Текст книги "Мнимые люди"

Автор книги: Андрей Белоусов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 39 страниц)

Но как не странно, другие говорить не спешили, переваривая, каждый в своей голове, слова профессора. Президент очнулся раньше всех и сразу же задал вопрос, обращаясь к профессору Мирному:

– Сергей Андреевич, вы можете подтвердить слова господина Грушницкого? Всё что мы здесь услышали, правда? Или же господин Грушницкий попусту нагнетает обстановку?

– К сожалению, я полностью согласен с Грушницким, – тяжело вздыхая, ответил Мирный. – Действительно, мутантам нет смысла больше задерживаться в городе. Мы загнали их в угол. И теперь им ничего не остается, кроме как бежать из города, как крысы бегут с тонущего корабля.

– Так! – припечатал президент, хлопнув по столу. Плотину сдержанности прорвало и полились нелицеприятные эмоции. – Это что же получается? Мало нам было мутантов, что отобрали у нас столицу, откуда ещё нам и грозят. Вдобавок мы получили ещё и фанатиков, что готовы любому глотку порвать лишь бы осуществить свою «высшую цель»… Неужели с ними нельзя договориться? – негодующе спросил он у членов заседания. Тем самым ища последний выход, только бы не допустить ещё одного кровопролития.

Профессор Мирный, не поняв шутит ли президент или нет, на всякий случай ответил:

– Нельзя. Это уже не люди, с ними невозможно договориться. Мы вам уже обо всём докладывали.

– Да-да. Я всё это знаю, – убито произнёс президент. – Но так хочется, положить всему этому конец. Решить всё наконец-то раз и навсегда.

Побарабанив пальцами по столу и потерев лоб, президент вернулся к реальности:

– Сколько же всё-таки мутантов в городе? – спросил он у генералов.

Генерал Ульянов не найдя что ответить, пожал плечами, а генерал Овчаренко осмелился сказать:

– Никто не знает. Сотня тысяч, миллион?

На что президент негодующе зарычал:

– Мне нужны конкретные цифры!

– Вам их никто не скажет господин президент. – Влез аналитик Некрасов, вставая на защиту обоих генералов. – Миллион или два, но не больше и не меньше. Конкретнее никто вам не ответит.

– Почему вы уверены именно в этой цифре, – полюбопытствовал у него, президент.

Аналитик же пожал плечами:

– Исходя из того, что в Москве, в мирное время, проживало по разным данным, от девяти до двенадцати миллионов человек, а по непроверенным аж шестнадцать миллионов, можно лишь назвать примерное количество мутантов. Путём грубого подсчёта, – удосужился объяснить он. – Из города было эвакуировано более шести миллионов. Осталось около четырёх, может больше.

После столкновений с нашими войсками, а так же с разрушением пол города, должна была выжить треть от общего числа. Ну ещё не будем упускать из виду, то обстоятельство, что не все подходят для так называемого очищения. Получается минус, примерно, одна десятая от общего числа. А плюс – это раненые, захваченные в плен и обработанные диверсантами. Тоже одна десятая, но уже от нашего общего числа. В сумме получаем… Приблизительно получаем… Даже очень приблизительно. Ту цифру, которую я озвучил.

– Спасибо, – поблагодарил президент. Поблагодарил коротко и быстро, давая понять что его совсем не радуют, приблизительные подсчёты, господина Некрасова. – Вы слышали господа, – обратился он к генералам. – У вас под носом целая армия, готовая идти на штурм. Что делать будете?

– Бомбить, – фанатично заявил генерал Ульянов. – Дайте мне ещё времени и я взорву всех мутантов, к чертовой матери.

– Кого бомбить? Куда бомбить? – возмущению Некрасова не было придела. – После первой же вашей бомбардировки, «мимы» перебросили свои основные силы из центра к окраинам, расположившись в опасной близости от наших войск. Кого вы будете бомбить? Своих?! Давайте-давайте! Взорвите всю Москву. Взорвите всё и вся, всех кто находиться в городе! – Это человек, этот генерал Ульянов, у Некрасова, не поднимался язык назвать его генералом, просто бесил его. Бесил своей открытой глупостью и не дальновидностью. Этот лизоблюд, протёрший штаны до дыр, отсиживаясь в генштабе, ничего не смысля, по мнению Некрасова, в боевых операциях, лез командовать. И очень боясь потерять эту прерогативу, совершал ещё более глупые и необдуманные поступки. Аналитик Некрасов всегда был на стороне генерала Овчаренко, он им подлинно восхищался и очень переживал когда того сместили с должности. И поэтому дождавшись шанса, Некрасов с удовольствием вонзил шпильку, в самомнение генерала Ульянова.

Получив оплеуху, Ульянов весь аж покраснел от злости, того и гляди удар схватит. Глупо вытаращив глаза, он бестолку захлопал ртом, силясь адекватно ответить, но на ум видать ничего ему не шло.

– Кхм-кхм, – подал голос министр обороны, отвлекая всё внимание на себя. – Методы генерала Ульянова, мягко говоря… не оправдали себя, – пророкотал он как гора. Ульянов после этих слов, из красного став белым, сразу сник. – Тем более, что сейчас, это уже и невозможно. Нам остаётся только встретить мутантов, с гордо поднятой головой. Мы обязаны пополнить фронт, свежими силами и дать бой. Иного выхода у нас просто нет. Ожидание и промедление – это залог проигрыша, в сложившейся ситуации. Мы не сможем постоянно сдерживать натиск мутантов и охранять границы города. И когда-нибудь хоть один «мим», да вырвется. А господин Грушницкий нам наглядно объяснил, во что это нам тогда выльется. Я бы не хотел до этого доводить…

Поэтому предлагаю, после пополнения, взять штурмом столицу и выбить оттуда всю заразу. Раз и навсегда, – авторитетно закончил он свой монолог.

И после его слов, глаза присутствующих непроизвольно воззрились на генерала Овчаренко.

– Георгий Степанович, – проникновенно начал президент. – Что вы на это скажите?

Овчаренко неопределённо пожал плечами:

– Я отстранён от командования фронтом. Моё дело – тылы.

– Георгий Степанович, не начинайте, – поморщился президент. Одно лишь то, что он обратился к генералу по имени отчеству, должно было послужить примирением между ними, но видно генерал желал извинений. Что ж…

Извините Георгий Степанович, я был не прав снимая с вас все полномочия, – извинился он, пересилив собственную гордыню, свойственную всем начальникам. – Но и вы меня поймите. Война слишком затянулась. Слишком, я подчёркиваю… Но позвольте! Мы воюем всего лишь с одним городишкой, хоть и самым большим в России, но с городом. Не со страной, не с государством, не с округом в конце концов, а городом… – последнее слово, глава государства произнёс по буквам. – И что вы хотели? Что я должен был подумать?.. Конечно же любому здравомыслящему человеку придёт мысль, что идёт бездарное управление войсками, а нити все вели к вам. Сейчас-то я понимаю свою ошибку и потому приношу свои извинения. А так же прошу вас, принять командование фронтом.

Никто не справится с этой задачей, лучше чем вы. Вы вели эту войну с самого начала. Вы накопили целый банк данных. Никто не изучил противника, так тщательно как вы. Выручайте Георгий Степанович. Я не могу вам приказывать. Вы гордый человек и подадите в отставку, стоит мне на вас надавить. Но я прошу, – заглядывая в глаза генералу и беря его за руку, проникновенно сказал президент, – Георгий Степанович, выручайте, примите командование фронтом.

От пылкой и проникновенной речи президента, генерал Овчаренко оттаял и растёкся словно воск. И прямо сейчас, после того, как ему публично принесли извинения, он был готов на всё, чего не попроси. Его можно было брать голыми руками и лепить что вздумается.

– Ну-ну, – отечески хлопая президента по тёплой сухой ладони, проговорил он, чуть ли не прослезившись. – Не надо так, господин президент. Я всё прекрасно понимаю и вовсе я не обижаюсь. Но спасибо вам, – поблагодарил он главу государства, за приятные для него слова. Он был не дурак и прекрасно сознавал, чего стоило самому важному человеку страны, сказать довольно простые слова. Ведь даже самый наипоследний человечишка, порою не в силах принести извинения, даже когда отчетливо понимает свою неправоту. – Я возьму на себя командование фронтом – сухо, но с теплотой, обнадёжил он. – Это мой долг. Долг перед отечеством и народом. И личные принципы и обиды здесь ни к чему…

Будет сложно. Я бы лучше сказал, очень сложно, но я сделаю всё возможное и даже невозможное. Но и в этом случае я не гарантирую полной победы. Всё зашло слишком далеко… Ситуация того и гляди выйдет у нас из-под контроля.

– Уж вы постарайтесь Георгий Степанович, дорогой мой, – попросил министр обороны, облокачиваясь на стол. – А мы уж вам подсобим чем можем.

Генерал Овчаренко благодарно кивнул:

– Сделаю всё возможное, – обнадёжил он. – Но для начала, мне действительно нужно пополнение. Операция предполагается только наземная и придётся обходиться одной лишь живой силой, – поделился своими мыслями Овчаренко, осуждающе глядя на генерала Ульянова. – Никакой наземной поддержки. Поблагодарите за это генерала Ульянова. Спутать мне все карты. Да… Город сейчас напоминает разворошенный муравейник. Противник получил возможность не просто прятаться в зданиях или в кустах, а вся территория сейчас для него одно большое укрытие. Я вас предупреждал по этому поводу. Любой завал, любая куча, овраг, яма, могут послужить им неплохим укрытием и местом для устройства засады. Прибавим к этому невозможность быстрого передвижения. Случись что, и мы будем не в состоянии перебросить войска с одного участка на другой. Одна надежда, на то, что мутанты тоже не в состоянии быстро передвигаться по развалинам. Но это небольшое утешение…

Поэтому мне нужно просто огромное количество людей, чтобы запереть мутантов в кольцо и не выпустить их из ловушки до самого конца. Без этого, если где случиться прорыв, я не смогу его залатать.

– Сколько вам нужно людей? – полюбопытствовал официальным тоном министр обороны.

Прикинув, Овчаренко ответил:

– Навскидку – человек… Восемьсот тысяч.

Министр обороны услышав это, аж чуть не подавился:

– Да где же мы вам столько возьмём? – сглатывая занервничал он. – Вы представляете, что это за число? Это нереально! Все силы вооружённых войск страны, не насчитывают и половины вашей цифры.

– Я знаю, – тихо ответил генерал. – Это нереально. Ещё нереальней, сдержать такое количество мутантов в кольце. Сколько их, а? Если исходить из худшего, а я всегда исхожу из худшего, «мимы» насчитывают около двух миллионов в живой силе. А вы представляете, – поднимая голос, обратился он непосредственно к министру обороны, – как вся эта масса пойдёт в атаку! Даже стотысячное формирование, ударь оно в одном направлении, с лёгкостью ножа прошьёт сегодняшнее заградительное кольцо. А если их будет больше?! Что я буду делать тогда, а? Вы подумали над этим? Я да. И у меня, только от одной уже мысли волосы встают дыбом. А что будет когда это взаправду случится?

В прошлый раз нам крупно повезло. В этот раз, везение нас оставит. Я вас уверяю! И мы должны сделать всё возможное, чтобы нам можно было в дальнейшем, как можно меньше полагаться, на это самое, везение, – негодовал Овчаренко, краснея и бешено выпучивая глаза.

– Успокойтесь Георгий Степанович, успокойтесь. У вас будет подкрепление. – Нажимая на слове «будет», успокоил президент, пронизывающе смотря на министра обороны.

Тот, под тяжёлым взглядом, вначале рассерженно зарычал, но потом правда осёкся и упавшим голосом сказал:

– Хорошо. Я сделаю все, что в моих силах. Но такого количества, я вам не могу обещать, при всём вашем хотении. Максимум шестьсот тысяч. – На озвученную цифру, генерал отреагировал возмущенным взмахом обеих рук. – Но, – продолжил министр, останавливая грозившую начаться, гневную тираду, – я вам обещаю, артподдержку и поддержку с воздуха, столькими единицами техники, сколько вы скажите.

– Министр прав, – подтвердил президент. – Мы не сможем располагать тем количеством людей, которое вы озвучили, в столь короткие сроки.

– А ну вас, – обречённо махнул Овчаренко. – Нет так нет. Но тогда и спрос с меня не большой. Случись что не предвиденное, вы как и я, тогда также подпишитесь под поражением. Я один отдуваться не намерен…

– Будем молиться, чтобы этого не произошло, – соглашаясь ответил президент, тем самым возлагая на себя часть ответственности за проведение будущей операции.

Министр обороны в свою очередь не проронил не слова, но согласно кивнул, так чтобы все видели.

– Ну если всё, господа, – подведя итоги, тогда обратился глава страны, к членам заседания. – То пора бы расходиться. Время не ждёт. – И сразу спохватившись поинтересовался. – Генерал сколько времени вам понадобиться до проведения начала операции?

– Две-три недели.

– Долго, – покачал он головой. – Ну что ж делать нечего. Если раньше никак, то будем хотя бы надеяться, что за это время не произойдёт ничего экстраординарного. Всего доброго господа, – протягивая руку, попрощался президент.

Господа незамедлительно отреагировали и собрав бумаги в папки, поднялись, пожимая друг другу руки. И вот тут-то на них и обрушился замогильный глас, от коего у всех мороз по коже пробежал.

– Грядёт страшный бой – последний бой, – вещал Грушницкий голосом прорицателя. А затем, медленно голову подняв, зло сверкнув линзами пенсне, добавил. – Бой который решает всё. Кому жить, а кому умереть. И будет это настоящая кровавая МЯСОРУБКА…

* * *

И огромная, военная машина, смахнув с себя прах и тлен, гибнущей Москвы, после известных событий, снова пришла в движение. Военный люд, сбросив оковы оцепенения, замельтешил и засуетился, на изрядно помятом лике города, охваченный общим куражом. Самое страшное когда войска вынуждены бить баклуши от безделья или находиться в постоянном напряжении, не способные дать достойный отпор угрозе, занёсший над их головами «Дамоклов меч». Потому как, падает от этого моральный дух людей, носящих форму, а с ним и дисциплина катится ко всем чертям. Но всё это в прошлом…

Пережив психическую атаку и жестокие нападки мутантов, солдаты вновь готовы были нанести удар – последний удар. Удар, должный наконец-то поставить точку в затянувшемся противостоянии, людей и нелюдей.

Министр обороны, как и обещал, выполнил свою задачу, казалось бы с блеском. Если бы не одно но… Да свежие силы хлынули широким потоком со всей России, постепенно вливаясь в ряды регулярных войск, стоящих у границ Москвы. И фронт более или менее укомплектовали. Но кем?..

В самом начале, когда была объявлена всеобщая мобилизация по всей стране, гражданские не очень-то и ретиво стали записываться добровольцами. И вот тогда, ничтоже сомневаясь, высокое начальство применило, на их же собственный взгляд, гениальный ход. Привлечь людей на денежный мякиш. О! Гениальный ход возымел популярность. Люди со всей страны, как утки, бросились заглатывать, предложенный им мякиш. И дошло до того, что предложенная цифра, была даже преувеличена на пару сотен. Казалось бы чего ж ещё-то надо? Радоваться надо! Собрали, такую силищу. Ух, теперь-то мы им покажем где зимуют раки.

Но дело-то всё в том, что рано было радоваться-то. Собрать собрали. Но вот кого? В основном, на денежный мякиш, повелся, так называемый, обиженный жизнью люд.

И кого там только не было: и бомжи, и пьяницы, и наркоманы. В добровольцы записывались люди с психическими расстройствами, люди с криминальным прошлым, настоящим и будущим. Короче – на службу шли так называемые «сливки общества» вычерпанные с самого дна жизни. Ну а кто ещё в здравом уме пойдёт на локальную войну? Разве что, только те у кого не по-детски развито чувство патриотизма. А больше никто…

«Кого понабирали?! Боже мой! – хватаясь за голову гневался сокрушаясь генерал Овчаренко, получая донесения о подкреплении. – Это же какой-то сброд! Сброд он, и есть сброд!».

А ему отвечали в высших инстанциях:

«Берите кого дают и не ропщите. Вам нужны были люди, получите».

«Но как прикажите с ними воевать? – метая молнии негодовал генерал, читая отписки и выслушивая нападки вышестоящего начальства. – У них же никаких представлений насчёт военной службы. Они же ничего не знают и не умеют. Большинство и оружия-то никогда не держали в руках, разве что, кухонным ножом махали перед своими жёнами. Напялить форму ещё не значит стать солдатом. Как я буду воевать? – гневно взывал он».

Ответ же был даже очень прост:

– Учите, учите и учите, – наставляло высшее командование.

Делать нечего. Пришлось генералу и его подчинённым в самом деле, в срочном порядке создавать учебные центры, где весь тот «сброд», что поступил под его командование, мог пройти ускоренный курс «молодого бойца» и в конце концов, хоть чему-то да научиться.

И один из самых крупных подготовительных центров, расположили в «Куркино», некогда процветающем и довольно молодом городе. Правительство Москвы, кстати сказать, возлагало на него большие надежды в своё время. Проводило всевозможные эксперименты по благоустройству, надеясь решить в будущем проблемы быта населения и урегулировать жилищную проблему, остро вставшую в последние время на первое место, среди прочих. Московское начальство влило в «Куркино» огромные средства, благоустроило, сделав из города конфетку всем на удивление, пойдя по пути европейских стандартов размещения жилья и инфраструктуры. Жить да и радоваться только.

Но начавшаяся война, а в последнее время, те события, что происходили в Москве, никто иначе не называл, Куркино, как и многие города-сателлиты, пришло в запустение и упадничество. Покинутый город – город призрак. Некогда яркое пятно на лике столицы, так же как и Москва, Куркино погрузился в серый, мрачный сумрак. Сумрак не явный и не зрительный, а сумрак, что бывает лишь в душах людей, когда теряют они надежду на жизнь.

Тщательно облагороженные улицы и ухоженные парки, погрузились в буйство и непосредственность, диктуемое самой матушкой природой, стоит лишь не надолго потерять над нею контроль. А жилая часть Куркино, в отличие от столицы, вообще представала пред сторонним наблюдателем в виде полного и тотального запустения. Его улицы не были запружены брошенными впопыхах, машинами. Окна и двери домов, были целы и находились на своих местах. Жилые здания и учреждения, заперты на крепкий замок. Ни одной брошенной или бесхозной вещи. Ни одного следа разрушений или пожара, не коснулось лика города. Всё чинно и мирно. Вот что значит – люди покидали город не спеша и последовательно. Но всё равно, Куркино всем своим, нетронутым видом, навевал какое-то гнетущие чувства одиночества и заброшенности, заставляя стороннего наблюдателя, бежать и бежать без оглядки из этих покинутых чертог.

С приходом же военных, город немного преобразился – наполнился жизнью, что ли, но так до конца и не расстался с аурой обречённого забвения. Эта аура обволакивала людей со всех сторон и давила… Давила на них, давила на их психику. Отчего, даже самые чёрствые и не пробиваемые, передвигались по городу хмурые и злые с нервозно напряжёнными лицами. И ссутулившись, вжимая голову в плечи, стремились они скорей покинуть открытые пространства, чтобы хоть за четырьмя стенами почувствовать себя немного защищёнными от внешней таинственной угрозы.

Именно в Куркино, люди впервые сталкивались с реальностью обстановки, творящейся вокруг. Прежде незнакомые с действительностью, пребывали они со всей страны, так сказать навеселе: шуточки, байки, песни, анекдоты. И вдруг, всё менялось…

Перейдя некую невидимую границу, никем не установленную и неотмеченную на карте, весь благостный людской настрой отрезало начисто. Лица людей напрягались, теряя выражение беспечности. Расслабленное тело сжималось в пружину, а руки, то и дело, обшаривали пространство, в поисках хоть какого бы то ни было оружия. И не было больше слышно ни шуток ни песен, ни анекдотов, потому что обескураженные люди как-то сразу замолкали, а если и переговаривались, то только шёпотом, постоянно, в непроизвольном порядке, то и дело бросая по сторонам настороженные взгляды.

И самым явным признаком опустошенной ауры города, так пугающая людей, являлась нереальная тишина. Тишина пустоты – это тишина особого рода. Она не такая, которую можно например отыскать, если выехать из шумного и загазованного города на природу и там вдыхать её самую, полной грудью. Нет. Там тишина умиротворённая, ласкающая слух и убаюкивающая воспалённый мозг. Тишину же пустоты, можно разве что сравнить только с тишиной царящей на погосте. Но даже и это сравнение будет уж слишком бледным и пресным. На кладбище, как бы это сказать, тишина пропитана своего рода одухотворённостью, печалью и прямо сказать, некой таинственностью, но как правило не то, чтобы злой, а как бы, окруженной неким ореолом тайны, бередящей наш ум и наше воображение, приоткрывая перед нами завесу потустороннего мира. И кстати сказать, иные незрелые личности, как раз питаются этой тишиной кладбищ, находя в ней некую привлекательную изюминку для себя и для своей неспокойной души.

На самом же деле, мёртвый и заброшенный город погружается в серую, тягостную и нездоровую тишину. Тишину – чуть ли не осязаемую. И самый интересный её эффект в том, что вторгающиеся в неё звуки, она разрывает в клочья. Самые громкие из них, в ней приобретают характер глухоты и чуть слышны, а вот тихие звуки, наоборот могут удесятеряться множественным эхом, приобретая причудливые оттенки звучания, переходя от комариного писка до колокольного звона. А посему тишину заброшенного города, можно ещё назвать и живой, настороженно и с угрозой наблюдающей из темноты…

Как и многие из сослуживцев, капитан информационной разведки, Семёнов Александр Константинович, возненавидел этот проклятый город или район, хрен его поймёшь, с самого приезда. Особенно его донимали ощущения заброшенности и одиночества наваливающиеся со всех сторон на плечи, чуть ли не пригибая к земле. Но ни в какие сравнения не шла эта чёртова нереальная тишина, с её треклятыми искажёнными звуками. Из-за постоянных шорохов и стенаний, неотступно преследовало ощущение, что за ним обязательно кто-то наблюдает. Кто-то поистине огромный и чертовски злой, чья власть распространилась в округе на весь город. И этот кто-то неотрывно наблюдает за людьми поселяя в их душах животный страх, что подтачивает нервы.

И с каждым последующим днём, в лагере подготовки всё чаще случались пьяные стычки между солдатами и офицерами. Всё больше и больше людей лезло в стакан, чтобы хоть так снять с себя напряжение и отогнать бредовый страх не ведомо перед чем.

И чего греха таить, Семёнов и сам, за последнюю неделю, уже неоднократно прикладывался к «белому забвению», но положительного результата так и не возымел. Если после того, как допившись до чёртиков, ему и удавалось на пару часов забыться и поднять себе настроение отбросив все наваждения, преследующие весь день, то после, как только пьяная голова опускалась на подушку, кошмар обязательно продолжался выливаясь в красочные и нереально живые, жуткие сны. Пережив же в очередной раз, ночные кошмары, Семёнов снова и снова погружался в реальность, пропитанную не меньшими кошмарами. И так, по накатанной колее, он в скором времени мог докатиться до безумия, о чем сегодняшним субботним утром и раздумывал, идя на очередную нудную лекцию.

Пыливший по дороге грузовик, заставил его непроизвольно поморщиться, от глухого и басовитого звука издаваемого тяжёлой машиной. Ощущение такое, будто уши забило ватой. Из-за чего рука, сама собой, лезла поковыряться в ушных раковинах, дабы выковырнуть эту самую вату, но каждый раз натыкалась на пустоту и почему-то становилось обидно.

– Сашка! Эй Сашка! – раздался резкий окрик. Семёнов же погружённый в думы, не сразу заметил, как притормозил грузовик и как оттуда выпрыгнул человек, призывно махающий ему вслед. – Сашок, ты чё? Зазнался что ли?

– Колька?.. – то ли вопрошающе, то ли не веря спросил Семёнов, останавливаясь и вглядываясь в мужчину, по виду лет тридцати, в военной форме и сумкой-рюкзаком, через плечо.

– Ну а кто же ещё! Узнал значит, – мужчина было остановился, побоявшись что обознался, расплылся в улыбке и раздвинув руки уверенно пошёл на Семёнова. – Дружище… Дайка я тебя обниму. Блин… Сколько лет, сколько зим. А ты всё такой же жилистый, подтянутый, – хмыкая и оценивающе разглядывая, одобрил он после крепких объятий.

Ответно стуча в плечо давнего друга, Семёнов впервые, за всё время проведённое в городе, озарился улыбкой. – Колька, как я рад тебя видеть! – воскликнул он. – Слушай, какими судьбами? Это же сколько мы с тобой не виделись-то? Лет шесть?

– Точно! Эх Сашка… – положа руку на плечи товарища, вздохнул Николай. – А я гляжу ты это или не ты. Еду и гадаю. И вот если бы не эта твоя дурацкая привычка протирать лицо всей ладонью, не признал бы сразу. Ей Богу. И как пить дать проехал бы мимо. Да… – Вновь вздохнув и качая головой, Николай отстранился от товарища, с удивлением замечая. – Слушай, как ты возмужал. Настоящий мужик. Эх… А помнишь какими мы были пацанами, совсем ещё недавно. Глупыми сорванцами…

– Ну это ты был глупым сорванцом, а я был довольно приличным и послушным ребёнком.

– Это-то ты был послушным? Да заливай больше. Кому постоянно наряды давали в не очереди. Это сколько же их у тебя было, а? Уж и не помнишь поди, – толкая в грудь, пожурил Николай.

– Да ну тебя, – отмахиваясь от тычков, обиделся Семёнов. – Ты лучше вспомни благодаря кому, я эти наряды постоянно получал.

– Да ладно тебе. Сам же за мной верёвкой вился. Что скажешь, не так? Эх Сашка! А помнишь учебку? Ребят? Серегу – Жигало, Витьку – майора, Жеку – жило, Пашку – боцмана? А монарха? Монарха-то помнишь? Как он ходил… Большие пальцы спрячет за лацкан и идёт по сторонам глазищами стреляет: «Вы не детвора какая-то там, вы будущие офицеры, – бубнит, – а значит должны блюсти дисциплину и честь пуще жизни своей, а не носиться по коридорам и галдеть, аки подзаборщина кака».

Припоминая, Семёнов действительно развеселился, как будто и вправду перенёсся в беззаботное детство:

– Ха-ха-ха… Такое разве забудешь. А помнишь, – включился он в игру воспоминаний, – как он тебя, встретит в коридоре и давай распекать: «Вы Николай Андреевич – сын уважаемого человека, – надувая щёки и выпучив глаза, пародируя Монарха, директора разведшколы, говорил Семёнов. – И своими неблаговидными поступками только ставите в неловкое положение своего отца. Ежели вы и дальше будете склонны нарушать дисциплину и подначивать к этому, вашего товарища, то мы, будем вынуждены расстаться с вами, коли вы не удосужитесь изменить своё поведение». И как ты после того, целый день красным ходил, помнишь? Весь такой прилежный, тихий как мышка.

– Когда это я красным ходил? – возмутился давний друг. – Не было этого.

Было, было! Не надо! А помнишь, меня встретит, посмотрит сверху вниз и говорит: «Вы Александр Константинович, добрая душа. И вот мой вам совет, не водились бы вы с этим дураком – Николаем Андреевичем. От дураков, можно научиться лишь дурному, помяните моё слово, Александр Константинович».

– Ага. А ты потом ещё ко мне прибегал и всё пересказывал, а после ржали до-упаду, когда он мимо нас проходил и каждый раз вздыхая качал головой. Да… Где наша юность молодая и беззаботная. Слушай, – возвращаясь к реальности, спросил Николай, – говорят у вас здесь настоящая война?

– Правильно говорят, – сокрушённо подтвердил Семёнов.

– Вот блин! А меня аж с самого Дальнего Востока сюда выдернули. Майора пообещали и перевод поближе к центру посулили. Слушай, а с кем война-то? Я чё-то так краем уха слышал. Говорят тут у вас «мимы» какие-то завелись. Чё хоть за хрень такая? Звери что ль какие?

Но на заданный вопрос Семёнов не спешил отвечать. Он затравленно посмотрел на друга, вздохнул, переминаясь с ноги на ногу. Так всё было хорошо, юность вспоминали, радостью делились…

Ну что раз хочет знать, то нужно и сказать:

– Эх Колька… Я бы и самому лютому врагу не пожелал бы встречи с ними. Правильно ты их назвал – звери. Звери они и есть. Только ещё и думающие. Поумней нас, некоторых, будут. А жестокие… Никакой жалости в них нету, понимаешь, сострадания. А силища какая. Хы… Человеку руку оторвать им ничего не стоит. Как тебе сухую палку, к примеру, переломить. Раз плюнуть.

– Да иди ты, – изумился товарищ, а потом глядя в глаза друга, заулыбался. – А… Это ты меня разыгрываешь.

– Ничуть, – без тени улыбки ответил Семёнов. – И это только верхушка айсберга. Представь. Несётся на тебя человек, но ты знаешь что это не обычный человек, судя по тому с какой скоростью он двигается. И с каждой секундой у тебя становится все меньше и меньше шансов сделать выстрел. И мой тебе совет. Если не дай Бог, столкнешься ты с «мимом» нос к носу, выпускай в него весь рожок полностью, без раздумий. Замешкаешься. Не поразишь за раз, жизненно важных органов, то «мим» даже не поморщится от полученных ран. Он достанет тебя. И даже издыхая, он способен свернуть тебе шею. Поэтому не при каких условиях не подпускай к себе «мима» ближе чем на десять шагов.

Друг от таких слов аж рот раскрыл. И почесав затылок с силой выдохнул, будто не дышал с минуту:

– Фу, чёрт! Блин ну ты даёшь. Неужели всё это правда? – утвердительный кивок. – Бля! Куда я попал? Какого хера я согласился? Постой… А ты с ними сам-то встречался?

– Нет, но то что я увидел на записях, мне хватило, чтобы потерять сон. Тебе кстати тоже стоило бы посмотреть. Этакий фильм ужасов, только происходящий в реальности и у тебя под носом.

Андреев долго вглядывался в товарища, ожидая, что тот сейчас рассмеется и в конце концов признается, что решил всего лишь подшутить над давним другом. Но нет. Лицо Сашки Семёнова, оставалось по-прежнему каким-то затравленным и усталым с потухшими глазами.

– Вот чёрт! Не врёшь ведь. По глазам вижу… А я ведь, веришь нет, только сюда приехал, как меня всего будто морозом обдало. Эти пустые, заброшенные дома. Эта безлюдная улица. Весь этот бездушный город, просто кричит, что ты прав! Чёрт зачем я сюда приехал… – хватаясь за голову, воскликнул он. – Какой чёрт меня за ногу тянул. Если бы только знать, что здесь творится. Ни за чтобы не поехал, веришь нет. Костьми бы лёг, а не поехал.

– Ничего бы у тебя не получилось, – оборвал Семёнов стенания друга, резонно заметив. – Кто ж нас спрашивать будет, Колян, хотим мы ехать или не хотим? Приказали, значит езжай, а уж личные страхи оставь уж пожалуйста при себе. Кого они волнуют?

– Да это-то я понимаю, – сплёвывая на пыльный асфальт оправдался Николай. – Никто не будет спрашивать. Я даже понимаю головой, что это наш долг защищать страну, сами ведь напросились. Но блин, как оказывается, может быть страшно, когда не знаешь о противнике ровным счётом, почти что ничего. Знать только, что он не человек вовсе и всё человеческое ему чуждо. Маловато будет. А знания, сам знаешь – сила. Ведь как говорят – кто предупреждён, тот вооружён. А мы что?.. Я как ознакомился со сводками, меня просто ужас обуял. Как может, профессиональная армия, вооружённая до зубов, понести такие потери? В голове просто не укладывается, – стуча себя по лбу, говорил он. – Я даже, в мыслях, представить себе не могу, как это возможно. А силу? Силищу-то какую набрали. Сколько народу-то пригнали, уму непостижимо. Где это видано, чтоб такие войска, применяли против одного-то города? Да и против кого? Гражданских. У кого и оружия-то не на каждого приходится…