Текст книги "Крестоносец"

Автор книги: Андрей Астахов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

      – Мы отправимся, – сказал я. – Неужели ты думаешь, что мы позволим тебе пойти одной?

      – И я пойду, – впервые за все время подал голос байор Домаш.

      – Воля ваша, – ответил инквизитор. – Я тоже отправлюсь с вами, хотя мне бы не хотелось вновь пережить этот ужас.

      – Вы можете остаться в замке, брат Дуззар, – сказал я. – Мы справимся сами.

      – Конечно, ведь дамзель Элика весьма искушена в магии, как понимаю, – инквизитор слегка улыбнулся. – Вы правы. Я был бы невеждой и глупцом, если бы усомнился в способности члена Охранительной Ложи противостоять самому могучему колдовству. К тому же другого способа найти хоть какую-то подсказку, где искать исчезнувших магов, у нас все равно нет. Только умоляю, шевалье – будьте предельно осторожны. Если позволите дать дружеский совет, я бы предложил вам вначале переговорить с Пейре де Тороном – он усилит стражу на стенах.

      – Мы будем осторожны, – ответила за всех Элика.

      – Однако я только сейчас понял, что веду себя как неотесанный болван, – сказал Дуззар. – Вы ведь наверняка устали и голодны. Беды бедами, но мы просто обязаны отпраздновать прибытие нового шевалье в Фор-Авек. Изысканных явств в замке нет, зато малиновое вино у нас на Порсобадо очень неплохое, а копченая лососина, сельдерей и яблоки просто отменные. Пойдемте, я провожу вас в покои, отведенные для коменданта. Вы сможете отдохнуть, а я пока похлопочу о достойном вас столе на вечер и заодно закончу с этим беспорядком. Проклятые дожди чуть не погубили все мои книги.

2. В тумане

       После нескольких дней скачки по грязным дорогам и пятидневного путешествия на корабле баня – это событие. Это настоящее райское наслаждение. А баня в Фор-Авеке оказалась на удивление добротной. Чистой, теплой, со стенами, обшитыми дубовыми досками, с деревянным полом, а главное – с маленьким бассейном, наполненным теплой водой.

       После получасового купания я почувствовал, что вполне готов начать новую жизнь. Что же до Домаша, то он, накупавшись и развалившись на полоке, дремал как сытый довольный жизнью кот. И тут появилась Элика.

       Эльфка была закутана в длинную льняную простыню: улыбнувшись нам, она сбросила простыню и нырнула в бассейн. Ее появление и ее поступок были настолько неожиданными, что я даже удивиться не успел.

       Сделав несколько гребков, Элика выплыла на середину бассейна и с лукавыми звездочками в глазах наблюдала, как я лихорадочно пытаюсь прикрыть нижнюю часть тела куском холста, заменяющим мне полотенце.

      – Предки, какая отличная вода! – сказала она, убрав с лица упавшие мокрые волосы. – Как приятно купаться!

       Сказав это, Элика вытянула из воды правую руку ладонью кверху, что-то произнесла, и на ладони появился высокий хрустальный флакон с синей искоркой внутри. Элика тут же вылила содержимое флакона в бассейн. Вода в бассейне забурлила – ну прямо тебе джакузи! – покрылась высокой серебристой пеной, над головой эльфки заглубился легкий туман. В жарком воздухе парильни запахло морской солью, ароматами цветов, чем-то чистым, свежим и невероятно манящим.

       Словом, женщиной запахло. Молодой, красивой, ухоженной и желанной.

      – Ты... зачем ты здесь? – только и мог сказать я.

      – Затем же, что и ты. Хочу вымыться.

       Я посмотрел на Домаша. Роздолец не проявлял к появлению в бане голой женщины никакого интереса. Вероятно, после приключений в таверне Агерри он еще не успел соскучиться по общению с противоположным полом. Или в Роздоле, как в свое время на языческой Руси, мужчины и женщины парятся в бане вместе, так что подобные вещи для Домаша вполне привычны?

      – Именно так, – угадала мои мысли Элика. – Постараюсь не смущать тебя, салард. Когда мне надоест сидеть в воде, я попрошу тебя отвернуться. Или напущу на тебя чары, которые не позволят тебе увидеть того, что ты так хочешь увидеть.

      – Хочу? Ты...

      – Хочешь. Или ты не мужчина?

      – Элика, ты выбрала неудачное место и время для того, чтобы меня соблазнять.

      – Соблазнять? – Эльфийка рассмеялась звонко и искренне. – Нет уж, прости. Меня сюда привела любовь к чистоте и к воде, а не желание испытать твои мужские способности. Кстати, могу я спросить тебя, Эвальд – у вас с Домино была настоящая любовь?

      – Зачем тебе это? – буркнул я, опуская глаза.

      – Просто спросила. Мне интересно, чем ты умудрился так привязать к себе Брианни. Она просто без ума от тебя.

      – Элика, не трави душу. – Слова эльфки одновременно обрадовали и огорчили меня. – Пока Домино не нашлась, я не могу об этом говорить.

      – Тогда извини, – магичка быстро подплыла к краю бассейна и легко выбралась из воды. Мне очень хотелось рассмотреть ее, но я решил быть деликатным, и отвернулся.

       Впрочем, так уж устроены глаза мужчины, что даже за одно мгновение способны запечатлеть обнаженное женское тело во всех мелочах. Элика была великолепна. Гибкая спина, красивые, хоть и узковатые плечи, тонкая талия, крепкая округлая попка, ножки, как у косули. В пупке пирсинг с крупным изумрудом. Отстутствие волос на лобке и маленькие груди с бледно-розовыми, нахально торчавшими вперед сосками делали ее красоту немного кукольной. И еще я заметил над левой лопаткой магички тот же самый знак, который когда-то видел у Домино – татуировку, которой метили детей, предназначенных для передачи вербовщикам. Пурпурное изображение не то дракона, не то морского конька.

      – Ты тоже сбежала от вербовщиков? – спросил я.

      – Скорее, мне и Каре повезло. Нас с сестрой уже передали сулийцам, но корабль вербовщиков попал в бурю и разбился у имперского побережья. Так мы оказались у имперцев. Знаешь, Эвальд, у арас-нуани невеликий выбор – либо служить магистрам Суль, либо имперским властям. Можешь смотреть.

       Элика вновь была обмотана простыней от груди и до колен. Поскольку простыня намокла и прилипла к телу, зрелище было весьма откровенное и соблазнительное. Я почувствовал, что очень скоро мою реакцию на этот вид маленьким полотенцем уже не скроешь, и толкнул Домаша в бок.

      – Байор, пора одеваться, – сказал я.

      – Как скажешь, – роздолец зевнул. – Сейчас бы пива холодного кварты две!

      – Будет тебе пиво, сударь. Наверняка нас уже ждут в трапезной.

      – Не буду вам мешать, – улыбнулась Элика и выпорхнула в предбанник.

      – Шебутная девка, – сказал Домаш. – И к тебе, твоя милость, неровно дышит. Святые свидетели, девчонка не прочь ощутить твое дышло в своей аккуратной эльфийской щелке!

      – Пустяки говоришь, друг мой. У меня есть любимая девушка.

      – Дело твое. Но эта эльфка шельма еще та, по глазам видно. А ты, сударь, прости за прямоту, молодой еще да зеленый. Обращаться с женским полом как следует не могешь, а умения эти ой как в жизни нужны! Глядишь, поучила бы тебя эта Элика разным штучкам, которые бабы так любят в постели. А ты бы потом всю эту амурную премудрость с невестой своей употреблял к обоюдному удовольствию!

       Я ничего не сказал. Встал, вышел в предбанник и понял, что мне стало жарко не только от горячего воздуха в парной. Надо как-нибудь попросить Элику, чтобы впредь таких вещей она не делала. Я, в конце концов, живой человек, а она...

       Она слишком похожа на Домино. И мне вдруг стало страшно – что, если Элика уже сейчас пытается заставить меня забыть о Домино и делает это потому, что моей любимой нет в живых?

       Нет, нет, не может быть, я не верю, не хочу верить! И я скажу об этом эльфке. А если она не поймет, если она не захочет меня понять, просто заставлю ее убраться отсюда.

       Мне никто не нужен, кроме моей Домино.

       Отдышавшись и обтеревшись намокшим полотенцем, я начал одеваться.

       Пир в честь нашего прибытия в Фор-Авек получился невеселым. Может потому, что Пейре де Торон строго-настрого запретил своим людям напиваться, а я попросил о том же байора Домаша. Если что и скрашивало этот пир, так это присутствие Элики. Магичка после бани сменила свой мужской костюм на великолепное блио из темно-синего шелка, расшитого серебром. Волосы Элика собрала в хвост на темени, открыв лоб и остроконечные ушки, в которых поблескивали все те же любимые магичкой изумруды. Ела она очень изящно, выбирая с аккуратностью породистой кошки кусочки мяса и овощей из тарелки тонкими наманикюренными пальчиками, и о чем-то вполголоса беседовала с сидевшим подле нее братом Дуззаром. Домаш с самой кислой физиономией пытался растянуть подольше стоявшую перед ним братину с хваленым малиновым вином. Я сидел в кресле шевалье за главным столом и смотрел на притихших воинов, молча поглощающих угощение. Всего я насчитал сорок девять человек, со мной, Домашем, Эликой и инквизитором Дуззаром – пятьдесят три. Плюс еще десяток воинов, которых де Торон оставил на страже. Мало, очень мало. А самое скверное то, что я даже не представляю себе, с каким врагом мы столкнулись.

      – Бесспорное темное колдовство, – сказала мне Элика еще до ужина, во время беседы в моих покоях после купания. – Причем очень сильное. Смесь стихийной магии с магией вызова, может быть, с некромантией. Поверь мне, виари никогда не практиковали такую мерзость.

      – Но ведь все совпадает, – возразил я. – В книге, которую дал нам Дуззар, описывается история массового убийства мирных жителей. Часть из них была утоплена, часть сожжена. А Дуззар говорит, что одержимых рвало водой, и на теле у них появлялись ожоги как от огня. И эти голоса...

      – Эвальд, ты мне веришь? – Эльфка от избытка чувств даже ножкой притопнула. – Это не наша магия. Это что-то другое.

      – А какая разница, наша не наша? – заметил Домаш. – Один бес колдоба зловредная. Ненавижу я все это чародейство всеми своими печенками. Ненавижу и боюсь.

      – Никогда бы не подумала, что отважный роздолец кого-то боится, – с легкой насмешкой произнесла Элика.

      – А ты не смейся, милая дева, не смейся! Мне семнадцать годков от роду было, когда отец мой захворал. Занемог страшно, то озноб его бил, то пот прошибал, живот распух у него, как у бабы на сносях, лежал пластом и все стонал. Наш местный знахарь сказал, что отец заболел оттого, что по дороге домой в корчме ледяного пива пару кружек выпил, но ничем помочь не мог. Тогда матушка выгнала знахаря и объявила награду в пять золотых монет тому, кто мужа ее исцелит. И вот пришла к нам в Бобзиглавицы старуха – страшная, черная, тощая, лысая, да еще с бельмом на одном глазу. Только глянула на отца и сразу сказала: "Чую черный дух от мужа твоего, паненка. Порча на нем. Коли хочешь спасти его, следи, кто над домом вашим летает, и убей его". Маманя так и сделала: собрала слуг да воинов и велела следить, что в небе над домом появится, а коли появится, бить без жалости. Я со своим луком тоже с ними пошел. В первый день воробьев да галок настреляли – страсть! Гору целую. А старуха нам: "Дураки вы! Ночью зло прилетает, ночью и смотрите!".

      – И что дальше было? – спросил я, поскольку почтенный байор сделал слишком уж длинную паузу.

      – В следующую ночь отцу совсем худо сделалось, мать от него не на шаг и мне говорит: "Не уходи далеко, вдруг помрет хозяин наш, так хоть перед смертью благословит тебя!". А у меня одна мысль – увидеть, кто же такую немочь на наш дом напустил. Как у отца приступ прошел немного, я хапнул лук в сенях – и на улицу. Ночь звездная такая, сверчки поют. На башнях вокруг усадьбы факелы горят, воины отцовы сторожат. И я во дворе один как перст. И тут вдруг сразу десяток голосов как завопили: "Вон он! Бей!". Стрелы засвистели со всех сторон. Я только-только лук вскинул, и вижу – прямо к колодцу с неба какой-то ком черный свалился. Подошел я и задрожал прям: лежит на земле ворон, чернющий и здоровенный, чуть ли не беркута величиной, а главное – клюв у него железный. Враган, будь он проклят.

      – Враган?

      – Ну да. Прислужник колдовской, вестник горя. Кто-то из молодцов ему прямо в голову стрелой попал. – Тут Домаш опять сделал многозначительную паузу. – Поцепили мы вражину палками и в костер, чтобы сгорела в пепел.

      – И что, поправился отец?

      – Поправился. Уж наутро лихорадка его оставила, а через две недели он на коня мог садиться. Спасла ему жизнь та старуха. Так что не люблю я колдовства проклятого, по мне лучше с сотней урулов встретиться в чистом поле, чем с одним колдуном или мертвяком.

      – Тем не менее, врагана этого простой стрелой убили, а отец твой выздоровел, – заметил я. – Так что не все так ужасно.

      – Может, не так ужасно, – проворчал роздолец, – но как вспомню, какие ноги у меня слабые стали, когда я врагана того увидел, до сих пор сам себе становлюсь противен.

      – Элика, ты говорила, что чары в Фор-Авеке не имют отношения к твоему народу, – сменил я тему. – Тогда что же это такое?

      – Я не знаю. Пока не знаю. Надо послушать голоса.

      – Ага, они заползут нам в голову, и мы станем бесноватыми, – сказал Домаш.

      – Ты можешь не идти с нами, байор, – ответил я.

      – Ну, уж нет! Вместе так вместе. И потом, один бес, где эти голоса нас найдут – то ли на стене, то ли в этих покоях.

      – Верно, – Элика наградила роздольца благодарным взглядом. – Не беспокойтесь, я смогу нас защитить.

      – Не слишком ли самоуверенно?

      – Думаю, нет. Если это действительно неупокоенные души, как считает Дуззар, они не слишком опасны. Все астральные существа не смогут пройти через защитный барьер даже второго порядка, не говоря уже о первом или высшем. А мне ставить такие барьеры приходится довольно часто.

      – Постоянно общаешься с астральными существами?

      – Не только. Иногда и с демонами приходится.

      – Тьфу, помоги нам пресвятая Матерь! – Домаш замахал руками. – С такой-то поганью?

      – Интересно, – я внимательно посмотрел на эльфку. – Я слышал, что общаться с демонами может только эльф, обладающий силой Нун-Агефарр.

      – Неверно, Эвальд. Общаться с демонами может даже арас-нуани. Владыка Нун-Агефарр способен вызывать демонов, а это разные вещи.

      – Неужели фламеньеры поощряют контакты с демонским миром?

      – Их интересует только одно – сила, которая позволит братству бороться с врагами империи. Все остальное неважно. Поэтому магам дана большая свобода действий. Но и контроль соответствующий. Каждый маг обязан отчитываться не только перед инквизиторами братства, но и перед Охранительной Ложей, а она жестко следит за соблюдением всех правил и беспощадно карает любого, кто их не соблюдает.

      – Элика, скажи честно – что могла искать твоя сестра на Порсобадо?

      – Наследие. Если святилище и в самом деле связано с историей, рассказанной в книге, Кара могла заинтересоваться двумя вещами – судьбой бесследно исчезнувших служителей во главе с То-Брианелем, либо артефактами, которые могли остаться в святилище со времен короля Ллианара, а то и с более ранних времен.

      – А какой в этом смысл? Предположим, Кара нашла бы объяснение тому, как служители смогли избежать мести жестокого короля. Что это дало бы?

      – Ты не понимаешь? – Эльфка хмыкнула. – Се ма нуайн, салард – ты совсем еще дитя. Континентальные виари во времена Второй эпохи обладали многими умениями и знаниями, которые мы утратили. Например, умением открывать пространственные и временные порталы, при помощи которых можно было материально перемещаться, куда захочешь. Если представить себе, что служители покинули осажденное святилище через такой портал, он мог сохраниться, или же остались какие-то записи, элементы этого портала, артефакты, позволяющие работать с временем и пространством. Это были бы очень ценные находки для Академии.

      – Погоди-ка, – сказал я, захваченный новой мыслью, – в замке Халборг мы слышали, что этот сулийский маг, Ирван Шаи, использовал эльфийские артефакты для открытия портала, через который он собирался куда-то отправиться сам – или отправить свою возрожденную вампиршу. Получается, что магистры Суль уже сегодня владеют кое-чем из вашего наследия?

      – И это очень тревожит и Высокий Собор, и Академию. Теперь понимаешь, что случится, если в лапы властелинов Суль попадут наши древние знания?

      – Представляю. Прямая транспортировка нежити в имперские земли. Возрождение вампиров и прочей дряни с использованием хронотехнологий, так?

      – Именно.

      – И после всего этого Высокий Собор считает, что наш главный враг – это Тервания?

      – Эвальд, есть большая политика, а есть тайная политика. Армия империи составляет почти сто тысяч человек. Это храбрые и преданные воины, которые созданы для войны и распевают веселые песни, отрезая кинжалами носы своих пигаш. Они непобедимы в бою с людьми, но мало пригодны для отпора нежити. Для этого нужны фламеньеры. Воины, владеющие не только мечом и копьем, но и магией. Однако охота на маликаров в древних руинах или топлецов и козлаков в роздольских болотах – занятие, недостойное рыцарей. Кому охота месить грязь, мерзнуть, рыскать по сырым подземельям и заброшенным склепам? Кому нужны битвы, о которых никто нигде не говорит, не прославляет их героев, не слагает о них героических песен? Поэтому и фламеньеры изменились, сами того не заметив. Грозные истребители вампиров и прочих демонских тварей превратились в обычный рыцарский орден. Охотой на нежить занимаются только персекьюторы, инквизиторы, да служащие братству боевые маги, а потомки знатных семейств Элькинга, Апремиса, Аверны, Лотарии и имперских маркграфств, надевшие фламеньерские плащи, мечтают о настоящей войне – и войне победоносной. Легкой, яркой, с реющими по полю флагами и пением рогов, приносящей славу и почести. Войне, в которой, погибнув на поле боя со славой, не восстают однажды ночью из могилы. Войне, совсем не похожей на ту, что веками ведет мой народ. Поэтому империя и старается не будить настоящего зверя – Суль. Тервания более удобный враг, чем могущественные магистры-чернокнижники.

      – Элика, ты такая умная, – восхитился я. – Тебе бы лекции в МГИМО читать.

      – Что?

      – Ничего, это я так... Я понял твои слова. Ты права. Чертовски права...

       Так что сидя за столом в трапезной замка Фор-Авек, я еще раз сказал себе, что без Элики я далеко не уеду. Она знает, что делает – в отличие от меня. Только вот нет ли во всем этом тайных козней моих лютых друзей из братства? Могу ли я довериться Элике до конца? Вот, как говаривал принц Гамлет, в чем вопрос...

      – Милорд?

       Я вздрогнул, повернулся на голос. Дуззар и эльфка смотрели на меня с вопросом.

      – Что такое? – спросил я.

      – У вас печальное лицо, шевалье, – сказал Дуззар. – Что-то гнетет вас?

      – Да, – я встал и взял кубок. – Я допустил большую оплошность. Мы уже долго сидим за этим столом, а я все еще не выразил свою благодарность за тот прием, который оказали мне и моим спутникам в этом добром доме. Посему поднимаю кубок за здоровье брата Дуззара, мессира Пейре де Торона, всех честных и храбрых воинов Фор-Авек и за империю! Пусть все наши враги провалятся ко всем чертям! Слава!

       Кажется, я попал в точку. Мои новые братья по оружию повскакивали с мест и, гремя кубками и окованными в медь рогами, проорали:

      – Хейл, шевалье! Хейл, император! Хейл, Ростиан! Хейл! Хейл! Хейл!

       Я выпил вино из кубка, поставил его на стол и сказал Дуззару:

      – Скоро полночь. Время взяться за дело. Не стоит заставлять наших врагов ждать.

       Шансу отвели отдельное стойло в конюшне. Я вошел в стойло и убедился, что у моего четвероногого друга есть все необходимое – ячмень в яслях, вода в ведре и чистая солома.

      – Шанс, умница, хороший конь! – шепнул я, гладя жеребца по морде. – Как хорошо, что ты тут, со мной!

       Седло и аккуратно сложенные части барда лежали тут же, на специальной стойке. Все вычищено, смазано и заботливо укрыто чистым холстом. Грумы хорошо позаботились о моем коне и моем имуществе. И тут я вспомнил – совершенно неожиданно для себя.

       Тряпичная кукла, которую я поднял на улице уничтоженного нежитью Баз-Харума все это время была со мной. Она так и лежала в седельной сумке, в которую я все эти недели, наполненные важными для меня событиями, даже не удосужился заглянуть.

       Я вынул куклу из сумки, подержал ее в руках и понял, что пора бы подыскать для игрушки другого хозяина.

       Вернее, хозяйку.

      – Лелло, – сказал я оруженосцу, стоявшему за моей спиной, – ты с нами не идешь.

      – Смею спросить, милорд – почему? – в голосе Лелло слышалось удивление и разочарование.

      – Потому что я так хочу. Отправляйся в мои покои и жди там. Это приказ.

      – Мне? – Элика была удивлена. – Как мило! Но я уже не девочка, чтобы играть в куклы.

      – Я не знаю, что с ней делать, – сказал я. – Я подобрал ее в Баз-Харуме, сам не знаю почему. Это был секундный порыв. Выброси ее, если хочешь.

      – Я бы предпочла, чтобы ты подарил мне красивое колье или шелковое платье, – ответила эльфка с лукавой улыбкой. – Но эта малютка очень трогательна, и я принимаю ее. Спасибо.

      – Не стоит.

      – Чертовски холодно тут! – встрял в нашу беседу Домаш. – Надо было хоть штоф водки у келаря попросить. Мы замерзнем ночью.

      – Не замерзнем, – Элика хмыкнула. – Я вас согрею, саларды.

      – Ну и стерва! – шепнул мне роздолец, когда мы следом за Эликой поднимались по лестнице, ведущей на стену Фор-Авека. – Прямо напрашивается на постель!

      – Не говори глупостей, пан Домаш.

      – Хороша паненка эльфка, хороша! – сказал роздолец, глядя в спину поднимающейся по лестнице Элики. – Глазки что звездочки, волосы – чистое золото, носик дерзко вздернут, губки как лепестки розы свежераспустившейся, титечки, ножки... Эх, где мои девятнадцать лет!

       С верха стены окружающий наш мир казался еще мрачнее. В сгустившейся темноте проблескивали редкие огни, горевшие в гавани и кое-где в городе. Черное облачное небо казалось глухим колпаком, надеваемым на голову бедняги, приговоренного к повешению. Сильный холодный ветер с океана налетал порывами, заставляя кровлю галереи жалобно скрипеть. Впереди, в сторожевой башне горел свет.

      – Кто идет? – услышали мы окрик часового.

      – Шевалье де Квинси, – ответил я.

      – Добро пожаловать, милорд.

       Часовой был молод – мне показалось, еще моложе меня. Увидев нас, он принял самую воинственную позу. Я услышал, как он шмыгает носом.

      – Идите в караулку, – сказал я воину. – Мы вас заменим.

      – Да, милорд, – парень еще раз шмыгнул носом, перехватил поудобнее тяжелый самострел (толку от него в такой темноте!) и поспешил вниз. Мы остались втроем.

      – Тебе не холодно? – спросил я Элику.

      – Холодно. Но виари терпеливы. Надо подготовиться к приходу тумана.

      – Я готов, – сказал я, вставив горящий факел в поставец. – Надеюсь, нам не придется торчать тут всю ночь.

      – По-моему, начинается, – негромко сказал Домаш.

       Мы с Эликой посмотрели вниз, во двор крепости. Так и есть – воздух на глазах становился плотным, мутным, размывая пламя горящих во дворе костров в пляшущие световые пятна. Нас коснулась новая волна холода. Над стеной поплыли зеленоватые щупальца мглы, окружая нас влажным коконом.

       Элика быстро нашла в досках пола достаточно широкую щель и вставила в нее свой жезл, потом произнесла что-то – и магический посох засветился ярким белым светом, наполнившим всю башенку.

      – Все время находитесь в круге света, – сказала она. – И ни в коем случае не обнажайте оружия.

      – Это еще почему? – осведомился Домаш.

      – Потому что нельзя. Эти духи приходят сюда неспроста. Надо узнать, что им нужно. Обнаженное оружие может спугнуть их или спровоцировать нападение на нас.

       Туман стал между тем таким плотным, что стало тяжело дышать. Запахло уже не просто сыростью – болотом, гниением, заброшенным подвалом. Я почувствовал, как по моей спине ползет леденящий холод.

      – Мерзкое место, – сказал Домаш, поежился, и я понял, что он испытывает те же ощущения, что и я.

      – Это будто..., – начал я и осекся: мне вдруг показалось, что кто-то легко и мимолетно коснулся меня холодной ледяной лапой. Я с вскриком отскочил ближе к светящемуся жезлу, едва не налетев на магичку.

      – Они тут! – шепнула Элика. – Молчите и не подходите к границе круга! Говорить буду я. – Тут эльфка сделала глубокий вдох и заговорила: громко, протяжно, зловеще; – Kymaen araii no arynnan guir! Kymaen utherene parh cruach arentori orssa! Kymaen rahnayn cha lluallen uladd nie gruachan! Jen pderjiit te murranne! Aelad troh, aelad uffayr, aelad broyth!

       Никогда в жизни не верил в привидения. Всегда считал, что это полная чушь. А тут... Мы стояли, дрожа от холода и страха на верхушке башни, утонувшей в плотном, пахнущем смертью зеленоватом тумане. И в этой фосфоресцирующей, наползающей со всех сторон пелене, будто на проекционном экране, медленно проявлялись плывущие в воздухе человеческие силуэты, Они обступили башенку со всех сторон, смотрели на нас, их глаза вспыхивали в тумане как зеленые звезды. А еще я услышал их голоса. Много голосов, жалобных, тоскливых, жутких, от их звука меня, несмотря на страшный холод, пробила испарина, а сердце и прочие внутренности сжались до болезненного спазма. Я не понимал, что они говорят, но это было еще страшнее. Будто сама Смерть разговаривала со мной разными голосами из этого гибельного тумана.

      – Jen murranne ditey a mean! – повторяла Элика раз за разом. Лицо ее исказилось, глаза загорелись мрачным огнем, а появившаяся на губах улыбка пугала не меньше, чем призраки в тумане. – Ditey a mean anu magdannah ayth! Aelad troh, aelad uffayr, aelad broyth!

      – Меня... сейчас вырвет! – проскрежетал Домаш. Лицо его в колеблющемся зеленом свете выглядело как физиономия утопленника, пролежавшего неделю в воде.

      – Они плачут, – заговорила Элика с жуткой, совершенно несоответствующей моменту улыбкой. – Они жалуются, что их души не могут найти покоя с тех пор, как умерли их тела. Король Ллаиндир построил поминальный храм, но не смог подобающим образом похоронить останки замученных, потому что вода и огонь уничтожили их. Лишь души их были при помощи Магии Упокоения заключены в Сосуд покоя, где и пребывали веками. Это все, что для них могли сделать придворные маги Ллаиндира. Теперь Сосуд покоя кем-то разрушен, души свободны, но не могут найти свои тела. Они просят помочь им. Они просят восстановить Сосуд или же найти их тела.

      – Элика, я больше не могу! – Я чувствовал, что мне становится все труднее и труднее дышать. – Проклятье, сделай хоть что-нибудь!!!

      – Еще немного, салард... Ditey a mean anu magdannah ayth muarranen heath! Hoenn`a Llayndyr tiess a varhath n`Poath ar n`Paceah? Hoenn`a tiess?

       Я услышал слабый вздох, и туман начал редеть. Очень скоро стали видны частокол стены и галерея. Исчезло ощущение жуткого холода, и я почувствовал, что мое сердце, точно очнувшись от комы, начало качать кровь по жилам.

      – Все, – сказала Элика. – Они уходят. Проклятье, я должна была догадаться сама, в чем дело!

      – Дерьмо святых угодников! – Домаш вытирал всей пятерней мокрое от пота лицо, губы у него тряслись. – Вот это ночка!

      – О чем ты должна была догадаться? – не выдержал я.

      – Кара искала святилище Ллаиндира в Айлифе, – ответила эльфка, – но теперь я понимаю, что она ошибалась, или...

      – Или что?

      – Пойдемте отсюда, – предложила эльфка. – Тут все закончилось, больше я ничего от них не узнаю. Надо поговорить с Дуззаром. Немедленно.

      – Отличная мысль, – согласился я. – Только сначала надо переодеться. Я весь мокрый.

       ***********

       Вернувшись к себе, я с помощью Лелло снял доспехи, переоделся в сухую одежду, выпил кубок вина и послал за де Тороном. Начальник стражи явился незамедлительно.

      – Вы идете с нами, – сказал я. – Нам необходимо немедленно собрать военный совет.

       Де Торон почтительно поклонился. Вскоре подошли Элика и Домаш, и мы впятером отправились к инквизитору.

       Низкая дубовая дверь, закрывающая вход в покои Дуззара, была заперта. Я стучал в нее долго, но инквизитор так и не открыл – видимо, очень крепко спал, или делал вид, что спит.

      – И что теперь? – спросил я Элику.

      – Подождем утра, – сказала она. – Мне нужен отдых. Я затратила столько энергии на поддержание магического экрана, что просто валюсь с ног.

       В самом деле, лицо Элики было очень бледным, глаза ввалились и потускнели, в уголках рта появились резкие морщинки. Она будто постарела за одну ночь.

      – Хорошая мысль, – сказал я. – Но вряд ли я после всего виденного и слышанного смогу заснуть.

      – И я тоже, – признался Домаш. – У меня до сих пор, с вашего позволения, такое чувство, будто меня этими ледяными пальцами по хребту гладят.

      – Элика, что они такое? – спросил я.

      – Дуззар не ошибся. Это мурраны – неупокоенные души. Ты знаешь, что виари живут долго, много дольше вас, но умирать им гораздо тяжелее, чем людям. Тело и душа виари – это как две половины единого целого, и душа страдает, если навсегда утратила связь с телом. В древности мой народ мумифицировал тела умерших при помощи особых заклинаний, и они столетиями лежали в своих усыпальницах, нетронутые тлением. С гибелью своего бывшего тела и душа умирала. Все изменилось во времена братоубийственных войн Третьей эпохи; слишком много виари погибали на поле боя и во время побоищ, учиняемых победителями, и тела их не получали должного погребения. Поэтому служители силы применяли простой способ заполнить гибельную для души пустоту бытия – они вселяли души погибших в особые сосуды, которые назывались n`Poath ar n`Paceah – Сосуды покоя. Это было маленькое, полое внутри изображение умершего, вырезанное из древесины священных для виари ясеня, тиса или кедра. Начертанные на сосуде особые руны охраняли покой души, и нарушить этот покой можно было, лишь разбив такой сосуд. Душа, лишенная своей обители, начинала скитаться, вмешиваясь в жизни живых, пока ее жизненная энергия не истощалась, и душа не погибала безвозратно.

      – Они опасны?

      – Да. Их страх и отчаяние могут передаваться живым, вызывая приступы безумия. Кроме того, души умерших насильственной смертью невольно пытаются завладеть телами живых. Это неизбежная гибель для того, в кого вселилась такая блуждающая душа.

      – Понятно, – я еще раз, скорее для очистки совести, нежели в надежде на то, что нам откроют, ударил кулаком в дверь. – И что же нам делать?