Текст книги "Третий лишний (СИ)"

Автор книги: Анатолий Силин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

  Подсчитывая денечки до праздника, Ванька переживал, что так медленно тянется время. Он уже договорился с Петькой и Колькой. Своей задумкой поделился и с теткой Дарьей, но ей сказал, что в Бирюч отпросится у матери. Ванька никак не ожидал, что все его планы могут в одночасье рухнуть.

  За несколько оставшихся до Николы Зимнего дней в Анучинку на легких конных санках приехал отчим. Он был одет в шикарный полушубок, пошитый из дубленки матери, на голове светло-коричневая пушистая шапка, обут в мягкие серые валенки. Войдя в избу, отчим поцеловал мать, потом Ваньку, а затем великодушно объявил:

  ─ Собирайся, Александра, поживешь у меня несколько денечков! ─ Мать от радости вскрикнула, потому как такого счастья не ожидала, забегала от сундука к кровати и обратно, стала одеваться да перед зеркалом причипуриваться. Глянула на мужа:

  ─ Может, с собой чё взять?

  Отчим пошутил:

  ─ Себя не позабудь, остальное имеется.

  Посмеялись. Мать по-прежнему суетилась, вытаскивая из сундука и примеряя то кофту, то юбку или что еще. Крышку сундука не закрывала. Отчим достал гармошку. Повертел в руках, положил обратно. Видно, подумал, что Ваньке уже надоело учиться на ней, как и в свое время брату Кольке. Однако, подойдя к нему, все же полюбопытствовал ─ получается или нет?

  Ванька вздохнул и о своих успехах говорить не стал. Настроение было препаршивое. Он даже не обратил внимания, когда отчим вынул из кармана и положил на стол гостинец ─ кулек с конфетами и обливными жамками, а может, с сухими бубликами. Гостинцы отчима были всегда одинаковы. Сейчас Ваньку они меньше всего интересовали. Его тревожило совсем другое: с матерью-то о своем уходе ведь так и не поговорил! Не успел. А теперь и смысла нет ей сейчас не до него. Ради интереса спросил, на сколько же дней уезжает. «Ден на пяток, не больше, ─ ответил за нее отчим. Хитро прищурился: ─ Устраивает?» «Устраивает-устраивает», ─ пробормотал Ванька, соображая, что мать в Анучинку, похоже, вернется, когда его не будет. Хорошего мало... Но почему мало? Может, как раз и лучше? Она вернется, а тетка Дарья скажет, что он только вчера ушел в Бирюч на Николу-угодника и вот-вот будет. Ясно, что ей не понравится, ─ почему раньше не сказал? Когда придет, всыплет сгоряча тумаков. Да и не страшно. Потом сама же «искать подход» к нему будет. Ведь ей к «Сереженьке» еще не раз придется уезжать. От таких мыслей Ванька повеселел. И все равно, наблюдая, как мать прихорашивалась да вертелась перед отчимом, ему становилось грустно: И чего так заискивает?"

  Прямо расстилается вся! И никакой хитрости, видать уж так хочется ему нравиться? Глядеть противно на ее ужимки и подхихикивания. Чему радоваться-то? Ей хорошо, а Ваньке хоть реви. Ведь знает, что он любит отца, так нет же, как назло сюсюкает со своим «Сереженькой».

  Отчим несколько раз походил к окну поглядеть, стоит ли лошадь. Затянувшиеся сборы и красованье матери перед зеркалом ему уже надоели, кряхтит недовольно. «Щас-щас, я почти уже вся готова», ─ поняла его настрой мать и стала давать Ваньке наказы. Он их уже сто раз слышал: не пропускать уроки, выполнять домашние задания, вместе с Колькой протапливать печь, поесть все, что наготовила, а потом столоваться у тетки Дарьи, и вообще ─ быть умником. Чмокнув сына в лоб, мать заспешила вслед за отчимом. Тот, подняв на прощанье вверх руку сказанул:

  ─ Держись, брат! Не скучай тут!

   «Брат! Какой я тебе брат?» ─ мрачно подумал Ванька, провожая взглядом мать с отчимом. Вот они, счастливые вышли и уселись в санки, оглянулись на окошко и, радостные, поехали в сторону райцентра. Мать даже к тетке Дарье не сбегала и не предупредила ее.

  Ванька остался один и стал размышлять. Он всегда много думал, и все равно у него не все получалось так, как хотелось бы. Вот и сейчас ─ думал одно, а получилось совсем по-другому. «Ведь можно б было с ней пораньше о походе в Бирюч поговорить! А-а, ладно», ─ успокоил себя. Вспомнил, что в таких случаях мудрая бабушка говорила, что нет худа без добра. Ключ от сундука он у матери успел забрать. Хотя она в спешке сундук на замок и закрыть забыла.

  Достав гармошку, Ванька поудобней уселся на скамью в углу под Божьими образами, уткнул в клавиши пальцы и весело заиграл «матаню». Все, что было и волновало, сразу забылось. Этот день, в общем-то, закончился хорошо. Сделав уроки, Ванька то наяривал «матаню», то разучивал «страдания». Заходили Колька и тетка Дарья. Колька не засиделся и быстро ушел, а вот тетка Дарья, присев на скамейку, заслушалась. Уходя же сказала, что Ванькина «матаня» ей настроение поднимает. Слышать такое приятно.

  Проснулся Ванька под самое утро от противно завывавшего в трубе и на улице ветра. Он и раньше боялся, что пойдет снег и заметет дороги. Как же тогда в Бирюч топать? Зимой ходить туда ему еще не доводилось. Хотя впереди целых три дня. Спустившись с печи, Ванька босиком прошлепал по холодному полу и зажег керосинку. Сунув ноги в валенки и взяв в руки лампу, вышел в сени. Сразу ощутил на себе ледяной «ветродуй». Холодно! Опасения были не напрасны.

  Через недокрытый угол в сени намело кучу снега. Закрыв дверь и потушив лампу, Ванька снова забрался на печь и юркнул под дерюгу, но спать совсем не хотелось: какие только мысли не лезли в голову. Потом все-таки уснул, но вскоре громким стуком в окно его разбудила тетка Дарья. Если б не она, в школу проспал бы. На уроках Ванька сидел вялый и тоскливо поглядывал в окно. Даже Татьяна Ивановна заметила, что он не в себе и участливо спросила: «Не заболел ли?» Но не объяснишь же ей, что вся его болезнь из-за плохой погоды. Если и дальше ветер будет мести снег, то поход в Бирюч уж точно не состоится. А ведь так ждал, так надеялся. Как же больно отзывается внутри каждый порыв разыгравшегося ветра, бросавшего в стекла окна горсти колючего снега!..

  Ветер с метелью и поземкой были и на другой, и на третий день. Татьяна Ивановна всерьез обеспокоилась Ванькиным самочувствием и даже потрогала ладонью его лоб. Лоб-то, скорее всего, был холодный, но учительница, покачав головой, сказала, что если уж так плохо, то можешь уйти домой. Ванька домой не пошел. Вернувшись из школы, быстро сделал домашнее задание, потом достал из сундука гармошку и снова взялся за «страдания». Наигрывал долго, забыв поесть, пока не пришла тетка Дарья. Она принесла еду.

  ─ Отдохни, Вань, от гармошки, ─ сказала, вытаскивая из сумки укутанные горшочки. ─ Садись да поешь, пока борщок с картошкой не остыли.

  Отложив гармонь, Ванька сел за стол, он и в самом деле проголодался. Съел все. Тетка даже похвалила. Когда пил компот, она спросила:

  ─ В Бирюч-то завтра идти не передумал?

  ─Да ведь какой погода станя, ─ прошамкал Ванька, жуя разваренную грушу.

  ─ Кажись поутих ветер-то... И так три дня почти мело. Может, дома останешься? Поиграешь, а я ради смеха подпою. ─ Тетка не хотела одного его в стужу отпускать.

  ─ Не-е, ─ упрямо помотал головой Ванька. ─ Если ночью пуржить не станя, уйду.

   ─ Зря. Случись что, мать мне вовек этого не простит.

  ─ Скажешь, убежал не предупредивши.

  ─ Тебе же потом влетит... ─ Дарье жалко Ваньку, своих-то деток у нее нет, вот и переживает за него.

  Остаток дня и ночь были спокойными, метель прекратилась. Тетка схитрила и будить Ваньку не пришла: думала, что проспит и никуда не пойдет. Но он сам проснулся, оделся потеплей, а когда совсем рассвело, вышел на санный след. Не спеша и не оглядываясь, с палкой в руках потопал в Бирюч. А до него еще так далеко. Дорогу в Бирюч Ванька летом хорошо изучил. Но зима ─ не лето. Когда снега наметет, то лога да буераки просто так не пройдешь. Отец говорил, что по неосторожности можно так ухнуть в занесенную снегом ямину или ложбину, что потом не выберешься.

  Пройдя небольшие деревеньки Кирилловку, Деевку, Гусевку (а это уже большая часть пути), Ванька свернул с санного следа и пошел по снежному полю напрямую. Сначала снег под ногами не проваливался, потом несколько раз Ванька проваливался по колено. Присев на бугорок, он снял валенки и вытряхнул снег. Шел дальше и вновь проваливался по колено и выше, отчего снег засыпался в валенки и его надо было постоянно вытряхивать. Потом стало жарко, появилась усталость, и захотелось отдохнуть. Хорошо-то как и свежо вокруг, а глаза просто сами собой закрываются. От отца Ванька знал, что зимой пока идешь или бежишь, то притомишься, но никогда не замерзнешь. А вот если поддашься усталости и заснешь, то запросто можешь замерзнуть. Ванька с трудом очнулся и пошел дальше. Через самую широкую ложбину перебрался удачно. Когда прыгал вниз, увидел метнувшуюся к вершине лога красно-бурую лисицу. За ложбиной начиналось поле, где осенью убирали подсолнечник, и там развелось много мышей. Видно, лиса мышковала, да подустала и решила отдохнуть, а Ванька нарушил ее покой.

  Подсолнечное поле от снега было сплошь белым, с частоколом торчащих подсолнечных будылок. Ни одной мышки Ванька не заметил, зато повсюду было много мышиных следов. На углу поля, почти рядом с дорожной вешкой, на верхушке дикой груши неподвижно сидела большеголовая серая сова. Днем она видит плохо и не летает, а вот ночью охотится на мышей. О совах Ваньке рассказывала бабушка. Когда-то сова прилетала зимой к черемухе, росшей в самом конце ее огорода, ─ бабушка говорила, что она мышек ловит. Теперь вот Ванька и сам увидел сову, но совсем близко к груше подходить не стал, а обошел стороной и поднялся на взгорок, на котором стояла вешка. Со взгорка увидел вдали торчащий купол Бирюченской церкви. Обрадовался, что сумел таки дойти до Бирюча. Теперь-то осталось совсем немного.

  Сбоку от вешки прямиком шла дорога к Бирючу. На дороге следы от санных полозьев. Ванька стал поспешать, но нет-нет да оглядывался ─ вдруг кто нагонит и подвезет. А в голове столько радостных мыслей! Его приходу родичи, конечно, обрадуются, станут расспрашивать и удивляться, как это в такую непогоду он один сумел добраться до Бирюча. Ему есть что рассказать. Интересно, у кого «собники» будут вкуснее: у тетки Анютки или у тетки Ольги? А может, у батяниной жены ─ Доньки? Ее «собников» он еще не пробовал.

   Под мысли о «собниках» и всякой еде, Ваньке вдруг захотелось есть. Ведь ушел-то без завтрака. Ну теперь уже скоро наестся... Да, говорить, что на гармошке «матаню» разучил, не станет. Этим удивит родичей на каникулах. Здорово, когда есть, чем удивлять!..

   Думалось только о хорошем. Ванька хоть и устал, но размахивая палкой и руками, побежал по твердому санному следу. Душа его порхала. Совсем скоро будут встречи! Сколько он к ним готовился, сколько думал и переживал...

  По пути сразу завернул к тетке Анютке, жене дядьки Левона. Она к нему всегда добра. Дядьки и их детворы дома не было, а тетка, увидев раскрасневшегося Ваньку, удивилась:

  ─ А мамка где?

  ─ Нету. Один пришел.

  Тетка сразу заойкала.

  ─ Правда один? Зимой?! Ты меня, Вань, не разыгрывай! ─ Однако поняв, что Ванька не разыгрывает, заколготилась у печи, загремела посудой. Накормив, предложила с дороги отдохнуть. Но Ваньке не до отдыха. Какой отдых, когда впереди столько встреч! Быстренько одевшись и попрощавшись с гостеприимной теткой, Ванька заспешил к бабушке и своему крестному ─ дядьке Григорию. Для него это самая главная встреча, ведь «собника» у тетки Анютки не попробовал: своя детвора да ребятня дядьки Григория с утра все пироги умяли. Тетка искренне огорчилась, что не смогла угостить пирогом нежданного, дорогого гостя.

  В семье бабушки его появлению тоже все удивились. Дядька Григорий ошарашенно хмыкнул:

  ─ Это ж надо! Такой сопляк протопал зимой столько километров, а? Прямо не верится!..

   С расспросами как всегда обступили бабушка, тетка Ольга, двоюродные братишки и сестренки, перед которыми он предстал как сказочный герой. Тетка вскоре ушла готовить угощение, а уж она-то знала, что Ванька любит капустные «собники». Бабушка, разглядывая его, спросила:

  ─ Это как же мамка тебя одного отпустила?

  ─ А она к отчиму уехала, ─ пояснил Ванька.

  ─ Выходит, даже не знает, что ушел? ─ забеспокоилась старушка. И ─ как и у тетки Анютки, начались оханья. ─ Как же так? Да разве можно? Ведь подумает, что пропал или в дороге замерз! Ай-яй-яй!..

  ─ Охай, не охай, а дело сделано, ─ буркнул дядька. Он тоже не одобрил, что Ванька ушел тайком.

   ─ Да тетка Дарья знает, если что, матери скажет.

  ─ Ну, это еще куда ни шло, ─ проворчал дядька. ─ В дороге ведь и на волка можно нарваться, да мало ли что! Собаки в деревнях гуртом гоняют! А сколь снегу намело? Рисковый ты малый, рисковый, за такие дела лупить надо.

  При упоминании волка и собак Ванька аж весь засветился таинственной улыбкой.

  ─ Волка и собак не видал, ─ успокоил он всех ─ а вот лису в ложбине спугнул. Она как метнулась от меня вверх. ─ Вспоминая произошедшее, добавил, что сову на дереве возле подсолнечного поля видел. ─ Сидит себе не шелохнется. Так она же днем слепая. А ни волка и собак,─ разговорился Ванька. ─ У меня была палка, у тетки Анютки оставил. ─ Насчет палки кто посмеялся, а кто покачал головой. Палка ─ не ружье, не стреляет.

  Расспросы прекратились, как только тетка подала на стол. Хоть и поел Ванька у тетки Анютки, но от запашистого «собника» да пропаренной в печи тыквы и сладкой свеклы не отказался. Рядом сидели бабушка, Мишка и Колька, все остальные кто где. Бабушка встречей с Ванькой очень довольна, но сразу запереживала: как же он теперь-то домой станет вертаться? «Можа, из Бирюча кто в ту сторону завтра поедя да с собой прихватя?» ─ размышляла она. ─ Вот ведь какая появилась незадача..." Ходивший по избе в теплых вязаных носках дядька Григорий недовольно кряхтел.

  Визит Ваньки всем прибавил забот. А самому ему хоть бы хны. Но бросал тревожные взгляды на окна, где через стекла все более заметны стали сгустившиеся вечерние сумерки. Да, зимний день короток. Ванька хмурился и вздыхал. Ему ведь надо сходить еще к отцу, потом к тетке Марии, а еще повидать друга Витьку. Стал отпрашиваться у бабушки и у дядьки. Бабушка вконец расстроилась. Как же так? Молнией осветил и уже настропалился бежать? Потом согласилась, но при условии, чтобы сходил только к отцу и больше ни к кому. Поглядела на Григория: что скажет? Тот не стал возражать, но тоже с условием: чтобы отправкой сына домой занялся сам Тимофей. У него знакомых в Бирюче поболе ихних. Подойдя к двери, где на крючках висела расхожая одежда, стал одеваться, чтобы самому проводить Ваньку к отцу. Ванька согласился. А куда денешься, если завтра в Анучинку все равно надо как-то вертаться. Думал-то уходить так же как, и пришел, ─ пешком.

  Отец встретил Ваньку радостно, но, поговорив с дядькой, помрачнел и закачал головой. Дядька тут же ушел, а Тимофей завел сына в избу. Тетка Донька Ваньке обрадовалась. Пошушукавшись с ней, отец оделся и тоже куда-то исчез. Сказал, что ненадолго и скоро вернется. Раздевшись, Ванька устало опустился на широкую скамью. Почувствовал предсонную усталость.

  ─ Щас, Ваня, я тебя покормлю, ─ захлопотала тетка Донька. Крутится у загнетки, а заодно расспрашивает о жизни в Анучинке и рассказывает о своих новостях. Главная новость для Ваньки ─ в их семье родилась девочка ─ Полей назвали. Тетка мотнула головой на висевшую посреди избы люльку, где та спала под опущенным пологом. Ванька сказал, что ждал братика, но и сестренке рад. Танюшки не было, ушла к соседям.

  В избе жарко. От тепла Ваньку совсем разморило. От еды отказался ─ не лезет уже! Глаза его стали слипаться, а слова тетки Доньки он то слышал, то они совсем куда-то пропадали, а сам он все ниже и ниже опускал голову. Когда вернулся отец, Ванька уже спал на топчане сбоку печи.

  ...До полного зимнего рассвета было еще далеко, а Тимофей уже разбудил сына. Вставать и отправляться в Анучинку Ваньке не хотелось. Он понял, что вчерашний уход отца был связан с поиском попутной подводы, на которой Тимофей хотел отправить его домой к матери.

  ─ Значит, пришел на праздник Николы Зимнего? ─ спросил отец, наблюдая как вяло сын управляется с поданным завтраком. Ванька кивнул.

  ─ Вообще-то без согласия матери, сынок так делать, нельзя, ─ вздохнул отец. Ванька хотел ответить, но он перебил: ─ "Знаю-знаю, что ее нет дома, может, и сейчас еще не приехала, а тебе захотелось в Бирюч. Но все равно так нельзя. ─ Ванька промолчал. Ясно, что его своевольный уход никто не одобряет. Да, он скучает по бабушке и по отцу, по всем родным, но ведь сам в Анучинке жить того захотел... Ванька молчал и думал.

  ─ Вот на каникулах времени будет побольше, тогда со всеми и наговоришься, верно? ─ ободряюще улыбнулся отец.

   Вздохнув, Ванька снова кивнул.

   Было слышно, как возле дома остановилась подвода и хриплый мужской голос рявкнул: ─ «Тпру-у!».

   ─ Всё, сынок, давай одеваться и в путь-дорогу, ─ встал отец. Тетка Донька подала Ваньке теплые носки и положила на лавку узелок с гостинцами, улыбнулась: ─ "Это заместо вчерашнего ужина, что ты, Ваня, проспал. ─ Кивнула на сверток: ─ Тебе понравится.

  ─ Ну чего заскучал? Смотри веселей? Или еще не проснулся? ─ Отец пытливо посмотрел в глаза сына.

  Ванька насупился:

  ─ Проснулся... Только все как-то быстро... и ничего не успел...

  ─ Не успел с бабушкой и со мной пооткровенничать, а еще к крестной, с Пашкой сходить, друга своего повидать, так? ─ уточнил отец.

  ─ Да, не успел...

  ─ Ладно, не горюй. Своей сестре, а твоей крестной да и другу Витьке я что надо за тебя скажу. Бабушке тоже передам, что на лошадке домой отправил. С Танюшкой в другой раз наиграетесь. У нас в семье, как видишь, еще дочка появилась ─ Поленька.

  ─ Знаю. Спит.

  ─ Знаешь, но не видел, а на каникулах увидишь. Ну, все, сынок, пора ехать. Дуняш, а где моя старая шубейка? ─ обернулся отец к жене. ─ Уже вынесла? Вот молодец! Ладно, пошли, сынок...

  Обратно в Анучинку Ваньку доставили на легких конных санках. Он ехал закутанный в отцову шубу и думал, что было бы здорово, если б мать от отчима еще не вернулась. Потом задремал и проспал до самого Анучинки.

  К дому его не подвезли, а высадили «для конспирации» на окраине села, но расчет на то, что не вернулась, не сбылся. Она вернулась, причем почти сразу же после того, как он вчера ушел. Не застав сына дома, Александра заволновалась. Потом узнала об уходе в Бирюч от тетки Дарьи, которой за него досталось. Надавала мать тумаков и Ваньке, когда явился. Но потом она успокоилась и долго расспрашивала о Бирюче и всех родных, кроме отца. Ванька не стал говорить, что у отца родилась девочка Поля. Знал, что это ее никак не обрадует. В свертке с гостинцами были кругленькие конфеты и несколько пирогов. Ванька с матерью пироги сразу съели. До чего ж были вкусны! Говорить чьи они, Ванька, ясно, не стал, только подумал, как было бы здорово, если б мать готовила такие. А своим походом в Бирюч он остался доволен. Еще бы, добрался один, в зимнюю стужу, встретился с родичами и наелся «собников» ─ это теперь на всю жизнь запомнится! Он настырный, что задумал, то и сделал.

  Для Ваньки прошедший год был памятным. Запомнилось многое ─ один переезд в Анучинку чего стоил! Второй класс он закончил хорошо, хотя учительница сказала, что мог бы учиться и еще лучше. Она, видно, была наслышана про нездоровую обстановку в семье, так как в Анучинке, как и в любой деревне, от людей ничего не скроешь, не утаишь. Поначалу расспрашивала и жалеючи гладила по голове, потом расспрашивать перестала. О семейных делах Ванька никому не говорил, понимая, что кроме худых пересудов это ничего не даст. Да еще и от матери влетит.

  Часто вспоминал он про свой поход в Бирюч на Николу Зимнего. Помнил каждый случай в дороге, с какой радостью шел и как хорошо его в Бирюче встречали.

  Погостил Ванька у родных и на каникулах. Бахвалиться, что научился играть «матаню» и «страдания», не стал. Придет время, и они с отцом вдвоем где-нибудь сыграют: на гармошке и на балалайке. Зачем раньше времени трезвонить, отец этого не любит. Вообще-то мать не дала ему провести все каникулы в Бирюче. Ей опять надо было ехать к отчиму, вот и забрала раньше времени в Анучинку. Ванька не обиделся ─ так они договорились, когда он вернулся с праздника Николы Зимнего...

  И вот уже год Ванька прожил в Анучинке с матерью и (изредка) отчимом, но без отца и бабушки. Сергей все реже и реже появлялся дома. Ваньке он окончательно разонравился. А еще мучил вопрос: кто же матери дороже ─ он или отчим? Выходило, что отчим, без которого, по ее же словам, ей жизнь не в жизнь. Александра часто уезжала к своему Сереженьке и по неделе, а то и по две жила у него. Вернется домой, побудет дней десять и снова умотает. Говорила, что ему там без нее одному тяжело. «А как же мне?» ─ грустно думал Ванька.

  Оставаясь один, он ухаживал за скотиной и жил в основном на молоке с хлебом. Корову доила тетка Дарья, хлеб тоже приносила она. Ванька ходил в школу, учил уроки, кормил корову, телка, трех овец, и на игры с ребятами просто не оставалось времени. Но он с этим смирился, потому что в оставшееся от учебы и работы время упорно разучивал на гармошке что-нибудь новенькое. У него это получалось.

  И опять о самом больном для Ваньки ─ о матери. В его детском понимании мать должна быть такой же доброй и любящей, как бабушка Марфа. Бабушка его всегда накормит и приласкает, чему-то полезному научит и защитит; а мать не такая: у нее своя жизнь и свои заботы, а он для нее как ненужный довесок. Когда с ними жил отец, он старался как-то сгладить недостатки матери, проявляя к Ваньке заботу и внимание. Но у отца давно своя семья, а у матери семейный вопрос решился непросто и не сразу. Ванька понимал, что мешает ей жить так, как ей хотелось бы. Она злилась, а он волновался, который раз задумываясь над тем, чем же он-то провинился перед матерью? Ответа не находил и, уединясь где-нибудь, плакал, хотя и знал, что слезами горю не поможешь. А ведь к матери в Анучинку он уехал, потому что бабушка посоветовала. И он ее послушался, а не отца, который предлагал пожить у него или у бабушки. После, правда, и отец с выбором Ваньки все-таки согласился. «Мать есть мать ─ помогай ей», ─ сказал.

  А семейная жизнь матери в Анучинке была всякой: и хорошей, и плохой. С отчимом то миловалась и тогда была страшно довольна, то ругалась и выходила вся из себя. На их семейные проблемы намекала порой тетка Дарья, но и сам не слепой, все видел. Тетка говорила, что отчим молод и красив, «за ним нужен глаз да глаз». Мать же мучалась, а порой просто рвала и метала, если он долго не появлялся дома. В такие минуты Ванька сам готов был порвать отчима на куски, но ведь мать его обожает: попробуй «порви», тебе же за это и влетит. Когда матери было хорошо, то и Ваньке жилось спокойно. Вообще-то в Анучинке она все-таки стала больше уделять ему внимания, чем когда жили в Бирюче. Возможно, потому, что ей заняться больше было нечем.

  После того, как отчим получил повышение по работе, а мать к нему то и дело стала уезжать, оставляя Ваньку одного, он почувствовал, что совсем одинок, и ему так не хватало добрых советов и поддержки бабушки и отца. Была лишь одна отрада и утешение ─ гармошка.

  Как-то мать вернулась от отчима взволнованная и какая-то неухоженная. Волновалась-то она часто, но вот неряшливости не допускала. Показать на людях себя, свою стать и красоту любила, абы как из дома никогда не выходила. А тут платок повязан наперекосяк, волосы растрепаны и торчат пучком, пуговица на ее любимом жакете оторвана. Вид такой...

  Мать молча вошла, так же молча, даже не глянув на Ваньку, опустилась на скамью и отрешенно уставилась в окно. Смотрела долго. Ванька сидел на своем любимом месте под образами и, накрошив в чашку с молоком хлеба, ел. Он только что пришел из школы и мать в это время не ждал: обычно она приезжала от отчима ближе к вечеру. В этот же раз вон как рано, да еще и сама не своя. В чем же дело? Хотя Ванька догадывался, что небось опять с отчимом поругалась. Он уже поел, но из-за стола не вылезал, ожидая, что же будет дальше. Молчание затягивалось.

  ─ Мам, ты чё такая? ─ спросил он наконец.

  ─ Какая-такая?.. ─ с трудом очнулась от своих тяжких дум Александра.

  ─ Ну... невеселая и со мной даже не поговоришь.

  ─ А с чего веселой-то быть, если совсем себя потеряла! ─ ответила мрачно и опять вперила взгляд в окно, словно ожидая чьего-то прихода.

  ─ Как это потеряла, когда рядом со мной сидишь! Шутишь? ─ Ванька хотел развеселить мать.

  ─ Ох, ну не лезь хоть ты-то в мою душу, ─ поморщилась Александра. ─ Она и так вся разрывается, самой не до себя!

  Ванька замолчал. Понял, что приставать к ней сейчас не стоит. Со злости может и отшлепать. Но молчать долго не мог и тихонько, вроде как про себя, забурчал, забыв, что слух у матери отменный и эти колкие словечки она услышит: ─ А я и не влезу.... И зачем только от бабушки забрала?.. Не люблю я эту Анучинку, не люблю...

  ─ И давно разлюбил? ─ резко повернулась к нему мать. ─ Не сам ли говорил, что все тут тебе нравится?

  ─ Нравилось, а теперь разонравилось! Не хочу жить один, не хочу! Уйду, убегу в Бирюч! ─ крикнул Ванька и неожиданно, что с ним редко бывало, заплакал.

  ─ Да что же это такое творится! ─ вскочила мать со скамейки. ─ Будто все против меня сговорились!..

  ─ Я только спросил, почему невеселая и со мной не поговоришь, ─ всхлипнул Ванька. ─ Да знаю, знаю, я для тебя ─ никто. Кроме бабушки никому не нужен!.. ─ рыдал Ванька. Он уже не мог остановиться. Мать такого горестного всплеска и плача от сына не ожидала. Подсев к сыну, обняла, поцеловала, стала упрашивать, чтобы успокоился. Потом рассказала, что саму расстроило. Все, конечно, из-за отчима. Был в командировке, мотался по селам, вернулся вчера поздно вечером. Сказал, что заезжал к отцу в Анучинку. Она спросила ─ зашел ли к Ваньке? А у того, оказывается, на это времени не хватило. Она взорвалась. Переночевав, уехала, а в Анучинке спросила у Дарьи и отца, заезжал ли Сергей вчера. Сказали, что не был. Выходит, обманул. Скорее всего, не по командировкам он мотается, а кто-то из баб сладко пригрел. Кто и где?.. Поделившись своей бедой, мать умолкла.

  Ванька хоть и выслушал ее, но успокоился не сразу. А у него ведь тоже были подозрения... И как же помочь матери? Думал, думал... Отчима он уже откровенно невзлюбил, ведь из-за него в семье все ссоры и крики. А мать-то к этому гаду всей душой... Чего сейчас скажешь ─ обидится. Они и раньше сколько раз цапались, а потом мирились и жили как будто промеж ними ничего плохого не происходило. Ведь и снова помирятся, а он будет виноват. Нет, матери надо сказать как-то по-другому. Она к нему растаяла, ласкает, жалеет ─ глядишь, и поймет. Не то проснулись материнские чувства, такого с ней давно не бывало. Даже поделилась с ним своей бедой и призналась, что не знает, что делать. Вот если бы отчим перевелся работать поближе к дому, то все сразу и уладилось бы. Она об этом столько раз ему долдонила, да без толку.

  ─ Я скажу, что тебе делать, ─ заявил вдруг Ванька. ─ Только не будешь потом ругать?

  ─ Говори, не торгуйся, ─ с удивленным недоверием уставилась на него мать.

  ─ Нет, ты сперва скажи, что не заругаешь! ─ настаивал Ванька.

  ─ Ну, не буду, не буду, только не верю, что путное скажешь.

  ─ Его надо испугать, ─ отрезал Ванька, ─ что мы дом обратно в Бирюч перевезем и сами туда уедем. Вот тогда пускай он за тобой побегает.

  ─ А-а, ─ махнула рукой Александра. ─ И впрямь чепуху какую-то нагородил. Так вот, знай: никакой дом я перевозить не буду и сама в Бирюч не вернусь. Для меня это пуще смерти! Договоримся уж как-нибудь и без перевоза, он поймет...

   Мать на Ваньку больше не кричала, а он лишний раз убедился, что даже если отчим и станет работать рядом с домом, никакого спокойствия в семье не прибавится. Зря мать надеется. Она-то его любит, а он ее нет и только ею пользуется.

  Игру Ваньки на гармошке чаще всего слушали мать, тетка Дарья да Колька. Иногда заходил брат Кольки и отчима ─ Андрей. Дед Алексей приходил редко и лишь по каким-нибудь своим делам. Ванька при нем и при отчиме гармонь из сундука не доставал.

  Обычная картина. Он весело наяривает «матаню», а на лавке сидят мать с теткой. Они о чем-то между собой судачат, грызут поджаренные в печи подсолнечные семечки, а заодно слушают Ваньку. Поначалу его игра матери не нравилась, она морщилась, бухтела или просто уходила, но когда он кое-чему научился, стала даже подпевать. Это у нее неплохо получалось. Отчиму о Ванькиных успехах не говорили, считая, что лучше не стоит. Вообще-то Ванька надеялся, что гармошку тот ему все же подарит, ведь ничего из обещанного так и не сделал. В школу Ванька ходит в старых Колькиных ботинках, его пальтушке и в шапке деда.

  А так хотелось, чтоб отчим подошел к нему, похлопал по плечу и душевно сказал:

  ─ Тут, брат, вот ведь какие пироги... Думал я, думал и решил подарить тебе свою гармонь. Как ни крути, а виноват перед тобой со всех сторон: перетянул в Анучинку, наобещал, а выходит, что оказался болтуном... На, бери мою родненькую и прости. ─ Он захочет даже на колени перед Ванькой встать, но тот не разрешит. Простит. Эх, как бы это было здорово! Но ведь не додумается... А игра-то стала хорошо получаться, даже Колька признает.

  А раньше не признавал. Придет, послушает и молча уходит. Теперь уходить не спешит. Сядет на лавку и сидит себе рядом, слушает, слушает, а потом вдруг, загоревшись, попросит: ─ «Дай-ка попробую?» Ванька передает гармонь, и Колька начинает шевелить пальцами по клавишам, но путевой мелодии никак не получается. Порыпит, порыпит и возвращает гармонь обратно: ─ «Возьми, не выходит. Не быть мне гармонистом, а так хотелось бы», ─ скажет с сожалением. Колька, в общем-то, неплохой малый, но прихварывает, жалуется на слабость. Говорит, что это из-за болезни сердца.

  Как-то, когда мать убирала скотину, а Ванька, сделав уроки, играл на гармошке, сидевший рядом Колька сказал:

  ─ Хочешь, расскажу, как эта гармошка у брата появилась? Слушай.

  ─ И стал рассказывать, а Ванька, прекратив игру и положив голову на край гармошки, слушал.

  ─ Мой старший брат, а твой, выходит, отчим лет пять назад выбил через комитет бедноты деньги, ссудой называются. Мы купили на эту самую ссуду корову с лошадью. Купили осенью. Но скотину-то зимой надо чем-то кормить, да корма во дворе нету. Да тут еще беда случилась ─ матушка померла, а отец с горя слег. Мы с Андрюхой еще под стол пешком ходили, а Серега старший, ему все и решать. Но если б тогда не отец, то корове и лошади уж точно б хана ─ как пить дать, подохли б. Серега вряд ли бы сам их прокормил. Кое-как перезимовали, воровали с полей соломой, а весной с брата потребовали вернуть ссуду с процентами. Но он же у нас хитрюга ─ написал бумагу, чтобы возврат ссуды продлили еще на год. Продлили. А осенью лошадь решили продать, часть денег вернули, а на оставшиеся он и купил у кого-то эту двухрядку немецкого строя. На гармошке оно конешно легче играть, чем со скотиной управляться. Деньги полностью вернули, а гармошка, как видишь, осталась и корова теперь с телком, каких твоя мать во дворе сейчас кормит. Вот так-то...