Текст книги "Драккары Одина"

Автор книги: Андрей Зайцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

Карн не успел ничего сообразить, и тут заметил тень на пороге. Это был Айво.

–  Чего тебе? – недовольно спросил Карн, не любивший свидетелей его неудач. Но они были все равны здесь, бесправные трали, живущие только за кусок хлеба.

–  Госпожа Гейда зовет тебя, – сказал Айво и вдруг обратил внимание на то, что бывший житель Миклагарда будто хочет что-то заслонить от него, что-то, укрытое за его спиной.

Финн был упрям, и любопытство взяло в нем верх. Он сделал вид, что собирается уйти, а сам неожиданно для Карна переступил порог, отклонившись влево. В следующее мгновение он увидел за спиной замешкавшегося Карна чашку, из которой выползала большая жаба. Карн, перехватив взгляд финна, побледнел и хотел вытолкнуть его вон. Но Айво был физически сильнее и легко отклонился от толчка, крепко схватив Карна за плечи.

–  Бог Укко, верно, правду говорил мне, – произнес он загадочные слова и удалился прочь.

Смятенный Карн, не зная, как объяснить непонятное поведение финна, медленно вышел из своего жилища, направляясь к дому ярла. Он знал, что Гейда не любит нерасторопных рабов.

Холодное солнце, всходящее на небо с востока, казалось очень далеким, чужим, будто это было солнце какого-то другого мира, неведомого ему. Карн брел по двору и внезапно остановился, будто наткнувшись на невидимую преграду. Сердце прыгнуло в его груди как птица в клетке. Из-за ограды во двор входили двое мертвых странников, покинувших обитель Хель...

Карн испугался, так как никогда еще в своей жизни не встречался с ожившими мертвецами и только слышал о них жуткие легенды, порой казавшиеся ему наивными сказками. Но сейчас все происходящее мало напоминало сказку для детей. Первый из мертвецов, седой старый викинг усмехался какой-то глумливой ухмылкой, и в глазах его было что-то застывшее, точно как у каменных идолов этого дикого народа.

Второй мертвый странник был намного моложе первого, но ростом почти равнялся ему. Сейчас он казался еще более долговязым, чем тогда, когда отправлялся на рыбацкой лодке в море. Он не улыбался и только смотрел на Карна как-то странно, словно не узнавал. И этот взгляд показался бывшему имперскому соглядатаю страшнее, чем взгляд старого норманна.

Оказавшийся во дворе Кнуд Вороний Глаз поразился не меньше Карна, но он видел перед собой не мертвых странников, а живых людей.

–    Хафтур? Олаф? Вы живы?!

–  Схватить Карна! – крикнул Хафтур, бросившись вперед, всем видом показывая, что собирается убить мерзкого раба.

Карн был не в силах сопротивляться и бежать. Он был сломлен и подавлен, смирившись со своей ужасной участью разоблаченного убийцы.

Услышав крики, во двор сбежались все, кто был поблизости. Финн Айво не мог сдержать слов радости, обнимая смеющегося Олафа.

–  Воробышек, Воробышек! Я верил, что ты жив! Бог Укко сказал мне, что ты в краю мрака и холода!

Появившаяся на пороге длинного дома Гейда побледнела, но не произнесла ни слова. Ей оставалось только пожалеть, что Карна не убили сразу...

Глава 3
Мщение

То, что Олаф и Хафтур остались живы, только укрепило Стейнара-ярла во мнении, что мальчишку хранят боги и его ждет большое будущее.

Не раз видевшие смерть в самых разных обличьях и возвращение своих товарищей из царства мертвых, куда их отправляли слухи, большинство викингов не слишком удивлялись. Ивар Медвежье Ухо припомнил, как тридцать зим тому назад он видел возвращение давно всеми похороненного викинга с одного из Фарерских островов. Но сейчас их больше занимала судьба Карна. Зрелище его казни могло стать развлечением для всех.

Когда Стейнар-ярл вошел в хлев для скота, где лежал связанный Карн, уткнувшись головой в охапку соломы, то некоторое время стоял молча, раздумывая над тем, как ему поступить дальше.

–  Зачем ты сделал это, Карн? – наконец спросил вождь викингов.

–  Я не понимаю тебя, ярл, – глухо отозвался траль, боясь поднять лицо и взглянуть на человека, от которого зависело – жить ему или умереть постыдной смертью. Но он решил отказываться от всего, понимая, что утвердительный ответ убьет его наверняка.

–  Знаешь, Карн... – задумчиво произнес Стейнар, оглядывая жалкую фигуру траля, сейчас чем-то похожего на побитую хозяином собаку. – Умереть можно по-разному. К тому же Олаф остался жив... Может, для тебе еще не все потеряно. Я мог бы развязать твой язык при помощи огня, но...

Я все понял, ярл, – пробормотал Карн, сознавая, что лучше призрачная надежда, чем ожидание мучительной смерти. – Ты можешь не поверить мне, но я говорю правду. Госпожа  Гейда приказала мне... я не мог отказать.

–  Молчи! – прошипел Стейнар, еле удержавшись от соблазна убить Карна прямо сейчас. – Молчи... – И, говоря как бы уже самому себе, добавил: – И в самом деле, зачем тебе убивать мальчишку?

Ярл вышел из хлева, направляясь к дому. На пороге стояла Гейда, устремив на него свои красивые золотистые глаза, в которых Стейнар увидел ожидание и тревогу. Он слишком хорошо знал свою жену, чтобы понять: Карн сказал правду.

–    Зачем тебе это было нужно, Гейда?

Женщина ничего не ответила. То, что было тайной, стало явью. Оправдываться или лгать она считала ниже своего достоинства.

Стейнар понял, что она ничего не скажет ему, и молча прошел в дом мимо. Навстречу ему из полумрака жилища, медленно вытянулся полупьяный Инегельд.

–    Что он сказал тебе, ярл?

–    Ничего.

–    Я сумею развязать ему язык.

–  Не надо! – резко проговорил озабоченный Стейнар. – Я сам решу, что с ним делать.

* * *

Снежинки как белые мухи, кружили над фьордом. Олаф в одиночестве стоял на берегу и смотрел вдаль. Все было точно так же, как и во времена его детства. Он вернулся сюда живым и невредимым. Эгиль сказал правду. Он не умер от воды и голода. Но оставалась еще загадочная земля на востоке, которая прежде была морем. Говорила ли правду старуха из его сна? Вот уже несколько дней прошло после его возвращения. Как он и ожидал, Гейда осталась равнодушной к тому, что он сумел выжить. Но все же она нашла для него несколько слов.

–   Ты, Олаф, наверное, и вправду, больверк – человек Одина, раз сумел выбраться из моря и сурового Галоголан– да? – усмехнулась она, загадочно отводя глаза в сторону.

–   Если бы не Хафтур. я давно бы уже обитал в царстве Хель, – ответил Олаф. Почему-то чувствуя, что женщина ждет от него других слов, какого-то признания, чего-то такого, о чем он не имел понятия.

–   Ну да, Хафтур, – согласилась Гейда, но мыслями она уже была далеко. – Опять Хафтур...

Ее старший сын Рагнар, его вечный соперник и тайный недруг детства, к удивлению смотрел на Олафа глазами, в которых можно было разглядеть и плохо скрываемое уважение, и даже зависть: рассказы Хафтура произвели на него впечатление. Рагнар всегда уважал силу и удачливость в делах. А Олаф доказал, что удачлив. Это признали и викинги, а они-то уж знали толк в таких вопросах.

Младший же сын ярла – Бриан и вовсе был готов не отходить от Олафа. И только присутствие Рагнара мешало их общению. Но более всего Олафа удивляло поведение Ингрид.

Едва только увидев его, девушка побледнела, как снег, а потом очень долго не показывалась на глаза.

Этого никто не мог увидеть и понять, кроме самого Олафа. А он чувствовал – с Ингрид что-то происходит. И он, именно он имеет к этому прямое отношение. А в остальном все было как прежде.

Их блуждание по пустынному Галоголанду все дальше отходило в прошлое. Старуха Боргни, убивающая путников по ночам в своей лачуге, ее внучка Хельга, непредсказуемая, диковатая и странная. Она спасла их, но почему?.. Ужасная маска Свена Паленого, жестокого ярла, который что-то задумал, но что именно?.. Иногда казалось, что он знал с самого начала, кто убивает жителей Хорнхофа под личиной вервольфа. Но Хафтур на этот счет хранил молчание, как рыба, и только говорил иногда вскользь, что им повезло. Чего же хотел от него Эйнар?.. Теперь племянник ярла остался без руки, но этот знак будет понятен лишь тем, кто знал обо всем, что произошло в Хорнхофе.

Все же он удивлял Олафа. Этот загадочный, насмешливый викинг, который охотился за его амулетом? Мог ли человек в самом деле превращаться в волка? Олаф не мог бы оказать наверняка – верит ли в это? Злое очарование черного колдовства не отпускало его. Он чувствовал свою причастность к неким странным и непонятным вещам, объяснить которые он не мог. Но он знал того, кто наверняка даст ответ на этот вопрос. Старик Эгиль...

Олаф не знал почему, но его тянуло к старику. Эгиль был человеком, знакомым с магией и колдовством. Но в отличие от Боргни он не делал людям зла. Все его знание, умение проникнуть в прошлое, угадать будущее, казалось, взято из того же источника в подземном мире Йотунхейм, которое охранял древний и таинственный великан Мимир. Тот самый, что разрешил Одину напиться из Фонтана Знаний при условии, что отдаст ему свой глаз...

Земля на востоке, которая раньше была морем. Как могло такое быть? Размышляя об этом, Олаф и сам не заметил, как ноги принесли его к дому старика Эгиля, И когда перед глазами оказалась старая лачуга, юноша вдруг заколебался. Войти или нет? Эгиль внушал не только уважение, но и страх.

–  Смелее, Олаф, смелее... внезапно услышал он за своей спиной.

Мгновенно обернувшись, увидел усмехающегося Эгиля. Старик выглядел так же, как и раньше. Время было не властно над ним. А может, он знал какой-то секрет?

А может... Олаф не решался признаться в этом даже самому себе. Вдруг Эгиль – воплощение Одина? Хотя у Эгиля – два глаза, но разве не мог мудрый ас обернуться в кого угодно?

–  Вижу, ты вернулся домой невредимым? – Эгиль прищурился, разглядывая юношу.

–    Я не умер от голода и жажды, – напомнил ему Олаф.

–   Да, да, – кивнул старик, все также загадочно усмехаясь. – Но ты хочешь знать, что такое умереть между собакой и крысой?

–   Верно, – подтвердил Олаф, не удивляясь проницательности старика. Он должен был многое знать!

–    А это означает лишь время.

–   Время? – удивился Олаф такому объяснению. Как это может быть? Собака и крыса? Какая у них связь со временем?

–   Ты ведь знаешь, Олаф, – сказал Эгиль поглаживая бороду, – что там, на юге, живут другие народы которые поклоняются лишь одному Богу, Белому Христу? Там, в землях бриттов, англов, ирландцев время полуночи называется часом Крысы. А час Собаки – это время после заката, предшествующее часу Крысы. Вот так!

–   Теперь я понял, – пробормотал как бы самому себе Олаф. – Мне нужно бояться этого времени...

–   Тебе не нужно ничего бояться, – со значением проговорил Эгиль. – Мужчине не пристало бояться чего-либо кроме божеских знамений. В них – знаки нашей судьбы. Но угадать их дано далеко не каждому.

–   А скажи, Эгиль, – Олаф замолчал на несколько мгновений, готовясь спросить о самом сокровенном, о том, что носил глубоко в душе, не смея открыться никому. – Тебе известно что-нибудь о моем отце? И о моей матери? До меня доходят слухи, что ярл Стейнар – мой настоящий отец. Но он не желает открыть это, чтобы не поссориться с женой?

Эгиль ответил не сразу. Он стоял в задумчивости, белые снежинки падали на седую голову, тонули в копне волос, сливаясь с ее белизной.

–   Ярл Стейнар – не твой отец, – наконец вымолвил старик. – А твой настоящий отец – друг его молодости, но он даже не подозревает об этом. Отец твой, Олаф, был обвинен в убийстве, которого не совершал. И оказался вне закона.

Подался он через Балтику в землю, которую называют Кюльфингаланд, а оттуда в Гардарику, к тамошним конунгам. Следы его ищи у реки, которую ромеи называют Борисфеном. а сами руссы зовут Днепром...

–  А моя мать? Она ведь из Гардарики?

– Оттуда, – кивнул старик. – Но прошлое ее для меня в тумане. Не знаю, жива ли она?

– Гардарика, Гардарика... – как заклинание шептал Олаф. – Я должен попасть туда.

– Скульд плетет твою нить, – сказал Эгиль. – Ты – продолжение своего отца. Но сначала тебе суждено другое. Найди того, кто убил родственника Хреггвида. Из-за него твой отец был изгнан и забыт. Кто знает, может, настоящий убийца ближе, чем ты думаешь. А теперь иди. Я сказал достаточно. Мне нужно восстановить силы...

Олаф вернулся в селение, пребывая в смятении. Его отец – друг молодости ярла Стейнара? А почему – нет? Он ведь до сих пор не знает, как оказался здесь, в этом краю. Память стерла многое из прошлого, того, что зовется детством. Даже Хафтур, и тот молчит, когда речь идет о его появлении тут.

Едва Олаф зашел за ограду усадьбы, как услыхал чей-то крик:

–   Карн сбежал!

* * *

Во время болезни Хельги Бранжьена ухаживала за девушкой так, как если бы это была ее собственная дочь.

Но все это происходило только тогда, когда они оставались в доме наедине. Лишь только порог переступал Халвард Рябой, Бранжьена отходила от постели девушки и напускала на себя неприступный и суровый вид. Она не хотела, чтобы викинг заподозрил ее в дружеском участии к Хельге.

Пока девушка болела, Бранжьена, находясь подле нее, развлекала ее рассказами из своей прошлой жизни, а также говорила о том, что знала вообще о жизни людей в Валланде.

Помня рассказы отца и других франков, поведала о том, как войско Карла Великого разгромило лангобардов – длиннобородых, племя, вторгшееся в Италию и подходившее к воротам Вечного Города – Рима. Среди покоренных Карлом Великим народов были и коварные авары, пришедшие с востока, из азиатских степей. Бранжьена пояснила, что авары были похожи на легендарные гуннов, тех самых, чей предводитель – Атилла, более известный среди германских племен под именем Этцель, наводил когда-то ужас на королей Европы. Сами гунны – дикий народ, и мужчины у них безбороды даже в старости, потому как еще в детстве мальчикам прижигают каленым железом щеки, чтобы уничтожить растительность на лице в будущем. Они спят на лошадях, могут питаться травой и молоком кобылиц. Из того молока они варят напиток, такой же хмельной, как пиво викингов...

Слушая рассказы Бранжьены, Хельга дремала, временами проваливаясь в лабиринты снов. В этих снах уродливые люди с огромными головами мчались по степи на лошадях, смеялись, говоря меж собой на непонятном языке. Внезапно откуда-то из-под земли появлялся чудной человечек-карлик, махал руками, и ужасные уродцы на лошадях падали вниз, разбивая головы в кровь. Карлик хохотал, хлопая в ладоши, а уродцы падали и падали. И вдруг она увидела, что кто-то на лошади мчится дальше... Это не большеголовый уродец, а кто-то другой, странно знакомый ей... Карлик в дикой злобе, брызжа слюной, кричит, вращая глазами, но всадник уходит все дальше. Хельга видит его спину, потом он поворачивается и...

– Не дай ему умереть! Не дай! – вскрикнула Хельга, просыпаясь.

– Кому? Кому? – спрашивала ее Бранжьена, успокаивающе поглаживая ее руку.

– Карлик хочет убить его!

– Кого? О ком ты говоришь, Хельга?

Но девушка, придя в себя, смолкала. Никто не должен знать о нем. Никто, даже Бранжьена.

Кто она сейчас? Рабыня, которую хотят сделать наложницей. Но она скорее умрет, чем позволит Халварду Рябому прикоснуться к себе. Значит, ее участь решена. И она больше никогда не увидит его...

–   Расскажи мне что-нибудь, Бранжьена...

–   Что тебе рассказать?

–Ты говорила, что расскажешь мне о том, как был основан Вечный Город – Рим...

– Да, – кивнула Бранжьена, собираясь с мыслями. – Его основал некий Ромул, один из двух братьев, воспитанных волчицей...

– Волчицей? – оживилась Хельга. – Это правда?

– Второго брата звали Рем, – продолжала Бранжьена. – Но его судьба несчастлива...

– Что же с ним случилось?

– По ошибке Ромул убил его. Потом жалел об этом, но было уже поздно. Ромул был сильным правителем. Однажды враги подошли к Риму и потребовали отдать им какое-то количество свободнорожденных девушек и вдов. Когда-то сами римляне похитили у соседей несколько сотен девушек, так как тогда у них было мало женщин. Теперь соседи пришли к ним. Ромул не знал, что делать, потому как силы в тот момент были неравны. Но пришла к нему рабыня и сказала что знает, как им помочь. Она посоветовала нарядить в платья свободнорожденных женщин рабынь Рима, самых красивых и молодых, и отправить к неприятелю. Затем ночью она подаст сигнал, и римляне смогут напасть на врагов Так и произошло. Ночью рабыня зажгла факел, подав условный знак. Римляне, стоявшие у стен города с оружием наготове, пришли в лагерь и убили много сонных врагов.

– Почему, Бранжьена. из двоих всегда кто-то несчастен? – спросила девушка, словно заглядывая внутрь себя. Этот рассказ произвел на нее странное впечатление.

– Кто-то несчастен?– повторила Бранжьена, уловив ускользающий скрытый смысл этих слов. – Да, ты права. Кто-то несчастен...

* * *

Удачному бегству Карна удивились многие. Было очевидно, что у него нашелся сообщник. Возле хлева, в котором держали траля, утром нашли труп волкодава, рассеченный умелым ударом меча. А там, внутри, на разрезанных веревках лежал убитый козленок. Что это означало? Насмешку? Или что-то другое?

Тем утром шел мелкий снежок, и несколько викингов, захватив с собой бывшего охотника Айво, отправились в погоню за беглецами. Но тщетно. Карн и его сообщник оказались хитры и предусмотрительны. Они знали, как поведут себя их преследователи, и умело запутали следы.

На следующий день после бегства Карна Олаф, сидя у себя в жилище, мастерил новый лук. С севера надвинулись тяжелые тучи, прорывающиеся мокрыми хлопьями снега. Олаф знал, что это надолго. Фьорд покроется льдом, день будет коротким, а ночь – длинной, как косы девственницы. Загадочное исчезновение Карна мало волновало юношу. По молодости лет он еще плохо помнил зло, и в его жизни хватало других забот.

Снаружи послышались шаги, дверь открылась, и к нему вошел Хафтур.

– Не могу понять, кто помог Карну? – удивлялся старый викинг, сев на скамью и наблюдая за тем, как Олаф натягивает тетиву. – Это будет хороший лук, Олаф, – сказал он, оценив работу юноши.

– А скажи, Хафтур, – отвлекся Олаф от своего занятия. – Ты бывал когда-нибудь в Кюльфингаланде?

–Кюльфингаланде? – прищурился Хафтур, будто пытался ухватить умом, зачем спрашивает об этом его воспитанник. – Бывал, но только очень давно. Кюльфинги – копейщики. В той земле живут свеи-колбяги, там стоит Альдейгьюборг. Когда-то его покорил свейский конунг Ингвар, и теперь он под властью упсальского короля. Когда-то я служил у ютландского конунга Омунда. У него были свои счеты с правителями Упсалы... А почему ты спросил об этом?

–   Я слышал, там живут руссы...

– Да, они там есть, – с задумчивостью проговорил Хафтур. – Это земля озер. Там много племен. А с севера – страна суоми, где живут родичи нашего Айво.

–   Хотел бы я когда-нибудь попасть туда.

–   Попадешь, если...

– Если что? – глаза Олафа пытливо сверлили фигуру Хафтура, который что-то скрывал от него. Как ярл Стейнар и остальные. Но когда-нибудь придет время открыть правду.

– Не думай об этом, – покачал головой викинг. – Все, что будет, – в руках богов. А лучше ответь, кому здесь нужен беглый траль вроде Карна? Никчемная добыча, риск большой. Ему помогли бежать не для того, чтобы затем продать. Но разве у Карна были здесь друзья?

– А зачем Карну было убивать нас? – задал свой вопрос Олаф.

– Он мог это сделать, если бы ему заплатили, – размышлял вслух Хафтур. – Выходит, такой человек есть.

– Кто это может быть? – недоумевал Олаф.

Ему, не знавшему о причинах ненависти Гейды, было непонятно: зачем убивать человека, который не причинил тебе зла?

* * *

За стенами выл ветер, продувая щели в старой хижине. Карн, зябко кутаясь в облезлую овечью шкуру, жадно хватал руками куски мяса. В полутьме его нового жилища, сквозь завывания ветра он услышал возню в углу и противный писк. Крысы...

Внезапно дверь распахнулась, и он увидел на пороге своего нового хозяина, жреца Ингульфа. Тот некоторое время стоял, вглядываясь в темноту лачуги, затем вошел внутрь.

Карн прекратил жевать и уставился на жреца, как преданная собака.

– Давно не ел мяса? – усмехнулся Ингульф, привыкшими к темноте глазами разглядывая человека, которого спас от неминуемой смерти.

– Ярл Стейнар кормил меня рыбой, – недовольно бросил Карн.

– Он любит рыбу, – усмехнулся Ингульф, подойдя поближе и встав прямо над своим новым рабом. – Ты рад тому, что остался жив, Карн?

–    Я буду благодарен тебе до конца жизни, господин.

–    А ты не догадываешься, зачем я это сделал?

–   Я не нахожу ответа, – ответил Карн, снедаемый любопытством.

–  У меня везде есть уши, – сказал Ингульф. – И глаза. Мне известно, почему тебя хотели убить.

Карн промолчал на это, опустив голову.

–    Почему ты молчишь, раб?

–    Я не знаю, что сказать, господин.

–   Ты должен сказать, что счастлив попасть к такому человеку, как я.

–    Я счастлив, господин.

–   Ты даже не понимаешь, Карн, что в своей ненависти к этим людям ты ближе ко мне, чем кто-либо другой!

Карн поднял голову. До него начало доходить, в чем тут дело. Выходит у ярла Стейнара в округе есть враги. И очень могущественные. Жрец Ингульф – человек в Хвита-фьорде влиятельный и значительный. Теперь-то ясно, что просто так ему освобождать Карна было не с руки. Была причина. И эта причина сближает обоих.

–    Все ли ты понял, Карн?

–    Я все понял, господин.

–  Смотри, не выходи из этого убежища, пока я не скажу, В этом – залог твоей жизни,

–    Я буду выполнять все ваши приказания, господин.

–    Не сомневаюсь в этом.

Карн посмотрел на него. Ему на миг почудилось, что у жреца выросли рога, как у козла, и лицо вытянулось, приняв подобие морды животного. Точь-в-точь получеловек – полузверь с головой козла... Карн зажмурился и вновь открыл глаза. Видение исчезло. В лачуге больше никого не было, кроме него.

* * *

Белые снега покрыли землю, и по вечерам леденящая душу мгла зависала над селением, куда ни глянь – всюду одно и то же.

О бегстве Карна стали забывать. По слухам, доходившим из-за моря, часть данов, обосновавшихся в Восточной Англии, приняли христианскую веру. С наступлением весны многие обедневшие карлы готовились переселиться в Исландию. Земли там было много, а уж море всегда прокормит викинга.

С утра Олаф по своему обыкновению ходил к фьорду. Поверхность воды покрылась коркой льда, однако лед был еще не прочен. Плавать на лодке было невозможно, но кнорр или драккар еще мог войти во фьорд. Возвращаясь назад, Олаф увидел фигурку женщины.

Приблизившись, угадал бордовый стеганый плащ Ингрид, дочери Стейнара. С тех пор как он вернулся из Галоголанда, они не перебросились и парой слов. Девушка избегала его. Но сейчас по выражению ее лица он понял, что она хочет говорить.

– Ты всегда ходишь к фьорду, Олаф, – сказала она, отряхивая снег с полы своего плаща. – Зачем?

–   Я люблю смотреть на фьорд, – скупо ответил юноша.

–   Ты хочешь уплыть отсюда?

Ее вопрос застал Олафа врасплох. Он никогда не отдавал себе отчета, зачем ходит сюда. Его просто тянуло и все. Но, может, она и права, кто знает?

– Как я могу уплыть отсюда, Ингрид? – усмехнулся Олаф. – Разве я рыба? Или у меня есть корабль?

– Корабль... – задумчиво повторила девушка. – Корабль есть у моего отца.

– Все достанется Рагнару, – напомнил он о своем истинном положении.

– Мой отец тоже был младшим сыном, – проговорила Ингрид, глядя на большие серые тучи, заходившие с востока. Они предвещали большой снегопад.

– Это ничего не меняет, – двусмысленно возразил Олаф. – Я даже не думаю об этом.

– А ты не догадываешься, почему мой отец принял тебя в свой дом? – спросила Ингрид, украдкой наблюдая за выражением его лица.

– Причина этого мне неизвестна, – честно признался юноша. – Я и сам хотел бы это знать.

– Но ты хотя бы знаешь, кто твоя мать? – настойчиво продолжала допытываться Ингрид.

–   Я не знаю, кто она, но хотел бы это знать...

– Раньше тебя называли – Олаф Рус. Выходит, твоя мать из Гардарики?

– Скорее всего, это так, – начал удивляться Олаф. Зачем это дочери ярла? Какую она преследует цель?

– Некоторые думают, что ты настоящий сын Стейнара– ярла и, стало быть, мой сводный брат.

– Это не так, – горячо возразил Олаф, помня о том, что сказал ему Эгиль. – Мой отец – не ярл Стейнар.

–   Почему ты так уверен?– глаза Ингрид вспыхнули.

– Это правда. И все. Больше я ничего не знаю. Только помню, что в той стране, откуда я родом, не было твоего отца. Но мне известно, что твоя мать, Гейда, думает иначе. Почему бы ей самой напрямую не спросить своего мужа?

– Ты слышала когда-нибудь о Хреггвиде?– неожиданно решился спросить Олаф.

– Хреггвид... Древо Бури... – Ингрид раздумывала. – Это имя кажется мне знакомым. Но не могу вспомнить, в связи с чем. Кто же это?

–   Я думал, может, ты знаешь?

– А зачем тебе?– девушка чувствовала его напряженное ожидание.

– Я слышал, что с этим человеком связана какая-то давняя история, – осторожно проговорил Олаф, стараясь не выдать истинного интереса.

– Не пойму, зачем тебе это? – повторила девушка, досадливо поморщившись. – Мне стало известно, что у тебя с Хафтуром случилось много историй... Говорят, вы даже помогли найти вервольфа, оборотня? Это правда?

– Не знаю, – пожал плечами Олаф, не желая ворошить прошлое. Как объяснить ей, что самым глубоким чувством его в момент их пребывания у Свена Паленого было чувство страха? – Был там один человек... Эйнар, родственник ярла Свена.

–   И что же?

–   Вроде он и был вервольф, но... я не уверен.

–   Почему?

–   А может человек превращаться в волка?

– Да, может, – серьезно ответила Ингрид. – Отец рассказывал мне о вервольфах, они живут среди нас и порой сами не знают, что станут в одну из ночей волком...

Дурман... дразнящее чувство, в котором он пребывал, когда Эйнар пытался его убить. Пожалуй, в жизни Олафа еще не было ничего столь опасного, чем пребывание у Свена-ярла. Но он выдержал испытание, хотя был на волосок от гибели. Он не хотел говорить Ингрид об амулете, подаренным Хелъгой. Это была его тайна. Если Эйнар знал о свойствах амулета, это лишь подтверждало его истинную силу. А Олаф помнил свою ошибку, когда показал амулет дочери Свена-ярла.

– А колдунья? – опять с разящей внезапностью спросила Ингрид. – Вы встречались с колдуньей?

–   Может, она и не была колдуньей...

–   Мне кажется, ты что-то скрываешь, Олаф.

–  Мне нечего скрывать.

Ингрид приблизилась к нему на расстояние вытянутой руки. Ее глаза были совсем рядом. Олаф вдруг почувствовал, что хочет прикоснуться к ней. Ближе, ближе...

Он неловко обхватил ее руками и обжигающе поцеловал в губы. На какое-то мгновение она задержала его поцелуй, но затем оттолкнула от себя. Не очень сильно.

Они оба были как пьяные, не зная, что делать дальше. И тут послышались крики. Повернувшись, они увидели людей, бежавших по протоптанной на снегу дороге к селению. Олаф знал, что там, откуда появились люди, усадьба викинга Халь– фдана, недавно вернувшегося из Исландии. Его сын Колбейн прошлым летом участвовал в набеге на Дуурстед.

–  Что случилось? – Ингрид смотрела на юношу. Они оба еще находились под властью первого поцелуя. В ее висках стучала кровь: Олаф – не ее брат?

–  Не знаю, – Олаф неуверенно направился к людям. Вряд ли кто-то из них успел разглядеть в предсумеречной синеве их робкие объятия.

–  Что случилось? – крикнул он, узнав одного из бондов.

–   Хальфдана убили!

* * *

Известие о том, что убит Хальфдан, младший брат знаменитого некогда Торбьерна, быстро разнеслось по округе. Мертвым отца обнаружил Колбейн, вернувшийся домой после двух дней отлучки. Вместе с Хальфданом были убиты и два его траля, а третий, вертлявый, неугомонный ирландец, был тяжело ранен в грудь и голову. Он и рассказал, что среди убийц, напавших на них ночью, разглядел викинга, на левой руке которого не было четырех пальцев.

Среди викингов было немало таких, у которых не хватало на руках одного или двух пальцев. Но, как рассказал траль, у этого викинга не было четырех пальцев, однако оставался один – большой. Это была важная примета.

Когда люди ярла Стейнара собрались у него в доме за широким длинным столом, обсуждая последние новости, подкрепляясь крепким элем и жареной бараниной, один из викингов, Гуннар, сын Эндольва, дан по происхождению, прибывший к Стейнару две зимы назад, встал со скамьи, и, спросив у ярла разрешения говорить, сказал:

– Я знал человека, похожего по описанию на того, которого описывает траль Хальфдана.

– Его имя? – быстро спросил Стейнар, задержав руку с кубком на столе.

– Виглиф, сын Торфинна, по прозвищу Беспалый. Когда– то мы вместе были в Бретраборге, участвовали в походе на Инглаланд. Там, в бою, мерсийский воин своим мечом отрубил Виглифу сразу четыре пальца левой руки, которой он тогда держал секиру. А большой палец остался целым.

– Редкий случай, – произнес кто-то из викингов, собравшихся за столом.

Стейнар поднял руку, призывая к молчанию.

–   Где сейчас может быть этот Виглиф?

– Я слышал, что он на службе у ярла Харальда, по прозвищу Весельчак...

Едва только Гуннар закончил говорить, как за столом поднялся глухой ропот. Харальд Весельчак! Его ненавидели здесь, зная о давней вражде обоих ярлов. И сейчас для всех, после сказанного Гуннаром, все стало ясным, как солнечное утро.

Хальфдана убили, чтобы досадить Стейнару. Но почему выбрали именно его? Ведь Хальфдан давно уже был викингом-одиночкой, служившим в свое время разным конунгам. У ярла Стейнара были викинги, много зим служившие только ему одному. Убить любого из них означало нанести ему кровную обиду.

И только двое из собравшихся сразу поняли, в чем тут дело. Если Виглиф Беспалый действительно участвовал в убийстве Хальфдана, то все случившееся имело другой, скрытый смысл: Хальфдана убили, чтобы отомстить за смерть Раудульфа, тестя Магнуса, сына Харальда Весельчака.

Ярл переглянулся с Инегельдом. Тот еле заметно кивнул. Одного только не понимал Стейнар. Откуда Магнус узнал о том, что отца его жены убил именно Хальфдан? Сам Хальфдан, ясное дело, никому об этом не рассказывал. Оставался еще траль Ортвин, который собственными глазами видел убийство своего хозяина.

– Привести сюда Ортвина, – процедил сквозь зубы ярл, посмотрев на Инегельда.

Тот исчез мгновенно, как будто его тут и не было вовсе.

– Гуннар, – обратился между тем ярл к викингу. – У меня к тебе поручение...

Все затихли, ловя каждое слово своего вождя. Гуннар догадывался, в чем состоит поручение, но у него не было выбора. Однако Стейнар пошел еще дальше. Убить какого– то безродного викинга – этого слишком мало! Ему хотелось большего. Узнать истину!

– Нужно доставить сюда этого... Виглифа. И как можно скорее. Кто пойдет с Гуннаром?

Викинги наперебой предлагали свои услуги. Каждый хотел отличиться, сознавая, что этого ярл не забудет. Отобрали пятерых. Стейнар дал им последнее напутствие: