Текст книги "Время волков (СИ)"

Автор книги: Анатолий Бочаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 35 страниц)

Анатолий Юрьевич Бочаров
Время волков

Автор благодарит Ирину Степанову и Ольгу Середу

за помощь, оказанную при работе над книгой.

И на всех перекрестках земли,

Выражения лиц не меняя,

Благородные лгут короли.

Л.Дербенев.

Пролог.

Замок Шоненгем, северный Иберлен. 1347 год от Воплощения.

Никогда не спеши умирать. Особенно, если сам того не хочешь.

Немолодой мужчина в простом черном платье, стоящий у высокого окна, выглядывающего на заметаемый метелью крепостной двор, невесело покачал головой при этой мысли. Медленно провел по стеклу ладонью, столь привычной к рукояти меча. На стекле отпечаталась зимняя изморозь, напоминающая росчерки пера на старинной карте. За окном надрывался ветер – совсем как раненый волк. Раненые волки живучи. Если не добить их меткой стрелой, они долго могут хромать по рассыпчатому снегу, роняя на белое капли крови. А еще, даже издыхая, уставший бегать от смерти волк способен оскалить зубы, прыгнуть на охотника и порвать тому глотку.

Двор совсем уж замело, снега навалило в человеческий рост. С утра его пробовали расчищать, пробивая в выросшей стене не дорожки даже – туннели, но потом вновь поднялась буря. Человек в черном стоял и смотрел, как буря низвергает с небес косой стеной тяжелые серые хлопья. Он думал о зимней охоте, об умирающих волках и о ледяной могиле. Могиле, достойной тех, кто стоял вровень с королями. Каждое прикосновение к стеклу оборачивалось укусом холода, лязгающего зубами в унисон песне металлических игл, пронзивших сердце.

Поэзия. Да чтоб ее к чертовой матери разорвало. Вместе со всеми на свете стихоплетами.

Герцог Камблер Лайдерс, а именно так звали этого человека в черном, человека с усталым изможденным лицом и тронутыми патиной седины волосами, помянул нечистого и задернул окно шторой. Прошел вглубь комнаты, к загроможденному всевозможной полезной дрянью письменному столу, в центре которого развернулась, придавленная по краям кинжалами, та самая ненавистная карта. Герцог склонился на ней, согнув спину и прищурив слезящиеся глаза, всмотрелся так внимательно, будто от десятитысячного просмотра могло что-то измениться. Не могло. И не изменилось.

Глаза жгло постоянно, уже незнамо сколько дней подряд. Почти терпимо утром, чуть похуже к вечеру и совсем остервенело – по ночам. Адская боль, раздирающая глаза погаными крысиными коготками, перекидывалась и на сдавленный серебряным обручем лоб. Боль сжимала череп между молотом и наковальней, заставляя то и дело путать дневную явь с ночным бредом. Вокруг то и дело вспыхивали цветные пятна. При любом резком движении к голове приливала кровь. Слуги, замечая испытываемые их господином страдания, ведь никакую болезнь не удается скрывать вечно, тихонько перешептывались и предлагали позвать лекарей. Герцог в ответ только молча сжимал зубы. Соратники, в отличие от слуг, не говорили ни слова – отворачивались, молчали. Один дьявол знал, что хуже.

Лайдерс не сомневался, что ему уже давно прочат заслуженный отдых. На том свете, надо полагать.

Не дождетесь.

Если он свалится с ног, Империя возблагодарит за столь роскошный подарок всех богов разом. Они там у себя на юге взвоют от радости. Нет. Герцог Лайдерс не бросит свою страну. Вернее то, что от нее осталось, а осталось немного.

Камблер налил красного айтвернского вина из фарфорового кувшина с отломанным носиком в стоящий на столе кубок. Разумеется, расплескал – больно уж дрожали руки. Вино вылилось на карту, окрашивая пожелтевший ломкий пергамент в темный цвет и расползаясь по нему огромным пятном. Забавно, но границы пятна почти в точности совпали с массивом заштрихованных территорий, захваченных Империей. Какая гнусная ирония судьбы. Впрочем, судьба всегда была злой теткой, а не верной женой.

В дверь постучали.

– Войдите! – бросил герцог, рассеянно барабаня пальцами по рукоятке кинжала. Надо послать слугу за новой картой, эта уже никуда не годится, сколько ее ни суши. А вино жаль, вино было хорошее. В замке его осталось не так уж много, и до весны нового завоза не случится. Впрочем, до выпивки ли им всем будет весной – вот в чем вопрос. К тому времени, когда сойдут снега, не станут ли кости лордов Иберлена добычей для воронья?

В дверях возник капитан Беккет, командир шоненгемской гвардии. Он кутался в роскошный, из соболиных шкур сшитый плащ. Плевать, что роскошный, главное, что теплый. Зима выдалась на редкость морозной даже для этих северных краев, издавна принадлежавших дому Лайдерсов. Единственным утешением осталось то, что куда больше неудобств морозы доставляют вторгнувшимся в Иберлен солдатам Империи. Хоть какое-то преимущество, жаль, что самое крайнее к апрелю оно сойдет на нет. Армии противника были многочисленны, отлично вооружены и не испытывали особых проблем с подвозом продовольствия. Они не отступят.

Империя Марледай вознамерилась сжать в своем кулаке все земли и все страны, весь мир от одного края света до другого, если они только есть, эти края, и гордое северо-западное королевство, невзирая на всю свою гордость, ей в этом не помеха. Пришедшие с юга войска растопчут Иберлен, добавив его к сонму уже захваченных провинций.

– Милорд регент, – Беккет отдал четкий военный салют, как и полагается бравому солдату, – совет вновь собрался и ожидает лишь вашего присутствия.

Совет… Одно это слово заставило душу Камблера сжаться от боли, и герцогу пришлось приложить усилие, дабы и тени чувств не отразилось на его нарочито невыразительном лице. Старые друзья, союзники, родичи. Братья, все равно что братья. Неужели они не понимают, на какое безумие хотят пойти? Неужели желание жить затмило им разум? Решение, к которому склонялось большинство входящих в Коронный совет вельмож, представлялось Лайдерсу безумием. Безумием, а еще трусостью и немыслимой подлостью. Он спорил, возражал, приводил доводы, едва не срывался на крик – все было тщетно. Его не слушали, а вернее не слышали. Регент, принявший власть над Иберленом после гибели короля Херрика в Дрейданской битве, говорил со своими соратниками на непонятном им языке.

– Хорошо, – Лайдерс надел регентскую цепь, тут же сжавшую горло туго сплетенными тяжелыми металлическими звеньями. Тот, кто делал эту цепь, меньше всего заботился об удобстве ее носителя. И правильно делал. – Проводите меня, капитан.

Майкл Беккет вновь отсалютовал. За семнадцать лет службы он превратился в тень герцога, столь же неотступную и неотделимую, как и та, что сопутствовала Камблеру от рождения, прибитая гвоздями к его ступням. Лайдерс доверял капитану своей личной охраны точно так же, как себе самому, если не больше. Он даже представить не мог Беккета на ином месте, нежели у себя за спиной. Герцог сбился со счету, сколько раз Майкл спасал ему жизнь – и в гуще боя, под развевающимися знаменами, и от стилетов наемных убийц.

Майкл – единственный, кому можно доверять. Раз уж Айтверн пошел вместе с большинством. Раз уж Айтверн готов пожертвовать честью.

Коронный Совет, составленный из наиболее знатных и могущественных дворян королевства, собрался в Большом Зале, под сенью знамен с вышитым на них яблоневым деревом. То были королевские знамена, стяги дома Картворов, правившего страной многие сотни лет и пресекшегося с гибелью короля – два месяца назад, в осенней грязи и слякоти на Дрейданском поле. Херрик Картвор никогда ничего не боялся и ни перед кем не отступал, он жил, как истинный рыцарь, но жизни той оказалось отпущено слишком мало. У него не было жены, у него не было сына, у него не осталось в живых братьев, и венценосная кровь, вылившаяся из проломленных копьем безвестного имперского пехотинца доспехов, навсегда утекла в размякшую землю.

Они не стали избирать нового короля. Когда привычный мир рушился прямо на глазах, это казалось предательством памяти Херрика. Тогда они предпочли оставить престол пустым, а вопрос о его наследовании – зависшим в воздухе. Но сейчас… Пальцы Лайдерса сжались на рукояти меча, и он понадеялся, что просторный плащ скрыл этот рефлекторный жест от взглядов присутствующих.

Пока от Камблера Лайдерса что-то зависит, пока он жив, он не допустит, чтоб дворяне Иберлена приняли предложенную им сделку. Лучше погибнуть, сражаясь с врагом, чем замарать свое доброе имя, предать память о прошлом и остаться жить.

– Милорд, – герцог Радлер Айтверн раздвинул тонкие губы в церемонной улыбке, – рад, что вы присоединились к нам. Желаете выпить глинтвейна? Сегодня несколько прохладно, – подтверждением его слов служил выступивший на щеках Радлера румянец.

– Благодарю, не стоит, – сухо ответил Камблер, занимая свое место во главе стола. Беккет встал в трех шагах позади него.

– Воля ваша, – Айтверн вновь улыбнулся, улыбка вообще никогда не сходила с его лица, и эти безнадежные дни не стали исключением. Порой смех Радлера вселял надежду и поднимал дух, но куда чаще раздражал, а сейчас и вовсе казался насмешкой. Кем нужно быть, чтоб согласиться продать страну чужеземному чернокнижнику и при этом продолжать радоваться жизни?!

Радлер сидел в противоположном конце зала, окруженный своими вассалами. Он словно нарочно выбрал место в самом низу стола – прямо напротив регента. Герцог Западных Берегов был облачен в родовые алые и золотые цвета, сплошь бархат и шелк. Фамильные светлые волосы, скрадывающие и делающие незаметной легкую пока еще седину, рассыпались по плечам. Пальцы Айтверна, пребывающие в неизменном движении, то и дело касались висящего у него на груди медальона, украшенного гербом дома – расправившим крылья драконом.

Лайдерс заставил себя отвести взгляд от друга – бывшего друга, который стал сейчас немногим лучше врага, потому что решение, к которому Радлер склонял совет, являлось безусловным злом. Но любого врага можно вызвать на поединок и пронзить мечом, остановив распространение подогреваемой им смуты, а что делать с человеком, с которым не один пуд соли вместе съел?! С которым дружил с раннего детства, и которого не мыслил увидать среди противников?! И с которым теперь, в это трижды проклятое 'теперь', придется бороться любой ценой во имя спасения их общей чести, и хорошо, что бороться только словом, а не сталью.

– Вы достаточно много времени провели у себя, размышляя. Скажите же, каково ваше окончательное решение, милорд? – подал голос Ральф Блейсберри, чья семья всегда была верным вассалом дома Лайдерсов, а он сам – верным вассалом Камблера. Граф Блейсберри сидел по правую руку от регента, так близко, что можно было услышать его дыхание, но, как и все остальные, принял сторону Айтверна.

– Мое решение остается неизменным, – тяжело ответил герцог. – Мы никогда, вы слышите – никогда, не согласимся на предложение Ретвальда. Да я скорее позволю имперцам сжечь весь Иберлен дотла, а пепел его засыпать солью, нежели увижу на престоле Херрика эту бледную тварь! Мне стыдно слушать вас и видеть вашу трусость. Вспомните о том, кто вы есть, господа! Никогда наши предки не ползали на коленях перед всякой мразью, и не нам нарушать их обычаи. И все, довольно об этом. Предлагаю прекратить впустую сотрясать воздух и перейти к обсуждению насущных дел. Например, к планированию весенней компании. Из моего штаба поступил ряд предложений, которые было бы нелишне рассмотреть.

По залу волной прокатился шепот – совсем тихий во главе стола, он тем усиливался, чем ближе приближался к месту, где замер герцог Запада. Радлер Айтверн сидел в кресле ровно, будто насаженный на копье, его доселе блуждавшие тут и там ладони легли на самый край стола, скованные несвойственной им неподвижностью. Внезапно старый друг показался Лайдерсу очень молодым – куда моложе истинного своего возраста, куда моложе даже собственного сына и наследника, не присутствующего на совете. Радлер выглядел совсем еще юнцом, мальчишкой. В точеных чертах лица, выдававших родство с фэйри, обозначилась беззащитность. Но вот Радлер тряхнул головой, и наваждение пропало.

– Мне кажется, – сказал он, и в мелодичном голосе зазвенели серебряные колокольчики, – мне кажется, у нас найдется куда более животрепещущая тема для разговора, нежели весенняя компания. Потому что, как к ней ни готовься, весна все равно не принесет нам ничего иного, кроме смерти. Давайте посмотрим правде в глаза, милорды. Лгать себе самим – последнее дело, а мы сейчас только этим и занимаемся. Мы проиграли эту войну. И единственный оставшийся шанс – чтобы кое-кто другой выиграл ее за нас и для нас. Вы знаете, о ком я говорю.

Да, они знали.

Бердарет Ретвальд. Так звали никому не известного человека, бродягу, проходимца без рода и племени, явившегося ко двору Херрика через неделю после того, как Марледай объявила войну. Бледный, слабый телом, побитый жизнью невзрачный человек в черных одеждах, потребовавший аудиенции у его величества. Ретвальда впустили, Херрик был не из тех королей, что прячутся от народа за семью стенами. Лайдерс помнил, как этот ублюдок стоял на беломраморных плитах Тронного Зала, в столице, в оставленном ими позже, в начале ноября престольном городе, стоял, уперев руки в боки и задрав нос до потолка. Надменно кривил губы, ронял с них презрительные фразы, будто говорил не с первыми рыцарями Иберлена, а с равным себе сбродом.

Ретвальд сказал, что он чародей. Маг. Прошел обучение в каком-то тайном волшебном ордене за многими морями, и является одним из сильнейших мастеров в своем ремесле. Двор ответил на его слова презрительным хохотом. Волшебник! Подумать только, волшебник! Ну и ну! Вот это новость! Да все люди во всех просвещенных землях, начиная с самого несмышленого ребенка и заканчивая самым дряхлым стариком, ведают, что никаких чародеев и в природе не существует! Это все сказки, выдумки, пришедшие из древних и невежественных времен. Полный вздор. И верить в них приличному человеку – попросту неприлично. Так думали они все… пока чужак не показал кое-что из своего искусства. Черные тени толпились вокруг Ретвальда, призванные его волей, и сотворенные его заклятьями призрачные мечи танцевали посреди зала по кругу, и тонкая вуаль задернула льющийся из окон свет, и удивительные видения лились собравшимся у трона лордам в глаза, уши и душу. Настоящая, древняя магия, никогда никем в стране не виданная за тысячу лет. При одном только воспоминании о том дне у Лайдерса мурашки пробегали по коже – и тем сильнее становилась его злость. Потому что… потому что когда представление закончилось, Бердарет Ретвальд, так и не снявший с лица высокомерной гримасы, поведал о причинах своего визита в Иберлен. Он сказал… он сказал, что в начинающейся войне у королевства нет никаких шансов победить. Что Империя разгромит любые силы, которые только может выставить Иберлен. Что их разгром – не более чем вопрос времени.

И что он, искусный и могущественный чародей, единственный чародей в этой части света, готов предложить лордам севера свои услуги. Истинную магию, которая окажется полной неожиданностью для марледайцев и переломит ход войны. Но за любые услуги полагается цена, и Бердарет не забыл назвать свою.

'В случае, если мое чародейство будет применено, – сказал он, в школярском жесте спрятав руки за спиной, приобретя оттого еще более нелепый вид, – в случае, если мое чародейство будет и превозможет силу Империи, принеся вам победу в войне, ваше королевство должно оплатить мне за спасение достойной платой. Ибо пусть в таком случае Херрик Картвор уступит мне и моим потомкам принадлежащие ему корону и трон, и все вельможи Иберлена признают меня своим законным королем и сюзереном'.

Никогда за всю историю не звучало более неслыханного, дерзкого и смехотворного предложения. Добровольно отдать престол великой державы пришедшему с большой дороги наглецу?! Вот так сразу, прямо как в сказке?! Уж не считает ли колдун их идиотами?

Разумеется, ему тут же указали на дверь, иного и быть не могло. Тогда они еще пребывали в здравом уме. Уже уходя, чародей обронил: 'Я ничуть не удивлен вашим отказом. Сильным мира сего свойственна гордость, переходящая в гордыню, так уж заведено на свете. Впрочем, любая гордыня рано или поздно сталкивается со здравым смыслом. Попробуйте выиграть эту войну сами – и когда увидите, что не способны сделать это, я охотно окажу вам свои услуги. Если пожелаете найти меня, ищите в Стэтворде', – назвал он порт на юго-западном побережье.

Шарлатан ушел, и все вскоре забыли о нем – до поры до времени. Слишком много событий вобрала в себя вспыхнувшая яростная, кровопролитная и безнадежная война. Разгромив и опрокинув выставленные Херриком и его военачальниками дружины в череде ожесточенных сражений, имперцы подобно половодью разлились по стране, сметая любые встречавшиеся на их пути попытки сопротивления. Казалось, что любые начинания рассыпаются прахом, а небо готово обрушиться на землю.

Вслед за тем с юго-запада стали поступать донесения, поначалу казавшиеся чистым безумием, но со временем подтвержденные в докладах очевидцев, которым нельзя было не доверять ввиду их многочисленности и явной вменяемости. На войне порой возникают всевозможные невероятные слухи, но когда одно и то же повторяют сотни людей, среди которых знатные лорды и высокопоставленные офицеры, никогда не дававшие повода усомниться в своей разумности – как тут не поверить? А в донесениях сообщалось, что подступившая к Стэтворду марледайская армия генерала Роландо была начисто уничтожена разразившейся бурей стихий, каковая буря даже краем не затронула расположившиеся рядом иберленские войска. Огонь, и ветер, и дикие тени, и опаляющий снег – пригоршня слухов, сходящихся в одном. Чародей доказал свое могущество.

И теперь, когда король мертв, столица оставлена на милость врагу, брошена действующей армией, отступившей сюда, в северные провинции, и любая надежда потеряла силу – Коронный Совет решил вспомнить о сделанном Ретвальдом предложении. Хотя лучше бы не вспоминал.

– Никогда, – в который раз за все эти бесконечные, повторяющиеся в своем однообразном течении, неотличимые друг от друга споры выдохнул Камблер. Ему очень захотелось стукнуть кулаком по столу. А еще лучше – по упрямым дубовым головам заседавших в Совете. – Никогда! Мы не пойдем этим путем. Я скорее умру, нежели увижу на Серебряном Престоле чужака и чародея, пришедшего из ниоткуда и желающего заполучить власть над страной так, как мастеровой получает за свою работу горсть монет.

– Вот как? – губы Айтверна вновь сложились в изысканную улыбку. – Какая твердая, какая достойная уважения позиция, милорд… Я бы даже сказал – 'восхищения', но пожалуй не скажу. Глупостью не восхищаются, ей лишь порой воздают почести. Посмертные.

– Вы желаете меня оскорбить? – осведомился Лайдерс, пытаясь задавить клокочущую в душе ярость. Блейсберри отодвинулся подальше.

– Нет, я лишь пытаюсь докричаться до вашего рассудка, хотя это и непросто, – герцог Запада откинулся на спинку кресла, всем видом выражая усталость. – Поверьте, Камблер, меня и самого не прельщает перспектива приносить присягу этому выродку. Меня, знаете, передергивает от отвращения при одной только этой мысли. Мне становится дурно. Просто иного выхода я уже не нахожу. Чародей способен остановить нашего врага, случившееся при Стэтворде доказало это. А мы сами – нет. Я предпочту жить в свободной стране с сомнительным королем, а не в рабской провинции без всякого короля.

– Вы просто предпочтете жить, – огрызнулся регент. – Ни для кого не секрет, что имперцы развешают нас всех по перекресткам дорог, если только смогут. Они желают вырезать под корень иберленскую знать, не оставив никого. А вы просто хотите выжить любой ценой! Наплевав на честь, гордость, достоинство! На заветы наших пращуров!

– Не спорю, – согласился Радлер все тем же доводящим до бешенства любезным голосом. – Было бы ложью отрицать, что я очень хочу жить. И мои люди хотят. Моей матери, моей жене, моему сыну, моей дочери, моим вассалам и моему коню очень не хочется умирать, и я был бы дурным сеньором, оставив их чувства без внимания.

– Пока я регент королевства, мы не пойдем ни на какие переговоры с колдуном и будем сражаться своими и только своими силами. Иной раз поражение честнее и достойней победы. Если вы дворянин, вы должны это понимать.

Шепот, проносящийся по залу, стал громче и тревожней.

Айтверн внимательно рассматривал стоящий перед ним бронзовый кубок.

– Иными словами, – наконец произнес он, – вы утверждаете, что охотно обречете всех нас на поражение и гибель во имя декларируемых вами принципов?

– Если вам угодно выставлять все в подобном извращенном свете – да, обреку, – сказал герцог. Он уже забыл, что Радлер был ему другом, злость вытеснила это воспоминание вместе со всеми прочими, но откуда-то из глубин его сердца поднималось другое чувство, дотоле сдерживаемое. Растерянность. Как… как… как они все могут идти на такое?! Они же рыцари, а не лавочники! Откуда взялось охватившее совет безумие? Как можно не краснея и не отводя глаз говорить подобные вещи?

– Вы готовы уготовить сию участь также своей семье? – дотошно продолжал Радлер. – Мне кажется, что ваш сын не разделяет высказанного вами мнения, и присутствуй он здесь, охотней поддержал бы меня, а не вас.

Будь это ложью, Лайдерс с удовольствием заставил бы мерзавца ответить за нее кровью, всей, что у того нашлась бы, но к сожалению Айтверн сказал правду. Камблеру не осталось ничего иного, кроме как пожать плечами:

– Отцы имеют право решать за детей, ведь именно они породили их на свет. Для Элтона будет уместней умереть, не опозорив себя и семейного имени.

– Как странно, – пожаловался Айтверн, сплетая пальцы замком, – прошлое, решающее за будущее – что может быть несправедливей? – Неожиданно он перешел на Высокое Наречие: – Брат, неужели ты не понимаешь, что творишь? – Голос герцога Запада был тих.

– Радлер, – регент неожиданно запнулся. Он не знал, что сказать. – Радлер… Я не бездушное чудовище и не безумец. Правда. Просто… Просто иногда лучше не побеждать. Если мы пойдем на это… Это будет хуже, чем полный разгром. Мы перестанем быть самими собой. И не говори мне, что любого короля можно свергнуть, зато мертвых не воскресишь. Это все неправда. Потому что королей мы раньше никогда не свергали, и не стоит начинать. – Он помолчал, прежде чем перейти на всеобщий. – Господа Совет! Мое решение окончательное и обжалованию не подлежит. Ни ныне, ни впредь мы не будем иметь с господином Ретвальдом никаких сношений. Таково слово регента.

Последовавшая за тем пауза показалась Лайдерсу бесконечной. Все собравшиеся в огромном зале дворяне сохраняли молчание, никто не проронил ни слова, но регента жгли устремленные на него взгляды. Он мог бы прочитать эти взгляды, если б захотел, понять, что те означают, но он не хотел. Неожиданно Камблер ощутил себя участником заранее срежиссированного спектакля, марионеткой в чьих-то умелых пальцах.

– Господа, – наконец сказал Айтверн очень ровным голосом, – обстоятельства таковы, что я вынужден лишить регента Лайдерса его полномочий и объявить взятым под арест. До окончания нынешней… смуты. Стража, препроводите милорда Лайдерса в его покои, – подчинившись отданному им приказу, четверо дежуривших на посту у дверей стражников двинулись через все помещение к регенту. Похоже, воинов известили обо всем заранее, уж больно слаженно они отреагировали на распоряжение.

Камблер выскочил из-за стола, сбрасывая с плеч плащ, тот упал под ноги бесформенной грудой. Меч сам собой прыгнул в руки.

– Это измена! – как назло, в голову не пришло ничего умнее идиотской банальности.

Айтверн наклонил голову:

– Если угодно, можете считать это изменой. Милорд, опустите клинок, я не хочу кровопролития. Когда все вернется на круги своя, вы выйдите на свободу. Сейчас ваше пребывание у власти способно погубить королевство.

Что он еще несет? Почему змеиный язык этого мерзавца еще не усох и не вывалился из лживых уст? Изменник, предатель! В любом случае, Камблер Лайдерс не собирался слушать доводы врага. Он обратился к своим вассалам, так и сидевшим за столом без малейшего движения:

– Блейсберри, Роксбург, Инсмут, Вайтенн! Встать! Обнажить клинки! Покажем подлецам, какого цвета у них кровь!

– Прошу простить меня, господин, но герцог Айтверн прав, – сказал Ральф Блейсберри, отводя глаза. – Его слова кажутся мне разумными… Извините. И, кроме того, ваш сын действительно не согласен с вами. Мы предпочтем служить будущему, а не прошлому.

– Совершенно верно, – горячо кивнул Роксбург, этот глаз не прятал, – и потом, короля у нас все равно нет, лучше такой, как волшебник, чем никакого.

Так… С верными вассалами все понятно. Похоже, дело безнадежно. Ну что ж, остается драться, иберленские рыцари врагу не сдаются. Хоть немного этих мерзавцев он с собой заберет, а там трава не расти.

– Майкл, – негромко сказал герцог Лайдерс, не отводя взгляда от приближающихся стражников. Те явно не торопились. Боятся? – Майкл, похоже, придется прорываться с боем.

– Милорд… – казалось, Беккет колеблется. – Милорд… Боюсь, что нет. Опустите оружие.

Послышался мягкий шепот покидающей ножны стали.

Что?!

Лорд Лайдерс молнией развернулся к капитану своей охраны, забыв, что тем самым подставляет спину врагам. Майкл Беккет стоял, высоко подняв голову и опустив меч острием вниз.

– Ты предал меня?!

– Да! – капитан неожиданно сорвался на крик. – Да, я предал вас! Потому что не хочу, чтобы вы погибали! И не хочу, чтоб лорд Элтон погибал! Да, я вас предал! Продал за тридцать серебреников! Нарушил присягу! А теперь заткнитесь и бросьте свой долбаный меч!

– Камблер, ваш капитан прав, – послышался голос Радлера, похоже, тот встал из-за стола и теперь приближался к нему, – положите меч, я не хочу…

Все, что он хотел или мог сказать, уже не имело значения. Камблер рванулся вперед, выставив клинок. Похоже, Беккет не ожидал атаки, по крайней мере на его лице отпечаталось неподдельное изумление. И ступор. Так выглядят люди, впавшие в ступор. А затем, буквально за миг до того, как меч герцога Лайдерса вошел ему в живот, в темных глазах Майкла Беккета вновь промелькнула искорка смысла – он наконец понял, что происходит. Наверно, Беккет еще успел бы парировать, наверняка успел бы – капитан был опытным бойцом, закалившим искусство фехтования в сотнях ожесточенных схваток, и по скорости реакции намного превосходил регента. Но он не поднял меча. Не шелохнулся, не сдвинулся с места. Он так и не смог поднять оружие против своего господина. Даже для того, чтобы защититься.

Меч Камблера вонзился Беккету в живот, рассек мускулы, пронзил желудок и вырвался обратно, превратив живот в одну огромную зияющую рану. Во все стороны хлынула кровь. Герцог Северных земель вновь погрузил оружие в тело командира собственной охраны, пробив грудь, и насадил Беккета на клинок, как поросенка на вертел. Лайдерс быстро развернулся по дуге, с трудом высвобождая оружие, и бросил тело Майкла под ноги солдатам. Те в свою очередь обнажили мечи, похоже, господа гвардейцы больше ни в чем не сомневались.

– Стоять!!! – заорал во всю глотку подбежавший к месту схватки Радлер Айтверн. От его крика, казалось, сейчас вылетят все оконные стекла в замке, так кричат путники в горах, застигнутые несущейся на них смертоносной лавиной. Кричат, тем самым лишь приближая свою смерть. – Прекратите… – продолжил он хрипло. – Прекратите… Камблер, не сходи с ума. Давай спокойно поговорим… – церемонность и придворный лоск оставили Айтверна, остался лишь растерявшийся от безумия происходящих вокруг событий смертельно усталый человек. В иных обстоятельствах Лайдерс пожалел бы его, в иных обстоятельствах он бы даже послушал его, но сейчас перед низложенным регентом стоял враг.

– Нам не о чем говорить, – отрезал он.

– Отойдите, – бросил Радлер солдатом, – отойдите подальше, чтоб вашего духу здесь не было! Я побеседую с герцогом Лайдерсом один на один, – воины попятились в разные стороны.

– Айтверн, не сходите с ума! – крикнул кто-то из дворян. Кажется, граф Ремдон. – Этот безумец не знает, что творит! Он убьет вас!

– Пустое, сударь, – герцог Запада широко, по-мальчишески улыбнулся, – мне нечего опасаться. Мой друг никогда не причинит мне вреда.

Он высоко поднял разведенные в стороны руки и двинулся вперед. Зря он это сделал. Камблер ринулся на Радлера, распластав меч в глубоком проникающем выпаде – засвистел разрываемый воздух. Айтверн ускользнул, перетек в сторону от линии атаки – плавным, обманчиво-легким движением, наверняка отозвавшимся в его теле тугой вяжущей болью. Крутанулся на каблуках, разворачиваясь лицом к Лайдерсу. Выхватил меч из ножен – в его руке сверкнула серебристая молния.

– Я не хочу с тобой сражаться, – мягко сказал Радлер, медленно водя клинком из стороны в сторону. – Мы не враги.

– Ты так думаешь? – усмехнулся Камблер, кружа вокруг него, как настарнийский тореадор танцует вокруг бешеного быка. – Ты решил свергнуть регента королевства. Меня. Разве это не делает нас врагами?

– У меня не было другого… – Лайдерс не дал ему договорить. Вновь сделал выпад, на сей раз рубящий в шею. Айтверн закрылся, черты его лица неожиданно исказила ярость. Он крутанул кистью и выбил у Камблера меч из рук. Тот отлетел, описав в воздухе пылающую спираль, и с глухим стуком рухнул на пол. Кто-то из придворных крикнул.

Дальнейшее произошло слишком быстро. Камблер выхватил из наплечных ножен изогнутый дарнейский кинжал и попробовал ударить Айтверна, метя в бедро. Тот отшатнулся, взмахнул клинком, а Лайдерс потерял равновесие и начал заваливаться вперед. Чуть правее сердца вдруг вспыхнул огонь, жаркий, как в кузнечном тигле, перед больными глазами заплясали звезды, а рот наполнился кровью. Герцог Севера рухнул на колени, увлекая Радлера за собой, но тот в последний момент разжал пальцы, выпуская эфес, и устоял на ногах. Камблер полубессмысленно скосил глаза вниз – и увидел, что в его грудь вонзился меч Айтверна. Похоже, что Камблер напоролся на клинок… случайно. Все тело тут же сотрясла судорога, плечи повело в стороны и разорвало на части.

– Брат!!! – в крике Радлера Айтверна, рухнувшего оземь рядом со смертельно раненным регентом, не оставалось и следа разума. – Брат, что я наделал?!!

Камблер попробовал что-то сказать, но вместо слов с его губ потекла алая жидкость, обжигающая подбородок. Вокруг что-то кричали наконец повскакивавшие с мест вельможи, но их вопли казались отдаленными и приглушенными, они доносились с огромного, немыслимо огромного расстояния. Рядом раскачивался обезумевший Радлер, бледностью сам напоминавший мертвеца. Лайдерс попробовал опереться ладонями о гранитные плиты и встать на ноги, но тело отказало, и герцог тяжело повалился на пол. Айтверн склонился над ним, но его лицо теряло четкость и уплывало прочь.