Текст книги "Вопреки. Том 5 (СИ)"

Автор книги: Анна Бэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 28 страниц)

  – Можно здесь побыть? Я уеду к окончанию бала... просто побывать здесь ещё раз хочу.

  – Тебя пригласила Герцогиня, ты – её гостья. – он театрально развёл руками, – Добро пожаловать, блядь!

  Он повернулся спиной, чтобы уйти, но резко вернулся к Ирэн, взял под руку слишком резко и бегом потащил в бальную залу:

  – Будет скандал, когда ты там появишься. Но меньше проблем будет, если я сам тебя заведу. Будешь сегодня дамой Уолтера, – он украдкой посмотрел на неё и поднял удивлённо брови, – Что лыбишься?

  – Уолтер тут?

  – Ясен пень! Где ему ещё быть, он же мой лучший друг. Вкуси слово "друг", оно для тебя, как оказалось, представало в ложном значении.

  Они шли всего минуту, а перед дверями Ирэн вдруг заговорила:

  – Я слышала, что Ниэлин...

  – Тварь наконец-то сдохла! – это было последняя реплика, с которой они уже зашли в зал, полный гостей. Отовсюду мерцали хрустальные люстры и витые канделябры, отражающие блики света, музыка играла громче положенного, но голоса гостей всё равно были слышны.

  – Лорд Винсент Александр Блэквелл, Герцог Мордвин, – прозвучал голос Франческо, который представлял прибывших гостей. Слуга на секунду опешил и замолк, а потом удивлённо кивнул и произнёс чуть тише, – Леди Ирэн Реджина Барко...

  – Хватит фамилий. – тихо распорядился Винсент и Франческо смиренно кивнул, будучи очень понятливым.

  Сквозь толпу к Блэквеллу пробивался хмурый Артемис, ведущий за собой Уолтера Вон Райна, глаза которого были за тёмными очками. Тот отодвигал всех в сторону и без конца втягивал носом воздух, руководствуясь только запахами. Он отодвинул Артемиса, нащупал Ирэн и притянул за руку, касаясь её лица второй рукой. Пальцами он щупал овал её лица, волосы, нос, а она улыбалась и плакала, поджимая губы. Его пальцы убрали её слёзы, и через секунду он уже прижимал её к груди возможно слишком крепко, сдавливая хрупкую девушку совершенно беспардонно:

  – Маленькая глупая Маркиза... – прошептал он с горечью, – Как же я скучал по тебе! Винс, – вдруг опомнился он, – Ты не против, что я твою...

  – Забирай себе, – огрызнулся Блэквелл, – У меня жена есть, которая сильно психанёт, если увидит меня с женщиной. Кстати где она?

  Артемис очень осторожно показал на относительно безлюдный угол бальной залы под лестницей, где даже свечи горели не ярко:

  – Во-о-он там. Мне даже страшно туда соваться.

  – Что-то случилось?

  – Она хотела взять Селену, а та так заголосила, что в ушах закладывало, потом по цепной реакции Энди. Только последний намудрил с магией и поджог Бэт платье. В общем у всех истерика, а Али просто стояла посреди огня и смотрела на всё это. Ничего не сказала, просто стояла в огне, пока слуги уносили её плачущих детей. Мне кажется она... ну...

  – Она не сошла с ума! – оборвал Винсент, а потом уже мягче прибавил, – Может немного, но это пройдёт.

  Он двинулся через весь зал к многочисленным канделябрам разной высоты, стоящим в ряд. Тысячи свечей разных размеров светили таким приятным успокаивающим и чуть мерцающим светом, но Алисы нигде не было. Он прошёл глубже к тяжёлым портьерам, отделяющим уютные диваны, под самой лестницей, и вдруг увидел, что в складках обильной ткани штор за стеной из света свечей стоит Алиса, облокотившись бедром о стену, и с тоской в чёрных демонических глазах смотрит на огонь заворожено. Винсент всякий раз забывал слова, когда видел жену, немного терялся и чувствовал себя неловко, ведь она очаровывала и манила своей необыкновенной красотой, которая из раза в раз ослепляла. К этому было почти невозможно привыкнуть, ведь Алиса всегда выглядела немного другой, будто каждый её образ был абсолютно неповторим и уникален, и Винсент для себя сделал вывод, что этот эффект достигался именно её внутренним состоянием: она была то печальной, то воинственной, то игривой, но всегда неизменно завораживающей.

  – На тебя можно любоваться вечно. – тихо сказал он ей, стоя по другую сторону от стены из огня свечей, – Глаз не отвести.

  Слышала только она, ведь в этом уютном закутке были только они вдвоём, будто отделённые от всего зала незримой стеной. Алиса медленно повернула голову к мужу и чуть наклонила её в бок, прищурившись. Так она несколько секунд разглядывала чёрными глазами Винсента, который в свою очередь смотрел на неё с тоской и даже болью, но подходить не смел.

  Шурша парчовым тёмно-зелёным платьем, украшенным камнями и изысканной вышивкой, Алиса очень медленно двинулась вдоль канделябров, а Винсент вторил ей, но двигался по другую сторону. Они не теряли друг друга из поля зрения, двигаясь одинаково медленно. Сказать, что Герцогиня была одета дорого, было очень кратким описанием её образа. Не было кричащих перьев или пестрящих разнообразием цветов тканей на платье, была чуть мерцающая спокойным тёмно-зелёным цветом парча, тёмные ювелирные украшения и собранные в высокую причёску объёмные волосы. А по ряду на волосах пущена нить из камней, ниспадающая на середину лба.

  – Зачем тебе всё это? – спросила она, – Балы, дорогие игрушки, слуги, гардероб на все случаи жизни?

  – Я не... – он запнулся, – Не знаю. А что не так?

  – Тебе это дорого?

  – Это ведь часть моего долга. Балы я не люблю, они для подданных. Без слуг я не смогу содержать такой огромный замок в порядке... Лис, я не понимаю сути твоего вопроса.

  – Я не вписываюсь. – отрезала она и холодно посмотрела строго перед собой. Казалось странным, что тёплое освещение зала отражалось колким льдом в её глазах, но так и было, отчего Винсент нахмурился.

  – Зачем тебе вписываться? Ты же не галстук, – попытался улыбнуться он, но было совершенно не весело. Этот тон в голосе своей жены он знал и понимал, что ничего хорошего ждать не следует, – Не ты должна вписываться в эту жизнь, Алиса. У нас достаточно теперь времени и средств, чтобы немного изменить мир под тебя. Мы может перестроить Мордвин, может заменить или сократить слуг, изменить правила – всё в наших силах.

  – Не надо трогать Мордвин, он – совершенен. Дело во мне. Это признают все, кроме тебя, даже дети. Даже моя плоть и кровь, – монотонно проговорила она, но во взгляде был целый океан закипающей энергии, – Я носила её с целью дать жизнь, это всё, что было действительно важно. Чувства давались с трудом после смерти, но я заставляла себя её любить, ведь не любить своего ребёнка ужасно, – в её голосе не было ничего человечного, лишь логика и непонимание, – Я разговаривала с ней, убеждала, что мир прекрасен, забиралась под своды концертных залов, чтобы она слышала музыку, я защищала её, – она запнулась, – А теперь она меня ненавидит.

  – Она не ненавидит тебя, просто боится немного... если б ты дала себя узнать...

  – Эндрю меня знает. И я ему больше не нужна. – она подняла чёрный взгляд на мужа, смотря сквозь огонь на него, – Всё закончилось: Некромант повержен, война завершилась, кризис магии преодолён. Нет больше врага Суверена, и день за днём Сакраль приходит к старой теме: а ведь Герцогиня – Квинтэссенция, она – изгой, она не нужна, держитесь от неё подальше.

  Это было провокационной репликой, которая должна была вызвать череду оправданий, сводящихся к ненужным сотрясениям воздуха. Винсент снова потерял дар речи, ведь понимал, что одно неверное слово и Алиса исчезнет – так она делала, когда хотела защититься, отталкивая всех, даже его. На деле же она боялась, ей было страшно кого-то впустить, а он узнавал в ней ту Алису, что сидела в своём сне у зеркала и вырезала фигурки без лиц, которых не помнила. Это не была "другая Алиса", это не была Квин, это была его единственная и любимая женщина, которая просто очень сильно запуталась, забыв человечность. Это была грустная и одинокая стихия, которая очень хотела быть нужной, но не знала, как жить с людьми, не разя всех насмерть током. Винсент почувствовал грусть и жажду закрыть свою любимую от всего мира, давая всю свою любовь, позволяя взглянуть на всё своими глазами:

  – Ты можешь уйти, – сказал он грустной улыбкой, – Люди забывают и вспоминают вновь, что ты – Квинтэссенция, но этого не забываю я, ведь мне это в тебе нравится, я люблю тебя такой. В мире слишком мало людей, которые понимают, как ты необходима для магии, но лишь я знаю, что ты бесценна, и если ты захочешь уйти, то я пойду с тобой.

  – Дети...

  – Мы возьмём их с собой. Но куда мы пойдём? Это наш с тобой дом, он только наш, все остальные здесь – наши гости. Можем выгнать всех и останемся вчетвером. Закроем замок, будем жить лишь в нашем крыле, нам хватит одного этажа на всех. Нам хватит и одной комнаты... только я навсегда останусь Хранителем.

  – Я стараюсь быть частью всего этого, – она прикрыла глаза на пару секунд, а лицо исказилось от муки, – Мир не принимает меня. Я будто всё ещё под толщей льда, смотрю на всю через него, но всё проходит мимо. То и дело я сомневаюсь: сплю я, брежу или всё реально, только разобрать в куче образов что настоящее – просто убийственно сложно.

  – Ты верь в нас – этого хватит. – он поднырнул под канделябрами и оказался с Алисой рядом, – Ты не впускаешь меня, Лис. Знаю, что тебе больно, и хочу помочь, но как я это сделаю, если ты не позволяешь? Не веришь мне больше?

  – Только тебе и верю...

  – А в меня веришь? Как раньше...

  – Ты – единственная моя религия, – сказала она и сконфузилась от внутренних мук, – Всё ради тебя, так всегда было. Я всегда знала наперёд, куда ступать, куда вести людей. Могла идти с закрытыми глазами, на ощупь, в темноте, – говорила она шёпотом, но на каждое её слово свечи реагировали мерцанием, огонь трепетал от её тихого голоса с придыханием, – Мне не нужны были глаза, чтобы видеть пути, не нужны были ноги, я просто знала куда идти и как. Теперь не знаю. Я разучилась, заблудилась.

  – Тогда... – он медленно коснулся её волос, сделал шаг ближе и с трепетом прижал её голову к своей груди, – Я возьму тебя на руки и понесу сам. Не отталкивай меня. Мне становится жутко страшно, искорка, одиноко, больно, тускло.

  – Но со мной тебе тоже больно. Я вижу.

  – Мне больно, когда ты не позволяешь быть частью твоей жизни. Ты боишься того, что можешь сделать с людьми, но ты забываешь, что мы с тобой и наши дети – не совсем обычные люди. Мы сильнее и слабее одновременно. Мы зависим от тебя, ты очень нам нужна, а твой ток... лично мне он не страшен.

  Он почувствовал, что Алиса напряглась. Её глаза были открыты, а дышала она равномерно, но осторожно, что значило какую-то недоговорку.

  – А что, если дело не только в токе? Вдруг под толщей льда... не только я и ток?

  Пауза затянулась слишком долго, а Алиса всё ждала ответа, который почему-то так боялся дать её любящий муж. Он всё так же прижимал её, не давая отступить, но теперь уже не гладил по голове:

  – Ты должна с этим бороться. – не терпящей возражений интонацией наконец проговорил он, – Это чёрная дыра для твоей светлой души, Лис. Ты должна понимать, что опасно это не только для тебя, меня и детей, вся магия под угрозой, всё живое. Тот кризис энергии, который чуть не погубил нас месяц назад, был лишь отголоском того, что может случиться, если Квинтэссенция сольётся с Некромантией. Люди будут ужасны, это будут жестокие душевнобольные твари без права на прощение, мир превратится в ад капля за каплей.

  – Я это понимаю...

  – Тогда будь смелой. Не прячь это в себе, впусти меня, и я помогу. Мы будем каждый день бороться с этой зависимостью... хотя было бы проще, если бы ты приняла Искупление, которое отдала Ирэн.

  – Я не хочу... умирать. – она вцепилась пальцами в мужа отчаянно.

  – Эй, тише-тише, искорка, – он снова гладил её волосы, – Ну кто сказал, что ты умрёшь?

  – Но ведь я – демон, Винсент! Это понятно даже детям, но ты не хочешь это признавать!

  – Потому что это не так. Я докажу тебе это, просто позволь мне.

  – Как?

  – Просто... – он отстранил её от себя и поднял её лицо за подбородок, чтобы видеть глаза, – Ты всё ещё любишь меня, Алиса?

  Она просто моргнула в ответ:

  – Ты же знаешь: люблю.

  – А демоны любить не умеют. Ты просто моя маленькая социопатка, на плечи которой упало невыносимое испытание, череда испытаний, но ты здесь, поэтому я очень прошу тебя: сделай последнее усилие. Ради меня. – он мягко ей улыбнулся, излучая нежность и заботу. В глазах была такая теплота, которая не могла оставить равнодушным никого, поэтому губы Алисы едва заметно и не совсем уверенно дёрнулись в робкой улыбке, – Ну вот, – он поцеловал жену в лоб и замер, прикасаясь губами к её лбу, – Ты уже сделала меня счастливее.

  Они стояли в обнимку какое-то время, а потом Алиса тихо попросила:

  – Мы можем уйти отсюда?

  – Если ты этого хочешь, то да. Куда пойдём?

  – Спать.

  – Ты будешь спать сегодня со мной? – с надеждой спросил он, а она осторожно кивнула и повторила его же слова:

  – Если ты этого хочешь.

  – Тогда пошли...

  Они медленно зашли в свою спальню, будто впервые оказавшись наедине. Винсент медленно развязывал галстук, то и дело поглядывая на жену, а она у трельяжа снимала украшения, глядя лишь на изящные пёстрые шкатулки. Шпильки одна за другой с тихим звоном ложились в отведённое для них место, изматывая ожиданием обладательницу тонких длинных пальцев, украшенных перстнем с крупным изумрудом и витиеватым сигилам, связующим мужа и жену. Алиса ровно и тихо дышала, наблюдая, как муж уже разделся и шёл в душ:

  – Ты в душ пойдёшь? – спросил он коротко.

  – Позже... – прозвучало в ответ очень тихо, и она преступила к демакияжу.

  Весь месяц она каждую минуту заставляла себя делать то, что делают обычные люди в обычной жизни: с утра она приводила себя в порядок, а вечером готовилась ко сну, но всё это было как-то вымученно, натужно, противоестественно. Рутина из бытовых действий казалась клеткой и ненужной мерой, ведь после смерти Некроманта жизнь стала исчисляться не восходами солнца, а моментами, когда Алиса была собой, что давалось очень сложно. Только этот вечер был чуть другим.

  Обещание Блэквелла Блэквеллу было намного серьёзнее самых страшных в мире клятв и присяг, Алиса не могла обманывать человека, который для неё был целым миром, а идти с ним в душ было бы декорацией к нормальной жизни, но она себя нормальной не чувствовала. Даже сняв всю мишуру из богато украшенного платья и украшений, вытащив все шпильки и убрав с лица яркий макияж, она видела себя чужой, не настоящей.

  – Ну же... – зло прошептала она отражению, опираясь на вытянутые руки и приближаясь к зеркалу почти впритык, – Ради него ты можешь всё. Вернись... – прошептала она зловеще, отчего последнее слово словно резонировало в пространстве эхом, – Ради него, только ради него.

  Она долго стояла и смотрела чёрными глазами на своё вызывающее мурашки отражение. Волосы спадали на лицо длинными локонами, а одета она была лишь в корсет и трусики.

  – Ты всё ещё пялишься на себя? – лукаво спросил муж, подходя к Алисе, – Или пытаешься меня соблазнить?

  Но она всё ещё смотрела на себя пристально и даже напряжённо, сжав зубы. Винсент убрал её волосы со лба и подул на лицо, нежно прикасаясь носом к её виску:

  – Начинается шторм... – прошептал он очень нежно, – Ты злишься на море, но оно не виновато.

  – Я в душ. – жёстко обрезала она и вырвалась из его объятий, уходя в ванную комнату, а Винсент всё так же стоял на месте, с опустошённым лицом, а рукой водил по воздуху, где только что стояла жена.

  Через пару минут он тяжело вздохнул, и пошёл в кровать, расправив перед этим постель. Хрустящая простынь пахла свежестью, что обычно манило быстрее уснуть, но Винсент спать вовсе не хотел, поэтому взял с тумбочки книгу и лёг с хмурым выражением лица. В ванной шумела вода, а мужчина всё никак не мог сосредоточиться на книге, которую бегло читал, но сути не улавливал. Так пальцы перелистнули около тридцати страниц, ведь читал Винсент очень быстро, а по сути прошло не больше пяти минут, как вдруг раздался треск сразу с разных сторон. Мужчина сел в постели во внезапно воцарившейся темноте, но тут же взмахнул рукой над треснувшей лампой в светильнике и стекло восстановилось, став целым. Свет замерцал и загорелся, освещая комнату в осколках. Все стеклянные поверхности были сплошь в трещинах: окна, балконные двери, стаканы на тумбочке, но больше всего пострадало зеркало трельяжа, которое было искажено самой мелкой сеткой трещин. Это не было совпадением, ведь за некоторое время до этого Алиса со злостью смотрела именно на своё отражение в этом зеркале, поэтому Винсент уже не мог сконцентрироваться на книге и просто лежал в кровати в ожидании жены.

  К этому моменту вода в кране перестала течь и послышался тихий шорох. Алиса вышла обмотанная полотенцем и робко замерла в дверном проёме. Волосы были сухие и собраны на макушке в хвост, ниспадая несколькими мокрыми прядками на бархатистые плечи, но это не так привлекало внимание мужчины, как это делали печальные пасмурные глаза.

  Он невольно улыбнулся и положил книгу куда-то совершенно не глядя. Страшно было спугнуть момент неловкой репликой или движением, поэтому он молчал и надеялся услышать что-то от Алисы, которая очень тихо шла босыми ногами по ковру, словно кошка, ступая мягкими лапами. Она не обходила кровать, чтобы лечь со своей стороны, а шла именно к мужу, правда очень медленно, отчего его кровь в жилах кипела, а на лбу чуть выступил пот. Один лишь вид жены действовал на Блэквелла безотказно, он не мог ничего поделать, теряя концентрацию и всецело фокусируясь лишь на Алисе. Дыхание сбилось, он набрал в лёгкие воздуха, когда девушка присела на край кровати прямо перед ним, но сказать ничего романтичного или просто особенного не вышло:

  – Босиком по осколкам? – вырвался хрип из его горла. Он не узнавал себя, будто слыша свой собственный голос откуда-то со стороны. Хотелось ударить себя по голове, чтобы настроиться на вразумительные диалоги, но руки скользнули к полотенцу Алисы.

  – Я случайно тут всё разбила... завтра починю.

  – Я сам... сам всё сделаю, – он присел, опираясь на локти, пытаясь быть ближе, – Алиса, я... волнуюсь.

  – Почему? – спросила она и погладила его взъерошенные волосы, зачёсывая чуть назад, – Потому что я в полотенце?

  – Не знаю, видимо стал слишком слабым, – она уткнулся лицом в её ладонь и закрыл глаза, – А может потому что люблю тебя больше всего на свете. Голова кружится, когда ты рядом... а когда тебя нет, то сердце почти не бьётся.

  Она смотрела на него всё так же с тоской, чуть наклонив голову в бок, а рука скользила от его лица по шее к сигилу на ключице. Винсент прикрывал от удовольствия глаза и старался дышать тише, смотря покорно в лицо Алисе, боясь, что всё прекратится и она снова уйдёт на диван. Изящная ладошка обводила контур чуть сияющего знака на груди, которая качалось в дыхании от её чувственных прикосновений. Алиса плавно приблизилась к знаку лицом и дотронулась влажными губами до знака очень нежно и медленно. Потом снова, потом ещё и ещё, осторожно целуя метку на ключице, а Винсент чуть запрокинул голову, давая простор для поцелуев любимых губ. Алиса не отрывалась, оставляя немного влажные следы на мускулистой шее мужа, но подалась вперёд корпусом, хищно подползая к жаждущему мужу. Её руки немного отодвинули простынь, чтобы их близости ничто не могло воспрепятствовать, руки коснулись напряжённого живота с набухшими венками и волосяной дорожкой от пупка к паху, прикрытого пижамными штанами. Винсент уже шумно дышал, пытаясь рукой притянуть лицо жены к своему, но она своенравно и самозабвенно целовала его тело.

  – Поцелуй меня, – взмолился он, – Лис, пожалуйста, поцелуй.

  Она оторвалась от его кожи и склонилась над его лицом, пристально смотря в мутные от желания глаза. Его губы были с готовностью открыты, а глаза то искали её глаза, то смотрела на её губы, то скользили взглядом по изгибу её шеи. Супруги пытали друг друга взглядом несколько секунд, а потом рука Блэквелл медленно потянулась к закреплённому на груди жены полотенце и потянули за уголок, отчего оно тут же покорно разошлось, показывая голое соблазнительное тело женщины.

  Алиса приблизилась к губам мужа, исполняя его желание, но теперь отстранялся он, перехватив инициативу её пыток. Привстав на мускулистых руках с торчащими от возбуждения венами, он быстро опрокинул Алису на спину, ложа её голову на подушку, перехватил её руки, заводя их над головой и властно блокируя, а потом раздвинул своими ногами её ноги. Она была абсолютно голой в его власти, открывая вид на самые интимные места своего восхитительного тела, которое он сканировал снова и снова с желанием. Он лёг сверху, специально с нажимом тараня её промежность своим напряжённым членом, скрытым в пижамных штанах, отчего Алиса выгнулась и очень шумно вздохнула, выдавая лицом нетерпение, а потом слишком медленно приблизился к её губам, целуя томительно и с нежностью. В его руках она была покорна и податлива, заводя мужа ощущением власти над её телом, он сдавливал её запястья с силой, возможно даже причиняя дискомфорт, но целовал её губы очень нежно и медленно, будто ничего важнее и приятней в его жизни быть не может. Часто и томно дыша, Алиса на секунду упустила губы мужа, и он стал целовать её шею, грудь, соски, слегка оттягивая их зубами. Нежность превратилась в неистовую страсть, руки уже не были последовательны в движениях, всё стало хаотично и бесконтрольно, большие горячие ладони мужа сжали её грудь ощутимо, отчего она простонала, но не остановила его, потому что сама обезумила от страсти. Запасться освободились от хватки, и её ладони уже тянулись к шнурку, на котором держались штаны на талии атлетического тела мужчины. Она освобождала его бёдра от пижамы, когда почувствовала, как палец Винсента проникает в её влагалище очень нежно, но потом входит уже второй, потом движение туда-обратно и Алиса вздрогнула от внезапно накатившей волны удовольствия. Это было неожиданно и очень спонтанно, всего от пары прикосновений мужа, но ток пробил её, и голова закружилась. Она не кричала, лишь содрогнулась в оргазме захватывая воздух ртом, прогибаясь в дугу.

  – Охуеть... – прорычал возбуждённый муж, – Господи, девочка моя... я не ожидал!

  Она открыла мутные глаза всего чуть-чуть, чтобы словить мужа неясным взглядом, а он смотрел на неё так похотливо, что у неё побежали мурашки:

  – Не останавливайся, – попросила она, – Пожалуйста!

  Команда была не нужна, ведь он сам ждал вторжения в её тело с неистовой жаждой, и дождался. Был властным, но нежным, каким и был в отношении своей любимой Алисы, которую обнимал, как антикварную вазу, но в ту же секунду рвал на куски, в жажде завладеть ей полностью, сливаясь в одно целое, отдавая ей свою саднящую душу. А после моментов самых интимных откровений их тел и душ, она обнимала его.

  – А теперь, прошу, объясни мне как ты вернулась. Почему людям для спасения нужно Искупление, и почему тебе оно не понадобилось?

  Алиса хмыкнула, будто проще быть ничего не может, и всё же говорить было сложно. Не потому что она не хотела, нет, всё иначе – это была одна из самых сложных тем вселенной, для которой не существовало терминологий, облегчающих формулировки.

  – Душа... – начала она, садясь ровно. Руки скользнули к волосам, заплетая косу, – Душа – тонкая материя. Это жизнь в самой её сути. Тело умирает, а душа нет. Понимаешь? Это самая магическая магия, которую можно представить.

  – Квинтэссенция?

  – В самой сердцевине да, – кивнула она, – Ведь она даёт импульс бездвижному телу, но на деле всё намного сложнее. Некромантия убивает душу и порабощает материи. Так из трупа получается инферн, который двигается, испытывает голод, жажду, но в его голове нет мыслей, он не может чувствовать даже боль, не говоря об остальных чувствах. Он не осязает, не слышит, думаю, что и не видит даже. Лишь неуёмный голод, ведомый чёрной смертью.

  – Демон ведь тоже под властью Некромантии!

  – Так ведь мы оба знаем, что демонами становятся лишь сильные маги, душу которых вытравить крайне сложно. Но, как я сказала, душа – тонкая материя, которую Некромантия убивает, убивает самую сердцевину.

  – Квинтэссенцию? – вновь спросил Винсент уже с улыбкой и поцеловал жену в плечо, а она кивнула, – Поэтому ты не умерла?

  – Не поэтому, – она вдруг стала хмурой, – И Квинтэссенцию можно было бы убить, но в мире во всём есть баланс, поэтому есть кое-что, казалось бы, незначительное, что способно исцелить даже самую прогнившую душу.

  – Искупление?

  Алиса вновь улыбнулась, теперь уже снисходительно.

  – А что есть искупление?

  – В твоём был твой последний свет... то есть Квинтэссенция. Хотя здесь я путаюсь... ведь выходит, что ты просто отдала себя в последний кристалл, спасая Кастерви. Однако, если честно, до этого я был уверен, что твоё Искупление будет в зеркале, что ты видишь во сне. Оно ведь явно непростое.

  – Непростое, – подтвердила она мысль, – К этому вернёмся, а сейчас о кристалле. Я могла переждать бурю и смерть Элайджи, чтобы вернуться, но спасла твою мечту. Последнее, что промелькнуло у меня перед смертью, заставить выбрать именно Кастерви – ты, твоя мечта.

  – Да лучше б она утонула... Лис, ну а как же зеркало? Ты ведь каждый раз видела его во сне, смотрелась в него, чтобы что-то вспомнить, найти себя.

  – Увидев своё отражение, откуда ты будешь знать, что оно твоё? Дело в другом. – она убрала косу за спину и прикоснулась рукой к крылу на ключице, – Я искала это. Всегда. Человек с таким знаком никогда не сможет лишиться души безвозвратно, если где-то есть второе такое крылышко. Передать сигил в предмет невозможно, его суть неоспорима.

  – Любовь? Вот почему Эдаман Вон Райн предостерегал от скрепления Сигила Вечности с двух сторон? – Винсент стал вдруг серьёзным, – Любовь исцеляет душу, верно? Защищает от черноты.

  – А такая огромная как у нас способна создать тоннель во времени, связывая два крыла в один полёт, а затем вернуть к жизни, укрыть частичку любящей души где-то очень глубоко на дне мира за толщей воды.

  – Лис, – улыбнулся он блаженно и с трепетом, наполняющим его изумрудные глаза, посмотрел на жену, которая так просто объяснила ему суть давно волнующих его вопросов, – Я – твоё искупление? Про Ангельскую Вечность не врут?

  – Да. Ты приходил ко мне по тоннелю, и я начинала исцеляться, даже когда погрязла в черноте. На дне ущелья не было ни единого проблеска света, – она поёжилась, едва произнося слова, ведь страх до сих пор преследовал её, – Но иногда я будто слышала своё имя со стороны, и тогда мои сигилы загорались. – она улыбнулась, – Становилось чуть теплей в этой жуткой мерзлоте под давление толщи воды, я на секунду вспоминала обрывок себя, – она щелкнула пальцами непроизвольно, а Винсент этому улыбнулся, – Твой голос, Артемиса... – и тут Блэквелл насупился, и Алиса вдруг поправила, – Твой крик, но его едва слышный шёпот, хорошо! Доволен?

  – Не совсем, но всё же так лучше.

  Это было бы приятной нотой для завершения разговора, но Алиса села ближе с тревогой в глазах и заговорила, будто извиняясь:

  – Только Некромантия – как вирус. Её можно сдержать, вытеснить практически полностью, но однажды поразив, она затаится, ожидая реванша. – рука Алисы коснулась больной ноги Винсента, – Как с твоей ногой.

  – Ты ведь не мою ногу имеешь ввиду, и даже не глаз Артемиса. – тяжело вздохнул он, – Ты о своей душе, – и она опустила глаза, будто извиняясь.

  – На одном крыле далеко не улетишь, – прозвучала из её уст метафора.

  – Тогда хорошо, что у нас их два! И оба целы.

  Алиса почему-то очень грустно посмотрела, будто знала то, чего не знает Винсент, и потом так же грустно улыбнулась, кивая.

  – Каждый день я буду бороться с чернотой, ведь люблю тебя. Вопреки времени и смерти.

  – Вопреки. – повторил он завороженно свою мантру.