Текст книги "Третий лишний (СИ)"

Автор книги: Анатолий Силин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

  Плача, Ванюшка бросился вначале к отцу, потом к бабушке, потом вновь к отцу, к бабушке, словно ища у них защиты от незаслуженно обидевшей его матери. Обычно терпеливая и покладистая Ермильевна в этот раз уколола племянницу:

  ─ Ты вот и присматривай! Сын-то не чей-нибудь, а твой! Где весь день прошаталась?

  ─ А-а, вижу, спелись... Небось всю как есть успел грязью облить? ─ Повернувшись к Тимофею, зло бросила: ─ Можешь выйти на улицу и кричать, какая я плохая! Позорь сколько угодно! Но знай: не ты, а другой мне люб. С тобой жить все равно не буду. Вот при них говорю, ─ ткнула рукой на Ермильевну и прижавшегося к ней Ванюшку. Тот, таращась на разбушевавшуюся мать, плакал. Опустив глаза, Ермильевна молча слушала. Тимофей тоже молчал, зная, что вразумлять жену сейчас бесполезно. Но с подобной невыдержанностью и даже ненавистью он столкнулся впервые. Значит, порешила со своим любовником жить, а с ним разойтись. Что ж, к тому все и шло. Теперь ему и не надо заводить этот разговор. Когда Александра вволю накричалась, Тимофей сдержанно сказал:

  ─ Я поверил тебе и твоим обещаниям. Вспомни, что два года назад говорила. Слова своего не сдержала. Меня же винить не в чем. А поднимать шум и поливать тебя грязью, я не буду. У нас сын, о нем надо подумать. Разойдемся, раз ты того хочешь.

  ─ Тимош, может, все же простишь ее, дуру блудную? ─ жалостливо всхлипнула Ермильевна. ─ Не спеши, погоди!

  ─ Это кто дура блудная?! ─ взвизгнула Александра, словно ее укололи шилом. ─ Думай, что несешь, старая! Я все-таки твоя племянница, а он кто? С кем жить-то станешь?

  ─ Да уж не с тобой! ─ отрезала тетка. ─ Ты и так мне всю жизнь на старости испортила, сколько же можно терпеть!..

  Ермильевна разрыдалась, причитая и жалуясь на свою разнесчастную судьбу. Еще громче захныкал Ванька ─ ему было жаль бабушку. Александра вначале опешила от слов Ермильевны, сроду та ей ничего подобного не говорила. Так и застыла с открытым ртом. Как это тетка, заменившая ей мать, жить с ней не собирается? Потом, видно, поняла, что крепко перегнула и, не найдя ничего другого, тоже громко заревела.

  Тимофей сидел и думал, как ему-то в этой сумятице себя вести. То ли выть вместе со всеми, а потом утешить Ермильевну и остаться жить с Александрой? Но ведь она только что заявила, что он ей не люб и быть с ним она не собирается. Верно Дарья сказала: жена давно рога ему наставляет и ни о какой совместной жизни тут и речи не может идти.

  Тимофей встал и молча начал собираться. Пока все заливались слезами, он сложил кое-какие вещички и, не оглядываясь, вышел из избы. Пошел в дом, который этим летом все-таки достроили. Строить помогала вся родня: Яков и Мария со своими семьями, Ермильевна деньжат подбросила. Понимал, что жить тут придется временно. Если будут делиться, то дом достанется жене с сыном. Все верно, дом по закону перейдет им, а ему, выходит, придется строиться заново. А может, она не пожелает с сыном жить? Ведь от нее все что угодно можно ждать. Но разве Ермильевна отпустит ребенка от себя? Она же без мальчонки с ума сойдет. Хотя при чем тут Ермильевна ─ он отец Ванюшки и в любом случае сына не бросит!..

   Фу, черт какие мысли лепятся в голове! Но чего заранее-то предугадывать? Хотя подумать и есть над чем. Впервые и во всеуслышанье Ермильевна сказала, что жить с Александрой не собирается. У деда Якова в его старой хибаре живут семьи Григория и Левона. Кому-то надо отделяться, но куда? Кроме как к Ермильевне некуда. Александра с Ванюшкой перейдут жить в новый дом, а к Ермильевне переселится или Григорий со своей семьей, или Левон. Скорее всего, так и получится...

  Ладно, хватит загодя голову ломать! Тимофей шел и прокручивал в голове разные варианты дальнейших отношений с Александрой и сыном. Вскоре дошел до Селиванова пруда, который разделял широкую улицу поселка на две половинки. Возле дома достал из кармана ключ и стал открывать замок. Замок проржавел и открылся не сразу. Прежде чем войти в сени, начал шарить по карманам, ища спички. Дом-то старый, и первым делом его надо хорошо протопить. Дрова заготовлены, а вот спичек так и не нашел. Ничего, обойдется, огонь с помощью кресала и трута добудет. Они на всякий случай спрятаны в шкафчике.

  Тимофей не спал почти всю ночь: то печь разжигал, а дрова в сарае отсырели и никак не загорались, то постель прогревал и какой-никакой порядок наводил в избе. Еды не было вовсе, но это поправимо и не страшно. Худо, что семья рухнула и ничто теперь не поможет ее склеить. Эта мысль не давала покоя, и Тимофей то что-то делал в избе, то выходил во двор, в сарай, потом возвращался в сени ─ в общем, колобродил, не находя себе места. Прогрев постель, лег, но не спалось. На этой старой кровати он спал с Александрой несколько раз. Это ж было совсем недавно...

  При воспоминании о жене больно резануло сердце. Хотя чего теперь-то об этом? Ничего не вернешь и не поправишь. Завтра в поселке узнают, что их председатель совета ушел из семьи и начнутся суды-пересуды. Объяснять, доказывать кто прав, а кто виноват, он не будет. Зачем? Мария непременно напомнит: ведь я тебе, брат, говорила, но не послушал. Гадко и одиноко. После возвращения с фронта все в семье начиналось вроде бы неплохо. Он радовался, что поступил в непростой ситуации разумно. С кем не бывает. Ну, случилось! Ну, изменила! Что ж теперь, волком выть, а сына бросить? Но потом начались разные заморочки, и, как правило, связанные с Александрой. Нигде без нее не обходилось. От должности председателя Совета он отказывался, чтобы быть чаще в семье: с женой и сыном. Предложил вместо себя Крупнова. Не хитрил и не мудрил. Как работник и как человек он хороший и ему был хорошей опорой. Крупнова вскоре взяли в резерв кадров, а потом перевели в райисполком. Перед отъездом в райцентр Крупнов сказал Тимофею:

   ─ Ну ты и дурак! Как без меня-то теперь будешь справляться? Еще не раз про меня вспомнишь...

   Он был прав. Надвигалась коллективизация. Хорошо, что еще вместе с Крупновым в Бирюче и небольших соседних поселках объединили бедняков в девять бригад. Это было началом коллективизации, предстояла борьба с кулаками, а тут появится столько проблем.

  Как-то встретились Тимофей с Крупновым и разговорились о том-о сем, вспомнили Гражданскую. Крупнов спросил: ─ Чего это твоя женка в райком зачастила?

  ─ В резерв, говорит, взяли, вот и учат этот резерв, ─ ответил Тимофей. ─ Недавно ее бригадиром поставили. Сказала, что в райкоме пообещали председателем колхоза избрать.

  ─ Беседы, значит? ─ хмыкнул Крупнов. ─ Ну, может, и так. Но расскажу что видел, а ты уж не обижайся. Недавно заглянул к секретарю по своим делам, а дверь закрыта. Тыр-тыр ─ заперта, а голоса в кабинете, слышу, раздаются. Жду. Через какое-то время щелкнул замок и дверь открылась. Выходит из кабинета твоя Александра, раскрасневшаяся такая, словно помидор спелый, довольная, улыбающаяся, а ее под локоточек, тоже с улыбочкой, секретарь поддерживает. Мне это не понравилось. Зачем закрываться? Увидев меня, улыбки они скинули и быстренько распрощались. Поимей в виду.

  Тот разговор Тимофея встревожил. То-то жена ссылалась на секретаря, что он ей поможет и что он на нее глаз положил. Цаца небесная! Покомандовать захотелось! Такие случаи с Александрой уже были, и Тимофей опасался, что измена ее может повториться.

  Повторилась.

  Плохо человеку, когда рушится все, чем он жил, чему посвящал свои чувства и желания, к чему уже привык и без чего бытие теряет всякий смысл. Тимофей все это понимал, отдавал себе отчет и в том, что в чем-то виноват сам, что из-за непродуманности и поспешности, легковесного подхода к такому важному вопросу как семья, он опозорил себя. Эти мысли после ухода из семьи не давали покоя. Как жить-то теперь в небольшом поселке, где ничего от людей не скроешь, где горе и радость каждого у всех на виду! Мало того, та, которую полюбил за красоту (больше-то с самого начала любить было не за что), будет по-прежнему жить рядом, только с другим человеком, а сын Ванюшка, который его любит, Тимофей в этом уверен, будет со слезами мотаться туда-сюда. И ведь ничего против воли матери не сделаешь ─ хотя он-то лучше прочих знает, какая она для него неласковая мать, когда пацаном все эти годы занималась и занимается тетка. В глаза ему, конечно, никто ничего не скажет, но суды-пересуды в каждой семье небось уже идут вовсю. Кто-то при этом посочувствует, а кто и позлорадствует, найдется немало и таких... Да ладно, люди-то поболтают и угомонятся, а вот как быть со своей неспокойной душой? Если бы и она все, что произошло, разом могла забыть и вычеркнуть из памяти. Не-ет, это теперь там, внутри, засело надолго.

   Так что же делать? С чего начинать? Никогда не было такого, чтоб не хотелось идти на работу, ─ а теперь просто нет желания быть на виду, смотреть людям в глаза, решать вопросы, давать советы. Да и имеет ли он на это право? Интересно, как сейчас ведет себя его теперь уже бывшая женушка. Горюет, как он, что осталась без мужа, или нет? Хотя ей-то что, у нее есть который ей люб. По словам тех, кому Тимофей доверял, Александра на семейную тему ни с кем не общалась. В Анучинку, к своему хахарю, не моталась, а в райцентр, как и прежде, выезжала часто. После ухода из семьи Тимофей встречался с ней всего два раза. Один раз столкнулись у школы, кивнули друг другу и разошлись. Когда встретились в другой раз, она завела разговор о доме, в котором он теперь жил.

  ─ Скоро переезжать туда сыном буду! ─ сказала отчужденно и не глядя Тимофею в глаза. ─ Через недельку освободи? ─ Нет, не пёрла буром, как в день его ухода, а вроде бы даже посочувствовала, что вот так все у них нескладно получилось.

  «Хорошо, если до мозгов дошло, что сама все это натворила», ─ подумал Тимофей.

  ─ Почему через недельку? ─ спросил.

  ─ Ты же небось слышал, что мой старший брат с семьей теперь у тетки жить станет.

  ─ А почему не ты с Ванюшкой?

  ─ Тетка так решила, ─ буркнула недовольно Александра. Видно, эта тема ей самой была неприятна: столько лет прожила с Ермильевной, а теперь приходится уходить.

  Тимофей знал, что расселение семей братьев Александры должно было произойти вот-вот. Жить всем вместе в избе-развалюхе отца уже невозможно, и надо было что-то предпринимать. Значит, Ермильевна все-таки решила, чтобы ее опекуном стал Григорий, а другой брат остался с отцом. Свое слово насчет Александры в бурном разговоре перед уходом Тимофея тетка сдержала. Может, Александра и хотела бы остаться с сыном у Ермильевны, но тогда почему Тимофей должен отдавать свой дом Григорию или брату Левону? Уж пусть сама заселяется с Ванюшкой, а дальше их дело: как хотят, так пускай и живут.

  Для Тимофея теперь проблема в другом ─ где самому-то ютиться? Можно временно уйти к брату или сестре ─ они не откажут, но ясно, что надо срочно заново строиться. А дело то непростое и затратное. Что касается дележки, это можно обговорить с Александрой и попозже. Он не намерен торговаться и обдирать сына, возьмет только какую-нибудь мелочевку. В этот раз Тимофей попросил Александру лишь об одном: чтобы разрешила видеться с Ванюшкой, и чтобы не запрещала тому приходить к нему.

  ─ Видься сколько хошь, ─ пожала плечами Александра. ─ Только лучше, когда меня дома не будет. Ну а ходить ─ не ходить сыну к тебе, это уж пусть он сам решает. Мешать не стану. ─ На том и расстались.

  По селу поползли слухи, будто скоро для бирючан и жителей окрестных поселков создадут одну артель, где все будет общим, а командовать этой артелью станет бывшая жена Тимофея Ивановича Александра. И слухи эти словно кто-то специально распускал, чтобы узнать на этот счет мнение селян. А мнения были разными. Одни, в основном бабы, промеж себя считали, что такое решение будет правильным, поскольку мужики и так всю власть взяли, пора и над ними покомандовать. Богатые бирючанцы хихикали:

  ─ Уж она-то, Александра, наруководит! В чем-в чем, а в мужиках толк знает!

  ... Тимофей осень и зиму жил то у брата Якова, то у сестры Марии. У брата семья больше, чем у Марии, и чтобы не надоедать Якову, Тимофей больше жил у сестры. Он уже определил для себя задачу ─ заготовить хотя бы частично лес для постройки дома. Перед районной властью упирал на то, что участник Гражданской войны и в боях был несколько раз ранен. Ему шли навстречу еще и потому, что был председателем поселкового Совета. Поддерживал своего фронтового друга работавший в райисполкоме Крупнов. В общем, заготовка леса для строительства продвигалась. Тимофей рассчитывал в конце марта или начале апреля нанять плотников, чтобы делать сруб.

   Как-то в выходной Тимофей с братом Яковом и еще двумя мужиками поехали на быках за лесом в Хреновской лесхоз. Когда загрузились и возвращались обратно, Яков сказал Тимофею:

  ─ Гутарят, что твою Александру скоро изберут председателем крупной артели, которую назовут именем Буденного.

  ─ Не язви, она теперь такая же моя, как и твоя! ─ вспыхнул Тимофей.

  ─ Ты, брат, не обижайся, не хотел обидеть, но разговоры-то по селу идут

  ─ А от кого сам эти байки услышал? ─ спросил Тимофей уже спокойнее.

  ─ От деда Поликарпа, с неделю назад.

  ─ Нашел кого слушать, он и не то наплетет! ─ Поликарп ─ древний старик, живший с такой же древней старухой на окраине Бирюча. Жили они бедно, дети поумирали еще в детстве. Старика привечали в каждом доме за добрый характер и умение кому как угодно преподнести посельские новости. Поликарп никогда не унывал, а его сморщенное как печеное яблоко лицо было всегда улыбчивым. Бирючане на него никогда не обижались, но сейчас Тимофей психанул. Скорее, из-за того, что сама новость, гулявшая по селу, ему была неприятна. Но Поликарп-то тут не виноват, ведь дыма без огня не бывает. И Тимофей задумчиво произнес: ─ Вообще-то вполне возможно. ─ И рассказал брату, как Александра, когда еще жили вместе, частенько ездила в райцентр, где нашла поддержку в райкоме партии. Там ее даже взяли в резерв, и не исключено, что именно ее могут выдвинуть председателем колхоза. Это же будет так показательно, если колхоз возглавит женщина! И сама Александра рвалась покомандовать и показать на что способна в новом деле.

  ─ А покажет ли? ─ хмыкнул Яков.

  ─ В этом я здорово сомневаюсь: нет ни толкового образования, ни профессиональной подготовки, ни деловых качеств, кроме показушного рвения. Колхоз же, как рассказывал Крупнов, ─ дело сложное, и тут мало иметь одно желание.

  Вопрос о председательстве бывшей жены еще возник, когда Тимофей однажды встретился с приехавшим в Бирюч Крупновым. Бывая в Бирюче, тот обязательно виделся с Тимофеем. Им было что вспомнить и о чем поговорить. Уход Тимофея от Александры Крупнов воспринял восторженно, заявив по телефону, что наконец-то друг поступил как настоящий мужчина. Он и раньше говорил Тимофею, что она ему не пара, что у таких вертихвосток после коротких «праздников» наступают обычно тяжелые «будни». Когда Крупнов завернул в Бирюч, поговорить в Совете толком не удалось, так как то и дело в кабинет заходили люди. Решили отъехать за околицу, к речке. Тимофей извинился перед товарищем, что по известным причинам не может пригласить его домой.

  ─ Ничего-ничего, уж как-нибудь перетерплю, ─ улыбнулся Крупнов. ─ Но уж как построишься да обзаведешься новой семьей, сам напрошусь и попробуй отказать. ─ На берегу речки Бирючки он и поведал другу, что скоро будет создаваться колхоз, а в председатели районные власти планируют выдвинуть Александру.

  ─ Ну как, удивил? ─ спросил Крупнов, прищурившись.

   Тимофей пожал плечами.

  ─ Такие слухи давно тут ходят. Меня спрашивают, а что я-то могу сказать? Со мной ведь никто не советовался.

  ─ Что верно, то верно, ситуация для тебя дрянная, все делается втихую. И как можно решать такой вопрос, не посоветовавшись с председателем Совета! Вам же вместе, рука об руку, придется работать. Тем более, она была твоей женой.

  ─ Этот вопрос и меня взволновал. Странно как-то получается: с тех пор как мы с ней разошлись, обо мне «наверху» будто напрочь забыли. Уж что она там на меня наплела, ей-богу, не знаю.

  ─ Сам-то о семейных делах в районе объяснился?

  ─ Да не буду я ни перед кем объясняться! ─ вспылил Тимофей. ─ Подумают, что себя выгораживаю, а бедную женщину оговариваю и грязь на нее лью! Уж пускай будет как есть.

  ─ Может, ты и прав, но я бы на твоем месте все же где надо поговорил бы.

  ─ Мне из-за этого даже стыдно людям в глаза смотреть, а не то что объясняться.

  ─ А ей вот нисколько не стыдно. Прет напролом!

  ─ Такой уж характер! Не все такие...

  ─ Не будем спорить, ─ миролюбиво сказал Крупнов. ─ Жизнь покажет, кто есть кто. Но чует мое сердце, что вам не сработаться. Понимаешь, что это для тебя означает? ─ спросил, не отрывая пытливого взгляда от Тимофея.

  ─ Думаю, что кому-то из нас двоих, скорее всего мне, придется с председательства уходить. Так, похоже и будет. Интересно знать, что она на меня там наговорила? Какие секреты начальству выложила? Может, и что другое, скажем ─ очаровала! Не знаю, что и подумать.

  ─ Не будем за нее додумывать и, вообще, оставим это на потом. Давай лучше поговорим, о чем-то другом. ─ И Крупнов, побывавший недавно на совещании в Воронеже, где перед сельским активом выступал секретарь обкома ЦЧО Варейкис, стал рассказывать о скором переходе села к массовой коллективизации, о куче проблем, которые придется решать при создании коллективных хозяйств, о предстоящей борьбе с кулаками, которые будут всячески этому мешать.

  ─ Тебе, знаешь, крепко повезет, если уйдешь от решения этих вопросов, ─ сказал задумчиво Крупнов.

  Скоро распрощались. Перед тем как шлепнуть кнутом по лошади, Крупнов крикнул:

  ─ А все-таки я за тебя кое-кому глаза приоткрою! И не ругай, так надо! ─ Свистнул кнут, и лошадь рванула по дороге в ложбину, в сторону Тишанки.

  Той весной в Бирюче происходило много событий и разговоров разных хватало. До селян дошел, к примеру, слух (да он и не мог не дойти) что вдова известного в поселке мастера на все руки Федора Карташова, Марфа Ермильевна, дала наконец-то согласие продать построенную мужем мельницу-ветрянку местному жителю ─ шерстечесальщику Малахову. За не такой уж старый ветряк он заплатил коровой, годовалой телкой и лошадью с упряжью и тоже с годовалым жеребенком. Деду Якову с семьей сына Левона достались корова и молодая лошадь, а семье Григория ─ лошадь с телкой. Мельницу, и не стали бы продавать, ведь она помогала жить в достатке сразу трем семьям: самой Ермильевне с племянницей Александрой и ее сыном Ванюшкой, а также семьям сынов Якова Федоровича Григория и Левона, но дед Яков, как основной работяга на мельнице, за последнее время стал сильно прихварывать, а без него работа на ветряке из-за разных поломок не клеилась, из-за чего жители поселка стали чаще возить молоть зерно на мельницу другого местного жителя Гусакова. Была и еще причина: Григорий и Левон получили на себя и свои семьи землю, и ее надо было обрабатывать. Раньше они были первыми помощниками отцу на мельнице, теперь же больше занимались своими участками, а на мельнице появлялись от случая к случаю. Отец же без них с помолом не справлялся.

  Ермильевне от сделки за продажу мельницы не досталось ничего. Но тут имелась договоренность. Здоровье ее было не ахти какое, жить же со своенравной племянницей, которая ни с кем и ни с чем не считалась, домашним хозяйством не занималась, Ермильевне становилось невмоготу.

  Ей было не по нраву, что Александра разошлась с Тимофеем и вообще, с мужиками разными путалась и ее позорила. Дом-то для Тимофея с семьей был построен и за ее денежки. Вот почему Ермильевна решила жить не с Александрой, которую лелеяла с детства как дочь, а с семьей ее брата Григория. Тот перед отцом и всей родней дал слово проявлять заботу о тетушке до последних дней ее жизни.

  Александра понимала, что жить с сыном самостоятельно ей будет не просто тяжело, а невозможно, и пыталась хоть как-то смягчить тетушку, но та на нее была в большой обиде. Высказала и за толкового Тимофея, которого ей в мужья подобрала, и что все эти годы тянула за нее домашние дела, как могла воспитывала мальчика, ─ да много чего еще припомнила.

  ─ А теперь все, хватит на моей шее сидеть и издеваться! ─ отрезала старушка.

   Александра хитрила и сразу на рожон не полезла, даже какое-то время не встречалась со своим любовником в Анучинке. Затем вновь затеяла прежний разговор. Но обычно мягкая и податливая по своему характеру тетушка ─ ни в какую. Ванька иногда, пристроившись где-то в уголке, подслушивал эти волнительные для него разговоры. Часто плакал и умолял бабушку, чтобы его не бросала. Гладя по головке, Ермильевна успокаивала мальца. ─ «Есть люди, ─ говорила ему ласково, ─ которые добро принимают как зло. Это плохие люди, они всегда чем-то недовольны...» Ванька прижимался к бабушке и слушал ее. Успокаивался, когда она говорила, что уж его-то, пока жива, не бросит. Ванька долго раздумывал над тем, кто же эти люди, которых сильно портит добро других людей. Бабушка ко всем добрая, а к нему ─ особенно. Как же он любит, когда она поцелует его в макушку и с улыбкой скажет:

  ─ Самовар поставлен, борщ кипит, картошка жарится. ─ Почему мама так никогда не говорит? Почему всегда злится?

  ...Конный нарочный из Таловой доставил в сельский Совет указание собрать в ближайшее воскресенье в школе жителей Бирюча и окрестных поселков по вопросу создания колхоза. Тимофей раз десять перечитал полученный документ и все думал, с чего же начинать. Собрать в школе народ в принципе не так уж и сложно, но как дальше-то все будет? Кого там, «наверху», наметили председателем колхоза? Если Александру, то он с ней и дня работать не будет. Должны же в конце концов поинтересоваться и его мнением. Это непонимание выводило из себя. Да, семья у них не сложилась, но не его вина в том, что разошлись. Неужели так тяжело во всем этом разобраться? Да черт с ним, их семейным вопросом, главное-то ведь совсем в другом ─ способна ли она, его бывшая жена, возглавить колхоз? Уж кто-кто, а он-то ее «деловые качества» знает получше других! Или его мнение уже ничего не решает? Если так, то есть ли смысл ему лезть со своим мнением? Что это даст, когда уже все и без него решено? Что же делать?..

  Глянул в окно. На улице начали сгущаться сумерки. Идти к брату не спешил. Там тоже начнутся всякие расспросы про колхоз да какая в нем жизнь будет. А откуда ему знать, как в колхозе станет жизнь людей налаживаться. Дело это совсем новое, и вполне понятно, что проблем будет немало. Вспомнил давние разговоры с Крупновым про жизнь в «коммуне». Вот бы с кем сейчас посоветоваться! Но он, наверно, по району мотается.

  Тимофей подошел к лампе и зажег фитиль. При свете лампы в кабинете стало как-то поуютнее. Но на душе все равно неспокойно. Задернул на окне светленькую занавеску.

  Достав из кармана складной ножик, стал подтачивать карандаш. И вдруг в коридоре раздались тяжелые шаги, потом дверь распахнулась и в комнату уверенно вошел Крупнов. Лицо друга как всегда спокойное, улыбчивое. Добрые морщинки вокруг глаз, таких же добрых и доверчивых. Одет по-весеннему: в плаще, сапогах, на голове картуз.

  ─ Надо же! ─ радостно воскликнул Тимофей. ─ Только что подумал: вот бы с кем встретиться да по душам поговорить, и он тут как тут! ─ Торопливо вышел из-за стола навстречу как нельзя кстати приехавшему фронтовому другу. Обнялись. Похлопывая широкой ладонью Тимофея по спине, Крупнов басовито гудел:

  ─ Ехал мимо, дай, думаю, загляну. Не помешал?

  ─ Да сам, говорю, только что думал о встрече с тобой. Будто всевышний меня услышал! ─ Повеселевший Тимофей повесил плащ Крупнова на крючок возле двери.

  ─ Не знаю, как насчет всевышнего, а я к тебе сам напросился. ─ Увидев на столе распоряжение райисполкома насчет проведения собрания, прочитал его и положил обратно. ─ Думал и эту бумагу с собой прихватить, да не управился, нарочного раньше отправили. Зато другую важную для тебя новость самолично передам. Так что садись-ка на свое председательское место, а я сбоку стола пристроюсь. Может, хоть в этот раз нам поговорить не помешают.

  ─ А пойдем к брату? Там заодно и поужинаем, да и переночуешь. Как со временем?

  ─ Нет-нет, лучше тут посудачим, а поесть у меня кое-что найдется. ─ Из объемистого портфеля Крупнов достал кусок сала, хлеб, вареные картофелины, несколько соленых огурцов и... бутылку водки. Увидев водку, Тимофей удивился ─ его друг не отличался тягой к спиртному. Тот же между тем попросил закрыть на всякий случай дверь и, пока не совсем стемнело, погасить лампу. Взяв нож, стал резать хлеб и сало. Тимофею сказал: ─ Зачем светом привлекать к себе внимание случайных и не случайных прохожих? ─ Выпили друг за друга и за погибших товарищей– фронтовиков, плотно закусили. Собирая со стола остатки еды, Крупнов заметил, что можно б было дверь и не закрывать, да и лампу не гасить, ─ никто их не потревожил.

  Пока Крупнов не спеша скручивал цигарку, Тимофей, сгорая от любопытства, спросил, что за новость он привез. Но тот молчал, пока не раскурил цигарку и несколько раз не затянулся. Потом, хлопнув ладонью по колену, пробасил:

  ─ Да ради этого, собственно, и заехал. Командировка-то моя в Александровку, тоже, кстати, еду колхоз организовывать. Просился в Бирюч, но райком другую кандидатуру наметил. Понимает секретарь, что если тут буду я, твоей бывшей жинке не стать председателем, это уж точно. Вот и маракуй. Мужик ты неглупый и сам должен понять, на кого пал выбор секретаря. В общем, ни с чем не считаясь, райком решил выдвинуть в председатели колхоза хоть одну женщину. Никого получше не нашли!

  ─ А для чего это нужно? ─ спросил Тимофей.

  ─ Чтобы хоть как-то отличиться, ─ хмыкнул Крупнов. ─ Дело не в том, что не надо женщин выдвигать в председатели или на другие ответственные должности, ─ продолжил он, откашлявшись и гася о сапог цигарку. ─ Можно и нужно их выдвигать, только уж подбирать достойных, чтобы жизнь знала, а не курам на смех. Мы с тобой об этом в прошлый раз много говорили. Зачем повторяться.

  ─ Значит, решили что Александра... ─ упавшим голосом протянул Тимофей. К такому исходу он хоть и был готов, но все-таки еще теплилась надежда, что все может измениться. Ничего не изменилось.

  ─ Теперь уж точно, ─ кивнул Крупнов. Помолчав, добавил: ─ Скажу по секрету, не для передачи, что предрик против, он понимает, что Александра не тот кадр, но поделать ничего не может. Да знаешь, грядут также баталии, что, может тебе и лучше остаться в сторонке. Одна борьба с кулачеством чего только будет стоить. Александра этого пока не понимает, но скоро поймет. А сколько других проблем? Соберут, скажем, с селян скот, а что дальше? Где держать, чем кормить, кто обслуживать будет?

  ─ Не успокаивай, я все понимаю. Правда, понять не могу ─ зачем же так рисковать и ради чего?

  ─ Ради чего-ради чего! ─ недовольно пробурчал Крупнов. ─ Ради той же показухи, чтобы хоть чем-то перед другими отличиться. Хватит об этом, все равно ничего не изменить. Да, как бы не забыть о главном. Послезавтра тебя в райцентр вызовут для беседы. Сам должен догадываться, о чем пойдет разговор. Соображаешь?

  ─ Как не сообразить?

  ─ Станут убеждать, что вдвоем вам не сработаться, предлагать уйти с председательства. Да мы с тобой это уже обтолковывали.

  ─ Я на председательство, сам знаешь, не дюжа рвался.

  ─ Знаю, знаю, потому и советую обдумать как лучше вести себя. Ничего нет вечного. Нынче этот секретарь, завтра другой, и у каждого свои подходы к работе и к людям. Учти.

  ─ Не дурак, учту.

  ─ Будут какую-то должность предлагать ─ взвесь, покумекай.

  ─ Скажи, мне заниматься подготовкой к собранию или нет? Три дня осталось.

  ─ Думаю, что найдут кому этим заняться. Завтра вызов получишь, день в райцентре покрутишься, а там и вопрос решится. По твоей замене небось решат попозже, тут пока без тебя не обойтись.

  ─ После всех бесед махну в Тишанку, к жене брата Петра. Узнаю, как живет, и заодно в больницу заеду. Провериться надо.

  ─ Вот-вот, проверься. Тебе тут сейчас нечего крутиться. Мой совет ─ будь поспокойней.

  ─ Рад бы, да не получается.

  ─ Все, друг сердечный, пора и честь знать. Меня в Александровке уже заждались. ─ Крупнов поднялся, снял с крючка плащ и стал одеваться.

  ─ Все как-то в спешке, даже поговорить путем не удается, ─ вздохнул Тимофей.

  ─ А вот как построишься да новой семьей обзаведешься, тогда и наговоримся сколь нашим душам будет угодно. Согласен?

  ─ Жду не дождусь.

  ─ А чего не спросишь ─ почему это я вдруг с бутылкой заехал?

  ─ Наверно, меня взбодрить, ─ развел руками Тимофей.

  ─ Не только, ─ улыбнулся Крупнов. ─ Позавчера меня утвердили начальником райземотдела. Земельного, понял? А еще у меня сегодня, и ты должен помнить, день рождения. С кем, как не с тобой, своим фронтовым другом, такой день отметить?

  ─ Как же это я лапоть позабыл! ─ покачал головой Тимофей. ─ Ведь отмечали, помнишь, в Батайске! С этой морокой все из головы повыскакивало. Ты уж прости! От души поздравляю и с днем рождения, и с должностью.

  ─ Так и быть, прощаю. У тебя тоже все обойдется, поверь, дружище, все образумится!

  Вышли на улицу. Уже порядком стемнело. Северный ветер гнал по небу стаи облаков. В их разрывах, словно играясь с кем-то в прятки, выскакивал и вновь прятался месяц. И было то светло, то темно.

  ─ А где же лошадь? ─ спросил Тимофей, оглядываясь по сторонам.

  ─ Угадай.

  ─ Ей-богу, не знаю.

  ─ Не ломай голову, я ее у твоего брата оставил. Он, кстати, и закуску дал, зная, что к нему все равно не придем.

  Пошли к дому брату Якова. Там и расстались. Крупнов спешил в Александровку. Провожая взглядом удаляющегося всадника, Тимофей с грустью думал, как сейчас ему не хватает Крупнова, с которым можно не только посоветоваться по любому вопросу, но и всегда получить поддержку и помощь. Открылась сенная дверь, это вышел Яков.

  Все было так, как сказал Крупнов. Назавтра, ближе к обеду, Тимофея вызвали к 10 часам следующего дня в райком. Хотя и были кое-какие дела по подготовке к севу, Тимофей решил с этим повременить и в тот же день выехать в Тишанку к жене брата Петра Анюте. Давно не был у нее. Может, чем поможет, поговорят, пообщаются, да и добраться из Тишанки до Таловой будет проще. О своем вызове в Таловую сказал брату и сестре ─ те болезненно переживали предстоящие изменения в его работе. А то, что побудет в семье Петра, одобрили: Анюта с двумя малолетними детьми в поддержке и внимании нуждалась.