Текст книги "Драккары Одина"

Автор книги: Андрей Зайцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

Глава 4
Последнее предсказание Эгиля

В год 884-й от Рождества Христова, когда сын Людовика Немецкого, имевший к тому времени титул короля Италии и Германии, стал королем всего Западно-Франкского королевства, в Хвита-фьорде произошли серьезные перемены. Сын Стейнара-ярла – Рагнар, участник двух морских походов в Валланд, задумал жениться. Избранницей его была дочь одного из князей у восточного побережья Балтики. Выбор его удивил и ярла и Гейду, так как в этом было что-то странное. Рагнару в ту пору исполнилось уже двадцать две зимы.

Свою любовь он повстречал на рынке в Хедебю, куда ездил по просьбе отца за новыми рабами. Эта девушка была там в обществе своего отца и его людей, и ее яркая красота сразу запала в душу старшему сыну ярла Стейнара. Но отец девушки отнесся к восторгам молодого норманна сдержанно. Он предложил Рагнару посетить его владения, а там, на месте, поговорить обо всем более обстоятельно.

Поначалу Стейнар пытался отговорить своего сына, но тот оставался непреклонен. Говорил, что если отец не поможет ему, он будет искать счастья, полагаясь на собственные силы. И Стейнар уступил.

Он отдал Рагнару один из недавно отстроенных драккаров, носившим название «Око Дракона».

Рагнар получил средства для снаряжения судна и его команды. Вместе с ним он посылал Инегельда, Колбейна и Виглифа, к тому времени ставшего одним из его верных дружинников.

Олаф, который был младше Рагнара на два года, с заметной ревностью следил за всеми приготовлениями. И это не укрылось от внимательных глаз Стейнара. Он понимал, что Олафу нужно набираться опыта, так как вряд ли он когда-нибудь станет ярлом, но уготована ему судьба викинга. А значит...

Он предложил Олафу сопровождать Рагнара в его путешествии, и тот с радостью согласился. С ним отправлялся и Хафтур. Его неизменный учитель и второй приемный отец. Хотя старому викингу было уже более шестидесяти зим, его руки еще крепко держали оружие.

За несколько дней до отправки судна в Балтику, Стейнар долго говорил с Инегельдом.

– Скажу тебе честно, Инегельд, не нравится мне это путешествие, – задумчиво теребил бороду ярл. – Рагнар сам на себя не похож, никогда не видел его таким, будто его околдовали...

– Молодость, – отозвался Инегельд, в глубине души также не одобрявший поведение сына ярла. – Все пройдет...

– Все пройдет, – повторил Стейнар, глядя на огонь в очаге. Крепкий эль никак не брал его. Он тяготился мыслями о сыне, но понимал, что тот стал взрослым мужчиной, которого не удержать пустыми уговорами. – Но смотри же внимательно за ним, Инегельд, не позволяй делать глупостей и постарайся сам составить мнение об этой девушке.

Я все сделаю, ярл, – с готовностью кивнул Инегельд. – Сдается мне, что этот князь и сам не горит желанием отдавать свою дочь... Кто мы для них? Они называют нас норманнами, считая бродягами и разбойниками.

– Не горит желанием? – неожиданно вскричал Стейнар, вскакивая со скамьи и посмотрев на собеседника со вспыхнувшей безотчетной злобой. – Этот князь будет лежать у моих ног, если он только...

– Не сердись, ярл, – попытался успокоить его Инегельд. – Я не это имел в виду... – он смутился, не зная, чем усмирить злобу ярла. – Ты же сам сказал, что тебе не нравятся то, как Рагнар влюбился в какую-то девицу.

– Мне не нравится, потому что в этом есть что-то колдовское, – пояснил, успокаиваясь, Стейнар. Он сел и подлил себе эля. – Я знаю, сколько девушек в округе смотрят на Рагнара, но он не приметил ни одну. И вдруг влюбляется с первого взгляда. Как будто она вся из золота. Хотел бы я посмотреть на нее...

* * *

Ободренный своим будущим участием в плавании по Свейскому морю, Олаф целыми днями упражнялся с мечом и секирой, как будто отправлялся в набег. Но Хафтур смотрел на него глазами, в которых светились радость и одобрение. Он-то куда лучше и Олафа, и Рагнара знал о том, что любой выход в море – это риск. Что их ждало там, о том знали только норны. Двадцатилетний Олаф был такого же роста, что и Рагнар. Но старший сын ярла явно шире в плечах и тяжелее. Оба были красивы, но каждый – на свой лад.

Их мальчишеские драки ушли в прошлое, но Рагнар по– прежнему держался с Олафом с легким высокомерием, хотя они общались гораздо чаще, чем раньше.

Но Рагнар держался как будущий ярл и совсем не хотел, чтобы Олаф Рус забывал об этом. Угловатый, по-девичьи стройный Бриан относился к обоим одинаково ровно, и никто не смог бы уверенно сказать, что Рагнара он любит больше, чем Олафа, ведь последний никогда не подчеркивал своего физического превосходства. К Бриану он питал почти братские чувства. Это был второй человек для него после Хафтура, а третьим неизменно оставался финн Айво. Хотя тралям запрещено было носить весло и оружие, Стейнар-ярл, помня о его привязанности к Олафу, решил отправить его вместе ним и Рагнаром. Размышляя о превратностях судьбы, ярл вспомнил о том, что Айво неплохо владел луком, а это могло пригодиться. И тогда он решил дать ему свободу. Теперь финн не был рабом. Радостный Айво поклялся Стейнару в верности и любви.

– Я умру раньше, чем твои сыновья, ярл! – сказал он, преклонив перед ним колени.

Дочь ярла, Ингрид, стала еще красивей, но теперь она была дальше от Олафа, чем когда-либо. Ее ждало свое будущее. Стейнар искал для нее подходящего мужа, чей род был не хуже его собственного. По преданию, скандинавские конунги вели свою родословную от самого Одина, хотя все это терялось где-то в темных глубинах далекого прошлого, каждый считал, что именно его род – самый древний, близкий богам. Ни один из предков Стейнара-ярла, насколько он знал, не был конунгом, однако он полагал, что его предки ничуть не хуже остальных. Тех, кто правил в Фолде, Хедемарке и других областях Норвегии Ингрид теперь относилась к Олафу, как к своей первой девичьей любви, временами призрачной, временами – реальной, но безвозвратно ушедшей в прошлое. Сам Олаф принял это со спокойствием человека, не привыкшего многого требовать от жизни. Он был такой с детства, когда одиночество крови стало его уделом. Он был свой и не свой. Он был близок и далек, так как никто в селении не знал его настоящих родителей, а это всегда накладывает особую печать на человека. Тайна его появления теперь мало кого интересовала здесь, но она по-прежнему оставалась тайной.

Оставалась она тайной и для него самого. Загадочный Хреггвид обрел реальные черты. Но этого человека уже давно не было в селении. О том, что же произошло с ним и его родственником, знали немногие. Но они молчали. Олаф не знал, как же ему отыскать нить истины.

Единственный человек, который мог открыться ему, – Хафтур. На вопрос о Хреггвиде ответил, что только слышал о нем, но никогда не был знаком.

– Зачем тебе он? – прищуренный взгляд старого викинга, казалось, проникал в самую душу Олафа, и лгать было трудно.

– Мне говорили, что... его родственник бывал в Стране Городов, Гардарике... – ответил юноша, сознавая, что Хафтура обмануть не удастся.

– Я мог бы спросить, кто говорил тебе, но не стану. – Хафтур раздумывал. – История та темная, и лучше тебе не допытываться правды. Какой в этом прок? Больше всех об этом знают мертвецы, но у них не спросишь...

* * *

Построенный из дуба «Око дракона» был хорошо оснащен, и число гребцов можно было довести до сорока. Ярл Стейнар сам набирал команду, но Рагнар неизменно присутствовал при этом. Ему хотелось лично ознакомиться с каждым, кто собирался плыть с ним по Балтике.

Им нужен был человек, проводник, тот, который знал дорогу. И вскоре у Стейнара объявился некий Ульберт, прослышавший о том, что ярл ищет человека, ходившего под парусом по Балтике. Старый Хафтур бывал там давно и многого уже не знал.

На вид Ульберту было чуть больше тридцати зим. Он был высок, мускулист, носил небольшую бородку и спадавшие до плеч волосы цвета каштана. Сказал, что отец его – свей из Упсалы, а мать – из Фрисландии. Несколько зим он провел в Альдейгьюборге, звал все южное побережье Балтики, от датских островов до земли балтов и пруссов, как свои пять пальцев.

–   Плыть туда, самое большее – дней семь, – сказал он Стейнару. – Но если поймаем ветер, то и быстрее.

– А знавал ли ты в Альдейгьюборге ярла Рерика? – Стейнар испытующе посмотрел на него.

Но Ульберт не отвел взгляда. В нем чувствовался человек предприимчивый и мужественный.

– Много слышал о нем, но знаком не был. Он ведь уже умер. – Ульберт помолчал. – Его знал отец мой, еще когда Рерик ходил во Фрисландию, откуда родом моя мать.

– Готовься к отплытию, Ульберт, – напутствовал его Стейнар. – Если все пройдет удачно, я добавлю тебе еще сорок мер серебра.

– Благодарю тебя, ярл. – Ульберт склонился перед ним.

* * *

Когда до отплытия оставался один день, Олаф не находил себе места. Чувствовал он потребность посетить Эгиля. И вечером, когда большинство викингов бражничали или предавались утехам любви перед долгим путешествием, он направился к лачуге Эгиля. И, как это частенько бывало, встретил старика у самого дома, поймав себя на мысли, что в дом Эгиль никого не пускал.

– Давненько не видел тебя, Олаф. – Старик, весь какой-то ссохшийся, бледный, тем не менее смотрел на него с поразительной живостью и вниманием.

И Олаф почувствовал, что Эгиль как всегда, обо всем догадывается. И слов никаких не нужно.

–   Плывем мы за невестой Рагнару, Эгиль.

– Знаю, – усмехнулся старик. – Не все оттуда вернутся. И будет многим тяжело.

Никто не может рассказать мне о Хреггвиде, – начал Олаф. – И больше всего меня заботит, что я могу погибнуть, но так ничего и не узнаю о своем отце.

– Как мрак и холод древнее света и тени, – сказал Эгиль, – так и судьба человека идет впереди него. Скульд и Вердари знают о том, и кому суждено погибнуть от меча, тот не умрет от голода, а кто потеряет разум и затем и жизнь от страшной болезни, тот уже не утонет. Люди боятся того, что не знают чего-то, а лучше бы они боялись другого... О своем отце узнаешь тогда, когда сам захочешь умереть, но не сможешь, есть некто, кто прячет себя за двумя личинами... но для всех – лик один, а второй – скрыт от любопытных глаз... в ночь, когда сын Мундильфари покроется кровью – откроется истина... Отвергнутый однажды – ищет свое, а найдет смерть... А есть и тот, кто надеется блеском золота откупиться от чужих богов, смерть идет по пятам тех, кто беспечен. Ночная птица укажет дорогу тем, кто способен видеть... не верь тем, кто лжив языком, восемь глаз деревянного бога принесут смерть под дождем... – Эгиль смолк, и посмотрел мимо Олафа в сторону заката, где краснеющий шар солнца медленно опускался в море.

– Восемь глаз деревянного бога... – повторил Олаф, как будто находясь в плену удивительной фантасмагории, где будущее было начертано незнаемыми письменами на невидимом полотне. – Разве может быть такое?

– Все было и все может быть в этом мире, который лишь врата к другим мирам...

* * *

Колбейн, стоящий на рулевом весле, зорко всматривался в горизонт. Хотя он не был так опытен, как Виглиф Беспалый или Хафтур, все же чутье морского бродяги в седьмом поколении его не подводило. Эти легкие облачка, такие маленькие, но такие опасные... Внезапно усиливающийся ветер надувал квадратный парус «Ока Дракона», и очень скоро усилия гребцов совсем не понадобятся. Они уже обогнули оконечность Скандинавского полуострова, и теперь впереди был открытий морской путь, бесчисленные островки королевства данов остались позади.

Вместе с Колбейном с тревогой вглядывались в небо и другие викинги. Ульберт, их проводник и лоцман, подошел к Рагнару, находящемуся на носу драккара.

–   Похоже, будет шторм, Рагнар...

– Вижу, – сын Стейнара даже не взглянул на стоящего рядом с ним человека. Этот Ульберт неизвестно по какой причине вызывал у него смутное беспокойство. Казалось, он украдкой постоянно разглядывает сына ярла, словно пытается угадать дальнейший ход его мыслей и действий. Хотя, если разобраться, может, именно так и должен вести себя проводник?

– Ты раньше слышал что-нибудь о князе Людовите? – спросил Рагнар, видя, что Ульберт не уходит, как бы ожидая указаний.

– Да, я слышал о нем, – с готовностью ответил Ульберт. – Но никогда не встречался.

–   Значит, ты никогда не видел его дочь?

–   Верно. Но я слышал, что она красива. Очень красива.

– Да, она красива... – задумчиво повторил Рагнар, глядя в море, где поднимающийся ветер нагонял белые гребешки волн. Ягмира, Ягмира... ждет ли она его? Они сказали друг другу всего несколько слов, и трудно было понять, как она отнеслась к нему? Ее отец несомненно имеет большую власть над ней. И его слово будет решающим. Значит, надо понравиться, прежде всего, князю Людовиту. А ее любовь? Он сумеет завоевать ее позже...

В этот момент Олаф, находившийся на корме, рассеянно слушал рассказ отложившего весло викинга по имени Рог– нвальд о набеге на Аахен, во время которого викинги сожгли гробницу самого Карла Великого.

Эти города Валланда... Олаф еще ни разу не был ни в одном из них и только чувствовал их притягательную незримую власть, они манили, влекли к себе, как звезды, иногда казавшиеся такими же недоступными, а иногда, после рассказов побывавших там викингов, – вполне земными, близкими.

Рогнвальд был родом из Раумрике, долгое время жил в Западном Фолде, но после набегов в Ирландию и Британию, переменил нескольких вождей. В конце концов оказался у ярла Стейнара. Рогнвальд был огромного роста, с копной рыжих волос, почти вылитый ас Тор, и в бою часто любил сражаться с двумя мечами в обоих руках. Это требовало особой сноровки, но все, кто видел это, признавали, что в рукопашной схватке Рогнвальд был страшен.

– А ты бывал когда-нибудь в Кюльфингаланде? – спросил его Олаф. Теперь эта область была для него особо притягательной. Он ловил любое упоминание о ней, где бы ни слышал.

– Нет, не приходилось, – покачал головой Рогнвальд. – Но, кажется, Ульберт, наш проводник, бывал там, зачем тебе?

–  Я слышал, там много интересного. Хотелось посмотреть.

– Интересного? – хмыкнул Рогнвальд, взлохматив свою рыжую гриву. – Интересного много везде, смотря, чего тебе хочется больше. Если тебя интересуют женщины, то отправляйся лучше в землю фризов. Их женщины добры, податливы и не помнят зла. А если же ты желаешь посмотреть на монахов, тогда твой путь – в Ирландию. Если отправишься в море ромеев, то увидишь по побережьям смуглых красавиц, которые ходят в легких сорочках. Я, правда, там не бывал, но много слышал от своих приятелей о том, как бывает там жарко. Вода такая теплая, что можно купаться целый день... Если плыть по Ромейскому морю дальше, то, говорят, можно доплыть до города Иерусалима, того, где находится гроб их главного Бога, Белого Христа...

– И каждый может подойти и посмотреть на него? – удивился Олаф, смутно припоминая все, что раньше слышал об этом.

–   Про это я не знаю, – с заметной неуверенностью ответил Рогнвальд. – Монахи в Дублине как-то говорили про это, но я особо не прислушивался. В одну ночь ирландцы вырезали две сотни наших, и нам пришлось здорово попотеть, чтобы вырваться из этого мертвого кольца. С тех пор я не люблю монахов.

–   А они-то здесь при чем?

– Под видом монахов к нам в лагерь пробрались лазутчики ирландцев. Ночью они перебили часовых, и с этого все и началось.

– А бывал ты в южной Англии? – вмешался в разговор молчавший до этого Виглиф Беспалый, сидевший у левого борта. – В том месте, где выставлены громадные камни, такие, что не под силу поднять и нескольким карлам?

– Я слышал про них, – кивнул Рогнвальд. – Это капища древнего племени великанов, что жили раньше на тех землях.

– Мне приходилось слышать другое, – усмехнулся Виглиф. – Кельты, что живут там, говорят, что эти камни передвигал один их колдун по имени Мерлин. Но про великанов я тоже слыхал. Хакон Угрюмый говорил мне, что собственными глазами видел череп, похожий на череп человека, но только раза в три больше. Они нашли его на острове Скай. С ними был жрец Одина, который сказал, чтобы череп сбросили в море. Но Хакон и остальные не послушались его и разрубили череп, чтобы посмотреть, что у него внутри.

–   И что же они увидели? – ухмыльнулся Рогнвальд.

– Те же кости, что и у человека, – сказал Виглиф. – Но дело тут в другом. Жрец сказал, что они накликали на себя несчастье. И верно. Двое из тех, рубивших череп и присутствующих при этом, погибли от разных смертей, но ни у кого не было в руке меча. Хакон Угрюмый прожил после этого две зимы и говорил мне, что надеется уцелеть. Не вышло...

–   Что же с ним случилось?

– Он утонул, но рассказывали, что кто-то видел, как из моря вытянулась рука и ухватила его за горло, потом унесла за собой в пучину.

Олаф невольно перевел взгляд в сторону моря, как будто ждал, что громадная рука неведомого существа появится вдруг из воды, как напоминание, как ужасный знак, намекающий на что-то существующее помимо их привычной жизни...

– Убрать парус! – раздался крик Инегельда.

Олаф встряхнулся, оглядываясь вокруг себя. Викинги без всякой суеты делали каждый свое дело – кто-то убирал парус, кто-то занимался веслами. Колбейн, стоящий у рулевого весла, чувствовал возросшую нагрузку. Его мышцы напряглись, пытаясь справиться с управлением драккара.

Небо темнело. «Око Дракона» относило ветром к северу.

Именно сейчас Инегельд пришел к мысли, что зря доверился Ульберту. Им стоило с самого начала выхода в Балтику забирать южнее и держаться германских берегов. Но Ульберт настаивал на том, чтобы идти мористее, избегая приближения к берегу. Сейчас вряд ли бы нашелся человек, который бы с уверенностью сказал, насколько долгой и сильной будет буря.

– Один, помоги нам! – викинги рассаживались по своим местам, готовясь к шторму.

Качка усиливалась. Колбейна у рулевого весла сменил более сильный физически и еще не утомленный Рогнвальд. Внезапные порывы ветра бросали ладью то в одну сторону, то в другую. Рагнар, пробираясь на корму, неожиданно для себя отметил, что Ульберт кажется чересчур спокойным и хладнокровным. Он стоял у правого борта и смотрел в сумеречную глубину пространства перед ними, где море уже нельзя было отличить от неба, и словно ждал чего-то.

– Держись, Олаф! – Хафтур оказался рядом с ним, ободряюще хлопнув по плечу.

И сразу вспомнилось... Лодка, качающаяся морская бездна под днищем и шепот смерти, еле уловимый, но настойчивый, бесконечный...

И вдруг... что это? Олаф явственно увидел лицо Эгиля, будто склонившееся над ним. «Ты узнаешь о свом отце, когда сам захочешь умереть, но не сможешь...»

Пророчества Эгиля всегда сбывались. Выходят, он переживет эту бурю.

* * *

Была уже глубокая ночь, когда ветер внезапно стих. Из-за туч выглянул ущербный месяц. Викинги зашевелились, благодаря богов за то, что не отправились на дно морское. Однако кое-кого они все же недосчитались. Тьостольв из Осеборга, неосторожно переходивший с носа на корму, когда этого уже нельзя было делать, упал за борт и камнем ушел в пучину. Эгир принял его...

– А кто-то говорил, что плыть по Балтике, все равно что рыбачить на озере Мьес, – пробормотал кто-то за спиной Олафа.

Насквозь промокшая куртка, ощущение сырости, и крохотный комочек тепла где-то внутри... – это поднимающаяся радость от мысли о том, что остался жив.

Более опытные викинги, повидавшие на своем веку немало штормов, уже были озабочены совсем другим. Слышались распоряжения Инегельда, и ропот недовольных, многие считали, что корабельные дела следует отложить до утра.

–   Смотрите, огни!

Десятки глаз напряженно всматривались в темноту, и вскоре огни стали видны даже наименее зорким из них.

–   Земля....

Бросившийся к рулевому веслу Колбейн начал выравнивать ход судна.

– На весла! – прозвучала команда Инегельда. Сейчас ставить парус не имело никакого смысла. Привыкшие к веслам викинги резкими, умелыми движениями направили «Око Дракона» к берегу.

–Что это может быть? – спросил Инегельд Ульберта. – Остров Рюген?

Тот ответил не сразу. Долго всматривался он в смутные очертания берега. Наконец, повернувшись к Инегельду, медленно проговорил:

– Похоже, это не Рюген. Нас относило к северу... Может, Готланд? Я не уверен, сейчас слишком темно.

Известие о том, что они находятся недалеко от острова Готланд, не слишком обрадовало тех, кто понимал, в чем дело. Эти воды издавна принадлежали свейским конунгам. Упсальские викинги не любили чужаков, а один драккар совсем не обеспечивал преимущества в морском бою. Оставалось надеяться, что они сумеют благополучно уйти из этих мест, не столкнувшись с хозяевами этой части моря.

Инегельду оставалось только пожалеть о том, что в его команде было очень мало тех, кто плавал по Балтике и, стало быть, мог помочь советом.

– Ты видишь огонь? – рядом с Инегельдом встал Рагнар. В его голосе была слышна тревога.

– Он почти не виден... Странно! Ведь мы подплыли совсем близко...

–   Кто мог зажечь его?

– Спроси Ульберта. Он знает побольше моего о здешних местах.

Легкая издевка в словах Инегельда не ускользнула от внимания Рагнара. Не слишком ли много он себе позволяет? Или хочет показать, что Рагнар без своего отца – всего лишь малоопытный несмышленыш, не способный быть во главе дружины? «Инегельд... Если бы не покровительство отца, ты дорого заплатил бы мне за свое высокомерие», – подумал Рагнар, отходя от него. Свободного пространства на ладье было мало, и он нечаянно задел кого-то из гребцов.

– Ульберт, – позвал Рагнар проводника. – Что могут означать эти огни? Насколько мне известно, здесь нет порта?

– Ты прав, Рагнар, – ответил Ульберт. – Места здесь пустынные. Селения островитян, если это Готланд, находятся на западе. Пока я ничего не могу сказать тебе, надо дождаться утра. Тогда все и увидим. А сейчас нужно бросить якорь. Не будем подходить к берегу слишком близко.

* * *

Олафу снилось, что он плывет один на лодке, и бурное море вокруг него похоже на кипящий котел. Как говорили предки викингов, он плыл Дорогой Китов, и только благосклонность богов могла помочь ему выжить. Быстро гребет веслом Олаф и вдруг видит – прямо на него выплывает огромная туша кита. Еще мгновение, и волна от его движения накроет лодку. Олаф делает нечеловеческие усилия, пытаясь избежать столкновения с морским гигантом. Кит точно такой, как его описывали в своих рассказах викинги, которые встречались с ним в открытом море...

Кит все ближе и ближе... Олаф разворачивает лодку, не отводя взгляда от чудовища, и неожиданно понимает, что кит мертв. Он просто плывет, огромные глаза его закрыты, и брюхо, гигантское белое брюхо, похожее на брюхо белой рыбы, распорото будто ножом великана... Из брюха появляется обнаженная женщина, она делает Олафу какие-то знаки, напоминающие знаки жрецов. Олаф продолжает грести, внезапно понимая, что женщина – это Ингрид. Она зовет его и смеется над его страхами... ОЛАФ! ОЛАФ! ТЫ БОИШЬСЯ МЕНЯ? Олаф замирает, не в силах более сопротивляться этому манящему зову, подплывая на лодке к Ингрид, он с ужасом видит, что та превращается в Гейду, свою мать! Гейда усмехается и поднимает острый меч. ИДИ КО МНЕ, ОЛАФ! ИДИ ЖЕ...

Вздрогнув, Олаф проснулся. Рядом спал Айво, а Хафтур уже стоял у борта, вглядываясь в очертания берега. Легкий туман висел над заливом, и берег проступал сквозь него какими-то чернеющими пятнами, то исчезая, то появляясь вновь.

На корме негромко переговаривались Ульберт и Инегельд. Они решили, что подойдут ближе к земле, как только туман окончательно рассеется.

Едва видимость улучшилась, Ульберт указал на маленькую удобную бухту справа от носа драккара. Рогнвальд, встав за спиной Рагнара, бросил сквозь зубы, чтобы его услышал только сын Стейнара:

–   Может, не стоит судну идти туда?

– Ты не доверяешь Ульберту? – также тихо спросил Рагнар, не поворачивая головы.

–  Не знаю... – ответил Рогнвальд, напряженно вглядываясь в пустынный берег, словно пытался разгадать его загадку, загадку ночных огней. – Я не вижу людей, которые жгли костры...

–   Может, их и не было?

Инегельд, не забывая о том, кто здесь главный, вопросительно глянул на сына Стейнара.

– Мы остановимся у самого входа в бухту, – решил Рагнар, в душе не желавший, чтобы Инегельд заподозрил его в трусости.

– Это верное решение, – кивнул Инегельд и дал команду гребцам.

«Око Дракона» медленно вошел в бухту. Мелководье было ему не страшно, поскольку у судна была низкая осадка. Инегельд и многие другие викинги имели большой опыт плавания в реках – таких, как Рейн, Шельда и Маас. Их драккары внезапно появляясь в устьях этих рек, нападали на порты Германии – Дуурстед, Квентовик и другие. Недостаточно оснащенный флот тогдашнего короля Германии Людовика Благочестивого ничего не мог поделать с легкими судами викингов, которых не пугали мели и отливы.

Когда был брошен якорь, Рагнар отдал приказ нескольким викингам взять оружие и сойти на берег.

Десяток викингов, среди которых были Олаф, Хафтур, Рогнвальд и Айво, захватив мечи, луки и секиры, отправились по мелководью за своим молодым вождем.

Их проводник Ульберт вначале хотел остаться на борту драккара, но красноречивый взгляд Рагнара лучше всякого окрика заставил его опоясаться мечом и присоединиться к маленькому отряду.

Выйдя на берег, люди Рагнара поднялись вверх по узкой тропинке, ведущей к вершине невысокого холма, поросшего редким кустарником. Оглядываясь вокруг себя, Олаф отметил пустынность этого места, чем-то напоминавшую ему холодные пустоши Галоголанда. Но сейчас, в начале лета, здесь было много птиц, и несмолкаемый крик сопровождал викингов все время, пока поднимались на холм.

– Ты узнаешь это место? – спросил Рагнар Ульберта, когда они остановились на вершине, вглядываясь в морскую даль. «Око Дракона» был хорошо виден отсюда. Как опытный мореплаватель, Ульберт отметил выгодность позиции этого холма. Отсюда можно было следить за судами, заходящими в бухту и при желании организовать нападение.

– Никогда здесь не был, – ответил проводник, от которого не укрылась настороженность Рагнара.

Внезапный возглас Айво привлек их внимание. Финн стоял чуть поодаль от них и показывал рукой на землю. Возле его ног все увидели остатки костра.

– Те, кто были здесь ночью, не могли далеко уйти, – предположил Рогнвальд, пытливо осматривая окрестности

– Кто же это был? – спросил Рагнар, наблюдая за полетом чайки.

– Я слышал, на Оркнейских островах жители прибрежных селений любят разжигать костры, чтобы привлечь внимание проходящих кораблей...

– Во время шторма костер лучше не разжигать, – заметил Ульберт. – Тогда корабль может налететь на скалы и разбиться. Будет чем поживиться...

– Смотрите! – крикнул Гуннар из Зеландии, старый дружок Виглифа Беспалого, оставшегося на драккаре.

Все посмотрели в глубь берега, в том направлении, которое указывал Гуннар. Там, в нескольких сотнях локтей от того места, где они находились, начинался лесок. И на одном раскидистом дереве, росшем ближе к морю, они увидели странное зрелище...

На ветвях дерева висело несколько человек – само собой, уже мертвецов. Викинги, выхватив мечи, вытянулись цепью, направляясь к дереву. Айво и еще один викинг, владевший луком, держались чуть позади, готовые в любой момент выпустить стрелы.

Сгрудившись вокруг дерева с повешенными, викинги обменивались впечатлениями.

– Их повесили вчера, – проговорил, задрав голову, Рогнвальд. – Самое позднее позавчера.

– Кто они? – Рагнар с жадным любопытством разглядывал мертвецов, которые висели в рубашках и штанах, но без башмаков.

– На моей родине, в земле Суоми, – сказал Айво, – холодными зимами, когда трудно рыть землю, покойников иногда вешают на деревья. У нас нельзя сжигать мертвых. Ведь тогда они лишаются тела в Туони, царстве вечного холода и мрака. Тогда мертвец может вернуться назад в поисках своего тела, а это добром не кончится...

– Это не твои земляки, Айво, – усмехнулся Хафтур. – Эти люди не так давно выходили в море.

–   Откуда ты знаешь? – недоверчиво опросил Рагнар.

Подняв лук, Айво прицелился и спустил тетиву. Стрела задела веревку, державшую одного из повешенных, и мертвец упал к ногам викингов. Олаф внимательно посмотрел на него. Это был человек среднего возраста, с проседью в черной бородке, одетый не так, как принято у викингов.

– Это не воин... – Хафтур наклонился над ним. – И не рыбак. Он корабельщик с кнорра, похоже, фриз или сакс. На нем нет ран. Значит, их взяли в плен и затем убили.

– Почему бы не продать их в рабство? – недоумевал Рагнар.

– На это были, видимо, свои причины...

Внезапно Олаф услыхал еле уловимый свист, и сразу вслед за этим викинг, державший лук, неловко дернулся и начал медленно оседать на землю. В боку его торчала стрела.

– Рагнар, к дереву! – крикнул Хафтур, заслоняя сына ярла своим щитом.

Несколько стрел вонзились в дерево и в щиты викингов, кое-кто был легко ранен. Но теперь они были готовы к отражению нападения.

Скрывавшиеся за деревьями чужаки поняли, что неожиданность атаки утеряна, и решили пуститься на хитрость.

– Эй, вы! Бросайте оружие, и мы сохраним вам жизнь! – прокричал один на языке данов.

– Так же, как сохранили жизнь этим несчастным? – насмешливо крикнул в ответ Гуннар, надеясь, что его поймут земляки.

– Вы сами выбрали свою судьбу! – прокричал тот же голос, и полтора десятка стрел взвились в воздух. Но теперь они уже не могли причинить серьезного вреда. Закрывшись щитами, викинги прижались к стволу огромного дерева. Рог– нвальд воззвал во весь свой мощный голос. Оставшиеся на драккаре должны были услышать его.

Вероятно, сообразив, что промедление смерти подобно, прячущиеся в лесу люди, выбежали на поляну с обнаженными мечами и копьями наперевес. Их было около двух десятков. Разношерстная толпа, в которой ни Хафтур, ни Рогнвальд не смогли разобрать принадлежности к какому-либо известному им племени.

Раздался боевой клич викингов. Рогнвальд, Гуннар и еще трое первыми вступили в схватку с противником. Хафтур прикрывал Рагнара, а Олаф, обнажив меч, со вспыхнувшим бешенством кинулся на одного из нападавших – коренастого, в старом шлеме с открытым забралом и панцире, укрепленном стальными пластинками.

Едва сблизившись с ним, Олаф, помня прием, показанный Хафтуром, неожиданно отклонился вправо, уходя от выпада, и сразу сделал мгновенное колющее движение навстречу. К его удивлению, противник попался на эту хитрость, и меч вошел ему прямо под ребра, в незащищенное место. Он выкатил глаза и с хрипом повалился на землю.

Олаф выдернул меч и вовремя. Прямо на него выскочил здоровенный детина в кольчуге и с топором в руках. Его голова была без шлема, и лицо, покрытое черными пятнами, как будто усмехалось оскалом зверя. Олаф схватился ним, но почти сразу понял, что с этим бойцом будет потяжелее, чем с первым. А медлить было нельзя. Нападавшие, используя численный перевес, стремились как можно скорей довести дело до конца. Олаф начал отступать назад. Детина вращал секирой, продолжая ухмыляться. Шаг, еще шаг... И детина вдруг застыл, глаза удивленно уставились на Олафа. В горле его торчала стрела, колени подогнулись, и он рухнул лицом вперед. Олаф оглянулся. Айво, прислонившись к дереву, доставал новую стрелу. Он бил без промаха, и уже трое лежали на земле, пронзенные стрелами, выпущенными из его лука...