Текст книги "Крестоносец"
Автор книги: Андрей Астахов
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)
– И врагов, не так ли?
– И врагов, – кивнул скарбничий. – Их меньше, чем тех, кто к вам расположен, но не стоит их недооценивать.
– Вы хотели поговорить со мной о моих врагах?
– Давайте обо всем по порядку. В первую очередь поговорим о вашей наивности и неискушенности. Вы ведь считаете, что вступление в братство откроет вам все пути к богатству и славе?
– Я хочу только одного: быть с любимой девушкой. Политика и слава меня не интересуют.
– Вы на самом деле так любите эту эльфку?
– Больше жизни.
– Странные слова. Хотя чему я удивляюсь, вы ведь очень молоды. В вашем возрасте любовь кажется главным счастьем в жизни. Но неужели и вам впрямь считаете, что вашу любовь принимают за чистую монету?
– Что вы имеете в виду?
– То, что ваш мотив для вступления в братство многим кажется неубедительным.
– Ах, вот вы о чем... – Я перевел дух: больше всего я боялся услышать от де Фаллена что-то вроде: "Домино не воспринимает твою любовь всерьез, парень. Поищи себе другую подружку". – Знаете, мне плевать, кому что кажется.
– Не сомневаюсь. Но давайте попробуем помечтать. Вы получили свою девушку и обрели счастье. Что дальше?
– У меня будет Домино, и больше мне ничего не нужно.
– Вы не хотите сделать карьеру в братстве?
– К чему мне она? – Я тут подумал, что де Фаллен вобщем-то говорит здравые вещи. – Я простой человек. Мне уже намекнули, что летать высоко у меня не выйдет.
– А вы бы хотели летать высоко?
– Нет. Оттуда больно падать.
– Верно. Падать с большой высоты очень больно. Но и ползать по земле не совсем приятно. Теперь по поводу вашей простоты. Вы – наследник рода Квинси, одной из самых благородных и древних фамилий в империи. И это к чему-то вас обязывает, сударь.
– Между тем на меня все равно смотрят как на выскочку и простолюдина.
– Со временем станут смотреть по-другому. Не будем забывать Устав ордена, где в самой преамбуле говорится: "Да будут братья равны друг другу, да будут едино драгоценны для нас сын короля и сын скартебеля!" Обстоятельства вашего вступления в орден забудутся очень скоро, останутся ваша фамилия и ваши деяния на благо империи и ордена.
– Почему вы решили дать мне денег? – не выдержал я.
– По трем причинам. Во-первых, друг моего сына всегда может рассчитывать на мое расположение. Во-вторых, ваш добрый наставник сэр Роберт не оставил после себя золотых гор. В-третьих, мне хотелось испортить настроение тем, кто пытался поставить вас в неловкое положение.
– Маршалу Бонлису?
– И не только ему. Я же сказал, у вас есть друзья, и у вас есть недруги, – де Фаллен долил себе вина в кубок. – Но вы несправедливы к маршалу. Ногаре де Бонлис храбрый воин и честный человек, но он слишком спесив. Он, как цепной пес, готов разорвать всякого, кто посягает на дворянские привилегии, одна из которых – служба империи и матери-церкви в рядах братства.
– Значит, у меня есть враги могущественнее маршала де Бонлиса?
– Я не сказал "враги". Враг и недруг – немного разные вещи, юноша. Не льстите себе, вы пока еще не успели нажить себе настоящих врагов. Никто не испытывает к вам настоящей вражды. Лишь настороженность и недоверие. Ну, может быть, герцог Ян де Хох Лотарийский желает вашей крови – вы ведь грубо обошлись с его сыном?
– Вы и это знаете?
– Конечно. Вы сейчас некая диковинка. За вами наблюдают десятки внимательных глаз. Примерно так же, как зеваки на рынке смотрят на привезенное издалека чудище в клетке. Многие в братстве задают себе один вопрос: как получилось, что сэр Роберт де Квинси и сам Луис де Аврано, прямой потомок Гугона де Маньена, облагодетельствовали простолюдина, свалившегося с Луны, нет ли тут злого колдовства или еще чего?
– Понимаю, – сказал я с горечью. – Вы тоже задаете себе этот вопрос?
– Представьте, да. И пытаюсь ответить на него.
– И каков же ответ?
– Он зависит от вашего согласия помочь мне.
– И потому вы решили выступить в роли благодетеля? Или, как говорят в моем мире, спонсора?
– Ах, юноша, вы действительно сама наивность! Вы считаете меня идиотом, который всерьез полагает, что сможет купить вашу преданность и дружбу за пятьдесят монет? Или вы так дешево себя цените?
– Тогда я ничего не понимаю.
– Верно, – де Фаллен перестал улыбаться. – В братстве назревают перемены. Великий магистр Эльмар де Ганнон смертельно болен. Сколько он еще проживет – месяц, два, три – не суть важно, главное в том, что очень скоро нам придется выбирать нового магистра и новый путь, по которому пойдет братство. По нашим законам будут предложены три кандидатуры на должность магистра братства: первую назовет сам де Ганнон в своей духовной, вторую предложит император, третью – совет выборщиков из числа братьев, по одному от каждого конвента братства. Не исключено, что все они назовут одного и того же человека. Но я знаю, что единодушия не будет.
– Почему вы так уверены?
– Я знаю это. Я почти уверен, что де Ганнон и конвенты предложат одинаковую кандидатуру, а именно маршала де Бонлиса. Де Ганнон очень дружен с великим маршалом, а уж сейчас, когда де Ганнон страдает от своей болезни особенно сильно, они стали еще ближе. Почти не сомневаюсь, что в духовной нынешнего магистра будет названо имя графа де Ретура.
– Вы не сказали о второй кандидатуре.
– Ее представит Высокому Собору сам император Алерий Великий. И я вас уверяю, что его величество назовет совсем другого человека – не Бонлиса.
– Так, – я понял, что де Фаллен говорит о себе. – Не понимаю, как это все касается меня.
– По правилам, окончательное решение будет принимать Высокий Собор. Но маршал и его соперник сами являются командорами Собора, следовательно, каждый из них будет обязан голосовать за своего соперника – так обязывает обет смирения. Четыре голоса мы отбрасываем.
– Почему четыре?
– Мастер Эвальд, вы удивляете меня все больше и больше! Вы оказались в братстве, будучи полным невеждой, не знающим наших законов и традиций! Официально Высокий Собор состоит из семи командоров – это великий магистр, великий маршал, великий госпитальер, великий шевалье, великий ризничий, великий персекьютор и великий скарбничий. Однако в память о четырнадцати первых воителях, отозвавшихся на призыв Матери во время Нашествия, каждый из командоров приглашает на заседания Собора по одному рыцарю, который именуется "держателем стремени командора". Эти рыцари имеют право голоса наравне с командорами.
– Интересная традиция. Но опять же не пойму, причем тут я.
– Вы будете моим держателем стремени. Теперь понимаете?
– Теперь понимаю. Но не кажется ли вам, милорд, что мое появление на Высоком Совете в качестве вашего... союзника не пойдет вам на пользу?
– Почему? Вы наследник эрлинга де Квинси, человек, успевший составить себе определенную репутацию. Да и потом, кому какое дело, кого я выберу в качестве своего держателя стремени?
– Понимаю. Но есть одно обстоятельство, милорд – де Бонлис отправляет меня на Порсобадо в качестве нового представителя братства. Через пять дней я должен быть в Агерри и отплыть на корабле на Марвентские острова. Как быть с этим?
– Вы должны выполнить волю великого маршала. Это приказ, он не обсуждается.
– Милорд, у меня ощущение, что вы не договариваете самого главного.
– У вас правильное ощущение. Когда де Ганнон оставит свой пост, закончится одна эпоха в истории братства и начнется другая. И от вас, мой друг, во многом будет зависеть судьба империи. Де Бонлис считает, что нашел способ избавиться от вас, отправив в Фор-Авек. Он полагает, что вы потерпите там поражение и будете с позором изгнаны из фламеньеров. Однако если вы победите... Как вы думаете, кто наш главный враг, юноша?
– Я не задумывался над этим.
– Уже полвека мы смотрим на восток. После войны за Роздоль многие братья верят, что наш главный противник – это Тервания. И великий магистр верит в это. И его преемник будет считать так же. А это значит, что братство снова постарается не заметить ядовитую змею, свившую гнездо у нашей двери.
– Магистров Суль?
– Да, магистров Суль, – де Фаллен сверкнул глазами. – А этот враг гораздо опаснее терванийцев. Да, когда-то мы победили флот Суль в войне за Марвентские острова. И мы успокоились, убедили себя, что черная магия и состоящие на службе Суль рейдерские флотилии не так опасны, как набирающая мощь Терванийская держава, за которой идут кочевники Дальних степей. Мы все чаще говорим о крестовом походе против Тервании, и проповедники от имени братства призывают верующих жертвовать деньги на грядущий поход и вступать в ополчение! А ведь владыкам Суль только того и надо. Они смотрят на нас из-за моря и ждут часа, когда мы столкнемся с терванийцами в кровавой битве. И тогда придет их время. А наша слава и наше могущество останутся в прошлом.
– Почему же командоры братства этого не понимают?
– О, они все прекрасно понимают! Но Суль далеко, а терванийцы совсем близко. Их влияние в Дальних степях растет, все больше кочевников принимают Аин-Тервани и готовы нести свою религию дальше. Еще свежа память о войне за Роздоль, как я уже сказал. И светлые головы в Высоком Соборе считают, что угроза империи на востоке, а не на западе.
– И новый магистр заставит их повнимательнее посмотреть на запад?
– Я не ошибся в вас, мастер Эвальд, – де Фаллен похлопал меня по руке. – Вот почему я хочу подружиться с вами и прошу вас послужить мне.
– Чего вы от меня хотите?
– Ваша миссия на Порсобадо может быть связана с виари. До сих пор империя усердно делала вид, что их не существует в природе. Между тем магистры Суль уже давно используют эльфов – наверняка ваша девушка рассказывала вам, каким образом. Пока что виари упорно пытаются сохранить нейтралитет, но кто знает, что будет завтра? Если Суль удастся заключить союз с морскими скитальцами, магистры-чернокнижники получат в свое распоряжение сильный флот и магические знания виари. У меня есть информация, что проблемы на Порсобадо могут быть связаны с деятельностью агентов Суль. Найдите доказательства этого и привезите мне. Только мне нужны веские аргументы, желательно документально оформленные.
– Один вопрос, милорд – почему империя до сих пор не взяла виари под свою защиту?
– Потому что они не нужны империи.
– Так цинично? Ведь эльфы служат вам.
– Да, служат. Но империи нужны отдельные эльфы, а не весь народ. Если Ростиан заключит с виари стратегический союз, неизбежно всплывет вопрос о Калах-Денаре и Кланх-О-Доре, двух имперских провинциях, которые виари считают своей исторической родиной. Догадываетесь, что будет дальше?
– Вобщем, везде одно и тоже, – сказал я. – Во всех мирах большая политика – сплошная грязь, подлость и голый расчет.
– Вас это удивляет?
– Нет. Это все, что вы хотели мне сказать?
– Почти, – де Фаллен положил на стол большой тяжело звякнувший кожаный мешок. – Здесь сто золотых на расходы. Деньги на Порсобадо вам понадобятся не меньше, чем мужество и удача. Поэтому не делайте такое лицо и берите. Я нанимаю вас и, следовательно, обязан платить. Делайте свою работу и делайте ее хорошо.
– Я всегда все делаю хорошо.
– Хорошие слова. Вы уже уходите? А ужин?
– Благодарю вас, милорд, – мне почему-то очень хотелось побыть одному. – Я немного нездоров и буду вам плохим сотрапезником. Позвольте мне уйти.
– Вы все еще не верите, что я искренне желаю вам добра? – Де Фаллен встал и подошел ко мне вплотную. – Что ж, ступайте. Да пребудет с вами Воительница! И помните, что о нашем разговоре никто не должен знать.
– Разумеется, – сказал я, взял со стола кошель, поклонился и вышел из номера.
Часть шестая Фор-Авек, деревня Карлис
1. Неупокоенные
Итак, я – фламеньер.
Вопреки всему, вопреки обстоятельствам и предрассудкам этого мира я – фламеньер. Опоясанный рыцарь братства Матери-Воительницы. За какие-нибудь полгода я проделал путь, на который у людей более достойных, чем я, уходили годы. Сначала стрелок вспомогательных частей, потом новик, послушник и, наконец – рыцарь. У меня есть друзья и есть враги. И у меня есть задание. Кто-то ждет, что я провалю его. Но я думаю о другом.
Занавес в театре орденских интриг слегка приоткрылся передо мной. Подтверждается то, что говорил мне сэр Роберт – в братстве нет единства. С одной стороны те, кто готовы с фанатичной одержимостью противостоять терванийской экспании, с другой – люди, понимающие угрозу, исходящую от Суль. И я невольно попал в самый зазор этого противостояния. Де Фаллен рассчитывает на меня, надеется, что я найду для него доказательства реальности угрозы со стороны Суль. Но вряд ли это будет просто сделать.
Сопоставляя все, что я знаю, я прихожу к выводу, что с Домино случилась большая беда. Я даже боюсь подумать о том, что она угодила в лапы вербовщиков. И от этой мысли все во мне кипит и переворачивается. Каждая минута, проведенная в пути, кажется мне часом, а каждый час – годом. Я гоню беднягу Шанса по раскисшим от осенней распутицы дорогам Ростиана, точно спасающийся бегством преступник, как гонимый вечным проклятием упырь, спешащий до наступления зари укрыться в своей берлоге. Приданный мне братством в помощь оруженосец Лелло, курчавый крепыш лет семнадцати, не отстает от меня ни на метр. И у меня, когда я гляжу на парня, крепнет чувство, что его приставили ко мне намеренно...
За эти дни я устал так, как никогда в жизни не уставал. Но моя цель уже близка. Сегодня я буду в Агерри, где меня ждут корабль – и неизвестность.
************
Гавань Агерри оказалась немаленькой, но причал, возле которого швартовалась «Императорская милость» я нашел быстро – мачта судна с развевающимся на ветру фламеньерским флагом была видна издалека. Большой и крепкий двухмачтовый ког выглядел очень нарядно, и мне сразу подали трап. Поднявшись на палубу, я увидел осанистого хорошо одетого человека, который неторопливо и вразвалочку, как все моряки, направился ко мне.
– Добро пожаловать, милорд, – сказал человек, поклонившись. – Я Номар де Шарис, капитан и владелец этой посудины. Приказ маршала с вами?
– Да, капитан, – я достал из сумки свиток и подал де Шарису. Капитан лишь взглянул на печать и, опять же поклонившись, вернул мне приказ.
– Мы отплывем с приливом, через два часа, – сказал он. – Если угодно, можете отдохнуть в каюте или погулять по Агерри.
– Что мне делать с конями?
– Мои люди позаботятся о них, Пусть вас это не беспокоит, милорд.
– Хорошо, благодарю вас. Я, пожалуй, схожу в город.
– Коли так, у меня к вам будет одна просьба, милорд. Я жду одного пассажира, но он не появляется на корабле уже третий день. Он так же, как и вы, направляется в Фор-Авек по повелению ордена. Похоже, малый не имеет никакого представления о дисциплине. Я бы послал своих людей, но на корабле работы невпроворот. Так что если вам нетрудно...
– Совсем нетрудно. Он тоже фламеньер?
– Союзник. Из роздольских дворян и, похоже, большой любитель выпить. Вы весьма меня обяжете, добрый сэр, если во время своей прогулки по городу заглянете мимоходом в портовые таверны. Ручаюсь, он валяется в стельку пьяный в одной из них. Зовут этого молодца Якун Домаш.
– Байор Домаш из Бобзиглавицы?
– Именно так. А вы с ним знакомы, милорд?
– Встречался однажды, – я, несмотря на свое изумление, постарался сохранить невозмутимость. – Непременно найду его и приведу на корабль.
– Матерь вам в помощь, добрый сэр.
Таверн на набережной Агерри было много. Почти все были жалкими дешевыми кабаками для портового сброда. Безобразно раскрашенные и столь же безобразно одетые девицы-зазывалы окликали меня пропитыми голосами, приглашая развелчься, но я молча проходил мимо. Ходил я, наверное, не меньше получаса. Лишь в дальнем конце набережной, у здания портовой таможни, я увидел вывеску заведения, на первый взгляд более-менее благопристойного. Таверна называлась "Моряк и русалка", и, соответственно, девушка-зазывала была наряжена русалкой – она лежала на широкой тахте под навесом у входа в корчму и очень благожелательно улыбнулась мне.
– Входите, входите, юный господин! – сказала она мне, и в ее сильно подведенных зеленой краской глазах был интерес. – Только у нас лучший в порту эль, лучшая заливная треска и самые красивые девушки!
– Я ищу роздольского дворянина, – сказал я. – Здорового как медведь, любящего попеть, попить и поорать.
Девушка-русалка заговорщически подмигнула мне и показала пальчиком на дверь кабака. Я толкнул ее и вошел в полутемный, задымленный, пропахший самыми неожиданными запахами зал. Корчмарь пулей выскочил мне навстречу.
– О-о, какая честь, какая честь! – затараторил он, кланяясь мелко-мелко, как китайский болванчик. – Господин фламеньер к нам пожаловал, какая честь! Чего изволите-с?
– Мне нужен дворянин по имени Якун Домаш, – ответил я. – Где он?
– Ах, ах, конечно же, милорд Домаш наверху почивают-с. Желаете проводить?
– Сам найду, – сказал я и, сделав знак Лелло остаться в зале, поднялся по лестнице на второй этаж.
Дверей у комнат тут не было – их заменяли засаленные занавески. Из последней комнаты слева по коридору доносился богатырский храп. Откинув занавеску, я вошел в грязную каморку, освещенную сильно коптящей масляной лампой и несколькими свечами. Смесь запахов была такая, что не описать – крепкие дешевые духи, сивушный перегар, пот, вонь горелого сала, заношенных портянок и немытого женского тела. Стол у кровати был заставлен кувшинами, кружками и бутылками, а в большой тарелке были перемешаны огрызки фруктов, хлебные корки и кости. Весь пол был усеян деталями женской и мужской одежды, причем ощущение было такое, что все это снималось на ходу, поскольку терпежу раздеться нормально уже не было. На старой широченной кровати под заросшим пылью балдахином, среди драных бязевых простыней, почивал волосатым пузом кверху почтенный байор. Справа и слева от него спали две прелестницы, томно раскинувшись на простынях и белея в полутьме своими весьма аппетитными выпуклостями – видимо, одной подруги на ночь байору Домашу было мало.
Я кашлянул в кулак и не только потому, что хотел предупредить о своем приходе – вонь в комнате буквально разъедала мне носоглотку. Девушки спали чутко, и потому мой кашель разбудил их. Взвизгнув, они прикрылись простынями и уставились на меня взглядами приговоренных к смерти в утро казни.
– Привет, девочки, – сказал я.
– Ой, брат фламеньер! – сказала одна.
– Отвернись, мать твою, чего уставился? – осипшим голосом добавила вторая.
Я отвернулся. Даже портовым шлюхам не чуждо чувство стыдливости и его надо уважать. Медвежье ворчание за моей спиной стало сигналом, что и роздольский мачо тоже пришел в себя.
– Ты кто? – осведомился Домаш, пытаясь вцепиться в меня блуждающим взглядом красных воспаленных глаз. – Э, погоди, да я тебя знаю, пан!
– Байор Якун Домаш, приветствую тебя, – сказал я и слегка поклонился. – Я Эвальд, бывший оруженосец сэра Роберта де Квинси.
– Точно! – Роздолец облегченно засопел. – Халборг и все такое. Прости меня покорно, что встречаю тебя, пан собрат рыцарь, в оном борделе богопротивном и без должного политеса....фууу!
– Что такое?
– Тяжко, – байор мотнул головой вправо-влево, лицо его сморщилось в страдальческой гримасе. – Предательский мед, Матерью пресвятой клянусь, истинно языческий!
Судя по тому, как заплетался у байора язык, он еще находился под сильным действием того самого меда, о котором говорил. Девицы, забыв о стыдливости, собирали по полу свои чулки, подвязки и банты, сопя и бранясь, как последние забулдыги. Я решил, что мне лучше переждать Домашеву побудку в коридоре.
Байор не заставил себя ждать.
– Челом бью вельможному пану, – сказал он, вываливаясь из дверей. – Истинно рад новой встрече и это... препочтительнейшим образом прошу склонить слух.. кх-кх!
– Давай быстрее! – крикнула из комнаты одна из девиц. – У нас дел полно!
– Заткнись, курва! – рявкнул Домаш и, повернувшись ко мне, заговорил самым почтительным тоном: – Если милостивый государь Эвальд не сочтет за дерзость... двадцать сильверенов взаимообразно.
– Прошу, – я протянул Домашу свой кошель.
Байор радостно рыкнул, запустил лапу в кошель и вытащил куда больше, чем двадцать серебряных, а потом нырнул в комнату. Я услышал шепот, умильное мурлыканье, вздохи и звуки громких чмокающих поцелуев. Пару секунд спустя обе красавицы выпорхнули из комнаты и прошелестели мимо меня своими шлейфами в сторону лестницы. А потом вышел и сам байор. В правой руке он держал свой меч, в левой – кружку с медом.
– Ох, ну и ночка! – вздохнул он. – А ничего так чертовки. Особенна та, что с родинкой на щеке – попка у нее ммммм! Твое здоровье, пан!
– Корабль в Фор-Авек отплывает через час, с приливом, – сказал я. – Капитан ждет нас.
– А и точно! – Домаш влил в свою глотку остатки меда из кружки и счастливо охнул. – Благодарю тебя, милостивый государь. Я готов, можем идти.
– Позволь задать тебе один вопрос, байор. Как вообще получилось, что ты отправляешься на Порсобадо?
– Так после той веселой ночки в Халборге мне и было приказано сюда отправляться, – совершенно простодушно ответил рыцарь.
– Кем же?
– Как схоронили господина твоего.... Уж прости, забыл, что теперь ты опоясанный рыцарь!
– Ничего, продолжай, пан Домаш.
– Ну вот, апосля похорон поехал я обратно к себе в Бобзиглавицы. Сказать по совести, запил я после всего пережитого в проклятом замке – тьфу, как вспомню, так до сих пор трясет! Знаешь, добрый собрат рыцарь, с самого детства моего ненавижу я все это чернокнижие и колдобу всеми фибрами своей истинно верующей души. А ведь самое-то что поганое, я на этой Стасе фон Эгген, вампирице заиметой, жениться полагал...
– Пан Домаш, давай по делу.
– Так по делу я и говорю. Дня три по возвращении пил я беспробудно. А на третий или четвертый день навестили меня нежданно два господина и на словах изволили известить меня, что отныне я союзник братства и должен служить ему мечом и имением своим. Мол, зело понравилось высоким особам в братстве то, как я вел себя в Халборге, и посему честь мне великая оказана. Ну, и получил я приказ отправляться на Порсобадо, дабы с тамошним шевалье продолжать службу империи и братству. – Тут Домаш перестал улыбаться и вопросительно посмотрел на меня. – А что, пан Эвальд, ты тоже...
– Как видишь. Больше скажу тебе – как раз меня и назначили шевалье братства в Фор-Авеке.
– Гм... почтительно счастлив и, можно сказать, польщен.... Ваша милость сами изволили предупредить... – пролепетал Домаш, силясь отвесить мне изысканный поклон, который по причине опьянения вышел весьма неуклюжим.
– Оставь, сударь. Не стоит.
Интересная вещь получается, подумал я, глядя на стремительно трезвеющего рыцаря – фламеньеры не случайно выбрали мне в попутчики и помощники Домаша. Он тоже был в Халборге и невольно оказался посвящен в историю с исчезнувшим курьером и вампиршей Иштар. Подозрительно, очень подозрительно. Хотят убрать нас подальше, на задворки империи? Или избавиться от нас без лишнего шума и огласки, чтобы не осталось опасных свидетелей?
Второе больше похоже на правду. И еще интересно, что все это делается накануне смены власти в братстве. Так что я совсем не удивлюсь, если встречу в Фор-Авеке еще и Субботу.
Ладно, как говорил один мой знакомый, не будем зареветь и будем посмотреть.
– Пойдем, сударь, – предложил я. – Времени у нас мало.
Заплатив хозяину гостиницы, мы забрали из конюшни коня Домаша, вышли на набережную и направились к кораблю. Капитан сообщил нам, что до отплытия осталось совсем недолго.
– Я пойду в свою каюту, – заявил Домаш. – Чего-то морит меня.
– Сожалею, милорд, – внезапно сказал капитан. – Вашу каюту я вынужден был предоставить другой персоне. Вашей милости придется спать в кубрике.
– Захлебнись все дерьмом! – рыкнул Домаш. – Ты же сам...
– Виноват, милорд, с позапрошлого дня все немного изменилось. На корабль прибыла представительница Охранительной Ложи, у которой приказ отправляться в Фор-Авек. А кают для пассажиров на моем корабле только две.
– И меня вышвырнули из моей каюты? Почему, порази вас короста? – загрохотал роздолец, делая шаг к капитану.
– Потому что эмиссар Ложи – благородная дама и не может спать в кубрике с матросами, как корабельная шлюха. Полагаю, милорд, вы достаточно учтивы, чтобы уступить женщине свою привилегию?
Так, Элика Сонин сдержала слово. Еще одно знакомое лицо на корабле. Ситуация становится все интереснее...
– Милорд Домаш может во время плавания жить в моей каюте, – сказал я с самым серьезным видом, хотя от выражения лица байора меня разбирал смех. – Полагаю, там достаточно места, чтобы установить еще одну койку.
– Мне это не пришло в голову, – признался капитан. – Как вам угодно, шевалье.
Домаш тут же ободрился и посмотрел на меня с благодарностью.
– Пойду, посмотрю, что они с моим конягой творят, – заявил он и отошел к борту.
– Вы о дамзель Сонин говорите? – спросил я капитана.
– Так вы знакомы? – Капитан улыбнулся. – Не знал, что у вас есть друзья среди виари.
– Только один друг. – Я сделал Лелло знак идти за собой и шагнул к лестнице на нижнюю палубу. – Если я вам не нужен, капитан, я пойду отдыхать. Очень хочется снять кольчугу и поспать.
Вот и прогрохотал якорь. «Императорская милость» медленно и торжественно скользит по мутной зеленой воде бухты к выходу из гавани Агерри. Раздуваемые ветром паруса громко хлопают над моей головой.
Байор Домаш сейчас храпит в моей каюте – его богатырский храп разбудил меня и выгнал на палубу. Но это к лучшему – я не пропустил момент отплытия. В нем есть некая торжественность, я будто начинаю новую жизнь. Счастливую ли?
Только бы найти Домино!
Наблюдаю, как нос кога разрезает воду и думаю о том, что это медленное неторопливое скольжение все больше и больше приближает меня к моему счастью – или к великому горю, которое ждет меня. Что-то ждет меня на Порсобадо?
Стараюсь не думать о плохом. Стараюсь убедить себя в том, что все будет так, как я хочу, что я найду Домино, целую и невредимую, что мы снова будем вместе. Пытаюсь представить себе момент нашей встречи, но где-то в душе все равно шевелится мерзким червяком предательский подлый страх перед будущим. Я боюсь, что потеряю Домино, как уже потерял свой мир и свою прежнюю жизнь. Смогу ли я пережить ТАКУЮ потерю?
А моя усталость почти прошла. Свежий морской ветер бодрит и нагоняет аппетит – скорее бы ужин, на который капитан меня пригласил!
Элику я пока не видел. Наверное, эльфка отдыхает с дороги.
Стоит ли мне самому нанести ей визит вежливости?
Наверное, не стоит. Мне нечего ей сказать. Лучше стоять на палубе, оперевшись на бортик, наслаждаться удивительной свежестью и простором и смотреть, как корабль скользит по водам бухты, как мечутся и кричат над нами суетливые белые чайки, и как берега бухты все больше расходятся вправо и влево, открывая передо мной бескрайнее водное пространство.
Красиво. Очень красиво. Эта красота заставляет забыть обо всех моих горестях и всех темных сторонах этого мира. Хоть на время. И думать только о светлом и хорошем.
– Я плыву к тебе, маленькая моя! – шепчу я розовой закатной заре, окрасившей небо по курсу "Императорской милости" – Ме лаен туир, Домино! Ме лаен туир...
– Ты даже не поприветствовал меня, Эвальд. Я так неприятна тебе?
Я ничего не сказал. Элика не сделала мне ничего плохого – это факт. Но откровенничать с ней я совсем не был настроен. Да и ее присутствие на этом корабле вроде как дурная примета для меня. Еще один шпион братства на мою голову? Или тайный убийца с ангельским лицом, который в нужный момент поставит точку в моей карьере фламеньера? Или же напротив – искренний друг, к которому я пока очень несправедлив?
– Ты мне не доверяешь, – сказала Элика, грациозно усевшись на врезанную в переборку деревянную лавку. Она угадала мои мысли. – Не могу понять, почему, но не доверяешь. Я не в обиде. Помнишь, я предупреждала тебя, что мы вместе отправимся в Фор-Авек?
– Что я думаю, это мое дело, Элика. Для меня важно только одно – найти Домино. На все остальное мне плевать, уж извини.
– Полагаешь, ты сможешь найти свою девушку без моей помощи? Сомневаюсь.
– Какого дьявола ты все время говоришь загадками? – разозлился я. – И почему все время меня пугаешь?
– Я не пугаю. Когда Кара Донишин вместе с магами-практикантами прибыла на Порсобадо, у нее была вполне четкая задача. Охранительную Ложу интересовало недавно найденное старое святилище виари в Айлифе, недалеко от Фор-Авек. Группа Кары должна была исследовать его, а шевалье Фор-Авека – обеспечить охрану экспедиции. Это была секретная миссия, поскольку братство и Охранительная Ложа считали, что о нашем интересе к Айлифским руинам не должны знать ни местные жители, ни, тем более, наши враги.
– Какое дело терванийцам до вашей возни на Порсобадо?
– Причем тут терванийцы? Я говорю о магистрах Суль. Когда-то империя присоединила Марвентские острова после долгой и изнурительной войны с пиратами. Но пиратская вольница – это миф. Корсары всегда были преданнейшими слугами Суль, от магистров они получали золото и оружие, а взамен поставляли в Суль рабов – людей и виари. Да и с местным населением, хойлами, отношения у империи всегда были непростыми. Хойлы были язычниками, поклонявшимися останкам драконов, некогда населявших острова, а имперцы принесли на архипелаг материанство и начали обращать в новую религию аборигенов. Кроме того, среди сульских корсаров было много выходцев с Марвентских островов. Империи стоило огромных усилий переманить хойлов на свою сторону, но отношения до сих пор сложные. Имперские власти знают, что многие общины хойлов на островах живут за счет контрабанды, но закрывают на это глаза, чтобы не вызвать открытый конфликт. Добавь сюда еще вопрос с виари, и ты поймешь, насколько сложно поддерживать мир на островах.