Текст книги "Третий лишний (СИ)"

Автор книги: Анатолий Силин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)

  А ведь совсем недавно, после избрания председателем сельского Совета, его больше волновало совсем другое ─ справится ли со своими обязанностями? Да-да, гордился, что избрали, доверили, и ломал голову, как бы не подкачать. Переживал, что никакого опыта нет. Вот и мотался то в Тишанку, то в Чиглу, чтобы у других уму-разуму поучиться. Вчера планировал проскочить на лошади в Архангельское. Сорвалось. Обстановка-то везде одна и та же, опыта у таких же, как он, выдвиженцев новой власти, никакого. Больше сообща советовались, как решить тот или иной вопрос. Старался как мог...

  На мужиков тоже грех обижаться: в помощи не отказывали, к словам прислушивались и чем могли помогали. Даже в голову не приходило, что все так круто может перевернуться. Ведь был же наслышан о зверствах белогвардейцев к большевикам и представителям новой власти. Но как-то не зацепило, думал, пройдет стороной. Ладно, что о себе не подумал, но ведь есть жена и сын! Хочешь не хочешь, а это и их теперь коснется. Вот и лежит, ворочает мозгами, злится. Да что толку, злись не злись, а от этого мало что изменится.

  Быстрей бы Яков вернулся и внес хоть какую-то ясность. Заметил, что мысли стали надоедно повторяться, крутятся вокруг одного и того же. Спать по-прежнему не хотелось. Может, выйти во двор курнуть?

  Повернувшись на бок, глянул в окно. Но ничего не увидел, а жену разбудил. Она заворочалась и, приподняв голову, сонным голосом недовольно прошептала: «Спи, не кружись».

  Отвернувшись, тут же уснула. ─ «С куревом лучше потерпеть», ─ вздохнул Тимофей. Было слышно, как усилился стук дождя по железной крыше. Настроение пакостное. Ветер крепчал, с силой бросая на оконные рамы струи ливня, с небольшими перерывами завывал в печной трубе.

  Тимофея сейчас раздражало буквально все: и то, что так долго нет брата, и эта мерзопакостная дождливая погода, и что жена спит, будто переживания мужа ее вовсе не касаются. «Как только можно преспокойно дрыхнуть, когда нет никакой ясности? Лежит что бесчувственная деревянная колода!» ─ мысленно ругнулся Тимофей. Мысли опять переключились на предстоящий уход из дома. Подумалось, что в эту ночь небось не спят и брат жены Григорий, и член комитета бедноты Крупнов. Их пойдет на фронт трое. Григорий холостяк, ему-то полегче. От ухода к красным не отказался. В разговоре с сестрой он вчера лишь высказал свои опасения, а она лишнего намолола.

  ─ И надо же, спит! Намаялась! С чего намаяться-то? Ведь ничегошеньки по хозяйству не делает! Все переложила на плечи тетки. Не понять и Ермильевну ─ уж так оберегает племянницу, так радеет за нее! Своей сердобольностью она ей больше вреда приносит, чем пользы...

  Ну как же длинна ночь! Когда же она кончится!.. Однако мысли в голове стали постепенно вливаться в одну бесконечную небообразную массу, глаза начали слипаться, незаметно и сон сморил Тимофея. Но сон был чутким и неспокойным. От раздавшегося в ночной тиши осторожного стука в окно, показавшегося громким и резким, Тимофей вздрогнул, сел на кровати и стал суетливо искать руками на полу теплые носки. Все, что происходило дальше, делал как в тумане. Быстро обулся, накинул пиджак и вышел без картуза. В сенях опрокинул подвернувшуюся под ноги какую-то посудину. Слышал, как заворочалась в постели жена, о чем-то спросила, но он не разобрал.

  Выйдя во двор, прикрикнул на брехавшую собаку, затем открыл калитку и впустил во двор брата Якова. Тот был без лошади, видно, оставил ее дома. Прошли на погребец, где Тимофей отыскал и зажег керосиновую лампу. Яков основательно промок, с плаща стекала вода, сапоги, как ни очищал о траву, в грязи, лицо небритое, усталое. И весь он был каким-то расстроенным, мрачным. Усадив брата на лавку, Тимофей подсел сбоку и стал ждать, что тот ему скажет. Но Яков рассказывать явно не спешил.

  ─ Мне бы чё-нибудь попить? ─ простуженно шмыгнул носом. ─ В горле пересохло.

  Тимофей сунул ему лампу и попросил посветить, а сам, открыв крышку погреба, нырнул в него и достал оттуда горшок молока.

  Яков пил жадно, большими глотками, не отрываясь, до последней капли. Поставив горшок на пол, вытер ладонью губы и, видя, с каким нетерпением Тимофей ждет рассказа о поездке, все тянул, морщился, словно не знал, с чего начать.

  ─ Ну говори ты, брат, говори, чего как бирюк молчишь? ─ буркнул Тимофей нервозно. С детства у братьев были свои прозвища, у Якова ─ «Бирюк», этакий малоразговорчивый, вечно сам в себе. Тимофей не хотел его обижать, но так получилось, с языка сорвалось. Однако Яков на это даже ухом не повел, но... Но глаза его вдруг наполнились слезами, он отвернулся и стал суетливо вытирать их рукавом рубахи. Лицо покраснело, сморщилось.

  ─ Прости, брат, не хотел обидеть! Прости, ─ извинился Тимофей. ─ Так получилось, ну вырвалось! Прости за "Бирюка!

  Но Яков глядел на него слезливыми красными глазами, вроде как даже не понимая о чем-то брат говорит. Потом сквозь слезы, которые уже ручьем потекли по небритому лицу и он их уже не вытирал, дрожащим, словно не своим голосом произнес страшное:

  ─ Братка нашего, Петьку, утром казаки убили...

  Тимофей чуть не задохнулся... Так и застыл с открытым ртом, заикаясь и выдавливая из себя:

  ─ К-как... эт-то... убби-или?

  Волнуясь, Яков стал объяснять, что казаки по чьему-то доносу схватили Петра как активиста советской власти и расстреляли в назиданье другим. Дотемна к убитому никого из родных не подпускали, потом все же разрешили забрать и похоронить. Похороны завтра. Яков помог жене брата, но остаться на ночь не мог, так как спешил в Бирюч, чтобы предупредить Тимофея, ведь такое могло случиться и с ним. Успел. Сказал Яков и о том, что в Таловой, Александровке, Тишанке и Чигле хозяйничают казаки. А еще они заняли Хреновое и Бобров.

  Обхватив голову руками, Тимофей словно от дикой зубной боли стонал и ходил, ходил по дощатому скрипучему полу, произнося в адрес убийц проклятья:

  ─ Гады! Сволочи!..

   Яков обнял его за плечи.

  ─ Успокойся, Тимоша! Руганью тут не поможешь. О себе подумай. Казаки могут появиться в любой момент. Уходить тебе надо, скрыться!

  ─ Да куда уходить-то?! Сам говорил, что они везде!

  ─ Говорил, ну и что? Не ждать же, когда придут и схватят! Тогда будет поздно. Да, Морозова в Тишанке так и не нашел, да это и понятно ─ не будет же на глазах у казаков крутиться. А кое с кем из знакомых мужиков поговорить успел: сказывают, что в Перелешино прибыл состав с красными. Вот туда и поспешить надо. Говорили еще, что Буденный со своими конниками к Таловой пробивается. Беляки-то с ним не особенно встречаться хотят.

  ─ Уйти не похоронить Петра? Не-ет, я так не могу.

  ─ Могу-не могу, разве в этом дело? ─ повысил голос Яков. ─ Себя спасать надо, а в Тишанку утром пошлем Марию и твою Александру. Помогут. Но тебе рисковать нельзя!

  Долго молчали.

  ─ Ладно, ─ сказал наконец Тимофей. ─ Согласен. Давай обговорим, что надо срочно сделать. Времени у нас в обрез.

  Первое ─ предупредить Григория и Крупнова. За мной Григорий, за тобой Крупнов. Сбор через пару часов у ветряка. Второе ─ вместо тебя на фронт ухожу я. Ты ни в чем не светился, и казаки тебя вряд ли тронут. В Тишанку сходишь вместе с Марией и Александрой. Вот так и никак по-другому...

  Яков засупротивничал. Он хотел уйти вместе с братом. Однако спорить с Тимофеем было бесполезно.

  ─ Ежели ты так к красным рвешься, ─ говорил решительно, ─ то иди, а я тут останусь. И не упрашивай, чтобы где-то отсиживался, прятался. Казакам, если схватят, так и скажу, что меня председателем Совета избрало общество и я не мог отказать. Пускай, что хотят со мной, то и делают. После этих слов Яков спорить с братом больше не стал.

  Будить жену Тимофею не пришлось. Когда Яков уже собрался уходить, она появилась в дверях погребца: в резиновых на босу ногу ботах и накинутом на ночную рубашку теплом платке. Поздоровавшись с Яковом, участливо спросила:

  ─ Какие новости из Тишанки привез? ─ Добавила, что Тимоша, его дожидаючись, весь изнервничался. Прикрыв рот ладонью, сладко зевнула.

  ─ Новости хуже некуда, ─ ответил за брата Тимофей. И ─ Якову: ─ Поспеши сделать о чем договорились, а я ей сам расскажу.

  Кивнув, Яков ушел. Проводив его взглядом, Александра с тревогой спросила:

  ─ Никак что-то стряслось? Яков какой-то не в себе, да и на тебе лица нет.

  Обняв жену за плечи, Тимофей, еле сдержался, чтоб самому не заплакать.

  ─ Брата Петра казаки убили...

  Почувствовал, как вздрогнули плечи жены и вся она подалась ближе к нему. Вздохнув, добавил:

  ─ Вчера случилось. Убили за то, что новой власти другую жизнь помогал строить. В Тишанке и во всех селах беляки. С часа на час могут и тут появиться.

  Александра заохала по-бабьи, запричитала. Петра она больше других братьев мужа любила. Он был такой же певун, как и Тимофей, весельчак, а Александру звал не иначе как «наша красавица».

  Заглядывая в глаза мужу, Александра тихо спросила:

  ─ Небось уже все порешили?

  Тимофей кивнул.

  ─ А может, все-таки останешься? Пересидишь где-нибудь, а казаки как пришли, так и уйдут. Не будут же они в Бирюче торчать? ─ Александра еще надеялась, что муж послушает ее, хотя и мало в это верила, тем более, когда узнала о гибели Петра.

  Тимофей нервничал: жена не может понять всей сложности его положения! Сказал не зло, но так, чтобы хорошенько подумала и с подобными сердобольными предложениями больше не приставала.

  ─ Чевой-то я тебя, Сань, никак понять не могу. Сейчас вроде как жалость по мне проявляешь, просишь остаться рядышком, а в постели лежишь и меня будто в душе твоей вовсе нет. Разве не так?

  Александр отстранилась и недовольно насупилась. Исподлобья посмотрела в лицо Тимофея. Сказала с явной обидой:

  ─ О чем гутаришь-то? Это что ж получается, я вроде для тебя такая и не такая? И что с того, если малость вздремнула? Вот вышла, а ты спор затеял! Не пойму. Поясни.

   «Так тебе и надо! ─ ругнул себя Тимофей. ─ Ляпнул сгоряча не подумавши за считанные часы до ухода, а теперь попробуй успокой. Все равно не поймет, да и не захочет с ее-то характером понимать. А выкручиваться надо, не хватало еще перед уходом ругаться...» Вздохнув, начал как мог вразумлять свою суматошную супругу, что хотел сказать совсем о другом, что она неправильно его поняла и обижаться не надо. Ему самому из-за гибели брата хоть волком вой, и это она должна понять. Зачем же спор заводить, тем более, в такое неподходящее время. Нет, он и не думал свою женушку обижать. Говорил и смотрел ей в глаза. Кажется, начала понимать. Но он продолжил убеждать Александру, зная ее сложный характер. Доказывал, что самому сейчас тошно.

  ─ Думаешь, мне так хочется от тебя, моя радость, уходить? Или бросить нашего с тобой Ванюшку? Подумай сама! Чем же мне тут плохо? Да я с вами как в раю! Ухожу воевать, а не в постельке нежиться. Эх, да что об том гутарить, аж слезы наворачиваются! Думаю, и ты не хотела бы остаться без меня, а Ванюшку оставить без отца? Или ошибаюсь?

  ─ Глупость не городи! ─ с обидой выпалила Александра. ─ Я как раз этого и не хочу!

  ─ Тогда зачем упрашивать, чтоб остался? Или хочешь, чтоб и меня как Петра казаки в расход пустили? Если я тебе дорог, то не путай мне мозги и не мешай. Я думал-передумал...

  ─ Чепуху несешь! ─ сказала жена уже несколько спокойнее. ─ Как только могло в голову такое прийти? ─ Александра вздрогнула от озноба всем телом и потуже натянула накинутый на плечи платок.

  ─ Ладно, не будем больше нервы друг другу трепать. Сама знаешь, как я к тебе и к сыну отношусь. Об одном прошу ─ помогите с Ермильевной быстренько в дорогу собраться. Нам бы до утра с мужиками из Бирюча уйти. Ведь если со мной что-то случится, сама будешь казниться.

  ─ Сказывай, что делать, ─ наконец-то покорно согласилась Александра. ─ И пошли в избу, а то я тут совсем закоченела. ─ Взяв пустой горшок, она, зябко подергивая плечами, направилась к двери. Тимофей пошел следом, но лампу гасить не стал, потому как еще придется брать из погреба кое-что из продуктов.

  "Слава Богу! ─ думал, успокаиваясь. ─ Кажется, убедил. Теперь скорей бы собраться, но тут поможет Ермильевна, да предупредить Григория. Как бы тот еще не заартачился. По характеру с сестрой что две капли ─ взрывные, непредсказуемые, хотя и быстро отходчивые.

  Дорожную сумку Тимофею с оханьем и аханьем собирала Ермильевна. Она, пожалуй, больше всех переживала за его уход на фронт. Иногда спрашивала, возьмет ли он с собой ту или иную вещь. Впереди зима, и это надо было учитывать. Проще было с продуктами. Тимофей попросил положить побольше сала, хлеба, картошек, сварить яиц. Не известно сколько придется добираться до красных ─ все поестся.

  Проснулся и расплакался в люльке Ванюшка. Детское сердечко будто почуяло неладное. Ермильевна тут как тут, на ее руках он удивительно быстро успокаивается. Взяв мальчишку и убедившись, что сухой, Ермильевна передала его подержать отцу. Ванюшка своими доверчивыми глазками внимательно уставился на него, а потом вдруг положил головку на плечо. Ермильевна растрогалась.

  ─ Надо же, как мальчонка все понимает! Давай мне его, Тимош, пускай в люльке досыпает.

  Александра тоже суетилась, часто спрашивала мужа: «Это возьмешь? А это?» Вместе с Тимофеем сходила в отцовский дом, чтобы предупредить брата. Тот сразу стал собираться в дорогу. Лишь когда Тимофей с сестрой уходили, спросил:

  ─ Ружьишко-то возьмешь? ─ Тимофей кивнул головой. У него хранилась старая отцовская берданка. ─ Я тоже на всякий случай прихвачу, авось пригодится. ─ Больше всего Григорий расстраивался из-за непогоды.

   ─ Такое ненастье нас как раз и устраивает, ─ заметил ему Тимофей. Григория, как ни странно, влекла неизвестность предстоящего ухода, и он успокаивал отца с младшим братом Левоном, которые за него переживали.

  Начинался рассвет: серый, сырой и ветреный. Тимофей все чаще бросал томительный взгляд на настенные ходики, которые безучастно отбивали последние минуты его пребывания дома. Подходил к окну, вглядывался в утреннюю темень, но, ничего не разглядев, задергивал шторку. Ждали Григория. Как только он подойдет, сразу отправятся к ветряку. Тимофей еще раз напомнил жене, чтобы вместе с сестрой Марией и братом Яковом сходила в Тишанку на похороны Петра. Было решено идти пешком, так как казаки запросто могли забрать лошадей вместе с подводами.

  ...Раздался стук в окно ─ Григорий. Он зашел: за плечами небольшой походный мешочек, ружье опущено стволом вниз, в сапогах, в старом плаще с капюшоном.

  ─ Чевой-то мешочек-то совсем махонький, ─ заметила сестра.

  ─ А я рассчитываю на Тимофея, авось и на меня прихватит, ─ улыбнулся брат.

  ─ Прихвачу, прихвачу, только мой мешок сам и понесешь, ─ согласился Тимофей.

  Так и сделали: свой мешок Тимофей передал Григорию, а его пристроил себе на спину. Поглядев на Ермильевну и сестру, Григорий вздохнул:

  ─ Ладно, я пойду, а вы тут прощайтесь. Только не слишком долго и без слез. ─ Хлопнув дверью, вышел на улицу.

  Обняв и поцеловав заплакавшую Ермильевну, а потом перекрестив спавшего в люльке Ваньку, Тимофей с Александрой вышли в сени. Наступили тягостные минуты прощания с женой: она стояла с одной стороны открытой уличной двери, он ─ с другой. Тимофею видно, как широко расставляя ноги, чтобы не упасть, по расхлябистой дороге медленно удалялся Григорий.

  Утреннюю тишину нарушали надоедно стучавшие по железной крыше капли дождя да шумные ручейковые стоки воды по боковым железным трубам. Тимофей и Александра молча глядели друг на друга.

   «Надо что-то сказать, ─ думал Тимофей, ─ а с чего начать? Столько всякого за прошедшие день и ночь наговорили друг другу: ссорились по пустякам, обижались, потом обходились, а теперь вот молчим. Все не как у людей...»

  ─ Вертайся побыстрей, ─ тихо шепнула, опередив его, Александра. ─ А то ведь всякое может случиться. Теперь я ─ солдатка! ─ И засмеялась. Обняв его, поцеловала, и он ее поцеловал. Хотел поцеловать еще и сказать что-то доброе, прощальное, но она опять опередила: ─ Ну, иди-иди, а то Гришка-то во-он уже где! ─ И опять засмеялась.

   Тимофей спустился с порожка и пошел вслед за Григорием. Когда обернулся, сенная дверь была еще открыта и Александра махала ему рукой.

  Шел и думал. К чему она сказала, что всякое может случиться? И еще ─ « теперь я ─ солдатка». Наверно, переживает, чтобы с ним и в самом деле ничего плохого не случилось. Да-да, скорее всего, это и хотела сказать, успокаивал Тимофей сам себя. А едкая мысль все равно не давала покоя: надо же, «а то ведь всякое может случиться, так как она теперь солдатка!» К чему брякнула?.. Переволновался я, однако, вот и лезет в голову всякая дребедень...

   Тимофей поправил на плече Гришкин мешочек, крепко сжал ладонью ремень старой берданки и ускорил шаг.

  Ветряная мельница, построенная руками бирюченского умельца Федора Карташова, стояла за поселком на взгорке и была видна отовсюду. Четырехкрылый ветряк встречал и провожал всех, кто приезжал в Бирюч или выезжал из него. По завещанию мужа ветряк стал принадлежать вдове Карташова, Марфе Ермильевне, а работали на нем ее родственники: Яков Невзоров со своими сынами Григорием и Левоном. Встреча уходивших на фронт бирючан была назначена как раз у ветряка.

  Тимофей с Григорием подошли к месту сбора первыми. Скинув с плеч мешок и очищая сапоги от налипшей грязи, Григорий вроде бы и шутливо, но все же пожаловался Тимофею:

  ─ Тяжелый, однако, мешочек! Чего только сестрица с Ермильевной в него понапихали?

  ─ Если устал, то дальше я сам понесу. Но уж тогда из съестного ничего не получишь, так что выбирай, ─ ответил в тон Тимофей.

  ─ Шутю-шутю, ─ вывернулся Григорий, вытирая ладонью со лба пот. ─ Какой же это груз ─ так пушинка. Раза два в дороге поедим, и нести будет нечего. Со своим-то пустым мешочком, я до красных уж точно не доберусь.

  Тимофея же больше волновало совсем другое: неожиданная гибель брата и свой уход от семьи на фронт. Переживал, что к месту сбора еще не пришел Иван Крупнов. Может, что случилось? Его предупреждал Яков, и если бы что-то произошло, то брат обязательно известил бы. Крупнов ─ активный член поселкового комбеда. В Бирюче с года полтора, приехал на заработки. Поселок и люди ему понравились, но семью из Борисоглебска, где тоже оказался в силу непредвиденных обстоятельств, перевозить пока не спешил.

  Иван вселился в Бирюче в старую заброшенную хатенку, потом разобрал ее и начал строить на этом новую избу. Семью заберет сразу же, как только перестроится. Крупнову под сорок, крепок, степенен, немного заикается. Как-то сказал Тимофею, что в Бирюче, куда он вселился, жили его родители, потому и захотел остаться здесь с семьей. По его словам в жизни ему пришлось пережить многое, в том числе и испытать процедуру собственной казни, когда был захвачен одной из бандгрупп, которой руководил его дальний родственник. Но удалось вырваться. После этого случая и стал заикаться и почти сразу же переехал на родину предков.

  Григорий между тем свернул цигарку и задымил. Откинув ствол ружья, всунул в него патрон.

   ─ На всякий случай, ─ сказал Тимофею. ─ Вдруг да кого придется попугать. А во-он кто-то в нашу сторону движется.

  ─ Небось Крупнов, кто же еще, ─ ответил Тимофей, поправляя на плече ремень берданки. Он тоже прихватил с собой десятка два патронов, начиненных картечью. Мало ли что в дороге может случиться, когда кругом рыскают беляки. Уж от казачьего разъезда втроем отбиться смогут.

  ─ Да нет, не Крупнов это, а мой батяня кондыляет. Чево вдруг старику взметрилось сюда по грязи плестись?

  Подошел Яков Федотович, поздоровался с Тимофеем.

  ─ Думал не застану, ─ сказал тяжело дыша.

  ─ Ты что это, батя? Вроде как я ничего дома не позабыл.

  ─ Ладно, помолчи, я совсем по-другому. Тут такое дело... Старик поглядел на Тимофея: ─ Ты вот вчерась говорил, что белые кругом, и я ночью думал и надумал ─ выскочит скатан на вас с ходу казаки и порешает, потому как с оружием и спрятаться не успеете. А мне-то сверху мельницы дале-ко-о видать, слава богу, глаза пока не подводят. Кумекаешь, о чем толкую?

  ─ Пока не доходит, ─ пожал Тимофей плечами.

  ─ Это ж так просто! ─ воскликнул Яков Федотович. ─ Запущу сейчас мельницу, и пускай она машет крылышками. Сам наверху буду следить за дорогой, она одна из Тишанки. Как увижу казаков, так мельницу остановлю. Вам только и надо поглядывать за мельницей. Крутятся крылья ─ все спокойно, а ежели остановились ─ мозгуйте, куда себя деть.

  ─ Бать, зачем ты все это выдумал? Крутятся, не крутятся. Да казаки небось дрыхнут или самогон пьют.

  ─ Отстань, ─ отмахнулся старик. ─ Не с тобой разговариваю. Так вы куда путь держите? ─ спросил дед Яков Тимофея.

  ─ На Кушлив, потом на Анну и Перелешино. А там как получится...

  ─ Ну вот и поглядывайте за мельницей, а я часок-другой понаблюдаю. Соглашайся, хуже не будет.

  ─ Согласен, согласен, ─ улыбнулся Тимофей, которому затея Якова Федотовича показалась по-детски наивной. Но зачем старика обижать, он ночь не спал, думал, за них же, сына и мужа дочки, переживает.

  ─ С Выгонки (улочка) еще двое показались, ─ известил Григорий, махнув рукой в сторону Бирюча.

  ─ Наверно, кто-то Крупнова провожает, ─ сказал Тимофей. Стали гадать, кто бы это мог быть. Крупнова узнали сразу по крепкой фигуре и походке вразвалочку, а вот второго из-за предутренней мглистой пасмурности угадали, когда подошел совсем близко. Это оказался брат Тимофея ─ Яков.

  ─ Ты-то чево, Яша? ─ спросил Тимофей, обнимая брата. Ему приятно, что он все-таки пришел его проводить.

  ─ Мы же с тобой путем и не попрощались. Потом сам знаешь нерасторопность Крупнова. Думаю, вдруг да задержится, а ты станешь волноваться! ─ Братья встречей довольны, а то, что Яков сказал о нерасторопности Крупнова, так он перевел все это в шутку.

  ─ Вот и все в сборе, ─ сказал удовлетворенным голосом дед Яков. ─ Пора вам, ребятки, итить, нечего тут торчать да внимание людей к себе привлекать. Пока утро забрезжит, вы уж с пяток верст отмахаете. Повернулся к сыну: ─ Ты, Гриша, во всем слушайся Тимофея и не спорь с ним. Он и там, ─ дед качнул головой в сторону посельского моста, будет у вас за старшего. ─ Потом подошел к Тимофею. ─ Про ветряка-то не позабудь. Нет-нет, да оглянитесь.

  ─ У вас какой-то секрет? ─ спросил Яков брата.

  ─ Побудь малость с ним, он сам тебе все расскажет.

  Приладили на спины пожитки, взяли ружья и пошли гуськом в сторону посельского моста. Начинало понемногу светать. Небо, заметил Тимофей, как и вчерашним днем, стало сгущаться от облаков, появились чистые светло-голубые прогалины. Это и хорошо и плохо. Хорошо, что начнет подсыхать дорога и идти будет полегче. Хотя ей сохнуть и сохнуть. Но уж лучше бы дождило все меньше вероятности встретиться с казаками.

  Пройдя метров триста, Тимофей оглянулся. Увидел, что крылья ветряка под напором сильного ветра закрутились. А что, подумал, пока пройдут мост, да выберутся из лощины, станет совсем светло, а крылья мельницы будут еще далеко видны. Первым медленно вышагивал Крупнов, за ним, как бы его поторапливая, шли Тимофей с Григорием. Крупнов вдруг приостановился, распахнул плащ и этак горделиво кивнул головой на висевший под правым предплечьем обрез ружья. «Шестнадцатый калибр, ─ похвалился. Помолчав, добавил: ─ Бью сходу без промаха». Этот обрез когда-то спас Крупнова от смерти, но об этом позже.

  Прошли мост, выбрались из лощины. Слева поворот на Тишанку. Туда идти нельзя. Остановились. Кругом осеннее безлюдье. Оглянулись назад: ветряк еще просматривался, а его крылья крутились. Тимофей свернул вправо поближе к придорожным кустарникам. Прямой дороги к Кушливу не будет, и теперь придется петлять по полям и буеракам. Хорошо бы к вечеру добраться лесом до Анны. Дальше, до Перелешино, никакого леса не будет и придется идти ночью. Должны управиться. А там как получится, все в одночасье может измениться время-то военное. Долго шли друг за другом молча. По всем расчетам Тишанка уже осталась позади. Скоро сворачивать к Кушливу, рядом с этим небольшим селом ─ лес, он тянется к Старому и Новому Курлакам и дальше до Анны. «Вот дойдем до первого буерака, обойдем его и свернем к Кушливу», ─ подумал Тимофей. Вновь вспомнилось недавнее прощание с женой, ее игривые слова насчет солдатки и другие непонятные намеки. Но размышления прервал Григорий.

  ─ Мужики, ─ сказал он голосом совсем измученного и голодного человека. ─ Не знаю, как вы, а у меня с утра крошки во рту не было! И от мешка, ей-богу, запарился. Давайте где-нибудь присядем и перекусим, все легче потом нести будет.

  ─ Я не против, ─ поддержал его Крупнов. ─ Впопыхах тоже не поел. ─ Ты как, Тимоша?

  ─ Думаю, где лучше притулиться ─ тут или все же в лесочке?

  ─ До лесочка еще пёхать и пёхать, ─ чуть не застонал Григорий. Уж лучше среди вон тех ветелочек. ─ Плохой чертой Григория было то, что свою речь он частенько сопровождал матерными словечками. Говорил их, не думая над смыслом сказанного. Тимофея это злило, и он ему не раз делал замечания, но до Григория все никак не доходило. Тимофей остановился и посмотрел на свояка: тот и в самом деле с мешком весь запарился. Сказал жалеючи:

  ─ Что ж, давайте пристроимся среди ветелочек. Только у меня к тебе, Гриша, будет одно условие ─ обходиться без мата. Сам своей головой подумай ─ ты, красный солдат, и матершинишь. Какой позор! Так что кончай с этим. Согласен?

  ─ А куда деваться, ─ кивнул покорно Григорий. Дошли до ветел, выбрали у небольшого прудика удобное местечко, разложили на подстеленный кусок ряднины домашнюю снедь и стали завтракать. Разгоняя облака, сильный ветер трепал верхушки деревьев и нагонял рябь на серое зеркальце пруда.

  ─ Ты сёдня, Тимофей, какой-то не такой, ─ прошамкал Крупнов, пережевывая вареную картошку с огурцами. ─ Молчишь, грустишь, наверно скучаешь по семье и сыночку? Понимаю, сам когда в первый раз на фронт уходил, вот так же по жене и дочке изводился. Потом обвык, и ты поверь, обвыкнешь.

  ─ У него другое, ─ ответил за Тимофея Григорий. ─ Вчера в Тишанке казаки старшего брата убили.

  ─ За что? ─ обомлел Крупнов.

  ─ А за то, что новой власти помогал жизнь по-новому строить. Нонча, кстати, похороны.

  ─ Вот гады, вот гады! ─ взъярился обычно спокойный Крупнов. ─ Да таких зверюг бить, только бить надо! ─ Несколько успокоившись, вздохнул: ─ Я через такой ужас сам прошел. Как-нибудь при случае расскажу.

  Тимофей молчал. А что тут скажешь? В этот тяжкий день, когда почти рядом лежит мертвый старший брат, он с ним не может даже по-человечески проститься и вынужден скрываться, чтобы, как и Петра, белые не ухлопали. Пришлось оставить жену и сына ─ какое уж тут веселье? Кусок в горло не лезет. Ели молча, потом так же молча собрались и пошли в сторону леса хмурные как сама погода.

  Если бы Тимофей мог предвидеть все, что произойдет с ним в эти неспокойные дни и годы, то уж точно нашел бы более удобный выход из создавшегося положения. Но, как и все обычные люди, даром предвидения он не обладал и действовал, сообразуясь со сложившейся обстановкой. А она была крайне сложной и постоянно менялась. Страшно переживал, что пришлось оставить семью и уходить в неизвестное. К этому подтолкнула и неожиданная гибель родного брата. Кто бы мог предсказать, вернется ли он вообще домой и когда? Что будет его ожидать дома? Ах, если бы все это знать!..

  Тимофея мучило какое-то необъяснимое волнение души. Вроде бы пока все складывалось хоть и тяжело, но не безысходно, да и не он один оказался в таком положении. На фронт с ним отправились Григорий и Крупнов. Им ведь тоже нелегко. У Крупнова в Борисоглебске жена и маленькая дочка. Гришка молод и семьей пока не обзавелся, но и ему, понятно, жить хочется. Тимофей это понимал, и все равно внутри, подспудно что-то тревожило, щемило и не давало покоя. Четкого ответа на причину такого волнения он не находил. «Пройдет время, ─ вспомнил слова Крупнова, ─ и все перемелется, зарубцуется». Дай-то бог, успокаивал сам себя.

  Кушлив обошли со стороны Курлака. Бросилось в глаза, что улица была совсем пуста и село словно вымерло.

  ─ Зайдем? ─ предложил Григорий. ─ Почему такое безлюдье?

  ─ Вот именно, почему? ─ нахмурился Тимофей, которому тишина в поселке тоже показалась странной. Кушлив хоть и невелик, но жителей в нем изрядно. ─ Нет-нет, ─ не согласился он с Григорием, ─ зачем рисковать. Айда в лес, оглядимся, а после сходишь. ─ На том и порешили.

  Вошли в лес. Он смешанный, есть в нем дуб, береза, сосна и ольха. Отыскали местечко побезопаснее, тут и решили передохнуть. Время ─ ближе к обеду. Засиживаться не собирались, но для того чтобы идти дальше, решили разведать обстановку. В Кушлив послали Григория, тем более, он и сам предложил. Попросили быть осторожным. На всякий случай дали с собой мешок, вроде как пришел он что-то закупить.

   Ах, как томительно было ждать возвращения Григория! Какие только мысли ни лезли в головы. Мучила неопределенность. Неужели и тут успели похозяйничать казаки? А может быть, селяне как раз ждут их, потому и попрятались? Успокаивал лес своей спасительной надежностью, хотя и в нем слышались таинственные, словно человеческие вздохи. Зато как легко дышится и как хочется жить, думать только о хорошем. Почему так мало в жизни хорошего? Привалившись к стволу молодого дуба, Тимофей пытался угадать, что ждет их завтра, сумеют ли они добраться до красных.

  Сев на старый пенек, Крупнов достал тряпку и старательно протирал обрез. Заметив любопытный взгляд Тимофея, улыбнулся:

  ─ Оружие должно быть в чистоте и готовности к применению. В этом деле он был опытнее Тимофея. Тот тоже хотел почистить берданку, да раздумал, а вместо этого попросил Крупнова рассказать о том ужасном случае, что произошел с ним. Сам об этом сказал, когда узнал о гибели брата Петра.

  ─ А стоит ли? ─ вздохнул Крупнов, положив обрез на колени. ─ История длинная, зачем она тебе? Да с ходу и не получится.

  ─ Делать-то все равно нечего. Если что, после доскажешь.

  Крупнов хмурился, кряхтел, скорее по привычке водил тряпкой по стволу обреза и, как показалось Тимофею, не хотел вдаваться в воспоминания.

  ─ Ладно, слушай, ─ решился наконец. ─ Может, и нам, если в живых останемся, пригодится. ─ Рассказ начал с себя: кто он и откуда.

  ─ Старожилы Бирюча помнят, что мои предки когда-то жили в поселке. А вот отец, женившись, перебрался к жене в Новорусаново. Есть такое село в нашем крае. Там я родился, вырос и женился. Работал на помещика Телкова. Потом революция ─ и жизнь круто изменилась. Уставшие воевать люди рвались поработать на земле. Вот и у нас бедняки решили объединиться и создать свою «коммуну». Я с семьей тоже вошел в эту артель, а всего попервам объединилось десятка два домохозяев. Стали пробивать, чтобы нам выделили землю. Обращались в исполком, в уезд. Этим занимался в основном я и еще Даньшин ─ мужик толковый, знавший грамоту. Но получить землю мешали кулаки.