Текст книги "Мистики, розенкрейцеры, тамплиеры в Советской России"

Автор книги: Андрей Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

личный мистический опыт – та “гармония сфер”, то “проникновение в зазеркалье”, тот

“прорыв в параллельные миры”, который обогащает наши представления о явлениях и

силах, лежащих за пределами возможностей позитивной науки.

На такой базе и возникает религия, как предчувствие и предощущение

пробуждающейся в физическом теле духовной сущности, интересы и устремления

которой часто оказываются в разительном противоречии со “здравым смыслом” и

благосостоянием физического тела человека. Разлад между “физиологическими”

желаниями, к которым можно причислить также желания эгоистического и бытового

порядка, и духовными (душевными) устремлениями, замеченный человеком очень рано,

послужил, по-видимому, толчком к формированию и упорядочению как религиозных

воззрений, так и собственно церковных институтов, в центре внимания которых всегда

находилось не исследование мира и человека, не обращение мыслей последнего “к

звездам”, а всего только организация человеческого социума на определенной территории

и в столь же определенной культурной традиции, если понимать в данном случае под

“культурой” не духовную, а повседневную общественную деятельность людей на уровне

быта.

Задача управления человеческим обществом накладывала на религиозные институты

(церковь) такие же ограничения, как исследование материального (четырехмерного) мира

– на позитивную науку. Питаясь мистицизмом отдельных, канонизированных личностей,

допуская его в ограниченных дозах для массового потребления, ни одна из мировых

конфессий именно в силу своего положения и своих задач не поощряла (а то и прямо

запрещала) мистицизм, как путь получения ответов на “проклятые вопросы”, встающие

перед человеком.

В свою очередь, религиозные институты пользовались авторитетом и доверием

общества до тех пор, пока утверждаемые ими картины мира не вставали в вопиющее

противоречие с данными позитивной науки, от достижений и выводов которой с течением

времени все полнее и больше зависели благосостояние и жизнеспособность данного

социума. В результате очередного революционного переворота, чаемого всеми без

исключения слоями общества, оказывалось, что само общество вынуждено пожинать

плоды поистине пирровой победы. Наука, будучи изначально направлена на изучение

материального мира, опровергая теоретическое основание той или иной религиозной

системы, по существу, вместе с религией уничтожала и построенную на ее постулатах

мораль, не предлагая ничего взамен.

Кризис веры в европейском мире, начавшийся с восторга материалистов XVIII века по

поводу “освобождения человека от Бога”, очень скоро привел “свободное человечество”

не к действительному атеизму, предполагающему очень высокий уровень развития

личности, не к агностицизму, предполагающему столь же высокий интеллектуальный

уровень этой же личности, а всего только к примитивному нигилизму, повергнувшему в

отчаяние и ожесточение людей слабых и скудоумных. Следует, впрочем, отметить, что

этот же нигилизм заставил людей разумных обратиться к поискам ответов на вопросы, с

особой четкостью поставленные в русской литературе второй половины прошлого века:

что я есмь? зачем живу? для чего появился на свет? почему должен страдать? зачем

следует соблюдать заповеди, если жизнь дается один только раз, а потом – “лопух

вырастет”?

Эти и подобные вопросы накапливались в человечестве с незапамятных времен. Их

задавали поэты Шумера и Аккада, Индии и древнего Египта, мудрецы Китая и Эллады.

Но только теперь с развитием науки и падением престижа религии, с разрушением

незыблемого (но никогда не выполнявшегося!) кодекса морали, в общих чертах сходного

для всех религий и всех культур, эти вопросы поставили под сомнение многое из того, на

чем строилась духовная культура предшествующих тысячелетий.

Почему пошатнулись религиозные институты и, в первую очередь, институты

христианских конфессий? Почему они теперь вынуждены или уступать свое место

возникающим новым сектам, объединениям, общинам, или же модернизироваться,

поспевая за модой и требованиями общества? Причин может быть названо много, но

истинная причина заключена, как мне представляется, в том, что ни одна из великих

мировых религий не смогла объективно ответить на эти вопросы, без разрешения которых

в соответствии с данными современной науки человек конца XX столетия отказывается

если не жить, то повиноваться.

В самом деле, намного ли отличается в этом плане догматическое христианство от

науки, уверяющей, что никакой “души” человек не имеет, а является “всего только”

продуктом случайных генетических мутаций, существующим от момента зачатия до

момента прекращения своих физиологических функций? Ведь жизнь человеческая по

христианским воззрениям оказывается все равно “одноразовой”, поскольку наличие у

человека бессмертной души гарантирует ему только награду или наказание за прожитую

на земле жизнь, но отнюдь не проливает никакого света на ее смысл. Иудео-христианские

религии не отвечают на вопрос, откуда и зачем появилась эта “душа”, чтобы соединиться

с телом, и почему, пройдя в этом теле то очень короткий, то достаточно долгий отрезок

жизни, часто приобретая огромный опыт и знания, она обречена на последующую

“вечность” абсолютной бездеятельности “блаженства” или “мук”.

С точки зрения логики – бессмыслица. Как и в случае с наукой, мировые религии не

могут ответить на вопросы “зачем”, “для чего” и “почему”. Даже буддизм, привлекающий

возможностью бесконечных воплощений, то есть возможностью для души активного

существования и азартной деятельности (переиграть карму!), в конечном счете

представляет ее будущее столь же бесперспективным, как вращение молитвенных

мельниц, установленных на горных потоках Тибета…

Так получилось, что именно развитием знаний человека о себе и о мире XX век

поставил вопрос об ограниченности традиционной науки, несостоятельности

традиционных религиозных систем и необходимости поисков новых путей для решения

кардинальных вопросов человеческого сознания.

Этими путями могут быть те, которые и ранее указывал человеку его мистический

опыт, и которые для области паранормальных (аномальных) явлений становятся в наши

дни если не прямым объектом изучения, то, во всяком случае, полем чрезвычайно

интересной и перспективной работы.

Позволительно спросить: какое это имеет отношение к мистике, если, как мы

убеждаемся, подобные явления связаны с открывающимися и развивающимися силами

физического тела человека? Это так, но было бы опрометчиво утверждать, что указанные

силы исходят непосредственно из человеческого тела, а не проявляются в нем, вызывая

некий резонанс. Мне представляется, что то или иное человеческое тело (далеко не

каждое!) в определенной ситуации может служить своего рода приемником, проводником

или индуктором для сил, источник которых нам неизвестен и находится, безусловно, за

пределами данного организма. Вот почему приходится признать, что все многообразие

паранормальных (аномальных) проявлений, которыми человечество наконец-то

заинтересовалось, пока свидетельствует лишь о том, что, кроме регистрируемого наукой

“реального мира”, существуют реальность какого-то иного порядка, с которой в той или

иной степени связано и существование человечества.

Что может в этих условиях дать индивидуальный мистический опыт? Только серию

наблюдений и ощущений, передаваемых далеко не адекватно. Стоит просмотреть десяток

книг и брошюр, появляющихся сейчас в большом количестве, в которых авторы

рассказывают о своих переживаниях, видениях, услышанных голосах, приводят

надиктованные им тексты или страницы “автоматического письма”, чтобы прийти в

растерянность от разноголосицы. Но имеем ли мы право, поддавшись первому

впечатлению, отмахнуться от заключенного в каждом из таких сообщений “зерна” лишь

потому, что оно искажено и обросло множеством “помех”, “шумов” и прямых домыслов?

Или, как то делали и делают до сих пор представители позитивной науки, все это списать

на душевные заболевания и невропатию перципиентов?

Изучая человека, как объект, мы только недавно начали догадываться, что изучаем не

столько саму личность, то глубинное “я” индивидуума, с которым общаемся, которое

ценим, любим или ненавидим, сколько тот физический “дом”, в котором эта

индивидуальность обитает.

Более того, скопились достаточно веские доказательства, что это “я”, сохраняющее

сознание после смерти физического тела, способно существовать бесконечно, способно

появляться на Земле или в ином месте в новой физической оболочке и даже сохранять

воспоминания о своих прежних воплощениях – все то, о чем знали и говорили мистики,

вероятно, еще в эпохи великих оледенений… Стало быть, надо набраться терпения и найти

возможность диалога не с “домом”, а с его “обитателем”. Как? Здесь придется обратиться

к многовековому опыту мистиков, который до последнего времени третировала и просто

отвергала традиционная наука.

Последнее понятно. Мистический опыт не поддается (или трудно поддается) проверке,

однако именно на его основе были построены все великие религии и – вероятно – на его же

основе сделаны все великие открытия науки. Мы все помним блестящее положение

марксистской диалектики, что “количество переходит в качество”, однако смогли

убедиться, что даже самые совершенные электронно-счетные машины не могут выдать

качественно новый результат, если человек не заложит в них его предпосылки. Да ведь и

сам человек делает открытия, как правило, не на числовом (количественном), а на

интуитивном (качественном) уровне, когда искомая идея, конструкция, результат

возникают в сознании не постепенно, частями, а сразу, целиком, в своем законченном

виде. Откуда? Из “ноосферы”? Однако В.И.Вернадский, как мне представляется, под

“ноосферой” понимал не создаваемое земным биосоциумом некое “пси-поле”, которое

окружает планету и к которому могут подключаться медиумы (контактеры, проводники),

а ту “вторую природу”, которую создал на земле человек для своего обитания.

Между тем, “пси-оболочка” нашей планеты, по-видимому, существует – она, или что-то

подобное ей, как существуют и другие поля и силовые линии, постоянно несущие

различного рода информацию о вселенной, на которую наши внутренние индукторы,

наши сокровенные “я” отзываются то глухо, то активно, а чаще всего просто “не слышат”.

Вот почему мне представляется, что мистический опыт человечества, отраженный в

разных преданиях, преображенный в ритуалах, упражнениях, системах взглядов,

заслуживает самого пристального внимания на рубеже наступающего третьего

тысячелетия нашей эры. К нему, к этому опыту неизменно обращались члены тайных

мистических обществ и орденов, надеясь найти пути совершенствования, освобождения

своего духовного “я” или методы восстановления того, что мы сейчас осторожно именуем

“памятью прежних воплощений”.

Стоит сказать, что одновременно предпринимались и другие попытки, направленные в

сторону овладения и подчинения стихийных сил, “элементалей”, которые на самом деле

были не сущностями, а всего только проявлениями сил высшего космического порядка,

самой структуры космоса. Надо ли пояснять, почему такие попытки изначально были

обречены на провал?

Но дело заключалось, по-видимому, не только в изначальной ошибке несоответствия

выдвигаемых претензий к реальности. “Путь мага”, на который вступал человек,

увлеченный миражем власти и ослепленный первыми мелкими успехами, всякий раз

оказывался ловушкой для личности, отказывавшейся от права первородства за

чечевичную похлебку призрачного благополучия. Его ожидало не просто разочарование:

человек вступал на недолжный путь зависимости от сторонних сил, на путь разрушения

своего истинного “я”, не защищенного категориями долга, чести, воли и, конечно же,

любви, которая только одна способна соединять людей, миры и молекулы воедино.

Впрочем, эта ситуация давно разрешена в судьбе Фауста. Двойственный образ Фауста,

ставшего в какой-то мере символом “европейской души” или “европейского сознания”,

как мне кажется, не был до конца понят не только современниками И.-В.Гёте, но даже им

самим. Ведь Фауст потерпел поражение не потому, что страстная тяга к знанию заставила

его продать свою бессмертную душу мелкому бесу, а потому, что он сошел с

единственного пути, открытого духовной сущности человека – пути личной работы,

личного преодоления препятствий, личного познания добра и зла путем проб и ошибок,

которые не только несут в себе знание, но способствуют развитию и преображению

человека. Он пал потому, что хотел не служить, а только пользоваться, отдавая за то свое

бессмертие, то есть возможность дальнейшей эволюции заключенной в нем духовной

монады, которая может развиваться и раскрываться лишь в физическом теле,

используемом ею в качестве инструмента познания и преображения окружающего мира.

Именно монада рождает в человеке неодолимую страсть к познанию и к активной

деятельности, столь отличающие его от всего животного царства, – качество, которое в

конечном счете приводит к осознанию личностью (монадой) неслучайности своего

существования как одной из действующих созидательных сил мироздания.

Начиная с этого момента, воплощенная монада смотрит на себя уже не как на “центр

мироздания”, не как на бесцельный феномен сочетания молекул, а как на структурную

часть единого универсума, предполагающую активное служение этому целому в

сознательной, упорядочивающей его форме.

Другими словами, на определенной ступени познания и самоосознания человек из

“твари” превращается в со-трудника и соработника Творца.

Мистицизм всегда опирался на два основополагающих принципа: духовности,

проницающей все сущее, и эволюции, предполагающей саморазвитие “идеи”, которая

преодолевает косность заключающей ее “материи”. Мне могут возразить, что ничего

подобного в древних и современных мистических учениях нет, что мистики постоянно

говорят о различных иерархиях духов, весьма напоминающих бесплотные воинства

различных религий, о чудесах, нисхождении духов на землю, об их взаимоотношениях с

людьми… Все это так. Но ведь это – только слова и образы, призванные воздействовать на

воображение неискушенных читателей и слушателей; образы, за которыми мы можем

разглядеть реалии мироздания, как его угадывает современная наука с ее теорией

“Большого взрыва” и “расширяющейся вселенной”, что, в свою очередь, предполагает

неоднократность подобных “пульсаций”… И в этом случае мы не найдем никаких

серьезных расхождений между утверждениями науки и мистики, речь может идти лишь о

способах выражения и терминологии, а также о выводах, которые делают представители

той и другой.

Действительно, мы знаем, что за пределами нашей Вселенной должны существовать

иные вселенные (“космосы” мистиков); что развитие жизни на Земле прошло стадию

“косности” неорганических форм – от минералов к первым “растениям” и далее к

животным, восходя все выше и выше по мере организации и сложности. И если мы не

можем с достоверностью говорить о мире минералов (впрочем, в кристаллах уже отмечен

обмен веществ, т.е. безусловные признаки “жизни”), то уже в растительном мире мы

обнаруживаем существование “ауры”, которая указывает на наличие, кроме физического,

еще и астрального тела, соответствующего понятию “души” – возможно, первого

проявления духовной сущности (монады).

Если же признать (а иного выхода нет), что “зарождение” духовных монад происходило

в момент “Большого взрыва”, то каждая из них должна была пройти свой путь до человека

через неорганический и органический миры – с большим или меньшим успехом, с

большей или меньшей скоростью, тем самым образуя страты (слои) разных иерархий,

заставляющих вспомнить о таких же иерархиях духов, божеств и воинств различных

религий.

Воплощающиеся в человеческие тела духовные сущности (монады) с точки зрения

мистиков древности и нашего времени выглядят отнюдь не игрой случая, ибо задачей

каждой из них является, с одной стороны, самообучение (т.е. приобретение знаний о

мире), а с другой – воздействие на этот мир в том направлении, какое открывается ей как

наиболее влекущее и предрасполагающее (миссия). С приобретенными знаниями и

опытом она уходит из “отработанного” тела, чтобы присоединить к накопленному архиву

“памяти” (личной или всемирной, представляющей нечто вроде общечеловеческого -

планетарного – “банка данных”, т.е. того же “пси-поля” или “ноосферы” в ее

расширительном понимании) новые приобретения, поскольку Универсум не может

“самоосознаться” без посредника, каким и является в данном случае воплощенная монада.

Ее следующий шаг – эволюция на основе приобретенного, трансформация для новой,

более высокой деятельности и очередная инкарнация для продолжения планетарной

работы… Если же жизнь физического тела оборвалась слишком рано, или его активность

была направлена не на созидание, а на разрушение (природы, общества, личностей,

препятствию развития знаний и пр.) из-за несовершенства монады, последняя вынуждена

начинать снова осваивать эту ступень развития, а в ряде случаев – и возвращаться на более

низкие ступени иерархии, чтобы перестроить себя в соответствии с изначальным

замыслом.

Я понимаю, что подобная картина, достаточно фантастичная для современного

иррелигиозного сознания, может вызвать как недоверие, так и насмешку. Однако стоит ли

смеяться над тем, что предстает более логичным в свете наших современных

представлений о мире и человеке, чем априорные заверения науки в случайности и

бесцельности человеческой жизни или уверения церкви, рассуждающей о “божественной

механике” мироздания, но не способной заглянуть даже за пределы земной жизни

человека?

Быть может, самым поразительным в данной ситуации является тот факт, что

предлагаемая мистиками схема (именно схема, а не ее всевозможные детализации!) ни в

чем не противоречат основным достижениям современной науки. Она предполагает

Начало (но не всего Универсума, а только нашей вселенной), кладет в основу развития

принцип эволюции и прогресса во времени (т.е. принцип раскрытия внутренних

возможностей и восхождения от простого к более сложному), объясняет причину

иерархичности и неравенства монад и, что особенно важно, конечность их множества, не

превышающего изначально заданное. Последнее снимает каверзный вопрос о

“длительности творения” или “самозарождении душ”, который старательно обходит

иудео-христианство, и открывает простор для гипотез о “кармических” силах,

действующих в мире духовных сущностей, строящих таким образом иерархию духовного

мира.

Такая точка зрения объясняет как бессмертие духовного “я” человека и

проявляющуюся в исключительных случаях память о предшествующих инкарнациях

(которую теперь, вроде бы, удается стимулировать искусственным путем), так и наличие

существующей объективно, вне человеческого сознания и условий быта “цели жизни”

(миссии) каждой личности, позволяющей оценивать саму эту жизнь в категориях,

лежащих за пределами собственно человеческой деятельности и не имеющих ничего

16

общего с теми или иными моральными системами, религиозными конфессиями или

экстатическими откровениями.

Другими словами, “добро” и “зло” субъективных и социальных категорий в

мистической практике впервые, пожалуй, приобретают значение категорий

вневременных, абсолютных, находя подтверждение в учениях великих религий. Мне

кажется, что последнее не требует доказательств, но вот они.

Если человечество (а так получается) в целом призвано выполнить (вместе с

обитателями множества других миров) определенную миссию космического порядка, то

единственным “добром” в таком случае является его внутреннее единение, сплоченность,

та заповедь любви и мира по отношению ко всему сущему на Земле, в чем сходятся все

великие религии. “Добром” оказывается все, что соединяет людей, что позволяет каждому

человеку работать с наибольшей отдачей и устремленностью – любовь близких, дружба и

помощь окружающих, мир и согласие на Земле. Наоборот, абсолютным “злом”

оказывается все противоположное только что сказанному, что разъединяет людей,

препятствует душевной гармонии человека, мешает его творчеству и созидательному

труду, разрушает общекультурные ценности, созданные трудом предшествующих

поколений…

Добром оказывается и само Учение, вливающее в человека уверенность, что он живет

не впустую, что его стремления к звездам, к сотворчеству, к преобразованию мира

обеспечивают находящейся в нем духовной монаде необходимый рост, и в своем

последующем воплощении он будет пользоваться тем, что накопил за эту свою жизнь -

может быть, не отдавая себе полного в том отчета, но пожиная плоды сегодняшних трудов

и подаренных окружающим чувств, которые возвратятся к нему сторицей раскрытых сил.

Является ли сказанное определенным итогом развития человеческого сознания? Мне

представляется – да. Я попытался ответить на вопрос, почему в наше время, характерное

столь блестящими прорывами человеческого познания в самых различных областях

науки, вместе с естественным упадком религиозности, когда церковь оказывается скорее

одним из элементов традиционной культуры, чем духовного сознания, мы наблюдаем

такой безусловный интерес к мистицизму, как к определенной структуре мировоззрения.

После приведенных рассуждений я попробую свой ответ сформулировать следующим

образом: так произошло потому, что именно мистицизм, связав достижения позитивной

науки с иррациональным мистическим опытом человечества, сумел дать

непротиворечивое представление о самом человеке, чего до него не могли

удовлетворительно сделать ни религия, ни наука.

Впрочем, это не итог, а всего только предпосылка для дальнейших шагов в этом

направлении, которые предстоит сделать человечеству, пришедшему к осознанию своей

неслучайности во вселенной и возложенной на него миссии, от успеха которой – по-

видимому – зависит судьба не одной нашей планеты. Это – тоже испытание, испытание

ответственностью, причем как для человечества в целом, так и для каждого из нас,

поставленных уже перед необходимостью пересмотреть свои цели, свои устремления и

даже принципы личной жизни, поскольку каждый из нас теперь должен осознать, что и он

тоже несет ответственность за судьбу мироздания.

Знание всегда обязывает. Сейчас мы уже не можем сказать, что не знаем, для чего мы

живем. Мы не можем сказать, что не знаем своих предшественников, чьи прозрения

откладывались в архивы общепланетарного человеческого опыта. Мы не можем сказать,

что никто нам не говорил, как следует жить и что делать. Обо всем этом говорилось много

раз, на разных языках и в разные времена, но теперь мы узнали также, почему это следует

делать именно так, а не иначе. Мы узнали, что есть Добро, а что – Зло, но теперь уже по

меркам не земного общежития, а всего Универсума.

Собственно, это и есть отправная точка всякого мистика: непосредственный диалог с

Абсолютом, исключающий возможность кривотолков и недоговоренности. И только с

этих позиций следует подходить к творчеству мистиков нашего времени и прошлых эпох:

помня о совершенстве замысла Абсолюта и о человечеством несовершенстве отражения

постигаемых нами истин.

МИСТИЧЕСКИЕ ОБЩЕСТВА И ОРДЕНА 20-х гг. в РОССИИ

Изучение мистических обществ и орденов, существовавших в советский период в

России, если не считать одиозных публикаций по “масонскому вопросу” в 70-х и 80-х

годах нашего века<1>, началось только в последние годы, когда для исследователей в

какой-то мере приоткрылись ранее недоступные архивы КГБ. Однако этой возможностью

воспользовалось, насколько мне известно, весьма ограниченное число историков.

Последнее, на мой взгляд, объясняется причинами как субъективного, так и объективного

характера. К первой из них следует отнести воспитанное в обществе недоверие к фактам,

содержащимся в архивно-следственных делах “ведомства страха”, априорно

воспринимаемых в качестве заведомой фальсификации следователей и самооговора со

стороны подследственных. Вторая определяется спецификой самого материала,

требующего не только длительных разысканий, но и наличия у исследователя исходных

“базовых данных” по персоналиям, которые, в свою очередь, появляются только в

процессе поиска.

Все эти вопросы, в том числе методика работы с архивно-следственными материалами

и оценка достоверности зафиксированных фактов подробно рассмотрены мною в

специальной работе, опубликованной в петербургском журнале “Russian Studies”<2>.

Поэтому темой моего сообщения станет общий обзор выявленных к настоящему времени

мистических группировок и организаций, существовавших на протяжении 20-х и 30-х

годов нашего века в России, – масонов, розенкрейцеров, тамплиеров и оккультистов, с

которыми я смог ознакомиться как на основании указанных архивно-следственных дел,

так и в результате личных контактов с недавно еще жившими их членами.

***

Одним из наиболее ярких и структурно определенных духовных течений в российском

обществе начала ХХ века, вне сомнения, было масонство, в той или иной степени

сохранявшее преемственность от масонства XVIII и XIX веков, если не непосредственно,

то через зарубежные европейские ложи, куда принимали выезжавших за границу

отдельных россиян. Собственно русские ложи на территории России начали

возрождаться, по-видимому, сразу же после революции 1905 года как результат

деятельности “Великого Востока Франции”, основавшего в 1907-1908 гг. две ложи -

“Возрождение” (в Москве) и “Полярная звезда” (в Петербурге). В последующие годы, как

следует из работ Н.Н.Берберовой, Б.И.Николаевского, О.Ф.Соловьева, В.И.Старцева и

других<3>, вплоть до октябрьского (1917 г.) переворота в России были открыты и другие

ложи, представлявшие исключительно политическое масонство и, как правило, ничего

общего с мистицизмом не имевшие. Вот почему особенный интерес приобретают

документы ленинградского масонского дела 1926 года, опубликованные его

исследователем В.С.Брачевым в ряде журналов<4>.

Из них следует, что в 1910 г., проживая в Петербурге, делегат французского Ордена

мартинистов Ч.И. фон Чинский посвятил в Орден Г.О.Мебеса, ставшего Генеральным

инспектором его петербургского отделения. Два года спустя, завоевав себе известность

лекциями по оккультизму и собрав вокруг себя учеников и единомышленников, Мебес

официально заявил о выходе из Ордена и о создании Русского автономного ордена

мартинистов, просуществовавшего до начала 20-х гг. и опиравшегося на журнал “Изида”.

Кроме этого ордена в Петрограде в предреволюционные годы известны и другие

независимые оккультные группы – общество “Сфинкс”, во главе которого находился

Г.О.Лобода, Орден рыцарей Грааля, открытый Гошероном де ла Фосс, мистико-

церковный кружок А.Н.Семигановского, в дальнейшем ставшего обновленческим

епископом, кружок доктора А.В.Барченко<5>, русское отделение французского

оккультного ордена “Рыцарей филалетов”<6> и ряд других подобных объединений.

Наибольшую роль среди них в дальнейшем сыграло “Общество возрождения чистого

знания”, основанного в 1916 г. в Петербурге М.А.Нестеровой на Крестовском острове,

имевшее в своем распоряжении издательство “Китеж”. После 1917 г., когда произошла

встреча Мебеса с Нестеровой, ставшей его женой и сотрудницей, от Ордена мартинистов

отделился Орден мартинезистов, который возглавила Нестерова, в то время как Мебес

сохранил за собой общее руководство обеими орденами.

Практическая деятельность в Ордене предполагала работу его членов над собой в целях

духовного и морального совершенствования и участие в коллективных медитациях.

Однако вскоре после разделения при Ордене мартинезистов была организована “группа

Прометея”, ставшая школой посвящения, в которой неофитам читались лекции по истории

религий, каббале, истории масонства, оккультизму и так далее.

К этому времени Генеральным секретарем Ордена мартинезистов стал сблизившийся с

Мебесом и Нестеровой Б.В.Астромов-Кириченко, получивший посвящение в масонство в

1909 г. в ложе “Авзония”, входившей в “Великий Восток Италии”. В 1921 г. он вышел из

ордена Мебеса и Нестеровой, чтобы основать свое “Русское автономное масонство”, для

чего им было открыто несколько “дочерних” лож – “Трех северных звезд”,

преобразованная позднее в ложу “Кубического камня”, “Пылающего льва”, “Дельфина” и

“Золотого колоса”. Опираясь на эти ложи, Астромов вскоре открыл “Великую ложу

Астрея” и ее филиал в Москве – ложу “Гармония”, которую возглавил ранее исключенный

Мебесом из ордена С.В.Полисадов<7>. Членами этих лож, как правило, были

представители старой интеллигенции – юристы, студенты, музыканты, артисты (напр.,

известный позднее кинорежиссер С.Д.Васильев), преподаватели, а также и просто

домохозяйки, выбитые обстоятельствами из жизненной колеи, бегущие от одиночества и

пр.

Орден мартинезистов Мебеса и Нестеровой являлся, по существу, эзотерической

школой – с жесткой дисциплиной, контролем над личной жизнью входивших в орден,

разработанной обрядностью и циклами лекций. Одновременно на заседаниях ложи

проводились эксперименты по телепатии и психометрии, однако на самом низком

дилетантском уровне. В члены ордена принимались лица обоего пола, а общее их

количество одновременно достигало нескольких десятков человек. В “Русском

автономном масонстве” Астромова регулярные занятия отсутствовали, заседания

собирались от случая к случаю, а сама деятельность лож носила, если можно так

выразиться, декоративный характер. Обо всем этом достаточно подробно рассказывает в

своих публикациях В.С.Брачев, освобождая меня от необходимости их повторять.

Широкие аресты в среде ленинградских масонов – сначала членов лож Астромова, а

затем и Мебеса-Нестеровой были предопределены предшествующими тесными

контактами Астромова с органами ОГПУ в Москве и в Ленинграде, когда, в попытках

найти компромисс с советской властью, будучи уже взят под наблюдение и

предупрежденный о том С.В.Полисадовым, Астромов предложил ОГПУ проект

легализации масонства и даже пошел на внедрение в свои ложи негласных сотрудников

органов. Последнее, однако, не помогло, тем более, что в ОГПУ сменилось руководство, и

Астромов, давший уже согласие на сотрудничество с органами и освещение масонской

деятельности, был вместе с Мебесом и рядом других масонов сослан на Соловки<8>.

Одновременно с арестами среди ленинградских масонов, в Москве был арестован

С.В.Полисадов<9>, с ведома Астромова согласившийся на секретное сотрудничество с

органами. Что касается других членов ложи “Гармония”, то часть их (П.М.Кейзер,

М.Г.Попов) была арестована позднее, и в 1930 г, проходила по делу “Русского

национального союза” в качестве участников “повстанческой контрреволюционной