Текст книги "Мистики, розенкрейцеры, тамплиеры в Советской России"

Автор книги: Андрей Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

которых требуется “оставить мир, воздерживаться от лишнего употребления мяса,

преследовать воров, ростовщиков, клеветников, развратников и разбойников, снискивать

себе пропитание физическим и умственным трудом, не причинять оскорбления ни одному

честному человеку, принимать с любовью всякого, кто выкажет ревность к нашему

учению, повиноваться больше Богу, чем людям. Если будут исполнены эти правила, нет

нужды в таинствах, которые продаются в синагоге Антихриста; а если они будут

нарушены, никакие таинства не доставят спасения. Тут содержится вся сумма нашего

оправдания, и в дополнение к ней не требуется установление каких-либо новых

церемоний, так как все Евангелие и апостольское Учение ограничиваются этим

немногим.”

Определяя в последующих параграфах как должны себя вести посвященные, чтобы не

подавать повода к подозрениям и пересудам со стороны других братьев и мирян, а также

со стороны духовенства, авторы статута рассказывают далее об устройстве орденских

зданий и помещений для тайного капитула, об участии в выборах на орденские должности

и о разрешении “принимать участие в войнах на Востоке и в Испании, но с условием,

чтобы они боролись ради освобождения угнетенных, а не из-за славы”.

Наконец, нельзя обойти вниманием знаменательное указание, что при каждом

орденском доме “следует завести библиотеку, в состав которой, кроме Библии и творений

святых отцов, должны входить произведения Иоанна Эриугены, Ансельма

Кентерберийского, Абеляра, собрание канонов Грациана, Петра Ломбардского и, наконец,

недавно запрещенные синагогой Антихриста сочинения Амалика де Бена и Давида де

Динато”.

Третий устав, озаглавленный Liber Consolamenti (т.е. “Книга утешенных”), извлечен

был из ватиканского кодекса XXXI и в конце имел помету, что “правила эти собраны

магистром Ронцелином, а переписаны Робертом из Самфорда, прокуратором тамплиеров

Англии, 28 июня 1240 года”.

В отличие от предыдущего устава, он содержит в своей преамбуле заявление, что

только одним “утешенным” доступен свет Истины, которого не ведают “ни прелаты, ни

князья, ни ученые, ни сыны Нового Вавилона”. Последние, то есть приверженцы римско-

католической церкви, требуют наибольшей осторожности в сообщении им каких-либо

сведений и в принятии их в число “утешенных”. Наоборот, двери тайного братства

следует открывать невзирая на национальные различия тем, “которые в тулузской

провинции называют себя “добрыми людьми”, в лионской области – “бедными”,

скрывающимся около Вероны и Бергама (т.е. речь идет о катарах и альбигойцах. – А.Н.),

“байолям” Галисии и Этрурии, “боргам” (богумилам. – А.Н.) Болгарии, “друзам” на Кипре

и в горах Ливана, а также сарацинам в Испании”, причем в последнем случае в пример

приводится прием в Орден Саладина по рекомендации Энфрида Турского.

84

Это уникальное известие, которому нет основания не верить, вместе с

предшествующим документом открывает тайные цели Ордена, заключавшие в себе

попытку коренной реформации христианства в духе собственно евангельского учения и

построения на земле того утопического общества, о котором, как оказывается, мечтали не

только бедняки Европы, но и самый образованный и просвещенный цвет ее рыцарства.

Видимо в силу этих причин, требовавших предельной конспирации, “утешенные”

(самоназвание которых возникло, вероятнее всего, из провозвещанного Иисусом

имеющего прийти за ним “Утешителя” – Параклета) составляли еще более узкий,

затрудненный для приема кружок, чем “избранные” предыдущего документа. Возрастной

ценз не допускал приема людей моложе 36 лет и ставил преграду монахам, клирикам,

аббатам, епископам и клерикальным ученым, “потому что они поступают коварно,

скрывая в сердце измену, или, отказавшись от своих заблуждений, ищут Света только для

того, чтобы с большей свободой погрязнуть в пороках”.

Строго и уже безо всяких зазорных испытаний совершался прием в “капитул

утешенных”.

“Каждый избранный, прежде чем он будет допущен в число утешенных, должен

вручить своему учителю письменную, подробную и обстоятельную исповедь во всех

своих грехах и проступках, совершенных им по настоящее время. Полноту и истину своей

исповеди он обязан подтвердить клятвою в присутствии двух свидетелей. Эта исповедь

должны быть положена на хранение в архив капитула…”

Подробное описание обряда с чередованием пения антифона и псалмов, последующих

молитв и принятия клятв свидетельствует о церковном (собственно – антицерковном)

характере “капитула утешенных”, противопоставлявших свою “истинную Церковь” -

“вавилонской блуднице”, Риму, тогда как в уставе “избранных” ощущается гораздо более

подлинной духовности и уважения к интеллекту.

Одно из самых интересных известий ритуала “утешенных” – провозглашение трех

молитв трех пророков, “посланных Богом на утешение”. Первая – молитва Моисеева -

заимствована из книги Чисел, вторая – Иисусова – из евангелия Иоанна, а третья -

Бафометова – раскрывает нам еще одно значение загадочного имени, потому что

представляет собой пересказ начальных стихов Корана, к которым посвящающий

присоединяет следующую фразу: “Один Господь, один алтарь, одна вера, одно крещение,

один Бог и Отец всех, и каждый, кто призовет имя Господа, спасен будет”, на что

присутствующие отзываются “ja allah!”, что означает “слава Божия”.

Здесь мы видим, как гностическое “крещение мудростью”, связываемое первоначально

с личностью Иоанна Крестителя, в результате контактов тамплиеров с эзотерическим

мусульманством на Востоке оказалось переосмысленным именем Магомета. Этот

удивительный пример синкретизма трех великих религий, имеющих одну основу и для

всех трех представлявший в то время безусловную ересь, можно посчитать дерзостной

попыткой всеобъемлющего экуменизма, утверждаемого в следующих выражениях:

“Народ, ходивший во тьме, увидел Великий Свет, который возблистал и для сидящих в

стране и сени смертной. Трое суть, которые возвестили миру о Боге, и эти трое – суть

одно!”

Посвящение неофита на этом не заканчивалось. “В ту же или следующую ночь” ему

предстояло узнать “тайное учение о Боге, о вочеловечении, об Иисусе, о Новом Вавилоне,

о природе вещей и вечной жизни (по-видимому, о карме и реинкарнациях. – А.Н.), о

тайнах, касающихся человека, о великой философии, Абраке и талисманах”.

Предостережение последующих параграфов “не совершать известных алхимических

опытов, простые металлы превращая в золото и серебро” в тех домах, где, кроме

посвященных, проживают и другие братья, а заниматься этим “в отдаленных местах с

соблюдением величайшей тайны, на пользу себе и утешенным”, совершенно определенно

указывает, что это ответвление тайного тамплиерства имело дело не только с широко

распространенными в те времена ересями, но и с алхимическим оккультизмом, от

85

которого открывался прямой путь к практической магии и каббалистике, т.е. к

розенкрейцерству.

Таким образом, “Книга Утешенных” содержит косвенное, однако весьма серьезное

подтверждение розенкрейцерской легенды о связи Христиана Розенкрейца с тамплиерами,

что неоднократно подвергалось сомнению исследователями нового времени, по каким-то

причинам упустившими из своего поля зрения эти примечательные документы.

Как можно убедиться, ни один из параграфов тайных уставов не дает основания

заподозрить “избранных” и “утешенных” тамплиеров, составлявших, возможно с другими

такими же группами, “орден внутри ордена”, в какой-либо склонности к “сатанизму”, на

чем особенно настаивали их обвинители и настаивают клерикальные историки

современности. Более того, их сопоставление неопровержимо доказывает, что в

основании христианского гнозиса, воспринятого тамплиерами уже в первом столетии

крестовых походов, оказалась личность Иоанна Крестителя, а соответствующие реликвии

(мощами, псевдомощами) положили начало той самой его статуарной иконографии

(фигура с головой в руках, голова на блюде), которая перешла каким-то образом от

средневековых тамплиеров в православную иконографию как в живописном, так и в

скульптурном ее исполнении.

Не это ли вызвало обвинение сначала в “идолопоклонстве”, а затем и в “сатанизме”,

когда одна из ветвей тайного тамплиерства, вошедшая, по всей видимости, в более тесные

контакты с эзотерическим мусульманством (суфизм) во время пребывания на Востоке,

контаминировала этот образ с “третьим пророком” – Магометом – имя которого оказалось

столь созвучно в формулой первоначального посвящения.

Теми же гностическими источниками следует объяснить и упоминание в “Статутах

избранных” “Вечного Слова, которое никогда не рождалось, не умирало и не воскресало”,

т.е. Логоса, равно как и отказ видеть в Христе человека, отделяя его от “Иисуса, сына

Марии”, поскольку последователи христианских гностических учений точно так же

видели в Искупителе “воплощенного Эона”, принимая его как духовную сущность, а его

физическое тело полагая только иллюзорной оболочкой.

Как известно, Христос – Эон Любви, у гностиков почитался сыном “Высочайшего

Бога”, поскольку был исходящей от него частью, однако Бога, который не был

непосредственным творцом нашего мира. Последний был создан одним из низших

демиургов, Иалдабаофом, не подозревавшим ни о заложенной в нем самом божественной

искре Света, освобождение которой из косной материи могло произойти только через

освобождение и поднятие человека, ни об иных сферах Божественного Мира, которые

располагаются по ступеням “Золотой лестницы”.

Мне представляется чрезвычайно примечательным тот факт, что большинство

гностических параллелей, которые можно обнаружить в учении тайных тамплиеров XIII

века, мы находим и у тамплиеров (анархо-мистиков) России в XX веке, в первую очередь

у того же А.А.Карелина, в пьесах-диалогах которого действует не только Утешитель-

Параклет, но и “другой Иисус, сын Марии”, ничего общего не имеющий с одноименным

ему Учителем (Христом), “который воспитывался в Египте и был посвящен в таинства его

жрецами”.<9>

Сходство учения анархо-мистиков 20-х годов нашего столетия с тайными обществами

тамплиеров и с “ересями” средневековья, опиравшихся на евангелия и гностические

учения ранних христиан, простирается и на отношение к церкви с ее властной иерархией,

обскурантизмом, алчностью и гонениями на инакомыслие. Даже в кратком изложении

“Статутов избранных” мы находим очень многое, почерпнутое непосредственно из

евангелий. Вместе с тем, в этих документах отчетливо проступает новый этический

момент, чуждый Востоку, который со второй половины XVII века приобретает, кроме

личностного, еще и социальное значение – требование свободы, как “естественного права

человека”, в том числе свободы вероисповедной.

86

Так может быть именно об этих “избранных” писал в своем памфлете Ю.Аникст<10>,

подтвердив, сам того не подозревая, историческую преемственность московских анархо-

мистиков от древних тамплиеров?

В самом деле, обретая знание “добра и зла”, “избранный” вместе с тем получал свободу

выбора и в своих мыслях, и в своих поступках на пути совершенствования, целью

которых является помощь страждущему и борьба за справедливость. Не случайно перед

рыцарями, вставшими на этот путь, открывается свобода изменения первоначальных

статусов, которые оказываются не догмой, а всего только помощью на первых шагах в

поисках истины и подвига духовного… Это действительный путь рыцарства, путь

служения и путь свободы, на котором рано или поздно встает вопрос об акратии,

естественной для человека, научившегося управлять собой и видящего цель своей жизни и

деятельности в служении окружающим его людям.

Наоборот, “Книга утешенных” приоткрывает нам формирование иных ветвей тайного

посвящения – каббалистического розенкрейцерства и, по-видимому, масонства. Стоит

напомнить, что происхождение этого документа связано именно с Англией, где раньше

всего проявилась государственная оппозиция католической Церкви, завершившаяся

английской революцией XVII века, и где впервые объявило о себе масонство. Очень

вероятно, что эта оппозиция в предшествующие века поддерживалась тайными

тамплиерами, которые, несмотря на запретительную буллу Климента V, были оправданы

английским королевским судом и в последующее время проводили свое влияние через

строительные ложи до объявления “правильного масонства”.

Впрочем, вопрос этот требует особого рассмотрения, поскольку, как осторожно

замечали в прошлом веке рецензенты труда Мерцдорфа, в Ватиканском архиве тогда еще

не был обнаружен оригинал документа, с которого в конце XVIII столетия была снята

публикуемая копия.

Примечательно и другое. Как я уже говорил, содержание обоих статусов, “избранных”

и “утешенных”, их безусловная связь с гностическими учениями, позволяет нам

попытаться определить истоки обвинений тамплиеров в “сатанизме”, что, стоит заметить,

в те достаточно варварские времена имело совсем иную окраску, чем теперь.

Древнехристианские гностики полагали, что Эоны уже дважды сходили на Землю,

чтобы освободить мир и человека от власти злого и ограниченного демиурга Иалдабаофа,

тождественного ветхозаветному Яхве, который по незнанию вложил в человека частицу

божественного Света, но запретил ему путь познания, дозволив пользоваться только

ощущениями тела. Первым из них был Эон Мудрости, который в облике Змия освободил

человека от пут незнания и власти Яхве, дав ему возможность двигаться в высшие миры

через познание окружающего (гнозис). Он сошел на Землю, чтобы пробудить в человеке

спящие божественные силы, развитие которых обеспечивает торжество духа над

материей.

У гностиков была своя система отсчета ценностей, которая строилась не на именах (они

не играли роли), а на определении того, что есть добро и что – зло. Яхве-Иалдабаоф был

богом материального мира, богом запретов, ограничений и страданий, богом, создавшим

несправедливость и умножающим ее, как о том повествует Библия. Вместе с тем он

требовал к себе внимания, поклонения, жертв и только так, на сделках между ним и

людьми, мог существовать этот мир. Можно ли было считать его Богом с большой буквы?

Гностики однозначно говорили “нет”, потому что если Яхве-Иалдабаоф и был богом, то

богом не добра, а зла.

Вот почему, по мнению гностиков и в отличие от церковного учения, “ветхозаветный

Змий” был ни “падшим архангелом”, ни “врагом рода человеческого”, ни олицетворением

зла, а всего только посланцем высших сил. К слову сказать, у манихеев и болгарских

богумилов Сатанаил (“Бог-противник”) прямо указывается “братом Христа”, так что ни о

каком “олицетворении зла” и речи быть не может.<11>

87

Вторым на Землю сходил Эон Любви, известный под именем Христа, чей приход был

возвещен Иоанном Крестителем. Крещение людей водой предшествовало и

предуготовляло их к истинному крещению в духе. К обретенному ранее знанию, т.е.

гнозису, они должны были теперь присоединить любовь ко всему сущему в мире, любовь

к самому миру, чтобы осознать свою с ним общность. Конечно, это было совсем не то, что

содержится в каноническом четвероевангелии, активно зовущему к отказу и забвению

этого мира, но кто возьмет на себя смелость утверждать, что более истинно -

“апокрифические евангелия” или те, что освящены авторитетом Церкви?

Вот почему мне представляется, что если “крещение мудростью” у “избранных”

тамплиеров сопровождалось открытием неофиту той истины, что трое – Эон Мудрости

(позднее явившийся в образе Иоанна Крестителя), Эон Любви (Христос) и ожидаемый

Параклет (“Утешитель”) – в своей божественной сути едины, поскольку являются

эманациями одного и того же Логоса, проросшими семенами которого являются и люди, и

духи, одинаково идущие вверх, к Свету, к Высшему Богу, Сущему и Непостижимому,

поскольку несут в себе искры Божественного Света, то у другой ветви тайного

тамплиерства, “утешенных”, они персонифицировались как основатели трех ветвей иудео-

христианства – Моисея, Иисуса и Магомета.

С точки зрения ортодоксальной Церкви все это было ересью, гораздо худшей, чем

идолопоклонство или сатанизм, поскольку утверждало подлинный экуменизм и объявляло

несущественными все конфессиональные различия при тождестве основного постулата -

единого Творца, не могущего иметь ни противника, ни соперника. Учение Церкви (в

противоположность собственно проповеди Христа) строилось на изначальном дуализме

мира, который является ареной борьбы света и мрака, темных и светлых сил, духов добра

и зла, причем постоянно указывало, что “в данный момент” торжествует “враг рода

человеческого”, которому “дана воля” с тем, что по прошествию неопределенно долгих

лет раз и навсегда восторжествует справедливость.

Собственно говоря, Церковь в лице ее иерархов молчаливо соглашалась с тезисом,

согласно которому Земля и человечество отданы во власть зла, почему сама она и ведет

себя “применительно ко злу”, как можно сказать, перефразируя Ф.М.Достоевского.

Церковное учение в известной мере было учением “о несвободе человека”, с которым

по самой сути своей не могло примириться рыцарство, взраставшее в Европе на началах

равенства, взаимного уважения, братства и свободы выбора. Во время крестовых походов

на Востоке европейские рыцари не просто столкнулось с миром новых для него идей и

представлений, а смогли глубоко в этот мир проникнуть – во время долгих перемирий и

тесных контактов со столь же рыцарственным, но во многих случаях гораздо более

просвещенным противником. Естественно, что они не могли пройти мимо тех тайных

учений Востока, которые здесь всегда жили бок о бок друг с другом, заимствуя друг от

друга знания и не обращая внимания на национальные и вероисповедные барьеры.

Сравнивая полученные из такого краткого сопоставительного анализа результаты с тем,

что сейчас нам известно о гностиках, с одной стороны, а с другой – об анархо-мистиках,

особенно по содержанию их легенд, невольно приходишь к заключению не просто о

схожести многих положений и образов, но и об их тождественности. Другими словами,

возникает убежденность, что общие гносеологические корни исторических тамплиеров и

тамплиеров нашего века в России питались одними и теми же источниками.

Я не надеюсь и не стремлюсь доказать, что гностические представления московских

анархо-мистиков были восприняты именно от исторических тамплиеров в

непосредственной устной передаче через столетия, как в это верили многие из членов

“Ордена Света”. На мой взгляд, пути передачи этих сведений были куда менее загадочны

и тривиальны. К 20-м годам большая часть интересующих нас источников была

опубликована, так что наиболее вероятно прямое заимствование тем и сюжетов из книг, в

том числе и из публикаций Мерцдорфа. Человек, желавший воссоздать ритуалы и легенды

тамплиеров, как это мы находим в масонстве XVIII века, легко мог это сделать уже по

88

актам инквизиции, опубликованным в XVII веке, выбрав из них тот материал, который

представлялся ему наиболее интересным и достоверным.

С другой стороны, публикация собственно гностических текстов в XIX и в начале XX

века давала пищу не только таким сочинениям, как “Разоблаченная Изида” и “Тайная

доктрина” Е.П.Блаватской, но и направлению, известному под именем “французского

оккультизма”, прямо связанного с розенкрейцерством у масонов, а через него – и с

тамплиерством, которое оказалось упомянутым на самой вершине масонской иерархии.

Все темы и сюжеты неотамплиерских легенд – космогония и теогония, история Грааля

и копья Лонгина, крестовые походы, встречи в пустынях с друзами, Атлантида и Египет,

средневековье с его шабашем ведьм, монастырями, искушениями рыцарей и монахов, не

сохранившие, практически, ни одной достоверной или “датирующей” детали о событиях,

которая не была бы известна по другим источникам, – все это заставляет думать, что

тамплиерство, привитое на российскую почву А.А.Карелиным, имело не столько

исторический, сколько общекультурный характер.

Такой вывод косвенным образом подтверждает и анализ рыцарской символики,

насколько ее удается восстановить по материалам следственного дела “Ордена Света”.

Единственной деталью, напоминающей об историческом Ордене тамплиеров, оказывается

белый холщевый пояс, символизирующий чистоту сердца, который получали

переходящие на третью ступень посвящения “рыцари”. Знак восьмиконечного красного

креста на белом фоне – основной символ Ордена тамплиеров – насколько я мог выяснить у

живых анархо-мистиков, никогда в их обиходе не фигурировал, подобно тому, как в

обиходе исторических тамплиеров никогда не употреблялись ни восьмиконечная голубая

(“богородичная”) звезда, ни белая и красная розы, попавшие в ритуал московских

тамплиеров, скорее всего, из символики розенкрейцеров.

Конечно, опираясь на “статуты избранных” можно предположить, что “в мирах и

веках”, а точнее – на протяжении протекших столетий, многие параграфы тайных уставов

тамплиеров были пересмотрены и изменены до неузнаваемости. Однако правомерно ли в

таком случае говорить об “Ордене тамплиеров”, поскольку это понятие предполагает не

только определенное содержание, но и столь же определенную форму? К тому же и эти

“статуты” принадлежали не всем тамплиерам, а только “избранным”, которые, образовав

“орден в ордене” с совершенно иной программой, чем первоначальная, с иным уставом,

иными идеалами и целями, представляли совершенно новую духовную организацию,

которая рано или поздно неминуемо должна была принять совершенно иной облик, чем

та, в недрах которой она зародилась.

Еще большее основание говорить о подобной эволюции части Ордена дают документы

“утешенных”, чья организация развивалась хоть и в сходном, но все же ином направлении,

чем братство “избранных”.

Безусловно одно: и те, и другие могли стать основой для развития будущих масонских

организаций с их лозунгами “братства, равенства, справедливости и свободы”, однако

стали ли они ими? Другими словами, осуществился ли в веках реальный перенос из рук в

руки через столетия древнего знания в европейских странах, или всякий раз при

возникновении оппозиции господствующей церкви и власти происходило спонтанное

открытие древних истин? Пока я более склонен принять второе утверждение, хотя

окончательно можно решить этот вопрос только сравнив московских тамплиеров с другой

организацией, о которой упомянул Ю.Аникст в своем памфлете против А.А.Солоновича, -

с масонством.

С тем самым масонством, о котором почему-то ни разу не поинтересовались

следователи ОГПУ, хотя именно масонство в двух своих главнейших системах -

“Строгого шотландского послушания” и “Шведского строгого послушания” – утверждает

свою преемственность от тамплиеров, скрывшихся от преследований папистов в

Шотландии среди “вольных каменщиков”, которым они передали свои знания и свое

учение.

89

2

Вопрос о связях масонства с предшествующими ему во времени тайными

организациями поднимался постоянно на протяжении всего его существования. И следует

признать, что в этом плане открытие “Книги утешенных” 1240 г., о которой шла речь

выше, и связанного с нею описания тайных знаков и символов, содержащегося в том же

кодексе, является серьезным аргументом в пользу признания собственно масонской

традиции. Прямое указание на преимущественное право приема тайным капитулом

тамплиеров представителей гонимых ересей (альбигойцев, богомилов, катаров и пр.)

вскоре после их окончательного разгрома на юге Франции в 1229 г., и тот факт, что этот

статут был переписан именно в Англии, а не на континенте, делает версию о

происхождении масонства от преемников тамплиеров в высшей степени вероятной.

Споры идут о том, каким образом передавалась эта традиция и существовали ли “братья

каменщики” в качестве самостоятельной орденской организации в Англии и Шотландии

XIV века, поскольку официальное зарождение масонства в его нынешнем виде обычно

относят к концу XVII века.<12>

Однако насколько корректно поставлены эти вопросы? Исследование М.Морамарко

“Масонство в прошлом и настоящем”, ставшее недавно доступным для русского

читателя<13>, утверждает непрерывность существования “строительных братств” (то есть

непрерывность передачи строительных секретов и ритуалов) на протяжении всей истории

Европы. Другими словами, оставив в стороне вопрос о компетентности автора и

идентичности перевода исходному тексту, возможно перевести вопрос в другую

плоскость, попытавшись выяснить не то, в какой форме продолжала жить традиция, а кто

был заинтересован в ее поддержании.

С этой стороны, как мне представляется, не было недостатка в приверженцах

восточной и древнехристианской мистики, связанной с ересями, алхимией, каббалой,

астрологией и настойчивыми попытками проникнуть в мир духов и стихийных сил, чтобы

подчинить его себе. Об этом свидетельствует как развитие опытной и теоретической

науки на протяжении XIV-XVII веков, так и многочисленные инквизиционные процессы

этого периода, с помощью которых Церковь продолжала бороться с пытливостью ума

последователей тайных тамплиеров.<14>

Но, кроме общих рассуждений, в пользу такого предположения есть и прямые

свидетельства, заставляющие подозревать московских анархо-мистиков XX века в

преемственной связи с масонством, как его изображает М.Морамарко.

Начать следует с того, что в масонстве уже первый шаг на пути посвящения в первую

ступень “ученика” определяется его “стремлением к Свету”. Символикой Божественного

Света проникнуто все масонство, поэтому наши “рыцари Света” уже на основе одного

этого факта могут быть восприняты в качестве одного из ответвлений всемирного

братства, чьи идеи выражались в тех же требованиях “свободы, братства,

справедливости”. Столь же показателен и пиетет, проявляемый обеими сторонами к

Евангелию от Иоанна, наиболее мистическому из четырех, к Апокалипсису и к памяти

Иоанна Крестителя, день которого для всех масонов является главным праздником,

отмечаемым торжественными собраниями и процессиями в тех странах, где масонство

легализовано и уважаемо.

Кроме того, в Древнем Шотландском обряде, разделенном на 33 степени или “градуса”,

17-й градус – Рыцарь Востока и Запада – отмечен “почетным знаком восьмиугольника”,

заставляющим сразу же вспомнить “голубую восьмиконечную звезду”, которая, по

показаниям некоторых арестованных, фигурировала при посвящении “рыцарей” Ордена

Света. На лицевой стороне этого восьмиугольника изображен был Агнец с Книгой Семи

Печатей, которая ассоциируется, с одной стороны, с Апокалипсисом, а с другой – с

90

“печатями мистического молчания”, фигурирующими в орденских легендах анархо-

мистиков.

Как пишет (довольно кратко) об этой ступени посвящения Морамарко, главным в

раскрытии ее содержания является призыв к возможно большему синкретизму,

соединению духовных учений Востока с рыцарскими идеалами Запада, т.е. то самое, что

мы обнаружили как у тайных тамплиеров средневековья (см. “Книгу утешенных”), так и у

анархо-мистиков XX века. С этой степенью связано и мистическое значение числа “7”,

проходящего лейтмотивом в Апокалипсисе, а у московских тамплиеров отраженное

“семью степенями посвящения” по свидетельству некоторых арестованных.

Столь же любопытен для сравнения оказывается и 18-й градус масонства, вводящий

посвященного в степень “Князя Розенкрейцера”. Согласно масонской легенде, после

разрушения своего орденского Храма рыцари Востока и Запада (т.е. тамплиеры 17-го

градуса) скитались в горах и лесах, скрываясь от гонений, пока их не приняли в свои ряды

розенкрейцеры. Истолковать это можно как сообщение о синтезе гностицизма раннего

христианства с миропостижением посредством оккультных знаний и опытных

исследований, над которым возвышается фигура исторического Христа и его

гностического двойника Христа-Эона (Логоса). Вместе с тем, как сообщает Морамарко,

“обязанностью масона, посвященного в степень розенкрейцера, по крайней мере в

итальянской традиции, было вести работу в больницах, общественных и частных

организациях, занимающихся благотворительностью, во всех учреждениях, как сказано в

уставе, созданных для того, чтобы облегчить страдания человека”<15>, – то есть

деятельность эта оказывается никак не связанной с мистическим содержанием самой

степени.

Как совместить и объяснить такое противоречие, М.Морамарко не говорит, и здесь мы

остаемся в неведении, что же на самом деле превалирует: вытесненное из жизни

воспоминание о действительно происшедшем некогда слиянии ветвей тайного

тамплиерства и взраставшего под его непосредственным влиянием розенкрейцерства,

сыгравшего значительную роль в последующие века до выступления на историческую

сцену масонства, или же собственно благотворительная деятельность, воспринятая

масонством в качестве закономерного претворения в жизнь их собственных идей и как

продолжение деятельности собственно рыцарско-монашеских орденов средневековья с их

госпиталями, больницами, приютами и т.п.

Между тем, все это мы находим и у московских тамплиеров с их разнообразными

благотворительными лекциями, вечерами, концертами, с “Черным Крестом”, формально

обслуживающим анархистов, а еще больше – в анонимной деятельности “Братства

Милосердия”, поставившего своей задачей такую же заботу о больных и нуждающихся, -

пусть не в столь широкой форме, как это могли делать (и делают сейчас) на Западе

тамплиеры и масоны, однако с использованием всех средств, доступных в условиях

советской России.

Рассматривая “градусы” “Древнего шотландского обряда” в их символическом

значении и содержании, нельзя не заметить, что 17-й и 18-й “градусы” больше

соответствуют “Книге утешенных”, нежели “Статуту избранных”, что, по-видимому, и

предопределило вхождение той ветви тайных тамплиеров в Орден розенкрейцеров, а

затем и формированию на этой почве масонства в Англии и Шотландии. Наоборот, для

тайных тамплиеров, следующих “Статуту избранных”, в Шотландском обряде

предусмотрена гораздо более высокая, завершающая “градусы” масонский лестницы 30-я

степень “Рыцаря Кадоша”, т.е. “Святого Рыцаря”, которого можно истолковать также как

“Рыцаря Света”. Следующие за ней три степени в масонстве имеют чисто

административное значение и не знаменуют никакого духовного восхождения или

совершенствования Мастера.

И здесь мы опять сталкиваемся с любопытными параллелями.

91

Символика ритуала возведения Мастера в “градус” Рыцаря Кадоша прямо связана с

воспоминаниями о гибели Ордена тамплиеров и смерти на костре великого магистра

Ордена Жака де Моле, который, воплощаясь в новом Рыцаре Кадоше, возвращается в мир,

чтобы восстановить попранную справедливость. Наиболее существенно при этом, что под

восстановлением справедливости подразумевается не совершение нового зла, а

преодоление зла в окружающей жизни, воспрепятствование его распространению и