Текст книги "Время волков (СИ)"

Автор книги: Анатолий Бочаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 35 страниц)

– Мне не жаль, – сказала Лаэнэ. – Мне совершенно не жаль прежнего герцога Айтверна.

Артур спал и видел сон.

Странный то был сон, подобных ему молодому Айтверну прежде никогда не являлось. Он больше напоминал не дремотную фантазию отяжелевшего от усталости и забот рассудка, а воспоминание о подлинных событиях, когда-то уже происходивших. Сон набросился на Артура, стоило тому, не раздеваясь, рухнуть на кровать, и затянул в свои путы.

Видение было до невозможности плотным и осязаемым, неотличимым от реальности. Оно было настоящим. Айтверн готов был даже увериться, что вовсе не уснул, а оказался при помощи неведомого ему волшебства перенесен в непонятное и чужое место, находящееся далеко от деревеньки Всхолмье. Удивительный сон казался ничем неотличимым от яви – Артур прекрасно ощущал тяжесть своего тела, и землю под ногами, и касающийся кожи холодный ветер поздней осени. Вот только… В этом сне, молодой человек твердо знал, его звали как-то совсем иначе, вовсе не Артуром Айтверном.

Его звали иначе, и печать, не менее тяжкая, чем сковавшая его после смерти отца, но вместе с тем совсем другая, идущая от других причин и приводящая к иным следствиями, лежала на душе.

Он стоял в широком кругу менгиров, заросшем высокой травой, в окружении могучих каменных столбов с выбитыми на них непонятными рунами, что были испещрены ветрами, дождями и временем. Таких поставленных кольцом стоячих камней немало было по всему Иберлену, в преданиях говорилось, что их возвел Древний Народ, и никто уже не сумел бы понять письмен, им оставленных. Но Артур, или вернее тот, кем он стал, сознавал, что с легкостью сможет прочитать эти руны, возникни у него подобное желание.

Стоял хмурый день на самом острие осени, и небо затянули тучи цвета свинца, и ледяной ветер шевелил травы – здесь, на вершине холма, посреди серо-зеленой равнины. Артур неспешно прошел мимо менгиров и остановился почти на самой границе их круга. Заложил пальцы за пояс. У Артура не было при себе оружия, но это его ничуть не обеспокоило. Если нынче придется сражаться, то отнюдь не клинком. Все равно от холодного железа ему сводило пальцы.

И, кроме того, в этом здесь и сейчас его звали совсем не Артуром.

– Здравствуй, брат. Приятно, что ты пришел. – Айтверн не заметил, откуда появился человек, произнесший эти слова. Только что его не было, но стоило чуть скосить в глаза – и вот он уже здесь, стоит в самом центре кольца, лаская ладонью рукоятку меча. Высокий статный мужчина с гладким безвозрастным лицом, с черными волосами и дымчатыми, переливчато-жемчужными глазами, в дорогой одежде светло-серых тонов. Откуда он только взялся?

Брат всегда любил пользоваться Перемещением…

Чужая мысль. Своя мысль.

– Странно было, коли б я не пришел, – ответил за Артура тот, чьими глазами он смотрел на мир. – Как я мог тебя не услышать? Кем я стану, коли не откликнусь на зов родича?

– Тем, кем ты решил стать, – неожиданно резко ответил человек в сером. – Наши тропы давно уже разошлись, и бегут в совсем разные стороны. Видит Денница, я не удивился бы, не приди ты вовсе! Ты почти что и забыл, что мы одной крови, совершенные тобой дела перечеркивают все, что нас прежде связывало. О да, я ждал, что ты закроешь глаза и заткнешь уши на мой вызов! Но ты все же явился. Впрочем, я не тешусь лишними иллюзиями. Ты пришел просто потому, что не можешь не отдавать долгов. Вот и свидимся… напоследок.

– Ты прав, – отвечал Артур. К немалому удивлению, он ощущал в себе не гнев, естественный после подобных надменных слов, а щемящую грусть и тоску. – Мы уже давно ходим разными тропами… но чья в том вина?

– Чья вина? Чья вина, говоришь ты? Уж не меня ли вздумал обвинять во всех семенах недоверия, что были посеяны, во всех всходах раздора, что ныне поднялись? Велика наглость, мой брат – по тебе как раз! Кто, скажи мне, встал под чужие знамена, кто плюнул нашему роду в лицо, кто разделил свой удел с уделом этих краткоживущих дикарей? Не я ли? Нет, не я! Это был ты, и прочие глупцы вроде тебя. Кто в Звездном Чертоге призывал к миру с теми, с кем не должно быть мира? Я ли? Нет, не я! Кто склонил Сумеречного Короля на свою сторону, кто затуманил его рассудок? Кто братался со смертными? Нет, это вновь был не я! Это был ты. Ты и твои присные заключили договор с людьми, и ведете теперь весь Древний Народ к гибели! В своем ослеплении вы готовы погубить наше племя – и погубите, если вас не остановить! Вы ведете к смерти всех нас и все, нами созданное! Какая тьма затмила вам разум? Кем надо быть, чтоб податься на вражеские посулы? Люди возьмут у эльфийской расы все, чему смогут научиться – а потом истребят нас и займут наши земли. Уже занимают! Уже строят свои деревни там, где когда-то стояли наши замки! Они напирают с юга, как весеннее половодье! Совсем скоро, через век или два, их знамена взлетят над северными землями, и Древнему Народу придет конец. Мы падем в бою – или уйдем доживать свой век в холмах, как разлетевшиеся осколки ушедшей эпохи. И все благодаря тебе и твоим приспешникам! Вот какой судьбе ты способствуешь!

Мужчина с жемчужными глазами говорил, и каждое слово слетало с его уст ранящим кинжалом, или осколком зеркала, или наконечником стрелы – и это было не красивое сравнение, нет, и в самом деле острые куски металла или стекла рвались от него прочь, рассекая воздух на части, прежде чем истаять. Артур видел, как окрестные менгиры содрогаются от творимой среди них магии. Его собеседник даже не пытался щеголять своим могуществом – просто чистейшая Сила томилась от тесноты, будучи заключенной в темницу его тела, и ее частицы, приведенные в движение владевшей чародеем яростью, вырывались на волю.

– Брат… Послушай меня… – Артур осторожно подбирал слова, надеясь переубедить собеседника. Если бы только получилось! Если бы только вышло! Он не может, не должен допустить ссоры, он обязан найти общий язык с родичем – и тогда, возможно, удастся погасить разгорающуюся войну. Айтверн словно бы раздвоился, разделился на две части, и одна его часть не понимала, куда она попала и что вокруг происходит, она только и могла, что оставаться безмолвным наблюдателем за перипетиями диковинного сна, другая же… о, другая его половина пребывала в ясной уме и твердой памяти, она прекрасно знала, что здесь происходит, кто этот надменный вельможа в сером камзоле, в чем предмет идущего спора, и как в этом споре одержать верх. Что же до языка, на котором они беседовали… Артур только сейчас сообразил, что этот язык не был привычным ему иберленским. Нет, то было Высокое Наречие, на каком дворяне говорили в древности, в дни Артура уже почти забытое. – Брат… Ты заблуждаешься. Я хороший друг герцога Картвора, вожака пришедших с полудня людей, и знаю, чего он хочет, а чего – нет. Картвор не желает нам зла. Ни в коей мере. Он с почтением относится к нашей расе, он держит нас за старших братьев или наставников, а не за соперников. Его народ просто поселится на опустевших землях, где никто давно не живет, станет нам добрым соседом. Мы не будем причинять друг другу зло. О нет, видит боги, никогда. Брат, я живу с ними, я знаю, что говорю. Наступает совсем новая пора… совсем новая! Ты не представляешь, чему мы сможем у них научиться. Не меньшему, чем они у нас. Люди принесли с собой перемены, перемены к лучшему…

Эльф в сером, а кем ему оставалось быть, кроме как не эльфом, презрительно скривил губы:

– Как же ты… наивен, брат мой Майлер! Как недальновиден! Как легко тебе оказалось поверить в то, во что хочется верить! Как просто закрыть глаза на неприятную правду. Раген Картвор будет нам другом, говоришь ты? Не спорю. Может, и будет. И другом нам будет его сын. И может даже внук. Но правнук… Неужели ты не в силах осознать столь простых вещей?! Люди недолговечны, их век исчезающе мал, их жизнь – все равно что в одночасье сгорающая свеча. Одни человеческие поколения сменяют другие прежде, чем мы успеваем оглянуться по сторонам, разобраться в их мечущейся круговерти. Сегодня они будут нам добрыми соседями, а завтра, когда мы ослабнем, когда уже сейчас начавшееся вырождение возьмет нас за горло, позарятся на колдовские сокровища и пойдут штурмом брать стены наших крепостей. Думаешь, я сужу опрометчиво? Я долго ходил меж ними и как следует изучил их породу. Я прав. И ты бы сам со мной согласился, коль хоть ненадолго вынырнул из плена сладких грез.

Артур… нет, не Артур, его имя было Майлер Эрван, он с окончательной ясностью осознал это только теперь, попробовал возразить:

– В тебе говорит сейчас страх перед будущим…

– Я не умею бояться! – ударил голосом, как хлыстом, собеседник, и метнувшийся от него льдисто-ртутный бич полоснул по траве, рассыпаясь на тающие звездочки. – Это в тебе говорит страх – перед правдой. Разве не так? Ты выгораживаешь людей не потому даже, чем веришь в их благородство… а потому, что человеческая девчонка похитила твое сердце! Ну, Майлер, признай же мою правоту! Хоть раз окажись честен передо мной… и перед собой. Тебе же безразлично это мотыльковое племя, кабы не твоя сероглазая леди, ты бы и подумать не смел о союзе с людьми. Но ты влюблен… и за свою любовь простишь людям любое зло. И вместе с ними всадишь нам кинжал в горло. Ну, разве не так? Разве я ошибаюсь? Скажи мне, брат! Ошибаюсь ли я?

– Ты… ты ошибаешься, – с трудом ответил Майлер. Его щеки горели. – Ошибаешься! Я люблю Гвендолин… да… но это здесь не при чем.

– Какое прискорбное упорство! Какое досадное нежелание видеть! А ты, никак, забыл тот закон, что установил Создатель? Закон, по которому мы, фэйри, пасынки Господни, можем любить их, Его детей, лишь разделив их судьбу и участь? Сами став – ими? Знай же, брат мой Майлер Эрван, коли захотел забыть – в час, когда ты сочетаешься с леди Гвендолин законным браком, когда ты возьмешь ее на супружеском ложе, когда посеешь в ней свое семя, когда от вас в мир придет новая жизнь – в тот час ты привяжешь себя к колесу времени, утратишь дарованное тебе бессмертие, и сам сделаешься человеком. Ты сгоришь через несколько десятков лет, и твоя неприкаянная душа уйдет туда, куда уходят все людские души.

– Я… Я готов ради Гвендолин пожертвовать своим бессмертием.

– Врешь! Ради нее ты готов жертвовать не только им… не только собой! Но и теми, кем жертвовать не имеешь права. Вот только я не дам тебе этого сделать. Я собрал большое войско, Майлер – огромное войско! Всех тех из Народа, кто еще не утратил разум. Благородных эльфийских рыцарей, равно с благого и неблагого дворов, тилвит тегов и сидов, полудиких гоблинов, карликов с их тяжелыми молотами, владетельных духов лесов, полей и вод, наполовину истаявших призраков прошлого, даже мелких созданий, даже кэльпи и брауни, даже лепреконов и фей! Они все пришли под мои знамена – знамена Северного Мира! Они пришли ко мне – к тому, кого называют Бледным Государем, Повелителем Бурь. Я – последний истинный повелитель фэйри! Мы проведем свои полки на полдень, мы налетим на людей саранчой и сотрем их род с лица земли, пока они еще не стерли нас! Грядет последняя война, в которой решится, кому владеть землей, а кому сойти во мрак. С кем ты будешь в этой войне? Чью сторону выберешь? Определяйся, это твой последний шанс!

Майлер поколебался, а потом с трудом вытолкнул из себя непослушные слова:

– С людьми, родич… С людьми. Я не отступаюсь от однажды принятых решений. Если ты пойдешь на нас войной – войной я тебя и встречу.

Бледный Государь вырвал меч из ножен, будто собирался сразу атаковать, и по обсидиановому лезвию пронеслись искры. Но затем он вонзил клинок в землю, опершись на него обеими ладонями, и вдруг – хотя и не могло такого случиться с бессмертным неувядающим эльфом – показался очень старым, измученным и разбитым.

– Ну что ж… – проговорил он. – Вы решили… господин человек… вас теперь будет правильней называть так. Значит, будь, что будет. Нам еще предстоит закончить наш спор… не сейчас и не здесь, но рано или поздно придется. И тогда я не вспомню, кем ты был. Только то, кто ты есть. И мой клинок не дрогнет, обещаю. А сейчас уходи. Мне… не хочется тебя видеть. Хотя нет, постой. Постой! – голос Бледного Государя вновь обрел силу. – Прежде чем уйти, послушай одну вещь. И задумайся о ней. Твои потомки… твои человеческие потомки… Они станут служить людям так же, как ты служил эльфам? Тоже сделаются рабами собственных страстей и прихотей, и ради сиюминутных желаний разобьют все принесенные обеты? Предадут тех, кого должны защищать? О да. Уверен, так и случится. Ты оставляешь им в наследство свою кровь, а кровь – не водица. В твоей крови притаилась слабость… И твои дети еще проклянут отца за полученный ими подарок… если, конечно, успеют до того дожить! – Повелитель Бурь оглушительно расхохотался.

Он смеялся и смеялся, раздирая хохотом сердце, раздирая душу, раздирая мир – он, темный владыка, король стылых ветров, холода и смерти, страшный злодей из страшных сказок, что станут рассказывать про него тысячу лет спустя, родич и брат. Он хохотал, а реальность вокруг него уже тускнела и теряла объем, превращалась в туман на ветру, в тающую росу, просто в ускользающий сон, и Майлер… нет, теперь уже Артур Айтверн и никто больше, понял, что просыпается.

Глава девятая.

Вопреки необходимости спешить, Александр смог выехать из Лиртана лишь на утро второго дня после штурма цитадели. Лишь тогда удалось завершить все насущные дела и вырваться из затянувшейся суеты. Почти целый день ушел на то, чтоб разместить свою дружину в части освободившихся ныне гвардейских казарм, обеспечить им выплату жалованья из королевской казны, пересчитать живых и погибших, позаботиться о том, чтобы не больно-то радивые лекари занялись как следует ранеными и не отправили их на тот свет, а, напротив, вытащили на этот, уладить вопрос с выдачей новых оружия и доспехов взамен испорченных, присмотреть за организацией провианта и содержания. Александр знал, что Брейсвер будет недоволен проволочкой, но ничего не мог поделать. Нельзя уйти, не позаботившись о своих людях, нельзя просто так бросить их сразу после боя, не решив перед этим хотя бы того, что можно, и главное – нужно решить.

За стенами замка тревожно ворочался пораженный страхом город. Честные жители попрятались по домам, каждый норовил забиться поглубже и подальше, но зато на улицы в обилии вышли мародеры, грабители, убийцы и прочий лихой люд. Плевать им было, кто правит страной и что в оной стране происходит, наступившая смута оказалась просто прекрасным поводом для того, чтобы зарезать тех, кто не смог бы за себя постоять, и украсть то, что плохо лежало. Александр понятия не имел, сколько богатых лавок было разграблено за эти дни и ночи и сколько честных горожан убито в собственных домах, но догадывался, что немало. Брейсвер отправлял в город один патруль за другим, он старался навести порядок хотя бы в самых беспокойных кварталах, но Лиртан велик, и брошенные на его усмирение отряды – всего лишь капля в море. Граф Гальс, пусть и скрепя сердце, все же понимал, что всплеск насилия – естественный спутник любой неразберихи и замятни, что так получается всегда, неважно, переворот на дворе, потоп, чума или конец света. Пройдет несколько дней или недель, войска наведут в столице порядок, и волна схлынет. В конце концов, за все нужно платить. Зато отныне в Иберлене есть король, который положит конец дворянским интригам и междуусобицам, введет новые, более справедливые законы, понизит налоги, покончит с нищетой… Жертвуя малым, обретаешь в итоге великое. Александр знал это, и все равно был не рад.

Вот только разве они не получили, чего добивались?

Незадолго перед отъездом Гальса отыскал Брейсвер. Король, а титуловали его все именно так, не меньше Александра погрузился в заботы, и выглядел совершенно измотанным – бледен, мешки под глазами, давно уже не отдыхал, поди. Гальс даже немного посочувствовал сюзерену, а потом вспомнил, что тот знал, на что идет, и сочувствовать перестал. Гледерик отвел графа в сторону и сказал, что нужно бы кое о чем переговорить. Александр пожал плечами и сообщил, что всегда готов побеседовать с его величеством, но в данный момент просто смертельно занят. Готовится отправиться исполнять его же, сюзерена, поручение.

– Ничего, задержитесь, – жестко ответил Брейсвер. – Я вас надолго не отвлеку. Ну-ка, – он ухватил Александра за руку и потащил в пустынную галерею, освещенную лишь одним, и то уже догорающим факелом.

– Вам от меня чего-то нужно? – сухо спросил Александр. Обычно такой тон отлично действовал на навязчивых собеседников, сбивая с них лишнюю спесь. Но сюзерен не выказал и тени смущения:

– Да, нужно. Я решился покуситься на вашу честь.

Ох уж этот Гледерик… Как он дожил до своих лет, с эдаким чувством юмора?

– В таком случае, сэр, вы избрали неподходящее место для постельных забав. Здесь сыро, грязно и дует из каждого угла. Недолго схватить насморк. Где вы собираетесь предаваться радостям плоти, неужто прямо на камнях? Я не вижу даже гнилой соломы, не говоря уже о самой завалящей кровати. Вы уверены, что именно здесь хотите начать любить своих подданных?

– Святой Джон, да кого интересуют места! Придворные под ногами не мешаются, и ладно! – Гледерик приник к нему почти вплотную, обдавая горячим дыханием щеку. Зрачки у монарха были чуть расширены, не иначе, принял недавно на грудь. – Ну же, граф, не ломайтесь!

– Вас обязательно убивать, или можно просто покалечить? – поинтересовался Александр. – Я могу сделать и то, и другое, а могу сделать все сразу. Сначала покалечить, потом убить. Или сначала убить, а потом покалечить. Что предпочтете?

– Да ну тебя к черту, – Гледерик Брейсвер сделал шаг назад. – Уже и пошутить нельзя…

– Так вы просто пошутили? – граф отряхнул рукав камзола. – Отрадно слышать… Я уже испугался за судьбу династии – как бы вы ее продолжали, династию, с эдакими-то наклонностями? Мужчины обычно не рожают наследников престола… даже если очень захотят. Между прочим, надумай вы меня обесчестить, вам бы потом пришлось на мне… э… мужениться. По всем законам божеским и человеческим. Из нас бы вышла отличная венценосная чета, но это к делу уже не относится.

– И в самом деле не относится… – пробормотал Брейсвер. – Хорошо, граф, забудем этот маленький… обмен шутками. На самом деле я позвал вас сюда для… крайне важного разговора.

Даже так?

– Я вас слушаю.

– Александр Гальс, – потомок Картворов наконец перестал вилять вокруг да около и поднял забрало, – почему позавчера утром вы явились на общий сбор в усадьбе Лайдерса, когда должны были оставаться на дворце? На вас была возложена важная задача, а вы ее так и не выполнили.

Надо же! Наконец пришло время для тех самых вопросов, которых Александр ожидал уже давно. А поскольку ожидал он их давно, то никак не выказал беспокойства и ответил со всем возможным хладнокровием:

– Ваше величество, если вы желаете отругать кого-нибудь за дурное выполнение приказов – ругайте нерадивую прислугу. А со мной у вас ничего не пройдет. Что же до причин моих действий… Этот треклятый пьяница Малер не соизволил придти в назначенный час, не иначе загулял с кем-то или свалился в канаву. Не встретив людей, вместе с которыми я должен был координировать свои действия, я заподозрил неладное. Возможно даже, угрозу раскрытия. Я счел более благоразумным вернуться назад. Тем более… я доверяю своим офицерам, но предпочел бы лично вести солдат на приступ.

– Любопытная версия, – Гледерик тыльной стороной ладони откинул волосы со лба, – но у меня есть и другая.

– Вот как? Было бы интересно послушать.

– Старик Малер места себе не находит, – заметил Брейсвер. – Все никак не может отыскать молодого Элберта. Тот как в воду канул, мои люди внимательно осматривали убитых в замке, но Элберта до сих пор не нашли. Думаю, и не найдут. Потому что я уверен, что это именно вы убили Элберта Малера и Руперта Вейнарда, – отчетливо проговорил Гледерик. – Вы прикончили их, а потом вернулись в усадьбу Лайдерса, освободили Лаэнэ Айтверн, перебили выставленную нами охрану и помогли девушке скрыться.

Ого! А наш новый владыка либо подозрителен до безумия… либо отчаянно умен! Вот только он ошибается, если полагает, что сумеет подловить собеседника на настолько очевидных вещах.

– Лаэнэ Айтверн? – Александр с некоторой ленцой распрямил воротник. – При чем тут эта юная особа? Сэр, уж не хотите ли вы сказать, что похитили дочь лорда Раймонда и держали ее в заточении? Странно… Почему я об этом ничего не слышал?

– Потому что я, вернее Лайдерс, наслышан о вашем нраве, – прямо ответил Гледерик. – Об этом вашем благородстве… Вы скорее лично перебили бы всех нас, нежели стали брать заложников. Потому вас и не посвятили в эту историю с похищением и шантажом. Как не посвятили в нее прочих возвышенных ослов, навроде Дериварна. Вот только не пытайтесь отпираться и делать вид, что совсем тут не при делах. Кроме вас, это просто никто бы не смог провернуть. Человек, вытащивший юную леди Айтверн из темницы, должен был сначала туда войти, а войти туда, не подняв шума, имел возможность только один из вожаков заговора. Все они были на виду, ровно там, где следовало… кроме вас. Так что все просто. Лишь у Александра Гальса имелись и мотивы, и возможности помочь девушке бежать. Полагаю, Александр Гальс узнал о ее похищении от Элберта Малера… покойный был жутким треплом. Он же все-таки покойный, не правда ли? Поправьте меня, если ошибаюсь.

– Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть ваши слова насчет судьбы молодого Малера… ибо не встречал в последние дни этого достойного господина, о чем уже говорил. Что же до всего прочего… Сударь, лучше бы вы продолжили меня соблазнять. Нынешний розыгрыш даже не глуп, он безвкусен.

– Это не розыгрыш. Понимаю, признаваться вам не с руки, да вы и не признаетесь… Но я здесь не для того, чтоб добиваться ваших признаний. Как и не для того, чтоб приказать отправить вас на виселицу за измену. Я просто хотел сказать, что обо всем знаю, но не вижу в сделанном вами чего-то такого, за что стоило бы карать. Как думаете, почему из всех, находившихся под рукой дворян, я выбрал для переговоров с Тарвелом именно вас?

Александр не ответил.

– Все очень просто… Дело не только в ваших уме и самоконтроле, хотя, как вижу теперь, они достойны уважения. Дело еще и в том, что Лайдерс, узнай он о вашей роли в освобождении Лаэнэ, а герцог отнюдь не глуп и скоро придет к тем же выводам, что и я… короче, узнай обо всем герцог, он может на вас обидеться. Немного. Самую малость. А я не люблю, когда мои вассалы друг на друга обижаются, – король легкомысленно улыбнулся. – Это так утомительно и хлопотно, разгребать чужие ссоры… А есть еще герцог Малер, убитый горем безутешный отец. Он из вас душу вытрясет, если узнает. Или вы – из него. При любом раскладе, кто-то из моих верных сподвижников окажется убит… К чему допускать неоправданные потери?

– Ваша версия и в самом деле вышла занятной, – признал Александр. – Но если это все… я могу идти? Весело было послушать бредовые фантазии, но у меня дел по горло.

– Постойте! – улыбка Брейсвера стала шире. – А где же благодарность? Почему я не услышал волшебного слова "спасибо"? Граф, да я же вывожу вас прямиком из-под удара. Спасаю коли не жизнь, то репутацию. И не встречаю в ответ никакой признательности. Возмутительно! Пока вы будете решать с Тарвелом деловые вопросы, я состряпаю более-менее правдоподобную версию, что стало с Лаэнэ, Малером и Вейнардом. Вернетесь в Лиртан чистеньким, светлым, всем из себя героичным и лишенным даже тени подозрения. Таким сюзереном, как я, следует дорожить, а не воротить нос!

– Извините, сэр, но не получается, – холодно ответил Александр. – Я бы с удовольствием вами восхищался, да я и восхищался пару дней назад… да вот только потом вы стали красть детей и ставить их жизни на кон. И любое почтение вдруг куда-то исчезло. Сам понимаю, я перед вами отныне в долгу, и я этот долг верну до последнего гроша, но не надейтесь на большее. У меня не получается восхищаться мерзавцами, простите великодушно. А теперь разрешите откланяться – дела, – и, в самом деле поклонившись, не более, но и не менее глубоко, как и должен кланяться вассал господину согласно требованиям этикета, граф направился к выходу. Александр не намеревался более продолжать беседу, он не вернулся бы, даже если бы Гледерик окликнул его. И неважно, что при этом потребовалось бы нарушить все тот же этикет.

Перед отъездом Александра посетили Томас Дериварн и Роальд Микдерми. Пришли пожелать удачи и распить на прощание бутылку вина. Хорошие люди. Нет, друзьями они для Александра не были, зато положиться на них можно было всегда и во всем. Дериварн, по своему обыкновению, говорил много и шумно, Гальсу иногда казалось, что его кузен не замолкает даже во сне. Микдерми, тоже по своему обыкновению, молчал. Стоял у стены с бокалом вина и о чем-то думал.

– Ну, давай, брат, доброй тебе дороги! – напутствовал Томас. – Отбрехайся там за нас за всех, я знаю, ты это умеешь. А еще я знаю кое-чего про этого Железного Лорда. Я с ним служил, бывали у нас и такие деньки. И знаешь, что я еще знаю, помимо уж всего остального и прочего? Ты его сделаешь. Этого Дерстейна Тарвела. Он только выглядит железным. Настоящий металл – это ты. Если вы столкнетесь, Тарвел сломается у рукоятки, а ты – зазвенишь, но не погнешься. Ты сильнее.

– Томас, если вы настолько мной восхищаетесь, почему вы до сих пор не предложили мне руку и сердце?

Дериварн от души расхохотался и грохнул кулаком по столу.

– Извини, братец, но такой радости тебе никогда не видать! Я все больше по женской части, так что можешь и не мечтать! Если, конечно, мечтаешь.

Александр не мечтал. Ему вообще не было особенного дела ни до женщин, ни до мужчин. Но если острота просится на язык, остроту лучше произнести. Если она уместна. В случае с Дериварном – уместна. А, впрочем, под этим небом уместно все.

– Ты знаешь, почему Картвор отправляет к Тарвелу именно тебя? – неожиданно спросил Микдерми, подходя к столу. Сэр Роальд поставил на скатерть опустевший бокал и присел в глубокое кресло напротив Александра и Томаса.

– Я предполагаю, почему Картвор отправляет к Тарвелу именно меня, – подтвердил Гальс. – Он полагает, что я достаточно для этого хорош.

– И только?

– И только. Не вижу других причин. – На самом деле Александр видел другие причины, и Гледерик тоже видел другие причины, и эти видимые им обоим причины были весьма весомы. Но знать о них не полагалось ни Дериварну, ни Микдерми. Не потому, что тогда беда может грозить Александру, а потому, что беда может грозить Гледерику. У Томаса и Роальда имелись в высшей степени четкие представления о чести, и эти представления разграничивали, какие вещи дворянину делать позволено, а какие – непозволительно. – Его величество очень умен, – продолжал Александр, откинувшись в кресле и сложив руки на груди. – Его величество знает, кто, когда и как послужит его величеству лучше всего. Он знает – когда нужно говорить о высоких интригах, слово положено предоставлять мне. Не это ли свойство подлинного государя – умение верно оценить подданных? – Александр иронически улыбнулся.

Граф Микдерми даже не подумал улыбнуться в ответ.

– Про Стеренхорд говорят много всякого. Тамошним хозяевам свойственны… старомодные манеры. Такие, знаешь, несколько грубоватые. Если Тарвел посчитает тебя неприятелем, он может тебя и убить. Так, просто, на всякий случай.

– Я знаю, мой друг, что про Стеренхорд говорят много всякого. Про меня тоже говорят много всякого. Вот и посмотрим, какая из двух легенд сильней. Кто-то должен отправиться в это посольство, сударь. Не вижу причин, отчего бы не я.

– Зато я вижу причины, – сказал Роальд. – Я вижу многое. Например, что ты неудобен господину Картвору. Предположим, господин Картвор рассудил, что для собственного спокойствия ему выгодней будет обойтись без графа Гальса. Поправка – без нынешнего графа Гальса. Юный Виктор пока что вряд ли сможет доставить проблем.

Тут не выдержал уже Дериварн.

– Эй, погоди, друг, ты чего это тут рехнулся! Что за кошмары на ночь глядя? Король наш новый, он конечно паренек чудной и шутник отменный, не без этого… Но подставлять Алекса? Это не пролезет уже ни в какие ворота. Живым Алекс послужит Картвору получше, чем мертвым.

– В самом деле, – согласился Александр, – я полагаю, Гледерик несколько расчетливей, нежели ты, Роальд, его расписываешь. – На самом деле Гальс вовсе не мог поручиться, что предложенная ему миссия не является ловушкой. Если граф Гальс справится и приведет в Лиртан нового союзника, это будет прекрасно. Если граф Гальс не справится и погибнет, это тоже будет… небесполезно. А чтобы граф Гальс меньше сомневался, отправляясь в дорогу, мы поговорим с ним и сделаем вид, что очень его ценим. Настолько ценим, что даже закрываем глаза на очевидную измену. Ну что же, шутка вполне в духе Гледерика. Александр предполагал это – и все равно собирался в путь. В конце концов, ну кто, если не он?

– Представь, – сказал Микдерми, – представь, что ты даже не доедешь до Стеренхорде. Что в дне пути от Лиртана… на тебя нападут разбойники. Как… на твоего отца. Я немного изучил Картвора. Он сильный человек, и ему не нужны соперники. Слуги – да, но и только. А ты не умеешь быть слугой. И еще, Картвор может вызвать недовольство. Не сейчас, сейчас ему нужно победить, но потом, когда он усядется на троне… может оказаться, что не один только Роберт умел не нравиться людям. А когда людям не нравится король, они ищут нового, как нашли мы. К кому придут заговорщики? К Лайдерсу? Не смешно. Я вижу одного человека во всем Иберлене, который мог бы в таком случае сесть на трон. Если Гледерик не совсем дурак, он от этого человека избавится.

– Роальд, позвольте угадаю. Вам не нравится наш будущий государь?

– Ты совершенно прав. Он мне очень не нравится.

– Ну что же, в таком случае вы могли бы оставаться вместе с лордом Раймондом. А коли вы оказались здесь, вы здесь и останетесь. И мне совершенно плевать, что вас вдруг посетило неожиданное разочарование. Если вы начали играть, вы будете играть до конца. Без всяких попыток переменить сторону. Не допуская даже мысли, что можно оказаться предателем дважды – это слишком много для одного человека. – Дериварн, будь подобные слова адресованы ему, непременно бы разозлился. Микдерми не разозлился. Он просто слушал. Александр рассудил, что можно уже слегка смягчить тон. – Роальд, запомни одну не особенно сложную вещь. Нам действительно нужен этот король. Именно этот и никакой другой. Роберт не годился, а Гледерик годится. Это каким-нибудь Рейсвортам допустимо не понимать, что за вожжа нам всем попала под хвост. А ты, я и Томас – мы все держим границу и видим, что с границей происходит. Сколько раз Лумей и таны пробовали наши рубежи за эти годы? Сколько раз они попробуют их еще? Раймонд Айтверн воевал вместе с нами, отрицать нельзя. Во главе королевской армии. Но и только. Он не делал все, что мог сделать. Он не заставил Роберта объявить общий сбор. Не привел на битву все войска Запада. Если бы Малерион, и Рейсворт, и все остальные феоды заката выставили бойцов – что осталось бы от Лумея? Мы бы сами пошли на восток и взяли штурмом Аремис, и бросили лягушатниками такой мирный договор, какой бы нам больше всего понравился. Раймонд Айтверн мог выиграть эту войну, а вместо этого лишь делал вид, что пытается. А знаете почему? Он не хотел побеждать. Ему было довольно того, что он имел. Ему было надо, что бы мы воевали год за годом на рубеже, и год за годом проливали кровь. Покуда лорды востока, Гальсы, Тресвальды и Малеры, держат оборону против врага, им не будет времени думать о политике. О том, кто сидит возле трона. Айтверн мог делать с Иберленом все, что хотел, вот он и делал – только делал мало. Кем бы ни был Гледерик, он сделает больше. Он положит конец войне – разгромит Лумей и Бритер, швырнет их к нашим ногам. У него получится, и этого мне довольно. Поэтому, господа, не имеет никакого значения, по нраву вам наш новый король или нет. Вы будете с ним. Потому что я так сказал. И потому что так правильно.