледнела, зеленела и потом краснела, сопровождая каждое изменение в лице неловким реверансом.

  Блэквелл был неопытен и самоуверен, к тому моменту он полагался лишь на чутьё, которое подсказывало, что Сьюзен Петьера станет отличным акслепом, но не удосужился покопаться в первом масштабном деле "Ювелира" – в отравлении Маркиза Барко. По свидетельствам невнимательных асклепов, которые не сильно углублялись в, казалось бы, естественную смерть старого Маркиза, Барко умер от сердечной недостаточности, которая беспокоила его последние два года.

  И это были те два года, которые он отказывался пускать Сьюзен в библиотеку, поэтому она ещё будучи подростком начала травить его на редкость здоровое сердце даже не вызывая ни малейшего подозрения, однако доступа к библиотеке так и не имела. Оказавшись по счастливой случайности в Сакрале, куда переехала вместе с книгами Барко, книги стали для неё чуть доступнее, ведь за хорошую работу, Блэквелл иногда давал ей несколько книг на изучение, но отбирал их сам. Сьюзен была за это искренне благодарна до поры до времени, ведь Блэквеллы не заставляли её делать то, что ей не нравилось, она занималась лишь медициной, к которой у неё было призвание, даже позволяли немного экспериментировать, в тайне от консервативной Линды. Сью посылали на обучение и на практику, давали возможность развиваться, и так из пятнадцатилетней талантливой девочки, вооружённой лишь стремлением и талантом, она превратилась в отличного асклепа, который был настолько хорош и прогрессивен в методах, что приходилось даже скрывать свои методы лечения. Блэквелл не раз наблюдал за тем, как работает Сью, и каждый раз прятал восхищение за маской безразличия, в сердцах гордясь своей чудесной находкой.