Текст книги "Мнимые люди"

Автор книги: Андрей Белоусов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 39 страниц)

Первым, ну может и не первым, но во всяком случае первым возвестившим, что разгадал задачку, был капитан Лактионов:

– Это же милицейские броне-щиты. – Остолбенел капитан. – Где они их только раздобыли?

– А вон у тех похоже вообще какие-то двери, – показал адъютант.

– Не просто двери, – поправил его Лактионов, перемещая взгляд. – Это стальные двери пятой степени защиты. Их и из автомата хрен пробьешь, – прокомментировал он, и тут же с сомнением добавил. – Во всяком случае издалека.

– Но зачем им это? – не понимающе спросил лейтенант.

– Я и сам бы не прочь это узнать, – отрешённо ответил Лактионов, продолжая наблюдать за дёйствиями «мимов».

И вскоре, наблюдения принесли свои плоды. Небольшое обстоятельство, а именно, как один из «мимом», напоровшись на проволочное заграждение, под своей защитой даже и не заметил его, а спокойно проследовал дальше, наматывая всё больше и больше кусков проволоки на свой броне щит. Капитана словно обухом огрело по башке:

– Чёрт, черт, черт, – схватившись за лицо зачертыхался он. – Так вот что вы задумали, гады. – И взяв в руки рацию, разразился гневной тирадой, призывая нерадивых подчинённых к противодействию, нависшей над ними, угрозе.

– Чёрт бы вас всех подрал! Мать вашу, чего спите сонные тетери?! Сбейте этих «мимов»! Сейчас же! Любой ценой сбейте мне этих мутантов! Они же нам сейчас все противопехотные заграждения сметут!

Не смея ослушаться, солдаты перенесли основной огонь на жиденькую цепь, выполняющую роль тарана. И снова защелкали скорострельные гранатомёты, метко кладя снаряды под ноги противнику. Стойко сдерживая град пуль своими бронещитами «мимы» не могли соперничать с ударной силой разрывных снарядов. Попадая под взрыв гранаты, они взлетали, словно пушинки, выделывали в воздухе сальто и разнообразные кульбиты, а затем шлёпались на землю и, затихали не в силах более сражаться…

С таким подходом, «мимы» рисковали вскорости потерять всю свою инициативу, и их цепь-таран постепенно стал редеть, теряя звенья. И солдатам, скорее всего и удалось бы выполнить приказ своего капитана до завершающего логичного конца, если бы не десяток пулемётов, разом ударивших с возвышений.

Ответная реакция капитана Лактионова была молниеносной:

– Сбейте эти чёртовы пулемёты! – последовала его команда, и за спинами людей раздались резкие хлопки – отряд прикрытия приступил к зачистке местности. Но действенного результата, старания снайперов не принесли. Взамен одного стрелка, появлялись десятки других желающих подержаться за гашетку пулемёта и пошмалять по ненавистным людям. Стреляли особо не прицеливаясь и не экономя патронов. Предпочитая пристрелочной, веерную атаку, «мимы» добивались того, чтобы люди лишний раз пригибали головы и не могли вести ответный прицельно-смертоносный огонь.

– Низко кладут, твари! – взбесился Лактионов, прячась от свистящих над головой пуль. – Чтоб их… – безбожно матерясь, и урывками ведя обстрел, особо не целясь в противника, он перекрёстно отдавая команды для поддержки боевого духа бойцов. – Не стойте столбом мать вашу! Поднимайтесь! – криком и пинками поднимал он бойцов, заставляя держать оборону. – Держите оборону, трусливые недоноски! Я что ли за вас всё должен делать, ублюдки! – орал Лактионов, обегая строй в положении приседа.

Завидев очередного нерадивого бойца, он хватал его за шкирку и кричал ему в ухо. – Кому сказал, поднимайся, ублюдок! – вздёргивал бойца с земли и сунув носом в противника заставлял продолжать бить вражину. – Что мать вашу, в штаны наложили, недоноски? – перекрикивая шум битвы, вопрошал капитан. – Попрятались они, будто красно девицы! Вы собьёте мне этот чёртов таран, когда-нибудь?! Ну же, братва не подкачай! – перешёл Лактионов с угроз и оскорблений на братский язык солидарности.

Затем тут же разразился бранной речью:

– «Кукушка», вы чё там, мать вашу, делаете? Когда эти говёные пулемёты заткнутся? – видя как неприцельный обстрел вражеских пулемётчиков, медленно, да собирает свою кровавую жатву. – Вас зачем там посадили?! Не можете из снайперки попасть, ща тогда у меня с гранатами пойдёте их снимать, – пригрозил он отряду прикрытия, возвращаясь на позицию.

А вернувшись на место бросил радисту:

– Соедини меня с «семёркой».

Пока же радист бубнил в рацию, Лактионов нервно осмотрелся. Пули рикошетом свистели над его головой, взрыхляя землю, а он стоял и смотрел, не смея отвести глаз, на приближающуюся тучу народа, что бурлила в каких-то сотне метров впереди. Даже представить себе было страшно, что будет с ними, когда вся эта масса сорвётся с привязи, если от одной только этой мысли уже на голове вставали дыбом волосы. А авангард «мимов» медленно, но верно приближался, неся впереди себя, судьбы солдат, осмелившихся преградить путь новым людям.

Засмотревшись, он пропустил момент, когда из темноты выметнулись смертоносные стрелы, очерчивая свой полёт дымным следом. И к реальности вернули его уже взрывы. Это было как гром среди ясного неба.

– Ох ёб! – вздрогнув всем телом, прокричал он вопрошая. – Суки, откуда у них гранатомёты?! – В ответ вместо слов, капитан получил очередную порцию смертоносных стрел.

«Мимы» стреляли, находясь чуть ниже позиций людей, поэтому первые залпы не принесли существенного урона, но эффект получился впечатляющий. Теперь ненавистные люди знали, что имеют дело с вооружённым противником, а не с толпой отягченной одними палками да камнями. И в подтверждение своих намерений, снова послали порцию гранат.

А после вообще случилось невероятное. Чего так боялся капитан Лактионов, да и не он один, случилось. И хоть он и был внутренне готов к такому развитию событий, произошедшее повергло его в шок.

Поводок спущен, и авангард «мимов» всей своей толпой в одночасье бросился в атаку, подкрепляя наступление боевым кличем:

– А, а, а, а!!! – понеслось тысячеголосое над полем боя, производя шум, подобный лайнерам идущих на посадку. Звуки стрельбы, разрывы гранат и вообще какие-либо звуки, впервые же секунды упорхнули в неизвестном направлении, будто стая мелких птиц. Ошалев от обрушившегося звукового барьера, обороняющиеся даже прекратили стрельбу. А из всех звуков только и слышно:

– А, а, а, а!!! – от жуткого крика тысячи ртов, Лактионов даже не слышал собственного голоса. Хотелось просто зажать уши и выпучив глаза бежать без оглядки. Бежать, бежать и бежать, потому как так кричать могут только те кто идёт в свой последний смертный бой. Но нельзя… Да и смысла нет.

– … Готовсь! – сквозь тысячеголосый крик, расслышали бойцы, последние слово, из всего обращения своего капитан с последним наставлением.

Секунды, и авангард соединился с цепью тарана, подхватил и увёл за собою. После чего лавиной обрушился на последние противопехотные заграждения и снёс их как спички. И пока передние ряды «мимов», подхватывали тела погибших собратьев, в первом наступлении, и прикрываясь ими пёрли сквозь пули вперёд проявляя нечеловеческое упорство, задние в этот момент чуть отстали и…

Капитан Лактионов, вначале даже и не поверил собственным глазам – Камни? Нет не камни, кирпичи и бетонные осколки. Не может этого быть? Но факт оставался фактом, и звенящая голова, была ярким подтверждением тому.

И действительно, «мимы» забрасывали людей осколками кирпичей и бетонной кладки. Целым градом осколков-камней. Целая туча обрушилась на головы солдат звонко стуча по каскам или же наоборот шлёпаясь с глухим стуком и следом слышались крики боли.

Камни конечно же не могли нанести людям существенного урона, но они здорово деморализовали их ряды. Благо этого мусора, видимо не видимо вокруг, бери сколько хош. Что собственно и проделывали «мимы». Они брали осколки и со всей силой метали их в людей. Смешно? Наверно… Но когда в вас летит разом до сотни кирпичей и увесистых бетонных осколков, вряд ли кто будет смеяться.

Между тем, мелкие осколки, примерно с кулак, имели большой отвлекающий характер. А вот, «камушки» покрупнее, уже причиняли урон: отбивали руки, дробили плечи, разбивали лица и выбивали глаза, причиняя членовредительства.

А затем камни начали взрываться…

Не все конечно, а только отдельные из всей летящей кучи. Обескураженным солдатам потребовалось как минимум секунд пять, чтобы догадаться, что взрываются вовсе не камни а гранаты, пущенные меткой рукой. Но они даже и не догадывались, что и здесь «мимы» применили довольно странную тактику. Те не бросали гранаты, в прямом смысле этого слова. Даже самый сильный человек не бросит «лимонку» дальше возможностей её полёта. И увидь капитан Лактионов, что именно используют для этой цели «мимы», он точно бы протёр глаза. Так как не поверил бы своим глазам, что противник применил против них – «пращу»…

С гудением, вибрируя раскручивалось «оружие Давида» и с резким выпадом, перебрасывала гранаты через авангард, точно посылая свой смертоносный груз в окопавшихся людей. Ну или не совсем точно. Во всяком случае граната с лёгкостью долетала туда, куда ей было нужно, и отыскать её глазами или просто заметить «лимонку», среди сыплющегося града камней, было просто нереально. Вот солдаты и не замечали, как им под ноги закатывался комок смерти.

Лактионов собственными глазами наблюдал, какой ущерб его людям причиняла посылка смерти. Он видел как граната не долетевшая до окопа, в буквальном смысле отрывала головы. Слышал как кричали раненые, ползущие по земле, с перебитыми или оторванными ногами, зажимая разорванные животы. И краем глаза замечал, как бойцы попадая под взрыв гранаты, от страшной боли бросали автоматы и осев на землю тупо смотрели на обрубки своих рук, не желая верить в жестокую действительность.

Это было страшное зрелище. Зрелище на которое невозможно было смотреть без содрогания. И капитан Лактионов всеми силами старался не замечать ужаса, что творился вокруг. В его сухих серых глазах, не осталось больше никаких человеческих чувств. Он не мог помочь своим людям, даже если очень и хотел. Но он не мог. Вокруг шёл бой и времени на мысли и сострадания, у него просто не было. А между тем финальная часть сражения ещё и не начиналась.

До сих пор судьба берегла капитана. Вокруг умирали люди, а в него даже камнем ещё ни разу серьёзно не попали. И в такие моменты, где-то на уровне подсознания возникал вопрос:

«Но зачем? – моментами проскальзывало в его голове. – Зачем судьба оберегает меня? Чтобы подвергнуть ещё большим испытаниям? А смысл? Ведь впереди всё одно – СМЕРТЬ…». – В положительный исход битвы он больше не верил, но и так просто, задарма, он свою жизнь отдавать не собирался.

Описание событий, занимает намного больше времени, чем эти самые события происходят на самом деле.

На самом же деле, от начала наступления авангарда «мимов», до непосредственного столкновения с людьми, прошло не больше трёх минут. И по истечении этого срока, ударная волна нелюдей, сметя противопехотные сооружения, непосредственно предстала перед держащими оборону людьми, и не замедляя темпа, обрушилась на них, всесокрушающей лавиной.

Стенка на стенку. С одной стороны – превосходство в живой силе. С другой – превосходство в вооружении.

И плоть встретилась с металлом. Передние ряды «мимов» сразу же срезались без особых проблем. Будто собирая урожай, военные прошлись по ним косой, срезая колосья жизни. Но за павшими, шли другие и конца им не было. Вдобавок, «мимы» не наступали толпой, мешаясь друг другу, будто неразумный скот. Нет. Они постоянно перемещались меняя траекторию бега и положение своего тела. То ложась они проползали какое-то расстояние, то вдруг вскакивали и пригибаясь, зигзагообразно перебегали с места на место, неуклонно приближаясь. И эти движения, на первый взгляд сумбурные, обладали неким таинственным согласованием. Будто некая воля управляла ими в тот момент, создавая из отдельных личностей, один живой логичный механизм.

После первой неудачи, от основной ударной волны, отделилась какая-то часть, и приняв положения лёжа, открыла огонь из автоматического оружия, перестреливаясь с людьми короткими очередями. Остальные же, подхватив тела погибших собратьев и прикрывшись ими словно щитами, с максимально скоростью, уже не юля и не уворачиваясь, бросились вперёд. До людей им оставалось каких-то три метра.

«Это конец… – подумал напоследок Лактионов, приготовившись к удару».

И всё… Никаких мыслей, никаких чувств в нём не осталось, началась тупая и бессердечная борьба со смертью. Вся его жизнь, сосредоточилась в рукояти автомата. Он перестал быть человеком. Больше никаких команд и приказаний, никакого сожаления и злости на несправедливую судьбу. Он стал оружием и стал он убивать.

Короткими очередями, срезал троих, затем граната в основную гущу. Снова очередь. Снова граната. Очередь, очередь, очередь. Стрелять приходилось в основном по ногам, а затем уже добивать, прицельно в голову. Бить в туловище практически бесполезно, мёртвое тело-щит, сдерживало основную дозу свинцового дождя. Снова очередь и снова граната. Небольшая передышка, чтобы перезарядиться и снова стрельба.

А «мимы», подобрались практически уже вплотную. Целиться больше нет нужды, успевай только перезарядиться. И стреляй, стреляй, стреляй, покуда снова не надо менять рожок. И так кажется до бесконечности.

Но Лактионов не задумывался сколько ещё там осталось проклятущих «мимикридов», разрезая их ряды, словно горячим ножом податливое масло. Он сражался за свою собственную жизнь, хотя и понимая всю бессмысленность своего поступка. Но не такой он был человек, чтобы сдаваться столь просто.

А «мимы» напирали, падали не добегая до окопа и затихали, иные наоборот ещё сопротивлялись и не в силах встать ползли и ползли, пока их не настигал контрольный выстрел. Везунчики же, только в самом конце пути, подхватывали смертоносную очередь в упор и трупами сыпались в окоп, как гроздья переспелой вишни.

Свист пуль, разрывы гранат, автоматные и пулемётные очереди – просто шум, на который Лактионов не обращал сейчас ни малейшего внимания. На крики обезумивших, раненых и умирающих; на мольбы о помощи и причитания над убитыми товарищами, он закрывал «глаза». Перед ним был только враг и более ничего. Он перестал быть человеком. К чему обращать внимание на то, что не можешь изменить.

Кто-то бежал уже с поля боя наложив полные штаны, всё побросав. Кто-то переставал сопротивляться и ждал смерти. Кто-то не веря в происходящее закрывал глаза и молил о помощи у Бога. Капитан же не уподоблялся им. Зачем? К чему нужны такие мысли, как мысли о спасении, когда точно знаешь, что от смерти не сбежишь. Вот если бы хоть малейший шанс был бы на спасение, вот тогда бы можно было бы отдаться и мыслям и чувствам, в надежде уцелеть. А так… Зачем нужно на что-то надеяться или чего-то бояться, всё равно пользы никакой не будет…

И в самый разгар боя, капитан Лактионов, как бы сказать частично потерял разум. Он не был больше, чувствующей, соболезнующей и мыслящей личностью. Он стал СМЕРТНИКОМ, и в какой-то мере уподобился он «мимам» – такая же смертоносная машина, не знающая жалости и угрызений. Разум не нужен. Он только помеха – своего рода, проводник страха. Только рефлексы, вдалбливаемые на протяжении десятка лет, применялись сейчас на практике им.

Очередь, ещё очередь, смена позиции, снова очередь, граната, смена рожка и снова короткая очередь. И нет всему этому конца…

Тем временем, мутанты приступили к завершающей стадии, своего сценария. Передние ряды, под прикрытием тел-щитов, подобрались к людям вплотную, но проигрывая автоматическому оружию, причинить большого урона врагу так и не смогли.

И тогда «мимы», вытащили из рукава, последний козырь. Часть из прикрытия, «воинов» с автоматическим оружием, неизвестный командир послал на приступ, и в помощь им, немедленно вывел на поле сражения, «воинов» с самодельными пиками. Под огневым прикрытием сотен автоматов и нескольких десятков гранатомётов, «пикинёры» настигли авангард и с разбегу обрушились в те места, где оборона практически что, была уже задушена. И вырвавшись стрелой из рядов прикрытия, пускали в ход они своё страшное оружие, ломая строй людей, пронзая зазевавшихся солдат, чуть ли не насквозь, или же попросту цепляя их пикой, вырывали бедолаг из окоп.

И прошло совсем немного времени и «мимы» прорвали оборону людей. То и дело в строю военных открывались окошки, в которые просачивалась лавина мутантов, разбиваясь на многочисленные ручейки. И если в окоп проникал мимикрид то, пиши, пропало. Подобно разъярённому бесу, орудуя чаще всего заточенной арматурой, словно дубиной, он с необыкновенной скоростью, наскакивал на людей и вертясь как юла: бил, крошил, рубил и протыкал бойцов как свиней, своим страшным орудием. И никто не мог ему ничего противопоставить. Застрелил с первого раза – считай, что крупно повезло. Не успел, так и беспокоиться не о чем уже…

И вскорости слаженная оборона людей разбилась на отдельные очаги сопротивления. Всё пропало… «Мимы» вышли на простор, тем самым окружив со всех сторон островки былой обороны.

Вокруг самого Лактионова оставалось уже не больше двадцати человек, мужественно сопротивляющиеся врагу. Но какая бы не была сила воли и какое бы мужество не проявили они, исход был предрешён, и с каждой секундой неравного боя, один из очагов сопротивления обязательно подавлялся. И ничего нельзя было с этим поделать…

– Товарищ капитан, они нас обходят! – достигло капитана, предупреждение одного из солдат. Подхватило и вынесло из кровавого безумия. Лактионов будто очнулся, будто снова начал жить и чувствовать.

И оторвавшись от перестрелки, он с тоской и с содроганием, осмотрел свой небольшой отряд, внутренне ужасаясь:

«Как мало нас осталось… Мы проиграли. В самом начале уже проиграли, как только «мимы» нанесли удар нам в спину. А мы так глупо на что-то понадеялись, и на что? Без связи, без разведки, без артиллерийской поддержки… Глупцы. Бой проигран бесповоротно и нет уже спасения…».

«Но я нужен этим ребятам, этим героям, – выныривая из мрачных мыслей следом подумал он, трезвым взглядом окидывая свой маленький отряд. – В них теплиться ещё надежда. Надежда выжить, во чтобы-то ни стало. И я не имею право их предать. Им нужен командир! Ведь помимо прочего, их надежда ещё и во мне…».

– Начиная с левого края, через одного! Перенести огонь на сто восемьдесят! – распорядился он, придя к оптимальному решению. – Боковые продолжают прикрывать с флангов! Будьте внимательны! – И далее, уже по-отечески: – Давай ребятушки, не посрамим мундира! Наша жизнь, только в наших руках! Так что не подкачайте! Скоро о нас узнают и пришлют за нами подкрепление, – покривил он напоследок душой. Без этого было нельзя. Никак нельзя. Чем сильнее надежда, да ещё и подкреплённая уверенностью в положительный исход, тем велика вероятность, обмануть судьбу, и вытребовать у смерти лишние минуты жизни, даже когда уже предрешён исход.

И оборону, Лактионов выстроил вокруг себя добротную. Кто оказался поумнее, тоже как и он, до сих пор сдерживали нападки врага, не желая сдаваться. «Мимы» как могли, пытались разбить эти островки сопротивления и всё впустую. Волна их накатывала и разбивалась об камни преткновения.

И слыша стрельбу в отдалении, Лактионова наполняла некая радость, удесятерявшая его святую ярость.

– Мы не одни! Не одни… Ещё не одни! – пело в его душе. – Ещё держимся! Да! Держимся!

И в душу уже лезли крамольные мысли, переполненные дикой надежды:

«А вдруг пронесёт? Вдруг «мимы» плюнут на нас? Вдруг не захотят с нами связываться и уйдут, а мы останемся живы. Нужно выстоять. Нельзя же вот так просто погибнуть, после всего того что пережил. Нет, не возьмёшь! Нужно обязательно выстоять! Нужно выжить…».

Но… Кто-то с верху распорядился иначе, не выслушав молитв людей. И ангел хранитель, что оберегал капитана и весь его отряд, в какой-то момент ударил со старухой смертью по рукам и отошёл покорно в сторону, костлявой уступив дорогу…

Он заметил его уже в полёте. Откуда тот вынырнул, Лактионов так не успел увидеть. «Мим» словно чёрт выпрыгнул из табакерки и предстал перед его глазами. И Лактионов не сомневался в предназначении того, «камикадзе», рубанула мысль в голове. И внутри всё обмерло.

«Слепые надежды, как глупо…».

Он поднял автомат и обжигающая глаза, яркая вспышка обрушила на него вечную тьму. Камикадзе взорвался, унося за собой жизни людей и своих собственных соратником, не к месту оказавшихся в тот момент рядом с ним. Но понесённые жертвы стоили того. «Мимы» разобрались с очередным островком сопротивления и сметая выживших после взрыва, устремились на великий простор.

И вся панорама сражения то и дело окрашивалась яркими вспышками и очередной островок за островком жёстко и безжалостно подавлялись, открывая путь врагу…

* * *

Так «мимы» выиграли своё первое крупное сражение. И понесли при этом не такие уж и большие потери, как могло бы показаться на первый взгляд. Основные их потери, легли на выявление слабого звена в обороне людей. А уж затем, пробив в нём брешь, они разделились на два фронта и ударили военным ещё и в спину, тем самым подписывая своему противнику смертный приговор.

* * *

– Товарищ генерал, прорыв! – бросая наушники и отмечая на планшете место прорыва, красным карандашом оповестил радист подбегая к штабному столу с тактической картой Москвы.

– Что?! – вздрогнул генерал Овчаренко, отрываясь от карты. – Когда? Где?

– Только что, товарищ генерал. Вот здесь, противник проник за пределы обороны, – указал военный с лейтенантскими погонами, на карте место прорыва, предварительно сверившись с планшетом. – Полковник Берестин докладывает, что расположенный по восточному фронту дивизионный полк, под командованием полковника Рыкова, уничтожен превосходящими силами противника.

– Как такое могло случиться?! – ударяя тяжёлым кулаком по столу грозно вопросил генерал. – Почему не доложили? Почему Рыков не затребовал поддержки?

Лейтенант вытягиваясь в струнку отчеканил:

– Никак не могу знать, товарищ генерал! По не выясненным пока причинам, связь с полковником Рыковым прервалась десять минут назад, – пустился он в объяснения. – За это время на связь он так и не вышел. Со своей стороны, я доложил о факте прекращения связи с дивизионным полком, генералу Стойбышеву. На что генерал отдал приказ полковнику Берестину произвести разведку. Вас решено было не беспокоить.

– Прозевали значит! Ну я вам покажу! – красный от бешенства Овчаренко, отшвырнул лейтенанта с дороги и подскочив к планшетной панели с указанием мест расположения всех родов войск, задействованных в обороне столицы, мельком окинул её взглядом. Нашёл глазами место прорыва. После чего, обернувшись на девяносто градусов, обратился к рядом стоящему майору, – Кто прикрывает восьмой восточный сектор?

– Батарея майора Неверова, товарищ генерал! – доложил майор.

– Приказываю майору, срочно накрыть весь район в радиусе километра! – рубанул Овчаренко.

– Есть! – подхватили приказ на радио пункте и переслали по назначению.

– Второе. Поднять в небо «вертушки». Пускай сделают разведывательный вылет. По прибытии доложить об обстановке.

– Есть!

– Третье. Майору Терещенко приказываю сняться со своим полком с позиций и залатать дыру. И передайте, пусть будут предельно осторожны при перемещении.

– Есть!

Пока всё, – вытирая пот со лба, сказал генерал. И добавив ноту оптимизма, – будем надеяться что в эту дыру не успели проникнуть, существенные для нас, силы противника, – вдруг спохватился, – А как на остальных фронтах?

– Пока что всё относительно спокойно товарищ генерал? – успокоил майор стоящий у планшетной панели. – Случай с полковником Рыковым, слава Богу, пока единственный…

– И будем надеяться последний, – докончил фразу генерал Овчаренко, и подойдя к окну задумчиво уставился во тьму ночную.

До рассвета оставалось два часа. И снова зарядил дождь. Чёрт! Он именно этого и боялся, что «мимы» прорвут оборону. Хотя где там боялся? Он был уверен, что они прорвутся. С таким-то войском? Он же им говорил, говорил, что с таким сбродом не удержит Москву.

– И вот он результат! – зло пробурчал он себе под нос, с силой сжимая кулаки. – Боже, только бы это не повторилось…

Всю оборону столицы, он выстроил по типу шахматной партии, где фигурами выступали живые люди. Одну или две фигуры он ещё мог себе позволить потерять, но не больше. Никак не больше. Слишком мало людей. Слишком… У него катастрофически не хватало людей, чтобы можно было тасовать их как колоду карт. Тронь и передвинь хотя бы три или четыре фигуры и вся шахматная партия развалится как карточный домик, потянув за собою остальные фигуры. И всей его обороне, окажется грош цена.

Тягостное ожидание вестей затягивалось. Он не мог ещё что-то предпринять, он уже сделал всё что мог и потому оставалось только ждать и рассуждать стоя у окна:

«Предположим, майор Терещенко залатает дыру, и понадеемся что больше прорывов на сегодня не будет, а с рассветом, по логике, «мимы» должны будут отступить, то? То появиться возможность перегруппироваться, залатать бреши, укрепить позиции с учётом печального опыта. И в конце концов появится возможность отловить беглецов, для этой цели предположим я найду людей. И что в конце мы получаем? А получаем что с одной стороны не так уж и страшен единичный прорыв и с последствиями справиться можно. Но… Но что дальше? Что делать дальше? С такими результатами, мы получаем грубо говоря, один прорыв за ночь. И тогда наступательная операция автоматически перерастёт в банальную оборону, снова. Но сколько он сможет сдерживать врага такими темпами, вот в чём весь вопрос?».

– Товарищ генерал «змей» на связи. – Получив оповещение Овчаренко отлип от окна и посредством громкой связи соединился с лётчиками:

– Я слушаю тебя «змей», говори.

– Я «змей», прибыли на место. Делаем заход, – сказали в рации и на несколько минут замолчали. Затем пошло донесение. – Подтверждаю, дивизионный полк полковника Рыкова уничтожен. В радиусе километра никаких признаков жизни. Артиллерия нанесла точный огонь, но похоже уже поздно. Перемещение противника не наблюдаю. Повторяю, противника не наблюдаю, как поняли?

– Вас понял «змей», – ответил генерал, подумав. – «Ну чего и требовалось ожидать».

– «Змей», расширьте радиус поиска и сделайте ещё два захода, – попросил генерал.

– Ответ отрицательный. Погода портится, нужно вернуть машины на базу.

Выслушав ответ Овчаренко посмотрел в окно. И действительно, непогода снаружи вновь не на шутку разыгрывалась, подтверждая свои будущие намерения вспышками молний и усиливающимся с каждой секундой дождём:

– Хорошо «змей», – пришлось генералу согласиться. – Сделайте последний заход с расширенным радиусом и возвращайтесь на базу.

– Вас понял. Выполняю. Конец связи.

Выслушав доклад «вертушки», Овчаренко вернулся к тактической карте и с задумчивым видом поинтересовался у своей правой руки, генерала Звягинцева, выспрашивая его совета:

– Ну что скажешь генерал? Как думаешь, куда подевался противник и каковы его дальнейшие действия?

– Кхм… – призадумался Звягинцев. После чего обведя сектор прорыва сказал, – Я думаю противник рассеялся по прилегающей территории и нам снова придётся прочёсывать с утра весь восточный сектор в радиусе не меньше восьми километров.

– Хорошо, – похвально согласился Овчаренко. – Вот и займитесь этим вопросом. – Звягинцев состроил недовольную гримасу, пока начальник нависал над картой. – Ещё есть какие-нибудь мысли? – между тем поинтересовался Овчаренко. – Что насчёт того, что же всё-таки намерен делать противник на вновь захваченной территории?

– Кхм… Здесь уже довольно сложно ответить. Если с нашей точки зрения… – недоумённый взгляд. – С человеческой, то есть, – пояснил Звягинцев, – то у противника есть только два явных пути. Первый – это попытаться прорваться за оцепление и покинуть город. Второй путь – рассредоточиться и когда придёт время ударить по нашей обороне с тыла.

– Разумно, – согласился Овчаренко. – Обязательно с утра займитесь этой проблемой. Нам не нужны сюрпризы в тылу нашей обороны.

И на этом только генерал расслабился, посчитав печальный случай произошедший с дивизией полковника Рыкова не станет для него катастрофой, и даже вполне решаемой, как на него обрушилось следующее безрадостное сообщение:

– Товарищ генерал, девятый пехотный полк Макарова бежит с позиций!

Последующая реакция генерала была незамедлительна:

– Блядь! Да что же это такое-то?! – ругаясь вопросил он. После чего, в генерала будто вселился сам чёрт. Он подлетел к планшетной панели, отыскал глазами злополучный полк. Задал вопрос:

– Кто находится рядом? – и сам же не ожидая ответа отдал команду. – Пускай дивизия Платонова перехватит этих трусливых собак! Кто вздумает бежать дальше, расстреливать!

«Больше рисковать нельзя. Потеря ещё одной фигуры недопустима. Нужно применять крайние средства, а то так все разбегутся, дай только волю».

– Артиллерии накрыть квадрат шестнадцать, – отдал он последний свой приказ и устало обрушился на своевременно подставленный стул.

«Боже, только бы не повторилось снова, – попросил он, расстегивая ворот и жадно вдыхая воздух. – Только бы не повторилось…».

* * *

– Девятый пехотный полк, бежит! Приказ перехватить любой ценой и залатать дыру! – в штабе дивизионного полка Платонова, новость встретили отнюдь не аплодисментами.

– Час от часу не легче, – перекрестился генерал Платонов, получив донесение. – И какого рожна их сюда понесло? – недоумевал он.

И постучав по карте карандашом и проведя несколько схематичных линий тупой стороной письменной принадлежности, обратился к майору Глотову, командующему левым флангом:

– Майор, перехватите этих людей и расформируйте по ротам. По общим подсчётам это где-то… – на миг запнувшись, Платонов взвёл очи к верху, – две тысячи человек, – подсчитал он через секунду. – По крайней мере так было ещё утром. – Майор кивнув, удалился из палатки.

Платонову же оставалось только ждать, попутно выслушивая советы штабного руководства, отвечающего за стратегическое планирование скорого наступления дивизионного полка, вглубь вражеской территории.

Спустя двадцать минут вернулся майор с незнакомым, довольно жалкого вида, офицером.

– Вот, товарищ генерал, привёл. Это майор Серов, командующий девятым пехотным полком, – отрапортовал Глотов.

Генерал Платонов, не любящий спешки, в каких-то бы ни было делах, с достоинством снял круглые очки, помассировал глаза, после чего так же неспешно встал, заводя руку за спину и окинул царственным взглядом прибывшего майора.

Майор Серов на первый взгляд не выказывал уважения. Потрепанная и в некоторых местах порванная форменная одежда. На грязном лице со следами крови, присутствуют следы безумии, о чём характерно говорили подрагивающие губы и выпученные глаза, мечущиеся из стороны в сторону.