Текст книги "Мистики, розенкрейцеры, тамплиеры в Советской России"

Автор книги: Андрей Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

Маги-розенкрейцеры говорили между собой: “Вот опять здесь рыцарь Сариэль. Но кем

он приглашен?” И я слышу ответ Сариэля: “Вы сами знаете, почему я здесь. Вспомните,

сколько прошло времени, когда мы виделись у таборитов. Что сделали вы за это время?

Продвинулись ли вы вперед в решении той задачи, которую поставил Он?” – “Ты сам

знаешь, – был молчаливый ответ, – что если Ему не удалось, то как это могло удасться

нам?” И тут мне почудилось, что пришедший со мной Трон чуть ли не громко воскликнул:

“Это не ваш ответ! Это говорит темный Арлег! Зачем он здесь?”

В этот момент мне показалось, что между нами и магами-розенкрейцерами колеблются

какие-то светлые фигуры, за которыми расплываются очертания магов. Я почувствовал

холодную дрожь и сказал:

– Здесь три, если не пять, рыцарей Христа. Где наше собрание, темному Арлегу нет

места!

– Не так уж он темен, как ты думаешь, – ответил один из магов.

Справа от меня, где сидел Трон, сверкнул яркий свет. Я повернулся и тотчас же

опустил глаза, столь невероятно ярко сияла его фигура. И он произнес:

– Где тамплиеры, там наш Христос. Неприглашенным здесь нет места. Вы пригласили

темного Арлега?

– Нет, – ответили маги.

– Темный Арлег должен удалиться, – сказал я. – Если маги не хотят опоясать нас

магическим кругом, скажи мне, рыцарь, свое боевое имя!

В этот момент я почувствовал, что задыхаюсь. Мне казалось, что какая-то мохнатая

рука схватила меня за горло и начала душить. Конечно, это была рука не темного Арлега.

Вероятно, один из Князей Тьмы по-своему вмешался в наш разговор. Я пытался схватить

своей рукой эту руку, но она встречала только воздух, пока, наконец, рука моего

астрального тела не оторвала ее от моего горла. Он снова потянул меня к себе, но я не

уступал. Маги встали, очертив своими жезлами магический круг, и тогда раздался голос

одного из розенкрейцеров: “Саркос, пусти!” Меня отпустили, и молчавший до этого маг-

розенкрейцер сказал:

– Конечно, Трон, наш ответ был ответом темного Арлега. Если мы сделали мало, не

считая мага-тамплиера, то это потому, что темный Арлег искушал нас очень удачно. Но

мы были спокойны, так как маг-тамплиер работала в этом направлении. Если ты

спустился к нам из сфер, чтобы напомнить нам о наших обязанностях, то мы возьмемся

снова за работу. Конечно, мы знаем, что темному Арлегу дается власть над царствами, но

мы знаем, что ему возразить. Ты можешь уйти, Трон, будучи уверенным, что мы сделаем

свое дело.

Долго продолжался разговор Трона с магами. Этот разговор примирил меня с ними.

Какая сила мысли, какое умение отметить все лукавство темного Арлега! Потом мы с

Троном и магами вышли из дома. Портье лежал в своей комнате на полу, крестообразно

раскинув руки. Дверь как бы сама собой распахнулась и закрылась за нами. Я хотел

обратиться с вопросом к Трону – кто он? – но его уже не было с нами. Когда я спросил об

этом мага-тамплиера, она ответила, что это – Трон из космоса Валгаллы, принявший на

себя миссию напоминать кому следует забытые им слова Эона.”

149

ТРУБАДУР МИСТИЧЕСКОГО АНАРХИЗМА

(А.А. Солонович)

Юр. А[никс]т (?)

Tu est laid, mait tu as de la physionomie*

<* “Ты безобразен, но у тебя есть свое лицо”. Из Цвейга.>

Преподаватель Московского Высшего Технического Училища по курсу

математических упражнений; наследник покойного А.А. Карелина по “анархическим” и

оккультно-политическим делам и организациям, Алексей Александрович Солонович,

несомненно, талантливая и незаурядная личность. Внешнее безобразие придает энергии

его внушения особую силу, особенно действующую на восторженные натуры и женщин.

Громадная активность, пропагандистская и организационная, искупает его

организационную бездарность, окружая его постоянно видимостью организационного

кипения, вереницей эфемерных организаций. Бесконечные ордена и братства: Света,

Духа, Креста и Полумесяца, Сфинкса, Взаимопомощи и т.п., целая иерархия оккультных,

политических, “культурных” организаций, посвященных Иалдабаофу и его alter ego -

Архангелу Михаилу, феерией болотных огней вспыхивают на темных и извилистых

тропинках его жизни.

Официальной маской этой тайной деятельности Карелина и Солоновича была, как

известно, Всероссийская Федерация Анархистов-Коммунистов, которую они возглавляли

и которая, по существу своему, ни к чему их не обязывала**,<** Все выделения в тексте

принадлежат автору. – А.Н.> но давала им ослепительный ореол крайних революционеров.

Все вышеназванные ордена, братства, а также разные “крестьянские” (в которых не было

крестьян) и “рабочие” (в которых все же была как будто пара настоящих рабочих) союзы и

т.п. были для них тоже лишь вспомогательной иерархией организаций: каждая из этих

организаций не подозревала даже о существовании другой – “высшей”, которой она

подчинена. А вся эта иерархия подчинена верховной международной организации, ни

имени которой, ни содержания я пока не назову. Могу сказать лишь одно: Карелин вывез

ее в Россию из Парижа, а в Париж, по-видимому, имел рекомендацию от русских масонов.

Должен, однако, предупредить, что в хронике этой верховной организации упоминается,

что масонство тоже было маской для этой организации, и, следовательно, она с

масонством не тождественна.

Личный состав этой верховной организации, конечно, не анархический. Ее задача -

гегемония избранных. Презрение, с которым они говорят в своих избранных кругах о

150

претензиях рабочих на культуру и политику, достаточно говорит о том, что им не все

равно, какая гегемония. Острый антисемитизм это подчеркивает.

Россию и частично русскую эмиграцию унаследовал от Карелина по линии

анархической маски Солонович. Но, если Карелин умел держать анархическое реноме, у

Солоновича, как человека более бестактного, его оккультное существо бьет наружу.

Экономический, политический и культурный революционный анархизм ему скучен. Люб

ему только блеск оккультных аналогий, правда, улавливаемых им лишь со стороны их

блестящей пестрой поверхности, блеск эффектных организационных церемоний

(ритуалов), в которых он поистине “священнодействует”, кипение организационных

феерий и, главное, самочувствие “папы”, спасителя, полубога, ибо он не считает себя

человеком, а архангелом, даже выше архангела, и это говорится им совершенно серьезно.

Большая часть людей, как он сам говорит, – лярвы, дьяволята, которыми командует

Сатана. Солонович возмутился, когда один из его близких заметил ему лишь: “В нас тоже

есть лярвы”. “Нет, – сказал Солонович, – мы по меньшей мере ангелы”.

Талант Солоновича своеобразен. Он пишет стихи. Но они никуда не годны по форме и

их нельзя понимать: это какой-то набор звонких слов и образов. Он читает лекции и

доклады, ошеломляет ими публику до одурения: столь они блестят эффектами остроумия,

сравнений, неожиданных “новых” (хотя и вычитанных) взглядов и оборотов. Но как я ни

пытался самое позднее на другой день после их произнесения узнать от его слушателей, о

чем же говорил в лекции Солонович, ни разу ни один, несмотря на все потуги, не мог

ничего, кроме внешних эффектов, припомнить, – так, по существу, они всегда

бессодержательны и бессистемны. Они бьют на болезни воображения.

Он написал “труды”: “О Христе и христианстве”, “Волхвы и их предтечи”, “Бакунин -

Иалдабаоф” и т.п. – бесконечный ряд трудов, кроме оккультных Голубых сказок, пьес

(подражания Карелину), медитаций и т.п. О “Бакунине – Иалдабаофе” он ухитрился в два

года написать шесть громадных томов, имея до 1925 г. равнодушно-отрицательное

отношение к Бакунину, натолкнутый в 1925 г. на пригодные для него моменты у Бакунина

одним анархистом и начавший собирать материалы и писать эту “работу” самое раннее во

второй половине 1926 года, т.е. материалы он собирал в процессе писания. Я спрашивал

читавших об их впечатлении от этой работы. Серьезные интеллекты, привыкшие к

ответственности за свои мысли и утверждения, говорили в одно слово: сумбур. Остальные

восхищались, как он возвеличил Бакунина, как разругал Маркса. И все?.. Все: больше

никто ничего серьезного мне не мог поведать.

Я сам читал его стихи, названные труды, пьесы и т.д., слушал его лекции, доклады, но

ничего обо всем этом говорить не буду: не стоит.

Физиономия его, как я уже упоминал, безобразна. Еще безобразнее его внутреннее

существо. Анархиста В.Михайлова он грозил отдать под суд за то, что тот отложил

печатание его статьи перед более существенным и неотложным. И при всем том

Солонович осмелился потребовать с анархического издания самый живодерский гонорар.

Самая наглая беззастенчивость его обнаруживается в его борьбе с теми, которые ему

покажутся опасными конкурентами. О Р[огдае]ве, Пастухове и некоторых других

анархистах Солонович и его жена распустили слух, что те служили или служат агентами-

провокаторами.

О современном Международном Товариществе Рабочих и о ряде других анархических

организаций Солоновичи уверяли, что это “одна жидовская лавочка”.

Характерно для физиономии Солоновича, что, будучи отъявленным антисемитом, он

втягивает и евреев в побочные вспомогательные организации. В основные организации

допускаются только крещеные.

Но самое характерное для Солоновичей – это то, что, обвиняя вас за глаза в провокации,

в безнравственности, в моральной нечистоплотности, они тем не менее в глаза будут по-

прежнему жать вам руки, приглашать к себе, пытаться увлечь вас своими фантазиями и

вовлечь вас в свои затеи и организации. Если они искалечат вам жизнь своими сплетнями

151

и клеветами, отпугнут от вас всех друзей – что ж, тем лучше: вы будете или морально

раздавлены, как это случилось с Пастуховым и Проферансовым, или будете их верными

клевретами, как это вышло с Бемом и С…

……………………………………………….………………………………………………

Откуда же такая “душевная красота”?

С точки зрения проповеди самого Солоновича, он состоит из духа, души и тела.

Красота его тела нам известна, душу его еще при старом режиме судили за порнографию.

Но, в отличие от презренных масс, он имеет еще и дух. Люди – или физики, любящие

тельце, или психики – мыслители, организаторы и т.п. Он же – пневматик, а потому -

“мистик”, прозревает глубины всех семи и двенадцати небес и сверх них. Кем был и будет

в воплощениях его дух, я его не спрашивал. Но его жена хвасталась, что в прошлом

воплощении она была мужчиной и в следующем тоже будет мужчиной, нынешнее же,

женское, ниспослано ей в качестве испытания.

Что же представляет из себя дух Солоновича?

В революцию 1905-07 гг. он напечатал какую-то брошюру об анархизме. В реакцию

1912 года он уже издает свои “Скитания духа”. Там он пишет:

“Это была маленькая полутемная комната, почти совершенно пустая, если не считать

мраморной статуи распятого Христа у одной из стен.

Спеша и путаясь от лихорадочно-стремительной поспешности, она разделась и

подошла к статуе (стр. 148).

…вот ее голова поднялась до уровня, где узкая повязка покрывала верхнюю часть ног и

низ живота статуи.

Тогда ее руки сразу сжались, голова выпрямилась, а губы впились в то место, где

повязка немного выдавалась… Все тело прижалось одним сокращением к мрамору, а ноги

обвились вокруг ног изваяния (стр. 149-150).

Голова Христа нагнулась к ней, и острый поцелуй, горячий, как огонь, обжег ее с ног

до головы.

Он как будто влил расплавленный металл и заклокотал в ней… Он и она были одно…”

(стр. 150).

Словом – оккультно-порнографическая поэма в прозе.

Наступает война 1914-17 гг. Солонович печатает ура-патриотические стихи, призывает

в них бить немцев как исконных врагов славянства, воспевает “триединое царство”

Россию, сербского короля и т.п.

1917 год. Революция. Солоновича его приятель тащит на революционную улицу, а

Солонович… читает Масперо и отмахивается: “до Р.Х. были революции и после этой

будут, а что в них толку”. Но неугомонный приятель не отстает, вытаскивает Солоновича

на улицу, и, конечно, Солонович превращается в левейшего революционного деятеля.

Печатает “Квадригу мировой революции” (первое свое анархо-мистическое исповедание).

Побеждают большевики. Карелин – член ВЦИК, проповедует официально мирное

завоевание большинства в Советах. А тайно – создает оккультные организации совокупно

с Солоновичем. Объявляется священная война материалистическим движениям.

Кропоткина и Бакунина Солонович третирует как недалеких “психиков”. Кропоткинский

музей бойкотируется истинными последователями Карелина, за исключением разве

немногих старших, что объясняется “тактикой”.

С 1924 г. Карелин, Солонович и Кo через Эрманда, специально по просьбе рабочих

организаций Америки (доверившихся ореолу Карелина) посланного для этой цели,

руководят известной газетой “Рассвет”. И “Рассвет” постепенно превращается в

оккультно-анархо-белогвардейскую газету.

В этой газете, в созданном ею журнале “Пробуждение” и как будто с ее помощью и

отдельными изданиями они под разными псевдонимами печатают свои руководящие

внешне оккультные откровения. К сожалению, не имея под руками номеров газеты и

журнала, я не могу сказать, были ли напечатаны там такие оккультные произведения

152

самого Карелина, как “Маги”, “Два Калиостро”, “Свет нездешний” и т.п., или другие, но

что названные и другие, неназванные были посланы в Америку Эрманду и то многое, что

среди русских последователей считается эзотерической тайной, а в Америке было

опубликовано, это мне известно из уст самих московских заправил.

С 1925 г. эта компания в поисках трибуны устраивается в Музее Кропоткина,

выдворив оттуда разными “красивыми” и некрасивыми способами почти всех

анархистов. Но ведь неприлично же быть во главе ансекции Кропоткинского комитета

таким явным врагом Бакунинско-Кропоткинского материалистического анархизма. И

вот Бакунин, Кропоткин и Толстой объявляются пневматиками. Солонович заявляет,

что они во главе угла его миросозерцания, начинает их изучать и фальсифицировать.

Все ж еще в 1926 г., по Солоновичу, Бакунин, Кропоткин и Толстой – только языческие

волхвы с востока, явившиеся, чтобы быть преклоненными и возвестить славу какого-то

еще только рожденного оккультного мессии. См. его статью “Волхвы и их предтечи”.

Позднее Бакунин из волхвов превращается Солоновичем уже в бога седьмого неба -

Иалдабаофа, враждующего с богом земли и евреев – Иеговой-Марксом (ср. статьи

Булгакова и Бердяева за границей).

Знаменательное повышение по службе.

Таковы зафиксированные самим Солоновичем на страницах печати его “Скитания

Духа”.

Для чего же все это? Чего и какими методами хочет достичь Солонович?

Со слов жены Солоновича – оккультизмом они занимались еще до революции 1905

года. Как видно из “Скитаний Духа”, они находились под влиянием оккультизма

западного посвящения, преимущественно каббалистического. “Скитания Духа” близки по

форме и содержанию писаниям Сент-Ив д’Альвейдера.

Карелин ввел их в одну из форм строгого посвящения, привезенную им из Парижа.

Многие данные говорят, однако, за то, что это – фальшивая форма строгого посвящения.

Так, например, многие идеи и методы абсолютно противоречат документам хотя бы

известного Братства Философов Древней Системы.

Кто же они, эта Карелино-Солоновичская компания, эта Солоновщина?

Если вы, по их мнению, неспособны проникнуться их затеями, они используют вас в

периферических организациях и выдают себя за самого ярого правовера вашего

вероисповедания, если только вы попали к лицам, которым, в силу разделения труда,

поручены соответствующие категории вероисповеданий.

Если им кажется, что вы податливый человек, вам начинают предлагать переходную

литературу: оккультные романы, йогов, каббалистов, теософов и антропософов,

Карпентера, Эмерсона, церковных мистиков, Бердяева, Булгакова, литературу по

сектантству, индусскую, персидскую и т.п. мистическую литературу, соответственно

тому, что окажется подходящее. Вам читают лекции, направленные против материализма,

или даже в первое время против наименее удобных форм материализма. Затем вводят в

кружок взаимопомощи, изучения евангелия, изучения философии и т.п. Затем начинают

незаметно прививать свой псевдопневматизм, антисемитизм, ненависть к науке и технике

и к индустриальной культуре. Прививают любовь к средневековью, к магизму и т.д.

Приучают лгать так, чтобы чувствовать себя говорящими как бы правду, но фактически -

обмануть, пользуясь софистическими оборотами, двусмысленностями и неточностью

языка, пустить в массу вымысел, чтобы получить нужный эффект (магия слова). Это они

называют – быть в лабиринте Миноса.

Их задача, как я уж сказал, – гегемония избранных, пневматиков, как они о себе

отзываются. Их средства – все, какие будут найдены удобными: обман, клевета и т.п. Их

метод – мимикрия. По поводу смерти Ленина они печатают сочувствие ВКП партии и

восхваляют Ленина за то, что он “дал землю крестьянам”. В Кропоткинском музее они

самые “неподдельные кропоткинисты”. В “Рассвете” они восхваляют Николая

Николаевича Романова, человека, небезызвестного в России, и т.п. В их руководящей

153

организации представлен спектр партии религиозных организаций, на всякий случай, по-

видимому. Кто же они на самом деле? Авгуры. Их вера – бессердечный словесный фокус

на службе самозваного мессианизма.

Куда политически тянет эта компания?

Из сказанного ясно, что даже не к буржуазно-демократической контрреволюции: маска

анархизма, идея гегемонии лучших, ненависть к индустриальной культуре, черносотенная

форма мистики – все это говорит, что здесь мы, по-видимому, имеем дело с деформацией

дворянско-мистической контрреволюции в условиях современности.

Один из карелино-солоновичцев, член анархической секции и Кропоткинского

Комитета, так буквально и пишет:

“Россия ждет своего нового патриарха Гермогена, своих новых воителей Александра

Невского и Дмитрия Донского. Все они могут вновь родиться скорее всего в лоне

внутренней мистической церкви…”

Чего же ждать от этих новоявленных мессий? Только самых мрачных дней

средневековья, когда судьбу мира решал сонм “мошенников священных”, по выражению

апологета церкви – Владимира Соловьева.

Нет им места среди честных революционеров и изыскателей истины.

Михаил Артемьев

ПОДПОЛЬНАЯ ЛИТЕРАТУРА В СОВЕТСКОЙ РОССИИ

В современной России любопытное явление представляет собою подпольная

рукописная литература. Несмотря на трудности и дороговизну “издания” литература эта

распространена повсеместно, в особенности в Москве и Петрограде. Карликовые тиражи

Ундервуда или Ремингтона, позволяющие выпускать в свет не более 10 экземпляров,

вызывают необходимость издавать ходкие произведения в нескольких “списках”,

выходящих часто почти одновременно в разных городах России. Кое-где смельчаки

рискуют оборудовать стеклограф или примитивный гектограф, позволяющий выпустить

154

от 50 до 100 экземпляров рукописи, но явление это редкое, так как провал такой

“типографии” влечет за собой обычно расстрел.

Внешний вид рукописных изданий носит, конечно, самый примитивный характер, как в

издательском, так и в редакционном отношении, но чем толще рукопись, тем аккуратнее и

заботливее она выпускается, тем лучше техническая редакция и тем выше качество

бумаги и другие стороны техники издания. Рукописи, превышающие печатный лист,

обычно сшиваются ниткой и имеют цветную обложку из толстой альбомной бумаги.

Некоторые произведения выходят даже в переплете. Так работа о Бакунине одного из

видных анархистов вышла в 4 томах нового писчего стандартного формата, каждый

свыше 300 страниц, на бумаге довоенного качества в прекрасных коленкоровых

переплетах тиражом в… 6 экземпляров<1>.

Другая работа по религиозной философии на папиросной бумаге содержит свыше 500

страниц большого писчего формата, вышла в двух изданиях в Москве и в Петрограде по

11 экземпляров, при этом одно издание тоже в переплете, а другое в аккуратных толстых

обложках.

Лекции одного профессора, чрезвычайно популярные среди молодежи, где они впервые

и читались в нелегальных кружках, вышли в течение пяти лет, по крайней мере, 15 раз в

разных городах Советской России, в Москве, Петрограде, Нижнем Новгороде, в Харькове

и на Кавказе. Они содержат 4 курса в объеме нескольких сот страниц на самые различные

темы популярной философии.

Несчетное количество раз переписываются различные церковные документы, в

особенности относящиеся к расколу внутри “Тихоновской” церкви, вызванному

известным посланием митрополита Сергия. Каким-то безвестным монахом в глухом

местечке центральной России в глубокой тайне изданы 6 экземпляров “Сборника” этих

документов, содержащих свыше 200 документов на 500 страницах большого формата,

преимущественно направленных против митрополита Сергия. Большим успехом

пользуются различные стихотворения, не могущие быть напечатанными в советских

изданиях в силу их идеалистического или религиозного характера. Особенно много таких

стихов посвящено России, ее судьбе и страданиям.

По свидетельству одного из большевистских толстых журналов рекорд тиража за 10

лет революции принадлежит не какому-либо из советских изданий Государственного

издательства, а известному стихотворению анонимного автора, приписываемому, однако,

единодушно Сергею Есенину, под названием “Ответ Демьяну Бедному” на его наглую и

кощунственную “Юмористическую Библию”. Действительно, едва ли есть в России

грамотный человек, даже среди большевиков, который бы не читал этого стихотворения

и, по-видимому, тысячи машинисток переписывали его среди советских циркуляров по

всем городам России, ибо количество “изданий” этого стихотворения, талантливого по

содержанию и по форме, неисчислимо.

Русская интеллигенция всегда отличалась страстью копить книгу, собирать у себя дома

свою библиотечку. Так и в настоящее время распространено коллекционирование этих

рукописей. Собрания их под названием “архивов” хранятся обычно не дома в столе или на

этажерке, а в корзинах или в чемоданах где-либо у безобидной знакомой старушки под

диваном или на шкафу, часто даже без ее ведома, или где-нибудь на даче в сарае или на

чердаке. Иногда такие архивы у неосторожных и легкомысленных лиц залеживаются в

квартире, вернее, на “жилплощади”, ибо слово “квартира” почти вывелось из

употребления в СССР. Тогда эти “архивы” рано или поздно делаются добычей ГПУ и

всегда являются лакомым блюдом для производящих обыск чекистов.

Провал “архива” вселяет тревогу в окружающей среде, ибо хотя рукописи

переписываются и анонимны, но ГПУ довольно быстро расшифровывает аноним, если не

персонально по отношению к автору, то ту среду, в которой могла появиться

соответствующая рукопись, и начинается форменная облава.

155

Вот почему при получении известия об аресте кого-либо из друзей или знакомых, один

из первых тревожных вопросов касается – не провалился ли при обыске “архив”. Часто

репрессии обрушиваются и на машинисток. Так, в июне сего года (т.е. 1930 г. – А.Н.) в

сравнительно узком кругу общества в Москве за два дня было арестовано пять Лёль,

очевидно в поисках какой-то Ольги или Елены, переписчицы неприятной для

большевиков рукописи<2>. Автору этих строк в течение ряда лет удалось просмотреть и

ознакомиться с немалым количеством таких “архивов” у самых разнообразных

представителей интеллигенции, главным образом у молодежи, при этом у него сложилось

определенное впечатление об общем состоянии общественного сознания русской

интеллигенции, чутким барометром коего является творческая мысль.

О чем же трактуют, что и как пишут анонимные авторы подпольной литературы?

Каковы темы, каков круг интересов, в чем “злоба дня”, какова социально-политическая

ориентация, каков характер разработки проблем в смысле философского направления -

вот вопросы, напрашивающиеся у всякого, с кем приходится делиться впечатлением от

знакомства с подпольной литературой в Советской России. Кое-какие обобщающие

выводы несомненно могут быть сделаны на основании знакомства с десятком “архивов”,

содержащих более сотни разнообразных рукописей, вышедших за последние 10 лет

преимущественно в столицах и на Кавказе.

Прежде всего бросается в глаза творческая импотенция (бессилие) целого

значительного слоя русской интеллигенции, присвоившего себе в прошлом эпитет

“передовой”, шедшей в авангарде так называемого “освободительного движения”, вожди

коего, действительно, в течение ряда десятилетий были властителями душ молодежи и

самых широких кругов общества. Речь идет о социалистах, преимущественно

меньшевиках и эсерах. Автор этих строк тщетно искал в течение восьми лет каких-либо

следов творческой жизни среди уцелевших еще представителей этих кругов

интеллигенции – ни разу за все время ему не попалась ни одна рукопись этой ориентации.

Лишь однажды в Москве в Сельсоюзе встретилась ходившая там тощая рукопись, по-

видимому, эсеровской ориентации под заглавием “В защиту Революции”, содержащая в

себе нечто вроде обвинительного акта против большевиков, дискредитировавших идею

революции. Это было в 1922 г. вскоре после известного эсеровского процесса, когда в

Сельсоюзе, только что тогда возникшем, было много бывших эсеров. И затем, много лет

позднее, в “архиве” одного бывшего меньшевика среди рукописей по оккультным

вопросам неожиданно встретил прошлогодний номер “Социалистического Вестника”,

проникший каким-то образом через границу в СССР. Ни о каких серьезных работах или

толстых томах в связи с социалистическими доктринами говорить не приходится – о

социализме достаточно книг выпускают сами большевики. Объяснять оскудение

творчества социалистической мысли полным разгромом меньшевистских и эсеровских

кадров едва ли будет правильно, ибо не меньшему разгрому подверглись и другие

группировки, например, круги церковной интеллигенции, давшей, однако, в тяжелых

условиях большевизма ряд замечательных по глубине сочинений по всем основным

вопросам общественного сознания вплоть до “Религиозных оснований политической

экономии”.

Гораздо более правильным “показателем” существа дела является то зловещее для

социалистических кругов обстоятельство, что им нет в советской действительности

никакой “смены”, что среди современной молодежи немыслимо встретить ни одного эсера

или меньшевика (в смысле сочувствия им), как будто бы эта порода людей относится к

совершенно другой исторической эпохе.

Это обстоятельство, наряду с творческим оскудением демократической мысли и наряду

с тем, что бывшие бойцы разбитой армии более, чем кто бы то ни было впали в

ничтожество, предаваясь пьянству, картам и мечтам о еврейских погромах -

свидетельствует о глубочайшем кризисе русской демократической мысли.

156

Но кризис общественного сознания не ограничивается одним только разочарованием в

демократических идеях, он идет гораздо глубже и дальше и затрагивает внутренние

основы сознания, распространяясь не только на мировоззрение, но и на мироощущение.

Кризис охватил все научно-позитивное сознание, все материалистическое мироощущение.

Дело не в демократизме, ибо его “враги” в лице либерализма и консерватизма впали в

такую же прострацию, как и он сам, которая однако менее заметна, ибо демократизму

принадлежало первенство на арене политической борьбы.

Дело в политике вообще. Политикой никто в Советской России не интересуется, она

вызывает отрыжку и отвращение. Ею отравлены все, и как раньше в безбожных

семинариях богословие вызывало скуку и злобу, так и теперь политграмота, вечная

политическая проблема вызывает ту же скуку и протест “всего существа”, как писал один

комсомолец-самоубийца. От политики бегут как от чумы куда попало и более всего по

линии наименьшего сопротивления – в спорт, в шахматы, на зеленое поле проферанса, к

“родной бутылочке с белой головкой”. Те, кто посильнее духом, в ком живет еще

личность, выбирают путь страдания и исповедничества – надевают на шею крест и идут в

храм, теряя тем самым в короткое время советскую службу, профсоюзный билет, а за ним

право на хлеб и кров.

Вот почему в рукописях современных авторов отсутствует не только социализм, но и

политика вообще. Лекция по аграрному вопросу, о рабочем законодательстве, о форме

правления и даже о возможных преемниках большевикам не собрала бы ни одного

слушателя в особенности из среды молодежи.

В центре внимания современного общественного сознания вместо политики вопросы

философии и в особенности – философии истории. Кто только не подходит к этим

проблемам! Если бы не ответственность за судьбу оставшихся там, в России, то здесь

можно было бы привести ряд блестящих имен из самых разнообразных лагерей старой

русской интеллигенции, “ударившихся” в философию истории, о которой они ранее и не

мечтали. Тут и кающиеся социалисты, ищущие “смысл истории” в… метафизике общества

и зовущие к забытой “религии” Мережковского, к его “неохристианству” и соборной

общественности, тут и анархисты, пишущие “мистику истории”, тут и бывший видный

кадет, философствующий о “солидаризме” в истории, тут и бывший толстовец, зовущий

на “Остров достоверности” православия, тут и антропософы, углубляющие Штейнера и

копирующие в реставрационных красках идеал “Государства” Платона, тут и ученые с

именем и без имени, вещающие о диктатуре аристократии мысли, тут и музыканты,

зовущие уйти от цивилизации на стезю странничества в горы или в пустыню, тут и

церковники, выпускающие многотомные сочинения по апокалиптике истории, тут даже и

бывшие коммунисты, каким-то чудом додумавшиеся до “онтологии” революции и

открывающие внутренний смысл ее в… теологических обоснованиях антисемитизма и т.д.

– все наперерыв ищут сокровенного, тайного, внутреннего, первоначального, вечного,

абсолютного, божественного, истинного, словом, одна сплошная “философия”,

“онтология”, “метафизика”, “мистика” и прочие области, вызывавшие раньше у молодых

политических пропагандистов и агитаторов снисходительное презрение и высокомерную

жалость к “реакционному образу мыслей”.

В соответствии с указанными интересами преобразились и комнаты современных

интеллигентов. Вместо Маркса и Энгельса, ставших теперь казенными “царскими”

портретами, висят над письменным столом хотя тоже немецкие, но совсем другие учителя

– Рудольф Штейнер или Гете, вместо Герцена и Чернышевского – Достоевский, вместо

Гаршина и Короленко – Хомяков, вместо Успенского – Константин Леонтьев, вместо

Лаврова и Михайловского – Вл. Соловьев и Н.Федоров, вместо Толстого – Серафим

Саровский, вместо Кропоткина – Карелин, и только один Бакунин продолжает владеть

сердцами в соответствующих кругах, но уже по-новому, и если бы нашелся художник для

его нового портрета, то Бакунин был бы изображен не в обычной своей нигилистической

куртке с открытым воротом, а в черных латах рыцаря с большим крестом на груди.