Текст книги "Драккары Одина"

Автор книги: Андрей Зайцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

– Теперь же, ромейский пес, я испытаю твоего Бога, – с мрачной торжественностью произнес Кнуд, доставая нож с широким острым лезвием. – И посмотрю, как он поможет тебе...

Карн побледнел, не в силах пошевелиться. Несмотря на то, что по его доносам было убито немало людей, сам он боялся смерти и старался, как мог, отдалить ее неизбежный приход.

Кнуд подступил к нему и резким ударом левой руки сбил с ног. Потом, схватив ромея за волосы, повернул его лицом к небу, с усмешкой сказав:

– Сейчас, Карн, мы все увидим...

Нож викинга коснулся горла византийца. Карн зажмурился, втайне воззвав к своему одинокому и страшному божеству, как делал это в те времена, когда руссы и викинги убивали жителей Византии на его глазах и когда ему повезло: его оставили в живых, продав в рабство. Он, сын богатого торговца, с детства привыкший к роскоши, к обильной пище, тонкому вину и хорошеньким женщинам, был вынужден влачить жалкое рабское существование, пресмыкаться перед проклятыми язычниками, которые даже не умели строить храмы для своих богов.

– Так ты скажешь мне свою тайну? – голос викинга звучал как набат. – Или так и помрешь как бездомная собака?

Как ни хотел Карн жить, все же не мог понять, чего от него хочет Кнуд. Но главное: сейчас, обезумев от ужаса приближающейся смерти, Карн терял свою привычную изворотливость, не раз выручавшую его.

– Кнуд! – вдруг послышался женский голос, и Карн с облегчением узнал его. – Чем это ты занимаешься?

Жена ярла Стейнара, одетая в длинное платье темнобордового цвета, стояла неподалеку, с любопытством разглядывая все происходящее.

– Мне хотелось кое-что узнать, – пробормотал Кнуд, в замешательстве, убирая нож и отпуская траля.

– И о чем же? – прищурилась Гейда. Она слишком хорошо знала своего брата, чтобы поверить в какую-либо небылицу.

– Карну известно, как стать бессмертным, – ответил Кнуд, почти не отступив от истинного смысла своих действий.

– В самом деле? – усмехнулась Гейда, почувствовав, как медленно из ее души уходит страх. Она-то боялась совсем другого. И сейчас, поправив волосы, повелительно бросила тралям: – Идите!

Обоим не нужно было повторять. И Карн, и Айво мгновенно убрались с глаз, как будто их и не было тут вовсе.

–  Так чего же все-таки ты хотел от Карна? – продолжала допытываться Гейда у брата.

– Напрасно ты думаешь, что я собирался убить его, – сказал Кнуд. – У меня и в мыслях этого не было.

– Еще бы! – женщина не сводила с него пристального взгляда. – Даже за такого никчемного раба, как Карн, мой муж строго спросил бы с тебя.

– Он много болтает, – попытался оправдаться викинг. – Ему следовало бы отрезать язык. Тогда бы от него было больше проку.

– Но это не тебе решать, – заметила Гейда, подумав о том, что немой Карн никогда бы не смог рассказать о том, как именно пропал Олаф. Однако это было не так-то легко сделать, и потому оставалось надеяться на то, что и траль не посмеет выдать их общую тайну.

– Сдается мне, что ты, Кнуд, не тем занимаешься. Помнишь клятву, которую ты дал на празднике Йоль? До сих пор ты не выполнил ее...

– Это не так-то просто, – вскинул голову Вороний Глаз. – Ты сама знаешь, что у меня не было подходящего момента. А добраться до него очень трудно.

–  Да, да, – кивнула Гейда, задумавшись. Им обоим было хорошо известно, о ком идет речь: Харальд Весельчак, давно приговоренный злопамятными данами к смерти. Но убить вспыльчивого и мстительного ярла было чрезвычайно нелегко. Им оставалось только ждать. Ждать и надеяться...

* * *

Третий день Олаф и Хафтур шли на юг, держась извилистой береговой линии. С тех пор как они видели охотников в звериных шкурах, им не встретился более ни один человек. В этой земле, мрачной холодными ночами и полной какого-то жутковатого великолепия при свете дня, казалось, и не могла жить ни одна живая душа. Ночью, засыпая, Олаф думал о страшной бездне, Гиннунгагапе, которая окутывала землю и была началом всего... [24]24
  Гиннунгагап (др.-исл. Ginnungagap) – первичный хаос, мировая бездна. Сама по себе лишена жизни, но, первоначально, там возникло два мира – Нифльхейм и Мупелльхейм, и от их взаимодействия в пустоте мировой бездны зародилось первосущество – великан Имир (Аургельмир).


[Закрыть]

Наверное, именно так и выглядела земля тогда, когда сыны Бора – Один, Вили и Be , убили первого великана Имира и сотворили из его мертвого тела нынешний мир. Из его костей были созданы горы, а из зубов – скалы, а из крови – моря...

Хотя людей путники не встречали, Олафу временами мерещилось, что духи холода, дети великана Боргельмира, неотступно и незримо следуют за ними, чужаками в этом безжизненном краю.

Днем говорили мало, тяжелая дорога отнимала много сил. Хафтур шел первым, выбирал более удобный путь, Олаф держался сзади, стараясь не отставать.

До наступления темноты оставалось не очень много времени, когда Хафтур, взобравшись на пригорок, раздраженно вскрикнул. Олаф, хорошо чувствуя своего наставника, понял: что-то случилось. И не ошибся. Подойдя ближе, он увидел впереди полоску воды. Дорогу им преградила небольшая речка, впадающая в море. Хотя оба хорошо плавали, переправиться на тот берег с поклажей представлялось делом очень трудным.

– Пойдем вверх по течению реки, – сказал Хафтур, вглядываясь в противоположный берег, покрытый густым лесом. – Быть может, там есть более удобное место для переправы.

В его голосе не было уверенности. Олаф понимал, что викинг просто хочет обдумать, как им быть дальше. У него мелькнула мысль о плоте. Но чтобы его построить, требовалось время.

Они устало шли по высокому берегу, пока воздух не стала заполнять сумеречная синева – предвестник наступающей ночи. В узкой ложбинке Хафтур сбросил с себя мешок с моржовым мясом.

– Переночуем здесь.

Олаф также освободился от своей ноши, расправляя натруженные за день плечи. Пока викинг разжигал костер, юноша поднялся выше по холму. Ему хотелось посмотреть, куда им идти дальше.

Оказавшись на вершине, он посмотрел на изгиб русла реки, и вдруг его как будто толкнули в грудь... Совсем недалеко от того места, где он стоял, полускрытая в зарослях кустарника, прилепилась к берегу лачуга. Вначале Олаф подумал, что она ему просто мерещится. Он протер глаза и глянул снова. Лачуга не исчезла. Она чем-то напоминала жилище, в котором жил Эгиль. Олаф замер, весь превратившись в слух. Ему показалось, что он слышит голоса... Юноша огляделся. Кто может жить здесь, в этой пустоши? Вряд ли это охотники, которых они встречали. Хафтур говорил, что те живут в странных домах из звериных шкур. Но кто тогда живет здесь? Или лачуга пустует?.. А как же голоса?

Сердце у парня сжалось от недоброго предчувствия, но любопытство взяло верх. Стараясь двигаться бесшумно, он спустился с холма и приблизился к лачуге, остановившись шагах в двадцати.

В зыбкой тишине, сотканной из холодного воздуха, он смутно различил только далекий крик чаек. Лачуга по– прежнему казалась необитаемой. Олаф облизал обветренные сухие губы, не решаясь сделать еще несколько шагов.

У него мелькнула мысль, что он зря не предупредил Хафтура. И теперь тот будет искать его и может разозлиться. Пока он раздумывал, какой-то неясный звук сзади привлек его внимание. Но понять причину этого звука Олаф не успел, почувствовав прикосновение к своей шее холодного лезвия.

– Не шевелись, – прошептал кто-то странным голосом, быстро обшаривая его сзади.

Олаф замер, сообразив, что столкнулся с обитателем лачуги.

– Я не причиню никому зла, – сказал он, подражая манере своего наставника, когда тот говорил с людьми в звериных шкурах.

– Я убью тебя, если ты сделаешь хоть одно резкое движение, – продолжал все тот же странный голос, мало похожий на голос взрослого мужчины. – Медленно повернись...

Олаф подчинился приказу и с удивлением увидел перед собой темноволосую девушку в куртке из оленьей кожи, державшую в руке охотничий нож с широким острым лезвием.

–Кто ты? – спросила девушка, глядя на него с тревогой и неприязнью в глазах.

–Я – Олаф, – ответил юноша, размышляя о том, каким образом эта девушка может жить в одиночестве в такой глуши? Но, может быть, она живет не одна?

– Что ты здесь делаешь? – девушка говорила, как-то по– особому выделяя слова. Это был чужой говор. И Олаф скорее узнавал слова по знакомому звучанию, нежели по интонации. На это не очень-то тяготило, в свое время и язык викингов был не слишком привычен для него.

– Ищу место для ночлега. – Олаф не торопился говорить, что он здесь не один.

– Место для ночлега? – девушка усмехнулась, поглядывая на него темными красивыми глазами. – А где ты ночевал прошлую ночь?

– Там, – он показал рукой в сторону севера.

– Откуда ты идешь?

– С севера.

– Ты непохож на людей саами, – медленно проговорила девушка, продолжая внимательно изучать парня.

– Да, я не лапландец, – поспешил заверить ее Олаф. – Я приемный сын ярла Стейнара, сына Асмунда.

– Я не знаю никакого ярла Стейнара! – резко бросила девушка, нахмурившись. Очевидно, что-то в ответе юноши ей не понравилось.

Он живет далеко от этих мест, – пояснил Олаф.

– Как же ты здесь оказался? – недоверчиво спросила обитательница лачуги.

– Во время бури нашу лодку занесло к этим берегам...

– Вашу лодку? – насторожилась девушка.

Олаф понял, что допустил промах. Ей не следовало откровенно лгать. Он чувствовал, что она довольно проницательна, несмотря на юный возраст.

– Да, нашу лодку, – быстро нашелся Олаф. – Эта лодка принадлежит ярлу Стейнару.

– Почему же ты не утонул?

– Не знаю, – он пожал плечами. Страх куда-то пропал. Теперь незнакомка не казалась опасной. И руку с ножом она опустила. – Наверное, так было угодно богам.

– И ты хочешь, чтобы я тебе поверила?

– Он говорит правду, Хельга! – неожиданно послышался скрипучий хрипловатый голос, от которого у Олафа пробежали мурашки по коже. Он резко обернулся и увидел старуху в грязноватом плаще из шерсти, стоявшую в нескольких шагах от порога лачуги.

– Но я ему не верю, бабушка, – с упрямством возразила девушка, которую назвали Хельгой. – Как мог этот мальчишка выжить в нашем краю?

– Я не мальчишка! – резко вскинул голову Олаф, смертельно обидевшись на колкость. Ему оставалось только пожалеть, что эти слова были произнесены существом женского пола.

– В самом деле? – Хельга смерила его уничижительным взглядом, как будто забавляясь его обидой. – Что-то не похоже...

– Прощайте, – бросил Олаф, собираясь уйти.

– Не так скоро, мой мальчик.– услышал он голос Хафтура, вышедшего из зарослей. Было ясно, что он слышал если не весь разговор, то по крайней мере его завершающую часть. – Мы, в самом деле, нуждаемся в ночлеге...

– Это еще кто? – вспыхнула Хельга, сжав пальцы на рукоятке ножа.

Нельзя отказывать странникам в ночлеге, – успокаивающе подняла правую руку старуха. – Они нам не опасны, Хельга.

– Ты знаешь, что делаешь, – сказала девушка, уступив.

– Напрасно ты, Олаф, не предупредил меня, – обратился с упреком к подростку Хафтур. – Все могло закончиться гораздо хуже.

– Ты же не думаешь, что я мог испугаться этих женщин? – громко воскликнул Олаф, краем глаза заметив, как отреагировала на его фразу Хельга.

– У женщин бывают длинные руки, – задумчиво сказал Хафтур. – Их язык не всегда говорит то, о чем они думают. Позволь узнать, в какой земле мы сейчас находимся? – он выразительно глянул на старуху.

– Земля эта – Галоголанд. – Вы в четырех днях пути от Далекарлии, викинг, если пойдете на восток.

– Как тебя зовут?

– Боргни, – ответила старуха, не меняясь в лице. Казалось, это говорит не живой человек, а изваяние. – А это моя внучка, Хельга... Кто же ты?

– Я – Хафтур. А это Олаф, приемный сын ярла Стейнара, сына Асмунда, что когда-то жил в Хафс-фьорде, у тамошнего ярла, и спас от смерти его ребенка. Бурей нас занесло к скалистому берегу в двух днях пути отсюда на север. Теперь мы идем домой, Боргни.

– Асмунд, Асмунд... – забормотала старуха, будто припоминая. – Это не тот Асмунд, которого пикты приговорили к смерти и бросили в море с высокой скалы?

– Верно, он самый, – подтвердил удивленный Хафтур. – Откуда тебе это известно?

– А разве не слухами полнится земля, викинг? – усмехнулась Боргни. – Асмунд выжил, несмотря на то, что у него были связаны руки. И поведал об этом людям. Мертвец уже ничего бы не рассказал.

– Это верно, – согласился Хафтур, внимательно разглядывая старуху. Что-то в ней показалось ему странным, но викинг не спешил раскрываться прежде времени. – Нам нужна лодка, Боргни, чтобы переправиться на тот берег.

– У нас нет лодки, – равнодушно молвила старуха.

– Как же вы живете вдвоем в такой глуши?

– Что здесь удивительного? – пожала плечами Боргни. – Пищи тут довольно, а человеку много не надо. Те, кто стремятся к дальним землям и умирают ради куска желтого металла... Чем они лучше нас?

Она прозрачно намекнула Хафтуру на его ремесло, но он не обиделся. С годами он перестал обращать внимание на подобные мелочи.

– Если у вас нет лодки, то можешь ли ты указать нам удобный путь к какому-нибудь селению?

– Я укажу тебе путь, викинг, но не сегодня, – ответила Боргни. – Ты наш гость. Поэтому не думай ни о чем. Завтра, когда встанет солнце, тебе будет лучше видно, куда идти дальше...

– Благодарю тебя, Боргни, за приглашение, – кивнул викинг, мельком взглянув на девушку, которая стояла чуть в стороне, прислушиваясь к разговору. – У нас есть моржовое мясо. Я буду рад, если ты разделишь с нами трапезу...

– Всегда приятно встретить хорошего охотника, – прищурилась старуха, посмотрев куда-то за спину Хафтуру.

В этот момент Олаф, также внимательно прислушивавшийся к разговору, почему-то подумал, что они здесь не одни. Кто-то, быть может, скрывался в зарослях, наблюдая за ними, и Боргни знала об этом. И сразу же смутное чувство тревоги вновь охватило его. Он посмотрел на Хафтура, но тот выглядел спокойным и невозмутимым. Тогда Олаф решил, что ему следует быть более выдержанным и не поддаваться пустым страхам.

– Я принесу мясо, Хафтур, – сказал он, глядя на девушку.

Хельга, казалось, потеряла интерес к пришельцам, и обратилась к своей бабушке с каким-то малозначительным вопросом.

Не торопись, Олаф, – тихо произнес старый викинг, наблюдая за женщинами. – Когда поднимешься на холм, оглянись вокруг. Не хочу, чтобы кто-то нам помешал...

Юноша понимающе кивнул и направился к первоначальному месту их ночевки. Слова Хафтура он расценил как обычное предостережение. Викинг часто говорил ему о том, что первым умирает потерявший бдительность и осторожность.

– Можно ли узнать, Боргни, как давно ты здесь живешь? – спросил Хафтур после ухода своего питомца.

– Вот уже десять зим прошло, как я поселилась в этом краю, – ответила старуха, по привычке не меняя выражения лица.

– Откуда же ты родом?

– Родилась я давно, – усмехнулась каким-то тайным мыслям Боргни. – Мой отец был из земли черных альвов, а служил он при дворе конунга данов Хродгара.

– Конунга Хродгара? – удивился Хафтур. Сколько же лет этой Боргни? Ведь даже отец его отца, старый викинг Торвальд, был мальчишкой, когда убили сына Хродгара и приписали это злодеяние неким таинственным мстителям из земли балтов.

– Да, конунга Хродгара, – подтвердила старуха. – Тебя, верно, удивляет мой возраст, викинг, а между тем это не должно тебя волновать, потому как я давно уже не интересую мужчин, а значит, не важно сколько мне зим – восемьдесят или все сто.

– Пожалуй, мне не так важно, сколько тебе зим, – согласился Хафтур, сознавая, что старуха, несмотря на годы, очень умна и проницательна. – А больше интересует имя твоего отца.

– Этого я тебе не скажу, старый воин, – немного резковато проговорила Боргни. – Потому как в отличие от вас, викингов, не люблю попусту перебирать свой род от первого колена. Довольно тебе и того, что моя мать – великая Рагна, та самая, которая предсказала, когда умрет король франков, прозванный Карлом Великим.

– Вельва Рагна? – задумчиво произнес Хафтур, теребя бороду. – Я слышал о ней, Боргни, много раз слышал в пору моей юности, но никогда не думал, что встречусь с ее дочерью.

Человек не знает судьбы, ему предназначенной, и, проснувшись поутру, не догадывается, что ждет его к вечеру, – монотонно пробормотала старуха, как будто забыв о существовании викинга. – А если придет ему в голову безумная мысль узнать свое будущее, уготованное норнами, то сделается несчастен он тотчас же, потому как не было еще на земле смертного, довольного своим уделом.

– Так ты колдунья? – догадался Хафтур.

– Скрывать это не имеет смысла,-викинг. Удел колдуньи – жить в глуши и забыть о всех радостях человеческих...

– Но твоя мать знала и лучшие времена, – заметил Хаф тур, оглянувшись.

Олаф с поклажей на спине уже спустился с холма и подходил к ним.

– Все, что было, – было, – с мрачной торжественностью произнесла Боргни. – А все, что будет, – тонкая нить. Оборви ее, и все исчезнет как сон... Еще неизвестно, была ли моя мать счастливее меня в ту пору, когда встретила моего отца.

Она загадочно улыбнулась, и у Хафтура в памяти шевельнулось старое, истертое годами воспоминание о какой-то страшной истории, случившейся с вельвой Рагной. Он не мог вспомнить точно, что же там произошло, только припомнил, что ее обвинили в убийстве... кого?

– Я все забрал, Хафтур, – проговорил между тем запыхавшийся от быстрой ходьбы юноша, сбросив поклажу у своих ног.

– Хорошо, Олаф, – сказал викинг, задумавшись. Его молчание старуха расценила как нерешительность. И в самом деле, Хафтур раздумывал: стоит ли ночевать в лачуге Боргни?

Сумерки, посланцы духов здешних мест, быстро сгущались.

– Разведи огонь, Хельга, – попросила старуха, не сводя с Хафтура пристального взгляда.

Когда девушка скрылась за дверью лачуги, сложенной из глины и прутьев, Боргни обратилась к старому воину:

– Вижу, викинг, ты испугался ночевать в одном доме со слабыми женщинами.

При этих словах Олаф вздрогнул. Сказать такое Хафтуру – обречь себя на смерть! Но Хафтур давно уже не был тем вспыльчивым парнем, готовым хвататься за меч при любом обвинении в трусости, тем более что в своей жизни он ни разу не поднял руку на женщину.

– Напрасно ты так думаешь, Боргни, – усмехнулся дружинник ярла Стейнара. – Мы переночуем здесь...

* * *

Раскрасневшись в тепле и сидя вокруг очага, мужчины ели мясо, Боргни сидела в углу и тоже ела мясо, разрывая его руками. Хельга то появлялась в лачуге, то куда-то уходила, и Олаф каждый раз ловил на себе ее быстрый изучающий взгляд.

– Давно не ела моржа, – с довольным видом произнесла старуха. – Ты счастливый охотник, Хафтур...

– На моржей я не охотился давно, – ответил викинг, глядя на потрескивающие в огне сучья.

– Это верно, люди – куда более привлекательная добыча, чем зверь. – В ее тоне снова слышалась издевка.

– Я убивал только воинов, Боргни. – Хафтур будто хотел оправдаться, но Олаф не понимал – зачем?

– Возьми вот, выпей, – она протянула ему глиняную кружку с каким-то напитком. Видя, что он колеблется, усмехнулась и отпила из кружки сама, показывая, что питье не отравлено. – Ты осторожен, викинг, – заметила она. – Может, потому и жив до сих пор?

Убедившись, что колдунья не желает отравить его, Хафтур взял из ее руки кружку и сделал пару глотков. Напиток по вкусу напоминал горький мед. Викинг почувствовал, как по жилам разлилось приятное тепло. Он выпил егце немного и передал кружку юноше.

– Выпей, Олаф. Это заменит нам эль.

Парень подчинился без особой охоты. Напиток оставил ею равнодушным. Сейчас, после плотного ужина, он то и дело свешивал голову, сонно моргая. Тепло очага было непривычно после нескольких холодных ночей. Вслушиваясь в разговор Хафтура и колдуньи, он чувствовал, что чего-то не понимает. Викинг и старуха будто вели между собой таинственную игру, понятную только им двоим. Чтобы занять себя и не уснуть раньше остальных, Олаф поднялся и прошелся по лачуге к дальнему углу. Там, завешанное звериными шкурами, находилось укромное местечко, может быть, место, где спала Боргни, так как в лачуге он увидел только одну постель, возле которой крутилась Хельга. Откинув полог, Олаф застыл как вкопанный. Возглас удивления, готовый сорваться с его губ, застрял в горле. В углу, на топчане неподвижно сидел какой-то человек! Даже появление юноши не заставило его повернуть голову. Оглянувшись, Олаф увидел насмешливый взгляд старухи и встревоженный – Хафтура.

– Кто там? – викинг схватился за меч, рынком поднявшись на ноги. Несмотря на возраст, он оказался рядом с Олафом в мгновение ока. Глянул в угол и побледнел. – Кто это?! – спросил он резко у колдуньи.

– А как ты думаешь?

– Некогда мне разгадывать твои загадки! – крикнул Хафтур и бросился к незнакомцу, обнажив меч мертвого викинга. Но тут же, словно от толчка, остановился, проведя ладонью левой руки по лбу. Как это может быть?!

Подстегнутый любопытством, Олаф приблизился к ним и еще раз взглянул на незнакомца. Нервная судорога скривила ему шею от внезапного ужаса! Перед ним сидел не живой человек, а мертвец! Он понял это по застывшим глазам и землистому цвету лица.

– Что, викинг, никогда не видел мертвых? – Боргни остановилась за их спинами, с неким оттенком торжества наблюдая их смятение.

–Кто это? – повторил Хафтур, постепенно приходя в себя. – Почему ты не предашь его земле?

– Это тело не нуждается в земле, викинг, – сказала колдунья скрипучим неприятным голосом. – А дух его далеко отсюда.

Только сейчас Олаф, оглядевшись, заметил, что вокруг на стенах развешены вырезанные из моржовой кости странные фигурки, изображавшие существ, которые могли присниться только в страшном сне... Здесь были медведи с головой человека, женщины с телом змеи, бородатые старцы, покрытые рыбьей чешуей... Одна из фигурок вызывала наибольшее отвращение: уродливая голова безбородого мужчины, хитрый прищур глаз как будто позволял ему искоса наблюдать за людьми. Олафу подумалось, что так мог бы выглядеть легендарный Атли, вождь древнего народа, пришедшего с востока и покорившего многие племена...

Говорили, что у них узкие глаза. Возникло ощущение прикосновения к древним тайнам, которые знала старуха, находясь на краю земли и колдуя по законам тех, кто видел рождение мира...

– Зачем ты держишь мертвеца у себя дома? – продолжал допытываться Хафтур.

– Это мой муж, – молвила Боргни.

– Муж?! – недоверчиво спросил Хафтур, глядя на мертвеца. Судя по виду, ему при жизни было самое большее пятьдесят зим.

– Когда он умер? – Викинг не стал задумываться над его возрастом.

–   Очень давно.

– И ты хочешь, чтобы я тебе поверил? Хафтур раздражался все больше, усмехнувшись с некоторой озлобленностью. – Никогда не слыхивал, чтобы мертвые, не преданные земле или огню, оставались в мире живых, не тронутые тлением...

– Смейся, викинг, смейся! – Боргни наклонила голову, будто маленькая девочка разглядывала не мужчин,, а новые игрушки. Но никто и не думал смеяться. – Говоришь, никогда этого не слышал? А знаешь ли ты, что мое колдовство – самое древнее, оно древнее того дня, когда сам Один отдал свой глаз, опустившись в Йотунхейм... Мимир, великое и непостижимое божество в обличье великана, охраняющее Фонтан Мудрости, только ему подвластна тайна древней магии, идущей от самого Дьяуса, Бога Всех Богов! Помнишь, как Один спрашивал совета у головы Мимира, убитого ванами?

– Не понимаю, о чем ты толкуешь, старуха, – пробормотал смущенный Хафтур. – Да только ноги моей не будет в этом доме завтра поутру!..

– Да будет твоя воля! – Боргни не сводила пристального взгляда с лика мертвеца, настоящую тайну жизни и смерти которого знала только она. – А сейчас лучше укладываться спать, впереди долгий путь...

В этих словах колдуньи, в том, как она их произнесла, Хафтуру почудилась скрытая усмешка. Но делать было нечего. Викинг чувствовал, что все тело его необоримо стремится ко сну. Не глядя больше на Боргни и таинственного мертвеца, он отошел в другую часть лачуги. Олаф последовал за ним. Когда они укладывались спать, в хижину из ночной тьмы зашла Хельга. Оглянувшись налево, она поняла, что Боргни осталась в укромном углу, снова завешенному шкурами зверей. Тогда она молча передала Олафу какой-то маленький предмет.

– Что это? – тихо спросил удивленный парень.

Хельга ничего не ответила, приложила палец к губам и схватила юношу за руку, увлекая за собой из лачуги. Оказавшись снаружи, она резко повернулась и шепнула ему:

– Это амулет богини... – она явно хотела назвать имя, но передумала.

–   Зачем он мне?

–   Он охранит тебя ночью от змей. Не потеряй его!

–   Разве здесь есть змеи? Уже холодно...

–   Змеи везде есть, – загадочно проговорила девушка.

Сейчас Олаф явственно слышал шум прибоя, россыпь звезд над головой манила в темную высь... Он снова почувствовал себя на краю земли: безлюдное холодное пространство, лачуга колдуньи и эта красивая девушка, которая ведет себя немного странно. Можно ли ей верить? Еще недавно она смеялась над ним.

–   Когда проснешься завтра, сделай вид, что болеешь.

–   Для чего?!

–   Делай, как я говорю, иначе...

–   Что – иначе?

– Ты не поймешь... – она отвернулась от него, глядя куда– то в темноту. – Все не так просто. Боргни нужно, чтобы вы остались еще на одну ночь...

–   Зачем?

– Наступает новолуние. – Хельга по-прежнему говорила загадками. – И потому... – она вдруг замолчала, прислушиваясь, потом оттолкнула Олафа от себя. – Все, иди и помни о том, что я сказала. Завтра все узнаешь...

Хафтур уснул мгновенно, едва только прилег на шкуры, постеленные на земляном полу. Ему снилось, что сидит он возле костра, а вокруг – море, бесконечное море. Крохотный островок, на котором он оказался, – верхушка большой горы. Море затопило селение у подножия горы, и в воде плавают предметы утвари, одежда и люди. Они кричат что-то, поднимая руки из воды, но викинг знает, что ничем не может помочь им. Внезапно он увидел, что вновь оказался в лачуге колдуньи со странным именем, в котором чудилось нечто древнее, идущее от сотворения земли... Он силится что-то припомнить, очень важное, но память не торопится давать подсказки. Человек, которого Боргни назвала своим мужем, подошел к нему и усмехнулся. «Ты меня помнишь, Хафтур?» – «Откуда же?..» – удивился викинг. «Твой отец, Модольв, знал тайну великой Рагны. Ведь это ее дочь предсказала твоему отцу смерть от птицы». – «Разве это была Боргни?!» – изумился Хафтур. «А ты посмотри на нее внимательнее». Таинственный мертвец, чье тело вот уже много зим она сохраняла в неприкосновенности от тления, рассмеялся и исчез. Хафтур, вскочив на ноги, бросился в угол лачуги, чтобы посмотреть на колдунью. Но вместо старухи увидел молодую красивую женщину с длинными волосами. Она сидела у огня и расчесывала волосы костяным гребнем.

«Где Боргни?» – крикнул викинг.

«Ты что, не узнаешь меня, Хафтур? – женщина смотрела на него, не мигая, как змея. – Я – Боргни!»

«Не может быть!.. Не верю тебе...»

«Глупец! – рассмеялась женщина, сбрасывая с себя одежду. – Никто не сможет противиться моей красоте!»

Обнаженная женщина, как кошка, приблизились к нему. Хафтур почувствовал прикосновение некой темной силы, сопротивляться которой он не мог.

«Видишь, викинг, ты также слаб, как и Модольв. Ведь я – та птица, которую он хотел приручить, но это невозможно!»

Она захохотала, дико вращая глазами. У бесстрашного викинга, видевшего на своем веку немало смертей, дрожь пробежала по телу. Он хотел бежать, но не смог. Та безумная сила, приближение которой он чувствовал, делала из него маленького ребенка, не способного противиться воле взрослого человека...

Хафтур проснулся в тревоге, готовый умереть, но в лачуге было тихо, в очаге потрескивали дрова. Олаф, утомленный за день, спал рядом, уткнувшись в шерсть шкуры росомахи. Викинг провел ладонью по лбу, почувствовав испарину, как будто у него начиналась лихорадка. Но делать нечего, ночь еще длинна. А когда наступит утро – их здесь не будет...

* * *

С рассветом Олаф, помня наставление Хельги, не торопился показывать, что бодр и полон сил. Он видел, что старуха, уже варившая в котле похлебку, искоса поглядывает в их сторону. Хафтур все еще спал, что было на него непохоже.

– Проснулся, сын викинга? – Боргни насмешливо смотрела на юношу. – Наверное, ярл Стейнар уже оплакал тебя? Но ты еще жив, еще жив, глупый мальчик...

– Да, я еще жив, – зло пробормотал Олаф, поднимаясь со своего ложа и едва сдерживаясь, чтобы не закричать на старуху. – И надеюсь еще долго прожить.

– Не злись на старую Боргни, – проговорила колдунья. – Есть то, что сильнее меня. Это рок, судьба, противиться которой нельзя... Она заберет все, что мы любим, ибо это – всего лишь пыль под нашими ногами. Там, в небе, что создано из черепа старого Имира, уже упала звезда, предзнаменование свершилось.

Олаф почти ничего не понимал из слов старухи, ему хотелось как можно быстрее выскользнуть из лачуги на свежий воздух. Однако осторожность взяла верх. Он сделал вид, что ему нехорошо, шагнув к двери, чуть пошатнулся. Оглянувшись, заметил внимательный взгляд Боргни.

–   Тебе плохо?

–   Не знаю, мне надо выйти...

– Только не уходи далеко, – напутствовала колдунья.

Олаф вышел из лачуги и наткнулся на Хельгу. Та смотрела на него испытующе. Юноша почувствовал некоторую неловкость. Это всегда происходило в присутствии девушки.

–   Как спалось?

– Я даже снов не видел...

–   Благодари богиню Нертус!

–   Я не знаю такой богини. Кто она?

–   Она – та, что спасает избранных...

–   Ты мне что-то обещала!

– Неужели? – усмехнулась Хельга, поправляя ленту на лбу, стягивающую ее густые темные волосы. – Я никогда еще ничего не обещала... мужчине.

–   Я же не мужчина, – напомнил Олаф. – Я – мальчишка...

– Ну да, верно, – кивнула девушка. – Наберись терпения, подожди меня здесь.

Она юркнула в лачугу, где Боргни уже разговаривала с проснувшимся Хафтуром. Викинг, открыв глаза, чувствовал головную боль и слабость во всем теле. Сначала он заподозрил было старуху в том, что она что то подмешала в напиток, но тут же отбросил подозрения, вспомнив, как колдунья пила из той же глиняной кружки. Выходит, дело было в другом. Холодная морская вода и несколько дней пути – все это не так легко выдерживать в его возрасте.

–   Хочешь есть, викинг? – спррсила его Боргни

– Нет, – Хафтур приподнялся на локтях, чувствуя легкое головокружение. – Что-то мне нехорошо...

–   Заболел? – старуха изображала участие.

–   Давно уже не знал никакой простуды.

–   Это бывает, – кивнула старуха. – Ночи сейчас холодные.

–   Ты говорила, что покажешь нам дорогу?

– Да, да, покажу, – немного суетливо пробормотала Боргни. – Но, может, ты еще слаб? Побудь здесь день-два, и я помогу тебе справиться с болезнью.

– Надо идти, – упрямо возразил викинг и попробовал подняться, но слабость обнаружила себя еще больше.

– Ты умрешь в дороге, – равнодушно молвила старуха. – А с тобой приемный сын ярла Стейнара. Оставшись в одиночестве, мальчик никогда не найдет дорогу домой и тоже погибнет.