Текст книги "Мистики, розенкрейцеры, тамплиеры в Советской России"

Автор книги: Андрей Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

готовности преодолеть многие трудности… И Мария тотчас сказала, что готова на все,

лишь бы ей позволено было опять увидеть Учителя.

И тогда Орсен сказал, что должна для этого сделать Мария.

Через несколько дней Мария успела раздать все свое имущество, отпустить на волю

рабов и прислугу, а когда это было сделано, ранним утром она уехала с Орсеном в

пустыню.

Они ехали долго среди раскаленных песков и скал, сворачивали то в одно, то в другое

ущелье, поднимались и опускались по каменным осыпям и, наконец, очутились у входа в

громадную пещеру. Орсен сказал, что это вход в древний Лабиринт. Здесь их встретили

люди в жреческом одеянии, но совсем не похожие на маленьких и смуглых жителей

страны Кеми. Они отвели Марию в предназначенную для нее небольшую комнатку, и там

на стене она увидела изображение Учителя.

Много дней провела Мария в этом Лабиринте, разговаривая со жрецами, присутствуя

при странных богослужениях, где жертва приносилась ароматическими веществами и

цветами. Жрецы разъяснили ей многое из того, что казалось непонятным в рукописи

132

Фомы, рассказали об Учителе, о том, что жизнь его продолжается в новых воплощениях

на других мирах, и Мария еще больше утвердилась в мысли о необходимости ей увидеть

Его. Но когда она стала спрашивать, что для этого надо сделать, жрецы отвечали, что для

этого надо принести самую великую жертву, которую она только сможет. Никто не

способен подсказать ей, какую жертву она должна принести, поскольку определить это

может только сама Мария, и от ее выбора будет зависеть успех или неуспех ее дела.

Долго размышляла Мария над словами жрецов, много прошло дней, и, наконец, она

сказала: “Я хочу умереть за учение Христа, но с тем, чтобы и после смерти продолжать

жить жизнью простого человека. И эта новая жизнь мне нужна только для того, чтобы

проповедовать Его учение и страдать за Него, как Он пострадал за нас. Вы рассказывали

мне о прекрасной жизни в мирах высоких, о восхождении к престолу Великого, но я

добровольно отказываюсь от этого жребия, чтобы помогать подняться тем, кого еще не

коснулся свет, от Него исходящий, который я несу в себе. И пусть будет так!”

Подумав, жрецы Лабиринта признали, что жертва, которую готова принести Мария из

Магдалы, действительно велика, и благословили ее на подвиг учить человечество в мирах

и веках.

Простившись с жрецами, Мария вернулась в Египет, а оттуда отправилась в Рим, где

начала учить заветам Распятого и организовала первую христианскую общину. Будучи

смиренной и готовясь к подвигу, она приняла на себя обязанность при собраниях

верующих в катакомбах раздавать приходящим светильники у входа.

Однажды, когда была объявлена облава на христиан, Марию схватили римские

солдаты, пришедшие в катакомбы со шпионами. Мария знала, что всех христиан бросают

на растерзание зверям в цирке, и с радостью ждала своей участи. Поэтому, когда от нее

потребовали, чтобы она показала, где на этот раз собираются последователи Распятого,

она с готовностью повела солдат по подземным галереям. Долго, очень долго вела их она

и, в конце концов, вывела далеко за город, к Аппиевой дороге. Так христиане были

спасены, а Марию, после пыток, на следующий же день звери растерзали на большой

арене Колизея.

Испустила Мария последний стон и тотчас же очнулась на улице какого-то большого

города. Она была хорошо одета, ей было столько же лет, как и в момент смерти, она

помнила все, что с ней произошло, но в этом городе она никого не знала.

Заметив ее, оглядывающуюся и смущенную, к ней подошел один из прохожих и

спросил:

– Ты, вероятно, чужеземка и у тебя нет знакомых?

– Да, господин, – ответила она. – Я впервые попала в этот город и не знаю, куда мне

идти.

– Пойдем, – сказал тот, – я отведу тебя в дом для чужеземцев, где ты сможешь

остановиться.

– Но у меня нет денег, и мне нечем заплатить за приют, – возразила Мария.

– Не беспокойся, – ответил тот, – у нас давно уже все общее, и никто не берет никакую

плату. А если у тебя есть что-то лишнее, ты отдашь в общую кассу…

Действительно, Марию очень приветливо встретили в странноприимном доме, отвели в

отдельную комнату, дали ей все необходимое из одежды, предложили самой выбрать, как

ей питаться – за общим столом или отдельно, и ни о какой плате разговора не было.

Присмотревшись к жизни этой страны, она увидела, что никто из живущих не имел

ничего такого, что бы он почитал только своей собственностью. У каждого было то, что

ему было нужно, так что никаких нуждающихся там не было. Не было у них ни богатых,

ни бедных, а все были равны, каждый делал, что хотел, трудился по мере общей, а не

личной необходимости, и все они жили красивой и гармоничной жизнью.

Но было другое, что поразило Марию: никто из жителей этой страны не подозревал,

что после смерти жизнь продолжается в мирах других. Они были уверены, что со смертью

кончается все, а потому боялись смерти и старались отсрочить ее час, хотя среди них

133

были и такие, которым, как видно, было все равно – продолжать жить или уйти из этой

жизни навсегда. Все они гордились той справедливостью, которая царила в их обществе

по отношению к его членам, но они не могли понять идеи милосердия и всепрощения, а

когда Мария заговаривала о любви к ближнему, они ее просто не понимали.

И тогда Мария из Магдалы поняла, почему после своей смерти на Земле она попала в

этот мир.

Мария нашла учениц, которым она рассказывала о земной жизни Христа, о той жертве,

которую Он принес, и о том учении любви, которое Он проповедовал, и вместе с ними

стала обходить страну и везде говорить о любви и правде и о жизни вечной. Некоторые

слушали ее внимательно, другие даже стали ее последователями, но большинство людей

считали ее безумной. А поскольку высшим принципом жизни этих людей была

справедливость, они поместили Марию в больницу для умалишенных и стали ее лечить.

Но никакое лечение не могло отвратить ее от учения Распятого.

Прилетали к ней в обитель скорби духи Фантазии, приносили ей вести из миров иных,

о том, что жив Учитель и продолжает свое учение на далеких мирах. Мария слушала их

шепот и непрестанно молила ангела Смерти прийти за ней, потому что здесь она уже не

могла продолжать свой подвиг. А прилетавшей к ней ангел Смерти говорил ей, что еще не

настало время, что она должна жить, чтобы ее ученики могли распространять и укреплять

на новой земле учение Христа, предтечей которого она здесь стала. И что пусть не

беспокоится Мария, что она мало успела сделать – проповедь ее была только легким

порывом ветерка, предвещающим приближение могучего вихря веры…

Но наступил день, и умерла Мария, благословляя этот мир, которого коснулось учение

Распятого.

Умерла – и тотчас же оказалась на море в утлой лодке, которую несло к берегу. Здесь

встретили ее суровые, грубые люди, похоже, не знавшие улыбки. Они были

гостеприимны, ни о чем не спросили прибывшую, но Мария видела, что суров был климат

этого мира и трудна жизнь, в которой они добывали для себя пропитание. Обитатели

этого мира жили большими семьями-общинами по много десятков человек под одной

крышей, и хотя у каждого было что-то свое, но они сообща пользовались предметами,

сообща работали и выходили в море. У них не было деления на богатых и бедных, не

было начальников, почти не было ссор, но в то же время они не считали нужным

заботиться о стариках, и когда переходили на новое место, оставляли старикам и больным

только немного пищи, говоря, что те все равно умрут и пользы от них никакой.

Мария стала рассказывать им о загробной жизни, о том, что со смертью жизнь не

кончается, и выяснилось, что это им известно. Что же касается стариков и больных, то они

спрашивали Марию, будут ли они на том свете голодать, если на этом не оставят пищи

старикам-бездельникам, и бывали очень довольны, когда Мария, не желая кривить душой,

говорила, что и этот грех им простится, как совершенный по неведению.

Спрашивали они ее и о том, надо ли, например, говорить матери, что ее сын утонул в

море, или надо сказать, что он уехал далеко и не вернулся? И опять Мария говорила, что

не надо никогда лгать, но когда осиротевшей матери говорили правду, та мучилась и не

находила себе покоя.

О многом говорила Мария так, как она запомнила слова Учителя о том, что прежде

всего надо идти путем правды и что нельзя ни к кому применять насилия, даже если от

этого может погибнуть жизнь невинного человека.

Ни разу не солгала Мария, ни разу не посоветовала сделать что-либо, нарушающее

заповеди любви и всепрощения, и долго, очень долго не прилетал к Марии ангел Смерти.

И видела она, что ее добрые слова и советы часто влекли за собой не добро, а зло, и это ее

мучило, потому что она не понимала, как это может происходить.

А когда, наконец, появился ангел Смерти, ни слова одобрения не услышала от него

Мария. И она умерла.

134

Умерла – и в очередной раз воскресла на площади города, переполненной восставшим

народом. Первая победа была одержана, и теперь все горячо обсуждали, надо ли

продолжать борьбу, чтобы расправиться со своими эксплуататорами и притеснителями.

Мария же возвысила свой голос и стала проповедовать любовь ко всем, стала уговаривать

смириться и претерпеть, уверяя, что за это в другой, последующей жизни каждый получит

воздаяние, что нехорошо убивать человека, каким бы он ни был…

Но ее никто не стал слушать, восстание разрасталось, пролилось много крови, но

вместе с тем восстановилась и справедливость. Жители страны поделили между собой

поровну землю, постановили делить поровну все продукты, сообща работать, и скоро во

всей стране установился справедливый строй. А тем богачам, которые остались в живых,

предложили на выбор: или отдать свои богатства и стать такими же, как все, или получать

скудный паек, только чтобы не умереть от голодной смерти, если они не хотят сами

работать. Больше того, их подвергли остракизму, и никто не хотел общаться с ними,

только Мария и ее последователи нарушали этот запрет, передавая бывшим

эксплуататорам продукты и поддерживая их надеждами.

И снова, когда настало время, ничего не сказал Марии прилетевший за ней ангел

Смерти…

Так много, много раз переходила Мария из Магдалы из одного мира в другой, везде

рассказывая об Учителе, Его земной жизни и Его учении, держась заветов правды и любви

к людям. Наконец, после одной из смертей она попала в мир, который смутно напомнил

ей ту землю, на которой она впервые встретила Учителя.

Не прошла она по дороге и сотни шагов, как увидела впереди идущую ей навстречу

группу людей, в которых она узнала своего Учителя с учениками. Протянула к Нему

Мария руки, упала на колени и заплакала от радости, что привелось ей снова увидеть того,

чье слово она несла в веках и мирах, и от боли, что не знает, как высказать все, что

накопилось у нее за это время.

И спросила только:

– Господи, много жизней прошла я, но чувствую, что не так учила, как учил нас Ты! Что

же мне сделать для того, чтобы стать подлинно Твоей ученицей?

А Учитель ответил ей, ласково поднимая ее с колен:

– Главное – люби. Люби каждого, но не бойся согрешить, когда этого требует от тебя

любовь…

И тогда прозрела Мария из Магдалы. И когда началась ее новая жизнь, она не

побоялась солгать матери, что сын ее жив и, может быть, вернется еще к ней, заронив

надежду в материнское сердце; она спасала людей, когда это было нужно, не думая, что

отягощает себя грехами, потому что радостно было ей видеть возвращавшихся к жизни

людей. И когда это понадобилось, она не побоялась поднять людей на восстание против

извергов, потому что любовь должна быть не только щитом для невинных и слабых, но и

мечом против злодеев…

А потом наступили предугаданные сроки, и ангел Смерти, приветствующий подвиг

Марии из Магдалы, поднял ее в высший космос.

7. Агасфер

Он шел быстро, куда обращался его взор, не отличая дня от ночи, часто сворачивая в

стороны и не замечая этого. Когда усталость становилась чрезмерной, он падал на месте и

засыпал, а проснувшись вскакивал и снова шел и шел, отгоняя от себя назойливые мысли.

Он избегал встреч с людьми, боясь, что завязавшийся разговор коснется недавних

событий… Наконец перед ним блеснуло море, и он пошел по его берегу, а вскоре перед

ним раскинулся большой приморский город.

Голод и жажда томили его, и, войдя в городские ворота, он напился у первого же

фонтана. Затем он зашел в лавку, чтобы купить хлеба. Какой-то покупатель рассказывал

135

лавочнику о событиях в Иерусалиме, в том числе и о том, как некий Агасфер на крестном

пути Христа на казнь оттолкнул его от стены своего дома, когда тот прислонился, чтобы

перевести дыхание. И возмутился слышавший жестокосердию Агасфера, но в тот же миг

вспомнил, что он и есть этот Агасфер, который не дал отдохнуть несчастному и прогнал

его от дома своего. И ужас снова охватил Агасфера: он бросился из лавки, чтобы не

слышать рассказа говорившего, повторявшего его имя.

Ноги принесли его в гавань, где оканчивалась оснастка корабля, готового отправиться в

путь. Агасфер нанялся рабочим, и все эти дни, куда бы он ни пришел, слышал рассказ о

себе и своей жестокости. Когда корабль был нагружен, он нанялся на него плотником,

потому что хотел как можно скорее и дальше уйти от Иудеи.

Но если он мог убежать от иудеев, он не мог убежать от рассказа о своей жестокости.

Об этом говорили матросы во время перехода в Афины, и едва только корабль причалил,

как Агасфер потребовал расчет и сошел на берег. Здесь он сразу попал в толпу горожан,

обсуждавших казнь пророка в Иерусалиме и жестокость еврея Агасфера. Каждый новый

рассказчик приводил новые подробности, и каждый новый рассказ все больнее и больнее

язвил сердце Агасфера, заставляя его метаться по городу, а затем бежать из Афин дальше.

Но на первом же привале в придорожной таверне, спросив лепешку и кружку вина, он

услышал за соседним столом свою историю…

Агасфер шел все дальше к северу. Менялась природа, менялись люди, менялись языки,

но куда бы он ни попадал, на всех языках, которые ему дано было теперь понимать, он

слышал рассказ о жестокости Агасфера, о его запрете перевести дыхание обессиленному

Иисусу.

Наконец он дошел до страны, в которой, казалось бы, никто не должен был знать и

интересоваться делами в Иерусалиме. Здесь жили варвары, не имевшие еще понятия об

истинном Боге, поклонявшиеся деревьям и рекам, и язык их был непонятен страннику. И

Агасфер поселился среди них. Но едва только он начал связывать смысл слов чужого

языка, едва только начал понимать говоривших, как услышал, что и здесь на все лады

обсуждают жестокость еврея Агасфера, отринувшего от порога своего дома праведника и

мученика.

И ему снова пришлось бежать неведомо куда, потому что Агасфер не мог больше

слышать свое имя, то имя, которое он таил ото всех: каждый раз, приходя в другую страну

или город, он должен был называться новым именем, чтобы не поняли, что он – тот, о ком

так много говорят… Но не было ему покоя, потому что ни один чужой язык не оставался

ему непонятен, и на всех языках встреченные им люди говорили только о жестокости

Агасфера.

Он достиг глубочайшей старости, переходя из страны в страну, из города в город, но

напрасно призывал смерть. Много раз Агасфер пытался покончить с собой, но что бы ни

делал, это не приносило успеха. Веревки и ремни обрывались, узлы развязывались,

ломались стальные лезвия, раны мгновенно заживали, а яд не оказывал своего

смертельного действия. Его вынимали из петель, вытаскивали против воли из воды,

морские волны выбрасывали его невредимым на берег, и само пламя отступало перед ним,

когда он бросался в горящие здания…

Долго, очень долго длилась эта нескончаемая мука. Прошли века, прежде чем мольбы

его были услышаны и ангел Смерти появился у изголовья Агасфера, приветствовавшего

его с несказанной радостью.

Кончилась земная жизнь Агасфера, но едва совершился его переход в новый мир, как

тут же окружили его обитатели, прося рассказать о последних часах Иисуса и о том,

почему же Агасфер не позволил ему отдохнуть на пороге своего дома? И снова ужаснулся

Агасфер, давно познавший бессмысленную жестокость своего поступка.

Он рассказал все как было, и все, что он потом пережил и передумал, и обратился к

одному из существ этого мира, готовившемуся отправиться в другой мир, более высокий,

136

с просьбой: передать из мира в мир – до самого Иисуса Светлейшего! – чтобы позволено

было Агасферу забвение греха, свершившегося по невежеству и жестокосердию.

Из уст в уста, из мира в мир передавалась просьба Агасфера, пока не дошла до

Великого, и Он послал своего вестника сказать раскаявшемуся, что давно было бы снято с

него заклятие, если бы он догадался попросить об этом или же сделал что-либо, что

искупило его поступок.

И Агасфер забыл о том, о чем так страстно желал забыть. А когда изредка слышал о

случившемся, то никак не связывал услышанное с собой…

Протекло время, и еще выше поднялся Агасфер, в более высокий космос. Там снова

услышал он рассказ об Агасфере и пояснение, что и до сих пор шел бы гонимый

воспоминаниями, если бы не догадался обратиться с просьбой к Тому, чье милосердие

воистину безгранично. И в то же время услышал он, что не пришла бы Агасферу эта

мысль на ум, если бы на земле не бросался он в огонь и в воду – не только ища своей

смерти, но и спасая жизнь других. Ибо одного желания мало, надо делом утверждать

добро.

Странная жизнь была в том космосе, куда поднялся Агасфер. Не было отдыха у его

обитателей, не требовался им сон и покой, и отдыхом для них была перемена

деятельности. Назывались они равты, а когда наступал для кого-либо из них момент

смерти, то они просто засыпали, зная, что пробудятся в другом, еще более прекрасном

космосе, или в том, в котором они прежде жили, если готовы пойти на подвиг и

спуститься для помощи идущим в верха…

Наступило время, когда заснул Агасфер после долгой жизни в этом космосе. Он знал,

что ждет его переход в иной космос, что должен выбрать он свой путь дальнейший,

поэтому не было это для него смертью, а как бы сном, в котором являлись перед ним духи

космосов высших.

Первым склонился над его изголовьем дух Любви и, положив свою руку на затихающее

сердце Агасфера, сказал ему: “Люби. Что бы с тобой ни случилось, как бы тебе ни было

плохо – люби подобных себе и с тобою не схожих, более высоких и более низких, чем ты

сам. Только в такой всеохватывающей любви найдешь ты и собственное счастье, и -

спасение. В том космосе, в котором ты живешь, выше всего – любовь. Ты должен ей

служить, пока в других космосах ты не узнаешь, что есть выше любви и чему там служить

следует.”

На смену духу Любви пришел дух Мудрости. Положив руку на лоб Агасфера, сказал он

ему: “Все исследуй. Все – пойми. А потому – прости все злое и возрадуйся всему доброму.

Сколько есть в тебе сил, препятствуй злу, помогай добру и спокойно гляди в будущее

нездешнее. Сам проверяй, насколько хороши семена, которые бросаешь на ниву космосов.

Делай лучшее из того, что от тебя зависит, и, какие бы сомнения ни посещали тебя, – не

смущайся, постигай все, что можешь постичь, и в то же время помни, что далеко не все

может быть постигнуто тобой. Как инфузория не может постичь существования людей,

хотя они существуют, так и для человека остается непостижимым многое, что выше его. И

поскольку существует бесконечность, постольку и каждая мечта твоя не может быть

вполне достигнута…”

Дух Воли сменил духа Мудрости и, положив руку на глаза Агасфера, сказал ему:

“Прекрасными должны быть не только цели твои, но и пути, которыми ты будешь их

достигать. Что бы ни случилось с тобой, иди всегда только путем добра. Помни, что добро

– всегда Свет, и делай все, чтобы помешать погасить его!”

Появился у ложа Агасфера дух Света и промолвил: “Трудна жизнь в мирах не высоких,

но только через нее лежит путь к высотам несказанным. И чем большему числу

сущностей облегчишь ты подъем, тем легче он будет для тебя самого. Освещай им и

указывай дорогу! И не смущайся, если иной раз окажется, что ты им не тот путь указал. В

веках и мирах другие исправят твои ошибки и изживут их, помогая тебе своим светом, как

ты помогал другим.”

137

Услышал Агасфер голос духа Познания: “Везде, где есть зло, липнет оно к добру.

Поддержи падающего, увлекаемого злом во тьму, даже если знаешь, что потом он все

равно творить зло будет, потому что в самом злом человеке искорка добра таится. Долг

твой – постараться раздуть эту искорку в очищающее пламя. Смертью зло не

уничтожается, оно только переносится на других, только умножает само себя…”

И новый дух склонился над Агасфером, проговорив: “Пусть никогда не исходят от тебя

волны ненависти и страха, чтобы притекали к тебе другие души и солидарность стала

основным началом твоей жизни… Поставь себе цель высокую, пусть даже только счастье

близких твоих, и ни на минуту не забывай о ней…”

И увидел Агасфер, как отряды небесной конницы мчатся с высот в низы, где идет бой с

темными силами и где тамплиеры отражают натиск темных, пытающихся проникнуть к

сияющим Звездам Знания. И всадники зовут с собой Агасфера.

Тогда проснулся Агасфер в новом космосе. Оказался он на планете, которую еще не

посетил Христос, и где правил дракон – Зверь Бездны, вышедший из озера огненного.

Понял Агасфер, что должен он бороться со Зверем из Бездны, чтобы освободить людей

того мира, и начал учить их добру.

Через все прошел Агасфер – через предательство, заключение в темницу, пытки слуг

Дракона, но уже кончалось царство Зверя Бездны. Был он свергнут небесным воинством,

и, когда влекли его в цепях, чтобы низвергнуть в Бездну снова, пожалел его Агасфер. Он

отер пот с его лба, напоил, несмотря на проклятия и угрозы Дракона, потому что знал, что

рано или поздно и в Драконе разгорится скрытая в нем божественная искра, которая

обратит его к добру, как когда-то обратила Агасфера…

8. Аппий Клавдий

Проповедь Эона не была понята даже ближайшими Его учениками. Зло, залившее мир

своими волнами, не было побеждено, и тогда Христос решился пострадать как человек и

умереть за Свое учение, чтобы кровью Своей запечатлеть его в сердцах людей.

Христос был осужден на смерть за то, что учил добру. Его тело распяли на кресте, а

римские власти, ожидавшие восстания иудеев, попытались спровоцировать его, прибив к

кресту надпись “ИНЦИ”<1>. Они думали, что юноши Иерусалима, прочтя эту обидную

для них надпись, бросятся спасать Распятого, и римляне поставили недалеко от креста

когорту, которой командовал Аппий Клавдий. А на окраинах Иерусалима были

сосредоточены другие войска.

Когда Христос был распят, темные тучи покрыли небо, и Аппий Клавдий увидел, как

оно разверзлось, как сонмы ангелов с гирляндами роз в руках спустились к кресту и

обвили тело Распятого розами. И понял тогда Аппий Клавдий, что не простой человек был

распят на кресте, а из разговоров евреев узнал, что многие считали Распятого Сыном

Божиим. И ему захотелось иметь что-нибудь на память о Распятом.

Аппий Клавдий поручил стоявшему около него центуриону<2> достать какую-либо

вещь, принадлежавшую Христу. Около креста оставались только женщины: ученики

Христа были оттеснены за цепь воинов. И вот, когда один из воинов пронзил копьем бок

Христа, Иоанн вынул ту чашу, из которой все ученики пили на Тайной вечере, и протянул

ее женщинам с просьбой собрать в нее лившуюся из раны кровь Учителя. Мария из

Магдалы исполнила его просьбу, но когда она передавала чашу Иоанну, один из римских

воинов отнял ее у нее и поставил рядом с собой на землю. В это время подошел центурион

и, увидев, что воины уже поделили между собой одежды Христа, купил эту чашу у

отнявшего и передал ее Аппию Клавдию.

Аппий Клавдий не мог забыть видения на Голгофе. Он решил познакомиться с людьми,

знавшими Христа, и центурион, щедро одаренный им за чашу, разыскал по его просьбе

несколько учеников Христа, из которых он познакомился с Иосифом Аримафейским и с

Никодимом. Они рассказали ему о Христе то, что сочли возможным рассказать римскому

138

офицеру, но не успели сделать его учеником Христа, так как Аппий Клавдий, закончив

срок службы в Иудее, должен был возвратиться в Италию. Корабль, на котором плыл

Аппий Клавдий, нередко попадал в бурю, и он с удивлением видел, что хотя и

наклонялась чаша с кровью Христа, кровь эта из нее не выливалась ни разу.

Аппий Клавдий принадлежал к древнему роду Клавдиев. Этот род, как и все

патрицианские роды, включал в себя не только родственников и свойственников старшего

в роде, но также многочисленных клиентов и рабов. Вернувшись в Рим, Аппий Клавдий

присоединил Чашу к res sacra<3> своего рода. И странное явление стало замечаться

всеми: в этом семействе исчезла разница между патрициями и плебеями, между

свободными и рабами. Все они начали относиться друг к другу как братья и сестры, как

любящие друг друга родственники. Так происходило в той ветви этого рода, которая

хранила Чашу. И если кто-либо из членов рода задумывал сделать что-то хорошее, оно

неизменно ему удавалось. Если было замыслено что-то дурное – ничего не выходило…

Многие члены этой семьи занимали высокие должности, и еще недавно в христианских

катакомбах можно было видеть надпись: “Клавдий, понтифекс-максимус<4> почил во

Христе”.

Шли годы, прошло много, очень много лет, но Аппий Клавдий оставался таким же

молодым и сильным, каким стоял некогда на Голгофе у креста.<5>

Все члены рода Клавдиев стали христианами, а потом образовали полумонашеский

орден Розы и Креста, поскольку их символом стал крест, обвитый розами, а их святыней -

чаша с кровью Христа. Но в XIII веке по Р.Х. хранители Чаши увидели, что в ней стала

иссякать кровь. От христианской религии к тому времени осталась только оболочка,

которую заполнила религия Митры, называемая теперь “христианством”. И чем более

крепло это зло на земле, тем быстрее иссякала кровь в Чаше, а вместе с нею – и благодать

Христова.

Ясно было, что скоро ничего не останется от Грааля. Но Розенкрейцеры, уже давно

ставшие рыцарями, знали, что на земле существует еще более древний и более мощный,

тоже ставший рыцарским Орден. И они обратились за советом к старшинам этого Ордена.

Много раз на совместных собраниях они обсуждали вопрос о том, почему иссякает

кровь в Граале. И в тот день, когда она окончательно иссякла, они образовали из двух

орденов новый, живой Грааль, недостойный, по их мнению, воспринять непосредственно

благодать Христову, но способный и могущий вместить благодать Серафов<6>, которые в

надлежащее время войдут в Орден – в новый Грааль, хранящий жизненную сущность

Христова учения. И тогда преобразятся земля и небо.

И было решено Орденом: чтобы его рыцари были достойными хранителями учения

Христа, сам Орден должен стать Граалем, а содержащаяся в нем живая кровь рыцарей

должна пролиться не только на полях сражений, но и от рук палачей, а их тела должны

быть испепелены огнем, чтобы пострадать так, как пострадал Эон-Христос. Так и

случилось, и лучшие из лучших рыцарей нового Грааля погибли на кострах инквизиции.

Розенкрейцеры вошли в этот древний Орден уже в XV веке, когда ему,

существовавшему втайне от всех, грозила гибель. Они отвлекли от Ордена внимание

гонителей, показав им мираж “философского камня”, поэтому уже в XVII веке, некто

Андреа<7>, не зная о происшедшем слиянии орденов, тщетно пытался разыскать древних

Розенкрейцеров.

9. Исповедь

Теперь я монах, а раньше был священником. Моей обязанностью было исповедовать

рыцарей, шедших под предводительством Пьера де Монтагю на завоевание Гроба

Господня и его защиту от мусульман. Достигнув восьмидесяти пяти лет, я вернулся во

Францию, где жил в монастыре неподалеку от Бордо. Все знали, что я мало сплю, и

поэтому, когда нужен был ночью священник, обычно посылали за мной.

139

Однажды наш привратник прислал ко мне послушника ночью сказать, что в соседнем

замке умирает его владелец Анзо де Фосс, и там ждут меня. Вместе со служкой я

отправился в путь, и вскоре нас ввели в замок, но не в спальню, где я рассчитывал увидеть

умирающего, а в столовую залу, где хозяин приветствовал меня, как видно, в добром

здравии.

Выяснилось, что какие-то видения и предчувствия смутили его душу. Он был уверен,

что скоро умрет, и боялся умереть без отпущения грехов. Отослав окружавших его людей,

он открылся мне, что он – тамплиер, посвящен в тайное тайных Ордена, а потому исповедь

его должна содержаться в тайне только от людей простых, но не от рыцарей, с которыми

он уже давно не имеет связи. Вот почему он просил меня записать все, что я от него

услышу, и по возможности переслать магистру Ордена.

Так я и сделал впоследствии. И вот, что он мне рассказал.

“Я был знаком с тайными науками, знал заклинания, чтобы вызвать духов, и однажды

мне захотелось во что бы то ни стало увидеть темных Арлегов, о которых я слышал в

наших орденских легендах. Я сотворил заклинание, и в тот же миг меня подхватил и

помчал какой-то вихрь. Мне казалось, что на минуту я потерял сознание. Когда же глаза

мои открылись, я увидел себя в окружении безобразных химер и решил, что это толпы

дьяволов, о которых говорит Церковь.

Но эти страшилища быстро разбежались, и я увидел, что ко мне приближаются

существа, похожие на ангелов, как их рисуют иконописцы, только в черных одеяниях и с

громадными черными крыльями за плечами. На их глазах то появлялись, то исчезали

черные повязки, и тогда на меня пристально смотрели их темные грустные глаза.

– Что хочешь ты знать от нас, рыцарь? – спросил меня один из них.

– Но кто вы? – спросил я, растерявшись от вопроса.

– Те, кого вы в своих легендах называете темными Легами.

– Верите ли вы в Бога? Поклоняетесь ли Ему? – спросил я их.

И они ответили мне:

– Мы не верим, а знаем, что Бог есть. Но мы знаем также, что Ему не нужны наши

поклонения, как не нужны они и нам…

Темные Леги замолчали и словно бы ждали других моих вопросов, но я не знал о чем

их спрашивать, и они исчезли. На их месте появились могучие крылатые гении,

облеченные в сверкающие доспехи, и я понял, что передо мною Князья Тьмы. Мрачно

смотрели они на меня, пришлеца, и чтобы хоть как-то разрядить гнетущее молчание, я

спросил их:

– Скажите, враждебны ли вы нам, рыцарям?

– Мы не интересуемся обитателями Земли, – ответили они.

– Исполняете ли вы веления Бога?

– Бог не интересуется нами, – с горечью ответили Князья Тьмы. – Нам не о чем

разговаривать друг с другом.

– Как же так? – вскричал я. – Даже мы, люди, и то обращаемся к Нему с каждодневными

просьбами, и Он сам, или через пророков, отвечает нам, людям!

Рассмеялись Князья Тьмы и громами прокатился их смех: