Текст книги "Третий лишний (СИ)"

Автор книги: Анатолий Силин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

  А кончалось половодье, и Ваньке становилось как-то грустно. Летом речка вновь пересохнет, в ее зарослях останутся малозаметные чистые ручейки, но местами, особенно у крутых речных поворотов, будут встречаться таинственные заводи из малых и больших озерцов, где селяне обычно купаются или ловят рыбу для забавы.

  Но пока была зима, а не весна и не лето. Ну, зима Ваньку тоже устраивала. Зимой можно вволю покататься с ребятами на санках или на ледниках с берегов речки. За огородами горку всегда можно найти. Был бы лишь день подлиннее, а не такой короткий: уж слишком быстро как-то пролетал. Прибежишь из школы, крутнешься туда-сюда, и уже начинает темнеть. Побегать с ребятами на улице Ванька все же успевал, частенько задерживался, за что бабушка каждый раз выговаривала:

  ─ Ты только не жалуйся мне потом насчет уроков. Учти, надо поначалу их сделать, а уж потом с ребятами гонять! У тебя, Ванечка, все наоборот. ─ Ванька молчал, а что скажешь, если бабушка права. Делать домашние задания зимой для него было целой проблемой, да еще какой! Их он делал на печи, потому как стол постоянно занят картежниками. Дядька Григорий и его дружки-соседи вначале за столом пьют самогонку, а потом допоздна режутся в карты. Семилинейная керосиновая лампа висит над их головами. А на печи, где Ванька готовил на коленях уроки, ─ потемки. Еще и малышня пристает, у них же нет уроков. А жаловаться не кому. Уставшая бабушка ложится спать рано. Попробуй пожалуйся пьяному дядьке ─ сам же от него по шее схлопочешь. Картежники играют, играют, а потом опять пьют вонючий самогон и друг другу что-то с матюками рассказывают.

  У загнетки мается и не спит тетка Ольга. Она небольшого роста, душевная и добрая. Ваньку никогда не обидит. Колготится, бедная, на подхвате у пьянчуг: то подай, это ─ убери! Недовольно ворчит, что мужики пьют, матюкаются и чему только деток своих научат! Ванька слышал, как они с бабушкой однажды дядьку осуждали. Уж так, видно, жену допек, так допек, что невмоготу стало. Говорила, что у него глотка луженая, налей в кружку керосин, так и его запросто выжрет.

  ─ Да ну-у, керосин-то вонючий, ─ качала головой, не соглашаясь, бабушка. ─ Быстрей бы уж весна, за работой им некогда будет самогонку хлебать, ─ вздыхала.

  У дядьки был широкий ремень с медной бляхой. Вот этим ремнем он и учил своих деток, а заодно, если попадал под горячую руку, и Ваньку. Такое случалось, когда дядька был выпивши. своим детям, если расшалятся, только ремнем пригрозит, так сразу притихнут. Боятся. А Ванька уставится на него глазами и смотрит, смотрит, только в один дядькин глаз, а не в два, причем не отрываясь. Дядька не выдерживал и начинал психовать.

  ─ Ну чё уставился, чё глазами сверлишь?! Думаешь, отца побоюсь и ремешком не приласкаю? Еще как проучу! Запомни: я твой отец крестный, а теперь и батяка!..

  Ох, как же это цепляло Ванькино сердце! Как он переживал! Какой же дядька ему батяка?!

  И ведь когда не пил, дядька был добрым и рассудительным. С ним можно было и посоветоваться о чем-нибудь. Тетка Ольга постоянно талдычила мужу, чтобы перестал водить в дом картежников и пить с ними.

  ─ Так они сами самогон приносят, ─ отбрехивался дядька. ─ Не стану ж я их выгонять?

  ─ Ты кода тверезый, то умница, а как напьешься этой вонючие заразы, только и знаешь, что кулаки на всех сучишь, ─ вразумляла тетка. ─ Подумай о детях, они же тебя, своего батяку, повторять станут. С тебя пример брать будут!

  ─ Я им повторю! ─ недовольно рыкал дядька.

  ─ А-а, выходит, не нравится...

  Ванька терпел, терпел и решил проучить дядьку по-своему. Знал, где тот прятал на погребце в бачке самогон, а в чулане керосин. Вспомнив разговор бабушки и тетки Ольги про керосин, решил подлить его в бачок самогоном. Так и сделал, но когда подливал, то часть керосина пролил на пол. Услышав чьи-то шаги, быстро все попрятал, но запах остался. Вошла тетка Ольга. Поводила носом:

  ─ Вань, те не кажется, что откуда-то керосином несет?

  ─ А-а, это я зацепил ногой за бутылку и малость пролил, ─ открутился Ванька.

  ─ Так ведь керосин-то в чулане. Как он тут оказался?

  Понимая, что его секрет теперь тетка узнала, Ванька промолчал. Что дальше делать и сам не знал. Не выливать же весь самогон из бачка? Ведь дядька его за это убьет! Решил: что будет, то и будет.

  В один из зимних вечеров картежники вновь собрались. Первым делом выпили самогонку, что принесли с собой, а потом принялись резаться в карты. Лежа на печи, Ванька притворился спящим, а сам ждал, что же будет дальше. Ведь мужики, хоть и навеселе, но на этом не остановятся. Угощать теперь придется дядьке, а раз так, то он скоро пойдет в погребец. Так и есть. Дядька сходил и принес самогон, разлил по кружкам, а тетка подала на стол закуску. Тут кто-то из картежников унюхал запах керосина. Стали нюхать и заявлять, что запах исходит из кружки с самогоном. Дядька же доказывал, что у керосина и цвет совсем другой и уж он-то знает, откуда наливал.

  Попросили внести ясность тетку, та подтвердила, что в кружках чистый самогон. Выпили раз, потом еще и совсем запьянели. Остатки самогона из бачка тетка вылила во дворе, а посуду чисто промыла. Когда поутру дядька охал, что ему почему-то отрыгивается керосином, тетка недовольно сказала, что по пьяни небось налакался. В общем, Ваньку она не выдала. «Диверсия» с керосином закончилась для него благополучно, а могло ведь быть такое, что страшно представить...

  Провожая же Ваньку в школу, тетка шепнула, чтоб больше так не делал. Ванькина идея отучить дядьку пить самогон провалилась. Но у него появилась другая задумка: отучить дядьку ругаться в избе и другим не позволять. Ведь отец матом не ругается, а почему дядька и другие мужики себе позволяют? Ванька припас кусок мела, а когда стемнело, вышел на улицу и стал писать на заборе слово из трех букв. Писал крупно, чтобы можно было прочитать издали. Выводя буквы, так увлекся, что не заметил, как сзади подкрался дядька, схватил его за шкирку и не предвещавшим ничего хорошего тоном прошипел:

  ─ Так вот чему тебя в школе учат!.. А ну пошли, крестничек в хату, я тя тоже для начала ремешком поучу!

  Как Ванька ни доказывал, для чего он задумал написать такое слово, дядька с теткой ему не поверили. Даже бабушка обиделась. И уж тут досталось как сидоровой козе. Жаловаться отцу не стал: бабушка сказала, что ему это «дюжа не понравится».

  И как же Ванька после этого возненавидел дядькин ремень с его желтой бляхой! От него всем достается. Вот и опять дело дошло до ремня. Старший дядькин сын, Мишка, чем-то обидел младших брата с сестрой, и те пустились в рев. Дядька молча встал и пошел в соседнюю комнату за ремнем, чтоб проучить Мишку. Ремень обычно висел на стуле, но Ванька его заранее забрал и спрятал себе под подушку, где лежал в этот раз на печи. Но потом подумал, что если дядька найдет ремень под подушкой, то может и его запросто наказать. Недолго думая, он сбросил ремень с печи за большой сундук, стоявший напротив окна. «Если ремень закатится за сундук, ─ посчитал, ─ то дядька его поищет-поищет и не найдет. Значит, и Мишке не достанется». Но ремень, как назло, угодил в окно и разбил бляхой стекло. Была зима, в разбитое окно сразу потянуло холодом. Тут уж Ванькино старание защитить Мишку обернулось против него самого. Влетело бы по полной программе, если б не заступились бабушка с теткой и вся дядькина ребятня. Они хоть и были маленькими, но поняли, ради кого Ванька так постарался. Тетка засуетилась, нашла какую-то подушку и быстро заткнула ей выбитое стекло. В общем, обошлось.

  Заканчивалась третья четверть. Ванька после уроков стал задерживаться в школе. Бабушка первая это заметила, спросила:

  ─ Ты чево это, Ванечка, стал домой позже приходить? Не с ребятами ли бегаешь?

  ─ Нет, не с ребятами, ─ заважничал Ванька. ─ Я теперь Витьку Толкача читать учу. Мы с ним уже целых две книжки прочитали.

  ─ Сам догадался или попросили?

  ─ Учительница сказала, что у меня с ним получится. Она и книжки приносит.

  ─ Молодец, да и только! ─ похвалила бабушка. Прижав к себе, стала гладить шершавой ладонью по голове.

  В комнату заглянул дядька Григорий. Увидев, как бабушка ласкает Ваньку, ехидно протянул:

  ─ Дюжа-то не жалей, от жалости люди только портятся. Одну вон жалела-жалела, а что в ответ получила, а? ─ Выпалил и захлопнул дверь.

  ─ Я и твоих, и всех жалею! ─ крикнула ему вслед бабушка. Она как-то сразу вся осунулась, лицо и глаза стали жалкими. Ванька понял, что дядька крепко ее обидел. С навернувшимися на глаза слезами бабушка с обидой говорила:

  ─ Мне их всех жалко! А Ванюшку сам знает, почему больше всех люблю.

  ─ Правда, больше всех меня любишь? ─ Ванька, заглянул в печальные глаза бабушки.

  ─ Да разве не видишь, Ванечка? ─ вздохнула старушка.

  ─ Вижу, вижу, ─ заверил Ванька. ─ Я это и когда сплю вижу. И я тебя люблю и любить буду, пускай дядька и не надеется... Ванька прижался к бабушке, услышал ее тихий, задумчивый голос:

  ─ Какие-то мы с тобой, Ванечка, неудачники... Все не так, как у людей. Был бы жив мой Федор, все бы шло по-другому... Но нет Карташа, нет его, видно, судьба моя такая... Твою маманю я, может, и правда испортила своей жалостью. В этом Григорий, наверно, прав. Она, жалость-то, кому как выходит: кому на пользу, а кому и во вред. Ведь ничего для нее не жалела... ─ Вспоминая прошлое, бабушка впервые поделилась с мальчишкой своими потайными мыслями.

  ─ А почему мы неудачники? ─ спросил Ванька.

  ─ Да это я просто так сказала, пошутила. Забудь. Но Ванька понимал, что бабушка не шутила, а сказала правду. Он много раз слышал про неудачников. Разные они бывают. Отец тоже говорил, что был неудачником, теперь не говорит. Бабушка ─ неудачница, потому что нет рядом дедушки Федора, ее Карташа, да и племянницу плохо воспитала. Переживает. Она же такая добрая. Сам Ванька тоже неудачник из-за того, что в жизни не повезло: отец есть, а с ним его нет, матери он почему-то мешает... Хотел дядьку отучить пить самогон и ругаться ─ не получилось, самому влетело. Тоже, выходит, неудачник. Но зато учится хорошо, Витьке помогает. Учительница и отец за это хвалят. Выходит не такой уж он неудачник. Бабушка говорит, что надо работать как ее Федор работал. Он столько добра сделал, что люди и посейчас о нем вспоминают. Отец советует хорошо учиться: мол сейчас это главная его работа. Значит, пока не так уж все плохо. Ванька решил успокоить бабушку. Он знает, как это лучше сделать. Сказал, что завтра выходной, в школу не пойдет, и предложил вместе сходить к маме.

  ─ Если нонча не появится, сходим. Может, и сама к нам заскочит? В Анучинке она, Ванечка, ─ вздохнула бабушка. Помолчав, добавила: ─ Теперь хоть стала говорить куда уходит...

  Расспрашивать про Анучинку и почему мать часто туда ходит, Ванька не стал. Этот вопрос для бабушки и для него больной.

  После уроков Надежда Николаевна обрадовала, что учебный год скоро заканчивается и начнутся летние каникулы. Ребята такой крик и визг подняли, что учительнице не сразу удалось их успокоить. Надежда Николаевна, полистав журнал и по-матерински улыбнувшись, назвала лучших учеников, в их числе оказался и Ванька Тихонов. Отметила и тех, кто в учебе заметно подтянулся. Например, Витя Толкачев: стал лучше читать, писать и решать задачки. Ванька доволен: читать-то друга он тоже подучил. Витька прочел все его книжки, а еще им приносила книги из дома Надежда Николаевна. Их читали попеременно, то Ванька, а Витька слушал, то наоборот. Ванька с Витькой дружат. Если раньше Витька мог запросто ссориться с Ванькой, то теперь ─ защищал. Точно так же и Ванька горой встает за друга.

  Ванька заметил, что после уроков его зачастил встречать отец. Он пулей выскакивает из школы, а радостный батяка уже тут как тут ─ поджидает. Расспросит, как дела с учебой, не обижает ли кто, повздыхает, что сынок давно на Моховую не заглядывал. Поговорят, расстанутся, а через пару дней опять встреча. Отец приносит сладости. В этот раз спросил о матери: чем занимается, часто ли навещает его и бабушку, не ссорится ли с дядькой. Но Ваньке и рассказать-то почти нечего, потому как мать к бабушке ходит редко, а больше пропадает в Анучинке у своего, как дядька Григорий его окрестил, хахаля Сергея. Отец вздохнул, помрачнело и стал каким-то задумчивым. Но он быстро согнал с лица эту задумчивость, и глаза вновь по-доброму улыбаются, сам он рассказывает что-нибудь интересное. Ванька уже знал, что сестренка Таня начала ходить, правда, пока с помощью мамы, что у нее прорезались передние зубки и с ней уже стало интереснее.

  Ванька ощущал радость отца, когда тот рассказывал о Танечке, которая между прочим по отцу ему родная сестра. Ему бы вместе с ним тоже порадоваться, но никак не получалось. Не мог он на это настроиться, а все потому, что страшно завидовал девчонкам и ребятам, которые живут с отцами. Горевал, что встречи с отцом слишком быстро заканчиваются и он вечно куда-то спешит. Вот и сегодня тоже ─ кое о чем порасспрашивал, потом Ванька, хрумтя пряником, рассказал о своих школьных новостях, и опять ─ расставание. Отец уйдет к дочурке Танечке, а он вернется к бабушке, которая, конечно, его тоже очень любит, но...

  ... Мама из Анучинки так и не приехала. Когда в последний раз она приходила к бабушке, то даже поласкала его и сладкий гостинец дала: мол, конфеты и пряники передал дядя Сергей из Анучинки. Мама о чем-то долго-долго разговаривала с бабушкой. Та об этом разговоре не распространялась, но ходила все эти дни расстроенная. И Ванька чувствовал: тут что-то не так. Ну почему мать была такой радостной и веселой, а вот бабушка стала сама не своя?..

  Обо всем этом Ванька скоро узнает, когда в очередной раз встретится с отцом, который после уроков поджидал его у школы. Увидев его, Ванька как всегда весело закричал:

  ─ Ура-а, батяка пришел! ─ и бросился навстречу. Вслед за ним с криками «Ура! Каникулы!» выбегали из школы его товарищи. У отца с Ванькой было местечко, где им никто не мешал. Среди весенних душистых кустов сирени стояла небольшая скамейка, куда они, довольные и радостные, и направились. Пока шли, Ванька поделился с отцом своими школьными новостями. Главные новости ─ у него начались каникулы, и он ─ отличник, за что Надежда Николаевна при всех похвалила. Отец, улыбаясь, слушал Ваньку, а тому ну никак не сиделось. Он то о чем-то рассказывал, потом вскакивал, кружил вокруг отца и опять садился. Он был страшно возбужден первыми школьными каникулами, которые будут до сентября.

  В порывах своей радости Ванька как-то не заметил обеспокоенности отца. Нет, отец был тоже рад, что он отличник, что у него впереди большие каникулы и что теперь он будет чаще приходить на Моховую, но...

  Но Тимофея как раз и беспокоило, будет ли Ванька жить в Бирюче и станет ли встречаться с ним, как встречается сейчас. Он с грустью наблюдал за безмерным восторгом сына, который пока не знает, что за перемены ожидают его этим летом. Как же сообщить ему так, чтобы не поранить детскую душу?.. А разговор нужен, сын должен все знать...

  Когда Ванька немного угомонился, Тимофей обнял его и, прижав к себе, сказал:

  ─ Мне, сынок, надо с тобой серьезно, как мужику с мужиком, поговорить. Только чтобы о нашем разговоре матери пока ни «гу-гу». Понял?

  Ох, как Ваньке было интересно это ─ поговорить как мужику с мужиком! Это ж так лестно слышать от отца. Ванька весь внимание и ловит каждое его слово ─ что же интересного он сейчас узнает? Ему казалось, что больше той радости, которая переполняла всю его душу, ничего не будет, да и не должно быть. А о чем-то плохом вообще не думалось...

  Отец же вздохнул:

  ─ Тут, сынок, вот какое дело... Твоя мама решила выйти замуж и завести новую семью. Так что у тебя скоро появится отчим. ─ Тимофей пояснил, что значит это незнакомое слово ─ отчим.

  Ванька решил сразу показать, что он тоже кое-что соображает. Сообщил, что отчим этот живет в Анучинке и зовут его дядька Серега. Недавно он передавал ему с мамой конфеты и пряники. А работает он в магазине, но не в самой Анучинке, а где-то в другом месте. В общем, Ванька выпалил отцу все, что знал о дяде Сереге. Подумав, добавил, что мама, когда недавно разговаривала с бабушкой, была веселой, а бабушка хмурной. Но она ему ничего не сказала, а он теперь спросит ─ правда ли, что мама замуж выходит? Тут же выпалил, что никакой новый отец ему не нужен, у него есть свой батяка! Ваньку не остановить, он выкладывал все, что думал, что его радовало и волновало.

  Тимофей не перебивал, давая сыну выговориться. Но Ванька ведь даже не предполагал, что принесет ему замужество матери. Об этом-то как раз Тимофей и хотел сказать.

  ─ Ты, сынок, уж большой, ─ начал он, ─ и должен понимать, что выходить матери замуж за дядьку Серегу или не выходить, это ей самой решать. Но ты должен знать, что если она выйдет за него, то ей и тебе, хочешь ты того или нет, придется жить в Анучинке, а не в Бирюче. Но я тебя люблю, и ты об этом знаешь, поэтому и предлагаю остаться в Бирюче, у меня или у бабушки. Сам выбирай, у кого лучше?

  И вот что еще хочу посоветовать. Если встанет вопрос о переносе дома из Новой Слободы в Анучинку, ты своего согласия не давай. Дом я строил и для тебя. Вырастешь, отслужишь в армии, вернешься в Бирюч ─ и у тебя будет свой дом. Свой, понимаешь? А дядька Сережа пускай сам строит дом, где станет жить вместе с мамой... ─ Ванька как-то не задумывался, что в связи с замужеством матери у него могут возникнуть такие проблемы. Не утерпев, он сразу, причем твердо, сказал, что жить останется в Бирюче, только вот надо с бабушкой посоветоваться, у кого лучше ─ у нее или у батяки. Перевозить избу в Анучинку согласия не даст, пускай она тут стоит, сам в ней еще поживет, когда вернется из армии.

  Вот ведь какую проблему загвоздил Тимофей теперь уже второкласснику, сыну своему Ваньке, который только что так восторгался наступившими каникулами, радовался буквально всему. То, что волновало отца, Ванька воспринял по-детски наивно, считая, что если не согласится ехать в Анучинку и не даст согласия перевозить туда избу, то так оно и будет.

  Заводить разговор с сыном Тимофей долго не решался и ночами ломал голову, как все это лучше ему преподнести. Мог и вообще ничего не говорить, но Ванька подрастает, пройдут годы, и он может потом высказать ему свои претензии: что ж мол, в трудное для него время отец ничего не посоветовал и не предложил? Тимофей заранее обговорил все с Дуняшей, и та была согласна принять Ваньку в свою семью. Знал Тимофей и далеко не простой характер бывшей жены. У него, кстати, имелись опасения, что и второе ее замужество окажется неудачным и больше всего от этого пострадает опять Ванька. Тимофей не хотел допустить такого. Многое, конечно, тут будет зависеть и от бабушки. Она еще не сказала своего окончательного слова, да и мать с новым мужем могут запросто Ваньку облапошить...

   ─ Ох и дурна моя голова, ох и дурна, совсем соображать перестала! ─ вдруг расстроенно запричитал, хлопая себя по лбу, Ванька. ─ И как только позабыл-то?

  ─ Ты чего сынок? Что позабыл? ─ уставился Тимофей на сына, точь-в-точь повторявшего слова и тон Марфы Ермильевны, когда та забывала чего-нибудь вовремя сделать. Она еще обычно добавляла, что ее старую голову осталось взять да выбросить.

  ─ Так ведь бабушка мне наказала сразу идти домой, а я позабыл!

  ─ Небось за ребятней приглядеть?

  ─ Дядька Левон с теткой Анной чёй-то сажать собрались, а мне с ихней малышней сидеть. Они ж не дадут им работать.

  ─ Это верно, ─ согласился Тимофей, ─ одной бабушке не справиться.

  ─ Ей с другими сидеть. Крестный с теткой Ольгой тоже на огороде копаться будут. ─ Ванька озабоченно встал.

  ─ Ладно, сынок, беги домой и помогай. Только не забудь о нашем разговоре, ─ напутствовал Тимофей Ваньку.

  ─ Не забуду! ─ прокричал тот издали.

  ... Ванька бежал к бабушке радостный, но и озадаченный вопросами отца. Ему хотелось ее обрадовать, что наконец-то наступили каникулы и что он ─ отличник! Ох, как она обрадуется и уж точно обнимет, приласкает и скажет: «Какой же ты, Ванечка, молодец!» Но ему надо и спросить бабушку, правда ли, что мама надумала выйти замуж за дядю Сережу. И он скажет, что никуда из Бирюча не поедет, а останется жить или у бабушки, или у батяки. Лучше у бабушки, она ведь так его любит! Батяка сказал, что и к себе примет. В Бирюче бабушка, отец, мать крестная, учительница, ребята, с кем дружит. Как же он без них? Не-ет, в Анучинку не поедет, и дом туда нечего перевозить. Пускай дядя Серега сам себе дом строит и живет в нем с мамой...

  Пока Ванька соображал, что и как сказать бабушке, успел добежать до дома. Бабушка сидела на порожке крыльца и вязала спицами шерстяной носок. Перед домом бегали и играли дети дядьки Григория и дядьки Левона ─ их пятеро. Главным был Мишка ─ старший сын дядьки Григория, все остальные ему подчинялись. Мишка через год пойдет в школу. Он добрый, но если кто-то из младших не слушался, то грозил уши надрать, ─ брал пример с отца.

  ─ Ты должен меня во всем слушаться, понял? ─ грозил тот, когда был не в духе. ─ За непослушание уши надеру, а то и ремешком приласкаю! ─ Ох уж эти любимые его слова «ремешком приласкаю». Как можно ремнем-то и приласкать? ─ не понимал Мишка. Он знал, что за непослушание отец и в самом деле мог его наказать, хотя сам Мишка никого из младших старался не обижать. Занятая своим вязаньем, бабушка следила и за игрой ребят. Если что-то было не так, успокоительно внушала не обижать друг друга, потому как это нехорошо, братики и сестренки должны жить мирно.

  ─ Вот и Ванечка из школы прибежал! ─ увидев внука, обрадовалась бабушка, воткнула спицы в клубок и отложила в сторону. Детвора разом со всех сторон облепила Ваньку. Подошел и Мишка. Он Ваньку зауважал после того, когда тот, стараясь спасти его от наказания, сам получил от крестного ремня. Улыбаясь, спросил:

  ─ Каникулы?

  ─ Да уж, до сентября, ─ кивнул Ванька. Ванькиным каникулам обрадовалась вся малышня. Но тут Мишка проявил к ним строгость, приказал не мешать, когда старшие разговаривают.

  ─ И верно, ─ сказала бабушка. ─ Пойдем, Ванечка, я тебя покормлю, небось голодный? А вы тут играйте, играйте, ребятки. ─ Поставила на стол чашку: ─ Борщец еще тепленький, ребят только что кормила. ─ Бабушка часто вспоминала, что борщ сильно любил ее муж, а слово «борщец» ему придавало еще больше аппетиту.

  ─ Поем, но больше ничего не надо.

  ─ Это как? А картошку? ─ удивилась бабушка.

  ─ Я конфеты с пряниками у школы ел. Батяка принес. Он сказал, что отличнику конфеты есть полезно.

  ─ Тада все ясно, ─ расстроенно махнула рукой бабушка. ─ Значит, отец подкормил и меня опередил. ─ Наливая в чашку борщ, подавая хлеб и ложку, она говорила что-то еще, но Ванька принялся уже за еду. Бабушкин «борщец» был не хуже пряников.

  ─ А тебя тут, Ванечка, тоже сладкий гостинец, от дяди Сережи, ждет. С мамой они заходили. Хороший, скажу тебе, гостинец, не меньше чем на полфунта потяня.

  ─ С ребятами поделюсь, ─ важно пробасил Ванька.

  ─ И молодец, что поделишься! ─ похвалила бабушка, подливая в чашку еще черпачок: бабушкин борщ Ванька всегда поедает и даже просит добавки. А вот насчет гостинца он как-то насторожился: с чего бы это вдруг дядя Сережа так раздобрился и стал носить бублики с конфетами?

  Повздыхав, устало присела рядом на скамью бабушка. Ванька о конфетах ее и спросил.

  ─ Так ведь хороший, говорит, пацан растет, ─ пожала та плечами. ─ С такого, как ты, толк будя, ─ сам мне сказал.

  Дохлебав борщ, Ванька вспомнил слова отца. И решил, не откладывая, спросить ─ правда ли что мать собралась замуж за дядю Сережу и переезжает к нему в Анучинку?

  Такого вопроса бабушка явно не ожидала. Она молча отнесла к печке чашку с ложкой и недоеденный хлеб, потом достала из шкафчика бумажный кулек с гостинцами и стала задумчиво перекладывать его из одной ладони в другую.

  ─ Ты, Ванечка, задал дюжа тяжелый вопрос... Ей-богу, не знаю, с чего начать...

   «Вот такой она, ─ подумал Ванька, ─ и с матерью разговаривала, а та, наоборот, была слишком веселой».

  ─ Говори уж, бабушка, по правде, ─ вздохнул Ванька. Он волновался, на глаза вот-вот навернутся слезы...

  ─ То-то и оно, что по правде... ─ нахмурилась бабушка, глядя в окно. ─ Потому и тяжело говорить-то, что знаешь, как тебя люблю и соврать уж никак не могу... Нельзя врать-то! ─ Голос бабушки задрожал и, вздохнув, она сказала, что мать в самом деле собралась выходить за дядю Сережу и этим летом решила перевезти в Анучинку дом с Новой Слободы. ─ А без дома там жить негде будя. Мать и тебя с собой заберет, чего я, понятное дело, никак не хочу...

  Отвернувшись, бабушка стала кончиком платка вытирать глаза.

  ─ Потом как-то по-детски беспомощно и жалобно призналась:

  ─ Я ж без тебя, Ванечка, тут совсем пропаду..."

  ─ Я туда сам не поеду! ─ отрезал Ванька решительно. ─ Останусь в Бирюче! Батяка говорит ─ живи у меня! Но я хочу с тобой. ─ Ванька прижался к бабушке, обнял ее и, плача, стал просить, чтоб не отдавала его матери.

  ─ Ну не реви, Ванечка, не реви! ─ совсем разволновалась бабушка. ─ Да разве ж я против? Потому и переживаю, что не все так просто!.. ─ Стала объяснять, что сама она старая и больная, а вдруг да что случится? Мать есть мать, с ней ребенок, хоть и без отца, но считается полсиротой, а с отцом, но без матери ─ сиротой. И дом ведь тоже нельзя тут без присмотра оставлять. В нем кому-то жить надо, а кому? Обнимая Ваньку, бабушка говорила, что хочет жить с ним, что, возможно, так оно и будет, но надо упросить мать.

  Разговор Ваньки с бабушкой был долгим...

  На другой день Ванька побежал к отцу. Дорогу на Моховую он изучил настолько, что мог днем и ночью, огородами и задами, по мосткам и подсохшим тропкам через речку Битючку запросто пройти туда с открытыми и закрытыми глазами. Ванька рассказывал отцу о разговоре с Ермильевной сумбурно, перескакивая с одного на другое, волнуясь и переживая.

  Тимофей слушал, не перебивая, а когда Ванька буркнул, что с матерью лучше всего поговорить втроем: бабушке, батяке и ему, покачал головой.

  Ванька насторожился:

  ─ Ты чево, бать? Ведь так-то лучше?

  ─ Эх-х, да не захочет она со мной разговаривать? Тем более, о тебе и о доме?

  ─ А почему?

  ─ Да я уже и просил, и умолял отпустить тебя ко мне ─ бесполезно. знаешь, лучше и ты не лезь в это дело. А вот бабушка, раз уж она тебя так любит и жить без тебя не может, пускай попробует. Это не помешает.

  ─ А я-то думал... ─ почесал голову Ванька.

  ─ Ты, Ваня, плохо знаешь свою мать. Она уж если что решила ─ не переубедишь. Может, дай-то бог, у Ермильевны что получится. Посмотрим, посмотрим... Вот ее я обязательно попрошу не тянуть с этим разговором. Она меня всегда понимала...

  Слова отца Ванька в тот же день передал бабушке. Та согласилась, что втроем уламывать мать нет никакого резона: разобидится и все равно сделает по-своему.

  Прошло несколько дней. Мать из Анучинки не приезжала, и Ванька о грядущих семейных проблемах стал понемногу забывать: в каникулы чем только не приходилось заниматься. Но изрядно докучал дядька Левон, у которого просьба всегда одна ─ посидеть с ребятишками. Их у него трое, старший ─ Колька. И ведь попробуй откажись, коли дядька сам с ним Ванькой возился, когда он был совсем маленьким. А иногда дядька брал Ваньку купаться на Черное озеро ─ бабушка его одного купаться ни за что не отпускала. А еще дядька Левон подстригал Ваньку наголо старой ручной машинкой, которую брал у соседей. Когда начинал подстригать, Ванька, стиснув зубы, терпел. Машинка была до того стара, что часть волос подстригала, а часть выдергивала с корнем. Если заноешь ─ получишь от дядьки вдобавок подзатыльник, а стрижку он все равно закончит, да потом еще и попросит посидеть с его ребятней.

  ...Весь день нещадно палило солнце. Мужики вернулись с поля уставшие и грязные. Дядька Григорий и еще двое соседских решили перед ужином сходить на Черное озеро и смыть после дневного зноя пот и пыль. Дядька Левон с ними почему-то не пошел. Услышав про купанье, Ванька стал приставать к бабушке, чтобы та упросила дядьку Григория взять и его с собой. Тот нехотя согласился. Прихватив полотенца и мыло, мужики шли к озеру не спеша, курили и судачили о чем-то своем. Ванька шел поодаль, чтоб не мешать их разговору. Так уж заведено: если старшие разговаривают, мелкоте рядом крутиться не положено. За надоедливость могут и уши слишком любопытным надрать. Ванька все это понимал и порядок соблюдал.

  Вот и озеро, самое широкое, чистое и глубокое в округе. Купавшихся и загоравших не так уж и много. В основном кучковались на противоположном, травяном берегу. Мужики быстро разделись и шумно, с криками бултыхнулись в воду. Намылившись, поныряли и поплавали, а выйдя на берег, давай забивать в карты. Ванька между тем сидел и послушно ждал своей очереди. Ему команды купаться пока не поступало. Но вот подобревший после омовения дядька кивнул:

  ─ Ну, чё сидишь-то? Снимай штаны да пошли.

   Ванька штаны сразу же скинул, а дядька взял его за руку и подвел к воде. Когда Ваньке стало по колено, дядька отпустил его и строго-настрого предупредил, чтоб дальше ни шага, ни полшага. А сам, подняв кучи водяных брызг, размашисто поплыл на другой берег. Он и отплыл-то еще всего ничего, Ванька решил хоть чуточку шагнуть дальше. Ведь там, где стоял, если даже пузом ляжет в воду, она его полностью не скроет. Сделал один шаг, а вот вторым уже не почувствовал под ногой дна и, судорожно набрав в себя побольше воздуху, стал погружаться в воду по самую макушку. Ощутив, как верх стриженой головы защекотала водяная зыбь, Ванька попытался как-то выпрыгнуть и позвать на помощь, но ноги и руки дергались вразнобой и, хлебнув ртом воды, он, сцепив зубы и закрыв глаза, стал уходить на глубину. Нестерпимо застучало в висках, сдавило уши, а голова так просто трескалась... Сколько все это продолжалось, Ванька не помнил. Он вдруг почувствовал, как чья-то сильная рука схватила его подмышку и рывком вытянула наверх. Продрав глаза, Ванька с кашлем сделал глубокий вдох и увидел своего спасителя. Им оказался молодой еврей Виньяха, живший с семьей в Бирюче. Виньяха, между тем, вынес Ваньку на берег, посадил на траву, легонько похлопал ладонью по спине и молча ушел к своим.

  Придя в себя, Ванька натянул штаны и огляделся. Дядька как раз подплыл к противоположному берегу. Как Ванька тонул и как проходивший мимо Виньяха вытащил его, он, похоже и не видел. Ванька отошел подальше от озера и стал глядеть на воду, где только что едва не утонул. Когда дядька приплыл, он промолчал и молил Бога, чтоб и Виньяха никому не рассказал о случившемся. Вообще-то все произошло так быстро, что никто ничего не заметил.