Текст книги "Время волков (СИ)"

Автор книги: Анатолий Бочаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 35 страниц)

Когда с делами было наконец покончено, уже успело стемнеть. Артур долго стоял на балконе, любуясь на горящие в небесах крупные, как игрушки с рождественской елки, звезды и на пылающие внизу, у замковых стен, костры. Молодой герцог сбросил плащ и расстегнул ворот рубахи, полной грудью вдыхая обдувающий кожу свежий ветер, пахнущий одновременно зеленью, речной водой и огнем. Издалека доносились обрывки нестройных солдатских песен. На минуту Артуру отчаянно захотелось спуститься в лагерь, может быть сесть у какого-нибудь из костров, поболтать с простыми воинами, ненадолго, всего лишь до утра, сделать вид, что он ровня им, совсем ничем от них не отличается. Так хотелось отдохнуть и развлечься. Айтверн слабо улыбнулся, захваченный шальной мыслей. Он подумал о том, что охотно бы променял выпавшую ему судьбу на какую-нибудь иную, попроще. Артуру безумно захотелось сделаться не повелителем Запада, маршалом королевских войск и сеньором обширного феода, а простым солдатом, может быть даже не благородного происхождения, а обычным наемником, не имеющим ничего, кроме меча, копья и коня, и вольного жить, как вздумается. Решать за одного себя, не принимая груз ответственности больше ни за кого, и не ломать голову над непосильными задачами. Просто воевать, бражничать и любить, ни на шаг не подходя к мировым судьбам. Подобные мысли были малодушием, но до чего же притягательным. Артур с невеселым смехом покачал головой. Мечтам суждено остаться мечтами, ему не убежать от того, что он есть, даже если очень хочется. Отсмеявшись, он еще долго смотрел с балкона, вдыхая окрестную ночь. Подумать только, еще не закончился май, и месяца не прошло с дня, как все завертелось, а до чего же изменилась его жизнь. Айтверн вспомнил другую ночь, такую недавнюю и такую далекую – когда он в последний раз кутил с друзьями, поставив с ног на голову один из столичных трактиров. Стены ходили ходуном, пол и потолок менялись местами, вино лилось рекой, шум и гам закладывали уши, и над всем этим безобразием плыла подмигивающая окнам луна. Юноша покинул едва не развалившееся от их гулянки заведение на рассвете, напоследок хлопнув всех завсегдатаев по плечу, расцеловав официанток и спев прощальную песню. Он был совершенно бодр и не испытывал даже капли усталости. Быстро сбежал по ступенькам, насвистывая легкомысленный мотивчик, вскочил в седло и поскакал домой. Солнце поднималось над городскими крышами, утро выдалось до невозможности чудесным и свежим, и так весело было поздравлять с его приходом сонных лавочников и редких прохожих. А дома Артура ждали ворчливый мажордом Мердок, как-то он теперь, бедняга, жив ли еще? и сестра…

С того дня все стало иным.

Айтверн еще раз усмехнулся, на сей раз откровенно криво, и так и не подобрав плащ, покинул балкон. Глаза все сильней жгло от усталости, и на сей раз Артур твердо решил добраться до постели. Он зашел в спальню, и обычно подавляющую своими размерами, а сейчас, в полной темноте, казавшуюся безразмерной черной пещерой. Остановился на пороге, наклонился, чтобы стянуть сапоги. Окончательно расшнуровал рубашку и швырнул, не глядя, да и попробуй что разглядеть в этом мраке, куда-то в дальний угол. Снял пояс с мечом и позволил ему упасть на пол, заодно подумав, что увидь Тарвел такое непотребство, не миновать бы подзатыльника. Приличный воин должен держать клинок в оружейной стойке, настоящий рыцарь – класть себе на кровать, в ногах или у изголовья. Но что прикажете делать смертельно усталому рыцарю? Стянув брюки, Артур повалился на край широкой кровати, давая отдых умаявшемуся телу. Пуховая перина, одна из немногих таковых в Стеренхорде, показалась ему мягкой, как облако – не иначе, на похожих облаках блаженствуют праведники в райских кущах. Праведникам, определенно, везет, так порадуемся же за них! Айтверн выгнулся, как кот, вкусно и с наслаждением зевая, перекатился на другой бок, блаженно улыбаясь…

… и ощутил легкое прикосновение к своей руке.

Приобретенные навыки сделали свое дело прежде, чем юноша успел осознать происходящее. Он отбросил коснувшуюся его ладонь и рывком соскочил на пол. Рухнул на колени и выпростал руку, шаря по ковру в поисках клинка. Проклятье, трижды проклятье, нельзя быть до такой степени беспечным! Наконец пальцы сомкнулись на костяном эфесе, Артур распрямил колени, одновременно обнажая клинок, и взмахнул им в воздухе, очерчивая вокруг себя круг.

– Ну, кто здесь? – крикнул Айтверн в темноту. – Покажись!

На кровати испуганно охнули:

– Ты что… Это же я…

Девичий голос. Прекрасно знакомый. До того знакомый, что Артур легко бы узнал его даже на том свете.

– Лаэ? Какого… черта? Это вообще ты, или я повредился рассудком?

Сестра рассмеялась: негромко и явно нервно. Она чего-то боится? Хотя попробуй тут не испугаться.

– Успокойся… Это я, и рассудком ты не повредился.

– Ну слава Богу, – Артур осторожно, стараясь не пораниться, вложил меч обратно в ножны и положил обратно на пол. – В первый момент, представь себе, я подумал, что это старина Мартин прислал по мою душу убийц. Может же, дорогая сестра, герцог Лайдерс решить тихонько избавиться от герцога Айтверна? Вполне, я бы на его месте избавился, правда, я к счастью не на его месте. Ну, вот… Уже решил, предстоит славная драка. В известной степени, ты растоптала мои мечты. – Лаэнэ вновь рассмеялась, теперь уже не так встревоженно. Ее смех прозвучал подобно перезвону маленьких колокольчиков, отлитых из чистого серебра. – Но постой… Давай я свет зажгу, ладно? А то не удивлюсь, если здесь обнаружится пара-тройка настоящих убийц.

– Хорошо…

Двигаясь наощупь, Айтверн кое-как добрался до столика со свечами и, пошуровав огнивом, наконец высек огонь. Вспыхнувшее пламя отбросило круг света на противоположную стену и часть потолка. Обернувшись, юноша смог разглядеть в этом свете свою сестру. Лаэнэ сидела на его постели, поверх белоснежной простыни, вытянув ноги и опираясь спиной о стену. На девушке было блестящее синее платье, переливающееся рвущимися на него отблесками пламени и открывающее босые ступни. Лаэнэ держала голову чуть опущенной, и длинные волосы падали на высокую грудь, плотно обтянутую тканью платья, а на белых щеках выступил румянец. Лишь сейчас Артур сообразил, что стоит перед сестрой совсем голый, в чем мать родила. Первым его порывом было кинуться собирать с ковра одежду и поскорее натянуть на себя хоть какие-то тряпки, но немалым усилием воли Айтверн остался стоять на месте, даже не шелохнувшись. Если попал в неловкое положение – сделай вид, что вовсе не замечаешь никакой неловкости и что все нормально. Это лучше, нежели выставить себя в глупом свете.

Артур обратился к сестре:

– Чем обязан чести принимать тебя в столь поздний час? – он говорил со светской небрежностью, больше приличествующей званому вечеру, а не этой неудобной сцене.

Лаэнэ обратила на него взгляд своих не имеющих дна зеленых глаз, и под этим взглядом юноша ощутил, как все тело его покрывается гусиными мурашками. Он почувствовал охватившую мускулы знакомую пульсирующую истому – и не мог сказать, что она ему неприятна.

– Просто так, – сказал Лаэнэ. – Мы последнее время совсем редко видимся. Я не могу долго без тебя.

– Спасибо, – выдавил Айтверн, ощущая себя совершенно растерянным. Тем не менее он постарался загнать растерянность поглубже и принять максимально естественный вид. Широко расправил плечи и с вызовом поднял подбородок.

– Ты же завтра уезжаешь, – продолжила Лаэнэ, мимолетным движением узкой ладони убрав упавшую на глаза прядь цвета подсолнечника, – я не могла к тебе не зайти. Мне страшно, Арчи, очень страшно… Это слишком опасно.

– Брось, родная моя, никакой опасности мне не грозит. Я еду на переговоры, не на битву. Просто побеседовать с этим… господином. Не переживай, все обойдется. И вздохнуть не успеешь, как мы вернемся. Этот их Гледерик и подумать не сможет, чтобы напасть. Кем он после окажется, в глазах всего мира?

– Да… Конечно… – Девушка ненадолго замолчала, и Артур воспользовался паузой, чтобы сглотнуть вставший в горле тугой комок. – Послушай, за эти дни… Мы так и не поговорили ни разу по-нормальному… Ты постоянно в делах, у меня и возможности не было с тобой побыть… Хотелось все время, да не выходило, так пусть хотя бы сейчас, напоследок. Тогда, той ночью… когда ты застал нас с Гайвеном… Гайвен… Он… – Лаэнэ запнулась, вновь опуская голову. Ее тонкие пальцы бесцельно теребили край одеяла.

– Его высочество – крайне достойный молодой человек, благородный, умный и незлобивый, – сказал Артур с иссушающей чопорностью. – В тот раз, когда я… когда вы… в тот раз он поступил несколько неразумно, но виной тому был вовсе не его злой умысел, а всего лишь незнание. Гайвен отнюдь не желал поставить твою честь под угрозу. Я потом поговорил с ним и все ему объяснил. И он понял. Так что…

– Да нет, – перебила его Лаэнэ. – Все в порядке, я не держу на Гайвена зла. Наоборот…

– Тем лучше, – сказал Артур с поразившей его самого болью. – Я очень за вас рад. Все обустраивается, как нельзя лучше. Его высочество – крайне достойный кавалер. Если он решит за тобой ухаживать…

– Ты не понял. Принц… Он очень милый, да, это конечно правда. Но я не люблю его, Арчи. Совсем не люблю. Тогда… Я поцеловалась с ним… просто ради интереса. Глупо, да… но мне хотелось поглядеть, чем все кончится. Я люблю совсем не его. Я люблю тебя, Артур.

На это Артур так и не смог найти достойного ответа. Вообще никакого ответа. Язык у него как отнялся, потеряв подвижность, а сердце, наоборот, забилось очень быстро, так, что сделалось больно. И перехватило дыхание. Он не знал, что сказать, да и не мог ничего говорить.

Лаэнэ легко поднялась с кровати, ее босые ступни утонули в пушистом ковре. Девушка медленно двинулась к застывшему на середине комнаты Артуру, и на этот раз огонь свечей отразился уже в ее глазах – ставших на один-единственный миг огненными, как драконье пламя. Айтверн вдруг подумал, что Лаэнэ, наверно, сейчас очень страшно – куда страшнее, чем ему самому. И все же она шла навстречу своему брату. Каждый шаг давался ей с усилием. Так бывает, если идти сквозь тягучую, плотную, упрямую завезу. Если воздух пожелает сделаться стеной. Лаэнэ шла – и горела.

Когда юношу и девушку разделял всего один шаг, Лаэнэ повторила:

– Я люблю тебя. Я давно хотела сказать, но боялась, а теперь больше не боюсь. Я больше не хочу бояться. Я не умею бояться. Я разучилась бояться. Знаешь, когда все, что было раньше, погибло или почти погибло, или скоро погибнет, тут уже не до страха, перестаешь его помнить. Остается только одно, лишь бы воздуха немного хлебнуть. Пожить. Коснуться звезды. Я больше так не могу, ты мне веришь? Я же не живу совсем, когда тебя нету рядом. Когда ты появляешься – я все надеюсь, что ты подойдешь ко мне и что-то скажешь… а ты не говоришь, то есть говоришь, но не то самое. А потом уходишь, а я все надеюсь, что вернешься, возьмешь и уже не отпустишь. Я мечтаю о тебе, когда тебя нет. Я так от всего этого устала, невыразимо… от молчания, ожидания, от всего… легче в петлю залезть. Я же тебя люблю, Артур. Понимаешь… Я люблю тебя не как брата. Отец сказал бы, что это грех, и священники сказали бы, только, знаешь, мне все равно, пропадай оно все пропадом. Если б можно было… я хочу быть твоей женой. Ты понимаешь, что я чувствую? Мир рухнул. От этого мира – от этого проклятого мира – совсем ничего не осталось. Короли умирают, умирают рыцари, умирают отцы. А еще они убивают. Я знаю, как они убивают. Убивают короли, убивают рыцари и убивают отцы. Все уходит. Есть только мы, ты и я, но я не знаю, сколько мы еще будем. Когда все упадет – наверно, упадем и мы. Пока этого не случилось – дай мне жить. Я хочу жить. Я не мужчина. Я никогда не смогу жить, как ты. Я не создана ни для мечей, ни для власти. Любовь – только так я могу чувствовать себя живой. Так дай мне это. Дай мне себя. А я отдам себя тебе. И это будет честно. Просто были ты и я, а будем мы. Одно. Ты все, что у меня осталось живого, так будь же со мной.

Артур вновь не ответил.

Лаэнэ подняла руку, такую тонкую и хрупкую, будто сделанную из восточного фарфора, и провела ей по волосам Артура, рассыпавшимся у него по плечам – таким же густым и светлым, как ее собственные. Намотала одну из прядей на палец, потом отпустила. Коснулась его выпирающих ключиц, обозначила их контур. Опустила руку юноше на грудь, прижалась к его коже тыльной стороной ладони. Сердце заколотилось, как бешеное.

– Ты тоже любишь меня, я вижу, – сказала Лаэнэ, – такое не спрятать. Просто ты вбил себе в голову, что не имеешь права, не можешь. Ты хочешь стать… даже не отцом, лучше отца. Каким-то героем из сказки, чтобы никаких упреков и пятен на чести. Но это не пятно, правда. Разве любовь может быть пятном? Я не верю.

– Я тоже не верю, – хрипло, через силу выговорил Артур. Он понимал, что немедленно должен сбросить руку сестры со своей груди, одеться и уйти, но – не мог. – Я не верю… но знаю. Если я… если это… как мы потом будем смотреть Богу в глаза?

– Раньше тебя это не волновало… как смотреть другим в глаза. Даже Богу. Зачем же сейчас… играть? Я хочу быть твоей. Я бы сочеталась с тобой браком… но понимаю, что нам не позволят. Мне бы совсем немного. Ты же уезжаешь… а пока не уехал, подари мне немного радости. Побудь со мной, как мужчина… Пожалуйста. Я же вижу, ты хочешь меня. Хочешь. Так возьми.

– Я… Мы не можем, Лаэ.

– Нет. Мы можем. Ты меня слышишь? Ты меня слышишь или нет? Мы можем. Ты – Драконий Владыка, а я – твоя женщина. Зачем нам бояться?

Лаэнэ наконец отняла руку от его груди – и быстро, видно было, что ее пальцы дрожат и срываются, едва слушаются хозяйку – развязала шнуровку платья. Повела плечами – и одежда упала грудой такого ненужного и нелепого тряпья к ее ногам. Гордо выпрямилась, тряхнув волосами и открывая себя всю взгляду Артура. Совершенно обнаженная и невыносимо, немыслимо прекрасная Лаэнэ Айтверн стояла перед своим братом, повелителем Западных Берегов, и у Артура перехватило горло от восторга, желания и тоски. Белая кожа ее тела могла бы сойти за мрамор, не будь она такой – юноша был уверен в этом, почти мог представить – теплой и нежной.

– Ты меня хочешь, – повторила Лаэнэ, – забирай же.

Девушка взяла его собственную, почти парализованную нерешительностью ладонь – и положила себе на грудь. Артур почувствовал, какая она твердая и упругая, как напрягся под его пальцами розовый сосок. Лаэнэ тесно прижалась к брату, обнимая его, положила голову ему на плечо, обхватив прохладными губами ухо, прижалась своими бедрами, оказавшимися неожиданно жаркими, к его собственным – и юноша почувствовал, как его мужская плоть выпрямилась и напряглась, вонзаясь ей между ног. Лаэнэ не то простонала, не то зарыдала. Артур знал, что не выдержит долго. Слишком прекрасным и желанным было то, что он сейчас испытывал. Еще немного – и он сдастся, пойдет вслед за сестрой, возьмет ее и станет… кем он станет?

Собрав остатки воли в кулак, Артур с силой оттолкнул девушку прочь от себя – и она рухнула на пол.

– Довольно! – закричал он. – Хватит! Не прикасайся ко мне! Довольно!

Лаэнэ подняла голову, и юноша увидел в ее глазах себя.

– Да вы просто трус, сударь, – сказала она медленно. Очень-очень медленно. И очень зло. – Вы самый настоящий, последний на свете трус. Я так смотрю, вы даже не можете быть мужчиной.

– Могу, – ответил Артур тоже со злостью. – Представь себе. Я – мужчина. И именно потому, что я мужчина, я и пальцем к тебе не прикоснусь. Я люблю тебя, ты это хотела услышать? Ну так слушай, в первый и последний раз. Я тебя люблю, но не стану ради этой любви губить нашу честь, наше будущее и наши бессмертные души. И будущее прежде всего, потому что вместе мы быть не сможем. Лучше всего для тебя будет забыть о… нашей любви и найти себе достойного супруга, а не травить душу бессмысленными надеждами. – Он обошел Лаэнэ, стараясь не смотреть на распростертое на темно-зеленом, почти черном ковре белое тело. Стараясь не поддаться искушению. Потому что больше всего ему сейчас хотелось возлечь вместе с ней и довести начатое до конца. Артур наклонился и собрал всю свою так неосмотрительно, как оказалось, сброшенную одежду. Взял ее в охапку. – Можешь остаться здесь, сестра. Я в эту комнату больше не вернусь, а тебе лучше остаться. Полежи, вдруг заснешь. Доброй ночи.

Лаэнэ не ответила, и тогда Артур направился к дверям – и с каждым шагом, что он делал, уходя прочь от нее, он убивал часть самого себя. На пороге Артуру захотелось захотелось остановиться и повернуть назад, но он преодолел и это желание. Нет такого желания, которое человек не смог бы преодолеть. Выйдя в гостиную, он плотно закрыл за собой дверь – а услышав доносящиеся из-за нее рыдания, пошел прочь, на ходу торопливо одеваясь.

Утром, когда готовый отправиться в путешествие отряд собирался на крепостном дворе, Лаэнэ Айтверн так и не вышла проводить их в дорогу.

Капитан королевской гвардии, представившийся сэром Толлхартом, держался заносчиво и нагло. Он то и дело бросал на Артура пренебрежительные взгляды, а Ретвальда и вовсе демонстративно игнорировал. Временами Толлхарт принимался поглаживать развесистые рыжие усы, отчего невероятно напоминал таракана – худого, как щепка, и до тошноты омерзительного. Капитан носил на белом гвардейском плаще заместо споротого золотого диска яблоневое дерево Картворов. И когда успел нацепить? Не иначе, портные в стольном городе работали, не покладая рук. Интересно, им хоть заплатили?

– Его величество готов выехать к вам, герцог, – бросил сэр Толлхарт, свирепо зыркнув на Артура черными глазищами. – Но лишь к вам. Потому что в уговоре речь шла про встречу один на один, и никаких прочих господ.

Артур покрепче сжал поводья коня, хотя куда в большей степени ему хотелось заехать кулаком гвардейцу по зубам. Подумать только, "прочих господ"… Ты этим прочим господам месяц назад в ноги кланялся.

– Не вижу здесь посторонних… за исключением разве что вас, любезный капитан, – герцог Айтверн послал Толлхарту очаровательную улыбку. – Господину Картвору вовсе не помешает познакомиться с его высочеством наследником престола. Когда еще господину Картвору выпадет подобный шанс? Разве что на эшафоте, куда мой принц приведет Картвора, чтоб тот ответил за все.

Сэр Толлхарт побагровел:

– Сударь, вы переступаете границы приличий… Вы смеете угрожать моему сюзерену.

– Смею. Только не угрожать, а обещать. Это разные вещи… сударь. И, видят небеса, я свое обещание выполню. А пока что – дуйте обратно в свой лагерь, да передайте своему, с позволения сказать, сюзерену – пусть поскорее явится пред наши очи. А то дело к ланчу, а мы еще и не завтракали.

Гвардеец раскраснелся еще сильнее, напомнив вареного рака. Айтверн ожидал, что усач полезет в драку, его бы это даже развеселило. Увы, надежда не оправдалась. Толлхарт лишь досадливо ругнулся, повернул коня и потрусил через поле, к раскинувшимся на противоположном его конце шатрам, украшенным яблоневыми знаменами. Капитан сидел в седле слегка ссутулившись и явно был чертовски зол. Если встретится потом, в бою, надо будет его убить.

– Зря ты на него накинулся, – заметил Гайвен, поправляя высокий воротник. Принц кутался в черный плащ, ибо день выдался довольно прохладным, и сидел верхом на вороном жеребце. – Нам лишние ссоры не нужны.

– Не зря. Чего дурного, чтобы прямо сказать подонку, кто он есть? Хотя этот парень лишь мелкий крысеныш. Настоящего крыса мы еще не видали, а когда увидим – тогда и скажем все остальное. Что же до ссор… Брось, переговорам они не повредят. Картвор сам меня пригласил, из-за пары слов он обратно не поскачет, – в отличие от выбравшего вороную масть Гайвена, Артур предпочел оседлать роскошного белого коня, найденного в конюшнях Стеренхорда. Его прежний любимый дарнеец остался в столице, и неизвестно было, что с ним сталось. Артур вообще много кого оставил в Лиртане. Отца, в последний раз увиденного живым, а сделавшегося мертвым, капитана Орсона Фаулза, сержанта Кремсона, Чарльза Мердока, мэтра Гренхерна, Амелию Вайтербел, друзей… да вот только где они теперь, те друзья? С кем они? И живы ли еще? Почему все получилось так, а не иначе? Почему ничего никогда не бывает хорошо?

Артур стянул перчатку и хорошенько прокусил себе зубами кожу на руке. Он обнаружил, что телесная боль отлично помогает избавиться от тяжелых мыслей. Незамысловатый способ забыться, но до чего же действенный. Иногда не думать – все, что нам остается.

Айтверн и Ретвальд остались одни, посреди широкого поля, поросшего сорной травой, с юга примыкавшего к ведущему на Лиртан тракту. В миле от них к западу высилось то самое давешнее укрепление, сторожившее границы земель лорда Дерстейна, там Артур оставил сопровождавший их эскорт. Пусть подождут, все равно же устали с дороги, да и лишние уши при предстоящем разговоре помешают. А впереди стали лагерем приехавшие из Лиртана мятежники, возглавляемые вроде бы самим Картвором. На глаз их насчитывалось не более полусотни. Что же, хоть в чем-то Тарвел оказался неправ.

– О! Гляди! – Айтверн привстал в стременах. – Едет кто-то! Не иначе, наш приятель наконец объявился.

Сквозь сочные зеленые травы, под одуряюще синим небом, через все поле, к принцу и маршалу неслась стремительно увеличивающаяся темная точка. Вскоре она превратилась в всадника на гнедом коне, с развевающимся за плечами плащом – все того же густого синего цвета. Можно было представить, как свистит сейчас ветер в ушах наездника. Ладонь Артура сама собой легла на эфес.

Всадник приблизился, вырос – резко, неожиданно, будто неведомое колдовство исказило перспективу и замутило зрение. Конь, на котором прискакал враг, весело, едва ли не с насмешкой заржал, и его ржанию вторил смех седока, низко пригнувшегося к лошадиной шее, почти упавшего на нее, утопившего голову в развевающейся гриве. Артур никогда прежде не встречал такой посадки, хотя говорили, что она принята среди степняков. Жеребец, весь блестящий от пены, остановился в пяти шагах от Айтверна и Ретвальда, смял копытами траву и несколько раз ударил себя хвостом по бокам. Всадник вновь расхохотался и выпрямился:

– Люблю лихую скачку… эх, до чего же люблю! Кто ни разу быстро не ездил – тот и вовсе не жил. – Его голос с трудом доносился из-под опущенного глухого забрала, не дававшего увидеть лица. Доспехов прискакавший не носил, только лишь кольчугу, чьи звенья металлической волной переливались под плащом. Не самого крепкого телосложения… но зато великолепный наездник, в чем Артур только что убедился. – Рад приветствовать вас, герцог Айтверн! Давно хотел уже побеседовать… да все обстоятельства мешали, – тон, каким были произнесены эти слова, не оставлял сомнений – всаднику очень смешно. Ну просто до колик. – Вы же знаете, какими досадными порой бывают обстоятельства… Там забота, здесь забота, а потом вдруг как-то получилось, что на западе против меня собирается армия. Вот ведь неожиданность. Ваша армия, кстати? Можете и не отвечать, сам знаю. Между прочим, я же вам до сих пор и не представился. Спешу загладить неловкость. Гледерик Картвор, к вашим услугам. И к услугам ваших родичей! – всадник вскинул руку в лихом салюте.

Артур не ответил, даже слова не сказал – его виски вдруг разломило болью. Как если бы по голове ударили. К горлу подступила тошнота. Проклятье… Да что ж это такое творится… Отчего голос человека, назвавшегося Гледериком Картвором, то, как он говорит, и прежде всего – что говорит, кажется невероятно знакомым? "Мы уже встречались раньше, – понял Айтверн. – Уже встречались… Но чтоб я сдох, если смогу понять, где и когда".

– Давно уже следовало поговорить по душам, да все не получалось, – продолжал узурпатор престола. – Вы умудрились улизнуть из столицы, мой друг, как раз тогда, когда я желал вас видеть. Наделали шума на западе. Заключили союз с Тарвелом… весьма шустро, надо сказать. Я посылал к лорду Дерстейну своего посла, графа Гальса. Вы его часом не встречали?

Интересно, он и в самом деле не осведомлен о судьбе Александра – или просто ломает комедию? Скорее первое, откуда бы главарю мятежников прознать о случившемся в Стеренхорде? Артур надеялся, что вражеских лазутчиков в стенах Стеренхорда нет.

– Александр Гальс пал от моей руки, – неохотно сообщил Артур.

– Да? – Айтверн от души пожалел, что не видит лица узурпатора и не может знать, как тот воспринял известие. Голос Картвора оставался вполне легкомысленным.

– Да. Мы сражались на дуэли.

– Ах, вот оно как… Что же, это меняет расклад. А я грешным делом решил, вы зарезали его в темнице. Нехорошо бы получилось… Дуэль, говорите? – Артур молча кивнул. – Подумать только, дуэль… Пару взмахов мечом – и все, кто-то победил, кто-то проиграл! А я лишился верного вассала. Александр Гальс был отличным вассалом, помилуй те, кому миловать положено, его душу. Весьма печально узнать о его кончине. Что ж вы так, герцог? Убили моего друга.

– Я потерял по вашей милости куда больше друзей, – бросил Артур.

– Ну, если так, то конечно… Значит, вы не открыли счет, а всего лишь сравняли его. Тогда прощаю, хотя все равно опечален. А, кстати, – тем временем спохватился Картвор… черт побери, как же он весел, как откровенно забавляется происходящим… и насколько знакомые насмешки… – вы же приехали со спутником, любезный герцог! Еще большая досада. Я же четко сказал, то есть написал – встреча один на один, без всяких посторонних. А вы не послушались. Экий вы упрямец, сударь! Ну и скажите на милость, кто этот мальчик, угрюмый как смерть? Хотя нет, стойте, сам угадаю! Гайвен Ретвальд, надо полагать? Да?

Принц сидел в седле как влитой, напоминая каменное изваяние. Когда Гледерик Картвор заговорил о нем, Гайвен лишь слегка повернул голову в его сторону и спокойно сказал:

– Да, вы не ошиблись, сударь. Это я сам настоял, чтоб сопровождать моего маршала. Нехорошо было бы… прятаться за его спиной.

Похоже, слова Ретвальда привели узурпатора в полный восторг. Он поднял руки и три раза хлопнул в ладоши.

– А вы смельчак, приятель. Да еще, видать, отягощены честью. Не пожелали прятаться за спинами… надо же. Забавно сказано. А я, кстати, видел вашего достопочтенного батюшку… даже беседовал с ним. Ага, эк задергались! Спешу огорчить – ваш отец мертв, – голос Картвора сделался жестким и злым, – Роберт Ретвальд не захотел отдать то, что ему никогда не принадлежало. Отвратительно, правда? Не люблю воров… Я великодушно предолжил вашему отцу земли, титул, почет… однако он предпочел вцепиться в краденую корону. И потому умер. А вы, смотрю, так и норовите последовать его примеру?

Прежде, чем Гайвен успел ответить, вмешался Артур:

– Вы выбрали неподходящий момент для риторических вопросов. У меня нет никакого желания ни выслушивать перебранку, ни самому принимать в ней участие – надоело до смерти. И я ехал сюда, чтобы посмотреть вам в глаза, а не созерцать кусок металла. Ну же! – И, видя, что Картвор не торопится выполнять его требование, Айтверн добавил. – Сделайте, что от вас просят. А потом, так и быть, разрешаю спеть. Лишь бы не про сэра Мортена. Старинные баллады получаются у вас омерзительно.

Слова были сказаны. Айтверн и сам не был уверен в них, до момента, пока не произнес… Но теперь… Он твердо знал, что не ошибся. Детали головоломки давно лежали на карточном столе, оставалось просто сложить их, совместить неровно обрезанными краями, и получить ответ. Все было настолько просто, что непонятно было – смеяться теперь или плакать. "Я буду использовать всех, до кого дотянусь, пока не получу то, что должен… и после того тоже". Вам не удастся использовать нас, милорд.

Гледерик Картвор вновь поднял руки – и снял шлем. Короткие рыжие волосы, зеленые глаза, прямой нос, благородное, но вместе с тем открытое и честное лицо. Лицо давешнего посыльного, приведшего герцога Раймонда Айтверна на встречу с заговорщиками. Вот и свиделись.

– Я думал, вы догадаетесь раньше, – в голосе самозванного – или же законного? – короля проступила укоризна.

– Я и сам удивляюсь, почему не догадался… Все же было до того прозрачно… Наверно, любая тайна покажется элементарной, после того, как ее раскрыть. Я видел вас, Гледерик Картвор… и видел два раза. Два, а не один. Это вы привлекли внимание моей сестры в день ее похищения. Крутились за нами по городу… А потом завели в ловушку. Почему же я не понял еще тогда? Почему не разглядел вашего лица? Не понимаю, неужели я был настолько… погружен в себя. Но неважно. Ваши люди должны были похитить и доставить к Лайдерсу… не Лаэнэ же, правда? Она была просто случайным уловом. С самого начала вы искали меня. Ну разумеется. Шантажировать маршала иберленского жизнью его наследника – куда лучше, нежели жизнью его дочери, правда ведь? Только вы просчитались с самого начала. Отец решил пожертвовать моей сестрой – и точно так же пожертвовал бы мной. Вы совсем его не знали.

– Это вы его не знали, – безмятежно возразил Картвор. – Я разбираюсь в людях получше, чем многие. И успел раскусить вашу семейку. Раймонд Айтверн скорее отсек бы себе обе руки, нежели оставил в беде своего сына. Не сомневаюсь, он очень вас любил.

"Странно, почему же я так редко это замечал?"

– Это для меня уже совсем неважно, – сказал Артур, хотя и понимал, что лжет. – Важно другое… Вы выбрали себе очень плохих исполнителей. Когда в следующий раз отправите кого по мою душу – найдите более искусных бойцов, расправляться с теми было даже скучно. А их главарь… этот осел под конец сорвался и решил меня прикончить. Мстил за убитых. Надо полагать, он был некогда очень хорошим командиром? Но отвратительным подчиненным. Если все ваши солдаты так же хорошо исполняют приказы, Картвор – долго война не продлится. Ну да ладно, продолжим… Вы привели отца на встречу… Чей был план, ваш или Лайдерса? Кто придумал всю эту историю с заложниками?

Гледерик поморщился:

– Это имеет значение?

– Для меня – да.

– Это не имеет никакого значения, – с нажимом произнес Картвор. – Герцог Лайдерс присягнул мне. И все, что он делает – это также и мои дела. Сообразили, каков расклад? Я никогда не сваливаю вину на своих людей… особенно когда и вины нету. Идет война, вы сами заметили. Я намеревался переманить повелителя Запада на свою сторону.

– Тогда вы выбрали весьма паршивый способ этого добиться.

– А у меня были иные? Ваш отец был до смерти предан Ретвальду… Он бы погиб, защищая его от врагов…

– Он и так погиб, – у Артура пересохло во рту.

– Да. К сожалению. После победы я намеревался склонить Раймонда на свою сторону. У него бы просто не было иного выбора, после того, как плененный Роберт отрекся бы в мою пользу… Ваш отец, как дворянин и офицер, в первую очередь должен служить Иберлену, и лишь потом королю. Он бы согласился присягнуть мне. Но увы! Нашелся один идиот, решивший избавиться от герцога Айтверна. До сих пор не пойму, что им двигало – приказ генерала Крейнера, ныне покойного, или собственная дурость. Ваш отец мертв. Приношу соболезнования. И сообщаю, что я казнил его убийцу. И казнил бы Крейнера, не успей он раньше улизнуть на небеса.