Текст книги "Дорога Короля"

Автор книги: Андрэ Нортон

Соавторы: Терри Дэвид Джон Пратчетт,Пол Уильям Андерсон,Роберт Сильверберг,Гарри Норман Тертлдав,Питер Сойер Бигл,Элизабет Энн Скарборо,Майкл (Майк) Даймонд Резник,Чарльз де Линт,Джон Браннер,Джейн Йолен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 43 страниц)

– Я хочу сказать, – твердо сказала Элис, – что кто бы Она ни была – та, которая стережет колодцы и родники Уэлстока и таким чудесным образом соединила нас с тобой, – это всего лишь еще одно воплощение того, кем являемся мы все: ты, я и остальные люди. И то же самое в Индии. Да и во всех тех бесчисленных странах и мирах, которые мы видим лишь в наших снах и мечтах. И вот в этих-то последних я, с разрешения Всевышнего, и предлагаю сейчас побывать. Спокойной ночи, милый!

Эрнест еще некоторое время лежал без сна, обдумывая ее слова, и наконец спросил:

– А как ты думаешь, примут ли нас местные жители – с такими-то воззрениями?

– Конечно. Пока мы вместе с ними будем почитать Хозяйку вод, – послышался сонный голос Элис, – им совершенно не о чем беспокоиться. Да и с какой стати!..

«А действительно, с какой стати им беспокоиться?» – решил Эрнест, и сомнения его тут же улеглись.

Новый хозяин Уэлстока, удовлетворенно вздохнув, уснул рядом со своей молодой женой.

Патриция Маккиллип
БРАТСТВО ДРАКОНА
(Перевод И. Тогоевой)

Великий плач разнесся по всей земле: у королевы Селендайн пропал любимый арфист, и она взывала к помощи жителей севера, юга, запада и востока. Мы много дней мчались верхом сквозь дождь по раскисшей земле к месту встречи, в Триллиум, и снова нас стало пятеро. И уже впятером из Триллиума мы поскакали в Карнелейн, где в королевском дворце собрался, кажется, весь мир. Хоть мы и жили далеко от этих мест и не могли услышать, как играет ее знаменитый арфист, но и до нас долетали слухи о том, что каждое полнолуние Селендайн дарит ему перчатки из золототканой парчи и, согласно старинному обычаю, наполняет его уста драгоценностями. И вот, когда мы уже стояли в парадном зале дворца среди блестящих королевских придворных и слушали ее мольбы о помощи, Джастин, которая любит говорить загадками, шепнула мне на ухо:

– Скажи, что это такое: «Невидим он, но всюду слышен; как ветер быстр, да не имеет ног; многоязык и говорить умеет чудно, а вот лица лишен он, к сожаленью»?

– Ну, это легко, – еле слышно откликнулась я. – Слух.

– А слух, этот застенчивый зверек, нашептывает мне, что королева ценила руки своего музыканта не только за игру на арфе, да и уста его наполняла не только драгоценностями.

Я, в общем-то, и не удивилась. Селендайн дивно хороша собой как вблизи, так и издали; и красавицей она остается уже очень давно благодаря своей способности к колдовству, которую унаследовала по женской линии в результате одной весьма темной истории; а королева наша не такова, чтобы дать пропасть хоть одному из своих дарований.

Замуж она вышла должным образом и вела себя достойно – верно любила мужа, хорошо воспитывала наследников. А когда десять лет назад ее муж умер, она, будучи добродетельной женой, оплакивала его с той же умелой искренностью, с какой вступила в брак и взошла на трон. Она всегда умела держать нос по ветру, а то, как при дворе действовали серебро, пепел и золото, было и вовсе чистым волшебством.

Но когда мы подошли поближе и преклонили перед нею колени, я сразу поняла: тот арфист для нее – не пустая забава; он своими песнями сумел проникнуть ей в самое сердце.

– Вам пятерым, – тихо промолвила королева, – я доверяю больше, чем всем своим придворным вместе взятым. На вас я всегда могу положиться. – Глаза ее, зеленые, как листики чистотела (а ведь имя «Селендайн» и значит «чистотел»!), смотрели мрачно; тонкие морщинки, свидетельства затаенного страха и гнева, собрались у прекрасных губ. – Среди собравшихся в этом зале есть и такие – ибо я сама далеко не всегда вела себя достаточно мудро и сдержанно, – кому гораздо больше хотелось бы увидеть моего арфиста мертвым, чем спасти его.

– Знаешь ли ты, госпожа моя, где он? – прошептала я.

Она тоже перешла на шепот, так что даже я едва могла ее расслышать, а сгоравшие от ревности рыцари у меня за спиной изо всех сил навострили уши, тщетно надеясь уловить хоть словечко.

– Я искала его везде – смотрела в воду, в магический кристалл, в зеркало: ответ был один и тот же. Он в плену у Черного Тремптора.

– Ах вот как! Ну что ж…

Она наклонилась, чтобы поцеловать меня: мы с ней двоюродные сестры, хотя порой она относилась ко мне как к своенравной дочери, а я к ней – причем куда чаще – как к капризной и взбалмошной матери.

– Найди его, Анна! – Она так сказала это, что мы впятером тут же поднялись с колен и вышли из зала.

– Что она там тебе нашептала? – спросила Даника, когда мы уже садились на коней. – Она действительно сказала «Черный Тремптор»?

– Ш-ш-ш! Тише!

– Но это же гора! – удивилась Флер.

– Никакая это не гора, а ужасный злобный дракон! – огрызнулась Даника, и я злобно зашипела на обеих:

– Да тише вы! Неужели нельзя помолчать какое-то время или хотя бы не долдонить во все горло, куда мы направляемся, пока об этом не узнают все на свете?

Даника, рассердившись, яростно вонзила шпоры в бока своего коня, и гулявшие во дворе замка павлины с шумом бросились врассыпную, спеша унести с дороги свои великолепные хвосты, и сразу стали похожими на суетливых кур. Джастин смотрела на меня задумчиво: она явно была весьма заинтригована. Кристабель, которая никак не могла избавиться от жестокого насморка, сказала стоически:

– Ду что ж, богло быть и хуже!

Впрочем, что может быть хуже возможности превратиться в кучку пепла после одного лишь огненного плевка разъяренного дракона, она не сообщила.

Флер, которая очень любила хорошую игру на арфе, была тронута до глубины души.

– Нам следует поспешить. Ах, бедняга! – Она взлетела в седло и поскакала следом за Даникой.

Осторожно пробравшись верхом через огромный двор, где было уже полно народа, мы обнаружили обеих уже за воротами; одна смотрела на запад, другая – на восток, словно темные тучи на утонувшем в серой мгле горизонте были клубами дыма, вырвавшегося из ноздрей проклятого дракона.

– Куда направимся? – спросила Флер.

Джастин, которая в таких предметах, как география, разбиралась отлично, молча указала ей, в какую сторону лежит наш путь. Кристабель высморкалась. И наше путешествие началось.

Впрочем, сперва мы, разумеется, сделали пару кругов по городу, оставив с носом тех рыцарей, что пытались нас преследовать. Укрывшись в придорожной таверне, мы видели из окна, как они галопом промчались мимо к одному из «случайно» названных нами перекрестков. Даника, настроение которой ежесекундно менялось от солнечного до дождливого, точно погода в осенний день, пришла в восхищение от того описания, которое дала Флер объекту наших поисков.

– Арфист он просто чудесный! – заверила нас Флер. – И мы должны спасти его во что бы то ни стало, потому что другого такого нет во всем белом свете. Селендайн, возможно, и наградит нас по-королевски, одарит и золотом, и почестями, зато его награда будет вечной, ибо он сочинит о нас чудную песнь.

Кристабель, прикрывая свой бокал рукой и стараясь вдохнуть как можно больше паров горячего, сдобренного различными специями вина, спросила:

– А кто-нибудь знает, как его зовут, арфиста этого?

– Кестраль, – ответила я, – Кестраль Хант. Он появился при дворе год назад, после смерти старого Тарлоу.

– А где находится Черный Тремптор, кто-нибудь из вас знает? – задала второй вполне разумный вопрос Кристабель.

Мы дружно уставились на Джастин. Она в кои-то веки смутилась и невнятно ответила:

– В общем, на севере. – Словно это о чем-то говорило! – Гиблое место! Недалеко от границы. Ох и странные там вещи творятся! Нужно все время быть начеку.

Мы молчали. Хозяин таверны принес нам ужин. Даника налила всем вина, которое было того же светло-медового цвета, что и ее волосы. После слов Джастин она выглядела очень задумчивой и никому не грубила.

– Какие странные вещи? – осторожно спросила она.

– Очевидно, арфистов похищают особые драконы, – предположила я. – Такие, у кого есть определенный музыкальный вкус и слух.

– Черный Тремптор любовью к музыке как раз не отличается! – тут же возразила мне Джастин. – Но, в общем, ты до некоторой степени права… Об этих местах столько всякого рассказывают… Кто его знает, что здесь правда, а что ложь? Да и арфиста этого мы знаем не лучше, чем те далекие северные края.

– Это верно, – промолвила я. – Мы знаем только его имя да еще то, что он хорошо играет.

– О, играет он просто потрясающе! – воскликнула с придыханием Флер. – Так все говорят.

– И ему удалось привлечь к себе внимание королевы, – заметила Кристабель, вгрызаясь в куриную ножку, – так что он наверняка и с виду ничего себе. Хотя для хорошего музыканта смазливая физиономия не так уж и важна.

– Еще мы знаем, что он отправился на север, – подсказала Джастин, – а зачем?

– В поисках песен? – предположила Флер.

Действительно, для талантливого музыканта такое путешествие казалось вполне естественным.

– А может, арфы? – догадалась я. – Волшебной арфы, например?

Джастин молча кивнула, соглашаясь со мной.

– И эту арфу охраняет, по всей видимости, могущественный дракон. Такое часто случается – тем более на севере.

Флер оттолкнула от себя тарелку, не выпуская из рук вилку с ножом. Флер тоненькая, как соломинка, но аппетит у нее точно у кузнеца; лишь пребывая во власти собственных фантазий, она могла пренебречь последним пастернаком, так и оставшимся на тарелке. У Флер светлые вьющиеся волосы, похожие на овечью шерстку, и чудесный ласковый голосок; глазки у нее маленькие, нос большой, зубы кривые, однако своим страстным мелодичным голосом она столько раз умудрялась доказать свою правоту в спорах с Кристабель, что мужу Флер лучше было об этом не знать. Как грубоватая практичная Кристабель, которой, в общем, наплевать было и на музыку, и на мужчин, понимала утонченную Флер, я так никогда и не смогла догадаться.

– Итак, – воскликнула я, – на север!

И мы углубились в страну под названием «А помнишь, когда…», ибо наша дружба началась, когда мы все были еще детьми, – при дворе в Карнелейне, где мы затем стали членами ближайшего королевского окружения и верными друзьями и где собственные идеалы вечно заводили нас во всякие неприятные истории. Мы поздно легли спать, совершенно завороженные этими воспоминаниями, а встали слишком рано, мрачно размышляя, с какой стати оставили родной очаг, мужа, ребенка, кошку и привычную пуховую перину ради такой вот, довольно-таки угрюмой компании. Кристабель все время чихала, Даника то и дело огрызалась, Флер что-то недовольно бубнила себе под нос, а у меня внутри все сжалось в комок. Как всегда, сносно вела себя только Джастин.

И мы двинулись на север.

Чем дальше вела нас дорога, тем более дикой казалась нам местность вокруг. Мы продвигались вперед достаточно быстро; ночевали прямо в лесу или в какой-нибудь самой захудалой гостинице, ибо пять вооруженных женщин сразу, да еще и едущих верхом запоминаются легко, и рыцарям, охотившимся на этого несчастного арфиста и во что бы то ни стало желавшим выслужиться перед королевой, легко было бы проследить наш путь. Постепенно огромные утесы, темневшие вдоль границы королевских земель, стали подступать все ближе и ближе, словно двигаясь нам навстречу, и однажды, солнечным днем, мы наконец въехали в их тень.

– Ну, и что теперь? – раздраженно спросила Даника. – Может, попробуем через это перелететь?

Утесы выпирали из земли и высились над лесом, точно огромные голые кости мертвого зверя, прорвавшие истлевшую шкуру.

Даника вопросительно смотрела на Джастин; все мы тоже. На лице у Джастин было какое-то странное выражение, словно она вдруг узнала нечто такое, что раньше могла увидеть только во сне.

– Там будет дорога… – тихо промолвила она.

Нас со всех сторон окружал густой лес; старые деревья теснили нас, словно сердились, что им тоже не удалось отыскать свой путь и вскарабкаться на эти голые вершины.

– Где, Джастин? – осторожно спросила я.

– Нужно подождать, пока сядет солнце.

Подходящая поляна нашлась там, где дорога, по которой мы ехали, резко сворачивала к западу и шла вдоль ручья. Кристабель и Даника отправились на охоту. Флер, проверив наши запасы, уронила на плащ слезу. Я занялась лошадьми. Джастин тоже отправилась в лес и вскоре вернулась с грибами и орехами, а заодно прихватила и несколько диких яблок. Положив свою добычу на землю, она взяла вторую щетку и принялась помогать мне чистить коней.

– Далеко еще нам отсюда? – спросила я.

Меня беспокоило то, что в этих диких краях будет весьма затруднительно пополнить запасы провизии и корма для лошадей; беспокоил меня и насморк Кристабель, который никак не хотел проходить, а также – правда, гораздо меньше – судьба этого несчастного арфиста. Джастин задумчиво вытаскивала из конской гривы репей. На ее гладком лбу пролегла морщинка.

– Нет, уже недалеко. Сразу за этими скалами, – медленно ответила она. – Вот только…

– Да?

– Нам нужно быть очень осторожными!

– Мы и так всегда осторожны. Кристабель может попасть стрелой в любую движущуюся цель. А Даника…

– Нет, я совсем не об этом… Просто за этими утесами наш мир предстает совсем в ином обличье. – Я озадаченно на нее посмотрела, но она лишь молча покачала головой, не сводя глаз с горных вершин. Она была одновременно и странно настороженной и словно впавшей в транс. – Причем иногда обличье это представляется вполне реальным, а иногда – нет…

– Зато королевский арфист вполне реален, – резко возразила я. – И мы тоже. Если я смогу постоянно об этом помнить, у нас все будет прекрасно.

Джастин, улыбаясь, коснулась моего плеча.

– Ты, наверное, права, Анна. Я думаю, именно твой трезвый, практический ум и поможет нам вернуться назад.

Увы, она ошиблась.

Солнце садилось за мрачные, точно сердитые на кого-то тучи; напоследок луч света, точно в подарок, высветил вдруг в сплошной каменной стене скал едва заметную белую тропу, которая, тонкой чертой рассекая лес, вела к подножию двух еще более высоких утесов. А последний луч солнца, чуть приоткрыв каменную стену и обозначив проход в ней, тут же померк, и мы оказались в темноте, тщетно вглядываясь в высившиеся перед нами утесы и пытаясь вспомнить, где же видели ту тропу.

– Силуэт горы похож на женский профиль, – фантазировала вслух Флер, – и тропа проходит как бы у нее по переносице…

– Нет, гораздо больше похоже на одноухую кошку, – возразила Кристабель.

– Тропа проходит вдоль западного склона самого высокого из этих утесов, – нетерпеливо прервала их Даника. – Нам просто следует до этого утеса доехать.

– Но очертания гор еще не раз переменятся, прежде чем мы туда доберемся, – сказала я. – Тропа выходит из леса вон там – где как будто лоб человека и надо лбом лес, словно волосы… Это самая высокая часть гор. Так что если мы пройдем по опушке до этого места…

– Только лоб как бы перевернут вверх тормашками! – шепотом возразила упрямая Даника.

Я только плечами пожала.

– Но ведь арфист нашел дорогу, верно? – сказала я. – Значит, это, наверное, было не так уж и трудно?

– А что, если, – предположила Флер, – это заколдованная тропа? И он ушел по ней в горы?

– Нет, он раздвигал каменные утесы, играя на арфе! – язвительно заявила Кристабель. – И если он такой умный, так может и назад дорогу найти. Даже из пасти дракона удрать. А раз так, нам всем можно преспокойно повернуть назад и отправляться по домам, а не спать на земле под деревьями.

– Ой, Кристабель, дорогая! – печально пропела Флер, и голос ее прозвучал, точно нежная флейта. – Присядь, пожалуйста, и я приготовлю тебе вкусный чай из трав с диким медом. После него ты сегодня будешь спать, точно на облаке!

Чай из трав пили мы все – с коньяком и медом, который отыскала Флер, но только Флер продолжала крепко спать и во время разразившейся ночью грозы. Едва забрезжила заря, мы, мокрые до нитки, потащились сквозь чащу, где на нас усердно капало с каждого листка, и вдруг деревья кончились, и дождь – тоже, а в небе неожиданно засияло яркое солнце, отлично освещавшее белую, точно старые кости, тропу, которая вела под некую каменную арку, странным образом напоминавшую женскую косу, уложенную в прическу.

Итак, перед нами были совершенно неведомые нам края.

Я не помню, где мы спали в самую первую ночь – видимо, там, где и свалились на землю от усталости. А утром мы увидели ту самую гору – обитель Черного Тремптора, драконий дворец из черных утесов, извилистых выступов, напоминавших колонны, и отвесных стен, вздымавшихся прямо к облакам.

Когда мы спускались по тропе к этому драконьему дворцу, одно из облаков плотным кольцом обвило гору и совершенно скрыло ее от глаз. Тропа, словно не желая иметь ничего общего с логовом дракона, на опушке леса вдруг резко свернула в сторону. Нам туда было совсем не нужно, так что пришлось пробираться сквозь чащу.

Лес на этой стороне гор был очень старым, а деревья такими высокими, что за их густыми зелеными кронами совсем не было видно неба. Не говоря уж о логове дракона. Но у меня очень развито чувство направления – я всегда чувствую, где восток, а где запад, – что и спасло нас от бессмысленных скитаний по лесу.

Вокруг царило полное безмолвие. Флер и Кристабель держали стрелы наготове, надеясь подстрелить какую-нибудь птицу или оленя, но ни четвероногих, ни двуногих, ни крылатых существ мы так за целый день и не увидели. Зато вокруг было полно пауков, которые казались такими же старыми, как сам этот лес, а их паутина имела такой сложный рисунок и была такой плотной и огромной, что казалась диковинными гобеленами, развешанными на ветвях среди деревьев.

– Здесь все так застыло, – выдохнула Флер, – словно только и ждет, когда заиграет музыка…

Кристабель посмотрела на нее затуманенным взором и чихнула. А ведь Флер была права: эта неподвижность и впрямь казалась волшебной, точно кто-то нарочно заставил застыть эти предметы.

Пока мы прислушивались к тишине, снова начался дождь. Мы стояли и слушали, как капли дождя мягко постукивают по листьям, соскальзывая нам на волосы и за шиворот.

Точно так же с невидимого неба медленно и неслышно соскользнула и ночь, застав нас врасплох: костер мы не разожгли, свежатинки на охоте не добыли, да еще и промокли до нитки. Мы молча двинулись дальше, пока еще могли различать тропу, но потом все же пришлось остановиться: мы уже с трудом угадывали в темноте лица друг друга.

– Но ведь арфист-то здесь прошел! – тихо сказала Даника.

Разумеется, то, что смог этот проклятый безликий любовник Селендайн, конечно же, должны были суметь и мы!

– У нас есть еще травы, мед и немного бренди, – сказала Кристабель.

Флер, которая больше всех страдала от голода, обладая не большим запасом сил, чем у колибри, промолчала. А Джастин вдруг резко вскинула голову и воскликнула:

– Я чувствую запах дыма!

И тут я увидела свет: среди деревьев вдали светились два квадратных глаза и один круглый. Я вздохнула, испытывая огромное облегчение и не чувствуя ни малейшей жалости по отношению к хозяину этого тихого домика, хотя через несколько минут этот человек, кто бы он ни был, должен был обнаружить у себя на пороге нас пятерых.

Однако хозяйка домика отнюдь не смутилась при виде пятерых вооруженных, мокрых и голодных путешественниц, явно намеревавшихся вторгнуться в ее жилище.

– Входите, входите! – радушно пригласила она.

И когда мы гуськом просочились в дверь, я наконец увидела всех тех птиц и животных, о которых мы так тосковали в лесу; все они были представлены в этой комнате: олень и кабан, филин и красная косуля, заяц и горлинка. Я мигнула, но животные остались неподвижны, ибо были сделаны из ниток, или нарисованы, или вырезаны из дерева, или вышиты на занавесках, или написаны маслом на ставнях… Не успела я открыть рот и что-то сказать, как почувствовала, что нас обволакивают всевозможные ароматы готовящейся пищи, и заметила, как Флер рядом со мной пошатнулась.

– Ах вы, бедные девочки! – воскликнула старушка. И хотя все мы были вполне взрослыми женщинами, она в ее возрасте имела полное право называть нас так. – Вымокли до нитки, проголодались…

Хозяйка домика и сама была похожа на птицу: у нее были блестящие и любопытные глаза, как у сороки, и крючковатый нос, как у ястреба. Ее мягкие и совершенно седые волосы напоминали паутину, которую мы видели в лесу, а скрюченные от ревматизма пальцы – древесные сучки. Голос ее, впрочем, звучал по-доброму, добрым выглядел и ее теплый очаг, и те запахи, что доносились из кухни. Даже ее юбка была по подолу вышита птицами.

– Садитесь за стол, – пригласила она. – Я как раз хлеб пекла, да и в духовке пирог с мясом почти поспел… – Она повернулась, чтобы помешать какое-то варево, кипевшее над огнем. – Откуда вы и куда направляетесь?

– Мы принадлежим ко двору королевы Селендайн, – сказала я, – а пришли сюда в поисках ее арфиста. Не проходил ли он здесь случайно, госпожа моя?

– Ах вот вы кого ищете! – воскликнула, просветлев, старушка. – Да-да, проходил! Такой высокий, с золотистыми волосами? Очень красивый и на арфе замечательно играет!

– Звучит похоже, – сказала Кристабель.

– Он и мне играл! И такие чудные песенки! Он говорил, что ему непременно нужно найти какую-то особенную арфу. Есть ничего не стал и ушел еще до рассвета. – Она снова помешала варево в горшке. – Он что же, заблудился?

– Его захватил в плен Черный Тремптор.

– О, как это ужасно! – Старушка покачала головой. – Ну что ж, ему повезло: у него такие хорошие друзья, всегда готовые прийти ему на помощь…

– Точнее, его добрым другом является наша королева, – сказала я, едва слыша собственные слова, поскольку от аромата, исходившего из горшочка, у меня начинала кружиться голова. – А мы – ее друзья и верно ей служим. Скажи, госпожа моя, что это у тебя там такое варится?

– Так, кое-что для моей птички.

– Так в этом лесу все-таки водятся птички? – слабым голосом спросила Флер, стараясь поддержать разговор. – Мы тоже видели одну… Что же это за корм такой – пахнет замечательно! Просто самой съесть хочется!

– Ой, что ты, детка! Не надо! Вам нельзя это есть; это только для птички. А вас я найду чем угостить.

– Что же это за птичка такая особенная? – спросила Джастин.

Старуха постучала ложкой о край посудины, стряхивая капли варева, и положила ложку поверх горшка.

– О, ничего особенного в ней нет. Просто я нашла в лесу маленькую голодную пташку… Кстати, вы правы: в этом лесу очень мало птиц и животных. Вот я их и вышиваю да рисую, чтоб не скучно было. Ой, у меня же вино есть! – спохватилась она. – Сейчас принесу.

И вышла. Даника тут же принялась нервно мерить шагами комнату; Кристабель уселась поближе к огню, благодаря заложенному носу совершенно равнодушная к ароматам кипевшего над огнем варева. Джастин взяла маленького деревянного кабанчика и от нечего делать лениво его рассматривала. Флер едва держалась; она была бледна, как снег, и я не сводила с нее глаз, чтобы она не упала ненароком в очаг. Старуха, судя по ее ворчанию, никак не могла отыскать бокалы для вина.

– Как странно! – со вздохом пробормотала Джастин. – Эта свинка выглядит совсем как настоящая: каждая крошечная щетинка…

Флер добралась-таки до очага и уставилась в горшочек, где жирно булькало пахучее варево. Флер умоляюще глянула в ту сторону, куда ушла старуха; есть нам по-прежнему ничего не предложили, кроме обещаний. И вдруг я увидела в руках Флер ложку. Сперва я решила, что она просто хочет помешать в горшке, но потом услышала, как она пробормотала:

– Какая странная птичка – грибы ест… – И прибавила: – А вот это очень похоже на… – Джастин так резко стукнула деревянным кабанчиком об пол, что я подскочила от неожиданности, но Флер, поднеся ложку к губам, счастливо улыбнулась и сообщила: – На молодого барашка! – Она пригубила варево и в тот же миг исчезла; а на том месте, где она только что стояла, бился о ставни насмерть перепуганный жаворонок, жалобным писком моливший выпустить его на волю.

И тут откуда ни возьмись появилась старуха.

– Моя птичка! – вскричала она. – Моя красавица!

Я вскочила с мечом наперевес, так и не успев закрыть разинутый от изумления рот, и угрожающе взмахнула мечом. Но старая ведьма и не думала вступать со мной в поединок: оборотившись ястребом, она схватила жаворонка, дверь сама собой распахнулась перед нею, и обе птицы исчезли в ночи.

Мы выбежали на крыльцо, ошеломленные и испуганные, и дверь тут же захлопнулась за нами, точно чья-то пасть. Тьма окружала нас со всех сторон. Пламя в очаге разделилось на два языка, и темные окна домика смотрели на нас, словно два страшноватых горящих глаза. Но свет этих окон ничуть не рассеивал кромешную тьму, и нам не удалось ничего рассмотреть.

– Ах ты, проклятая старая паучиха с паутиной вместо волос! – в гневе воскликнула Даника. – Ах ты, ведьма вонючая!

Я услышала, как она злобно пнула ствол дерева, застонала от боли и выругалась. Кто-то наносил тяжелые методичные удары по окнам и двери. Кристабель начала осаду, догадалась я. Но ни окна, ни дверь не поддавались. И Кристабель застонала от отчаяния.

Почувствовав чье-то прикосновение, я угрожающе подняла меч, но Джастин быстро шепнула: «Это я» – и положила руку мне на плечо. Только тут я почувствовала, что вся дрожу.

– Ну, и что же нам теперь делать? – сдавленным голосом спросила я.

Это стоило мне огромного труда; мне хотелось одного – действовать. Но в этой непроглядной тьме мы были точно слепые щенки, беспомощно копошащиеся на земле.

– По-моему, она их не убивает, – сказала Джастин, – а меняет их обличье. Да встряхнись же и послушай меня! Она вскоре, конечно же, вернется домой вместе с Флер. А мы тем временем постараемся отыскать того, кто подскажет нам, как освободить Флер от заклятья. В этих диких волшебных краях непременно отыщется существо, которое это знает. Не все здесь такие жестокие!

– Нет. Мы будем ждать здесь, пока эта проклятая ведьма не вернется!

– Сомневаюсь, чтобы она вернулась, пока мы тут торчим. А если даже она и вернется и нам удастся как-нибудь ее уничтожить, то Флер, вполне возможно, так и останется, скажем, вышитой на занавеске.

– Мы останемся здесь!

– Послушай, Анна, – сказала она, и я топнула ногой, заставляя ее замолчать.

Душа моя разрывалась от желания ругаться, рыдать в голос, рвать в клочки эту чертову тьму, что липла к лицу, точно паутина, не давая видеть ничего вокруг…

– Бедная Флер, – шептала я, – она ведь всего лишь хотела чуть-чуть утолить свой голод… В общем, будь что будет с этим арфистом, а ее мы спасем в первую очередь! Вот только узнаем, каким способом.

– Да, она будет первой, – согласилась Джастин и задумчиво прибавила: – А ведь арфисту, похоже, удалось-таки от ведьмы уйти! Хотя от дракона он не ушел…

– Откуда же он мог узнать о ее чарах? – с горечью спросила я. – С помощью какого волшебства?

– Скорее, с помощью песен и легенд. Возможно, он уже слышал об этой ведьме и раньше?

Утром мы оказались разбросанными меж корней деревьев, словно павшие воины того войска, что безнадежно проиграло сражение. Но по крайней мере мы опять могли видеть!

Домик проклятой колдуньи неведомым образом исчез, и над тем местом, где он стоял, кружилось лишь два-три перышка огненного цвета.

Мы молча встали, чувствуя пустоту в душе и с тайной надеждой прислушиваясь, не раздастся ли вдруг знакомая утренняя болтовня Флер. Затем мы накормили лошадей, позавтракали совсем окаменевшим хлебом с капелькой меда и глотком бренди, оставили Флер дожидаться нас и поскакали дальше.

Чудовищный темный лес наконец немного поредел, затем сменился золотистой дубовой рощей, и мощные дубы тоже постепенно расступились, оставшись лишь по краям просторных лугов. Мы снова увидели небо над головой и высокие темные вершины гор вдалеке.

Вскоре мы миновали какую-то деревню – похожие на грибы домишки, лоскутное одеяло возделанных участков земли. Люди здесь не отличались ни особым дружелюбием, ни угрюмостью, ни любопытством. Мы нашли гостиницу, купили кое-какую провизию, а за деревней заметили дорогу, которая, как нам показалось, вела прямо к тойгоре.

Дорога была ухоженной и расчищенной, и нам сказали в деревне, что ее проложили еще до того, как гора превратилась в логово дракона. Нам также сказали, что здесь действительно проходил недавно какой-то арфист. Хотя он, похоже, произвел на жителей этой деревни крайне малое впечатление. Впрочем, они все же его запомнили, будучи людьми искушенными и практичными, да еще и живя, можно сказать, в тени дракона.

Этот арфист тоже спрашивал дорогу и еще задавал множество всяких вопросов насчет Черного Тремптора и здешних сказок про золотую волшебную арфу и тому подобную чепуху. Вот только уже много десятилетий, сказали жители деревни, никто не ходит по этой дороге, ибо ведет она прямо к дракону в пасть.

Но мы двинулись именно по ней. С каждым шагом гора становилась видна все более отчетливо; вскоре ее громада уже нависала прямо над нами, и деревья вокруг казались карликами. Мы все надеялись вот-вот услышать шелест драконовых крыльев, увидеть языки пламени, вырывающиеся из пасти дракона, но, похоже, Черный Тремптор днем предпочитал не летать.

Дождь прекратился, небо расчистилось. Тропа была окутана ароматом увядающих роз и дивными запахами старого леса, омытого дождем и согретого солнцем. Мы устроили привал у корней одного из этих огромных деревьев на краю просторной, поросшей травой поляны и видели, как взошла полная луна, все вокруг затопившая своим молочно-белым светом и явственно высветившая черное логово дракона на фоне звездного неба.

Если бы не трагическое исчезновение Флер, эта ночь могла бы показаться нам дивно прекрасной. И разговор наш неизменно начинался и кончался Флер. Мы говорили о ней – и о доме; мы говорили о ней – и о придворных сплетнях; мы говорили о ней – и об этом арфисте, а также о том, что же могло настолько увлечь его, что заставило покинуть Селендайн и угодить прямо дракону в когти.

И когда мы заговорили об арфисте, нам показалось, что его музыка окружает нас со всех сторон, падает прямо со звездного неба, а белый лунный свет в дубовом лесу становится золотистым.

– Ш-ш-ш! – Кристабель вдруг приложила палец к губам, и мы, уже сонные, примолкли и стали слушать.

Через несколько минут Даника зевнула.

– Это же просто звуки арфы! – Данике музыка была безразлична. А вот Флер восхищалась игрой этого арфиста настолько убедительно, что сама его игра, казалось, уже и не так важна. – Кто-то в лесу играет на арфе и ничего больше.

– Играет и поет! – сказала Кристабель.

И я изумленно вскинула брови, чувствуя, что этой мирной, дивно пахнущей ночью с нами может случиться все что угодно.

– Уж не наш ли это Кестраль там поет?

– Ну да! Залез на ветку дерева и распевает себе на весь лес! – предположила Даника.

Кристабель резко села; прямая спина ее была напряжена.