355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрей Белоусов » Мнимые люди » Текст книги (страница 28)
Мнимые люди
  • Текст добавлен: 14 октября 2016, 23:29

Текст книги "Мнимые люди"


Автор книги: Андрей Белоусов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 39 страниц)

Последний бой

Май. 201..г.

Пол Москвы лежало в руинах, а весь остальной мир продолжал жить своей обыденной и размеренной жизнью, ничуть не заботясь насчёт судьбы какого-то там города. Единственное, что немного беспокоило этот мир, так это возможное распространение неизвестного вируса за пределами, того самого города, а в следствие – возможное заражение, новой чумой, уже всей Земли. Так уж устроен человек, что в первую очередь его заботит благополучие себя любимого и уж после этого, когда это благополучие им будет достигнуто, человек может ненадолго задумываться о благополучие окружающего мира.

Второй причиной, того что, мир не беспокоился за судьбу Москвы, было отсутствие полной и расширенной информации. Информация подавалась дозировано и чаще всего из уст, отдалённых от реальности, свидетелей. Которые мол, там, что-то видели, но толком не разобрали чего именно; или же чего-то они там слышали и опять же от тех, которым тоже кто-то, чего-то, там сказал. И правдивостью, такая информация, конечно же не могла похвастаться. И посему, весь мир находился в блаженном неведении, что позволяло людям, переваривать полученные крохи информации, интерпретируя их по-своему, как только душе заблагорассудится. Отчего по Миру сразу поползли множественные слухи, сказки и легенды. В одних местах они присутствовали в виде прозрачных и расплывчатых духов, на которые и внимание-то свое не хочется растрачивать; в других же, их раздували до состояния кровожадных монстров, которые до-смерти пугали незадачливых людей, не давая покоя им, ни днём, ни ночью.

Да что весь мир. Даже в самой России, немногие могли похвастаться всей полнотой и достоверностью знаний, по поводу происходящих в родной столице событий, происходи они хоть у них, в те короткие месяцы, под самым носом.

И вот пример. Среди ближайших, к Москве, городов, Петербург точно так же не был исключением, по достоверности получаемой им информации. Казалось бы – вторая столица государства Российского и находиться почти что под боком у Москвы, каких-то восемь часов на скоростном поезде, ан нет. Его жители, так же, как и весь мир, находились в блаженном неведение, черпая скупую информацию только из тех данных, которые услужливо преподносили им на блюдечке работники различных «СМИ». Но вот незадача, те в свою очередь, тоже получали данные, дозировано и под жёстким контролем военных. И посему, Санкт Петербург, находясь в относительном неведении, так же, как и остальной мир, вёл размеренную и где-то, как-то обыденную жизнь. Единственное, что воочию напоминало жителям второй столицы, о проблемах творящихся в Москве, это полное прекращение сообщений между двумя стратегически важными городами-мегаполисами. И обстоятельство это, конечно же, плачевно сказывалось на составляющих факторах, экономической и деловой жизни Петербурга, но огромного ущерба ему не принесло, а сами жители города, в целом, не очень-то и пострадали от данного факта. Естественно, дорогу на Москву заблокировали и о поездке в стольный град и думать не приходилось, проведать там родственников или знакомых, съездить по работе или по собственной воле выбраться из дома и повидать другую жизнь – более не представлялось возможным. А с другой стороны, много ли таких ездоков найдётся, что постоянно курсируют промеж двух столичных городов? Да единицы. За вес год-то, хоть треть жителей одного города, хотя бы раз посещало другой? То-то и оно.

И так, общий настрой всего мира был примерно понятен. Жителей Земли, конечно же преследовало слабое беспокойство, но проникнуться всей душой к проблеме в отдельно взятом месте, в небольшом, в планетарных масштабах, городе, они не могли, да наверно, чего уж душой кривить, и не хотели. Они просто-напросто, не были готовы к осознанию угрозы, нависшей над их головами, а потому наверное, в последствии и получилось то, что и получилось…

* * *

В связи с тем, что Санкт – Петербург, находится севернее Москвы, сезон дождей его достиг немного раньше, нежели столицу. Туманная изморось сменялась проливными ливнями и грозой. Холодный воздух, налетал с самого севера, в стремлении вытеснить, тёплый весенний фронт с запада, от чего в самом городе, разыгрывались нешуточные баталии, ознаменованные штормовым шквалистым ветром и резкими перепадами температуры.

А тяжёлые, свинцовые тучи плыли в небе Петербурга, подобно огромным, межконтинентальным лайнерам, свершая свой кругосветный рейд, но как только эти великаны промеж собой сходились, сливаясь воедино, как в небе тут же происходили кровопролитные сражения, с оглушительным грохотом и сверканием электрических разрядов. И на бренную землю реками проливалась небесная, бесцветная кровь, в виде тяжёлых капель дождя. И неизвестно, чем бы сражения эти заканчивались, если бы в «игру», не вступала третья сторона. Как рассерженная кошка, ураганный ветер накидывался на воюющих, и разбивал небесную армаду в клочья, топя линкоры и крейсера, оставляя лишь утлые и бестелесные лодчонки, что роняя микроскопические капельки дождя, быстро ретировались с поля боя, уступая место новым небесным армадам.

И не смотря на всю колоссальность происходящего, жители Петербурга, не очень-то были впечатлены небесными сражениями. Они не стояли часами, затаив дыхание, под проливным дождём, наблюдая за развернувшимися баталиями у себя над головой. Отнюдь. Наоборот, они стремились поскорей упрятаться в своих железно-каменных коробках, где было тепло и сухо и не громыхало над головой, закладывая уши. Небесное сражение им было до лампочки, и если находило хоть какой-нибудь отклик в их душах, то только раздражение и негодование, выплескивающихся в выражениях: Да что же это за весна-то такая, чёрт бы её подрал! Когда же наконец, мы увидим Солнышко и погреемся в его ласковых лучах!

И пока в небе над городом, буйствовала природа, а внизу, по его улицам, мельтешили люди, озабоченные своими проблемами, в здании местного правительства, куда с недавних пор перебазировалось Федеральная власть, велась неспешная беседа, с немалым накалом страстей.

На закрытом заседании, в личном кабинете президента, у окна мелькнул профессор Мирный, закрывая сопротивляющуюся створку оконной рамы, ранее немного приоткрытую, чтобы думалось легче, на свежем воздухе. И зафиксировав раму, он бросил напоследок тоскливый взгляд на такую же тоскливую погоду и вернувшись на своё место, устало опустился на кожаный стул.

– Ну что же, господа. Вы всё видели своими собственными глазами. Какие будут умозаключения? – обратился президент к заседающим, коих было и не так уж и много. Сам – во главе стола. С правой стороны от него – первый зам главы правительства; далее генерал Овчаренко, с недавних пор разжалованный до командующего оккупационными войсками и рядом с ним профессор Мирный. С противоположной стороны, разместились: Министр обороны; за ним, генерал Ульянов – командующий фронтом, и аналитик нештатных ситуаций Некрасов. А поодаль от всей честной компании расположился, словно бедный родственник, шестидесятилетний мужчина, с буйной головой, короткой бородой во всё лицо и очками пенсне на носу. И несмотря на то, что этот молодой старичок, был одет в серый и дорогой твидовый костюм и ничем особо не выделялся, весь его образ сразу выдавал в нём очередного «умника» – человека непосредственно связанного с наукой.

Малое количество членов заседания, объяснялось его секретностью. Запись, что попала непосредственно в руки президента и была только что просмотрена членами заседания, оказалась настолько шокирующей, что было принято решение, о нецелесообразности распространения этой информации в широких кругах. Пока весь мир считал, что на территории города Москвы, разыгралась «чума XXI века», а тут вдруг выясняется такое… Что и в страшном сне не привидится. «Новый вид человека» – подумать только! Нет, такую информацию, выпускать на свободу, ну никак нельзя.

«Несправедливо! – закричали бы некоторые, – а где свобода! Где равноправие! Народ должен знать всё!». Но позвольте, народ не может защитить себя сам. Это было возможно, когда весь народ представлял из себя не больше ста человек. А как себя поведут десятки миллионов, без центрального управления, А? То-то и оно. Поэтому правительство и решило, раз народ отдал право свей защиты центральной власти, то и делиться информацией с ним ни к чему. Могут же быть у правительства свои секреты. Тем более, если это, позволяет избежать лишних пересудов и не отвечать на ряд неудобных вопросов.

Благо это, или зло – кто разберёт?

– Ну так, что господа. Вначале пожалуй выслушаем позицию науки, а уж потом обсудим тактическую часть. Вам начинать профессор, – передал пальму первенства президент страны.

Профессор Мирный откашлявшись в руку, выработалась у него такая дурацкая привычка за последнее время, в свою очередь предложил:

– Господа, позвольте, свои комментарии я внесу после. А пока разрешите представить вам Анатолия Грушницкого – профессора социальной психологии и психологии личности, – указал он на отдельно сидящего молодого старичка. – Область знаний, которую нам придётся здесь затронуть находится, к сожалению не в моей компетенции. А посему, профессор Грушницкий ответит на все ваши вопросы куда лучше, чем я. – И представив нового члена закрытого «кружка по интересам», профессор Мирный сел на место, предоставляя слово другим.

– Добрый день господа, – поздоровался Грушницкий, немного приподнимаясь на стуле и застенчиво улыбаясь, заглядывая поочерёдно каждому в глаза. Те в ответ снисходительно кивнули. Хотя знакомство и приветствие были всего лишь формальностью. В действительно, каждый из присутствующих в кабинете, перед началом заседания, ознакомился с личным досье профессора Анатолия Грушницкого.

– В первую очередь, хочу вас поблагодарить, за оказанную мне честь присутствовать здесь и сейчас. И если честно, я просто шокирован тем, что узнал, за последние полчаса. Поступающая ко мне доселе информация, была, мягко говоря… иного толка. И действительность меня так выбила из колеи, что я даже разволновался немного. Простите, – стушевался профессор.

– Мы всё понимаем, господин Грушницкий, – успокаивающе проговорил президент. – У вас не было до сего дня, исчёрпывающих данных по нашему делу и я со своей стороны догадываюсь, что вы прямо вот так сразу, за каких-то, полчаса, сможете преподнести нам сенсационные и правдоподобные доводы. Но всё же… Можете ли вы, хотя бы теоретически, прокомментировать увиденную видеозапись Адама Велеса? Хотя бы теоретически.

– Ну… Это конечно можно, – протянул Грушницкий, почёсывая затылок и снимая одно пенсне, чтобы надеть другое, (и где он их только раздобыл?).

– Только без ваших мудреных слов, – то ли попросил, то ли приказал генерал Ульянов, ёрзая на стуле.

– Да-да, конечно, – отрывая голову от бумаг, растерялся профессор Грушницкий. – Я вот тут набросал, схематически конечно же, примерную модель поведения… Мм… Как их вы там называете? Кажется «мимы»? Да-да. Точно, «мимы». Примерную модель поведения «мимов». А точнее их социальное устройство. И я вам скажу, выстраивается крайне интересная картинка…

– Мы видели их социальное устройство, и ничего интересного в ней нет, – оборвал профессора, министр обороны, пророкотав словно вулкан. – Никакой централизованной власти…

– Да-да. Я с вами согласен, – точно так же, бесцеремонно вклинился Грушницкий. На что министр обороны рассержено повёл бровями. – У «мимов», по моему предположению, власть не сосредоточена в одних руках. Скорее уж всего, управленческую миссию возложил на себя некий совет. Как у нас – совет старейшин или совет депутатов. И скажем так, в него входят где-то от шести до десяти человек. Кхм – кхм. Простите за каламбур. Ну вы меня поняли… И самое интересное. По словам Строгава, можно предположить, что этот совет, не является ядром, всего общества «мимов». Его функция скорее всего заключается, в накоплении знаний. Я бы его назвал, своеобразный такой, банк памяти. В данном контексте, на сегодняшний день, совет несёт этакую функцию стратега – тактическое планирование операций, диверсионные рейды и т. д.

– Значит у них есть военное правительство, – подвёл для себя итог генерал Овчаренко. – А это значит, мы можем дать команду поисковым отрядам, разыскать их военачальников и ликвидировать, тем самым окончив войну. Такое мероприятие, реально провести, господин Грушницкий?

– Кхм-кхм. Даже если вы, чудом разыщите совет и ликвидируете его представителей, то это ничего не даст.

– Почему? – возмутился генерал Ульянов, привыкший решать все вопросы кардинальными методами и идея о ликвидации военного командования «мимов» ему пришлась, очень даже по душе.

– Ну… – протянул Грушницкий, собираясь с мыслями. – Я тут, на днях, ознакомился с теоретическими выкладками профессора Мирного. А сегодня некий Влад Строгав их косвенно подтвердил…

– Ну, не тяните резину, – поторопил его генерал Ульянов, не высказывая вслух общую мысль: «И до чего же противные люди – эти ученые. Ну вечно елозят вокруг да около. Нет бы, отвечать по-военному: чётко и ясно».

И Грушницкий, испугавшись, что его сейчас выгонят, затараторил:

– Даже если вы уничтожите совет, то на его место тут же встанет другой и т. д. Я даже уверен, что у противника уже имеются запасные кандидаты. Вспомните что сказал Строгав: нет незаменимых, есть лишь более достойные всех остальных. Он нам прямо указывает на то, что уничтожение верхушек их власти, ни к чему не приведёт. Ликвидируй вы совет и это будет означать лишь одно, члены совета оказались не столь умны, прозорливы и дальновидны, как этого от них требовали, раз допустили роковую ошибку, а «мимы» просто выдвинут на их место других, более умных, прозорливых и дальновидных. Вот и всё, чего вы добьётесь. Пока живы хотя бы два мутанта – один будет управлять другим, и заметьте по обоюдному согласию, без кулаков.

– Хорошо. В таком случае общая картина ясна. Пойдём дальше, – предложил президент. – На записи, Строгав утверждал, что они совершенные люди. Как это понимать?

– Ха. Это самое интересное, – обрадовался вопросу Грушницкий. – Общество мимикридов, надо сказать, довольно своеобразное. Я бы привёл такое слово, как коллективизация. Что-то подобное пытались построить и в нашей стране. Но «мимы», в отличие от нас, пошли ещё дальше. Куда как дальше…

Объединившись в коллектив, где все равны и у всех есть свои обязанности, они не просто объединились в одно целое, они уничтожили вообще такое понятие, как личность. Их общество напоминает мне структуру взаимоотношений среди коллективных насекомых – муравьев, пчёл, шмелей. Приемлемо ли это для человека? Я не знаю… Но давайте всё же попробуем разобрать.

Мутанты, отказываются от личности – это приводит к потере индивидуальности, влекущие за собой потерю чувств. Что получается? Мнимые люди больше не преследуют своих собственных целей в жизни. У них исчезают мечты, надежды, личные интересы на жизнь. С другой стороны… Эти люди, больше не являются отдельными частичками, которые вольны плыть по воздуху куда им заблагорассудится. Они стали, частью чего-то большего, нежели они сами, по отдельности. У них появились глобальные цели и интересы.

Что это нам даёт?..

С позиции военного времени, это качество, даёт «мимам» огромное преимущество над нами. Представьте себе: в сражении принимают участие не только специально обученные солдаты, а все без исключения – мужчины, женщины, а так же старики и дети. И они сражаются не просто, как разношёрстная и не управляемая толпа, не знающая, что конкретно нужно делать в конкретной ситуации, а как обученные профессионалы. Как будто именно только этим они и занимались всю свою жизнь. И при таком устройстве общества, у нашего противника не может быть лишних людей, каждый из них, абсолютно каждый, от млада, до стара, на сегодняшний момент является солдатом. И не просто солдатом, а солдатом, готовым отдать без промедления свои жизни за осуществление общей для всех цели.

– Это-то понятно, – влез со своим комментарием генерал Овчаренко. – У мутантов никто не сидит на завалинке грея ноги, пока другие дерутся. А что в мирное время, профессор? Чего они добьются и до чего дойдут, со своим совершенным обществом ну… когда нас с вами не станет? – спросил он и тут же спохватился, стоило остальным поглядеть на него с укором. – Это я, конечно же так, теоретически спрашиваю.

– Ну, идея глобального мышления, весьма привлекательна, хочу я вам сказать, – заметил Грушницкий, размышляя на эту тему. – Представляете, люди всей Земли осознают себя не только как граждане какого-либо государства, преследующего свои цели, а отождествляют себя со всем человечеством планеты… И благодаря вот этому, их взгляд на мир, в целом, абсолютно становится иным, окрашиваясь совсем в другие краски. Это позволило бы людям взглянуть на глобальные проблемы не в определённом, конкретном ракурсе, а охватить их целиком. Чтобы нам это дало? Ну во-первых, мы бы решили, хотя бы частично, проблему глобального потепления. Каким образом? Ну… Вот вам грубый пример глобального мышления. Возьмём к примеру крупный мегаполис, завязнувший в автомобильных пробках. Мэр этого города, хочет поправить экологическую обстановку и для этого, заметьте, не издаёт указ, а просит, именно просит граждан отказаться на какое-то время от использования личного транспорта. И что вы думаете? Люди обладающие глобальным мышлением, откликнутся на просьбу не ропща и не возмущаясь. И пересядут с личного транспорта на общественный, даже в ущерб себе. Потому что они будут понимать, что данная мера, нужна в первую очередь им самим, так как улучшит качество их же собственного здоровья.

Что ещё нам бы дало глобальное мышление. Ну не знаю… Ну возьмём к примеру: прорыв в науке, в производстве, иная структура экономики и рыночных отношений, иная государственная политика и т. д. В целом же, всё человечество вышло бы на новую ступень развития. Сделав гигантский скачок в собственном развитии и колоссальный прорыв в развитии мысли, люди покорили бы весь мир и окружающие его пространство. Но, к сожалению, как считаю лично я – глобальное мышление, ничто иное, как – утопия. Хотя жаль…

Представляете, тогда бы наконец, на Земле закончились бы войны, голод; исчезли бы нищета и сверх богатство… – замечтался Грушницкий, видя перед собою тот прекрасный мир, что сам же и описал. Затем, с немалым сожалением, расстался с благими мыслями и вернулся к разговору.

– Но вы меня спросили конкретно насчёт общества построенного мутантами. Извините, немного отвлёкся…

Что же конкретного, я могу сказать, по поводу них? Ну, во-первых я не могу согласиться с Владом, утверждающим, что личность неважна при глобальном мышлении и, что нет незаменимых людей. Это глупо господа. Личность не менее важна, для общества, как и индивидуальность каждого. Были и есть такие люди, на ком зиждиться процветание и весь прогресс человечества. Потому что эти люди гении! Именно гении! Это они увидели мир не таким, каким он кажется всем остальным. Это они осознали его и переосмыслили. И таким людям нет замены и никогда не будет. Возможно лишь пришествие на арену мира, ещё более гениальных людей, которым тоже никогда не будет замены. Вот здесь «мимы» свершили ошибку.

Возможно достигнув глобального мышления, что я не исключаю, им бы надо было бы не уничтожать индивидуальность, а наоборот, в каждом индивидууме открывать личность и отыскивать в ней предрасположенность к тому или иному делу. Воспитывать гениев в своём деле. После создать сообщества. Где каждый бы находился на своём месте и занимался своим делом – наукой, политикой, экономикой, производством. О! Тогда мне страшно было бы представить, чего бы они добились. А так… Их социальное развитие – слепая ветвь. В военном аспекте, я вам уже говорил, их общество более менее идеально. В мирное же время, что станет с ними, мне неизвестно. Возможно…

– Хорошо, с их социальным строем, мы немного разобрались, – президент остановил поток слов, потирая опухшие, от постоянной бессонницы, глаза. – Жуткие вы слова говорите профессор, но я вас понимаю, всегда нужно исходить из худшего… Что ж ладно. Если это всё, то давайте лучше вы нам объясните, что означает это очищение? Они что же, в конце концов, вправду что ль избраны Богом?

– Да что вы, – отмахнулся Грушницкий. – Конечно же нет. Боже упаси.

– Ну спасибо, успокоили.

Грушницкий смущённо улыбнулся:

– Нет, их никто не избирал. Они себя сами избрали, – простецки ответил он, высказав это как простую и понятную, для всех, вещь.

– Это, как это?

– Да очень просто. Понимаете… – пустился он в объяснение, обращаясь непосредственно к президенту, т. к. разговор протекал, в основном в форме диалога. – Я к сожалению не могу выстроить образ мышления «мимов», у меня нет возможности проникнуть в их изменённое сознание, – как бы с сожалением и разом намекая, посокрушался профессор. – Но исходя из изысканий профессора Мирного, я могу предположить вот что. Коллега утверждает, что у мутантов в начальной стадии развития отключился разум, а сегодня он вновь у них функционирует и даже перешёл на иной этап развития. Кстати, очень интересный феномен, стоило бы его изучить поконкретней, – как бы вскользь, снова намекнул Грушницкий, но заметив что его намёки упираются в пустоту, не останавливаясь продолжил, – но несмотря на изменение сознания, потенциал их памяти остался прежним. Ничего нового и кардинально чуждого нам, они не выдумали. Это известный факт. Исходя из того, что: их речь осталась прежней, их мысли немного другие, но текут в том же русле, что и у нас и т. д., «мимы» не так уж и сильно отличаются от нас. И исходя из всего вышеперечисленного, я, вот что могу, предложить вам.

Понимаете, человечество никогда не воевало просто так. Люди всегда боролись за что-то. За еду, – загибая пальцы, объяснял Грушницкий, – за территорию, за ресурсы и за женщин. Но в последнее время. Особенно в последнее… – подчеркнул профессор, – люди стали бороться за идею. Да-да, именно за ИДЕЮ. И за примером, далеко ходить не надо. Вот пожалуйста – события, начала и конца, XX-ого века: революции, две мировые, и борьба стран за независимость, а она исходит в первую очередь из идеи, хотя ещё неизвестно, что получится после приобретения ими статуса независимости.

Ну и напоследок – мировой терроризм. Пожалуйста! Просто пропитан идеей, то ли мирового господства, то ли мирового террора, а может и мировой свободы, только кого не понятно, – развёл руками Грушницкий и добавил, страдальчески устремив взор, в неизвестные дали, – А война за идею, хочу я вам сказать – это страшная штука. Да… Именно за идею, человечество, пролило реки собственной крови. И основополагающая идейных войн – это в первую очередь, господа, возвеличивание собственного достоинства и преумножение собственной гордыни, основанной на превосходстве над другими. Такое идейное возвышение над всем бренным миром, может доходить вплоть до абсурда. Подвергшиеся этой болезнью люди, считают себя и свой народ: самыми умными, самыми мудрыми, самыми красивыми и самыми, самыми, самыми… Вплоть до избранности самим Господом Богом. Остальные же люди, для них являются – всего лишь разумными животными – стадом, которому всенепременно требуется справедливый и строгий пастух, а иначе это стадо просто неминуемо вымрет, погрязнув в своих низменных пороках.

Смущённо улыбнувшись, Грушницкий порылся в бумагах, видно сверяясь со своим конспектом, чтобы не сбиться с мыслей, после чего поглядев на часы, вдруг заторопился, понимая что уже и так слишком затянул со своей речью. Перешёл сразу к конкретике:

– Наш противник, по всей видимости так же придерживается собственной идеологии. «Мимы» прошли те этапы, своего нового развития, когда их борьба заключалась в смысле самосохранения. Затем пошли этапы борьбы за территорию, за пищу и за пополнение своих рядов. В настоящие время, я склонен считать, что мутанты достигнув всего этого, были вынуждены перейти на новый уровень. Ведь надо же было как-то объяснить свою вражду к остальному миру. И в первую очередь конечно же самим себе. Найти новый смысл, так сказать, своего существования. И у них родилась идея Бога избранности и возложения на них, Им же, великой цели. Вот так. Чистая психология, господа, и никакой мистики, – обнадёжил профессор Грушницкий. Обнадёжил и сразу же следующими словами, убил затеплившуюся надежду. – Но от этого мне не становится легче, даже наоборот я пребываю в страхе, господа…

Обоснуйте, – хмуро попросил генерал Ульянов, сидевший на своём месте, как нахохлившийся петух, внимательно слушая профессора, не забывая зло стрелять глазами по сторонам.

– Пожалуйста, – склонил тот голову, в знак благодарности того, что слушатели не потеряли нить его суждений. – Идейная борьба, помимо всего прочего, основывается ещё и на безропотном подчинении идеи, а точнее фанатизме. В этом-то вся и суть моего страха.

Понимаете, для достижения своей цели обычный человек может поступиться многим, но в конечном счёте всему есть придел. Вот и обычный человек, даже борясь за собственную жизнь, может в какой-то момент отступить. Надломиться, я бы так выразился, сломаться. И смерть в конечном итоге, покажется ему не такой уж и страшной. Да-да, – нажал профессор, видя не доверчивые взгляды на себе. – Человек отступит, если обстоятельства будут причинять ему колоссальные душевные и телесные страдания. Но вот фанатик, – поднял он указательный палец, округлив глаза, – это совсем иное дело.

Фанатичный человек ни перед чем не остановиться и никогда не надломится. Для него смерть – это не выход или вход, в который с лёгкостью можно войти, оставив всё бренное позади. Нет, – теперь он погрозил пальцем. – Для фанатика, главное достичь конечной цели в осуществлении своей идеи. Да, конечно же. Он отдаст свою жизнь не задумываясь, если того будут требовать обстоятельства, но отдаст не просто так, чтобы просто найти выход, а сделает всё от него зависящие, чтобы единомышленники и последователи приблизились к цели как можно ближе после его кончины. И тогда его смерть не будет пустой и никчёмной, а наоборот она послужит великой цели. Вот в чём разница и вот почему мне страшно, – прошипел профессор психологии, добавляя:

А «мимы» – все поголовно являются фанатиками, слепо верующие в свою вымышленную идею, идя к цели напролом. И это страшно… Я уже говорил, что мутанты – это не просто сборище больных на голову людей, а это солдаты, все без исключения. При всём при том, ещё и хорошо обученные солдаты. Солдаты – не ведающие страха и слепо идущие к цели, не подвергаясь ни малейшему сомнению и ни перед чем не останавливаясь. – Многозначительный взгляд на публику и сразу же перепрыгивание на следующую тему, дабы не терять отпущенное время:

– Очищение, – задумчиво произносит Грушницкий, уставившись в потолок. У него была одна прекрасная особенность. Он мог выстраивать свою речь, по мере поступления вопросов, при этом, ни теряя ни минуты времени, на раздумье. Ответ рождался как бы сам собой, как будто бы всплывал изнутри или приходил свыше, надо было лишь немножечко, совсем чуть-чуть, посмаковать слово, несущее самую суть вопроса.

– Очищение, – смаковал профессор именно то слово, которое и несло в себе всю суть вопроса. – Что я могу сказать по этому поводу? Да в общем, опять же ничего конкретного. Смысл очищения скорее всего в том, что именно таким способом, «мимы» пополняют собственные ряды. Скорее всего так. Ну не размножением же им сейчас заниматься, право слово, – сыронизировал профессор, вытирая взмокший лоб.

И вдруг, как-то сразу, его непринуждённый вид подвергся кардинальному изменению. Профессор вскочив со стула, заметался на месте. На его побледневшем враз лице, отчетливо выступили широко распахнутые глаза и сжатые в нитку губы. Волосы на его голове встопорщились и распушилась борода, что придало лицу Грушницкому, вид разъярённого и в то же время, сильно испуганного, кота. И казалось, что он прямо сейчас, ещё и зашипит как кот. Но нет. Вместо этого, обхватывая голову обеими руками и качая ею из стороны в сторону, он неожиданно для всех, запричитал, как старуха:

– Боже! Боже мой! Как же я сразу-то не понял. Боже! Что же будет-то? Ой-ой-ой… – сокрушался он, не обращая, ровным счётом, ни на кого внимания. Но через секунду, успокоившись, отпустил голову, запрокинул её к потолку и что-то, с минуту, обдумав, вдруг резко спросил:

– Сколько «мимов» осталось в городе?

– А Бог их разберёт. Кто их подсчитывал? – буркнул генерал Овчаренко, весь подбоченившись. – Может сотня. Может тысяча или сотня тысяч, а может и миллион. А в чём собственно дело? Почему, это вас так, вдруг заинтересовало?

– Как это почему? Как это почему! – негодующе завозмущался Грушницкий. – Профессор, – оборачиваясь, обратился он, за поддержкой к микробиологу, – вы что, тоже ещё ничего не поняли?

– Ну, так кое-что, – протянул тот, немного смутившись. – Но давайте уж, вы лучше, коллега, – поступило от него предложение.

– Что ж, как скажете, – согласился Грушницкий, разводя руками. – Вы, господа, надеюсь меня хорошо слушали? Так вот! – стукнул он по-столу, переходя на более резкий тон. – Из моих слов, вы должны были понять, что наш противник, пройдя все этапы развития – от животного, до человека, наконец-то получили идею, своего смысла жизни. И получив смысл, мутантам ничего не остаётся, как продвигать свою идею дальше, так сказать, в массы. Им больше нет резона задерживаться в поверженном городе. Они же не дураки. Они трезво оценивают свои шансы на выживание. И то, что оставаясь запертыми на территории города, у них нет будущего, они отлично это понимают. А о чём это говорит? А-а-а… – испрашивал профессор, грозя указующим перстом. – А это говорит о том… Что вся эта армада! – нервически вскричал он, делая жест рукой, как бы охватывая всю ту армаду, простирающуюся у него перед глазами, от самого края до края горизонта. – Придёт в движение, с одной лишь целью – Вырваться! Вырваться из города, чего бы это им не стоило. Неважно какая цена будет уплачена при этом. Важно! – указующий перст профессора, взмыл вверх. – Что Идея состоит в том, что из оцепления должен вырваться хотя бы один. О-о… – простёр к потолку свои глаза Грушницкий. – Всего лишь один «мим», за пределами города. Это вам не просто – какой-то там солдафон, диверсант или шпион, что не в силах чего-либо уже изменить, когда всё его войско пало. Нет, – качая головой сказал он. – «Мим» – это маленькая почка, что отпочковалась от родного дерева. Это росток, в чьих силах дать новые отростки, из которых впоследствии вырастит новое дерево, ещё сильнее и обширнее, чем прежнее. Да… Один «мим» вырвавшись на свободу, способен развести новый рассадник заразы, только уже не локально, как сейчас, а в масштабах всей уже страны. – И выговорившись, профессор психологии Грушницкий, как-то сразу надломился и не говоря ни слова, устало опустился на стул. И сняв пенсне, стал рассеянно протирать линзы, белым, батистовым платком. Он всё сказал, пускай теперь говорят другие…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю