Текст книги "Крестоносец"

Автор книги: Андрей Астахов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

       Но у меня есть еще один долг. Во время аудиенции я буду говорить о сэре Роберте.

       Мой путь в этом мире с самого начала был отмечен смертями хороших людей. Сначала бедняга Энбри. Теперь вот сэр Роберт де Квинси.

       Наверное, смерть этого человека потрясла меня. Точнее сказать, не смерть – что поделать, все мы смертны, – а обстоятельства, при которых погиб сэр Роберт. Почему-то я с особой тоской и горечью думал все эти дни над тем, как же несправедлива жизнь к хорошим честным людям. Во всех мирах, повсюду одно и то же. Истинным героям нищета, громкие поминальные речи, которые забудут спустя несколько дней и скромная могила на провинциальном погосте; ловчилам и приспособленцам – лавры и титулы, прижизненная слава и хорошие доходы. Люди везде люди. В истории моего мира тоже было такое. Какую эпоху, какую войну не возьми. Кто-то шел в крестовый поход в надежде искупить грехи своих любимых и увидеть святые места, а кто-то – чтобы набить карманы золотом "неверных" и обеспечить себе сытное будущее. Кто-то совершал подвиги, а кто-то получал за них награды. Наверняка и в этот раз в братстве найдутся люди, которые окажутся "чуткими руководителями" или "идейными вдохновителями" истинного героя. Я понимал, почему сэр Роберт пошел на такой отчаянный шаг, почему пожертвовал собой. Он был человеком долга, рыцарем до мозга костей – и для него была невыносима мысль о том, что ему не позволят оставаться фламеньером. Что его просто спишут в утиль те, кто и раньше не ценил его заслуг по достоинству...

       Я и не заметил, как спустился по длинной мощеной камнем улице в самый центр Данкорка и оказался на рыночной площади. Час был поздний, но в расположенных тут трактирах народ продолжал веселиться. Ярко горели фонари на фасадах питейных домов, по площади разгуливали нетрезвые горожане. Стражники на площади не обращали на пьянчуг никакого внимания. Меня они тоже проигнорировали.

       Лошадь Субботы и мой Шанс были привязаны к коновязи у входа в трактир "Судьба юной принцессы". Потрепав Шанса по холке, я вошел в трактир. Суббота сидел в обществе двух раскрасневшихся, растрепанных и хорошо датых девиц в расшнурованных корсетах. Стол перед ним был заставлен бутылками.

      – Ого, вот и наш юный лорд! – воскликнул он и помахал мне рукой. – Присоединяйся!

      – Лукас, надо ехать в Рейвенор, – сказал я. – Меня вызывает великий маршал ордена.

      – Тебе надо ехать, – дампир показал на меня пальцем. – А мне не надо.

      – Так ты не едешь со мной?

      – А с чего ты решил, что я с тобой поеду? Я что, твой слуга? Давай лучше выпьем.

      – Хорошо, я понял. Счастливо оставаться.

      – Такой сердитый молодой господин! – пропищала одна из девиц. – А я-то думала, он дооообрый....

      – Погоди, – Суббота спихнул с колен обнимавшую его за шею красотку, встал, поправил пояс с мечом. – Пошли, поговорим.

       Я подумал, что Лукас изменил свое решение и поедет со мной. Но я ошибся.

      – Вот что я хочу сказать тебе, парень, – сказал мне дампир, когда мы вышли на улицу. – Ты сейчас говорил со мной так, будто я твой слуга или ленник. Я – Лукас Суббота, запомни это. И я никому не позволяю говорить со мной в таком тоне.

      – Я..., – начал я и осекся, заглянув в глаза Лукаса. Они были очень злыми.

      – Ты никто, – продолжал Суббота. – Я служил сэру Роберту потому, что уважал этого человека. Кроме того, де Квинси однажды крепко выручил меня, можно сказать, спас мою шкуру. А тебе я ничем не обязан. Поэтому измени свой тон, если не хочешь, чтобы я пустил тебе кровь.

      – Прости, конечно, но я не понимаю, чем тебя обидел, – я, наконец-то, пришел в себя. – И я не прошу сопровождать меня. Просто ты поехал со мной из Лашева, и я подумал...

      – ...что Лукас Суббота будет таскаться за тобой как собачонка? Нет, паренек, ты не угадал. Нам было по пути. Сегодня мы расстанемся. Ты отправишься в Рейвенор – один. А я еще погуляю, оттрахаю этих двух сучек, отосплюсь и утром поеду домой, в Эллендорф. Еще есть вопросы?

      – Нет. Тогда прощай.

      – Ага. Счастливо оставаться. И вот тебе совет на дорожку – никогда не думай, что кто-то тебе чем-нибудь обязан.

      – Я не думаю. Будь здоров. Желаю хорошо повеселиться.

      – Постой, – Лукас шагнул ко мне и взял за руку. Пальцы у него были на редкость сильные, их хватку я почувствовал даже сквозь кольчужный рукав. – Если тебе когда-нибудь повстречается человек по имени Эмиль де Сантрай, дай мне знать. Этот человек – мой.

      – Он тоже разговаривал с тобой не тем тоном?

      – Это мой папашка, – Лукас улыбнулся, сверкнув в полутьме зубами. – Долбанный вампир, которому я обязан своим рождением. Он должен умереть от моей руки.

      – Это ваши семейные дела. Меня они не касаются.

      – Верно, щегол. Мои семейные дела тебя не касаются. Ступай.

      – Лукас, один вопрос – почему ты так относишься ко мне?

      – Захотел душевного разговора? Не получится. Я не расположен откровенничать с тобой.

      – Тогда послушай, что я тебе скажу, – я решился. – Я понимаю, что ничем не заслужил твоего расположения. Пока не заслужил. Но я умею учиться и добиваться своего. Если ты считаешь меня никчемным выскочкой и рохлей, то ошибаешься.

      – А тебе не все ли равно, кем я тебя считаю? – ответил Лукас. – Иди своей дорогой, а я пойду своей.

      – Вот это верно, – я протянул охотнику руку. – Спасибо за все.

      – Ладно, ступай, – Лукас не подал мне руки, толкнул дверь и вошел в таверну. Я постоял еще несколько мгновений, потом, вздохнув, отвязал Шанса и, забравшись в седло, шагом поехал в сторону городских ворот.

       *************

      "Милая Домино, ме лаен туир. Я люблю тебя!

       Пишу это письмо, хотя знаю, что ты его не получишь. Просто тоска меня гнетет. Сижу на постоялом дворе в одном дне пути от Рейвенора, и настроение у меня такое...

       Наверное, все дело в погоде. Когда я выехал из Данкорка, начался дождь, и он сопровождает меня всю дорогу. Третий день я еду под осенним дождем, и на душе у меня тяжело и тоскливо. Все время вспоминаю тебя, наших друзей Арсения и Алину, беднягу Энбри, сэра Роберта. Мне до сих пор не верится, что сэр Роберт погиб. Однажды я расскажу тебе, как это случилось – вряд ли мне все удастся описать в письме. Ни о чем хорошем не думается. Хорошо еще, что не пришлось путешествовать в одиночку – недалеко от Данкорка встретил небольшой купеческий караван, три повозки с товаром, которые направляются из Роздоля в Рейвенор. Хозяин поначалу принял меня за разбойника, и его охранники начали хвататься за топоры и рогатины, но потом мы поговорили, и купец, узнав, что я фламеньер, тут же предложил мне помочь с охраной его каравана. Посулил мне аж десять серебряных монет, если мы без приключений доберемся до Рейвенора.

       Купца зовут Малеслав, а его младшего сына, путешествующего с ним за компанию, все за высокий рост называют Жердяем. Они поделились со мной едой (я даже не додумался запастись провизией, когда уезжал из Данкорка), а заодно рассказали мне новости. Честно говоря, ничего хорошего в этом мире не происходит. Помнишь, мы слушали в Холмах фламеньерского проповедника, который говорил о каком-то крестовом походе и призывал местных вступать в войско? Так вот, это не пустая болтовня. Малеслав кое-что тут рассказывал – так вот, намечается что-то серьезное, если ему верить...."

       Баранина была прямо с огня – жирная, истекающая пахучим соком, обжигающая пальцы и губы. Купец принес мне миску с мясом в шатер, сам сел напротив и начал уписывать свою порцию с завидным аппетитом. А мне почему-то есть не хотелось.

      – Чего не едите, твоя милость? – спросил Малеслав.

      – Жду, когда остынет, – я поставил миску на землю. – Долго еще до Рейвенора ехать?

      – Два дня пути. Завтра будем в Орлере, это деревня большая, тракт прямо через нее проходит. Там гостиница хорошая, так что отоспитесь в удобной постели, – тут купец хихикнул, – может, и не один.

      – Это ты о чем?

      – А девки в Орлере больно покладистые. И просят недорого, три монеты за ночь. Вам-то, милостисдарь рыцарь, начальство ваше, видать, особо с бабами шалить не позволяет. Так оторветесь разок на славу, пока шевалье ваши не видят.

      – Я не рыцарь. Я послушник.

      – Тем паче. Однако меч у вас, твоя милость, знатный. От отца, что ли достался?

      – От отца, – я взял из миски кусочек баранины, положил в рот. Мясо было нежное и вкусное, такой отличной баранины я давно не ел. В этом мире, слава Богу, понятия не имеют, что такое мороженое мясо и соя. Только вот соли явно не хватало.

      – А отец где сейчас?

      – Погиб он, – я подумал, что с полный правом, пожалуй, могу говорить о сэре Роберте, как о моем отце. По крайней мере, в этом мире.

      – Соболезную, твоя милость. Тоже фламеньером был ваш батюшка?

      – Фламеньером.

      – А чего, простите меня глупого за вопрос, вы сами не рыцарь, коли ваш почтенный батюшка, рыцарем был? Или у вас в братстве так положено?

      – Я пока на искусе. Скоро рыцарем стану.

      – Ну, это хорошо. – Послышался громкий хруст: купец начал разгрызать хрящ на бараньей кости. Зубы у него, несмотря на немолодой уже возраст, были как у волка. – Получится как в той присказке: со свадьбы на войну, верно?

      – О какой войне говоришь, почтенный?

      – Так все говорят – большая война скоро начнется. По всему Роздолю неспокойно.

      – С кочевниками, что ли?

      – Странно сие слышать от вас, милостидарь, – купец отложил кость, вытер рукавом рот. – Сами вроде как из братства, а ничего не знаете?

      – Так я только недавно в имперские земли вернулся, до того путешествовал много.

      – Тогда понятно... Так империя вроде как походом против терванийцев собирается. Мол, слишком близко псы еретические к нашим границам подобрались. Кочевников этих диких в свою веру обращают, супротив нас баламутят. А те спят и видят, как бы снова на наши земли напасть, имение наше пошарпать, да невольниками роздольскими в Тервании поторговать.

      – Если ты об этом, то я слышал про будущий поход. Только когда он будет?

      – Эх, тяжкие настали времена! – вздохнул Малеслав. – То недород, то чума, то ребеллии. Раньше по дорогам разбойников следовало стеречься, а теперь еще и нечисть всякая повылазила не пойми откель. То мертвяк объявится, то ночерка, то злыдни по дорогам шастают, то оборотни по лесам воют. Давно такого ужаса в наших землях не видели, давно! В Ачелях сказывали мне, что целые деревни начали пропадать. Дома, скот и утварь – все на месте, а людей нет, ни метрвых, ни живых, будто их кто языком слизал. Красный червь на посевах объявился этим летом, половину урожая сожрал, так что непременно голода жди весной. Да еще хвостатая звезда эта. О пророчествах-то знаете, милостисдарь?

      – Слышал, – соврал я.

      – Верно, верно все в них сказано! – Малеслав поднял к пологу шатра указательный палец. – Там, наверху, разгневаны на нас, и потому беды и испытания нам посылают. Звезду-предвестницу послали. Эх, и страшно стало жить!

      – Матерь испытывает нас, верно говоришь, но Она милосердна, – сказал я, запуская пальцы в миску с бараниной. – Не стоит отчаиваться.

      – Боюсь я, – признался Малеслав. – Я ж не воин, человек маленький. Меня что заботит? Чтобы семья моя была жива-здорова, да прибыль с товара была на черный день. Но кто обо мне думает? Никто. Начнется война, так сынов моих сразу в полк государев заберут. Вернутся ли они?

      – Ты вот о плохом думаешь, а надо бы о хорошем, – заметил я.

      – Не думается о хорошем, – Малеслав сокрушенно покачал головой и тут посмотрел на меня с подозрительным прищуром. – А вы, твоя милость, будто и не верите в пророчества Матери нашей?

      – Верю. Но ложиться и помирать не собираюсь. Будет война с Терванией и кочевниками – будем воевать. И нежить будем истреблять. Мой отец всех этих умертвий извел немало, и я по его следам пойду. Не для того меч ношу, чтобы пояс оттягивал.

      – Это хорошо, что мысли у вас такие рыцарские, твоя милость, – купец, казалось, немного приободрился. – Одно только гнетет: мало ныне героев да храбрецов осталось, мало! Совладаете ли?

      – Совладаем. Нам пресвятая Матерь поможет.

      – Ох-ох-ох! – Малеслав, кряхтя, поднялся с подстилки. – Ладно, спасибо вам за разговор душевный, милостисдарь. Спать пора. Да и вы отдыхайте. Добрых вам снов и милость Матери на вас!

      ".... Веришь ли, милая Домино, слушал я все эти рассказы, а думал только о нас с тобой. Ничто меня так не волнует, как твоя судьба и твоя безопасность.

       Завтра я буду в Рейвеноре и должен буду встретиться с великим маршалом братства Ногаре де Бонлисом. Я пока не знаю, чего мне ждать от разговора с ним. Думаю, ничего хорошего он мне не скажет. Но одно я знаю точно – я потребую от маршала разрешения встретиться со мной. Все эти недели я жил только одной надеждой – увидеть тебя, обнять, поцеловать крепко и сказать, как же безумно я тебя люблю!

       Знаешь, Домино, я до встречи с тобой и не предполагал, что могу так влюбиться. Я знаю, что в этом мире у меня нет никого, кроме тебя. Я буду сражаться за нашу любовь, чего бы мне это не стоило. И если меня ждет гибель.... Да что это я! Опять погода, опять проклятый дождь вгоняет меня в тоску.

       Все у нас с тобой будет хорошо. Мы будем вместе, клянусь. Я знаю. Все, чего я хочу от жизни – это быть рядом с тобой, любить и защищать тебя. Ты моя единственная, моя ненаглядная, моя маленькая удивительная виари, ради которой я живу и ради которой готов умереть. Я люблю тебя, Домино.

       Твой Эвальд."

       **************

       Старик был маленький, сухонький, с белоснежными стриженными в скобку волосами и добрым печальным взглядом.

      – Милорд Эвальд, – сказал он, поклонившись учтиво и вместе с тем с редким достоинством. – Я Назария, слуга сэра Роберта. Теперь, если вы пожелаете, я буду служить вам.

       Я не знал, что ответить, поэтому только кивнул и вошел в комнату, которая стала последним домом для сэра Роберта. Назария шел за мной следом, держа в руке шандал с зажженными свечами.

      – Сэр Роберт дал мне ключ от своего сундука, – сказал я, показывая старику ключ. – Я могу открыть его?

      – Конечно, милорд. Идемте.

       Сундук стоял в крохотной кладовке, напоминавшей больше встроенный в стену шкаф, чем отдельное помещение. Замок оказался тугим, пришлось повозиться. В сундуке лежали новый фламеньерский плащ, завернутая в тонкую кожу кольчуга, книга в кожаном переплете, кожаный футляр, похожий на цилиндрический школьный пенал, и несколько старых ломких листков пергамента, исписанных аккуратным почерком и перевязанных крест-накрест черной шелковой лентой.

      – Назария, можно я возьму эту книгу? – спросил я.

      – Разумеется, милорд. Теперь все вещи сэра Роберта принадлежат вам.

      – Спасибо.

      – Вы не могли бы принести мне что-нибудь попить?

      – Да, милорд, – Назария вновь поклонился, поставил шандал на стол и вышел. Я остался один. Подойдя поближе к свету, я раскрыл дневник и начал читать. Не знаю почему, но мне очень хотелось найти в записках сэра Роберта упоминание о себе. И я его нашел.

      "– Эти молодые люди, – писал рыцарь, – должны быть под моей защитой. Эльфка обладает даром Нун-Хадор, я почувствовал это сразу, как ее увидел. Она арас-нуани, ей должны заняться наши магистры. А вот юноша... Великая Матерь, как он похож на Бриана! Я был готов поверить, что это он, родной брат моей милой Агнесс, восстал из мертвых и спустя двадцать два года явился среди живых – но это не так. Мальчик не вампир, это очевидно, но он пришел из другого мира – и это совершенно необъяснимо. И меч: я не поверил своим глазам, когда увидел на дужках украшение в виде четырехлистного клевера. Как такие совпадения вообще возможны? Клянусь величием Воительницы, я будто снова вернулся в свою юность, в тот день, когда мы гуляли с Агнесс близ моего замка, и она нашла среди цветов клевер с четырьмя листьями! Все одно к одному.

       Пока юноша в Паи-Ларране, надо присмотреться к нему. Я чувствую, что теперь не смогу оставить его на произвол судьбы. Я должен помочь ему. И если это какая-то черная магия, именно я должен с ней покончить..."

       Я прочел эти строки и понял, что наконец-то нашел ответ на один из вопросов, которые меня мучили все это время. Итак, все теперь ясно. Сэра Роберта поразило мое внешнее сходство с братом его возлюбленной, о которой он мне рассказывал. Вот почему он мне покровительствовал и в итоге сделал своим наследником.

       Или же он посчитал, что стань Агнесс его женой, их сын был бы похож на меня?

      – Милорд!

       Назария появился в дверях с подносом, на котором стояли серебряный кувшинчик и кубок.

      – Вы не могли бы затопить камин? – попросил я, чувствуя, что меня бьет озноб.

      – Как пожелаете, милорд, – Назария поставил поднос на стол рядом со мной и направился к камину. Я жадно выпил полкубка вина и снова раскрыл дневник. Однако больше упоминаний о себе или о Домино я не нашел. На последних страницах сэр Роберт описывал все, что происходило с нами во время расследования убийства Джесона. Последняя запись была датирована началом сентября – сэр Роберт записал, что намерен отправляться в Лашев. На этом дневник рыцаря заканчивался. Выпив еще вина, я положил дневник на стол и посмотрел на Назарию, который укладывал в камин на тлеющий трут растопку и поленья.

      – Назария, – сказал я, – сколько лет вы служили сэру Роберту?

      – В этом году исполнился бы сорок один год, милорд. Его светлость маркиз де Квинси приставил меня к мальчику, когда Бобби было всего шесть лет. Он, почитай, на моих глазах вырос и возмужал, – Назария тяжело вздохнул, покачал головой. – Не думал я, что переживу его!

      – Скажите, а вы Бриана знали?

      – Бриана? Какого Бриана?

      – У сэра Роберта была невеста по имени Агнесс. А Бриан был ее братом.

      – Ах, конечно, именно так! Сэр Роберт собирался жениться на Агнесс де Монмерай, дочери нашего соседа Жиля. Хорошая была девушка. Красавица, скромная, набожная. Верно, был у нее брат Бриан – одно лицо с сестрой. Да только умер, бедняжка, совсем молодым, двадцати лет ему еще не исполнилось. Оспа в наши края пришла, от нее Бриан де Монмерай и почил. – Тут Назария внимательно посмотрел на меня. – А вы, милорд, чем-то на того мальчика похожи, право слово. Глаза похожи, овал лица, брови, посадка головы. Только ростом повыше будете... Ну вот, огонь разгорелся. Скоро станет тепло. Еще что-нибудь милорду угодно?

      – Нет, Назария, благодарю вас. Ступайте.

      – Если что понадобится, зовите, – сказал старик, чинно поклонился и вышел.

       Я подошел к камину. От разгорающегося огня шло приятное тепло, хотелось снять кольчугу, сесть в кресло и греться, будто кот. Кстати, о доспехах...

       Я вынул из сундука кольчугу и осмотрел ее, держа на вытянутых руках. Кольчуга была довольно тяжелой, килограммов эдак двенадцать: кольца, из которых она была склепана, были толще колец моей лорики хаматы, да и сама кольчуга была длиннее и имела разрезы на подоле – ее делали, несомненно, для конного воина. Соблазн надеть доспех был слишком велик. Я снял лорику и облачился в кольчугу сэра Роберта. К весу, конечно, придется привыкать, но сидела на мне кольчуга, словно влитая. Насколько я разбираюсь в средневековом оружейном деле, стальная проволока, из которой сделали этот доспех, была не кованая, а волоченная – стало быть, кольчуга была особенно качественной работы и стоила, видимо, немало. Наверное, я имею полное право носить ее. А потому завтра я отправлюсь на прием к великому маршалу в этой кольчуге. Сэр Роберт был бы доволен...

       Свою старую кольчужную броню я положил в сундук, и не смог удержаться, взял пачку писем. Я не стал развязывать перетягивающую ее ленту, лишь прочел то, что можно было прочесть на верхнем листе в пачке. Чернила сильно выцвели от времени, но почерк у Агнесс – я не сомневался, что это были письма сэру Роберту от его возлюбленной, – был безупречно четок и красив.

      "– Придет день, мой милый Роберт, и мы встретимся с тобой там, где вечно будем счастливы и любимы друг другом", – прочел я вслух окончание письма. – Да, вы уже встретились. Дай Бог вам счастья в том мире, если он есть.

       Это был секундный душевный порыв, но я подумал, что никто не имеет права читать эти письма. Точно так же, как никто не имел права читать мои письма к Домино, и ее письма мне. Однако читали. А эти письма – не прочтут.

       Я бросил пачку в огонь и наблюдал, как пламя лижет пожелтевшую бумагу, пока вся пачка не вспыхнула, и очень скоро от нее осталась слоистая стопка пепла. Я налил себе еще полкубка вина и выпил. За узким стрельчатым окном было темно – наступила ночь. Сегодня я буду ночевать в доме сэра Роберта. С недавних пор – в моем доме.

       Остался пенал из толстой кожи. Я догадывался, что там – тот самый рецепт, о котором сказал мне мой благодетель. Чтобы до конца ознакомиться с доставшимся мне наследством, я открыл пенал – там был листок бумаги, исписанный с обеих сторон. С одной стороны список из двадцати восьми ингредиентов – каладиевая соль, леталиум альбум, сушеное корневище болотной ферры, прочее, прочее, прочее. С обратной стороны сама технология приготовления.

       У меня появилось сильнейшее желание отправить этот листок следом за письмами бедняжки Агнесс, но я подавил его, свернул рецепт в трубочку, вложил в пенал и бросил в сундук. Кто его знает, что меня ждет в этом мире. Может, это зелье мне однажды тоже пригодится. Ни от чего нельзя зарекаться...

       Я подбросил еще поленьев в огонь, снял с себя кольчугу, стеганый дублет, стянул сапоги, задул свечи в шандале и сел на кровать, наслаждаясь легкостью в теле, освобожденном от доспехов и одежды. Помыться бы еще, конечно, как следует – но мне не хотелось беспокоить старого Назарию.

       Встреча с маршалом де Бонлисом назначена на полдень, значит, я могу поспать вволю. Наконец-то я могу выспаться по-человечески, в нормальной удобной чистой постели, так, как давно не спал.

       И это еще одно благодеяние, которым я обязан сэру Роберту.

       ****************

      – Маркиз де Квинси!

       Голос прозвучал громко и властно. Я поднял глаза и увидел на верхней площадке лестницы человека в черном сюрко с изображением скрещенных сигнальных рогов на груди. Я уже знал, что такой знак носят имперские герольды.

      – Великий маршал ждет вас, – заявил герольд, смерив меня холодным взглядом, повернулся и пошел вперед, в анфиладу залов, предшествующих кабинету маршала.

       Я шел за ним и чувствовал, как взволнованно и часто стучит мое сердце. Еще недавно я вряд ли мог даже мечтать, что когда-нибудь побываю в этих стенах. Но вот я тут, в самом сердце Ростианской империи – в крепости Фор-Маньен, главном оплоте ордена фламеньеров. Вернее, в той ее части, где находится Чертог войны, штаб-квартира великого маршала Ногаре де Бонлиса. И этот чертог просто давил меня своим величием и великолепием интерьеров.

       Герольд шел, не обрачиваясь. Я шел за ним из зала в зал, мимо застывших неподвижно охранников в черно-оранжевых осиных сюрко поверх тяжелых пластинчатых доспехов, вооруженных алебардами и шпонтонами. Мне казалось, что охранники провожают меня долгими внимательными взглядами. Народу в замке было неожиданно немного – лишь дважды мы встретили спешивших куда-то слуг с корзинками и мальчика-оруженосца. В предпоследнем зале, уставленном большими шкафами и специальными подставками для хранения свитков (чем-то эти подставки напомнили мне стеллажи для винных бутылок!), за конторками сидели люди, одетые в темные мантии и круглые шапочки и что-то писали. А потом длинная анфилада закончилась, и мы подошли к огромной двустворчатой оббитой медью двери с вычеканенными на ней гербами – фламеньерским крестом маскле и двумя башнями, разделенными рекой. По обе стороны от двери стояли охранники с теми же башнями на треугольных щитах и сюрко.

      – Ваше оружие, милорд, – сказал мне герольд.

       Я вручил ему клеймор и длинный кинжал, и герольд с поклоном принял их. После этого он взялся за молоточек, висевший на цепи у двери, и трижды ударил им в створку. Звук был неожиданно громкий, звонкий и раскатистый. Спустя пару секунд раздались лязганье и глухой рокот: заработал механизм, открывающий двери, и створы начали расходиться.

       – Прошу вас, – герольд сделал приглашающий жест.

       Я шагнул за порог и оказался в большом, величиной, наверное, с бакетбольную площадку зале с красивой романской колоннадой вдоль стен справа и слева от меня. На каждой колонне, покрытой тонкой резьбой, горели факелы в стальных поставцах. В промежутках между колоннами были установлены пирамиды с коллекционным оружием – шпагами, мечами, терванийскими джавахирами в ножнах и без, боевыми топорами, разнообразным древковым оружием, – и комплекты доспехов на подставках, начищенные и отполированные до зеркального блеска. Вся противоположная от входа стена представляла собой искусно выполненную смальту, изображающую кульминационный момент битвы у стен Мирны, когда Матерь-Воительница нанесла Зверю смертельный удар мечом – удар, положивший конец второму Нашествию. Пол был выложен плитами темно-красного полированного гранита и посыпан свежим тростником. Но все эти детали я разглядел позже. Меня ждали – в центре зала, у большого Т-образного стола, стоял человек, облаченный в длинную одежду из темно-синего расшитого серебром шелка, длинный подбитый белым мехом плащ и колпак с зубцами. В свете факелов большой круглый медальон на его груди, наборный пояс и рукоять кинжала на поясе сверкали разноцветными огоньками украшавших их драгоценных камней. Человек был высок ростом, широк в плечах и крепок, но его длинное костлявое чисто выбритое лицо казалось неестественно бледным и слишком худым для такого массивного тела. Чуть дальше, за спиной этого человека, у края стола стояла еще одна фигура, облаченная в простой темный плащ с капюшоном, скрывавшим лицо. Мне показалось, что это женщина. Как бы то ни было, я поклонился со всей возможностью учтивостью: я почти не сомневался, что человек в синей одежде и есть великий маршал братства Ногаре де Бонлис.

      – Маркиз де Квинси, – сказал маршал, и голос его звучал холодно и равнодушно. – Вот и вы. Приветствую вас в стенах замка Маньен.

      – Милорд, это большая честь для меня, – ответил я и вновь поклонился.

      – Совершенно справедливо сказано. Это действительно большая честь, и я хочу убедиться, заслужена ли она вами.

       Я промолчал – мне было нечего сказать. Маршал шагнул ко мне и вцепился в меня изучающим взглядом бледно-голубых глаз. Я подумал, что у Ногаре де Бонлиса лицо не воина, а скорее, инквизитора.

      – Юноша из другого мира, – сказал маршал. – Мне не приходилось слышать, чтобы живой человек, не призрак, не демон и не маг, мог преодолеть границы миров. Интересно, как у вас это получилось.

      – Милорд, если вы пожелаете, я могу...

      – О, не стоит! – ответил маршал с улыбкой, которая означала, что де Бонлис знает мою историю не хуже меня самого. – Так или иначе, оказавшись в наших владениях, вы за короткое время сумели достаточно громко заявить о себе. У вас нашелся влиятельный покровитель, который позаботился о вас. Его хлопотами вы были приняты в военную школу Паи-Ларрана в качестве стрелка вспомогательного корпуса. Однако там вы проявили непокорность и буйный характер, не так ли?

      – Милорд желает знать всю правду о том, что случилось в Паи-Ларране?

      – Что вы можете добавить к тому, что самым дерзким образом оскорбили и изувечили сына одного из самых знатных лордов империи?

      – Только то, что этот молодой господин повел себя недостойно своего высокого происхождения. Я лишь ответил на оскорбление, которое он нанес мне.

      – Вы, человек без роду, без племени, имеете наглость судить о том, что достойно, а что нет?

      – Милорд маршал, я знал, что вы неминуемо коснетесь моего, как вы выразились, низкого происхождения, – я понял, что должен сказать все вне зависимости от последствий. – Так позвольте кое-что вам разъяснить. В моем мире уже много лет нет ни рыцарей, ни крестьян, ни слуг. Я мог бы вам рассказать, как это получилось, но боюсь, это займет слишком много времени. Да, у нас есть люди, которые ведут свою родословную от старинных дворянских родов, но уверяю вас – в нашем мире человека ценят за другое.

      – И за что же?

      – Например, за ум, способности, таланты, за трудолюбие, умение добиваться своего и ответить вызовом на вызов.

      – Любопытно. Однако сейчас вы не в своем... мире. И в империи действуют имперские законы, освященные веками.

      – Понимаю, милорд. И я не собираюсь ничего оспаривать.

      – История в Паи-Ларране могла бы закончиться для вас весьма печально, но вам снова повезло. Сэр Роберт де Квинси, похоже, решил до конца сыграть роль вашего ангела-хранителя и сделал вас своим оруженосцем.

      – Сэр Роберт сделал для меня очень многое. Я всегда буду вспоминать этого светлого человека с трепетом и благодарностью.

      – Однако он вовлек вас в одно весьма сомнительное мероприятие. Не имея никаких полномочий, разрешений и распоряжений своего командования, он по собственной инициативе начал расследование, связанное с гибелью имперского курьера в Роздоле. И вы, как я понимаю, сопутствовали ему все это время.

      – Да, милорд маршал.

      – Попутно вы умудрились оказать большую услугу нашему послу лорду де Аврано, и только это обстоятельство спасло вашего господина от орденского трибунала. Но и после этого сэр Роберт продолжил делать то, чего не имел права делать.

      – Милорд, – я вытащил из кошеля на поясе дневник сэра Роберта. – Находясь при смерти, мой господин велел мне передать этот дневник командорам Высокого Собора. Надеюсь, он поможет лучше понять мотивы и намерения моего покойного покровителя.

      – Полагаете, мы недостаточно хорошо знали его мотивы? – Де Бонлис злобно сверкнул глазами. – Я убеждаюсь, что вы действительно дерзки сверх меры.

      – Сэр Роберт заменил мне отца, которого я потерял еще будучи ребенком, – ответил я, – и я не могу равнодушно слышать обвинения в том, что он совершил что-то бесчестное. Сэр Роберт пожертвовал собой ради империи. Он уничтожил роэллина – много ли рыцарей братства могут этим похвалиться? Он образец и пример для меня, и я готов отдать жизнь за то, чтобы на его имени не было темных пятен.